Олег Рой
След ангела

   Когда-нибудь молодость не будет такой беззащитной.
Андрей Платонов

 
 

Часть первая

   – Вот, выпей, чтобы больно не было.
   – Я не пью.
   – Да не боись, лишнего бабла за конину не сдеру – наркоз входит в цену.
   – Не пью я, понял? Вообще не пью!
   – Слушай сюда, лох! Я тебя не спрашиваю, пьешь ты или на хлеб мажешь. Мне для работы нужно, чтобы ты этот стакан до дна выдул. Сечешь? Если не выпьешь – не расслабишься. Глянь, вон мышцы буграми надулись. Значит, вся моя работа пойдет коту под хвост. А ты потом будешь трепать всем, что тебе Серега-кольщик плечо изуродовал. Ты же понимаешь, то, что сейчас сделаем, с тобой уже до самой смерти останется, никуда не денется, и никакой химией не выведешь. Так что давай, братан, решай. Если ты сдрейфил – так и скажи. Вот твои бабки, забирай и вали… А если ты мужик, если ты правильный пацан, то, блин, хлопни этот стаканец, давай руку – и поехали!
   И прежде чем Санька успел что-то возразить, рука его будто сама собой потянулась к стакану, и он выпил пахучую коричневую жидкость большими глотками, с отвращением, стараясь не вдыхать запаха, как выпил бы, наверное, керосин. Опустошив стакан до дна, с громким стуком поставил его на стол. Так всегда делали отец и его друзья. А поскольку закуски к коньяку у Сереги-кольщика не полагалось, Саня по-мужицки понюхал свой кулак и откинулся спиной на спинку стула.
   Негромко зажужжала машинка, руку кольнуло, сначала слегка, потом сильнее… Голова закружилась. Он сжал зубы, изо всех сил стараясь, чтобы на лице, как это пишут в книгах, «не дрогнул ни один мускул». Не хватало еще, чтобы Серега решил, что ему, Саньке, страшно или он боится боли. Ничего он не боится! Надо только немного потерпеть – и все кончится. Голова кружилась все сильнее, очертания предметов стали расплываться перед глазами. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, Санька зажмурился. Нужно отвлечься. Подумать о чем-нибудь хорошем, приятном. О Лилке, например. О том, как у них все началось – прямо первого сентября…
 
   – Ну, здравствуйте, одиннадцатый «Б»! Какие же вы все загорелые, повзрослевшие! Как вытянулись за лето!
   Ирина Анатольевна так и сияла улыбкой. Она была в белой кружевной кофточке, которую всегда надевала по праздникам, крашенные хной волосы убраны по-особенному – не зализаны в будничный пучок, а уложены в пышную прическу. А вот росточком классная, кажется, за лето стала меньше, даже Таня Усольцева и Леша Лавриков – самые маленькие в классе – и те ее догнали.
   – Ну что ж, давайте мериться! Идите все к доске, стройтесь по росту.
   Это была старая традиция и любимая причуда Ирины Анатольевны. Каждый год первого сентября она начинала занятия с того, что выстраивала свой класс по росту. И каждый раз что-то менялось, кто-нибудь кого-нибудь да обгонял. Так получилось и сейчас. Все девчонки пестрой стайкой сместились к концу шеренги, а ведь еще два-три класса назад большинство из них стояли во главе – были выше ростом многих из мальчишек.
   Впрочем, тройка самых высоких учеников и в этом году осталась без изменения. Саша Сазонов занимал в ней почетное место между Ренатом Айдаровым и Вадиком Калашниковым, которого в классе звали Каланчой. Переглянувшись, ребята отметили и то, что расстановка сил осталась прежней – Вадик – Санька – Ренат (по убывающей), и то, что следом за ними теперь занимает место уже не «барби» Алинка Кузьмина, а обогнавший ее на добрых пять сантиметров Артем Белопольский. Во всем этом они разобрались мгновенно и быстро встали на свои места. Зато в середине строя шла борьба чуть ли не за каждый сантиметр, ребята совсем по-детски становились затылок к затылку, проводили ладонью, чтобы определить точно, кому за кем стоять, даже ссорились, но не всерьез, а весело, со смехом и шутками. Ирина Анатольевна с удовольствием наблюдала эту суматоху. А когда наконец все выстроились и подравнялись, она торжественным тоном произнесла:
   – Ну вот, ребята, запомните каждый своих соседей. В середине года опять померяемся, увидим, кто сделал рывок в росте, а кто отстал – мало каши ел…
   – Да, в середине года померяемся последний раз…
   Это сказала Таня Усольцева. Сказала тихо, так, что, по идее, ее должен был услышать только стоящий рядом такой же маленький Леша Лавриков. Но услышали почему-то все и разом замолкли. Точно впервые осознали, что этот учебный год – последний. Все были маленькие, маленькие… И вдруг – одиннадцатый класс. Еще год – и прощай, школа. И самое странное, что, хотя школу Санек никогда не любил, от этой мысли ему не стало радостно, даже наоборот, немного взгрустнулось.
   – А теперь давайте постараемся тихо, без толкотни, рассесться по местам, – предложила классная. – Надеюсь, вы уже решили, кто с кем будет сидеть?
   Ребята нестройной гурьбой двинулись к партам, на ходу выбирая себе место. Естественно, совсем без проблем не обошлось – одни поспорили из-за первой парты, другие никак не могли поделить «галерку». Но большинство постарались сесть там же, где сидели и в прошлом году.
   В большинстве школ к одиннадцатому классу состав учеников значительно меняется. Многие уходят: слабые ученики поступают в профессиональные колледжи, сильные переводятся в специализированные гимназии и лицеи. Но в их две тысячи четырнадцатой все было несколько иначе. Школа хоть и не имела никаких особых регалий и официально звалась просто «средняя школа с углубленным изучением английского языка», но считалась престижной, одной из лучших в районе, поскольку в ней работали отличные преподаватели. Попасть сюда было непросто, богатенькие родители буквально осаждали кабинет директора, упрашивая, чтобы тот взял к себе их драгоценных чад. Однако Роман Владимирович был в этом вопросе непреклонен. Сначала принимали ребят из близлежащих микрорайонов и только потом, если останутся места, – всех остальных. Если бы не это правило, Санька Сазонов, конечно, в две тысячи четырнадцатую никогда бы не попал. Его, заядлого троечника, и в десятый класс-то перевели чудом, должны были выпереть, но учителей упросила мать, которая никак не хотела расстаться с мечтой, что ее сын получит высшее образование. Эта тихая, невзрачная, вечно усталая женщина почему-то считала вузовский диплом чем-то вроде пропуска в богатую и счастливую жизнь. Жизнь, принципиально непохожую на ту, что была у нее.
   Так и получилось, что Санек оказался в одиннадцатом вместе с большинством своих одноклассников. Покинули школу только пятеро, и на их место, как стало известно уже на утренней «линейке», тут же взяли пять других – двух парней и трех девчонок.
   Санька и Артем, дружившие уже целую вечность, класса с третьего, устроились на обычном своем месте – на предпоследней парте в ряду у окна – и тут же принялись обсуждать новеньких. Парни им сразу не понравились, оба по виду были типичные «мажоры». Из девчонок одна, сразу ясно, зубрилка, этакая серая мышь, другая хоть и дорого одета, но слишком полная, чтобы привлекать к себе внимание мальчишек, а вот третья вполне ничего. Они были бы не против, если б эта новенькая села перед ними, но Ирина Анатольевна отправила ее в средний ряд, а парту перед приятелями заняли Лиля Варламова и Полина Козлова, на классном жаргоне – Лила и Коза. Впрочем, Артема, Темыча, такой расклад вполне устроил. Он еще с прошлой весны подбивал под Козу клинья, слал ей эсэмэски, болтал с ней по аське и постоянно тусовался на ее страницах «Вконтакте» и на «Одноклассниках». В конце года они даже начали встречаться, но, когда наступило лето, перестали видеться, поскольку Полина укатила на все каникулы к старшей сестре, вышедшей замуж за итальянца. И теперь она, едва усевшись, тут же обернулась к ним и принялась взахлеб рассказывать мальчикам об Италии.
   – Козлова, Белопольский и Сазонов! – строгим голосом сказала Ирина Анатольевна. – Напоминаю, каникулы закончились еще вчера! Сейчас вы на уроке!
   – Не на уроке, а на классном часе, – тут же парировал Артем.
   – Это одно и то же, – не сдавалась училка. – Полина, я кому сказала?! Повернись ко мне и слушай.
   Коза состроила гримасу и нехотя отвернулась от них. Между тем Ирина Анатольевна традиционно рассказывала о школьных нововведениях. В частности, о том, что летом в здании сделали очередной ремонт, еще не везде выветрился запах краски.
   – Обратите внимание на то, как чисто в туалетах. Пусть так и останется. Пишите в тетрадках, а не на стенах! Смотрите, чтобы в уборных не курили – хотя бы пока еще можно выйти на задний двор. Это я говорю мальчикам – а с девочками разговор будет особый…
   Курящие девчонки, их было почти половина, дружно фыркнули.
   Дальше последовало указание сделать фотографии на бейджики – очередное нововведение, по которому теперь их будут пускать в школу. Так решила охрана. Ученики две тысячи четырнадцатой уже привыкли, что на входе и на школьном дворе дежурят бравые ребята из охранного агентства. Охранники согласно правилам менялись каждый год, те, что заступили в этот раз, естественно, никого не знали, вот и предложили ввести таблички, чтобы отличать своих ребят от чужаков.
   А следующая новость всех развеселила. На днях в школе должны провести учения на случай пожара или другого несчастного случая. Поэтому, когда дадут сигнал на эвакуацию, надо не паниковать, а организованно выходить всем классом, пропуская вперед малышей.
   – В окна прыгать по одному, – прокомментировал вполголоса Артем.
   – А почему не парами? – снова обернулась к ним Коза.
   – А что, парами даже лучше! – тут же подхватил Темыч. – Бултых в окошко – а в полете решаем, кто сверху упадет, а кто снизу.
   – Фу! – скорчила мину Полина. – Пошляк. Вот обижусь на тебя и прыгну с Санькой – будешь знать.
   – Нет, с Сашей я прыгну, – вдруг подала голос Лиля.
   Санек чуть рот не раскрыл, так это было неожиданно. Вообще-то она редко заговаривала с ним, впрочем, как и он с ней. Не сказать, что он как-то выделял ее среди других или она особенно ему нравилась. Нравились ему (в том смысле, что вызывали определенные желания), как любому нормальному парню его лет, почти все симпатичные девчонки на свете. Варламова тоже была симпатичной, это он отметил сразу, когда она три года назад впервые появилась в классе. Тогда она носила прическу «хвост», и Ренат Айдаров, увлекавшийся мультсериалом «Футурама», узнав, что новенькую зовут Лилией, тут же перекрестил ее в Лилу. И прозвище прижилось, несмотря на то что глаза у Варламовой, разумеется, были нормальные (а не один на лбу, как у героини мультика) и увлекалась она не боевыми искусствами, а музыкой. Словом, Лилка была для Сани просто одной из множества клевых девчонок, не больше, и сама она никогда раньше вроде бы не проявляла к нему интереса – и вдруг такое заявление. Очень хотелось спросить, с чего Лиля вдруг выдала такое, но он постеснялся, да и классная снова строго глянула в их сторону. Пришлось промолчать.
   – Не забывайте, что вы становитесь взрослыми, – продолжала тем временем Ирина Анатольевна. – И взрослые проблемы, от которых вас раньше берегли и родители и учителя, подходят к вам все ближе. В ваши годы каждый мечтает о счастье, каждый ждет, что вот-вот с ним произойдет что-то чудесное, что-то замечательное, необыкновенное… Мне тоже очень хочется, чтобы с каждым из вас именно так и случилось. Но не забывайте, где чудеса – там всегда и опасности. Будьте осмотрительны, следите за собой, не доводите дело до неприятностей. Поверьте, ваш возраст – это опасный возраст, и в сегодняшнем сложном мире вас подстерегают многие беды, которые я сейчас даже перечислять не буду, вы и сами все знаете…
   И так далее, и тому подобное. Ребята откровенно скучали под эти морали и нотации. По классу поплыл ровный шум приглушенных разговоров, стало заметно, что за время каникул не только ученики разучились сидеть на уроках, но и их учительница утратила обычную хватку. Похоже, она просто тянула время до конца классного часа, перескакивая с одной темы на другую – с вреда наркотиков на предстоящий ЕГЭ. И даже ее рассказ о том, как прошли последние выпускные экзамены, не вызвал ни у кого интереса. Занятия только-только начались, до окончания школы оставался еще целый год, и экзамены казались такими далекими, что почти никого не пугали.
   Наконец прозвенел звонок, все высыпали в коридор и сбились шумными стайками. И если раньше, даже в прошлом году, тусовались все больше по половому признаку – девчонки с девчонками, мальчишки с мальчишками, – то теперь вышло так, что в группах оказались все вперемешку. Говорили в основном о том, кто куда ездил летом. Анталия, Хорватия, Таиланд, Куба, Бали – названия так и сыпались, точно на уроке географии. Коза трещала про свою Италию, Лева Залмоксис сообщил, что прожил месяц у родни в Израиле и купался в Мертвом море, самом соленом в мире. Но интереснее всех рассказывала Лила. С детским симфоническим оркестром, где она играла на виолончели, Лила побывала на гастролях на юге Франции, в Ницце.
   – Просто сказочный городок, растянутый вдоль морского берега! – увлеченно говорила она. – Место называется Bay-des-Anges – Залив Ангелов. Красота неописуемая! Какие там пальмы на Английской набережной, какие цветы… А какой трамвай! Больше похож на суперсовременный поезд, знаете, как «Сапсан», который ходит между Москвой и Питером, только покороче… А в августе к нам приехали ребята из Ниццы с ответным визитом. У нас в доме жили брат и сестра – Клод и Шанталь. Когда мы везли их из Шереметьева, они даже испугались, не могли понять, куда мы так долго едем. У них-то аэропорт совсем рядом с городом, самолеты летают чуть ли не над головой… И сам городок небольшой, тридцать километров всего в длину, а в ширину вообще всего ничего, за час, наверное, его пройти можно. Не то что Москва!
   Рассказывая, она оживилась, разрумянилась и так похорошела, что Саня невольно ею залюбовался. Отметил и то, какая женственная у нее фигурка и насколько приятный голос, и этот милый жест, которым она убирала упавшие на лицо волосы.
   – С французами такой смешной случай вышел… Папа заметил, что они совсем не моются, ни брат, ни сестра. Мы заволновались, задали вопрос руководительнице группы – может, у них болезнь какая-то, аллергия на воду или что-нибудь в этом духе… Оказывается, не в том дело. Просто в Ницце вода очень дорогая, и детей с пеленок приучают ее экономить. Зато, когда мы сказали, что вода у нас ничего не стоит, они так обрадовались, что по полтора часа из ванной не вылезали!
   Тут она обернулась к молча слушавшему ее Саньке и спросила:
   – А ты где был, расскажи? Я смотрю, у тебя загар какой-то странный – шея почти черная, лицо светлее, а руки совсем белые…
   – Просто наши мальчики хоть и не в Ницце живут, но тоже шею не моют, – съязвила Полина.
   Сане показалось, что ему в лицо впились сотни иголок. Он покраснел, не зная, чего больше стыдится – того, что Коза выставила его перед всеми грязнулей, или своего летнего отдыха. Ни на каких Канарах и Багамах Санька не был – о таком отдыхе его семья не могла даже и мечтать.
   Напрасно, ох, напрасно Ирина Анатольевна мерила рост своих подопечных. Было в ее затее что-то глупо-старомодное, и ученики прекрасно это понимали. Какая разница, кто выше или ниже на пару сантиметров? Может быть, когда-то, в те времена, когда их классная еще только начинала учительствовать, ребятам и нечем больше было отличиться друг перед другом. Но сегодня существовала уже иная мерка, по которой каждый находил себе место под солнцем. К одиннадцатому школьному году с этой шкалой ценностей давно уже все было ясно. И хотя мальчишки и девчонки редко говорили об этом напрямую, суть понятна каждому. Мерилом для всех служило то, что по телевизору называют нудным словом «благосостояние», а молодежь выражает фразочками вроде «сколько у кого бабла».
   В наши дни уже в младших классах ребятня обсуждает, кто у кого папа и мама, какие у них машины, квартиры и дачи. Мальчишки и девчонки оценивают своих однокашников не только по личным качествам, но и по рюкзакам и пеналам, машинкам и куклам Барби, курткам и кроссовкам. И чем старше становятся ребята, тем явственнее видно, куплена ли их одежда и обувь на оптовом рынке или в бутике, какой у них мобильный и сколько денег дают предки на карманные расходы. Тот, у кого все дорогое и лучшее, пользуется уважением просто так, «по умолчанию», как называл это, используя компьютерный термин, лучший математик класса Лева Залмоксис. А тому, чьи родители были небогаты, приходилось из кожи вон лезть, чтобы завоевать авторитет, – и удавалось им такое крайне редко.
   Как и каждый из его соучеников, Санька Сазонов твердо знал свое место на этой невидимой лестнице. И вынужден был признать, что оно одно из последних, если не самое последнее в классе.
   В этом смысле с родителями ему здорово не повезло. Отец, Николай Александрович, прапорщик патрульно-постовой службы милиции, три года назад оставил семью. Впрочем, материально после развода родителей Санька с мамой зажили даже чуть получше – отец медленно, но верно спивался и частенько тратил на водку не только свою зарплату, но и часть денег, заработанных его женой. Ольга Сергеевна была продавщицей в продуктовом магазине, небольшом и неудобно расположенном поблизости от супермаркета. Популярностью у местных жителей магазин не пользовался, и это, конечно, напрямую отражалось на зарплатах сотрудников.
   С самого детства Санька понял, что его семья хуже других. У них нет не то что машины и загородного дома, но даже обычных вещей, таких как компьютер или цветной телевизор. Телевизор, правда, потом купили, когда сдохло черно-белое чудище, которое он вынужден был смотреть все детство. Но эта покупка – выбрали, разумеется, маленький и самый дешевый – была единственным крупным приобретением, сделанным их семьей за многие годы.
   В младших и средних классах Санек страшно комплексовал по поводу своей бедности. Тогда ему виделся единственный выход из положения – стать лучшим, хорошо учиться. Но поскольку от природы он был несообразителен, то учеба давалась ему тяжело. Приходилось часами просиживать за учебниками, разложив их на рваной клеенке кухонного стола – единственного стола в их однокомнатной квартирке. Санька потел от усердия, до одури перечитывая скучные и непонятные параграфы, писал-выписывал бесконечные домашние задания по русскому, поворачивая тетрадь так и этак, стараясь найти угол, под которым почерк сам собой сделается красивее, до глубокой ночи решал упражнения по математике. А этот проклятый английский! Как трудно было запоминать выстроенные столбцами бессмысленные слова, в которых одни и те же буквы читаются то так, то совсем иначе, а понять, как и почему это происходит, вообще невозможно. Сазонов, наверное, был единственным из учеников, который и в самом деле выполнял каждодневное требование англичанки Нелли Георгиевны: домашнее задание прочесть шесть раз подряд!
   Санька отлично понимал, что его судьба в руках этой симпатичной молодой женщины с густыми рыжими волосами и высоким, как на старинных картинах, гладким лбом. Если вдруг она невзлюбит его и поставит несколько двоек, то все, хана. Сначала его вызовут на педсовет, а потом и вовсе исключат из школы. Такое уже со многими случалось. Директор Роман Владимирович не уставал напоминать им каждый раз, что их школа лучшая, сильнейшая в районе – и место в ней только лучшим ученикам. В первые классы – да, набирали всех, кто был приписан к две тысячи четырнадцатой по месту жительства. Но из года в год слабые ученики (по удивительному совпадению, в большинстве своем из малоимущих семей) отсеивались один за другим, потому что «не тянули». А на их место приходили более сильные. С более сильными и влиятельными родителями.
   Санька знал, что к большинству его одноклассниц и одноклассников приходят домой репетиторы и занимаются с ними английским. Что многие из них бывают за границей, где используют язык на практике, а некоторые даже успели поучиться в школах за рубежом – в Англии, в США, в Ирландии, в Австралии. У других ребят родители сами отлично знали иностранные языки и помогали изучать их детям, подключали кабельное телевидение с англоязычными каналами, покупали кассеты и компакты с непереведенными фильмами. Санька же мог рассчитывать только на себя. На шестикратное перечитывание и на снисхождение Нелли Георгиевны, на уроках которой он всегда сидел тише воды ниже травы, хотя порой и переставал понимать, о чем идет речь. На дружбу с ее дочкой, лобастенькой второклашкой Настей, точной копией своей мамы. Симпатичная была девчоночка, такая вся ухоженная. Видно, что маменькина дочка!.. Встретив его в школьном коридоре, она каждый раз вежливо здоровалась с ним, как со взрослым, даже на «вы»:
   – Здравствуйте, Саша!
   – Пр-р-ривет! – отвечал он, подражая попугаю из мультика. А потом спрашивал:
   – Как дела? Все пучком? Мальчишки не обижают?
   – Пусть только попробуют! – задорно отвечала девчонка и поднимала неумело сжатый кулачок.
   Пару раз Саньку и впрямь чуть не выгнали. Впервые это произошло в пятом классе, перед новогодними каникулами – и виновницей его несчастий оказалась совсем не англичанка, а вредная Марина Евгеньевна по прозвищу Снежная Королева, которая чуть не влепила ему в четверти двойку по русскому. Тогда единственный, наверное, раз в жизни отец принял участие в его судьбе и сам ходил к директору, прямо в форме. Тот поход оказался хорошим уроком для Санька, вернее, если можно так выразиться, сразу двумя уроками. Сначала он получил удар по самолюбию, который запомнил на всю жизнь. До этого-то Сашка гордился отцом, ему казалось, что милиционер – профессия мужественная и очень почетная, вон сколько про них фильмов по телику показывают, и какие они там все сильные и храбрые… А оказалось – все с точностью до наоборот. Двое старшеклассников, длинноволосый парень и девушка, красивая, как фотка в журнале, остановились у двери директорского кабинета, которая только что закрылась за Николаем Александровичем, и парень удивленно произнес:
   – Чего это к нам менты в школу приперлись, случилось что-то?
   – Да не, – отвечала девушка, которая откуда-то была в курсе дел. – Это чей-то фазер пришел за свое чадушко просить, чтоб не выгоняли.
   – Фигассе! – присвистнул парень. – Так у нас в школе дети ментовских прапоров учатся и прочее чмо? Ну, дела! А мои-то родаки гнали, когда меня сюда пропихивали: престижная школа, учится одна элита… Видели бы они, какая тут элита, их бы кондратий хватил!..
   На услышавшего их разговор Саньку точно ушат холодной воды вылили, ему стало обидно до слез. Наверное, именно с тех пор он начал задумываться, что профессия его отца нисколько не крутая, да и сам папаша – не тот человек, на которого стоит равняться… Тем более что, вернувшись из школы, Николай Александрович всыпал сыну по первое число. После этого Санек и взялся за ум, стал прилежно учиться. Но в той обстановке, что царила у них дома, это было крайне нелегко. Отец почти каждый день возвращался с дежурства поддатым – иногда слегка, но чаще здорово пьяным и агрессивным. А потом и вовсе раза два-три в неделю перестал являться домой:
   – Ночное дежурство, объявлен план «Перехват»!
   Конечно, это было чистейшим враньем.
   Отец пил всегда, сколько Санька себя помнил. Год от года все сильнее, год от года все заметнее. Походка отца стала тяжелой, из-под ремня выполз круглый животик. Лицо словно обложили вареным мясом – кожа стала дряблая, сероватая, под глазами всегда мешки, щеки оплыли, тут и там пролегли глубокие морщины.
   Пил он и на работе, и дома, запершись в ванной и пустив шумную струю душа. Санька знал, что бутылки он прячет под ванной, за дверцей, где трубы. Ольга Сергеевна не раз заводила с мужем душеспасительные разговоры – но, по русскому обычаю, ни к чему они не приводили. Разве что к тому, что при них с матерью Николай Александрович все-таки не пил – только в праздники, за столом или когда собирались в их тесной кухоньке его друзья и коллеги.
   Однажды, когда Сашка был классе во втором или третьем, он застал такую компанию, придя из школы с очередной двойкой и замечанием в дневнике о плохом поведении на уроке. Один из отцовых приятелей сказал тогда Николаю Александровичу:
   – Смотри, Лексаныч, пропустишь срок! Сына пороть надо, пока поперек лавки лежит! Как вдоль лавки ляжет, поздно уже будет его воспитывать!
   Санька покраснел и попытался поскорее выскользнуть из кухни. Но отец рассердился не на шутку:
   – Ты мне в доме моем не указывай, – заорал он пьяным голосом, – кого тут как укладывать и кого как пороть! Я сына своего ни разу и пальцем не тронул! Правду я говорю, Шурка?
   Сын только кивнул. А третий приятель, сидевший за столом, поддакнул:
   – И правильно. Разве ты можешь ребенка ударить? У тебя же второй удар – по крышке гроба!
   Только через несколько лет Сашка понял смысл этой мрачной шутки. Физически отец действительно был очень силен, сыну несколько раз приходилось наблюдать, как он быстро утихомиривал хулиганов на улице, у магазина или у пивнушки. И Саньку своего учил, чтобы тот всегда, когда надо, мог постоять за себя и за других.
   – Ты – мой сын, – говорил Николай Александрович. – Я тебя в обиду никогда никому не дам. Случись что серьезное – беги сразу ко мне, я тебе всегда помогу. Но по любому чиху к папке бегать тоже не годится. Мужчина должен уметь и сдачи дать. Ты вот по утрам зарядку делаешь?