В поселке я нанял того же таранчу с тремя верблюдами, чтобы он довез нас и наши вещи в Нию. В общем прошло уже 12 дней с тех пор как мы выехали отсюда в несчастную экспедицию. Хозяин Мухамед-шари встретил нас с удивлением.
     

   – Откуда вы прибыли? - спросил он. - С неделю тому назад здесь был Ибрагим и ваш мальчик. Они сказали, что вы трое из песков прошли прямо через пустыню в Керию и велели взять у меня оставленные вьюки с товарами и везти их прямо в Керию, где должны встретиться с вами. Ваш мальчик отдал мне мою расписку в получении тюков, и я выдал их ему,
     

   Он показал мне удостоверенную аксакалом расписку, и пришлось поверить, что Ибрагим с мальчиком действительно взяли все наши товары. Мухамед-шари сказал, что он удивился тому, что эти двое привели с собой так много верблюдов.
     

   – Что же вы оставили вашим старшим? - спросил он их. Они сказали, что мы из последнего поселка Нии наняли новых верблюдов - прямо через пески в Керию с проводником, который обещал нам показать большие развалины с буддийскими кумирами. На Ние же при раскопках ничего интересного не нашли, и Ибрагим увезет товары и караван туда же на окраину Керии, чтобы встретиться с нами.
     

   Мы с Лобсыном посетили еще аксакала и рассказали ему все, что случилось. Он очень пожалел нас, сказал, что Ибрагим и наш мальчик к нему не приходили, а ушли, по расспросам, по реке Черчен, откуда в трех днях пути сворачивает небольшая караванная дорога в Лхасу.
     

   Возвращаться в Чугучак с пустыми руками, потеряв даже взятый с собой товар и всех животных, было бы для меня слишком обидно. Я подсчитал наличные деньги, вырученные за часть товаров, проданных в Ние. Оказалось, что я могу купить на них лошадь для себя, ишака для Лобсына и трех или четырех хороших верблюдов и на обратном пути остановиться на старом русле Конче-дарьи на месте древнего города Шань-шань, где мы на пути сюда начали раскопки и, надеясь на южную окраину Такла-макана, не окончили их.
     

   Познакомившись с берегами современного Лоб-нора в виде озер и болот Кара-кошун, я теперь не сомневался, что Лоб-нор китайских карт, т. е. город Шань-шань, или Лоу-лань конца I века до нашей эры, находился не здесь, в устье Тарима, а на севере, на старом русле Конче-дарьи, и что там, где мы так быстро прекратили раскопки, наверно найдется достаточно интересных древностей, Лоб-сын также был этого мнения.
     

   – Мы слишком поторопились, Фома! - сказал он,- надеялись на рассказы о кладах Керии и Нии. Может быть, здесь тоже имеются клады, засыпанные песками Такла-макана, но найти их трудно. А там, на Конче-дарье, мы их найдем и не там, где копали, а дальше на восток. Когда река умирала, - это умирание шло снизу вверх по течению и старый город был дальше того места, где мы копали и нашли только остатки рыбачьих хижин послед него времени. А если поехать вверх на один или два перехода - мы найдем развалины города Лоу-лань и что-нибудь откопаем поинтереснее крючков и грузил для сетей. Итак, мы решили сделать эту попытку, чтобы не замарать свое лицо, как говорят китайцы. На базаре в Ние в течение нескольких дней купили трех хороших верблюдов, одного похуже для легкого вьюка палатки и бочонков, ишака, лошадь и, распрощавшись с Мухамед-шари, двинулись в путь известным уже нам путем вниз по Черчен-дарье до Кара-кошуна и вверх по Тариму до старого русла Конче-дарьи. До станции Дурал на Тариме дорога заняла две недели с двумя полудневками для отдыха в местах, где попадался хороший корм.
     

   На первой полудневке я спросил Лобсына, почему он согласился на эту отсрочку нашего возвращения в Чугу-чак для новых раскопок вместо того, чтобы скорее снаряжаться для длинного пути в Лхасу на поиски сына.
     

   – Я все еще надеялся, что сын раскается и вернется, догонит нас по дороге в Чугучак! А в Лхасу он так скоро не попадет. И пусть приедет туда, там легче будет найти его, чем на дороге. Не мог бы я ведь осматривать всех паломников, которых стал бы обгонять по пути.
     

   Возле Дурала я сообразил, что если мы пойдем не прежним путем до Тыккелика, а повернем раньше на северо-восток через пустыню, то попадем на мертвое русло Конче-дарьи выше того места, где были и раскапывали стоянку рыбаков. И, расспросив у местных таранчей, мы так и сделали; оставив долину Тарима с рукавами реки, рощами, зарослями, мы повернули на северо-восток, поднялись на левый берег и пошли дальше. Местность сначала была неровная; цепи песчаных барханов, частью голых, частью зарастающих травой и кустами, перемежались с сухими руслами, остатками прежних разветвлений реки, окаймленными или сплошь занятыми зарослями камыша, совершенно засохшего и представлявшего только невысоких палочек без следа листьев. Попадались кусты тамариска, также засохшие или еще с признаками жизни; кое-где мертвые или умирающие стволы тополей. Миновав эту полосу, шириной около 2-3 верст, мы опять поднялись метров на десять выше и вышли на равнину, усеянную описанными выше ярдангами в виде площадок и грядок в 1 -1,5 м вышины, с отвесными боками. Дорога по этим ярдангам была не очень приятная, приходилось выбирать впадины с мягким грунтом между твердыми площадками, чтобы не заставлять верблюдов на каждых 2-3 шагах подниматься на площадку, а через 2-3 шага спускаться с нее. Но в версте или двух далее впадин становилось все меньше и, наконец, они исчезли; с удалением от старого русла реки мы вышли на равнину с гладкой твердой поверхностью, поросшей только кое-где небольшими кустиками полыни, эфедры, колючки.
     

   По этой пустынной равнине мы шли несколько часов и, наконец, встретили еще одно старое русло, врезанное в нее на 3-4 сажени; ему опять предшествовали ярданги, а в русле мы снова увидели жалкие остатки зарослей тамариска, отдельных засохших тополей, полосы и впадины сыпучих песков с барханами вдоль старого русла и его рукавов. Пора было остановиться на ночлег, вода у нас была с собой в бочонках; остатки камышей, кустики песчаной растительности могли дать нашим животным немного корма, который мы на ночь пополнили парой вязанок свежего камыша, захваченных на живом русле Конче-дарьи. Топлива было достаточно: мы срубили по соседству засохший тополь.
     

   Наших верблюдов мы не пустили на ночь пастись, так как они, еще мало привыкшие к нам, могли бы уйти далеко вдоль по старому руслу в поисках скудного корма. Площади ярдангов были совершенно безжизненны, тогда как в русле, несмотря на отсутствие воды, попадались мелкие птицы; мы заметили сорокопута и сойку. Перед закатом я прогулялся с ружьем в сторону от лагеря в надежде наткнуться хотя бы на зайца, но ни одного не выгнал. Ночью же случилось маленькое происшествие. Лобсын, который по привычке спал очень чутко, на рассвете проснулся от небольшого шума. Лобсын осторожно высунул голову из палатки и увидел, что к нашим верблюдам подошли еще два, остановились возле них и стали подбирать стебли зеленого камыша, валявшиеся возле них. Лобсын спросонья подумал, что это встали наши, чем-то потревоженные, и, выйдя из палатки, направился к ним, чтобы уложить их. Но едва он сделал два-три шага в их направлении, как они бросились в сторону и убежали. Когда он подошел к месту происшествия, он увидел, что наши верблюды лежали спокойно и, по-видимому, вытянув головы, спали. Очевидно, недавно к ним подошла пара диких верблюдов и лакомилась привезенным нами свежим камышом. Утром он рассказал мне это и пожалел, что не разбудил меня - одного из пришельцев легко было подстрелить, не выходя из палатки. Лобсын утром проследил их следы по песку.
     

   На второй день мы опять поднялись из этого старого русла на возвышенность с ярдангами того же характера, по которой шли целый день, и дошли до берега сухого русла, по размерам похожего на то, в котором мы копали остатки хижин рыболовов. Но оно было еще пустыннее. - Ну, Фома, - сказал Лобсын, оглянувшись вокруг. - Едва ли мы найдем здесь удобное место для стоянки! Ни признака свежей зелени, - значит, нет воды, а корм очень скудный.
     

   Русло тянулось далеко на восток. Я достал бинокль и стал оглядывать берега, передвигая его медленно вдоль русла. И вот, верстах в пяти от нас, я увидел в русле у подножия левого берега маленькое зеленое пятно, явный признак источника воды, окруженного небольшой растительностью. А на откосе берега и над ним были различимы какие-то столбы и кучи каких-то обломков. Туда, конечно, мы и направились и нашли крошечный оазис: пресный источник, выбивавшийся из-под самого берегового обрыва какой-то темной твердой породы, и вокруг него заросли камыша, несколько тополей и кусты тамариска по соседству.
     

   Мы, конечно, разбили свой лагерь на ровной площадке, несколько в стороне, чтобы не позволить нашим животным сразу броситься к воде, затоптать и загадить источник, исчезавший в десятке шагов дальше среди зарослей камыша. Разбив палатку и оставив Очира, занятого разведением огня, мы с Лобсыном взобрались по береговому откосу. Оказалось, что там на значительной площади тянулись развалины, торчали отдельные деревянные столбы разной толщины и высоты, валялись доски и бревна, полузасыпанные песком; кое-где высились остатки глинобитных стен и фанз, сильно выветрелых, поднимались выше какие-то башни, изъеденные временем. Было ясно, что это уже не следы бывшей хижины рыболовов, а нечто более крупное и более древнее, требующее внимательного изучения. Здесь нужно было сделать раскопки.
     

   Вернувшись с обхода и напившись чая, мы вооружились втроем нашими серпами, которыми мы нарезали камыш, и вырезали большую часть зарослей, чтобы животные при свободной пастьбе не потоптали их; сложили скошенное в кучу и только тогда выпустили животные пастись до темноты на остатках, а на ночь дали им часть скошенного. Запас его позволял нам пробыть здесь не больше трех дней. На следующее утро, оставив Очира у палатки и захватив кайлу и заступы, мы вдвоем полезли опять на берег и начали раскопки возле развалин глинобитных домов.
     

   Удалив песок, накопившийся под защитой стен и достигавший высоты до 1 аршина, мы углубились на высоту заступа в старый, сильно утоптанный пол, и вскоре нам начали попадаться разные, несомненно старинные, предметы: бронзовые наконечники стрел, кольцо от уздечки, обломок женской брошки, железная скоба с отверстием, конечно проржавленная, железная ложка и несколько женских головных булавок. Поработав часа два возле одного дома и набрав десятка полтора разных вещиц, мы перешли в другой, занимавший большую площадь, разгороженную остатками стенок на несколько комнат. В одной из них из-под наносного песка в уголку обнажилась плитка желто-серого цвета с мелкими ребрышками. Удалив песок, мы обнаружили, что пол этой комнаты почти весь был выстлан такими плитками, размерами в квадратную четверть, похожими на те, которыми у нас в барских домах застилают пол ванных комнат и кухонь. Нескольких плиток не хватало, и это позволило нам легко освободить от них половину комнаты и обнаружить целый склад документов на китайском языке: это были деревянные тонкие пластинки в 1 / 2 аршина длины, шириной от вершка до ладони, покрытые иероглифами с обеих сторон, вдоль пластинки сверху вниз, так что их нужно было читать, держа пластинку, как палочку, вертикально. На одних иероглифы были крупные, во всю ширину пластинки, на других - мелкие, в два параллельных ряда. Кроме деревянных, попадались и бумажные, из толстой бумаги в виде длинных и узких полосок, и шелковые, все так же исписанные иероглифами по длине. Эта библиотека подпольная, если можно так выразиться, сверху была покрыта довольно толстым ковриком шерстяным с узорами, довольно потрепанным, который, очевидно, должен был предохранить документы от сырости, проникающей через щели между плитками. Последние, впрочем, имели очень гладкие ровные бока и были уложены аккуратно, так что щели были минимальные. Вместилище имело два шага в ширину и три в длину, больше четверти в глубину и разгорожено продольными деревянными перегородками, на которых несколькими рядами покоились плитки друг возле друга.
     

   Мы, конечно, очистили это редкое хранилище, после чего заложили его плитками, за исключением одной, которую унесли с собой для пояснения устройства этой подпольной библиотеки. Раскопки в первом доме и в этом хранилище заняли у нас время до полудня. Все добытое мы унесли к палатке и там упаковали как следует, завернув каждую пластинку в бумагу.
     

   После обеда мы начали копать в другом месте, где развалины нескольких домов тянулись в виде улицы на некоторое расстояние. Раскопали пол нескольких комнат в разных местах. В некоторых нашли очень мало - обломки дерева с узорами, отдельные бронзовые и железные вещицы. В другом нашли, по-видимому, остатки мастерской резных изделий из дерева: фигурки людей, животных, цветков, узорчатых палочек и планочек. Все это, перемешанное с обрезками дерева, стружками и песком, заполняло впадину в углу комнаты. Мы, конечно, выбрали наиболее полные изделия этой мастерской, работавшей почти две тысячи лет назад по украшению жилищ обитателей города Шань-шань и для вывоза. В почве этой и других комнат попались и разные деревяниые изделия: грубые лопатки, вероятно для размешивания теста, крючки, палочки - рукоятки нагаек, иные с остатками кожи на конце, шпильки из женских причесок, крошечные субурганы. Нашлось довольно много медных, бронзовых и железных монет в виде чохов разных размеров с квадратным или круглым отверстием и остатком стертых иероглифов. Находились и обрывки шерстяной, хлопчатобумажной и шелковой ткани с узорами. Деревянные изделия большею частью были из тополевого дерева, мягкого и легкого для резьбы, но непрочного и сильно трещиноватого, но попадались и более темные или красноватые из какого-то другого дерева, более прочного и твердого, вероятно привозного.
     

   В самых верхних слоях мы нашли также чохи и кое-какие деревянные и металлические изделия, но более грубые и попадавшиеся редко. Можно думать, что они принадлежали гораздо более поздним обитателям, вероятно рыболовам, поселившимся на берегах Конче-дарьи, когда она после долгого перерыва опять проникла в это русло и привлекла за собой других людей.
     

   За три дня, которые мы могли провести на этом месте по недостатку корма для животных, мы, конечно, не могли раскопать всю площадь развалин, занимавшую вдоль реки на обеих ее берегах несколько километров в квадрате. В ее пределах попадались остатки глинобитных башен разной величины; одни из них представляли некогда сторожевые башни на окраинах города, другие - караульные помещения внутри его, третьи - буддийские субурганы, вероятно позднейшего времени.
     

   Ведь, судя по историческим данным и наблюдениям путешественников, можно думать, что город Шань-шань, или Лоу-лань, за два тысячелетия, истекшие со времени первых сведений о нем, мог погибать раза три или четыре, если не больше, в зависимости от перемещений русла реки Конче-дарьи с севера на юг и обратно, и опять возрождаться на том же месте. Мы обнаружили теперь остатки самого древнего города, известного китайским историкам в первом веке до нашей эры под этим именем, а также остатки рыболовных хижин ниже по течению, которые существовали не более 200 лет назад. А в промежутке между этими датами Конче-дарья могла еще не один раз уходить из этого русла и, сливаясь с Таримом, создать новое озеро на юге у подножия Алтын-тага, где Н. М. Пржевальский нашел новый Лоб-нор, а затем, засорив его своими отложениями, опять отступать на север, возвращаясь в старое русло у южного подножия Курук-дага.
     

   Я забыл упомянуть, что, кроме развалин глинобитных башен на площади бывшего города Шань-шань, мы видели при обходе ее во многих местах столбы разной высоты и толщины, вертикальные, наклонившиеся и лежащие, бревна, доски, круглые щиты, сколоченные из толстых досок, вероятно представлявшие остатки грубых первобытных колес, низкие плетни из прутьев и т. п. в промежутках между барханами песка и ярдангами; попадались осколки больших сосудов из обожженной глины для воды или хранения муки или зерна. Судя по этим развалинам, город был большой, и, конечно, наши раскопки обнаружили только небольшую часть хранившихся в этих развалинах археологических остатков. Но добытое нами должно было возбудить желание направить специальную экспедицию соответствующего состава ученых для съемки и раскопок на всей площади старого города у Лоб-нора, где, может быть, побывал и Марко Поло в XIII веке.
     

   Упаковав тщательно все находки, составившие в общем не очень тяжелые вьюки для двух верблюдов, мы отправились вверх по старому руслу Конче-дарьи и вечером того же дня остановились на том месте вблизи развалин Эмпень, где ночевали по пути из Токсуна и откуда сделали экскурсию для раскопок на месте рыбачьих хижин. Открытое нами теперь местоположение города Шань-шань находилось на расстоянии около 38 верст от этого пункта вниз по бывшему течению Конче-дарьи.
     

   Таким образом, старое русло этой реки до известной степени возместило нашу неудачу на Нии. Хотя добыча была не так велика, но очень ценная по возрасту, так как едва ли можно было сомневаться, что рукописи и,
     

   во всяком случае, часть мелких вещей принадлежит времени существования города Шань-шань последнего века до р. х.
     

   Наличие воды и подножного корма позволило нам устроить дневку, чтобы подкормить наших животных, которые поголодали у места раскопок, истребив все остатки зарослей камыша вокруг источника до самых корней. Мы использовали время дневки, чтобы упаковать более тщательно всю добычу в развалинах Шань-шаня, которую пришлось укладывать спешно кое-как из-за того, что подножный корм иссяк. Я забыл упомянуть, что среди мелких вещей оказалось довольно много маленьких фигур Будды из обожженной глины, а также бусы из стекла, нефрита, какого-то черного и красного камня, серебряные браслеты и разные монеты с искусно просверленными дырочками, которые чанту, т. е. тюрчанки этого края, подвязывают к своим косам в качестве украшений.
     

   На следующий день мы выступили по знакомому уже пути через Курук-таг и Чол-таг в Токсун и через Урумчи и Шихо в течение 20 дней к концу ноября прибыли в Чугучак; Лобсын еще с пути через Джаир свернул к своему улусу, чтобы готовиться к путешествию в Лхасу.
     

   Я посетил консула и рассказал ему о нашем путешествии, крупной неудаче, потере всего каравана и сына Лобсына на окраине пустыни в Нии и частичном возмещении на обратном пути раскопками на старом русле Конче-дарьи и открытии местоположения древнего города Шань-шань.
     

   – Ваш рассказ показал, - ответил консул, когда я кончил рассказ, - что вы были слишком доверчивы в Нии. Впрочем, обстоятельства сложились также против вас. Представьте себе, что если бы буря не разразилась так не вовремя, вы в .развалинах на окраине пустыни Такла-макан нашли бы много интересных вещей, а Ибрагиму не было бы случая, соблазнить вашего мальчика и удрать вместе с ним. И вы бы вернулись домой и с кладом и с мальчиком. В книге, которую я недавно получил, сказано, что по южной окраине пустыни Такла-макан много развалин, оставленных людьми в связи с наступлением песков и уменьшением количества воды. И это ухудшение началось не так давно, лет 500 назад, и вместе с открытием морского пути в Китай вызвало упадок большого шелкового пути из Европы и постепенное умирание этого края. А если там осталось много развалин, то и много может быть материала для раскопок. Ваша неудача была случайная, независимая от истории этого края. Другое дело, если бы вы копали неудачно в разных местах и обнаружили отсутствие интересных вещей! Поэтому вы не унывайте, средства и опыт у вас есть, в будущем году наверстаете, и мы еще обсудим, куда лучше направиться.
     

   – Нет, Николай Иванович! - сказал я со вздохом. Я уже состарился, силы не те, сердце дает себя знать А главное, пожалуй, в том, что я потерял своего компаньона и помощника. Он моложе меня на 20 лет и мог бы еще не раз отправляться за кладами. Но потеря сына, бежавшего в компании с вором, его убила. Он мечтает теперь итти паломником в Лхасу и искать там своего сына Я, конечно, туда с ним не пойду, на это у меня уже сил нет. А он может застрять там надолго в поисках сына.
     

   – Пожалуй, что так, - заключил консул. - Ну, поживем, увидим. Сейчас зима, время вашего отдыха. Разберите находки, пошлем их в Петербург и узнаем их ценность. А лавка и дом у вас сохранились, как и средства для жизни.
     

   Наши сравнительно небольшие древности, выкопанные в поселениях Лоу-лань на берегу оставленного русла Конче-дарьи, по заключению Эрмитажа и Академии наук, оказались очень интересными. Добытое в Лоу-лане представляло утварь и разные домашние вещи, орудия, оружие, картинки бытового обихода третьего и четвертого столетий после р. х. Все эти вещи получили высокую оценку, а мы большую благодарность за наши раскопки, отчасти оправдавшие экспедицию в бассейн Тарима.
    Последнее путешествие по Долине ветров и паломничество Лобсына в Лхасу
   Вскоре после нашего возвращения из неудачной экспедиции за кладами на южной окраине пустыни Такла-макан Лобсын, побывавший уже в своем улусе в долине реки Богуты, явился ко мне в лавку. Я уже успел съездить в Семипалатинск и вернуться с новой партией мануфактуры и других товаров для своей лавки, так как остатков от прежних закупок было уже немного, а сидеть в ней для распродажи этих остатков случайным покупателям было слишком скучно. Я еще не собирался прекратить свои поездки по Монголии и Туркестану и почить, так сказать, на лаврах, проедая на старости лет заработанные деньги. Закупив новый товар на остатки золота, я думал еще раз отправиться по кочевьям, если позволит здоровье, состояние которого внушало уже опасения. Лобсын был очень расстроен, даже похудел за последнее время. Он посидел молча в ожидании ухода покупателя и, послав Очира на кухню за стаканом чая, сказал мне со вздохом:
     

   – Знаешь, Фома, житья мне в юрте не стало. Жена плачет с утра до вечера и упрекает меня за то, что наш сын убежал, как будто я виноват в этом, а не она, которая избаловала его, сделала своевольным и самонадеянным. Она требует, чтобы я отправился в Лхасу, разыскал сына и привез его домой. Она говорит, что сын у настолько один, что я испортил его своими поездками за кладами, приучил к безделью, что он отвык заботиться о нашем скоте и хозяйстве и дома в промежутки между путешествиями ничего не делал, обленился, таскался к девушкам в соседних улусах. Это, пожалуй, верно. Я сам исполнял все работы по хозяйству, когда был дома, а его не заставлял писать и читать по-монгольски и по-русски и заниматься грамотой со своими сестрами.
     

   – Одним словом, я решил итти паломником в Лхасу разыскать сына и привести его домой. У тебя еще лежит мое золото, отдай его мне, я куплю трех верблюдов разных товаров на подарки далай-ламе и храмам, продовольствие на дорогу. В долине Кобу в этом году был хороший урожаи и размножился скот, несколько человек решили итти на поклон к далай-ламе и уговорили меня присоединиться к ним, как знающего все дороги. Такого случая у нас давно не было, а итти одному слишком дорого и трудно.
     

   – Итак, ты хочешь оставить меня! - сказал я ему - Мы столько лет так хорошо и дружно работали вдвоем - смотри, какое большое хозяйство ты завел на Богуты, сколько скота имеешь, обставил юрты, нашел жену, народил сына и трех дочерей. А теперь хочешь все это оставить и итти в Лхасу искать сына-бездельника, затратишь на это свои силы и средства. Подумай хорошенько о себе и обо мне также, как я буду без тебя водить свой торговый караван, даже если перестану интересоваться кладами.
     

   – У тебя уже подрос хороший помощник - Очир - ответил мне Лобсын. - Он не хуже меня все дело знает. Один раз попробуй с ним поехать не так далеко. Я пробуду в отлучке только эту зиму и весну, к будущему лету вернусь с сыном или без него. Хозяйство мое и семья остаются ведь на Богуты.
     

   Долго я уговаривал его, но он, видно, твердо решил - Не могу я вернуться домой, жена пилит с утра до вечера и плачет, дочери тоже просят - приведи нашего брата домой.
     

   Пришлось отдать ему его золото на покупку верблюдов, седел, товаров и даже отпустить ему из своего склада кое-что подходящее для подарков. Лобсын сказал что его попутчики по паломничеству хотят итти в Лхасу не обычным путем через Алашань, Лань-чжоу и Синин к границе Тибета, а по более короткой дороге через Урумчи Черчен и западный Цайдам, чтобы выйти на главную дорогу уже на границе Тибета.
     

   – Если ты пойдешь этим путем, - сказал я ему, - я провожу тебя до Кулъджи. Мне давно хотелось увидеть западную окраину нашей страны с долиной Ибэ н озером Эби-нур. У меня найдется товар на пару верблюдов, и через две недели мы можем отправиться. Для меня это немного поздно, но если не использовать этот случай, я в Кульджу сам уже не соберусь. А может быть, ты отложишь свое паломничество до весны? Ведь придется итти по Цайдаму и Тибету уже в зимние холода!