– Сегодня вы выбросили из класса Иванова, – начал он, – завтра выбросите Сидорова, послезавтра Петрова… А дальше что? Допустим, Иванов вам чем-то не нравится. Так что же… применять к нему самосуд? Потом вам не понравится какой-то учитель. Стало быть, вы и его выбросите из класса? Не-ет, так дело не пойдёт. Зачинщиков надо наказать. И наказать строго. У нас в школе ещё не было такого, чтобы кого-то выбрасывали из класса в присутствии учителя.
   Анна Петровна сидела за столом и в раздумье чертила какие-то завитушки на чистом листе бумаги.
   – Случай настолько необычный, – сказала она, когда умолк Горшков, – что я даже и не знаю, как его воспринимать. Я очень люблю свой класс и очень горжусь тем, что он лучший по успеваемости и дисциплине. Никогда до этого ребята не позволяли по отношению ко мне никакой грубости, никакой бестактности, и если они сейчас совершили такой поступок, то, по-видимому, была причина… Конечно, я их не собираюсь оправдывать, но… Понимаете, мальчики, вы сделали что-то не то… Совсем не то, что надо было сделать. Иванов, выйди-ка сюда. Где ты там прячешься? – попросила она.
   Иванов, аккуратно причёсанный, в новом костюме и новых туфлях, вышел на середину учительской.
   – За что они тебя выбросили из класса? – спросила Анна Петровна.
   – Я вошёл… Я только вошёл в класс, а они меня и выбросили.
   – Знаешь, это звучит несколько странно: «Меня выбросили». Что ты – мешок? Чем ты им так не понравился, что они тебя «выбросили»?
   – Не знаю.
   – Не знаешь? И не задумывался над этим? Молчишь? Признаться, мне стало жутко, когда ребята сказали, что ты начинил иголками кусок колбасы и бросил его собаке Бардашова. Так подло, так жестоко убить это прекрасное животное…
   – Да не бросал я ей никакой колбасы. Видел, что ли, кто-то? – с вызовом крикнул Жора.
   – Не знаю. Но все решили, что это сделал ты. Этот факт что-то значит… До сих пор твои пакости были более мелкими, и тебе казалось, что все их прощают. Если это сделал не ты, то тем хуже для тебя.
   В этот день Виталька как-то по-другому увидел учителей и понял, что они тоже разные люди. И не только ученики зависели от них, но и они зависели от учеников. Ему казалось раньше, что Анна Петровна даже и не знает, что у него есть собака, а она не только знает, но и восхищается ею. Он понял, что учителя сами не знают, куда им деваться с этим Жорой. И правда, не выкинешь же его, как гнилую картошку, на помойку. Он человек, и человек никому не нужный, скверный и опасный. Его пытались перевоспитать, сделать другим… Только всё это зря. А что ещё с ним делать? Кончит он школу. Дотянут ведь за уши до десятого класса. И поползёт гад по земле жалить и кусать всех подряд. Он такой, какой есть, и не может быть другим.
   Директор больше не ругал ребят. Он устало потирал сухими пальцами лоб и в раздумье продолжал ходить по учительской. И ребята смотрели на него сочувственно. У этого старого безногого человека, видно, было полным-полно забот. Все поняли, что и директор сочувствует своим ученикам, когда он, вздохнув, сказал:
   – Ступайте-ка домой, готовьте уроки. И чтобы больше мне таких диких выходок не было.
   Когда Виталька вышел из школы, падал густой тихий снег. Собаку засыпало от головы до хвоста. Рэм уже несколько часов терпеливо ждал Витальку.

4

   Дома всё было как будто по-старому. Но Виталька замечал, что отец садился за стол, как хозяин, по дому ходил не спеша, вразвалку. За столом полоскал супом рот, громко рыгал и ковырял вилкой в зубах. Дедушка не позволял ему этого делать, гнал из-за стола, как мальчишку.
   Теперь отец сидел за столом на месте деда. Он стал как будто даже веселее, благодушнее и добрее.
   Однажды за столом он сказал:
   – Собаку придётся продать. Нужны деньги. Я уже интересовался – взять её могут за полтораста рублей. Деньги, я думаю, хорошие. Есть смысл.
   «Она же не твоя!» – хотел было крикнуть Виталька, но удержался. Он уже знал отца. Тот как будто советовался, спрашивал мнение Витальки, как будто не навязывал ничего, но попробуй сказать ему поперёк, и всё испортишь. А сейчас Виталька понимал, что он должен защитить свою собаку, защитить один, без деда. Мать едва ли могла чем-нибудь помочь, да и всё равно было ей. У неё со смертью деда всё из рук валилось, и сама она стала какая-то прибитая.
   В груди у Витальки разлился острый холод. Его едва заметно стало трясти.
   – Ты что дрожишь, сын? Неужто озяб? А может, простыл? – с беспокойством спросил отец.
   – Пройдёт, – сухо ответил Виталька.
   – Так как насчёт собаки-то? – Отец в упор смотрел на него через стол.
   – Ну продай, если хочешь. В чём дело?
   Отец замер, пристально глядя на него. Он, как видно, такого оборота не ожидал. Виталька всегда был вспыльчивым и своенравным мальчишкой. Отец видел, что Виталька любит собаку, а собака – Витальку. Пёс по утрам вставал под окном на задние лапы, скрёб когтями заиндевелые стёкла, тихо свистел, если ему не было видно спящего Витальку. Так он мог стоять на задних лапах сто лет. Когда отец утром выходил во двор, пёс искоса бросал на него короткий непонятный взгляд, неизвестно почему пёс относился к нему недоверчиво и неласково.
   – Сейчас самое время продать, – сказал отец без прежней уверенности.
   Виталька ничего не ответил. Он мог бы только сказать отцу, что тот сошёл с ума.
   Всю зиму вместе с ребятами из своего класса Виталька обучал Рэма нападать на человека. Пёс в клочья порвал уже два старых стёганых ватника.
   Охотники из районной заготконторы только диву давались, что шотландская овчарка была злобной, как волк. А Виталька никому не говорил, что кормит собаку сырым мясом, вернее, что собака ловит в горах сурков. Ленивые жирные зверьки были для неё отличной пищей. Рэм ловил их с ловкостью кошки. Подушечки на его лапах стали твёрдыми, как рог. Эти подушечки довольно нежны у обычных собак, поэтому по горам ходить они не могут, ранят лапы на острых камнях. Рэм же карабкался по крутым каменистым склонам не хуже Витальки. Это была настоящая горная собака.
   – Что молчишь? – с беспокойством сказал отец.
   – А что говорить? Если с ним охотиться, то на полтораста рублей он одной дичи возьмёт за сезон…
   – Ты и без него охотился неплохо.
   – В воду, что ли, осенью самому лазить?
   – Брось. Ты уток бьёшь без промаха влёт.
   – Всё равно… разве полтораста стоит такая собака? Она месячным щенком стоила шестьдесят, а тогда никто не знал, что из неё получится.
   Отец долго смотрел на Витальку, потом про себя едва заметно усмехнулся и ушёл.
   Витальке стало ясно, что отец понял его хитрость, но тем не менее задумался, стоит ли продавать обученную собаку за сто пятьдесят рублей. Ещё продешевишь. Может, какой-нибудь дурак даст больше…
   И такой покупатель вскоре нашёлся. Коренастый, небритый, в старом стёганом ватнике и лохматой шапке, он вошёл во двор и огляделся цепким взглядом барышника.
   – Слышал, собачка продаётся! – крикнул он.
   Рэм вышел из будки и, немного осев назад, оскалил длинные клыки.
   – Хороша, – заулыбался гость, – хороша. – Он сделал ещё шаг вперёд.
   Собака прижала уши и с медвежьим рёвом бросилась на него. Он едва успел выскочить за калитку и захлопнуть её перед собакой.
   – На место! – крикнул отец Витальки, выскочив во двор.
   Пес, всегда с первого слова выполнявший любую команду, сейчас даже не повернул головы. Его маленькие злые глаза пристально следили за незваным гостем.
   А ведь до этого входил во двор и Илья, и пьяный сторож с фермы, и бригадир. Рэм только поднимет голову, посмотрит и снова лежит в той же позе, даже не гавкнет. Мало того, Илья однажды под хмельком начал дразнить Рэма. Он сломил прутик и давай тыкать им Рэму в морду. Рэм отворачивался, раздражённо колотил по снегу своим пушистым, как у лисы, хвостом, потом не выдержал, ушёл в будку. Тогда Илья полез с прутиком к нему в будку. «Ну и ума же у вас, дядя Илья», – сказал ему Виталька. «Да я хотел поглядеть, на что он годится, – ответил Илья. – Такую собаку любой может ночью в мешке унести, как поросёнка».
   И вдруг Рэм мгновенно превратился в зверя.
   – Пошёл на место! Я кому сказал! – кричал ему отец.
   Рэм будто и не слышал.
   И тогда отец вышел за калитку.
   Виталька из комнаты из-за занавески наблюдал, как отец торговался с покупателем. Они расходились, снова сходились и опять расходились. Наконец ударили по рукам.
   Отец, возбуждённый, счастливый, вошёл в комнату, достал с полки намордник.
   – Двести пятьдесят дал, – дохнул он на ухо Витальке.
   Витальку снова затрясло, как в лихорадке. Но теперь отец этого не заметил, он был слишком возбуждён. Ему не верилось, что в общем-то совсем даром он получает такие деньги.
   И как только отец вышел из дому с намордником в руках, Виталька бросился к висевшему на стене ружью, вынул из стволов патроны, вложил их в патронташ и бросил патронташ под пол в дырку, куда раньше лазила кошка. Что в это время происходило во дворе, он не видел.
   Отец вскоре вернулся и сказал:
   – Поди надень на него намордник.
   – На кого, на покупателя? – спросил Виталька. Он внутренне ликовал оттого, что собака поняла, для чего хотят надеть на неё намордник. Теперь-то уж её голыми руками не возьмешь.
   – Ладно, мне некогда шутить с тобой, – нахмурился отец. – Надень намордник. Пусть платит деньги и уводит.
   – Она на меня записана, – сказал Виталька. – Ты не можешь её продать.
   – Этот сделает документы, – махнул рукой отец. – Видать, опытный. Только родословную требует. Она у тебя вроде в шкатулке лежит… Я поищу, пока ты управишься с собакой.
   – Только нужен ещё один намордник, – бледнея, сказал Виталька. Он понял вдруг, что действительно может лишиться собаки. До сих пор эта мысль как-то не укладывалась в его сознании. Нет, он скорее умрёт!
   – Зачем второй намордник? – оторопело спросил отец, лицо его в эту минуту напоминало бульдожью морду.
   – Для тебя, – спокойно ответил Виталька. – Один для этого спекулянта, а второй для тебя.
   Бледность с отливом синевы залила щёки отца. Он смаху ударил Витальку в лицо. Падая, Виталька закричал:
   – Рэ-эм!
   Он сразу потерял сознание и не видел, как распахнулась дверь. Рэм всегда открывал её лапами и грудью. В комнату с глухим рёвом влетела длинная лохматая тень. Отец потянулся к ружью, но волчьи клыки Рэма так полоснули его по руке, что он завыл, обливаясь кровью. Рэм сбил его, повалил на пол и стал лапами ему на грудь. Стоило отцу сделать малейшее движение, как к его горлу приближались окровавленные клыки.
   В таком положении и застала их мать, когда ей сказали, что в доме несчастье. Возле дома уже стояли люди и с ужасом смотрели через распахнутую дверь на огромную собаку.
   Мать бросилась к Витальке, вслед за ней вошла фельдшерица Маша, прибежавшая из больницы.
   Мать крикнула Рэму:
   – На место!
   Рэм оставил отца и, по-волчьи наклонив голову, пошёл к будке.
   Отец вскочил, трясущимися руками схватил ружьё, взвел оба курка и выбежал на крыльцо.
   Мать слышала, как щёлкнули курки, и насмерть перепуганный отец вскочил обратно в комнату и захлопнул дверь перед оскаленной мордой собаки.
   Приезжего покупателя уже и след простыл.
   Тем временем Витальке сделали укол, и он очнулся от обморока. Идти в больницу он наотрез отказался.
   – Ничего со мной не случится. А собаку он убьёт, – сказал Виталька.
   И его оставили.

5

   Утром, придя в школу, Виталька сразу почувствовал, что что-то произошло. На него все внимательно смотрели, мялись поодаль, но близко не подходили.
   «Сторонятся, как чумного», – со злостью отметил про себя Виталька. Он думал, что этот обостренный интерес к его персоне вызван вчерашним скандалом с отцом.
   Но оказалось, о его ссоре с отцом никто и не знал. Пялили же глаза на него из-за статьи в районной газете. Газета поместила невнятную фотографию письма и статью о раскопках на зимовке.
   Газету молча протянул Витальке Вадик Скопин. Виталька сел поближе к окну и стал читать.
   «Уже в раннем детстве, – писала газета, – Виталий Бардашов мечтал о путешествиях и открытиях. Но путешественнику необходима крепкая воля и железное здоровье. И Виталий начал по утрам обливаться холодной водой, ежедневно делать зарядку. Никогда он не забывал нистить зубы…»
   Виталька взглянул на подпись и, отшвырнув газету, пошёл бить Марата. Марат хмурый стоял возле школьного забора, держа под мышкой портфель.
   – Ты что? – подошёл к нему Виталька.
   Марат посмотрел на него полными слёз глазами и отвернулся к забору.
   – Ты зачем написал этот собачий бред? – сквозь зубы спросил Виталька.
   – Ни-ичего этого я не писал. Это они так отредак-ти-ровали. С воспитательным ук-лоном, – зашмыгал носом Марат. – Я писал статью об истории поселения, целую тетрадь исписал.
   Что мог на это сказать Виталька? Стоило тащиться чёрт знает куда, рыться в земле, кормить комаров, в кровь сбить руки, чтобы потом вся школа смотрела на тебя как на идиота.
   Но идиотом его никто не считал. Дальше статья была вполне нормальная, краткий рассказ об интересной находке, несколько слов об истории поселения. Естественно, Марат как настоящий друг все заслуги приписал Витальке, тогда как без него Виталька никогда не пошёл бы копаться в развалинах поселения. И именно за это ухватились в редакции газеты. Узнав, что Виталька отличник, его решили представить как пример для подражания. Спустя неделю Виталька оказался в центре весьма значительных событий. Областная газета заинтересовалась находкой ребят, опубликовала статью, правда с большими сокращениями, так что она не выглядела столь глупой, и кроме того напечатала маленькую заметку какого-то лётчика. Виталька несколько раз перечитал эту заметку, не веря своим глазам.
   «Прошлой осенью, – писал лётчик, – я пролетал на вертолёте над незамерзающим горным озером и заметил на его берегу какой-то тёмный предмет. Этот тёмный предмет при приближении вертолёта зашевелился, сполз в воду и исчез. Видимо, его испугал шум. Вертолёт проходил довольно высоко над озером, и о размерах загадочного существа трудно судить. Но даже с высоты я почувствовал, что это гигант…»
   Ниже стояла подпись: «И.Петров. Лётчик.»
   Едва дождавшись конца уроков, Виталька побежал к Лене в лабораторию.
   – Лена, посмотрите-ка, что тут написано! – крикнул он.
   Лена в это время переливала что-то из одной пробирки в другую, сосредоточенно нахмурив светлые брови. Пальцы её дрогнули, и она пролила мутно-зелёную жидкость на стол.
   – Ах, Виталик, что ты наделал, – с огорчением вздохнула она. – Я мучилась, мучилась… И что там может быть написано? Какая-нибудь чушь.
   – Где там чушь! – Он сунул ей газету.
   Прочитав заметку, Лена задумалась.
   – А если это враньё? – спросила она. – Может быть, он прочитал твою заметку…
   – Не мою!
   – Боже мой, какая разница! Не твою – твоего друга. Прочитал и решил позабавиться над нами. Мол, пусть попрыгают от радости. Что он теряет? Есть такие. Вот если бы заметка была опубликована раньше… Но всё равно… Жаль, что озеро где-то у чёрта на рогах, я бы пошла.
   – Вот и идёмте весной. Может быть, доберёмся до озера.
   – Нет… Это не для меня. А увидеть ящера, Виталик… Это же путешествие в прошлое, на миллионы лет в прошлое, как в машине времени.
   – Лена…
   – Что, опять, какие-то вопросы?
   Виталька кивнул.
   – Ну давай. Попробую ответить. Только скоро, видно, буду я у тебя спрашивать. Помнишь, как ты когда-то спросил у меня, почему ворона живёт дольше, чем курица? Я сначала смеялась, а потом… Потом не могла ответить.
   – Вы как раз ответили, – улыбнулся Виталька. – Сейчас не про курицу. Я хотел спросить, как появились многоклеточные.
   – О, добрался-таки. Я, между прочим, думала уже, спросишь ли ты когда-нибудь об этом. Ведь собственно с этого всё и началось. Многоклеточные, начало жизни… Они появились, примерно, шестьсот миллионов лет назад. В осадочных образованиях этого периода, кстати, тогда они находились под водой, найдены скелеты разнообразных многоклеточных. Они появились, можно сказать, внезапно.
   – А как же эволюция? Дарвин ведь пишет, что переход от одноклеточных к многоклеточным был постепенным.
   – Дарвин не мог разрешить этой загадки, Виталик. Действительно странно: два с половиной миллиарда лет Землю населяли одноклеточные и вдруг… Не вдруг, разумеется, но за сравнительно короткое время появились многоклеточные, стала бурно развиваться жизнь…
   Дело в том, что книги для Витальки выписывала через библиотеку Лена и, естественно, знала, что он читает.
   – Может быть, на твой вопрос ответит ваш учитель естествознания? – спросила Лена.
   Виталька с удивлением посмотрел на неё и усмехнулся.
   Несколько дней назад Горшков сказал на уроке, что сгустки раскалённого вещества, выброшенного солнцем, постепенно остывая, образовали планеты.
   Виталька вскочил:
   – Земля сформировалась путём конденсации осколков и пыли из той же материи, которая образовала Солнце.
   Класс притих. Учитель некоторое время молчал, потом медленно ответил:
   – Это одна из многих гипотез. Некоторые учёные считают, что Земля была в расплавленном состоянии…
   – Какие учёные? – спросил Виталька.
   Учитель молчал. Тогда Виталька резко сказал:
   – Земля никогда не находилась в расплавленном состоянии, иначе она не могла бы сохранить сложные соединения, которые сейчас образуют земную кору.
   Лена пристально посмотрела в глаза Витальке.
   – Почему ты молчишь?
   – Да нет, Лена… Вот если бы вы преподавали у нас естествознание. А Горшков бы занимался здесь анализами мочи… То-то было бы хорошо. Идите к нам в школу. Горшков в этом году уходит на пенсию.
   Лена покраснела.
   – Не твоим умом мир устроен. Подожди, ещё не то увидишь. И начнёшь всё ставить на свои места, сам запутаешься. Но я чувствую, на многое у тебя хватит сил и ума. Тебя уже приняли в комсомол?
   – Весь наш класс не приняли. Мы выкинули Иванова за дверь при Анне Петровне.
   – Молодцы. Так и надо поступать с этой дрянью. Недавно я шла вечером из лаборатории, и этот Иванов со своими приятелями кричал мне вслед такое, что сказать стыдно…
   – Вот псина, я ему покажу! – сжал кулаки Виталька.
   – Оставь, пожалуйста. Он сам найдёт своё место… Только кто окажется на его дороге? У него глаза, как у рыбы. Что можно ждать от такого? Между прочим, его отец и твой, кажется, друзья?
   – Друзья, – опустил глаза Виталька.
   – Как у вас теперь с отцом?
   – Молчит. – Витальке совсем не хотелось об этом говорить. Он теперь даже не думал об отце, будто его и не было.
   Виталька взял газету.
   – Лена, я должен встретиться с этим лётчиком. Ничего он не выдумал. Ведь мой дедушка видел следы ящера…
   – Я думаю, это сообщение заинтересует учёных. Такое не проходит бесследно.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

   В один из весенних дней по улицам посёлка пронёсся серый от пыли «козлик», круто развернулся возле сельсовета и остановился.
   Из кабины с трудом выбрался небольшого роста старик с аккуратной седой бородкой и, морщась, словно съел недозрелую сливу, потёр ладонями колени. Потом заглянул в кабину:
   – Ну, дети, кажется, мы на месте.
   Детей было четверо – трое рослых парней в спортивных костюмах и с ними девушка лет семнадцати. У каждого на боку болталась узкоплёночная кинокамера. В машине была уйма всяких вещей.
   На дверях сельсовета висел замок. Помотавшись полдня по посёлку, приехавшие устроились на постой у пенсионерки Тухфатулиной. Старуха сразу смекнула, что у этих постояльцев денег – куры не клюют, и отдала им две комнаты.
   Едва устроившись на квартиру, старик вместе с детьми явился к Витальке.
   Виталька в это время стирал бельё. Он услышал злобный лай Рэма и вышел на крыльцо, отряхивая руки от мыльной пены.
   Отогнав собаку к будке, он пригласил гостей в дом. Но те не торопились входить, во все глаза смотрели на Рэма.
   – Подумать только! Чистопородная! – всплеснул руками старик. – А какой экстерьер, рост! На выставке такая собака вышла бы в элиту, могла бы стать чемпионом.
   – Хотите купить? – не глядя на старика, сухо спросил Виталька. Он решил сразу неё покончить с этим разговором.
   – Купить? – удивился старик. – Неужели ты можешь продать такую собаку?
   – Зачем же вы тогда пришли?
   – Мы с сугубо научными целями, молодой человек, – сказал старик, вытирая ноги о половичок. – Нам стало известно, что у вас хранится письмо столетней или более того давности с упоминанием об интересующем нас земноводном.
   – О ком? – переспросил Виталька.
   – О земноводном.
   – О ящере, что ли? Хранится.
   – С вашего разрешения, мы хотели бы на него взглянуть.
   Пока Виталька рылся в шкатулке, старик и дети молча осматривали комнату, корыто со стиральной доской, баночку с синькой, горку выстиранного белья в тазу.
   – Что же ты сам стираешь? Разве больше некому? – спросил один из детей, светловолосый, с небольшой бородкой и со значком мастера спорта на отвороте лёгкого пиджака.
   – Мама на работе, – ответил Виталька. – И потом она неважно себя чувствует…
   Виталька достал письмо и подал старику. Тот, сменив очки, долго разглядывал серую хрупкую бумагу.
   – Н-да, судя по обладателю этой ценности, фальсификацией здесь не пахнет, – сказал он.
   Дети вежливо молчали.
   – Только вот хранить такие вещи столь кустарным способом нельзя. Сдай это в местный краеведческий музей.
   – Вы говорили с лётчиком, который видел ящера? – спросил Виталька.
   – А как же! Первым делом! – воодушевился старик и сразу стал похож на молодого петуха. – Эллочка, дайка сюда карту.
   Девушка достала из планшетки карту Ущелья белых духов и озера.
   – Вот, смотри, здесь на восточном берегу… Да что с тобой? – Старик поднял глаза на Витальку. Тот встал на цыпочки и, напряженно вытянув шею, глядел на карту. – Почему ты так взволнован?
   – Вам показалось. – Виталька опустил голову, но тотчас жадными глазами снова впился в карту.
   – Ну ладно. Показалось, так показалось. На той неделе мы пойдём к озеру.
   – Летите вертолётом, – сказал Виталька.
   – За кого ты меня принимаешь? – возмутился старик. – Да ты знаешь, кто я такой?
   – Знаю, – улыбнулся Виталька. – Я только сейчас узнал вас. Вы профессор Семёнов. У меня есть одна ваша книга, о ящерах. С портретом.
   – У тебя? В этом посёлке?
   Виталька достал с полки книгу.
   Профессор осмотрел её.
   – Академическая библиотека… Откуда она у тебя?
   – Я выписываю книги… То есть, не я. Лена для меня выписывает.
   – Лена?
   – Ну да, лаборантка из поликлиники.
   – Гм… Ну так вот, вертолётом мы не полетим. Мало того, я потребовал от управления воздушных перевозок, чтобы над озером вертолёты вообще не летали. Мы пойдём пешком по ущелью.
   – Не пройдёте, – сказал Виталька.
   Дети посмотрели на него с грустью.
   – Не пройдёте, – повторил Виталька. – В ущелье сейчас снег. Туда и в августе не пройдёшь, не то что в мае.
   – Ты был на озере? – спросил один из парней.
   – Нет.
   – Вот видишь. А берёшь на себя роль оракула.
   – Не пройдёте.
   – Мы альпинисты.
   – Ну и что? Побарахтаетесь в снегу и вернётесь.
   – Ты, малыш, много на себя берёшь, – сказал плотный курчавый парень в спортивном свитере, облегавшем его массивные плечи.
   – Не будем спорить, – поморщился старик. – В конце концов это лишь детали. А главное – есть два свидетельства, подтверждающих существование на озере загадочного животного. Вообще-то, по правде сказать, не густо. Экспедицию сюда не пошлют.
   – И тем не менее этот малыш убеждён, что мы увидим ящера, – курчавый парень быстрым пристальным взглядом посмотрел на Витальку.
   – Не исключено, – задумавшись о чём-то, сказал старик. Потом добавил: – Если только он там действительно есть.
   – Есть! – крикнул Виталька. – Это точно, что он там есть.
   – Откуда такая уверенность? Ты располагаешь столь же скудными данными, как и мы.
   – Мой дедушка видел свежие следы ящера на берегу озера. Он ходил туда каждое лето.
   – Что же ты молчал до сих пор? – вскочил старик. – Это же равносильно доказательству… Это… Где твой дедушка?
   – Умер.
   Старик тяжело сел на табуретку.

2

   Наступили тёплые майские дни. В воскресенье ранним утром Виталька, Марат и Анжелика шли вдоль берёзовых изгородей и тёмных плетней, снизу уже увитых вьюнами. Каждый нёс свою удочку. Анжелика без конца зевала.
   – Охота так рано вставать, – сказала она. – Сейчас самый сон.
   – Ты просто повторяешь слова своего отца, – ответил Виталька. – Для него всегда «самый сон». В колхозе он в основном дремлет возле правления. Сидит на травке и дремлет.
   – И хорошо. А куда торопиться?
   – Так ведь он за прошлое лето заработал всего один трудодень.
   – Не-е. Ему его записали просто так. Он говорит, иначе получается, будто он и не колхозник вовсе.
   – Анжелика, – заговорил Марат, – твой отец человек старый…
   – Ну какой он старый? – обиделась Анжелика. – Ему тридцать пять лет.
   – Старый в смысле отсталый. Сам он в колхозе, а душа его в таборе и на базаре.
   – Что ты такое говоришь? – Анжелике не нравился этот разговор, но она не знала, как его прекратить.
   – Я правильно говорю.