Страница:
— Чуть что появится — сразу стреляйте, — приказал Одома остальным.
Выставив стволы автоматов, дерекламисты обступили командира с профом. Магадан ехал впереди, сзади двое солдат тянули модуль.
Пересекли узкоколейку. Теперь вокруг высились здания, по большей части элементарной формы — кубы, параллелепипеды и пирамиды.
— Что это там... — колесничий показал влево. — Командир, глянь, туристы...
Не останавливаясь, Шунды повернул голову. Между двумя корпусами виднелся лежащий на боку вездеход. У следующего, скрепленного с первым короткой гармошкой гибкой сцепки, была проломлена водительская кабина. На земле виднелось несколько неподвижных тел.
— Эк куда их занесло... — удивился Магадан.
Они обошли здание и уже приближались к каналу, когда один из солдат сказал:
— Вроде смотрят на нас.
Услыхав это, колесничий остановился, и следом встал весь отряд.
— Откуда смотрят?
Дерекламист пожал плечами.
— Не пойму. Может...
— А, да вон, — перебил другой. — Вон, на эстакаде...
Из-за корпусов тянулась широкая керамическая эстакада на железных П-образных штангах. Она изгибалась к напоминающей великана постройке, золотой купол которой виднелся за крышами, но до нее не доходила — дальняя часть эстакады обрушилась. Задрав голову, Шунды разглядел несколько лиц, глядевших на отряд сквозь изогнутую арматуру.
— Пальнуть по ним, командир? — спросил Магадан, кладя ладонь на рукоять пистолета.
— Все равно не попадешь.
— Нет, ты ж знаешь, я хорошо стреляю. Если прицелиться...
Головы исчезли, и вскоре на нижней части эстакады, метрах в трех над землей, возникли фигуры. Приподняв брови, колесничий наблюдал за десятком, если не больше, голых подростков, которые один за другим спрыгивали на землю. Парни и девицы... вдруг он понял, что все они на одно лицо. Сообразив, наконец, кто это, Магадан вопросительно повернулся к Шунде. Тот стоял с закрытыми глазами.
Стоявшие на эстакаде подростки передали тем, кто уже слез, человеческое тело в рваной одежде и прыгнули следом. Они подняли тело над головами, упершись ладонями в затылок, спину, ягодицы и ноги, понесли в сторону канала.
— Командир... — осторожно позвал колесничий, но Одома лишь мотнул головой и плотнее зажмурил глаза.
Вдруг подростки сорвались с места. Магадан схватился за пистолет, но тут же сообразил, что толпу преследуют какие-то насекомые, не то осы, не то слепни — большая гудящая стая, вылетевшая из-за эстакады. Двое, бегущие сзади, упали, тут же вскочили и помчались дальше. Стая опустилась на толпу. Несколько секунд длилась неразбериха, затем тело в лохмотьях упало на землю, а подростки убежали, скрывшись между зданиями. За все время никто из них не издал ни звука.
— Ушли? — тихо спросил Шунды.
— Ага. Они кого-то волокли, а потом бросили.
— Жертву, — сказал старик, поднимая голову от терминала. — Жертва для сре-е... средада.
Магадан презрительно покосился на него.
— Для чего? Ладно, стойте здесь, я гляну.
Он вернулся через минуту и доложил Одоме:
— Бродяга какой-то. Байкер или, может, фермер одичавший, черт его знает. Еще теплый. Наверное, забрел сюда, потом спрятался от этих на эстакаде, но они его нашли и... Только что это за мошкара на них налетела, не пойму я.
— Я, кажется, в-вошел в сеть... — прошамкал Раппопорт.
— В какую сеть? — спросил Шунды.
— В-внутренняя сетка сферы. Стра-а... странная такая... Гэндзи поможет, но я н-не уверен, что смо-о... что у меня выйдет...
— Выйдет! — отрезал Одома. — Не выйдет — убью. Ты, главное, двери перед нами открывай.
Они миновали стену склада, проломленную грузовиком, в кабине которого сидел скелет водителя.
— Хорошо, роботы отсюда давно разбежались, — пробормотал Магадан.
Плеск воды стал громче. Купол на вершине стоящего посреди реки здания, посверкивая золотом, высился над другими постройками. Вскоре впереди возник бок приземлившейся орбитальной платформы, и когда отряд обошел огороженный высоким бруствером квадрат, где ржавели радарные чаши, сфера открылась им. Раньше платформу покрывало несколько слоев огнеупорной обшивки, но теперь все они выгорели, обнажив тусклую металлическую поверхность в черных шелушащихся пятнах.
— Вон люк, — сказал колесничий.
Шунды не слушал. Он задрал голову, разглядывая здание, что высилось над платформой тибетцев. Очертаниями оно напоминало человека — голова из красного золота, а ниже словно трансмутация изъязвила металл , цвет медленно менялся: плечи и грудь серебряные, чрево из меди, бедра железные, а нога — широкая основа здания, наполовину проломленная опустившейся впритирку сферой — покрыта глиняной коркой. Платформа чуть было не опрокинула постройку, та накренилась, будто древний старик, которого хватил удар, и он начал падать, но привалился к чему-то, да так и застыл. Золото разлагалось от красного к ярко-желтому, белому, стальному, черному, а затем в бледно-серую, безжизненную субстанцию. Раньше через это здание текла речная вода, но теперь система труб нарушилась; по всему телу, кроме головы-купола, змеились трещины, из них сочилась влага, стекала каплями и струйками, превращаясь в мощный поток, исчезала в зеве трубы, чья воронка виднелась у основания, прямо над сферой. Шунды стоял с приоткрытым ртом, глядя на вознесшийся к небу силуэт. За золотистым покрытием купола угадывались очертания сферической комнаты, ступени, круглые пульты — какая-то аппаратная или диспетчерская... возможно, где-то позади завода расположен небольшой аэропорт? В некоторых местах вода сочилась, растекаясь по бетону и керамике пленкой, в других проступала каплями, в третьих пробивалась наружу под давлением, прыскала тонкими струйками; журча и хлюпая, поток бил в воронку трубы. Одома точно мог сказать, что ничего угрожающего во всем этом нет, но силуэт над ним казался ужасным символом, овеществленной метафорой Псевдозоны и брошенного огромного завода.
Металл, когда-то покрытый слоями обшивки, давно остыл. Шунды первым сунулся в приоткрытый круглый люк. Следом Магадан впихнул старика, потом один за другим вошли дерекламисты и втянули модуль. Шунды оглядел короткий тамбур с высоким сводчатым потолком, сделав несколько шагов, остановился перед дверью на противоположной стороне. Массивная, очень широкая, с многочисленными запорами без видимых ручек, усеянная панелями и светодиодами — дверь, как живое существо, с угрюмой торжественностью глядела на незваных гостей парой круглых фотоэлементов. Одома ощутил себя маленьким-маленьким: карликом, пришедшим из дикой пустоши сгорбленным оборванцем, который стоит под огромными воротами, что ведут в грозную железную техно-крепость. Сбоку в металле поблескивало вытравленное треугольное клеймо с надписью: «Супер-дверь. ФУРНИТУРА».
Шунды сказал Магадану:
— Другой проход должен быть. Оно ж не просто приземлилось, видел, как все обгорело? Как-то им управляли, смягчили посадку, но все равно оно падало... Может, там сбоку где-нибудь дырка, пролом какой-то. Или просто люк. А как иначе эти все... как они наружу попадают?
— Пойдем поищем? — предложил колесничий.
Шевеля губами, Шунды стал читать сделанную под трафарет красной краской надпись вверху двери:
— Вранье, — произнес Магадан не слишком уверенно. — Раз они выходят наружу, значит, вранье.
Одома толкнул дверь — та не шелохнулась — повернулся к притихшим дерекламистам, поглядел на старика и спросил:
— Для чего мы так долго готовились? Гэндзи тебя предупреждал о таких штучках?
Проф быстро закивал.
— Основные к-коды у меня есть. Конечно, м-может что-то не-е... непредвиденное случиться, но я мо-о...
— «Му-у»... — передразнил Одома. — Мудак! Ты тут единственный умный, не считая меня... голос разума! Давай, веди!
Проф подступил к двери, оглядев прямоугольную панель с верньерами и датчиками, положил руку на гриб-джойстик и набрал какую-то комбинацию. Несколько секунд ничего не происходило, потом замигали светодиоды, сами собой защелкали, зашипели и запыхтели, выпуская струйки пара, замки. Что-то хрипнуло, будто провернулась большая шестерня на ржавой оси, и дверь медленно отворилась.
— Все, теперь осторожно, — сказал Шунды. Он поднял звуковой кастет, решительно кивнул сам себе и вступил в коридор за дверью.
И остановился, машинально потянувшись к очкам, чтобы приподнять их и яснее разглядеть окружающее, но в последний момент отдернул руку. Воздух наполняли прозрачные чешуйки: сновали, толкая друг друга, еле заметно искажая окружающее, заставляя каждый его элемент — стены коридора, одинаковые двери с квадратными стеклянными окошками, низкий потолок в каплях влаги — чуть дрожать, колебаться, будто на мгновение выходить из физических границ и тут же возвращаться обратно. Шунды поднес запястье к глазам. Ладонь тоже едва заметно вибрировала — так казалось из-за прозрачных чешуек...
— Фух... — протянул вставший рядом Магадан. — Что за хуйня тут творится?
— Ты по сторонам гляди, — велел Одома. — Чуть что — стреляй.
Он медленно двинулся по коридору, слыша далекий невнятный шум.
— Мы типа в игре на устаревшем движке, — прошептал Магадан, катясь рядом.
За квадратным окошком в одной из дверей что-то мелькнуло. Подняв кастет, Одома шагнул ближе и заглянул: небольшая комната со стенами из мягких белых квадратов, тусклый свет от утопленной в потолок панели и лицо Ника Одомы, совсем близко, так что видны поры на тонком носу, бессмысленные глаза, приоткрытый рот. Шунды вскрикнул, отпрянул — и по другую сторону его брат тоже отпрянул, но молча, отскочил в дальний угол, присел там и закрыл голову руками.
— Что там?! Командир! — оттолкнув его, Магадан метнулся к двери, заглянул в окошко.
Белый пластик испещряли линии: синие, зеленые и красные, складывающиеся в беспорядочные абстрактные узоры. На полу у ног сжавшейся фигуры лежали разноцветные мелки.
Рассмотрев все это, Магадан пожав плечами и отвернулся. Одома стоял под стеной. Уже в который раз колесничему захотелось сорвать с него очки, чтобы увидеть глаза — он не видел их никогда — и после этого, быть может, лучше понять одолевавшие мальчишку чувства.
Шунды сказал:
— Они художники, понимаешь, это я всегда был хулиганом... В Хрустале нас же по-всякому... Это ТАГ проект был, мне там нейроптид вкалывали, я от него зверел, а они — в другой группе, хотели из них гениев сделать... Я своего первого в девять лет убил, а Ник с Асей... они тихие такие, интеллигентные... Боялись меня...
Дерекламисты стояли под стеной рядом с модулем. Проф водил перед глазами рукой, шевелил пальцами, изучая чешуйки.
— Вы все здесь пока постойте, командир, — решил колесничий. — А я дальше гляну.
Он покатил по коридору. Одома, просунув указательные пальцы под очки, растирал глаза.
— Клипот, — прошамкал вдруг старик, и Шунды поднял голову.
— Чего?
— Чешуя Клипот.
— Какой, на хер, Клипот?
— Долго объяснять, ма-а... мальчик. Это лепестки...
Одома собрался уже было сказать старику, чтобы тот отъебался со своими лепестками, но в этот момент вернулся Магадан.
— Коридор не прямой, по кругу идет, но такому пологому, что сразу и не разберешь, — сказал он со странным выражением. — Там семь дверей, за каждой... в общем, три девицы и четыре пацана. Все какие-то зашибленные. У одного пластилин в комнате, он там лепит что-то... странное что-то очень. У другого пластипапер и карандаш, листы все исписаны... Такие дела, командир.
Шунды вяло посмотрел на него.
— Двери — ладно, а что еще?
— Слышишь шум? Это вода. Наверное, та, что сверху от реки течет через дом с куполом. Там какая-то установка и... не понял я, в общем.
Одома пригляделся к колесничему.
— Че это с тобой, Магадан?
— Да машина эта там, командир... Или не машина... Дикая какая-то. Вроде она воду в кровь превращает.
— В кровь? — заинтересовался проф. — Не мо-о... может быть такого. Идемто по-о... поглядим.
Коридор изгибался, но так плавно, что заметить кривизну можно было лишь приложив щеку к стенке и глядя вдоль нее. Шум становился громче, теперь уже было ясно, что складывается он из мерного плеска воды и звука работы какой-то большой установки. Раппопорт стал пояснять:
— Мы, в-видимо, вдоль стены сфе-е... сферы идем, п-примерно на том уровне, где она по-о... погрузилась в землю. Надо только найти про-о... проход, чтобы попасть в-во внутренний отсек...
— Вот оно, — сказал Магадан, останавливаясь.
Здесь на коридор, как бусина на нить, был нанизан сферический зал с круглым проемом, ведущим дальше, внутрь платформы. Дренажная система и резервуар, куда со всех сторон стекала вода, находились где-то вверху. Оттуда по широкой вертикальной трубе, тянувшейся сквозь оболочку платформы, жидкость попадала в устройство, занимающее середину зала. Усеченный снизу конус напоминал чашу высотой с трехэтажный дом, украшенную несколькими толстыми кожаными трубами. Поверхность — вроде шершавой шкуры с редкими жесткими волосами. От круглой мягкой крышки вниз дугами тянулись узкие металлические ребра. Шкура между ними напоминала дольки очищенного от кожуры апельсина; она двигалась, то надуваясь, то опадая, с натугой, пыхтя, заглатывая в себя воду, что-то проделывая с ней внутри и отправляя дальше через трубу, тянувшуюся по полу, похожую не то на тяжелый неповоротливый хвост какого-то динозавра, не то на щупальце спрута-гиганта. Да, скорее на щупальце: Шунды заметил ряд присосок-тарелок, которыми труба крепилась к полу.
Зал наполняло похлюпывание и тяжелое дыхание чаши.
— Проф! — рявкнул Одома. — Это что такое?
— Какая-то б-биотехнология, — старик медленно пошел вокруг, разглядывая устройство. — Не знакомо м-мне. Оно перерабатывает обычную в-воду во что-то...
— Во что? — Одома, шагнув к чаше, с опаской положил ладонь на теплый бок, ощутил движение огромных масс воды, бурление... От металлических ребер отходили короткие изогнутые стержни с винтовой нарезкой, концами погруженные в красные припухлости на шершавой шкуре. Ниже, окруженный каемкой набухшей плоти, торчал круглый вентиль. Труба с присосками крепилась зажимным кольцом полутораметрового диаметра, острые края которого ввинчивались в плоть чаши.
— В-видимо, раствор. Про-о... протеины какие-то, аминокислоты, жиры, углероды, белки... Питательная смесь. Может, тут использован физиологический про-о... процесс: оно питается водой, а по-о... после извергает ее, наполнив своими внутренними выделениями...
— Я не о том! Платформа приземлилась часов десять назад. И они успели все это настроить, протянуть трубы?
Старик пожал плечами.
— Н-ну да. А что в этом т-такого? Система у н-них и ра-а... раньше наверняка была, п-просто они ее переподключили...
Колесничий, выглядывавший в круглый проход позади чаши, сказал:
— Ты теперь осторожно, командир. Там... — он замолчал.
— Что там?
— Сам посмотри.
Одома еще раз оглядел тяжело дышащую, булькающую кожистую биомашину, похожую на снабженный легкими конический желудок, внутри которого кипела непонятная реакция, и направился к Магадану.
Когда он перешагнул порог, куполообразный простор обрушился на него какофонией звуков, излился океаном чешуек, более плотных, чем раньше... Далекий свод был почти не виден в переплетении лиан, густых кронах и паутине, за площадками и лестницами, иногда покрытыми землей, из которой все это росло, иногда посверкивающими металлом. Многоярусные джунгли расползлись под куполом, не позволяя определить его истинную величину. Мшистый ковер скрывал широкие спирали переходов; подвешенные на тросах мостки и заросшие кустами лестницы под разными углами тянулись в растительную глушь. Поскрипывание ветвей перемежалось резкими криками птиц, порхавших в вышине, и шелестом бледно-зеленой листвы. Под куполом кипела жизнь: в густых миазмах что-то двигалось, иногда медленно, а иногда принималось яростно возиться, содрогая ветви.
— Это что такое... — начал Шунды, и тут вверху поднялась стрельба.
Что-то массивное, вцепившись в лиану, стремительно перемахнуло с одной площадки на другую, расположенную ниже. Тут же на едва различимом железном квадрате между лиан возникла другая фигура, казавшаяся отсюда крошечной. Частые вспышки озарили полумрак; существо внизу зарычало, попятившись, обрушилось с края площадки.
— По-о... — начал Раппопорт. — Полигон там у них.
Одома не слушал: он смотрел уже не на купол, а на пространство впереди. Под сводом чешуек было меньше, только это и позволяло разглядеть джунгли, но ниже они сновали плотной стаей, и видно было метров на десять-пятнадцать, не дальше. Со всех сторон от кольцевого коридора гладкий керамический пол тянулся под небольшим уклоном к далекому центру. Отходящая от чаши труба с присосками круто изгибалась вдоль стены, исчезая вместе с ней в стеклистом тумане. Впереди плескалась вода — но пока что Шунды не видел ее.
Он оглянулся. Дерекламисты стояли с автоматами наизготовку, Магадан расстегнул обе кобуры. Раппопорт набирал что-то на терминале, сосредоточенно глядя в небольшой экран.
— Проф! — позвал Одома.
— Туда... — не поднимая головы, старик указал вперед. — К центру.
— Что это под куполом? Какого хера они тут теплицу устроили?
— Это не те-е... теплица. П-просто испытательный полигон. Са-а... самый первый, заброшенный.
— А кто там прыгает? — спросил Магадан.
Раппопорт наконец оторвал взгляд от терминала.
— Ро-о... роботы, наверное. Киборги какие-нибудь. ИскИнам при-и... присылали обезьян, медведей, они их клонировали и сращивали с механическими частями. Это еще до то-о.. того, как у н-них люди по-о... появились.
— Полигон... — протянул Шунды. — Ладно, идем.
Отряд двинулся сквозь треск, шелест и птичье пенье, лившиеся сверху, будто из оркестровой ямы, подобно звуку сотни инструментов, которые настраивают перед выступлением оркестра. Шунды не шел, а будто плыл, бесшумно скользил сквозь свою галлюцинацию, завороженный ею: он попал в храм посреди джунглей, давно заброшенное каменное здание-исполин, поглощенное растительностью, где под высокими сводами поселились обезьяны, белки и попугаи — там зияли прорехи, теперь скрытые стволами и кронами; Одоме казалось, что вот-вот сквозь одну из них внутрь влетит облако, повиснув среди лиан и длинных искривленных ветвей, изойдет на пол дождем.
Он сбился с шага, растерянно оглядываясь: шесть фигур сзади, Магадан, потом проф, потом дерекламисты, двое держатся за конец сетки, она расширяется, как кошелка, в которой запутался большой бесцветный ком пластилина...
— Магадан, ты свободен, — сказал Одома. — Можешь делать что хочешь. Понял?
— Что? — удивился колесничий. — Ты о чем, командир?
— Не командир! — рявкнул Шунды, вздохнул и произнес тише: — Можешь вернуться.
Магадан поглядел на него, неуверенно улыбаясь.
— Да не, командир... Идем дальше.
— Я собираюсь убить ИскИнов, — сказал Шунды. — И через средад... Ты не поймешь.
— Они наверняка в самом н-низу, — прошамкал старик. — Д-далеко.
— В самом низу! Слышишь, Магадан? До них еще... мы не знаем, что там впереди. Ты можешь остаться здесь. Или уходи, или покарауль, пока мы не вернемся... если вернемся.
Шунды видел, как колесничий забеспокоился, повел плечами. Он, хоть и был взрослым мужиком, но вскоре после присоединения к группе Одомы словно отключил в себе узел, ответственный за важные поступки. Конечно, Магадан все еще принимал простейшие решения в алгоритме «да — нет», «убить — не убить», «идти влево — идти вправо», но все более серьезное он оставлял на усмотрение Одомы, и теперь, когда ему предложили сделать важный выбор, занервничал.
— Не, командир, идем, — решил Магадан. — Слышишь, а что это там впереди? Река, что ли? Вон как плещется...
Трепещущие стеклистые червяки заполняли пространство под куполом, сквозь них проступил склон, и вскоре отряд остановился. Одома присел на корточки, разглядывая жидкость, текущую по широкому каналу. Противоположный берег не был виден.
— Проф!
Дрожащие пальцы старика ползали по сенсорам.
— Н-не кровь это, не кровь, — сказал он наконец. — Раствор такой... н-наверное, им здешние обитатели п-питаются...
Для крови эта жидкость и вправду была слишком густой и темной. Она текла по большому кольцу, справа налево, булькая, исходя бордовым паром...
— Так это из трубы выливается? — понял Магадан. — А, командир? Наверху вода собирается в воронку, от той домины с золотым куполом, потом через чашку проходит — и получается вот это...
— Оно горячее, — сказал Шунды и выпрямился. — И глубина, наверное... по шею мне. Не перейти, спечемся. Проф, а модуль через нее сможет перебраться, да?
— К-конечно. Это — так, плевое дело для н-него. Он для средада предназначен, что ему какой-то кипяток.
Магадан возразил:
— Но мы ж туда все не влезем.
— Значит, по очереди, — сказал Шунды.
— Да как же... а управлять кто будет?
— Я буду. Двоих переправлю, вернусь, потом еще двоих. А что делать? Нам надо на ту сторону.
— М-можно иначе, — подал голос Раппопорт. — Сейчас, погодите... Вот, скоро оно по-о... появится.
— Кто появится?
— Н-не знаю. Кто-то, кто перевезет.
Магадан уставился на старика.
— «Кто-то»? Здесь что, кто-то живет?
Проф неопределенно показал вверх.
— Там в-ведь живут...
— Ты же сказал, там роботы.
— И тут роботы. Б-биороботы. ИскИны свою собственную т-технологию разработали. Ну и не только роботы, ко-о... конечно. Они обслуживают в-всю систему...
— Вон, вижу, — сказал один из солдат.
Все повернулись к каналу. Сквозь чешуйки и пар что-то приближалось, помигивая красным огоньком.
— Ух... — выдохнул Магадан, когда оно развернулось, ткнувшись в берег мягким бортом.
Робот напоминал безрукого и безногого кентавра. Вместо лошадиной части тянулась широкая палуба с низким, по колено, ограждением. Носовая фигура — вертикально расположенный торс, плечи и спина из металла, загнутого на боках, облегающего ребра до середины. Очерченные рядами винтов живот и грудь — мягкие, бледно-желтые, не разберешь, то ли кожа, то ли пластик; шея — кроткая кольчатая труба из подвижно закрепленных выпуклых колец, а голова уж точно пластмассовая, с навсегда застывшими чертами: мертвое мужское лицо, ровные губы и ровный нос, впалые щеки, треугольный подбородок, глаза — прорези в поверхности, сквозь которые блестят красные светодиоды.
— Н-не пугайтесь, — сказал Раппопорт. — Это в-всего лишь транспортник...
Робот медленно повернул голову, глаза мигнули и сделались зелеными, будто он сигнализировал, что можно занимать места.
Шунды первым шагнул на палубу. Упругая — словно стоишь на широкой спине живого существа. Следом перебрались Раппопорт с Магаданом, потом солдаты перетащили модуль. Проф что-то набрал на терминале, корпус задрожал. Приглушенный гул донесся снизу, роболодка качнулась и стала разворачиваться, медленно удаляясь от берега.
Дан часто замечал эту особенность своего восприятия людей: поначалу какой-нибудь очередной знакомый казался вполне милым, приятным и вообще хорошим, но через некоторое время, иногда — спустя всего несколько минут после знакомства, а иногда спустя часы или дни, в нем появлялось все больше неприятного; будто на первых порах любой человек вольно или невольно демонстрировал положительные черты характера, а все, что в нем было гадостного, медленно проступало наружу уже позже, само собой — и вскоре новый знакомец оказывался в лучшем случае противным, а в худшем — натуральным мерзавцем.
Вначале Данислав решил, что Джурич Осмос — чудаковатый, эгоцентричный, но не злой и даже, быть может, благородный человек. Теперь же исследователь стал отъявленным негодяем и себялюбцем высшей пробы.
Умнодом ехал через пустоши с разоренными фермами и полосы редколесья; хозяин, нацепив монокль, наблюдал за окружающим ландшафтом, а Дан сидел на стуле и поглядывал в сторону внушительной фигуры Осмоса со смешанным чувством опаски и презрения. Вспомнив слова Раппопорта о том, что в Псевдозоне не будет связи, он достал девайсы и подключился.
Мелькнула заставка геовэба, и тут же Данислава швырнуло вперед. Панорама Парка прокрутилась перед глазами, надвинулась, края ее исчезли вдали, и Дан оказался стоящим посреди обломков. Он ошеломленно огляделся. Весь Парк перекосило, будто натянутое разноцветное махровое полотенце, на которое положили гирю. За спиной поверхность уходила наискось вверх, деревья и здания накренились, часть сломалась. А еще стало темнее — раньше в Парке всегда было одно и то же яркое освещение, теперь свет потускнел. Вверху среди изломанных деревьев парило несколько леталок и передвигались аватары, внизу тянулась проломленная ограда Музыкальной Поляны. Вдоль ее края шла полоса разрушения, словно на нешироком участке перестали действовать базовые алгоритмы, в частности, притяжения: обломки текстур, распавшиеся деревья, куски почвы медленно и беспорядочно кружились. За проломом что-то мелькнуло, и Дан скользнул туда. Пробравшись между покосившимися столбами с порванной сеткой, он увидел бледный луг, в центре которого зияла идеально круглая воронка — то самое место, в сторону которого накренился весь ландшафт. Вокруг сновали музыкальные плакаты, ноты взлетали, словно стаи саранчи, сумеречное пространство звенело от тысяч музыкальных тем, свистков, гудков и писка. Прямоугольный плакат, изгибаясь, подлетел к Дану, показывая бегущую по нему дорожку слов: кукла тропы крутит попутно лупит трупы прутом под утро... Каждое слово сопровождалось звуком, составляющим мелодию, которая «повторяла» всю фразу, словно синтезированный голос, одновременно и разборчивый и неразборчивый, говорил: молоко белено молотом велено колото волоком ломота в теле-то...
Выставив стволы автоматов, дерекламисты обступили командира с профом. Магадан ехал впереди, сзади двое солдат тянули модуль.
Пересекли узкоколейку. Теперь вокруг высились здания, по большей части элементарной формы — кубы, параллелепипеды и пирамиды.
— Что это там... — колесничий показал влево. — Командир, глянь, туристы...
Не останавливаясь, Шунды повернул голову. Между двумя корпусами виднелся лежащий на боку вездеход. У следующего, скрепленного с первым короткой гармошкой гибкой сцепки, была проломлена водительская кабина. На земле виднелось несколько неподвижных тел.
— Эк куда их занесло... — удивился Магадан.
Они обошли здание и уже приближались к каналу, когда один из солдат сказал:
— Вроде смотрят на нас.
Услыхав это, колесничий остановился, и следом встал весь отряд.
— Откуда смотрят?
Дерекламист пожал плечами.
— Не пойму. Может...
— А, да вон, — перебил другой. — Вон, на эстакаде...
Из-за корпусов тянулась широкая керамическая эстакада на железных П-образных штангах. Она изгибалась к напоминающей великана постройке, золотой купол которой виднелся за крышами, но до нее не доходила — дальняя часть эстакады обрушилась. Задрав голову, Шунды разглядел несколько лиц, глядевших на отряд сквозь изогнутую арматуру.
— Пальнуть по ним, командир? — спросил Магадан, кладя ладонь на рукоять пистолета.
— Все равно не попадешь.
— Нет, ты ж знаешь, я хорошо стреляю. Если прицелиться...
Головы исчезли, и вскоре на нижней части эстакады, метрах в трех над землей, возникли фигуры. Приподняв брови, колесничий наблюдал за десятком, если не больше, голых подростков, которые один за другим спрыгивали на землю. Парни и девицы... вдруг он понял, что все они на одно лицо. Сообразив, наконец, кто это, Магадан вопросительно повернулся к Шунде. Тот стоял с закрытыми глазами.
Стоявшие на эстакаде подростки передали тем, кто уже слез, человеческое тело в рваной одежде и прыгнули следом. Они подняли тело над головами, упершись ладонями в затылок, спину, ягодицы и ноги, понесли в сторону канала.
— Командир... — осторожно позвал колесничий, но Одома лишь мотнул головой и плотнее зажмурил глаза.
Вдруг подростки сорвались с места. Магадан схватился за пистолет, но тут же сообразил, что толпу преследуют какие-то насекомые, не то осы, не то слепни — большая гудящая стая, вылетевшая из-за эстакады. Двое, бегущие сзади, упали, тут же вскочили и помчались дальше. Стая опустилась на толпу. Несколько секунд длилась неразбериха, затем тело в лохмотьях упало на землю, а подростки убежали, скрывшись между зданиями. За все время никто из них не издал ни звука.
— Ушли? — тихо спросил Шунды.
— Ага. Они кого-то волокли, а потом бросили.
— Жертву, — сказал старик, поднимая голову от терминала. — Жертва для сре-е... средада.
Магадан презрительно покосился на него.
— Для чего? Ладно, стойте здесь, я гляну.
Он вернулся через минуту и доложил Одоме:
— Бродяга какой-то. Байкер или, может, фермер одичавший, черт его знает. Еще теплый. Наверное, забрел сюда, потом спрятался от этих на эстакаде, но они его нашли и... Только что это за мошкара на них налетела, не пойму я.
— Я, кажется, в-вошел в сеть... — прошамкал Раппопорт.
— В какую сеть? — спросил Шунды.
— В-внутренняя сетка сферы. Стра-а... странная такая... Гэндзи поможет, но я н-не уверен, что смо-о... что у меня выйдет...
— Выйдет! — отрезал Одома. — Не выйдет — убью. Ты, главное, двери перед нами открывай.
Они миновали стену склада, проломленную грузовиком, в кабине которого сидел скелет водителя.
— Хорошо, роботы отсюда давно разбежались, — пробормотал Магадан.
Плеск воды стал громче. Купол на вершине стоящего посреди реки здания, посверкивая золотом, высился над другими постройками. Вскоре впереди возник бок приземлившейся орбитальной платформы, и когда отряд обошел огороженный высоким бруствером квадрат, где ржавели радарные чаши, сфера открылась им. Раньше платформу покрывало несколько слоев огнеупорной обшивки, но теперь все они выгорели, обнажив тусклую металлическую поверхность в черных шелушащихся пятнах.
— Вон люк, — сказал колесничий.
Шунды не слушал. Он задрал голову, разглядывая здание, что высилось над платформой тибетцев. Очертаниями оно напоминало человека — голова из красного золота, а ниже словно трансмутация изъязвила металл , цвет медленно менялся: плечи и грудь серебряные, чрево из меди, бедра железные, а нога — широкая основа здания, наполовину проломленная опустившейся впритирку сферой — покрыта глиняной коркой. Платформа чуть было не опрокинула постройку, та накренилась, будто древний старик, которого хватил удар, и он начал падать, но привалился к чему-то, да так и застыл. Золото разлагалось от красного к ярко-желтому, белому, стальному, черному, а затем в бледно-серую, безжизненную субстанцию. Раньше через это здание текла речная вода, но теперь система труб нарушилась; по всему телу, кроме головы-купола, змеились трещины, из них сочилась влага, стекала каплями и струйками, превращаясь в мощный поток, исчезала в зеве трубы, чья воронка виднелась у основания, прямо над сферой. Шунды стоял с приоткрытым ртом, глядя на вознесшийся к небу силуэт. За золотистым покрытием купола угадывались очертания сферической комнаты, ступени, круглые пульты — какая-то аппаратная или диспетчерская... возможно, где-то позади завода расположен небольшой аэропорт? В некоторых местах вода сочилась, растекаясь по бетону и керамике пленкой, в других проступала каплями, в третьих пробивалась наружу под давлением, прыскала тонкими струйками; журча и хлюпая, поток бил в воронку трубы. Одома точно мог сказать, что ничего угрожающего во всем этом нет, но силуэт над ним казался ужасным символом, овеществленной метафорой Псевдозоны и брошенного огромного завода.
Металл, когда-то покрытый слоями обшивки, давно остыл. Шунды первым сунулся в приоткрытый круглый люк. Следом Магадан впихнул старика, потом один за другим вошли дерекламисты и втянули модуль. Шунды оглядел короткий тамбур с высоким сводчатым потолком, сделав несколько шагов, остановился перед дверью на противоположной стороне. Массивная, очень широкая, с многочисленными запорами без видимых ручек, усеянная панелями и светодиодами — дверь, как живое существо, с угрюмой торжественностью глядела на незваных гостей парой круглых фотоэлементов. Одома ощутил себя маленьким-маленьким: карликом, пришедшим из дикой пустоши сгорбленным оборванцем, который стоит под огромными воротами, что ведут в грозную железную техно-крепость. Сбоку в металле поблескивало вытравленное треугольное клеймо с надписью: «Супер-дверь. ФУРНИТУРА».
Шунды сказал Магадану:
— Другой проход должен быть. Оно ж не просто приземлилось, видел, как все обгорело? Как-то им управляли, смягчили посадку, но все равно оно падало... Может, там сбоку где-нибудь дырка, пролом какой-то. Или просто люк. А как иначе эти все... как они наружу попадают?
— Пойдем поищем? — предложил колесничий.
Шевеля губами, Шунды стал читать сделанную под трафарет красной краской надпись вверху двери:
Я ЗАПРЕТНЫЕ ТЕРРИТОРИИ
Я ВЕКОВЕЧНОЕ ТЕРЗАНИЕ
ВО МНЕ ПОКОЛЕНИЕ ОСУЖДЕННЫХ
Я ПОСТРОЕН С ПОПУСТИТЕЛЬСТВА ЛЮДЕЙ
ВОСТОК, ЗАПАД, ИХ ЛЮБОВЬ
СОЗДАЛИ МЕНЯ. XXI век.
ЕДИНОЖДЫ ВСТУПИВ В МЕНЯ,
НЕ НАДЕЙСЯ ВЕРНУТЬСЯ: ЭТО НАВСЕГДА
— Вранье, — произнес Магадан не слишком уверенно. — Раз они выходят наружу, значит, вранье.
Одома толкнул дверь — та не шелохнулась — повернулся к притихшим дерекламистам, поглядел на старика и спросил:
— Для чего мы так долго готовились? Гэндзи тебя предупреждал о таких штучках?
Проф быстро закивал.
— Основные к-коды у меня есть. Конечно, м-может что-то не-е... непредвиденное случиться, но я мо-о...
— «Му-у»... — передразнил Одома. — Мудак! Ты тут единственный умный, не считая меня... голос разума! Давай, веди!
Проф подступил к двери, оглядев прямоугольную панель с верньерами и датчиками, положил руку на гриб-джойстик и набрал какую-то комбинацию. Несколько секунд ничего не происходило, потом замигали светодиоды, сами собой защелкали, зашипели и запыхтели, выпуская струйки пара, замки. Что-то хрипнуло, будто провернулась большая шестерня на ржавой оси, и дверь медленно отворилась.
— Все, теперь осторожно, — сказал Шунды. Он поднял звуковой кастет, решительно кивнул сам себе и вступил в коридор за дверью.
И остановился, машинально потянувшись к очкам, чтобы приподнять их и яснее разглядеть окружающее, но в последний момент отдернул руку. Воздух наполняли прозрачные чешуйки: сновали, толкая друг друга, еле заметно искажая окружающее, заставляя каждый его элемент — стены коридора, одинаковые двери с квадратными стеклянными окошками, низкий потолок в каплях влаги — чуть дрожать, колебаться, будто на мгновение выходить из физических границ и тут же возвращаться обратно. Шунды поднес запястье к глазам. Ладонь тоже едва заметно вибрировала — так казалось из-за прозрачных чешуек...
— Фух... — протянул вставший рядом Магадан. — Что за хуйня тут творится?
— Ты по сторонам гляди, — велел Одома. — Чуть что — стреляй.
Он медленно двинулся по коридору, слыша далекий невнятный шум.
— Мы типа в игре на устаревшем движке, — прошептал Магадан, катясь рядом.
За квадратным окошком в одной из дверей что-то мелькнуло. Подняв кастет, Одома шагнул ближе и заглянул: небольшая комната со стенами из мягких белых квадратов, тусклый свет от утопленной в потолок панели и лицо Ника Одомы, совсем близко, так что видны поры на тонком носу, бессмысленные глаза, приоткрытый рот. Шунды вскрикнул, отпрянул — и по другую сторону его брат тоже отпрянул, но молча, отскочил в дальний угол, присел там и закрыл голову руками.
— Что там?! Командир! — оттолкнув его, Магадан метнулся к двери, заглянул в окошко.
Белый пластик испещряли линии: синие, зеленые и красные, складывающиеся в беспорядочные абстрактные узоры. На полу у ног сжавшейся фигуры лежали разноцветные мелки.
Рассмотрев все это, Магадан пожав плечами и отвернулся. Одома стоял под стеной. Уже в который раз колесничему захотелось сорвать с него очки, чтобы увидеть глаза — он не видел их никогда — и после этого, быть может, лучше понять одолевавшие мальчишку чувства.
Шунды сказал:
— Они художники, понимаешь, это я всегда был хулиганом... В Хрустале нас же по-всякому... Это ТАГ проект был, мне там нейроптид вкалывали, я от него зверел, а они — в другой группе, хотели из них гениев сделать... Я своего первого в девять лет убил, а Ник с Асей... они тихие такие, интеллигентные... Боялись меня...
Дерекламисты стояли под стеной рядом с модулем. Проф водил перед глазами рукой, шевелил пальцами, изучая чешуйки.
— Вы все здесь пока постойте, командир, — решил колесничий. — А я дальше гляну.
Он покатил по коридору. Одома, просунув указательные пальцы под очки, растирал глаза.
— Клипот, — прошамкал вдруг старик, и Шунды поднял голову.
— Чего?
— Чешуя Клипот.
— Какой, на хер, Клипот?
— Долго объяснять, ма-а... мальчик. Это лепестки...
Одома собрался уже было сказать старику, чтобы тот отъебался со своими лепестками, но в этот момент вернулся Магадан.
— Коридор не прямой, по кругу идет, но такому пологому, что сразу и не разберешь, — сказал он со странным выражением. — Там семь дверей, за каждой... в общем, три девицы и четыре пацана. Все какие-то зашибленные. У одного пластилин в комнате, он там лепит что-то... странное что-то очень. У другого пластипапер и карандаш, листы все исписаны... Такие дела, командир.
Шунды вяло посмотрел на него.
— Двери — ладно, а что еще?
— Слышишь шум? Это вода. Наверное, та, что сверху от реки течет через дом с куполом. Там какая-то установка и... не понял я, в общем.
Одома пригляделся к колесничему.
— Че это с тобой, Магадан?
— Да машина эта там, командир... Или не машина... Дикая какая-то. Вроде она воду в кровь превращает.
— В кровь? — заинтересовался проф. — Не мо-о... может быть такого. Идемто по-о... поглядим.
Коридор изгибался, но так плавно, что заметить кривизну можно было лишь приложив щеку к стенке и глядя вдоль нее. Шум становился громче, теперь уже было ясно, что складывается он из мерного плеска воды и звука работы какой-то большой установки. Раппопорт стал пояснять:
— Мы, в-видимо, вдоль стены сфе-е... сферы идем, п-примерно на том уровне, где она по-о... погрузилась в землю. Надо только найти про-о... проход, чтобы попасть в-во внутренний отсек...
— Вот оно, — сказал Магадан, останавливаясь.
Здесь на коридор, как бусина на нить, был нанизан сферический зал с круглым проемом, ведущим дальше, внутрь платформы. Дренажная система и резервуар, куда со всех сторон стекала вода, находились где-то вверху. Оттуда по широкой вертикальной трубе, тянувшейся сквозь оболочку платформы, жидкость попадала в устройство, занимающее середину зала. Усеченный снизу конус напоминал чашу высотой с трехэтажный дом, украшенную несколькими толстыми кожаными трубами. Поверхность — вроде шершавой шкуры с редкими жесткими волосами. От круглой мягкой крышки вниз дугами тянулись узкие металлические ребра. Шкура между ними напоминала дольки очищенного от кожуры апельсина; она двигалась, то надуваясь, то опадая, с натугой, пыхтя, заглатывая в себя воду, что-то проделывая с ней внутри и отправляя дальше через трубу, тянувшуюся по полу, похожую не то на тяжелый неповоротливый хвост какого-то динозавра, не то на щупальце спрута-гиганта. Да, скорее на щупальце: Шунды заметил ряд присосок-тарелок, которыми труба крепилась к полу.
Зал наполняло похлюпывание и тяжелое дыхание чаши.
— Проф! — рявкнул Одома. — Это что такое?
— Какая-то б-биотехнология, — старик медленно пошел вокруг, разглядывая устройство. — Не знакомо м-мне. Оно перерабатывает обычную в-воду во что-то...
— Во что? — Одома, шагнув к чаше, с опаской положил ладонь на теплый бок, ощутил движение огромных масс воды, бурление... От металлических ребер отходили короткие изогнутые стержни с винтовой нарезкой, концами погруженные в красные припухлости на шершавой шкуре. Ниже, окруженный каемкой набухшей плоти, торчал круглый вентиль. Труба с присосками крепилась зажимным кольцом полутораметрового диаметра, острые края которого ввинчивались в плоть чаши.
— В-видимо, раствор. Про-о... протеины какие-то, аминокислоты, жиры, углероды, белки... Питательная смесь. Может, тут использован физиологический про-о... процесс: оно питается водой, а по-о... после извергает ее, наполнив своими внутренними выделениями...
— Я не о том! Платформа приземлилась часов десять назад. И они успели все это настроить, протянуть трубы?
Старик пожал плечами.
— Н-ну да. А что в этом т-такого? Система у н-них и ра-а... раньше наверняка была, п-просто они ее переподключили...
Колесничий, выглядывавший в круглый проход позади чаши, сказал:
— Ты теперь осторожно, командир. Там... — он замолчал.
— Что там?
— Сам посмотри.
Одома еще раз оглядел тяжело дышащую, булькающую кожистую биомашину, похожую на снабженный легкими конический желудок, внутри которого кипела непонятная реакция, и направился к Магадану.
Когда он перешагнул порог, куполообразный простор обрушился на него какофонией звуков, излился океаном чешуек, более плотных, чем раньше... Далекий свод был почти не виден в переплетении лиан, густых кронах и паутине, за площадками и лестницами, иногда покрытыми землей, из которой все это росло, иногда посверкивающими металлом. Многоярусные джунгли расползлись под куполом, не позволяя определить его истинную величину. Мшистый ковер скрывал широкие спирали переходов; подвешенные на тросах мостки и заросшие кустами лестницы под разными углами тянулись в растительную глушь. Поскрипывание ветвей перемежалось резкими криками птиц, порхавших в вышине, и шелестом бледно-зеленой листвы. Под куполом кипела жизнь: в густых миазмах что-то двигалось, иногда медленно, а иногда принималось яростно возиться, содрогая ветви.
— Это что такое... — начал Шунды, и тут вверху поднялась стрельба.
Что-то массивное, вцепившись в лиану, стремительно перемахнуло с одной площадки на другую, расположенную ниже. Тут же на едва различимом железном квадрате между лиан возникла другая фигура, казавшаяся отсюда крошечной. Частые вспышки озарили полумрак; существо внизу зарычало, попятившись, обрушилось с края площадки.
— По-о... — начал Раппопорт. — Полигон там у них.
Одома не слушал: он смотрел уже не на купол, а на пространство впереди. Под сводом чешуек было меньше, только это и позволяло разглядеть джунгли, но ниже они сновали плотной стаей, и видно было метров на десять-пятнадцать, не дальше. Со всех сторон от кольцевого коридора гладкий керамический пол тянулся под небольшим уклоном к далекому центру. Отходящая от чаши труба с присосками круто изгибалась вдоль стены, исчезая вместе с ней в стеклистом тумане. Впереди плескалась вода — но пока что Шунды не видел ее.
Он оглянулся. Дерекламисты стояли с автоматами наизготовку, Магадан расстегнул обе кобуры. Раппопорт набирал что-то на терминале, сосредоточенно глядя в небольшой экран.
— Проф! — позвал Одома.
— Туда... — не поднимая головы, старик указал вперед. — К центру.
— Что это под куполом? Какого хера они тут теплицу устроили?
— Это не те-е... теплица. П-просто испытательный полигон. Са-а... самый первый, заброшенный.
— А кто там прыгает? — спросил Магадан.
Раппопорт наконец оторвал взгляд от терминала.
— Ро-о... роботы, наверное. Киборги какие-нибудь. ИскИнам при-и... присылали обезьян, медведей, они их клонировали и сращивали с механическими частями. Это еще до то-о.. того, как у н-них люди по-о... появились.
— Полигон... — протянул Шунды. — Ладно, идем.
Отряд двинулся сквозь треск, шелест и птичье пенье, лившиеся сверху, будто из оркестровой ямы, подобно звуку сотни инструментов, которые настраивают перед выступлением оркестра. Шунды не шел, а будто плыл, бесшумно скользил сквозь свою галлюцинацию, завороженный ею: он попал в храм посреди джунглей, давно заброшенное каменное здание-исполин, поглощенное растительностью, где под высокими сводами поселились обезьяны, белки и попугаи — там зияли прорехи, теперь скрытые стволами и кронами; Одоме казалось, что вот-вот сквозь одну из них внутрь влетит облако, повиснув среди лиан и длинных искривленных ветвей, изойдет на пол дождем.
Он сбился с шага, растерянно оглядываясь: шесть фигур сзади, Магадан, потом проф, потом дерекламисты, двое держатся за конец сетки, она расширяется, как кошелка, в которой запутался большой бесцветный ком пластилина...
— Магадан, ты свободен, — сказал Одома. — Можешь делать что хочешь. Понял?
— Что? — удивился колесничий. — Ты о чем, командир?
— Не командир! — рявкнул Шунды, вздохнул и произнес тише: — Можешь вернуться.
Магадан поглядел на него, неуверенно улыбаясь.
— Да не, командир... Идем дальше.
— Я собираюсь убить ИскИнов, — сказал Шунды. — И через средад... Ты не поймешь.
— Они наверняка в самом н-низу, — прошамкал старик. — Д-далеко.
— В самом низу! Слышишь, Магадан? До них еще... мы не знаем, что там впереди. Ты можешь остаться здесь. Или уходи, или покарауль, пока мы не вернемся... если вернемся.
Шунды видел, как колесничий забеспокоился, повел плечами. Он, хоть и был взрослым мужиком, но вскоре после присоединения к группе Одомы словно отключил в себе узел, ответственный за важные поступки. Конечно, Магадан все еще принимал простейшие решения в алгоритме «да — нет», «убить — не убить», «идти влево — идти вправо», но все более серьезное он оставлял на усмотрение Одомы, и теперь, когда ему предложили сделать важный выбор, занервничал.
— Не, командир, идем, — решил Магадан. — Слышишь, а что это там впереди? Река, что ли? Вон как плещется...
Трепещущие стеклистые червяки заполняли пространство под куполом, сквозь них проступил склон, и вскоре отряд остановился. Одома присел на корточки, разглядывая жидкость, текущую по широкому каналу. Противоположный берег не был виден.
— Проф!
Дрожащие пальцы старика ползали по сенсорам.
— Н-не кровь это, не кровь, — сказал он наконец. — Раствор такой... н-наверное, им здешние обитатели п-питаются...
Для крови эта жидкость и вправду была слишком густой и темной. Она текла по большому кольцу, справа налево, булькая, исходя бордовым паром...
— Так это из трубы выливается? — понял Магадан. — А, командир? Наверху вода собирается в воронку, от той домины с золотым куполом, потом через чашку проходит — и получается вот это...
— Оно горячее, — сказал Шунды и выпрямился. — И глубина, наверное... по шею мне. Не перейти, спечемся. Проф, а модуль через нее сможет перебраться, да?
— К-конечно. Это — так, плевое дело для н-него. Он для средада предназначен, что ему какой-то кипяток.
Магадан возразил:
— Но мы ж туда все не влезем.
— Значит, по очереди, — сказал Шунды.
— Да как же... а управлять кто будет?
— Я буду. Двоих переправлю, вернусь, потом еще двоих. А что делать? Нам надо на ту сторону.
— М-можно иначе, — подал голос Раппопорт. — Сейчас, погодите... Вот, скоро оно по-о... появится.
— Кто появится?
— Н-не знаю. Кто-то, кто перевезет.
Магадан уставился на старика.
— «Кто-то»? Здесь что, кто-то живет?
Проф неопределенно показал вверх.
— Там в-ведь живут...
— Ты же сказал, там роботы.
— И тут роботы. Б-биороботы. ИскИны свою собственную т-технологию разработали. Ну и не только роботы, ко-о... конечно. Они обслуживают в-всю систему...
— Вон, вижу, — сказал один из солдат.
Все повернулись к каналу. Сквозь чешуйки и пар что-то приближалось, помигивая красным огоньком.
— Ух... — выдохнул Магадан, когда оно развернулось, ткнувшись в берег мягким бортом.
Робот напоминал безрукого и безногого кентавра. Вместо лошадиной части тянулась широкая палуба с низким, по колено, ограждением. Носовая фигура — вертикально расположенный торс, плечи и спина из металла, загнутого на боках, облегающего ребра до середины. Очерченные рядами винтов живот и грудь — мягкие, бледно-желтые, не разберешь, то ли кожа, то ли пластик; шея — кроткая кольчатая труба из подвижно закрепленных выпуклых колец, а голова уж точно пластмассовая, с навсегда застывшими чертами: мертвое мужское лицо, ровные губы и ровный нос, впалые щеки, треугольный подбородок, глаза — прорези в поверхности, сквозь которые блестят красные светодиоды.
— Н-не пугайтесь, — сказал Раппопорт. — Это в-всего лишь транспортник...
Робот медленно повернул голову, глаза мигнули и сделались зелеными, будто он сигнализировал, что можно занимать места.
Шунды первым шагнул на палубу. Упругая — словно стоишь на широкой спине живого существа. Следом перебрались Раппопорт с Магаданом, потом солдаты перетащили модуль. Проф что-то набрал на терминале, корпус задрожал. Приглушенный гул донесся снизу, роболодка качнулась и стала разворачиваться, медленно удаляясь от берега.
Дан часто замечал эту особенность своего восприятия людей: поначалу какой-нибудь очередной знакомый казался вполне милым, приятным и вообще хорошим, но через некоторое время, иногда — спустя всего несколько минут после знакомства, а иногда спустя часы или дни, в нем появлялось все больше неприятного; будто на первых порах любой человек вольно или невольно демонстрировал положительные черты характера, а все, что в нем было гадостного, медленно проступало наружу уже позже, само собой — и вскоре новый знакомец оказывался в лучшем случае противным, а в худшем — натуральным мерзавцем.
Вначале Данислав решил, что Джурич Осмос — чудаковатый, эгоцентричный, но не злой и даже, быть может, благородный человек. Теперь же исследователь стал отъявленным негодяем и себялюбцем высшей пробы.
Умнодом ехал через пустоши с разоренными фермами и полосы редколесья; хозяин, нацепив монокль, наблюдал за окружающим ландшафтом, а Дан сидел на стуле и поглядывал в сторону внушительной фигуры Осмоса со смешанным чувством опаски и презрения. Вспомнив слова Раппопорта о том, что в Псевдозоне не будет связи, он достал девайсы и подключился.
Мелькнула заставка геовэба, и тут же Данислава швырнуло вперед. Панорама Парка прокрутилась перед глазами, надвинулась, края ее исчезли вдали, и Дан оказался стоящим посреди обломков. Он ошеломленно огляделся. Весь Парк перекосило, будто натянутое разноцветное махровое полотенце, на которое положили гирю. За спиной поверхность уходила наискось вверх, деревья и здания накренились, часть сломалась. А еще стало темнее — раньше в Парке всегда было одно и то же яркое освещение, теперь свет потускнел. Вверху среди изломанных деревьев парило несколько леталок и передвигались аватары, внизу тянулась проломленная ограда Музыкальной Поляны. Вдоль ее края шла полоса разрушения, словно на нешироком участке перестали действовать базовые алгоритмы, в частности, притяжения: обломки текстур, распавшиеся деревья, куски почвы медленно и беспорядочно кружились. За проломом что-то мелькнуло, и Дан скользнул туда. Пробравшись между покосившимися столбами с порванной сеткой, он увидел бледный луг, в центре которого зияла идеально круглая воронка — то самое место, в сторону которого накренился весь ландшафт. Вокруг сновали музыкальные плакаты, ноты взлетали, словно стаи саранчи, сумеречное пространство звенело от тысяч музыкальных тем, свистков, гудков и писка. Прямоугольный плакат, изгибаясь, подлетел к Дану, показывая бегущую по нему дорожку слов: кукла тропы крутит попутно лупит трупы прутом под утро... Каждое слово сопровождалось звуком, составляющим мелодию, которая «повторяла» всю фразу, словно синтезированный голос, одновременно и разборчивый и неразборчивый, говорил: молоко белено молотом велено колото волоком ломота в теле-то...