Страница:
– Скверно, – покачал головой S. D., – очень скверно, леди. Если эпидемия перекинется в Европу, то будет совсем скверно. Даже если «лихорадка Х» – всего лишь ошибка Создателя…
– Вы допускаете, что Создатель мог ошибаться? – перебила госпожа президент. У нее был озадаченный вид.
Старик подумал: дура. Обыкновенная дура, американская домохозяйка… Он вежливо улыбнулся и произнес:
– Допускаю ли я ошибку Создателя? Иногда мне кажется, что все его творчество – нагромождение ошибок. Но сейчас я не хотел бы это обсуждать… Вернемся к нашим баранам. Итак, Африка – три года войны в центральной части континента. Нигерийские повстанцы взрывают нефтепромыслы, похищают персонал, захватывают суда. Зреют конфликты в соседних странах… А Южная Африка? После вмешательства мирового сообщества удалось прекратить геноцид белого населения, но это произошло тогда, когда белых осталось меньше пятисот тысяч. Сейчас они живут фактически в осаде в своей «республике» на берегу Оранжевой и ежедневно ждут, когда же их придут резать. Похоже, что это случится совсем скоро… По швам трещит Ближний Восток. И если полыхнет там, мы увидим киббуцы в огне… Про Ирак и Иран я даже говорить ничего не буду. А что в Европе? В Албании – война. В Сербии относительно тихо, но это до тех пор, пока мы держим там группировку в тридцать тысяч мусульманских головорезов… Мусульмане во Франции, Бельгии, Голландии фактически готовятся к захвату власти. На грани раскола Украина, Испания, Бельгия. Требуют самостоятельности Ирландия и Шотландия. – S. D. умолк, внимательно посмотрел на двух женщин. А потом спросил: – Ваша флотилия боевых спутников сумеет справиться с этими проблемами?
– Флотилия? – переспросила президент.
– Да, ваша новая флотилия… Она справится с такими проблемами?
– Наша флотилия, мистер S. D., – это совершенно новое слово в военном деле, квинтэссенция высоких технологий. Ничего подобного до сих пор не было. Наши спутники способны прямо с орбиты уничтожать любые цели на поверхности Земли – от танковой колонны до отдельного человека. Старик ответил:
– Это очень интересно, Хиллари. И это впечатляет… Но я спросил о другом: способны ли ваши спутники контролировать ситуацию в мире? Или, по крайней мере, проблемные территории?
Госпожа президент сказала:
– Когда на орбите будет находиться четырнадцать боевых единиц, мы сможем адекватно реагировать на любой вызов… Так считают наши военные эксперты.
– Но на сегодняшний день у вас только один спутник. Госпожа президент промолчала.
Старик вернулся за стол, сел. Несколько секунд он сидел молча. Вероятно, ожидал вопросов, но обе дамы молчали.
– Я не уверен, – сказал S.D. после паузы, – что сумел убедить вас в том, что сейчас не лучшее время, чтобы разорвать Россию. Полагаю, вам следует дополнительно обсудить эту тему с вашими советниками и с аналитиками из ЦРУ и Пентагона… Поймите, Хиллари, я вовсе не предлагаю отказаться от наших планов по расчленению трупа Советской Империи. Напротив, именно сейчас нужно активно готовить почву для этого. Ибо «цэтэрум цэнзэо Картагинэм эссэ дэлэндам».
Дамы переглянулись. Старик усмехнулся. Г-жа президент произнесла:
– Простите, но я не совсем поняла ваши последнюю фразу… последние слова.
– Это не мои слова. Это слова римского сенатора Катона Старшего. Все свои выступления он заканчивал этой фразой. Она переводится так: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен»… Я тоже считаю, что русский Карфаген должен быть уничтожен… Итак, что конкретно можно и нужно сделать сейчас? Во-первых, необходимо провести агрессивную пиар-компанию на тему «борьба с терроризмом». Во-вторых, в России нужно начинать большую чистку среди тех лиц, которые потенциально могут представлять опасность. В первую очередь это бывшие сотрудники органов государственной безопасности и армейских подразделений специального назначения. Я имею в виду тех, кто отказался от сотрудничества с нами. Даже и под благовидным предлогом выхода в отставку по возрасту или по состоянию здоровья. Все они должны быть арестованы. Кстати, именно в этой среде нужно искать организаторов атаки на башню «Промгаза» – дилетантам такое не по плечу… Непременно должны быть арестованы все лица, подозреваемые в причастности к сопротивлению. В-третьих, следует изолировать представителей интеллигенции, нелояльных существующему режиму. По крайней мере тех, кто активно выступал в средствах массовой информации с критикой режима… Впрочем, таковых немного – в подавляющем большинстве интеллигенция предпочла служить власти.
Джозеф Апфель, сидевший до сих пор молча, произнес:
– Боюсь, сэр, что у русских не хватит мест для изоляции столь большого количества заключенных.
– Ерунда, – отмахнулся S.D. – Захотят решить вопрос – решат. В конце концов могут провести амнистию и выпустить часть уголовников. После смерти Сталина русские это уже делали. А нам тем временем следует подготовить общественное мнение и провести саммит Большой Двадцатки. Решение об окончательном расчленении России должно быть оформлено юридически. И откладывать это нельзя.
– Боюсь, что сейчас это будет затруднительно, – сказала госпожа президент. – После этого чудовищного теракта в России мы не можем гарантировать безопасность саммита.
Старик сверкнул глазами:
– А как же ваше «Созвездие смерти»?
– Вы же слышали, пока что на орбиту выведен только один спутник.
– Если вы не можете гарантировать безопасность саммита, то я предлагаю провести его прямо здесь, на «Голиафе». Или на одном из ваших распрекрасных авианосцев… Так или иначе, но сделать это нужно непременно! Кроме того, в ближайшие сутки вы, Хиллари, должны выступить с заявлением. Детали можем обсудить прямо сейчас.
– А я отдам команду спичрайтерам, – сказала госсекретарь.
Старик кивнул и добавил:
– И вот еще что: меня заинтересовали эти ваши спутники. Мне бы хотелось получить более полное представление об их возможностях.
– Я немедленно пришлю к вам эксперта, – сказала госпожа президент.
– Благодарю вас… Если боевые возможности спутников окажутся настолько хороши, как уверяют вас военные – а я много с ними работал и знаю, что генералы врут не меньше политиков… так вот, если боевые возможности флотилии окажутся в достаточной степени высоки, мы должны продемонстрировать это миру. Наглядно продемонстрировать, на деле.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что нужно будет выбрать жертву и растерзать ее на глазах у всего мира. Ваш покойный супруг, Хиллари, однажды уже делал это. Я имею в виду Югославию. Как вы думаете, Хиллари, почему мы растерзали Югославию?
Госпожа президент подумала: мой урод начал войну в Югославии, чтобы отвлечь Америку от обсуждения своих оральных подвигов с этой сучкой Моникой… Вслух госпожа президент сказала:
– Мировое сообщество не могло безучастно наблюдать, как преступный режим Милошевича…
– Бросьте! – перебил Старик. – Бросьте вы это, Хиллари. Режим Милошевича был не более преступным, чем, например, режим Ельцина. Но Ельцина мы всячески поддерживали, а Белград бомбили… Почему? Зачем? Какой смысл был в нападении на Сербию? Ведь нефти у них нет. Дружбы с Аль Кайдой они не водили. Создать атомное или бактериологическое оружие не пытались… Так за что же мы так сурово обошлись с Белградом?.. Не знаете. Странно, что ваш покойный супруг не объяснил вам этого. Но я вам скажу: мы растерзали Белград в назидание всем другим. Нарочито демонстративно. Вдумайтесь: с 1945 года Европа не знала бомбардировок, а в 99-м мы нанесли бомбовые удары по мирному европейскому городу. Чтобы все видели и поняли: любой может стать жертвой. И это сработало. Потому и предлагаю провести акцию устрашения, показать всему миру, что могут ваши спутники.
Госсекретарь осторожно спросила:
– А кого вы рекомендовали бы на роль жертвы?
– Это неважно. Греция, Эстония, Португалия, Финляндия, Молдова, Польша – не имеет значения… И чем более необоснованным будет выбор, тем лучше.
– Почему? – удивленно спросила президент.
– Потому, что именно немотивированная агрессия внушает ужас. Ведь если какая-то из стран «провинилась», то ее «наказание» можно хоть как-то оправдать. Но если удар нанесен по «послушной» стране, то это вызывает глубокий внутренний ужас у всех остальных.
Госпожа президент сказала:
– Это отличная мысль, мистер S. D.
Старик усмехнулся. А про себя подумал: почему, господи? Почему во власть попадают такие посредственности?.. Впрочем, в этом есть и моя вина.
Спустя час гости покинули платформу «Голиаф».
– Каков будет масштаб репрессий, сказать трудно, но они неизбежны. Поэтому главная задача сейчас – сохранить организацию. Всем нужно лечь на дно, всякую деятельность свернуть.
– Да, собственно, она и так была свернута. Чтобы не помешать операции «Демонтаж».
– Это хорошо. Скажите, а ноутбук Полковника… В смысле – Павла – у вас?
– Нет, на дне Ладожского озера.
– Это правильно. Павел полагал, что его ноутбук имеет абсолютную защиту – ее разработали специалисты ФАПСИ [2]. После чего «ключ» был уничтожен. Тогда считалось, что американским спецам понадобится не менее двадцати лет, чтобы взломать защиту. Но все меняется. Мощности компьютеров растут, да и часть специалистов ФАПСИ теперь работает в «Кобре». Стопроцентной гарантии нет… Впрочем, ее никогда не бывает. Ладно, с этим все понятно. С кем-нибудь из членов организации поддерживаете связь?
– Нет. За исключением тех, кто принимал непосредственное участие в операции. Но они почти все здесь – в монастыре.
Дервиш кивнул:
– Правильно. Нужно пересидеть несколько месяцев – два, три, пять – пока эти будут вытаптывать поляну.
– А потом?
– Потом? – Дервиш посмотрел в глаза Ивану. – Потом начнется самое страшное – они разорвут страну… Во всяком случае – попытаются.
Стало очень тихо. Сделалось слышно, как потрескивают угли в каменке.
– На чем основан ваш прогноз? – спросил Иван. Он понимал, что Дервиш прав, что так и будет, но все-таки спросил… Голос звучал хрипло и напряженно.
– На элементарном анализе и, извините за нескромность, на огромном опыте… Я – знаю.
– Понятно, – произнес Иван. – Понятно. Дервиш подумал: это тебе, сынок, только кажется, что понятно… Он сказал:
– Я ведь служил в разведке. И в добывающей, и в стратегической. Последнее означает, что в кабинете сидел. Не просто портки протирал, но занимался аналитикой, планировал операции, в том числе перевороты… Посему примите на веру, что я знаю, как это делается. И еще я неплохо знаю человека, который является главным идеологом расчленения России.
– Что это за человек?
– О-о! Это очень интересный человек. Я с ним пересекался когда-то…
За дверью, на улице, негромко подал голос Дейл. Дервиш сказал: идет кто-то. Иван выглянул в оконце и увидел, что от дома к бане шагает хозяин, Валентин Матвеевич.
– Матвеич идет, – сказал Иван.
– Встречайте, Иван Сергеич.
Иван встал, распахнул дверь. На него оглянулись Дейл и Жилец. Валентин Матвеич остановился у крылечка, сказал: «С легким паром».
– Спасибо, – отозвался Иван. – Присоединяйтесь к нам, Валентин Матвеич.
Матвеич вошел, сказал Дервишу: «С легким паром», – и сел к столу. Дервиш снял с полки третий стаканчик, налил виски. Чокнулись, выпили.
Дервиш сказал:
– Напарились отменно, Валентин Матвеич. Спасибо.
– Да не за что, – Матвеич подцепил вилкой квашеной капусты, закусил и спросил: – Виски?
– Он и есть.
– Понятно, – Матвеич закинул в рот капусту, прожевал и сказал: – Только что по ящику передали: на всей территории эрэфии вводится режим чрезвычайного положения… А давеча племяш мой позвонил с Петрозаводска, так сказал, что там уже шерстят: начались проверки документов, за проживание без регистрации хватают без разговора.
Дервиш сказал:
– Этого следовало ожидать… Вы, Валентин Матвеич, не тревожьтесь – я сегодня же уеду.
Иван сказал:
– Да и мы с Лизой тоже. Матвеич замахал руками:
– Вы что – очумели? Разве ж я к тому?
– Спасибо за все, Валентин Матвеич… Но так будет лучше.
– Тьфу, блин! Вот ляпнешь, не подумавши, а потом… – Матвеич налил еще виски, выпил, буркнул: – Не сильно от моего самогона отличается. Никуда я вас до утра не отпущу.
Вскоре, однако, Дервиш с Иваном ушли в монастырь, а Лиза осталась у Валентина Матвеевича и Алевтины Викторовны. Лиза очень огорчилась. Иван сказал:
– Ничего, завтра уедем в Петербург.
Но все сложилось иначе.
Попили жидкого монастырского чаю, разошлись по кельям.
Иван долго не мог заснуть, лежал, смотрел в маленькое оконце на почти полную луну.
Тошно было Ивану – край. Хотелось ему, как волку, завыть на эту бессмысленно-красивую картинку, написанную в небесах. Он не завыл. Он стиснул зубы. Ибо у него не было такого права – права на скулеж… Но право на боль никто отнять не может.
Светила, морочила луна. В небе плыли до нереальности призрачные облака. Иван лежал и вспоминал мертвых, своих мертвых – и удивлялся, как же, оказывается, их много.
Иван долго не мог заснуть, а когда все-таки начал проваливаться в сон, раздался голос шамана. Сначала Иван даже не понял, что это шаман. Но тут шаман ударил в бубен… Ивана как будто подбросило. Он сел на жесткой монастырской койке. Низкий вибрирующий голос шамана раздавался в голове, а потом медленно стекал по позвоночнику, наполняя тело дремучим чувством опасности. Иван вытащил из-под подушки двуствольный «дерринджер» (хранил его, невзирая на просьбу настоятеля не держать в кельях оружия), выглянул в окно… Тихо было за окном, мирно – голубым отливал в лунном свете снег, кресты на куполах церкви отбрасывали бледные тени. А шаман булькал горлом, хрипел камертонно, и голос его, стекая по позвоночнику, перебирал позвонки, как четки… Иван натянул джинсы, футболку, взял фонарь и вышел из кельи в коридор. Быстро прошел по узкому, как щель, коридору, стуча в каждую дверь.
Первым отворил Дервиш. Он был одет, с тростью в руке. Глазами спросил: что?
Иван ответил:
– Тревога.
Выглянули из кельи капитан Гринев и рулевой… Из соседней выглянул Пластилин, а из-за его спины – всклокоченный Главный Конструктор. Вышел из своей кельи настоятель. Выглянули монахи и послушник Павел. Иван сказал:
– Похоже, к нам гости.
Сказал и вспомнил, что почти эти же слова ему довелось сказать Петровичу полгода назад… Господи, всего-то полгода прошло, а кажется – полжизни.
– Конкретней, – произнес Дервиш.
– Конкретней не скажу – не знаю.
– Но с чего вы это взяли?
– Не спрашивайте сейчас ничего – все объясню потом. Настоятель сказал:
– Всем – собираться. Я – на колокольню. Осмотрюсь. Иван сказал:
– Я с вами, Михаил Андреич.
Настоятель ответил: «Быстро!» – и двинулся к выходу. Как только вышли на улицу, стало слышно бормотание автомобильных моторов. Далеко ли, близко – не понять… Переглянулись, бегом двинулись к колокольне. Шаман в Ивановой голове дергался.
Подъем по крутой и скрипучей лестнице показался Ивану очень долгим. Снизу колоколенка не выглядела высокой, но когда поднялись наверх, Иван понял, что высоты она приличной… Маленькая площадка на верху колокольни имела четыре арочных проема, на массивной деревянной балке висел медный колокол.
Они сразу увидели свет автомобильных фар на дороге метрах в трехстах от монастыря – там, где дорогу перекрыли упавшие сосны. Накануне монахи и послушник начали пилить стволы, разбирать завал, но сделали только часть работы. Теперь там, у завала, мелькали фонари, тени, стояли машины – одна, две… нет, три, и, кажется, есть еще и четвертая… Несколько секунд Иван и настоятель рассматривали картинку. Потом настоятель сказал:
– Им не проехать.
Шаман вновь ударил в бубен – Иван присмотрелся и увидел на дороге цепочку идущих пешком людей. Они были всего в сотне метров. Шли беспечно, не скрываясь.
– Через полторы-две минуты они будут здесь, – Иван указал на «пехоту». Настоятель обомлел. Иван пересчитал людей на дороге: одиннадцать человек, – спросил: – У вас, Михаил Андреич, я слышал, есть «запасной выход».
– Есть, – кивнул настоятель. – Я называю его «метро». Только оно нам не поможет.
– Почему?
– Потому что на той стороне, за стеной, – настоятель ткнул пальцем за спину, – выход из нашего «метро» тоже накрыло упавшим деревом.
Иван тихо выругался. А настоятель сказал:
– Ничего, Иван Сергеич, встретим.
Иван повернул голову к настоятелю, спросил:
– А есть чем встречать-то?
– Поскребем по сусекам – найдем. Могу еще и бойца выставить толкового – инок Егорий взводным у меня был.
– Спасибо, – ответил Иван, – своих сил хватит. А втягивать вас в наши игры мы не имеем права.
Настоятель усмехнулся в бороду.
Спецгруппа комитета «Кобра» вышла к объекту. Командир группы, старший лейтенант Чубенко, загнал одного из бойцов на осину и приказал понаблюдать за объектом. Не то чтобы Чубенко ожидал каких-то проблем, но – на всякий случай… Этот объект бойцам Чубенко был знаком – уже побывали здесь года полтора назад. Тогда аналитики из управы выдвинули могучую версию, что именно в монастыре могут скрываться раненые боевики. В тот раз никакого криминала не нашли, но у Чубенко осталось впечатление, что что-то здесь неладно. Монахи держались невозмутимо, но… Впечатление, однако, к делу не подошьешь. Конечно, с монахами можно было поговорить по-другому, но тут выяснилось, что в этот же день в монастыре ожидают прибытия митрополита Санкт-Петербуржского и Ладожского. И если митрополит увидит избитых монахов – скандал обеспечен. Старший лейтенант Чубенко спросил себя: оно мне надо? Мне приказали проверить – я проверил, никого не нашел.
Спустя полтора года он вновь получил приказ навестить монастырь.
За монастырем наблюдали минут пять – на территории горел один-единственный фонарь, и все было тихо – ни движения, ни звука. Тогда Чубенко оставил четверых бойцов снаружи – страховать периметр, а с остальными вышел к воротам. Людей у него было мало – меньше отделения. Два отделения во главе с капитаном отправили в Петербург, зато прислали трех оперов из Петрозаводского отдела. Собственно, они-то и должны были проводить операцию на объекте, а дело группы Чубенко – обеспечить их работу.
Чубенко подошел к двери, что была рядом с воротами. Справа от двери свисала веревка и была табличка «Звонок». Чубенко наугад толкнул дверь ладонью, и она распахнулась… «Вот артисты!» – подумал Чубенко.
За минуту до того, как бойцы спецгруппы взяли под контроль периметр, территорию монастыря покинул Пластилин. Он перелез через стену в дальнем углу и мгновенно скрылся в лесу. На нем был «маскхалат» – простыня с грубо прорезанной дыркой для головы. Под мышкой Пластилин нес помповый «Ремингтон-870» двенадцатого калибра.
Пластилин заложил крюк и двинулся в сторону завала на дороге.
…калитка распахнулась, капитан Чубенко подумал: «Вот артисты!» – и шагнул внутрь. Следом за ним – бойцы и оперативники. Осмотрелись, двинулись к жилому корпусу. Было тихо, слегка поскрипывал сырой снег под подошвами ботинок.
У двери жилого корпуса тоже свисала веревка: звоните. Чубенко потер подбородок и нажал на ручку двери. Дверь отворилась… «Ну, блин, клоуны!..» За дверью открылся короткий коридор. В нем было практически темно, возле печки были сложены в аккуратную поленницу наколотые дрова. С прошлого «визита» сюда Чубенко знал, что коридор изгибается буквой «Г». За поворотом коридора был свет – похоже, керосиновая лампа. Старший лейтенант негромко скомандовал: «Палтус остается на входе. Остальные – за мной. Задерживаем всех, сгоняем в трапезную, она в конце коридора».
Когда бойцы и оперативники вошли внутрь и дверь закрылась, Палтус присел на перила крыльца, вытащил из кармана сигарету и вставил в губы. Но прикуривать не стал – Чуб не одобряет, когда курят на операции.
С колокольни на Палтуса смотрел настоятель. Через прицел пистолета-пулемета «Суоми».
Чубенко дошел до поворота коридора, повернул направо. Там действительно светила керосиновая лампа… а в глубине стоял старик. Он был сед, сутул и опирался на палку.
Когда вся группа «гестаповцев» исчезла за поворотом, из-за поленницы выскользнул Иван. Он задвинул засов на двери, шагнул вслед за «гестаповцами». В правой руке держал ТТ с длинным цилиндром глушителя.
Чубенко подошел к старику и остановился напротив. Сказал:
– Ну что, человек божий, не спится?
Это были его последние слова.
Пластилин дошел до завала и укрылся в кроне упавшей сосны. До головной машины было около двадцати метров. Фары автомобилей были выключены, движки заглушены. Двое бойцов сидели на упавшей сосне, курили, негромко разговаривали… Задачей Пластилина было «погасить» их, если в монастыре начнется стрельба – чтобы не успели сообщить на базу. Пластилин положил ствол ружья на толстый сук и взял «гестаповцев» на мушку.
Палтус сидел на перилах, и ему хотелось курить. Прошло секунд двадцать, как группа вошла в здание, и рация, что висела на груди Палтуса, произнесла голосом командира: «Ну что, человек божий, не спится?..» А потом раздался хрип, и что-то, судя по звуку – металлическое, упало на пол. Потом стало совсем тихо – это Дервиш «выключил» рацию Чубенко ударом трости, но Палтус знать этого не мог.
…Стало тихо, и почему-то Палтусу сделалось не по себе. Ему показалось, что там, за дверью, происходит что-то страшное… Палтус поднялся, сделал шаг к двери и подергал ручку. Дверь была заперта изнутри.
Дервиш вытащил из кармана носовой платок, стер кровь с рукояти трости и бросил платок на пол.
– Все? – спросил Дервиш. Он выглядел совершенно спокойным.
– Здесь – все, – ответил Иван. – Еще один на крыльце. Остальные снаружи.
– Тогда, Иван Сергеич, пригласите сюда того красавца, что на крыльце.
Палтус услышал звук отодвигаемого засова. Потом дверь распахнулась, и появился человек. Палтус не мог понять, кто такой. Мелькнула мысль, что это кто-то из оперов, но уже через секунду он понял, что ошибся. Еще через секунду под челюсть Палтусу уперся цилиндр глушителя и незнакомый голос тихо приказал:
– Дернешься – положу. Оружие на землю. Медленно, аккуратно.
Палтус осторожно снял с плеча АКСУ, опустил вниз. Потом расстегнул кобуру, вытащил «глок», положил на перила.
– Нож, – сказал Иван. Палтус вытащил боевой нож из ножен… Он весьма неплохо работал ножом, и в голове мелькнуло: а если?.. Но под кадык Палтуса упирался глушитель, и шансов было ноль. Палтус покорно выпустил нож из руки.
– Второй, – приказал Иван. Из кармашка на левом рукаве Палтус извлек складной тактический нож, тоже положил на перила.
– Что еще есть? – спросил Иван.
– Ничего, – пожал плечами Палтус.
– Ну смотри, – сказал Иван и кивнул головой на дверь: – Пошли.
Когда Палтус вошел в коридор, то испытал мгновенный шок. В луже крови на полу лежало шесть тел. Пять трупов, шестой – в агонии. Шестой – это был оперативник – сидел, прислонившись спиной к стене, и крупно вздрагивал… Чуть дальше по коридору стоял высокий седой старик с тростью.
Ошеломленный Палтус стоял и смотрел. Он не мог поверить, что эту бойню устроили какие-то чмошники. И положили шестерых опытных сотрудников. Вдвоем.
– Как зовут? – произнес Дервиш. Палтус его не услышал, и Дервишу пришлось повторить: – Как зовут?
– Па… Палтус.
– Нет в святцах такого имени, но если нравится – носи… Слушай меня внимательно, Палтус: сейчас ты по рации начнешь вызывать сюда своих корешей. По одному. Понятно?
– А…
– Живой останешься. Понял?
– А гарантии? – выдавил Палтус. Сам понимал, что глупость, но почему-то спросил.
– Вы допускаете, что Создатель мог ошибаться? – перебила госпожа президент. У нее был озадаченный вид.
Старик подумал: дура. Обыкновенная дура, американская домохозяйка… Он вежливо улыбнулся и произнес:
– Допускаю ли я ошибку Создателя? Иногда мне кажется, что все его творчество – нагромождение ошибок. Но сейчас я не хотел бы это обсуждать… Вернемся к нашим баранам. Итак, Африка – три года войны в центральной части континента. Нигерийские повстанцы взрывают нефтепромыслы, похищают персонал, захватывают суда. Зреют конфликты в соседних странах… А Южная Африка? После вмешательства мирового сообщества удалось прекратить геноцид белого населения, но это произошло тогда, когда белых осталось меньше пятисот тысяч. Сейчас они живут фактически в осаде в своей «республике» на берегу Оранжевой и ежедневно ждут, когда же их придут резать. Похоже, что это случится совсем скоро… По швам трещит Ближний Восток. И если полыхнет там, мы увидим киббуцы в огне… Про Ирак и Иран я даже говорить ничего не буду. А что в Европе? В Албании – война. В Сербии относительно тихо, но это до тех пор, пока мы держим там группировку в тридцать тысяч мусульманских головорезов… Мусульмане во Франции, Бельгии, Голландии фактически готовятся к захвату власти. На грани раскола Украина, Испания, Бельгия. Требуют самостоятельности Ирландия и Шотландия. – S. D. умолк, внимательно посмотрел на двух женщин. А потом спросил: – Ваша флотилия боевых спутников сумеет справиться с этими проблемами?
– Флотилия? – переспросила президент.
– Да, ваша новая флотилия… Она справится с такими проблемами?
– Наша флотилия, мистер S. D., – это совершенно новое слово в военном деле, квинтэссенция высоких технологий. Ничего подобного до сих пор не было. Наши спутники способны прямо с орбиты уничтожать любые цели на поверхности Земли – от танковой колонны до отдельного человека. Старик ответил:
– Это очень интересно, Хиллари. И это впечатляет… Но я спросил о другом: способны ли ваши спутники контролировать ситуацию в мире? Или, по крайней мере, проблемные территории?
Госпожа президент сказала:
– Когда на орбите будет находиться четырнадцать боевых единиц, мы сможем адекватно реагировать на любой вызов… Так считают наши военные эксперты.
– Но на сегодняшний день у вас только один спутник. Госпожа президент промолчала.
Старик вернулся за стол, сел. Несколько секунд он сидел молча. Вероятно, ожидал вопросов, но обе дамы молчали.
– Я не уверен, – сказал S.D. после паузы, – что сумел убедить вас в том, что сейчас не лучшее время, чтобы разорвать Россию. Полагаю, вам следует дополнительно обсудить эту тему с вашими советниками и с аналитиками из ЦРУ и Пентагона… Поймите, Хиллари, я вовсе не предлагаю отказаться от наших планов по расчленению трупа Советской Империи. Напротив, именно сейчас нужно активно готовить почву для этого. Ибо «цэтэрум цэнзэо Картагинэм эссэ дэлэндам».
Дамы переглянулись. Старик усмехнулся. Г-жа президент произнесла:
– Простите, но я не совсем поняла ваши последнюю фразу… последние слова.
– Это не мои слова. Это слова римского сенатора Катона Старшего. Все свои выступления он заканчивал этой фразой. Она переводится так: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен»… Я тоже считаю, что русский Карфаген должен быть уничтожен… Итак, что конкретно можно и нужно сделать сейчас? Во-первых, необходимо провести агрессивную пиар-компанию на тему «борьба с терроризмом». Во-вторых, в России нужно начинать большую чистку среди тех лиц, которые потенциально могут представлять опасность. В первую очередь это бывшие сотрудники органов государственной безопасности и армейских подразделений специального назначения. Я имею в виду тех, кто отказался от сотрудничества с нами. Даже и под благовидным предлогом выхода в отставку по возрасту или по состоянию здоровья. Все они должны быть арестованы. Кстати, именно в этой среде нужно искать организаторов атаки на башню «Промгаза» – дилетантам такое не по плечу… Непременно должны быть арестованы все лица, подозреваемые в причастности к сопротивлению. В-третьих, следует изолировать представителей интеллигенции, нелояльных существующему режиму. По крайней мере тех, кто активно выступал в средствах массовой информации с критикой режима… Впрочем, таковых немного – в подавляющем большинстве интеллигенция предпочла служить власти.
Джозеф Апфель, сидевший до сих пор молча, произнес:
– Боюсь, сэр, что у русских не хватит мест для изоляции столь большого количества заключенных.
– Ерунда, – отмахнулся S.D. – Захотят решить вопрос – решат. В конце концов могут провести амнистию и выпустить часть уголовников. После смерти Сталина русские это уже делали. А нам тем временем следует подготовить общественное мнение и провести саммит Большой Двадцатки. Решение об окончательном расчленении России должно быть оформлено юридически. И откладывать это нельзя.
– Боюсь, что сейчас это будет затруднительно, – сказала госпожа президент. – После этого чудовищного теракта в России мы не можем гарантировать безопасность саммита.
Старик сверкнул глазами:
– А как же ваше «Созвездие смерти»?
– Вы же слышали, пока что на орбиту выведен только один спутник.
– Если вы не можете гарантировать безопасность саммита, то я предлагаю провести его прямо здесь, на «Голиафе». Или на одном из ваших распрекрасных авианосцев… Так или иначе, но сделать это нужно непременно! Кроме того, в ближайшие сутки вы, Хиллари, должны выступить с заявлением. Детали можем обсудить прямо сейчас.
– А я отдам команду спичрайтерам, – сказала госсекретарь.
Старик кивнул и добавил:
– И вот еще что: меня заинтересовали эти ваши спутники. Мне бы хотелось получить более полное представление об их возможностях.
– Я немедленно пришлю к вам эксперта, – сказала госпожа президент.
– Благодарю вас… Если боевые возможности спутников окажутся настолько хороши, как уверяют вас военные – а я много с ними работал и знаю, что генералы врут не меньше политиков… так вот, если боевые возможности флотилии окажутся в достаточной степени высоки, мы должны продемонстрировать это миру. Наглядно продемонстрировать, на деле.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что нужно будет выбрать жертву и растерзать ее на глазах у всего мира. Ваш покойный супруг, Хиллари, однажды уже делал это. Я имею в виду Югославию. Как вы думаете, Хиллари, почему мы растерзали Югославию?
Госпожа президент подумала: мой урод начал войну в Югославии, чтобы отвлечь Америку от обсуждения своих оральных подвигов с этой сучкой Моникой… Вслух госпожа президент сказала:
– Мировое сообщество не могло безучастно наблюдать, как преступный режим Милошевича…
– Бросьте! – перебил Старик. – Бросьте вы это, Хиллари. Режим Милошевича был не более преступным, чем, например, режим Ельцина. Но Ельцина мы всячески поддерживали, а Белград бомбили… Почему? Зачем? Какой смысл был в нападении на Сербию? Ведь нефти у них нет. Дружбы с Аль Кайдой они не водили. Создать атомное или бактериологическое оружие не пытались… Так за что же мы так сурово обошлись с Белградом?.. Не знаете. Странно, что ваш покойный супруг не объяснил вам этого. Но я вам скажу: мы растерзали Белград в назидание всем другим. Нарочито демонстративно. Вдумайтесь: с 1945 года Европа не знала бомбардировок, а в 99-м мы нанесли бомбовые удары по мирному европейскому городу. Чтобы все видели и поняли: любой может стать жертвой. И это сработало. Потому и предлагаю провести акцию устрашения, показать всему миру, что могут ваши спутники.
Госсекретарь осторожно спросила:
– А кого вы рекомендовали бы на роль жертвы?
– Это неважно. Греция, Эстония, Португалия, Финляндия, Молдова, Польша – не имеет значения… И чем более необоснованным будет выбор, тем лучше.
– Почему? – удивленно спросила президент.
– Потому, что именно немотивированная агрессия внушает ужас. Ведь если какая-то из стран «провинилась», то ее «наказание» можно хоть как-то оправдать. Но если удар нанесен по «послушной» стране, то это вызывает глубокий внутренний ужас у всех остальных.
Госпожа президент сказала:
– Это отличная мысль, мистер S. D.
Старик усмехнулся. А про себя подумал: почему, господи? Почему во власть попадают такие посредственности?.. Впрочем, в этом есть и моя вина.
Спустя час гости покинули платформу «Голиаф».
* * *
Иван и Дервиш сидели в предбаннике – распаренные, разомлевшие. Горела керосиновая лампа, в углах плавали глубокие тени, за окном лежали синие сумерки. Из распахнутой двери сауны несло жарким духом. На столе стояла бутылка виски, к которой они практически не прикоснулись, закуска. Дервиш негромко говорил:– Каков будет масштаб репрессий, сказать трудно, но они неизбежны. Поэтому главная задача сейчас – сохранить организацию. Всем нужно лечь на дно, всякую деятельность свернуть.
– Да, собственно, она и так была свернута. Чтобы не помешать операции «Демонтаж».
– Это хорошо. Скажите, а ноутбук Полковника… В смысле – Павла – у вас?
– Нет, на дне Ладожского озера.
– Это правильно. Павел полагал, что его ноутбук имеет абсолютную защиту – ее разработали специалисты ФАПСИ [2]. После чего «ключ» был уничтожен. Тогда считалось, что американским спецам понадобится не менее двадцати лет, чтобы взломать защиту. Но все меняется. Мощности компьютеров растут, да и часть специалистов ФАПСИ теперь работает в «Кобре». Стопроцентной гарантии нет… Впрочем, ее никогда не бывает. Ладно, с этим все понятно. С кем-нибудь из членов организации поддерживаете связь?
– Нет. За исключением тех, кто принимал непосредственное участие в операции. Но они почти все здесь – в монастыре.
Дервиш кивнул:
– Правильно. Нужно пересидеть несколько месяцев – два, три, пять – пока эти будут вытаптывать поляну.
– А потом?
– Потом? – Дервиш посмотрел в глаза Ивану. – Потом начнется самое страшное – они разорвут страну… Во всяком случае – попытаются.
Стало очень тихо. Сделалось слышно, как потрескивают угли в каменке.
– На чем основан ваш прогноз? – спросил Иван. Он понимал, что Дервиш прав, что так и будет, но все-таки спросил… Голос звучал хрипло и напряженно.
– На элементарном анализе и, извините за нескромность, на огромном опыте… Я – знаю.
– Понятно, – произнес Иван. – Понятно. Дервиш подумал: это тебе, сынок, только кажется, что понятно… Он сказал:
– Я ведь служил в разведке. И в добывающей, и в стратегической. Последнее означает, что в кабинете сидел. Не просто портки протирал, но занимался аналитикой, планировал операции, в том числе перевороты… Посему примите на веру, что я знаю, как это делается. И еще я неплохо знаю человека, который является главным идеологом расчленения России.
– Что это за человек?
– О-о! Это очень интересный человек. Я с ним пересекался когда-то…
За дверью, на улице, негромко подал голос Дейл. Дервиш сказал: идет кто-то. Иван выглянул в оконце и увидел, что от дома к бане шагает хозяин, Валентин Матвеевич.
– Матвеич идет, – сказал Иван.
– Встречайте, Иван Сергеич.
Иван встал, распахнул дверь. На него оглянулись Дейл и Жилец. Валентин Матвеич остановился у крылечка, сказал: «С легким паром».
– Спасибо, – отозвался Иван. – Присоединяйтесь к нам, Валентин Матвеич.
Матвеич вошел, сказал Дервишу: «С легким паром», – и сел к столу. Дервиш снял с полки третий стаканчик, налил виски. Чокнулись, выпили.
Дервиш сказал:
– Напарились отменно, Валентин Матвеич. Спасибо.
– Да не за что, – Матвеич подцепил вилкой квашеной капусты, закусил и спросил: – Виски?
– Он и есть.
– Понятно, – Матвеич закинул в рот капусту, прожевал и сказал: – Только что по ящику передали: на всей территории эрэфии вводится режим чрезвычайного положения… А давеча племяш мой позвонил с Петрозаводска, так сказал, что там уже шерстят: начались проверки документов, за проживание без регистрации хватают без разговора.
Дервиш сказал:
– Этого следовало ожидать… Вы, Валентин Матвеич, не тревожьтесь – я сегодня же уеду.
Иван сказал:
– Да и мы с Лизой тоже. Матвеич замахал руками:
– Вы что – очумели? Разве ж я к тому?
– Спасибо за все, Валентин Матвеич… Но так будет лучше.
– Тьфу, блин! Вот ляпнешь, не подумавши, а потом… – Матвеич налил еще виски, выпил, буркнул: – Не сильно от моего самогона отличается. Никуда я вас до утра не отпущу.
Вскоре, однако, Дервиш с Иваном ушли в монастырь, а Лиза осталась у Валентина Матвеевича и Алевтины Викторовны. Лиза очень огорчилась. Иван сказал:
– Ничего, завтра уедем в Петербург.
Но все сложилось иначе.
* * *
В монастыре отсиживались участники операции «Демонтаж» – капитан Гринев и его рулевой, Пластилин и Главный Конструктор. Ивана и Дервиша встретили со сдержанной радостью. Что происходит в большом мире за монастырскими стенами, уже, разумеется, знали и поводов для радости было не особо много… Тем не менее поужинали все вместе в монастырской трапезной, поговорили. Настоятелю Иван сказал: «Мы переночуем, а завтра все вместе уйдем». Отец Михаил спросил: «А есть куда?» Иван улыбнулся: «Есть», – и попросил отслужить службу по погибшим воинам Александру, Константину и Зорану. Настоятель кивнул, при людях ничего спрашивать не стал, но потом отозвал Ивана в сторону: «Как они погибли?» Иван рассказал, что не знает, как погибли Зоран и Костя – не видел. А вот Саня Братишка подорвал себя гранатой. Настоятель помрачнел лицом.Попили жидкого монастырского чаю, разошлись по кельям.
Иван долго не мог заснуть, лежал, смотрел в маленькое оконце на почти полную луну.
Тошно было Ивану – край. Хотелось ему, как волку, завыть на эту бессмысленно-красивую картинку, написанную в небесах. Он не завыл. Он стиснул зубы. Ибо у него не было такого права – права на скулеж… Но право на боль никто отнять не может.
Светила, морочила луна. В небе плыли до нереальности призрачные облака. Иван лежал и вспоминал мертвых, своих мертвых – и удивлялся, как же, оказывается, их много.
Иван долго не мог заснуть, а когда все-таки начал проваливаться в сон, раздался голос шамана. Сначала Иван даже не понял, что это шаман. Но тут шаман ударил в бубен… Ивана как будто подбросило. Он сел на жесткой монастырской койке. Низкий вибрирующий голос шамана раздавался в голове, а потом медленно стекал по позвоночнику, наполняя тело дремучим чувством опасности. Иван вытащил из-под подушки двуствольный «дерринджер» (хранил его, невзирая на просьбу настоятеля не держать в кельях оружия), выглянул в окно… Тихо было за окном, мирно – голубым отливал в лунном свете снег, кресты на куполах церкви отбрасывали бледные тени. А шаман булькал горлом, хрипел камертонно, и голос его, стекая по позвоночнику, перебирал позвонки, как четки… Иван натянул джинсы, футболку, взял фонарь и вышел из кельи в коридор. Быстро прошел по узкому, как щель, коридору, стуча в каждую дверь.
Первым отворил Дервиш. Он был одет, с тростью в руке. Глазами спросил: что?
Иван ответил:
– Тревога.
Выглянули из кельи капитан Гринев и рулевой… Из соседней выглянул Пластилин, а из-за его спины – всклокоченный Главный Конструктор. Вышел из своей кельи настоятель. Выглянули монахи и послушник Павел. Иван сказал:
– Похоже, к нам гости.
Сказал и вспомнил, что почти эти же слова ему довелось сказать Петровичу полгода назад… Господи, всего-то полгода прошло, а кажется – полжизни.
– Конкретней, – произнес Дервиш.
– Конкретней не скажу – не знаю.
– Но с чего вы это взяли?
– Не спрашивайте сейчас ничего – все объясню потом. Настоятель сказал:
– Всем – собираться. Я – на колокольню. Осмотрюсь. Иван сказал:
– Я с вами, Михаил Андреич.
Настоятель ответил: «Быстро!» – и двинулся к выходу. Как только вышли на улицу, стало слышно бормотание автомобильных моторов. Далеко ли, близко – не понять… Переглянулись, бегом двинулись к колокольне. Шаман в Ивановой голове дергался.
Подъем по крутой и скрипучей лестнице показался Ивану очень долгим. Снизу колоколенка не выглядела высокой, но когда поднялись наверх, Иван понял, что высоты она приличной… Маленькая площадка на верху колокольни имела четыре арочных проема, на массивной деревянной балке висел медный колокол.
Они сразу увидели свет автомобильных фар на дороге метрах в трехстах от монастыря – там, где дорогу перекрыли упавшие сосны. Накануне монахи и послушник начали пилить стволы, разбирать завал, но сделали только часть работы. Теперь там, у завала, мелькали фонари, тени, стояли машины – одна, две… нет, три, и, кажется, есть еще и четвертая… Несколько секунд Иван и настоятель рассматривали картинку. Потом настоятель сказал:
– Им не проехать.
Шаман вновь ударил в бубен – Иван присмотрелся и увидел на дороге цепочку идущих пешком людей. Они были всего в сотне метров. Шли беспечно, не скрываясь.
– Через полторы-две минуты они будут здесь, – Иван указал на «пехоту». Настоятель обомлел. Иван пересчитал людей на дороге: одиннадцать человек, – спросил: – У вас, Михаил Андреич, я слышал, есть «запасной выход».
– Есть, – кивнул настоятель. – Я называю его «метро». Только оно нам не поможет.
– Почему?
– Потому что на той стороне, за стеной, – настоятель ткнул пальцем за спину, – выход из нашего «метро» тоже накрыло упавшим деревом.
Иван тихо выругался. А настоятель сказал:
– Ничего, Иван Сергеич, встретим.
Иван повернул голову к настоятелю, спросил:
– А есть чем встречать-то?
– Поскребем по сусекам – найдем. Могу еще и бойца выставить толкового – инок Егорий взводным у меня был.
– Спасибо, – ответил Иван, – своих сил хватит. А втягивать вас в наши игры мы не имеем права.
Настоятель усмехнулся в бороду.
Спецгруппа комитета «Кобра» вышла к объекту. Командир группы, старший лейтенант Чубенко, загнал одного из бойцов на осину и приказал понаблюдать за объектом. Не то чтобы Чубенко ожидал каких-то проблем, но – на всякий случай… Этот объект бойцам Чубенко был знаком – уже побывали здесь года полтора назад. Тогда аналитики из управы выдвинули могучую версию, что именно в монастыре могут скрываться раненые боевики. В тот раз никакого криминала не нашли, но у Чубенко осталось впечатление, что что-то здесь неладно. Монахи держались невозмутимо, но… Впечатление, однако, к делу не подошьешь. Конечно, с монахами можно было поговорить по-другому, но тут выяснилось, что в этот же день в монастыре ожидают прибытия митрополита Санкт-Петербуржского и Ладожского. И если митрополит увидит избитых монахов – скандал обеспечен. Старший лейтенант Чубенко спросил себя: оно мне надо? Мне приказали проверить – я проверил, никого не нашел.
Спустя полтора года он вновь получил приказ навестить монастырь.
За монастырем наблюдали минут пять – на территории горел один-единственный фонарь, и все было тихо – ни движения, ни звука. Тогда Чубенко оставил четверых бойцов снаружи – страховать периметр, а с остальными вышел к воротам. Людей у него было мало – меньше отделения. Два отделения во главе с капитаном отправили в Петербург, зато прислали трех оперов из Петрозаводского отдела. Собственно, они-то и должны были проводить операцию на объекте, а дело группы Чубенко – обеспечить их работу.
Чубенко подошел к двери, что была рядом с воротами. Справа от двери свисала веревка и была табличка «Звонок». Чубенко наугад толкнул дверь ладонью, и она распахнулась… «Вот артисты!» – подумал Чубенко.
За минуту до того, как бойцы спецгруппы взяли под контроль периметр, территорию монастыря покинул Пластилин. Он перелез через стену в дальнем углу и мгновенно скрылся в лесу. На нем был «маскхалат» – простыня с грубо прорезанной дыркой для головы. Под мышкой Пластилин нес помповый «Ремингтон-870» двенадцатого калибра.
Пластилин заложил крюк и двинулся в сторону завала на дороге.
…калитка распахнулась, капитан Чубенко подумал: «Вот артисты!» – и шагнул внутрь. Следом за ним – бойцы и оперативники. Осмотрелись, двинулись к жилому корпусу. Было тихо, слегка поскрипывал сырой снег под подошвами ботинок.
У двери жилого корпуса тоже свисала веревка: звоните. Чубенко потер подбородок и нажал на ручку двери. Дверь отворилась… «Ну, блин, клоуны!..» За дверью открылся короткий коридор. В нем было практически темно, возле печки были сложены в аккуратную поленницу наколотые дрова. С прошлого «визита» сюда Чубенко знал, что коридор изгибается буквой «Г». За поворотом коридора был свет – похоже, керосиновая лампа. Старший лейтенант негромко скомандовал: «Палтус остается на входе. Остальные – за мной. Задерживаем всех, сгоняем в трапезную, она в конце коридора».
Когда бойцы и оперативники вошли внутрь и дверь закрылась, Палтус присел на перила крыльца, вытащил из кармана сигарету и вставил в губы. Но прикуривать не стал – Чуб не одобряет, когда курят на операции.
С колокольни на Палтуса смотрел настоятель. Через прицел пистолета-пулемета «Суоми».
Чубенко дошел до поворота коридора, повернул направо. Там действительно светила керосиновая лампа… а в глубине стоял старик. Он был сед, сутул и опирался на палку.
Когда вся группа «гестаповцев» исчезла за поворотом, из-за поленницы выскользнул Иван. Он задвинул засов на двери, шагнул вслед за «гестаповцами». В правой руке держал ТТ с длинным цилиндром глушителя.
Чубенко подошел к старику и остановился напротив. Сказал:
– Ну что, человек божий, не спится?
Это были его последние слова.
Пластилин дошел до завала и укрылся в кроне упавшей сосны. До головной машины было около двадцати метров. Фары автомобилей были выключены, движки заглушены. Двое бойцов сидели на упавшей сосне, курили, негромко разговаривали… Задачей Пластилина было «погасить» их, если в монастыре начнется стрельба – чтобы не успели сообщить на базу. Пластилин положил ствол ружья на толстый сук и взял «гестаповцев» на мушку.
Палтус сидел на перилах, и ему хотелось курить. Прошло секунд двадцать, как группа вошла в здание, и рация, что висела на груди Палтуса, произнесла голосом командира: «Ну что, человек божий, не спится?..» А потом раздался хрип, и что-то, судя по звуку – металлическое, упало на пол. Потом стало совсем тихо – это Дервиш «выключил» рацию Чубенко ударом трости, но Палтус знать этого не мог.
…Стало тихо, и почему-то Палтусу сделалось не по себе. Ему показалось, что там, за дверью, происходит что-то страшное… Палтус поднялся, сделал шаг к двери и подергал ручку. Дверь была заперта изнутри.
Дервиш вытащил из кармана носовой платок, стер кровь с рукояти трости и бросил платок на пол.
– Все? – спросил Дервиш. Он выглядел совершенно спокойным.
– Здесь – все, – ответил Иван. – Еще один на крыльце. Остальные снаружи.
– Тогда, Иван Сергеич, пригласите сюда того красавца, что на крыльце.
Палтус услышал звук отодвигаемого засова. Потом дверь распахнулась, и появился человек. Палтус не мог понять, кто такой. Мелькнула мысль, что это кто-то из оперов, но уже через секунду он понял, что ошибся. Еще через секунду под челюсть Палтусу уперся цилиндр глушителя и незнакомый голос тихо приказал:
– Дернешься – положу. Оружие на землю. Медленно, аккуратно.
Палтус осторожно снял с плеча АКСУ, опустил вниз. Потом расстегнул кобуру, вытащил «глок», положил на перила.
– Нож, – сказал Иван. Палтус вытащил боевой нож из ножен… Он весьма неплохо работал ножом, и в голове мелькнуло: а если?.. Но под кадык Палтуса упирался глушитель, и шансов было ноль. Палтус покорно выпустил нож из руки.
– Второй, – приказал Иван. Из кармашка на левом рукаве Палтус извлек складной тактический нож, тоже положил на перила.
– Что еще есть? – спросил Иван.
– Ничего, – пожал плечами Палтус.
– Ну смотри, – сказал Иван и кивнул головой на дверь: – Пошли.
Когда Палтус вошел в коридор, то испытал мгновенный шок. В луже крови на полу лежало шесть тел. Пять трупов, шестой – в агонии. Шестой – это был оперативник – сидел, прислонившись спиной к стене, и крупно вздрагивал… Чуть дальше по коридору стоял высокий седой старик с тростью.
Ошеломленный Палтус стоял и смотрел. Он не мог поверить, что эту бойню устроили какие-то чмошники. И положили шестерых опытных сотрудников. Вдвоем.
– Как зовут? – произнес Дервиш. Палтус его не услышал, и Дервишу пришлось повторить: – Как зовут?
– Па… Палтус.
– Нет в святцах такого имени, но если нравится – носи… Слушай меня внимательно, Палтус: сейчас ты по рации начнешь вызывать сюда своих корешей. По одному. Понятно?
– А…
– Живой останешься. Понял?
– А гарантии? – выдавил Палтус. Сам понимал, что глупость, но почему-то спросил.