Двери на закрытие. Извините, кто не спрятался – я не виноват, вас предупредили. Лампы дверной сигнализации погасли.
   «Ну что же вы, гады, так близко стоите? Нельзя так близко! Мне же ни хрена не видно, зажал я кого или нет!»
   Выходной светофор зеленый, интервал в норме. «Ход-1». Схема собралась, машина плавно трогается. Все внимание зеркалу. Так, вроде бы никого не тащу за собой. «Ход-3». Разгоняемся. Машина груженая, тяжело идет.
   «Ну давай, солнышко, мы опаздываем, ну пожалуйста…» Словно услышав, «Ежик» бежит веселее. Можно расслабиться. Впереди все зеленое.
   Перед станцией начинается «цветомузыка»: желто-зеленый, желтый, красный. Понятно, впереди коллега стоит на станции. Схему в «тормоз». Желто-зеленый можно проходить со скоростью не более 60. Вот так и поедем, не будем нарушать. Желто-зеленый перекрывается на зеленый. Понятно: впереди состав отправился.
   Рука чуть ли не сама пытается сбросить ручку из тормоза в «ноль». Ага, щас. Пока вся «улица» не позеленеет, фиг я ручку из тормозного сброшу. Как-то не хочется входной красным пролетать. А ведь было такое, было (тьфу-тьфу-тьфу, не у меня).
   Станция. «Ну какого же вы хрена так близко от края?!» Врубаю тайфун. Рев раскатывается по платформе. Эх, хороший у меня сегодня тайфун, басовитый. Только народу это все равно. «Тормоз-1», «1А». Машина садится с трудом.
   «Только бы не зеркалом, только бы не долбануть кого-нибудь зеркалом… Твою мать! Эй, чудо на тоненьких синих ногах, куда, ну куда ты лезешь?! Это же поезд, а не мужик, он не трахает, он давит!»
   Автомат, еще, еще… Рейка. Встали. Двери. Дежурная молчит. Ну ладно, мы не гордые.
   – Уважаемые пассажиры, побыстрее производим высадку и посадку, не задерживаем отправление поезда!
   Вообще-то по списку информации положено говорить «побыстрее выходите из вагонов», но на мой слух это звучит немножко по-хамски.
   Зеленый. Информатор. Двери. Ход. Слабовата машина на тормозах, надо поаккуратнее. Летим. Ага. Вот она, та самая подлая кривая. Я весь внимание.
   БЛИН, КРАСНЫЙ!!!
   «Тормоз-1», «1А», автомат. «Ну давай же, тормози, ласточка!» Ох, сейчас не хватит тормозного пути, тяжела машинка. Ну да и мы не лыком шиты. Кран машиниста чуть на себя, половинку атмосферы в тормозные, вот это другое дело. Схватилась, родная.
   Встали. Руки и задница мокрые. Но ведь встали?
   Стоим. Тишина. Даже люди в вагоне притихли. Сигарета. Трясущиеся руки. Микрофон.
   – Уважаемые пассажиры, соблюдайте спокойствие и порядок, поезд скоро отправится…
   И в другой микрофон:
   – Диспетчер.
   – Я диспетчер.
   – Диспетчер, N-дцатый маршрут, перегон, светофор красный.
   – Понятно. По удалению.
   – Вас понял, по удалению.
   Легкая передышка – и голос с небес. Кажется, это впереди идущему:
   – Понятно, такой-то. Высаживайте пассажиров.
   Хм, интересно, он догадается попросить у диспетчера пару минут на осмотр состава? Мне машиниста не слышно, но по ответам диспетчера о диалоге можно догадаться.
   – Понятно. N-дцатый, на следующей станции сажайте пассажиров.
   Мама родная, это он всех своих мне оставил?!
   Въезжаю на станцию. Толпа народа. Куда? У меня и так состав забит. Народ у края. Только не свалитесь! Мне же этот фарш выковыривать, а я сегодня рубаху чистую надел… Бог миловал. Двери.
   Физически ощущаю удар толпы, штурмующей состав. Честно скажу, смотреть на это в зеркало не хочется, но надо. Не дай бог… «Осторожно, двери закрываются…» Закрываются-то они осторожно, только закрыться не могут. Из восьми вагонов на пяти горит лампа. Значит, двери не закрыты. Начинаю играть дверьми: приоткрыл – призакрыл. 4… 3… 2… Последняя не гаснет. Во втором вагоне мужчина пытается залезть. Голова в вагоне, а вот задница…
   Уже в голос ору:
   – Да засадите ему кто-нибудь с ноги по жопе, восемь вагонов одну жопу ждут!!!
   Проорал – и легче. Главное, не по микрофону в салон. Случись такое, девять из десяти пассажиров рассмеются и, несмотря на давку, поедут домой в прекрасном настроении, а вот каждый десятый… Оскорбленный до глубины души, он накатает жалобу. И будет, в общем, прав. Не дело это, когда машинист дает волю эмоциям.
   Лампа погасла. Давно уже зеленый. Интервал?.. Япона мать! «Ход-1». Боковое зеркало. Народ стеной, ничего не видно. Вроде бы ничего лишнего не торчит. «Ход-3». Машина еле тянет.
   – Диспетчер.
   – Я диспетчер.
   – Диспетчер, N-дцатый маршрут отправился с увеличенным интервалом, пассажиры держали двери.
   – Понятно, по возможности сокращайте.
   – По возможности, диспетчер…
   А чего это мне так хочется?.. Ох, как невовремя. Зря я кофе перед работой пил, а не выпил бы, медики по давлению не пустили бы. Эх, да ладно, в первый раз, что ли? Все зеленое, летим 80 км/ч. Встать. Расстегнуть ширинку. Боковую дверь открыть. Ноги на ширине плеч. Левой ногой упереться в открытую дверь, чтобы не болтало, правой рукой вцепиться в штурвал ручного…
   Ветер в харю, а я шпарю…
   А до конца утреннего пика осталось меньше двух часов…
   Очень часто жалуются, что составы останавливаются в тоннеле. И будут останавливаться! Линия в пик работает на пределе своих возможностей. И малейшая задержка чревата остановкой состава, идущего следом. А держат на каждой станции…
   – Ви-и-тя-я!!! Я де-е-ержу-у е-го-о-о!!!
   Вопль такой, словно медведя поймал.
   А Витя только билет покупает.
   Те же рюкзаки. Блин! Ну сколько раз твердили миру: заходишь в состав – сними рюкзак и неси перед собой. В пик – просто обязательно, ведь по закону подлости зажмет! А машинист будет играть дверьми, перемалывая содержимое рюкзака в мелкую труху, пока не догадается гражданин пассажир, что это он задерживает всех.
   Вспомнил – и накаркал: вон рюкзак торчит наружу! Дверьми играю. Без толку. Кто-то с платформы пытается затолкать выпирающие части этого чуда текстильной промышленности в вагон. Спасибо, не ногами, пока руками пихает. Ага, кажется, хозяин рюкзака понял, чего от него хотят. Закрылись двери. Поехали…
   – Уважаемые пассажиры, побыстрее производим высадку и посадку. Не задерживаем отправление поезда.
   И вдогонку:
   – Счастливого вам пути.
   Я понимаю, что в сложившейся ситуации это звучит как издевка, но все-таки…
   Счастливого вам пути.
   …Домой пришел и думаю: не выпить ли чего покрепче? Сегодня чуть красный не пролетел. Но ведь не пролетел, верно? Поэтому буду пить йогурт. Спас опыт. Я, конечно, понимаю тормозные пути и прочее, но… Выброс лошадиной дозы адреналина в кровь, когда ты вылетаешь под красный на восьмидесяти километрах в час, груженный по максимуму, один вагон не собирает схему на тормоз, а на другом выбивает реле перегрузки – это непередаваемо.
   Ничто меня так не будоражит, как пик на ТКЛ при опоздании. Машина в двести сорок тонн, а в ней еще сто пятьдесят тонн народу, светофоры, открывающиеся при подлете к ним, ощущение не движения, а именно полета… Наработанное годами интуитивное понимание, где добавить, а где сбросить. Чувство пульса линии. И в такие минуты ты готов убить диспетчера за выдержки[9]. Я могу ворчать, обижаться, не понимать, но… Черт побери, машинист Московского метрополитена Таганско-Краснопресненской линии – это не просто звучит круто, это реально круто! И я люблю свою работу!
 
   Р.S. Уважаемые ревизоры, а теперь зачеркните то, что вы написали в своих блокнотах, читая эту главу. Ибо то, что написано тут, не обязательно происходило. Это может происходить. И Луна может упасть на Землю, не так ли?

Про борьбу борьбучую

   Рязанский проспект. Утро, разговор пассажира с машинистами.
   – Возьмите ленточку!
   – Зачем?!
   – Ну как же? Будем бороться за олимпийцев!!!
   – Мы за олимпийцев не боремся.
   – Э-э… А за что же вы боретесь?
   – За график движения!!!

Глава 9
Хроники необъявленной войны

   Мы привыкли к нашей жизни и не видим в ней ничего ненормального. Теплые квартиры, утренний кофе. Кому в постель, кому на кухонном столе, а кому и вылитый на живот.
   Каждое утро мы просыпаемся и идем на войну. Отточенные движения рук застегивают «молнии», с тихим щелчком закрываются кнопки, с легким треском липучки встают на место. Шнурки как можно крепче в узел. Готовы? В атаку!
   Кто-то сравнивает утренний пик с неуправляемым потоком – со своими водоворотами, ответвлениями, притоками. Поэтично, романтично. На самом деле это локальная война. Две противоборствующих силы. С одной стороны – неуправляемая масса, не желающая соблюдать элементарные правила безопасности. Собственной безопасности, заметьте. А с другой стороны – малочисленное, но хорошо обученное, взбодренное инструктажами, имеющее централизованное командование, подразделение работников подземки.
   Восемь миллионов против сорока тысяч.
   На каждое нарушение правил пассажирами у работников всегда найдется адекватный ответ и инструкция. У толпы нет правил, она просто давит и топчет. Работники воюют строго по инструкциям, ибо знают: нарушение влечет за собой наказание. А никому не хочется быть наказанным хотя бы морально (про финансово – сами понимаете).
   Эскалатор. Вы хоть раз садились на ступеньки? Есть те, кто любит именно так ехать. Спрашивается, ну что такого? А это смертельно опасно. Были случаи, когда человек не успевал встать или, едва привстав, падал – и оставлял половину пятой точки под «гребенкой». И вот дежурная видит такого «заседателя». Предупредила раз, человек не встал, два… Да гори оно все огнем! Поворот рычага – и эскалатор остановлен. Заметьте, согласно инструкции: дежурная устранила опасность (пусть и гипотетическую) для жизни пассажира. А все, стоящие на эскалаторе (они сидящего не видят), кого считают виноватым? Правильно – дежурную. «Заседатель» давно уже на ногах, но эскалатор стоит, люди нервничают. Остановить эскалатор просто, а вот чтобы запустить его, надо вызвать работника эскалаторной службы. Пока ему позвонят, пока он дойдет… Вы думаете, он побежит?
   Не имеет права! Бегать на рабочем месте запрещено техникой безопасности. Да и фиолетово ему, что вы стоите, это вам еще спешить на работу, он-то уже на боевом посту. И он знает, что эскалатор тормознули не по неисправности, а по причине раздолбайства и эгоизма отдельных личностей.
   Движущая сила подземной войны – эгоизм. «Осторожно, двери закрываются» – этих слов нет. Вернее, они есть, но их не слышат. Вы держите двери? Не вопрос. «Рекомендуется отсекать пассажиров, запрещается переигрывать дверьми…» Это выдержки из инструкций, которые написаны благодаря пассажирам. Значит, вы держите – а машинист будет стоять. По инструкции.
   Во всех бедах человеку свойственно винить не свою глупость, а пытаться найти крайнего. Виноват кто? Правильно, метрополитен.
   Станция Планерная. Маневры: поезд уходит в тупик, чтобы там развернуться. «Осторожно, двери закрываются». К маневровому машинисту подходит пассажир в дорогом кожаном плаще:
   – На каком основании вы закрыли двери, не посадив меня?!
   Хороший вопрос, если поезд уходит в тупик, не правда ли? Машинист несколько ошарашен и на всякий случай интересуется:
   – А вы, собственно, кто?!
   – Я – пассажир! Вы ОБЯЗАНЫ были меня подождать!
   – Извините, я вам ничем не обязан. Все вопросы к основному машинисту.
   – Я буду жаловаться!
   – Ваше право.
   И сыплются жалобы. Ежедневно. Мешками. Думаете, получив в очередной раз по мозгам от руководства за то, в чем он не виноват, машинист будет более терпимо относиться к пассажирам? «Меня зажали, у меня перед носом закрыли двери, ваши машинисты зажали ребенка…» – каждый день. А хоть кто сказал спасибо за то, что подождали, ответили на вопрос, объяснили дорогу?
   В девяти случаях из десяти отставание поездов от графика, увеличение интервала между составами – на совести пассажиров. Метро большое и железное, пассажир маленький и хрупкий, но в первую очередь от него зависит, будут ли поезда идти по графику.
   Почти все тут зависит от нас с вами, понимаете?
   Согласно должностной инструкции, при нахождении человека у края платформы машинист обязан подать сигнал, и если человек не отошел – применить экстренное торможение. Представляете, что будет? Экстренное, доклад диспетчеру… И так в часы пик – на каждой станции! Сколько станций отделяет вас от работы? Плюсуйте по минуте на каждую. А через несколько станций такой езды поезд застучит «квадратными» колесами, высадят пассажиров и медленно-медленно уползет в тупики. Быстро нельзя – рельсы можно испортить.
   Поездные бригады нарушают инструкцию на свой страх и риск, чтобы мы могли добраться до места как можно быстрее. Не дай бог, кто-нибудь упадет на пути – снимут информацию с камеры наблюдения и накажут в первую очередь машиниста за нарушение именно этой инструкции. Почему? А для профилактики. Во всем, что происходит на линии, виновато «низшее звено» – человек, который ведет поезд.
   И поэтому двери будут закрываться, пассажиры будут зажиматься. Будут давиться сумки с продуктами, рюкзаки с вещами (а иногда хрупкими вещами)… И редко кто из машинистов откажет себе в удовольствии переиграть (несмотря на запрет) дверьми, чтобы еще раз ударить по зажатой сумке.
   Детей – не обидят ни в коем случае. Если зажало ребенка, в этом виноваты только родители. Когда машинист видит, что ребенку угрожает удар – он старается «поймать» закрывающиеся двери и открыть их. Машинист никогда не зажмет детскую коляску. При одном условии: если он ее заметил. Если толпа на платформе, стоящая (вопреки строгому запрету) вплотную к составу, не заслонила ребенка или коляску…
   Но озверевший на войне машинист с удовольствием «поймает» сумку, засунутую в вагон. Особенно если это пакет, у него ручки тонкие, легко рвутся, никакой беды не будет. Сумка в вагоне. Ручки на платформе. Дверная блокировка этого не замечает. Лампа дверей погасла – поехали!
   И «я такой уникальный», «я такой умный» тут не работает. Вы не уникальны! А если вы засунули сумку в поезд, думая так его задержать, то вы еще и не умны. Прямо скажем: дурак вы.
   Мы, пассажиры, воюем не только с системой, в первую очередь мы воюем сами с собой. Бегущий вниз по эскалатору бьет локтем каждого стоящего – нормальное дело. Мне наступили на ногу? На, получи. И посильнее надавить, чтобы прочувствовал. Медленно выходит из вагона? Мешает зайти мне? МНЕ?! Да как он посмел! Рвануться вперед, выдирая зацепившиеся пуговицы обидчика…
   Но даже в этой войне есть правила. Например, если стало плохо. Помогут, уступят место, выведут на платформу, найдут дежурную и попытаются оказать первую помощь. А значит, не все еще потеряно. Значит, есть возможность остановить бойню. Это в наших силах и зависит именно от нас, пассажиров. Ибо работники подземки жестко связаны инструкциями, пусть местами глупыми и несообразными, но требующими неукоснительного выполнения.
   Мы хотим, чтобы к нам перестали относиться как к диверсантам, засланным под землю, чтобы поломать все метро до последней шпалы? Так давайте перестанем относиться к тем, кто нас возит, убирает станции, следит за эскалаторами, как к быдлу, которому можно нахамить, которое можно обматерить…
   Эта война никому не нужна. В ней не может быть победителей. Есть только проигравшие – обе стороны. Пассажиры, пришедшие на работу с истерзанными нервами, оторванными пуговицами, сломанными каблуками, порванной одеждой. Машинисты, расплачивающиеся своим здоровьем, пьющие водку после смены, чтобы снять напряжение…
   И лишь депо в составах собирает трофеи подземных битв. Веником, а иногда и тряпкой, если доходит до крови. А ведь доходит, и с каждым разом все чаще…
   Может, хватит?

Размышления машиниста
Про замкнутый круг

   Очередной инструктаж. «Машинистам категорически запрещается для ускорения посадки переигрывать дверьми!..» Ну и что теперь будет?
   Обычно, увидев, что отстаешь от интервала, ты после объявления «Осторожно, двери закрываются» нажимаешь на закрытие – и тут же на открытие дверей. Это и называется «переиграть». Двери чуть дернулись, пассажиры поняли, что машинист сейчас закроет их – кто-то остается на платформе, кто-то быстрее проскакивает в вагон…
   Теперь все проще. Объявил. Закрыл. Сидишь, ждешь. Пока закроются. Интервал к чертям. Интервал растет – народу больше скапливается, все хотят уехать, лезут в полуоткрытые двери, те не закрываются, интервал растет еще больше…
   Замкнутый круг получается.
   По-вашему это нормально?

Глава 10
Дневник Метроэльфа: Ночная смена

   Люблю я ночи. Это утро нервное, суетное, наполненное матом, сонными пассажирами и злыми машинистами. А ночь… А ночь дает время подумать, пофилософствовать, помечтать в конце концов…
   Ночная! Одна из любимейших смен, наверное потому что я «сова».
   Каждая ночь под землей – особенная. У каждой свое очарование, надо просто его почувствовать. В пятницу – «пьяная» ночь. Люди пьют и гуляют после трудовой недели, это одна из самых нервных ночей. Держат двери, иногда буянят в вагоне, могут упасть на пути. Воскресенье – полная противоположность. Пьяных очень мало. Тихо и спокойно…
   Это только кажется, что работа машиниста полна романтики, на самом деле она довольно-таки нудная и монотонная. Время – почти полночь. Светофоры зеленые, и, глядя на интервальные часы на станции, ты понимаешь, что зеленые они даже далеко впереди. Путь свободен.
   Сигарету в зубы. Металл любимой Zippo ласково холодит ладонь. Ты щелкаешь зажигалкой и видишь, как огонек пламени отражается в лобовом стекле. Самое простое зеркало – это стекло, заклеенное черной бумагой с обратной стороны. Вместо бумаги у меня тьма тоннеля. Фары яркие, но не настолько, чтобы совсем разогнать тьму, поэтому ты видишь отражение своего лица.
   Ты едешь, и темнота расступается перед тобой. Люди, прыгающие со станции и уходящие в «трубу», не понимают, что там не просто темно, а ТЕМНО. Абсолютно. Как следствие, они уходят максимум на двадцать-тридцать метров от платформы, ибо дальше – СТРАШНО!
   Планерная. Оборот. Дежурная дает диск[10]. Двери закрываю и заезжаю в тупики. Оборот – семь минут. Не торопясь, иду по вагонам. Мусор, рваные газеты, пустые банки и бутылки. Запах пролитого пива. Сегодня больше, чем обычно: Татьянин день, студенты гуляют.
   Становится грустно. Я должен состав на ночь поставить на линии, и завтра с утра пассажирам ехать в этом… Татьянином свинарнике.
   Последний круг. Шесть минут интервал. Щукинская, двое пьяных у края. Врубаю тайфун. Покачиваясь, отошли. Интересно, ну откуда у людей такая страсть стоять у самого края? Попытка доказать себе личную крутизну и бесстрашие?
   Плюс 20 секунд от графика. Это позволяет мне с чистой совестью подождать опаздывающих – вон бегут, сломя голову, по лестнице. Спокойно, друзья, успеете.
   Центр. Довольно много народу. Сажаю всех, но уезжаю с трудом. Практически на каждой станции держат двери прощающиеся парочки. Молча жду, пока нацелуются.
   Отправился. В графике. Выехал из центра. Теперь люди почти не садятся, только выходят. Город спит. Вот и Выхино. Замерзшие дежурные осматривают состав. Вроде все нормально.
   Осталось доехать до Планерной. Мой день закончен. Впереди меня следует последний состав с пассажирами, я уже пустой.
   «Труба» красива после часа ночи. Зажигается дежурное освещение, и ты едешь через бесчисленное множество светящихся арок. Это сложно объяснить – это надо видеть.
   Станции проезжаю без остановки. Скорость не более 35 км/ч. Перед станцией обязательно сигнал. Опоздавшие отходят от края. Все, ребята, извините. Метро закрыто. Единственный выход – подняться наверх и ловить машину.
   Осталось чуть. Судя по интервалу на часах – начинаю догонять впереди идущий. Надо сбавить скорость. Лучше плохо ехать, чем хорошо стоять.
   Метро уже пустое. Последних опоздавших милиция попросила на улицу. По платформам ходят люди в оранжевых жилетах. Их время еще не настало. Основная работа у них после снятия высокого напряжения с контактного рельса.
   В кабине становится прохладнее. Метро остывает. Из связи прорывается диспетчерское «Верно», значит, уже началась расстановка составов в тоннеле.
   После Октябрьского поля чувствуется запах выхлопных газов. Значит, мотовозы уже на линии. Вон на Щукинской один стоит. Судя по бочкам, собираются белить потолок. Интересно, где, если с утра не забуду – посмотрю.
   Вот и Сходненская. Доклад о расстановке. Все зеленое. Отлично. Я первый. Кто за мной – им хуже. Они едут по запрещающим светофорам – с докладом диспетчеру о каждом и кучей манипуляций, без которых ты красный просто не проедешь, сработает автостоп.
   Ставлю поезд в «трубе», выполняю все положенные операции. Теперь отписаться, что состав осмотрен, и дождаться машиниста со следующего. Минут десять есть.
   А вот и коллега. Идем по вагонам, я закрываю промежуточные двери на замок. Красные фары не горят – батареи выключены. Теперь полкилометра по «трубе» до станции. Сдать реверсивку – и в депо. У вестибюля нас встречает машина ПВС[11]. Вот и все. Теперь уже точно. Три часа отдыха и опять работать… А сейчас?
   А сейчас доброй ночи, город!
   Ибо спокойной ночи желают только старикам, больным, беременным женщинам и людям, находящимся при исполнении служебных обязанностей.

Рассказ машиниста
Про метростоп

   Движение закончено, еду резервом. Вижу на платформах «голосующих» людей, такой вот метростоп. Самое интересное, что стоят-то они с протянутой рукой на середине платформы. Вопрос: если человек «голосует», значит, он хочет за отдельную плату доехать. Ну и как он намерен договариваться о цене, если машинист – в первом вагоне?
   На Текстильщиках стоят двое… «Голосуют». Делаю в ответ стандартный жест – потираю большой палец об указательный: типа, сколько? Тут же оба разводят руками – денег нет.
   Господа, неужели вы думаете, что машинист пойдет на нарушение должностной инструкции бесплатно? Скажу по секрету: он и платно не пойдет, ибо потеряет гораздо больше, чем вы сможете ему заплатить. Так что, подняв руку, чтобы «стопануть» резервный состав, вы на 99,99 % поднимаете ее зря.
   Хотя (говорю шепотом) все-таки шанс в 0,01 % остается.
   А я еду спать. Чтобы рано утром увидеть на платформах вскинутые руки молодых людей, возвращающихся из ночных клубов. Эти уже «голосуют» шутки ради. Но вот ехали бы резервом – не остановился бы.
   Извините, ребята. Нет у вас столько денег.

Глава 11
Несколько простых советов

   Хотите проверить себя на умение пользоваться метро?
   Вот простейшая инструкция по пользованию Московским метрополитеном, точнее, руководство «Как с минимальными потерями добраться из одного пункта в другой». Написано для пассажиров, которые об этом, естественно, не просили: они в метро всю жизнь ездят и так все знают. Но давайте посмотрим, какие из этих правил – казалось бы, очевидных, – мы выполняем, а какие нет.
 
   – Собираясь в путь, припомните, есть ли у вас билет на метро. Если нет, посмотрите на календарь. Самые большие очереди в кассу в первых числах месяца. Значит, лучше выйти на полчаса раньше, иначе рискуете опоздать. Кстати, работники метрополитена прекрасно знают об этом, и в первых числах на «контроль» выдвигаются дополнительные силы, так что шансы проскочить «зайцем» резко уменьшаются. Просто нарветесь на штраф (10 минут), либо вас отведут в комнату милиции и составят протокол (минут 30–40), а оно вам надо?
 
   – Спускаясь на эскалаторе, лучше стоять справа по ходу движения. Нет, можно и слева, но тогда будьте готовы, что вас толкнет, а то и собьет с ног человек, бегущий вниз слева (таких опаздывающих по утрам полно). Если вы думаете, что он извинится, то глубоко ошибаетесь: скорее всего, вас обматерят, ибо сами виноваты. Нарушили правила пользования.
 
   – Зайдя на эскалатор, не поленитесь и посмотрите на обувь (если она у вас со шнурками): не развязался ли шнурок? Развязанный шнурок затягивает под «гребенку» эскалатора вместе с половиной ботинка, и если вы не успеете ногу из ботинка выдернуть, останетесь без ступни.
 
   – По той же причине не рекомендуется сидеть на эскалаторе. Повторим на всякий случай: если вам «гребенкой» отрежет часть пятой точки, вы, скорее всего, умрете в результате быстрой массивной кровопотери. Вам просто не успеют помочь.
 
   – Если вы спускаетесь на платформу по лестнице, идите в общем потоке. Переть против – никакого смысла. Ну, если не хотите получить пару тычков, лишиться пуговиц, и прочее. Прорываться вперед, обгоняя поток, тоже неразумно – многие при ходьбе заметно «волочат ноги»: вроде есть за человеком место, а на самом деле там внизу нога, можно споткнуться и упасть. На платформе поток, как правило, рассасывается и можно более-менее спокойно пройти на свой путь.
 
   – При остановке двери поезда всегда оказываются в одном месте. Это легко определить по потертостям на платформе от ног пассажиров. Старайтесь встать справа или слева от двери. Если вы встанете точно напротив дверей, поток выходящих из поезда вас сметет (особенно в утренний пик). Могут и уронить.