— Принеси им лампу, — приказал мне плотник.
   Я взял лампу с другого стола и поставил на их стол. Девочка задула ее. Стало опять темно. Искры от костра врывались в полумрак.
   — Что происходит с твоей головой? — спросил мужчина.
   — Это все глупая девчонка, — закричал я. — Она сделала это.
   — Какая девчонка?
   — Та, что сидит с вами.
   Плотник, повысив голос, сказал:
   — Я стукну тебя по голове этим молотком! Разве ты не видишь, чем я занимаюсь? Иди и принеси спичек!
   Я выскочил из бара. Мадам Кото несла прямо с решетки кастрюлю с перечным супом, подложив тряпки под горячие ручки, чтобы не обжечься.
   — Эта девочка опять здесь, с мужчиной. Он требует пальмового вина и спичек.
   Она дала мне коробку спичек и сказала, что скоро принесет вина. Я вошел внутрь, зажег лампу и девочка снова ее задула. Ее глаза сияли в темноте. Они сверкали как зеленые глаза кошки.
   — Ну и дрянь же ты, — сказал я ей.
   — Я? — сказал мужчина. — Я зашел сюда выпить, а маленький козел обзывает меня? Кто твой отец?
   — Не вы, — сказал я. — Это все та девочка. Ваш ребенок. Она дрянь.
   Я зажег снова спичку и мужчина стукнул меня по голове. Я выронил спичку. Она продолжала гореть на столе. Мужчина снова ударил меня и девочка улыбнулась, ее глаза были печальны, а губы стиснуты от любопытства. Спичка разгоралась. Я поковылял в темноту.
   — Иди сюда и зажги эту штуковину, — сказал мужчина.
   Я услышал, как плотник прокладывает себе путь через доски и железные листы. Подойдя к нам, он принес с собой запах клея. Он стукнулся в темноте о скамейку и выругался.
   — Когда я поймаю тебя, — сказал он, не видя меня в темноте, — я разобью тебе голову!
   Я выбежал наружу и встал рядом с тропинкой, переходившей в улицу. Появился плотник, увидел меня, наклонился, снял с себя тапки и пустился бежать за мной. Я пустился наутек в лес. Он остановился и пошел обратно, ругаясь на меня. Я стоял снаружи, пока не увидел, как мужчина уходит из бара с маленькой девочкой. Они пошли по улице в направлении нашего поселения.
   Плотник закончил работу. Он сел на скамейку рядом с глиняным котлом и пил пальмовое вино. Лампы стояли на каждом столе.
   — Твое счастье, что ты не мой сын, — сказал он сердито.
   Я стоял у двери, наблюдая за ним.
   — Только что из-за тебя ушел единственный посетитель за день. Ты очень рассердил Мадам Кото. Человек отказался пить в темноте и ушел, из-за тебя, дрянь ты этакая.
   Я наблюдал за ним.
   — Ты или стой там, или заходи. Но не смотри на меня, как ящерица.
   Я стоял у входа. На небе зажглись звезды. Луна исчезала. Некоторые звезды двигались, и пока я на них смотрел, не заметил, как ко мне подкрался плотник и схватил за шею. Он потащил меня обратно в бар. Мадам Кото пришла с двумя котелками перечного супа.
   — Оставьте этого дрянного мальчишку, — сказала она. Затем она обратилась ко мне: — Я собиралась дать тебе много мяса, но ты получишь только половину, потому что ты прогнал моего единственного посетителя.
   — Можно я его выпорю? — предложил плотник.
   — Идите и выпорите своих детей, — ответила Мадам Кото.
   Плотник оставил меня в покое. Я состроил ему гримасу. Он продолжал пить. Мадам Кото подала нам внушительные котелки с супом. Я ушел в угол, сел на пол, прислонившись к стене, и ел суп в таком положении, что мог видеть каждое движение плотника. Но ложка, которую дала мне Мадам Кото, была слишком велика для моего рта, и я пошел попросить у нее ложку поменьше. Когда я вернулся, я заметил, что все мясо куда-то делось. Плотник облизывал пальцы с наслаждением нашкодившего ребенка.
   — Кто украл мое мясо? — спросил я.
   — Маленькая девочка, — озорно ответил плотник с демонским блеском в глазах.
   — Какая девочка?
   — Та самая.
   Я долго на него смотрел, решая, что мне делать. Затем я вышел, пожаловался на пропажу, и Мадам Кото дала мне еще мяса. Я ел, не сводя глаз с плотника. Он подмигивал мне. Закончив есть, я пошел и помыл свой котелок и ложку. И когда я вернулся, то заметил мужчину, который сидел за столиком рядом с дверью. Он повернул голову ко мне. В этот момент я узнал его.
   — Папа! — закричал я и рванулся к нему.
   Он положил мне руку на плечо. Я обнял его. Затем я побежал сказать Мадам Кото, что пришел мой Папа. Она принесла пальмовое вино и перечный суп.
   — Ваш сын, — сказала она, ставя их на стол, — прогнал сегодня единственного моего клиента.
   — Он плохой мальчик, — восхищенно ответил Папа.
   Он был готов заплатить за выпивку, но Мадам Кото придержала его:
   — Оставьте свои деньги. Я вас угощаю.
   — Я вижу, вы оборудуете свое место.
   — Я делаю все, что в моих силах.
   — Отбоя нет от посетителей, да?
   — Они придут, но не так сразу.
   Мадам Кото налила себе перечный суп и вино и уселась за стойкой. Все ели и пили в тишине. Затем плотник, раскачиваясь на скамейке и отгоняя мух, развернулся к Папе и сказал:
   — Так какую партию вы поддерживаете?
   Мы все посмотрели на него. Папа собрался с ответом.
   — Партию Бедных.
   — Они такие же продажные, как и все остальные, — сказал плотник, ударив кулаком по столу.
   — И все-таки я поддерживаю их. По крайней мере, они не плюют в нас.
   — Они тоже продажны. В моем городке они убили мужчину за то, что он их не поддерживал. Они тоже пытаются выиграть выборы во что бы то ни стало. У них есть свои громилы, которые избивают людей на рынках. Они берут взятки и помогают только своим.
   — Но я все равно их поддерживаю, — упрямо проговорил Папа.
   — Почему? Что они сделали для тебя?
   — Ничего.
   — Тогда почему?
   — Потому что, по крайней мере, они думают о простом рабочем человеке.
   — Они думают о нем, и это все, что они делают.
   — В моем баре запрещены разговоры о политике, — надменно сказала Мадам Кото.
   — Вы мудрая женщина. Политика может испортить бизнес, — сказал Папа.
   — Они все продажны. Они все воры. Про Партию Богатых все знают, что они воры. Но они и не притворяются.
   — НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
   — Но я не буду голосовать за них…
   — НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
   — Они имеют…
   — НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
   — Деньги и…
   — НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
   — Власть. Они могут помочь. Если ты поддерживаешь их, они поддержат тебя. Они предлагают тебе контракт. Бедному человеку надо что-то есть.
   Мадам Кото встала и отобрала у плотника его котелок.
   — Вы разве не слышите меня? Я сказала: НИКАКОЙ ПОЛИТИКИ!
   Плотник умолк. Мадам Кото вышла. Двое мужчин продолжили выпивать. Папа повернулся ко мне.
   — Чему тебя учили сегодня в школе?
   — Про Парк Манго и Британскую Империю.
   — Они тоже продажны, — сказал плотник.
   Папа затих. Мотыльки и мухи кружили в воздухе бара. Плотник заметно опьянел и продолжал говорить одну и ту же фразу. Папа налил и мне пальмового вина, и я выпил. Папины глаза покраснели. Плотник продолжал обвинять весь мир. За окнами птица настойчиво выводила свою руладу. Я тоже запьянел, плотник то и дело впадал в молчание, затем начинал новую речь, останавливался и в итоге положил голову на стол. Вскоре он захрапел. Папа тоже напился и стал медленно укачивать себя.
   — Очень хорошее пальмовое вино, — громко произнес он.
   Плотник встрепенулся, осмотрелся вокруг и снова завалился спать. Папа начал свою речь.
   — Политика не помогает дружбе, — сказал он.
   Плотник не двигался. Когда Папа допил пальмовое вино, он, покачиваясь, встал, подошел к плотнику и потрепал его по плечу. Плотник очнулся и стал мотать головой, как птица. Его глаза были осоловевшими.
   — Дружбой не поможешь политике, — сказал Папа.
   — Все они продажны, — заключил плотник, опустив голову на стол.
   Папа вышел на задний двор.
   — Мадам Кото, мы уходим, — объявил он.
   — Доброй ночи.
   Папа тоже что-то пробормотал в ответ и уже у порога сказал:
   — Пошли-ка домой.
   И так мы оставили это место на краю реальности, сказочную страну, которую никто не мог увидеть, и пошли домой в шатающейся ночи.

Глава 6

   Когда плотник закончил возведение стойки, какая-то сказочность ушла из бара. За стойкой Мадам Кото расположила стул, пластиковые чашки для мелкой сдачи, ведро с супом и большие тыквины вина. Она была очень деловитой. Плотнику было заплачено частично деньгами, а частично вином. Он был уже изрядно пьян, и когда я появился, Мадам Кото старалась его прогнать. Он не двигался с места и продолжал требовать вина. Он говорил, что для него важно напиться как следует по окончании работы. Мадам Кото укоряла его за то, что он постоянно пил во время работы, что стойка слегка скособочена на сторону и производит впечатление неустойчивости.
   Но плотник был непроницаем для критики. Мадам Кото продолжала подзуживать его, а плотник продолжал пить. Голубая муха утонула в его стакане, и он флегматично пил, цедя вино сквозь зубы, бормоча свои ответы Мадам Кото и жалуясь на то, как мало она ему заплатила. Стойка заняла много места. В баре приятно пахло свежей древесиной. На полу валялись гвозди и стружки, которые плотник не захотел подметать. Мадам Кото отказалась принести ему еще вина. Тогда он попросил меня сбегать за водой.
   — Я пьянею и от воды, — сказал он.
   — Не приноси ему воды, — распорядилась Мадам Кото.
   Она села за свою только что выстроенную стойку, и ее массивное тело как клин втиснулось между стенкой и деревом. Она обозревала все хозяйским глазом. Плотник уснул. Она обмахнула стол метлой. Плотник поднялся, прошел во двор, и вскоре мы услышали, как он мочится и пукает. Мадам Кото выскочила за ним, я — за ней, и мы увидели, что он писает прямо на горящие дрова. Она тут же схватила стоявшую рядом метлу и стала дубасить его по шее, и он побежал, продолжая писать и безумно хохоча. Она преследовала его по всей улице. Я вошел вовнутрь и сел в угол, а через какое-то время вернулась Мадам Кото, с капельками пота над верхней губой. Она бросила метлу возле глиняного котла и сказала:
   — Я пойду прилягу. Если кто-нибудь придет, зови меня.
   Она вышла. Я слышал, как она расправляется с мокрыми дровами, ругая плотника. Затем я перестал ее слышать. В баре стояла жара, но запах свежеобструганного дерева был сладкий и успокаивающий. Мухи спиралями кружились в воздухе. Я заметил на стене плакат с рекламой кока-колы. Это была картинка с полуобнаженной белой женщиной с большими грудями. Вбежали ящерицы, остановились на полу посредине бара, поприветствовали меня, кивнув, и когда я им ответил, побежали дальше. Я лег на скамейку и начал отходить ко сну.
   Я проснулся, когда мужчина в грязной одежде забежал в бар, неся в руке один тапок. Он ринулся в дверь на задний двор, потом обратно, и в панике встал посреди бара, мечась из стороны в сторону. Затем он вытащил носовой платок, вытер лицо, и умоляюще на меня посмотрел.
   — Где я могу спрятаться?
   — Зачем?
   — Меня ищут люди.
   — Почему?
   — Из-за политики.
   — А вы политик?
   Он смутился.
   — Из этого дома можно выйти на дорогу через задние дворы?
   — Я не знаю.
   — Если я дам тебе денег, ты поможешь мне?
   — Зачем?
   — Ты что, болван, что ли? Ты что, хочешь, чтобы они убили меня?
   — Нет.
   Он опять что-то сказал, но тут мы услышали грубые голоса, приближающиеся с улицы. Голоса толпы. Они шли прямиком к бару. Мужчина потер руки, зажав тапок между ладоней, побежал в одну сторону, потом в другую, сказал «Боже, спаси меня» и взял меня за руку. Я указал ему на заднюю дверь. В благодарность он отдал мне свой платок и исчез. Я никак не мог понять, что это был за платок. Он был отвратительный и такого цвета, каких не бывает на земле. Я пошел и выбросил его на заднем дворе.
   Когда я вернулся, голоса были уже около занавеси. Некоторые из людей ушли дальше по улице, крича и пререкаясь. Затем двое мужчин с голыми торсами и крепкими мускулами, вошли в бар. Они направились прямо ко мне. Я уже где-то их видел. Один из них приходил к нам в комнату вместе с лендлордом. А другой был из тех громил, что бессмысленно дрались на нашей улице. У него была перевязана голова. Оба они возвышались надо мной. У того, что с повязкой на голове, были грубые и страшные ноздри, которые расширялись и дергались, когда он дышал. У другого были большие губы и маленькие глаза.
   — Где мадам? — спросил тот, что с повязкой.
   — Я не знаю.
   — А ты кто?
   — Я мальчик.
   Оба они уставились на меня с устращающими лицами. Запах их пота наполнил бар. Они внесли с собой дикую угрозу, и их могучие груди вздымались и опадали. Затем внезапно они припали к полу, и один из них стал заглядывать под скамейки и столы, а другой — под стойку и за дверь. Они вернулись и опять встали передо мной. Затем, словно у них был один мозг на двоих, они снова пригнулись, и один прошел через заднюю дверь, а другой через входную. Вернулись они также из разных дверей. Затем они уселись напротив меня.
   — Есть ли в баре пальмовое вино? — спросил мужчина с маленькими глазами.
   — Нет.
   — Почему нет?
   — Разносчик еще не принес его.
   — А вода?
   — Нет.
   — Почему нет?
   — Колодец пересох.
   Они недоверчиво на меня поглядели. Тот, что с повязкой, сказал:
   — Есть ли перечный суп?
   — Нет.
   — Когда он поспеет?
   — Мадам еще не приготовила его.
   Мужчина с маленькими глазами пошел к глиняному котлу, поднял крышку и заглянул туда.
   — А это разве не вода?
   — Вода, но туда пописал сумасшедший.
   — Откуда ты знаешь?
   — Не знаю. Но мадам сказала, что он сумасшедший.
   — Почему же ты не вылил ее?
   — Мне не поднять котел.
   Он поставил крышку на место и опять сел на скамейку. Мухи кружились над мужчинами.
   — Ты что, дурачишь нас?
   — Нет.
   Мужчина с перевязанной головой вынул из кармана брюк ножик. Он начал что-то вырезать на столе, состругивая дерево.
   — Не делайте этого, — сказал я.
   — Почему?
   — Мадам будет сердиться.
   — Не будет. Она наш друг. Наша партия любит ее.
   Какое-то время они молчали. Один из них поймал муху, убил ее, сдул с ладони и засмеялся.
   — Я убил муху, — сказал он своему компаньону, который кивнул, но промолчал.
   Затем тот, что с повязкой, искоса бросил на меня угрожающий взгляд и сказал:
   — Никто сюда не заходил?
   — Нет, — ответил я.
   Они немного успокоились. Затем, словно у них были уши снаружи бара, словно их ноздри почувствовали что-то на далеком расстоянии, они оба встали и ринулись к двери на задний двор. Мухи жужжали в тишине. Я пошел на двор и посмотрел по сторонам. Они ушли.
   Позже я услышал голоса. Двое мужчин кричали, а кто-то тонким голоском доказывал свою невиновность. Голоса приближались, становились громче, а затем стали удаляться. Потом со двора голоса зазвучали снова, их было много. Казалось, множество людей были вовлечены в какой-то спор. Тонкий голосок тонул в многоголосьи. Я поспешил наружу и увидел, что громилы поймали того человека. Они тащили его по коридору на задний двор. Громилы держали его за руки — он позволил-таки им схватить себя. Некоторые люди из толпы спрашивали, что сделал этот человек. Мадам Кото вышла из своей комнаты, увидела громил и этого несчастливца, и поспешила обратно к себе.
   Толпа и громилы устроили сутолоку. Голос человека становился все тоньше, его протесты все слабее, его взволнованное лицо дергалось, словно он хотел, чтобы мир узнал, что он принимает свой жребий.
   Затем он начал умолять громил. Он умолял их оставить его в покое, что он никогда не будет идти им наперекор, что тогда он был слепым. Потом он стал просить толпу помочь ему. Толпа разделилась, решая его судьбу, но внезапно мужчина вырвался и стал пробивать себе дорогу через толпу, отпихнув женщину с ребенком и случайно локтем ударив в живот беременную женщину. Он наскочил на меня с такой силой, что я упал и ударился головой о полено.
   — Хватай его, хватай, — кричали громилы.
   — Держи, держи предателя!
   — Вор! Вор!
   Они пустились бежать за ним, и громила с маленькими глазками в отчаянном прыжке вцепился убегавшему в ногу. Мужчина свалился, и громилы бросились его избивать. Он встал на колени, и двое мужчин стали осыпать его градом ударов и пинков. Он свернулся в клубок, но они продолжали дубасить его, изобретая всё новые формы избиения — удары в поддых, зажимы и локтевые атаки, радуясь своим изобретениям.
   — Хватит с него, — сказала из толпы Мадам Кото, впрочем, не очень убедительно.
   Громилы не обратили на нее внимания. Они, все еще неудовлетворенные, продолжали его бить. Затем подняли на ноги. Он весь дрожал и плакал, из его носа текла кровь, рот скривился, кровь текла и из одного глаза, лицо было все в синяках, в семи местах были видны порезы, и люди из толпы то и дело отводили от него глаза. Затем какая-то женщина стала просить за него. Она говорила о милосердии, доброте, любви Бога и милости Аллаха. Двое громил, чтобы угодить толпе, сказали, что этот мужчина — низкая тварь, он до бесчувствия избивал свою жену и бросил троих детей. Что дети голодали, а жена лежала в госпитале семь дней. Громилы сказали, что жена этой твари приходится одному из них сестрой. Толпа пришла в ярость от такого злодейства. И пока громилы тащили его, все женщины били его по голове и осыпали градом проклятий за трусость и жестокость.
   Громилы повели его в лес. Его одежда была порвана. Голова низко свисала. Он шел как обессиленный, обреченный человек, который скоро должен умереть.
   Когда громилы с мужчиной исчезли, толпа разошлась, но поселковые люди оставались на месте. На их лицах была написана жестокая правда их жизней, их боль и голод, и в своих бедных одеждах они стояли возле бара и смотрели в лес, словно вот-вот он подаст угрожающий знак или откроет свои страшные тайны.
   Они не двинулись с места, даже когда услышали крик мужчины, эхом прокатившийся над деревьями.
   Первой тишину нарушила Мадам Кото. Она пошла к складу дров и стала разводить огонь, словно показывая, что на свете есть очень немного вещей, которые могут остановить течение ее жизни.
   Женщины смотрели на нее, пока она разводила огонь. Я смотрел на них всех. Мадам Кото с ее деловитостью, казалось, находилась вне остальных, она была другой, далекой от их страстей. Густая стая птиц, напоминавшая быстро меняющиеся геометрические фигуры, описала в небе круг, отбросив тени на горячую землю. Соседи разошлись по комнатам, чтобы заняться своими делами.
   Я пошел в бар и лег на скамейку. Закрыв глаза, я услышал как вошла Мадам Кото. Она сказала:
   — Если ты будешь себя плохо вести, то же самое случится с тобой.
   — Что?
   — Лес проглотит тебя.
   — Тогда я стану деревом, — ответил я.
   — Вот они и срубят тебя, чтобы проложить дорогу.
   — Тогда я превращусь в дорогу.
   — Машины будут ездить по тебе, коровы будут гадить на тебя, люди будут совершать жертвоприношения на твоем лице.
   — А я буду кричать по ночам. И тогда люди будут вспоминать про лес.
   Она замолкла. Я не открывал глаз. Я слышал, как она подняла глиняный котел, как вылила из него воду, а потом ушла.
   Мне казалось, что жара поменяла все цвета. Лежа на скамейке в баре и слыша птиц, которые пели призывными голосами, я почувствовал, как во мне открывается бескрайнее пространство мира и покоя. Оно углублялось и расширялось. Оно овевало прохладой мою кожу.
   Приятные голоса звучали из буша. Я прислушивался к муэдзину и одновременно слышал, как я сам легко похрапывал. Внезапно в моем мозгу возникла странная фигура, какое-то тело мифического зверя, гниющее на дороге. Я сел. Мои ноги не касались земли. Я осмотрелся и увидел, что на меня смотрит ящерица, как будто я собираюсь пропеть ей песню. Птицы выводили свои мелодии, которые я не мог расшифровать.
   Я снова прилег, прислушиваясь к голосам школьников, звонким от радости игр и общения. Я слышал в себе множество голосов. Скамейка поддерживала мою спину. Я опять закрыл глаза, и внутри меня стало темно. На черном фоне разворачивалась еще более глубокая темень. Меня потащило в водоворот. Я не сопротивлялся; и тогда тьма стала светом. И пока я плыл, пронзенный, похищенный, передо мной предстало лицо — сверкающее изумрудами, с глубокими глазами каменной голубизны, с улыбкой того несчастного, который только что погиб. Был ли он воплощением великого короля мира духов? Он смотрел на меня, и пока я старался глубже проникнуть взглядом в таинство его лица, я почувствовал, как падаю в свет. Мои глаза раскрылись от его слишком сильной яркости.
   Я снова закрыл глаза. Я услышал неожиданный звук. Странный ужас, похожий на руки, вытаскивающие из уже привычной темноты, сковал меня. Я не двигался и не чувствовал страха. Затем я увидел вытягивающиеся лица духов, из их глаз текла кровь. Я открыл рот, чтобы закричать, но лица вдруг изменились. Вокруг меня стала вращаться какая-то лысая голова. На ней было множество печальнейших глаз. Голова, лишенная тела, наклонилась ко мне, и на ее лысине оказался рот, раскрывшийся в экстатической, эластичной улыбке. Я внезапно проснулся. Прежде чем ко мне подступило лицо Мадам Кото, я увидел во вспышке отсветы мудрых духов. Она схватила меня за обвисшие руки и сказала:
   — Вставай. Посетители уже здесь!
   Когда я встал и посмотрел вокруг, я понял, что мы оказались на водоразделе между прошлым и будущим. Новый круг только начался, старый замкнулся, трагедия одних и процветание других предчувствовались во всем, что я видел, и я знал, что бар уже никогда не будет таким, как прежде.
   Вечерело. Сквозь полоски занавески я мог видеть, как птицы чертят круги в воздухе, летая, словно по указке, вокруг центра этих кругов, куда только что спланировал их вожак. Солнце окрасилось в насыщенный оранжевый цвет, словно его переплавили, и было сложно представить, как оно связано с прохладным ветерком этого вечера. Лицо Мадам Кото таяло в улыбке, которую она обычно припасала для посетителей, тративших деньги больше других.
   Снаружи собралось много людей. Многие были одеты очень элегантно, в шелковые рубахи, агбада и сафари. Люди смеялись и говорили возбужденными голосами. Среди них было много женщин. Сильный запах парфюмерии тяжело повис в вечернем воздухе.
   Двое громил, которые только что увели мужчину, вошли в бар. Они осматривали его, прикидывая, достаточно ли здесь места для празднования, которое они наметили. Теперь они не были похожи на громил. Несмотря на повязки и звериное выражение лиц, они выглядели как современные бизнесмены, поставщики, экспортеры или политики. Одетые в элегантные наряды, к которым подходили их шляпы, громилы находились в приподнятом настроении. Они вышли, потом опять зашли, походили рядом с Мадам Кото с важностью почтенных мошенников и сказали:
   — Будет сделано. Мы хотим праздновать здесь. Вы наш друг и соратник. Раз вы отнеслись к нам с добротой, мы поможем вашему бизнесу.
   Мужчина с повязкой вышел, и я слышал, как он сказал:
   — Заходите, люди мои. Добро пожаловать.
   Он шел впереди, напевая бодрый мотив. Мужчина с маленькими глазами стоял в центре бара и возбужденно жестикулировал. Оба они были совершенно не похожи на тех людей, которыми они были раньше. Я был в изумлении от их перевоплощения.
   — Добро пожаловать, мои самые уважаемые посетители! — сказала Мадам Кото таким елейным голосом, что я повернулся и удивленно на нее посмотрел.
   Ее лицо блестело. Она потирала руки. Двое мужчин сели. С улицы вошли люди, принеся с собой густые облака парфюмерии, хрустящие кружева, звенящие браслеты и безделушки, странные украшения и запах новых денег.
   — Больше света, — крикнул один из мужчин.
   — И побольше вашего лучшего пальмового вина! — сказал другой.
   Мадам Кото, казавшаяся мне самим бесстрашием под этими небесами, двигалась с таким рвением, что мне показалось, она боится не угодить этим людям. Она выбежала, быстро переоделась в чистое платье и принялась вытирать скамейки перед тем, как на них садились мужчины и женщины. Она вытерла до блеска столы и раскрыла шире занавески. Потом снова выскочила, прибежала обратно, удостоила меня суровым взглядом и впервые прикрикнула, как будто я был ее слуга.
   — Пошевеливайся, гнусный ребенок. Поднимайся и принеси воды для посетителей!
   Я был слишком ошарашен, чтобы двигаться. Она схватила меня за загривок и вышвырнула из бара. Сбитый с толку и рассвирепевший от такого обращения, я схватил полено. Я долго стоял в таком положении. В поисках меня пришла Мадам Кото. Я высоко поднял полено, готовый им воспользоваться.
   — Что с водой? — спросила она.
   Я ничего не ответил и только крепче сжал свою дубинку. Я выдерживал металл ее глаз. Она приближалась. Я стал отступать в буш. Она улыбалась, ее грудь вздымалась. Когда она, раскинув руки, подошла ближе, я бросился на нее с поленом и промахнулся, полено выпало у меня из рук, и я занозил себе ладони. Она остановилась. Новое выражение появилось у нее на лице. Затем она сказала:
   — Ладно, ладно.
   Она сама набрала воду в ведро, а я стоял возле буша и наблюдал, как она носится туда-сюда, изо всех сил стараясь угодить посетителям. Она выходила с каменным лицом, а возвращалась с фальшивой улыбкой. Я пошел к входу и смотрел, как громилы и их друзья стекаются в бар. Они громко смеялись и говорили о деньгах. Они говорили о политике, контрактах, женщинах и о выборах. Я подглядывал за ними и увидел потную Мадам Кото, сидящую за стойкой. Она прислушивалась ко всему, уставившись широко открытыми глазами, и, когда что-то требовалось, с пластиковой улыбкой подскакивала, как на пружинах. Она казалась мне совершенно незнакомой.
   — Мадам, — сказал один из мужчин, — а почему бы вам не переоборудовать это место в отель? На этом вы сможете заработать приличные деньги.