Страница:
Немецкий профессор был окрылен своим успехом. Но он сделал одну непростительную ошибку, которая чуть было не расстроила его взаимоотношения с Кремлем. Так уже получилось, что в 1929 году ученый выступал со своими сообщениями не только в Институте мозга в Москве, но и в Германии. Здесь он демонстрировал как диапозитив тончайший срез с мозга Ленина и фотографии других срезов. Для большей убедительности мощности ленинских ресурсов Фогт сравнивал его с мозгом малолетней преступницы.
Его московское «открытие» оказалось в центре оживленной научной дискуссии и подверглось серьезному анализу в немецкой научной прессе. Профессор Шпильмейер в авторитетной «Энциклопедии душевных болезней» указал, что такие же большие пирамидальные клетки, как у Ленина, имеются и у слабоумных. Ученый не знал, что он весьма близок к истинной картине последних месяцев ленинского существования. Публикация Шпильмейера была замечена немецкой политической прессой, где появились статьи о мозге советского вождя с самыми унизительными для большевиков выводами.
Происходившее в Германии вызвало серьезный скандал в Москве. Кремль обескуражило, что Фогт даже не вступил в полемику с Шпильмейером и пассивно наблюдал, как враги охаивают священный мозг. Это бездействие родоначальника дорого обошлось его московскому Институту мозга. Взбешенные обитатели Кремля решили проучить Фогта и в 1929 году реорганизовали и присоединили его научное детище к Институту высшей нервной деятельности в качестве отдела морфологии. Статус бывшего института был понижен, а немцу было отказано в посещении Москвы. Работа над изучением главного мозга страны была приостановлена. Вожди серьезно подумывали об изъятии реликвии и передаче ее Мавзолею.
О существующей проблеме решил напомнить Сталину в своей верноподданнической кляузе заведующий культпропотделом Стецкий. 10 января 1932 года он направил ему письмо с описанием поведения Фогта, его демонстраций в немецких аудиториях кусочков мозга вождя и общей скандальной ситуации. Послание заканчивалось предложениями: «1) Мозг Ленина передать в надежное хранилище – возможно, в мавзолей, возложив ответственность на тов. Енукидзе. 2) Покончить отношения с проф. Фогтом, послав в Берлин товарищей, чтобы получить у него срезы и диапозитивы мозга Ленина, и положить тем предел махинациям, которые проделывают буржуазные профессора, имея эти препараты»37.
В приложении к своему письму Стецкий помещал совместное обращение директора Ассоциации естествознания Коммунистической академии и директора Института психоневрологии. Они считали: «Необходимо также решить вопрос о наших взаимоотношениях с немецкой лабораторий расовой биологии, находящейся в Москве при Институте мозга»38.
«Договориться о дальнейших формах работы лаборатории расовой биологии и добиться более тесной связи с Институтом, периодической отчетности постановки научных докладов лаборатории на конференциях Института и т. д. или ее совсем ликвидировать.
При установке на сохранение связи с проф. Фогтом лабораторию можно сохранить, но с непременной тесной связью с институтом»39.
Полученная «телега» навела членов Политбюро на размышления. Они не особенно симпатизировали Алексею Ивановичу Стецкому, которому был обеспечен 37-й год. Но с авторами приложения соглашались, полагая, что время политического карантина для ученого закончилось и Фогта следует вновь привлечь к исследованию самого дорогого наследия Ильича. 13 апреля 1932 года родилось постановление Политбюро, приказывавшее восстановить самостоятельность института, вновь сделать Фогта его директором и командировать бывшего зама Саркисова в Берлин.
Саркисов уехал, вооруженный теплым письмом Молотова, предлагавшего Фогту от имени ЦК забыть прежние обиды и вновь приступить к научному священнодействию. Посредником в восстановлении связи с ученым выступил консул берлинского представительства СССР, сотрудник легальной резидентуры ОГПУ-НКВД Александр Гиршфельд, имевший прямое отношение к созданию разведсети «Красная капелла» и вербовке крупного агента Арвида Харнака40.
Отсюда ясно, какое великое значение придавали возрождению деятельности фогтовского научного детища в Кремле. Там даже не боялись рисковать столь ценным работником Главного управления госбезопасности НКВД, как Александр Гиршфельд.
Профессор будто ждал советских визитеров и принял новое предложение без размышлений. Все это было в апреле 1932 года. А с 30 января 1933 года, когда рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер, у немецкого профессора начались проблемы. У Фогта произвели три обыска, телефонные разговоры стали прослушиваться, а почта – просматриваться. Это было естественным следствием контактов Фогта с кремлевским двором, общения с сотрудником НКВД Гиршельдом, который, как и любой представитель советского посольства, находился под особым присмотром гестапо.
Но тем не менее работа совместного германо-советского института была полностью восстановлена. Нацизм и коммунизм волновали близкие темы: родословные, генетические и мозговые проблемы чистокровного Homo nordicus и уникального Super homo. Наука с энтузиазмом обслуживала интересы государственных мизантропий.
В этом случае интересна судьба протеже Фогта советского исследователя Тимофеева-Ресовского, который после прихода нацистов к власти остался в Германии, стал участвовать в нацистских изданиях и выступал с лекциями перед членами НСДАП и СС.
Его статья в журнале «Врач наследственности», издаваемого с целью пропаганды идеи расовой гигиены, лучший тому пример. Рассматривая генетический груз в популяциях людей и диких животных, ученый писал о необходимости остановить увеличение в человеческой среде различных отклонений, снижающих жизнеспособность или способствующих патологии. Они, по его мнению, следствие ослабления естественного отбора искусственными средствами, т. е. успехов медицины. И Тимофеев-Ресовский допускал контроль со стороны государства в этом своеобразном процессе.
В октябре 1938 года он разъяснял свои позиции, читая курс расоведения и генетики в Расово-политическом управлении нацистов. Значение расовых идей подчеркивал и сам идеолог фашизма Альфред Розенберг.
Слушатели его лекций посещали и саму лабораторию Тимофеева-Ресовского, о чем был помещен фоторепортаж в нацистском официозе «Новый народ»41.
К этому времени относятся и активные контакты советского ученого со Школой немецких докторов СС и Институтом генетики, основанными Национал-социалистической лигой врачей.
Выступления и публикации Тимофеева-Ресовского были своеобразным научным оправданием создания концентрационных лагерей и различных мизантропических лабораторий Третьего рейха…
5 февраля 1936 года в записке секретарю ЦИК СССР Ивану Алексеевичу Акулову Семен Саркисов сообщал: «Фогт до сих пор не отказался от должности директора Московского института мозга. Кроме того, издаваемый в Берлине под его редакцией журнал до сих пор официально является органом Берлинского и Московского институтов мозга. Через товарища Гиршфельда я дал знать Фогту, что мы не можем допустить защиты и пропаганды в этом журнале каких бы то ни было фашистских теорий. Фогт заверил т. Гиршфельда, что, пока он редактор, подобных статей он в журнале не допустит»42.
С новым немецким руководством отношения у Фогта складывались не гладко. Его дело было передано в Специальную комиссию внутренних дел. Влиятельные чиновники считали, что 66 лет – возраст пенсионный, и настаивали на отстранении профессора от должности. Он был назначен временно исполняющим обязанности директора, а вскоре его институт возглавил член национал-социалистической партии Хуго Шпатц.
5
Глава 3 Промежуточное бессмертие
1
2
3
Его московское «открытие» оказалось в центре оживленной научной дискуссии и подверглось серьезному анализу в немецкой научной прессе. Профессор Шпильмейер в авторитетной «Энциклопедии душевных болезней» указал, что такие же большие пирамидальные клетки, как у Ленина, имеются и у слабоумных. Ученый не знал, что он весьма близок к истинной картине последних месяцев ленинского существования. Публикация Шпильмейера была замечена немецкой политической прессой, где появились статьи о мозге советского вождя с самыми унизительными для большевиков выводами.
Происходившее в Германии вызвало серьезный скандал в Москве. Кремль обескуражило, что Фогт даже не вступил в полемику с Шпильмейером и пассивно наблюдал, как враги охаивают священный мозг. Это бездействие родоначальника дорого обошлось его московскому Институту мозга. Взбешенные обитатели Кремля решили проучить Фогта и в 1929 году реорганизовали и присоединили его научное детище к Институту высшей нервной деятельности в качестве отдела морфологии. Статус бывшего института был понижен, а немцу было отказано в посещении Москвы. Работа над изучением главного мозга страны была приостановлена. Вожди серьезно подумывали об изъятии реликвии и передаче ее Мавзолею.
О существующей проблеме решил напомнить Сталину в своей верноподданнической кляузе заведующий культпропотделом Стецкий. 10 января 1932 года он направил ему письмо с описанием поведения Фогта, его демонстраций в немецких аудиториях кусочков мозга вождя и общей скандальной ситуации. Послание заканчивалось предложениями: «1) Мозг Ленина передать в надежное хранилище – возможно, в мавзолей, возложив ответственность на тов. Енукидзе. 2) Покончить отношения с проф. Фогтом, послав в Берлин товарищей, чтобы получить у него срезы и диапозитивы мозга Ленина, и положить тем предел махинациям, которые проделывают буржуазные профессора, имея эти препараты»37.
В приложении к своему письму Стецкий помещал совместное обращение директора Ассоциации естествознания Коммунистической академии и директора Института психоневрологии. Они считали: «Необходимо также решить вопрос о наших взаимоотношениях с немецкой лабораторий расовой биологии, находящейся в Москве при Институте мозга»38.
«Договориться о дальнейших формах работы лаборатории расовой биологии и добиться более тесной связи с Институтом, периодической отчетности постановки научных докладов лаборатории на конференциях Института и т. д. или ее совсем ликвидировать.
При установке на сохранение связи с проф. Фогтом лабораторию можно сохранить, но с непременной тесной связью с институтом»39.
Полученная «телега» навела членов Политбюро на размышления. Они не особенно симпатизировали Алексею Ивановичу Стецкому, которому был обеспечен 37-й год. Но с авторами приложения соглашались, полагая, что время политического карантина для ученого закончилось и Фогта следует вновь привлечь к исследованию самого дорогого наследия Ильича. 13 апреля 1932 года родилось постановление Политбюро, приказывавшее восстановить самостоятельность института, вновь сделать Фогта его директором и командировать бывшего зама Саркисова в Берлин.
Саркисов уехал, вооруженный теплым письмом Молотова, предлагавшего Фогту от имени ЦК забыть прежние обиды и вновь приступить к научному священнодействию. Посредником в восстановлении связи с ученым выступил консул берлинского представительства СССР, сотрудник легальной резидентуры ОГПУ-НКВД Александр Гиршфельд, имевший прямое отношение к созданию разведсети «Красная капелла» и вербовке крупного агента Арвида Харнака40.
Отсюда ясно, какое великое значение придавали возрождению деятельности фогтовского научного детища в Кремле. Там даже не боялись рисковать столь ценным работником Главного управления госбезопасности НКВД, как Александр Гиршфельд.
Профессор будто ждал советских визитеров и принял новое предложение без размышлений. Все это было в апреле 1932 года. А с 30 января 1933 года, когда рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер, у немецкого профессора начались проблемы. У Фогта произвели три обыска, телефонные разговоры стали прослушиваться, а почта – просматриваться. Это было естественным следствием контактов Фогта с кремлевским двором, общения с сотрудником НКВД Гиршельдом, который, как и любой представитель советского посольства, находился под особым присмотром гестапо.
Но тем не менее работа совместного германо-советского института была полностью восстановлена. Нацизм и коммунизм волновали близкие темы: родословные, генетические и мозговые проблемы чистокровного Homo nordicus и уникального Super homo. Наука с энтузиазмом обслуживала интересы государственных мизантропий.
В этом случае интересна судьба протеже Фогта советского исследователя Тимофеева-Ресовского, который после прихода нацистов к власти остался в Германии, стал участвовать в нацистских изданиях и выступал с лекциями перед членами НСДАП и СС.
Его статья в журнале «Врач наследственности», издаваемого с целью пропаганды идеи расовой гигиены, лучший тому пример. Рассматривая генетический груз в популяциях людей и диких животных, ученый писал о необходимости остановить увеличение в человеческой среде различных отклонений, снижающих жизнеспособность или способствующих патологии. Они, по его мнению, следствие ослабления естественного отбора искусственными средствами, т. е. успехов медицины. И Тимофеев-Ресовский допускал контроль со стороны государства в этом своеобразном процессе.
В октябре 1938 года он разъяснял свои позиции, читая курс расоведения и генетики в Расово-политическом управлении нацистов. Значение расовых идей подчеркивал и сам идеолог фашизма Альфред Розенберг.
Слушатели его лекций посещали и саму лабораторию Тимофеева-Ресовского, о чем был помещен фоторепортаж в нацистском официозе «Новый народ»41.
К этому времени относятся и активные контакты советского ученого со Школой немецких докторов СС и Институтом генетики, основанными Национал-социалистической лигой врачей.
Выступления и публикации Тимофеева-Ресовского были своеобразным научным оправданием создания концентрационных лагерей и различных мизантропических лабораторий Третьего рейха…
5 февраля 1936 года в записке секретарю ЦИК СССР Ивану Алексеевичу Акулову Семен Саркисов сообщал: «Фогт до сих пор не отказался от должности директора Московского института мозга. Кроме того, издаваемый в Берлине под его редакцией журнал до сих пор официально является органом Берлинского и Московского институтов мозга. Через товарища Гиршфельда я дал знать Фогту, что мы не можем допустить защиты и пропаганды в этом журнале каких бы то ни было фашистских теорий. Фогт заверил т. Гиршфельда, что, пока он редактор, подобных статей он в журнале не допустит»42.
С новым немецким руководством отношения у Фогта складывались не гладко. Его дело было передано в Специальную комиссию внутренних дел. Влиятельные чиновники считали, что 66 лет – возраст пенсионный, и настаивали на отстранении профессора от должности. Он был назначен временно исполняющим обязанности директора, а вскоре его институт возглавил член национал-социалистической партии Хуго Шпатц.
5
27 мая 1936 года в Политбюро ЦК ВКП (б) на имя Сталина поступил развернутый доклад «Изучение мозга Ленина». Семен Саркисов представлял вождю плод усилий сотрудников двух институтов по изучению главного мозга планеты. Это было сжатое изложение объемного исследования, включавшего в себя 153 страницы текста и 15 альбомов, каждый из которых содержал 50 микрофотографий, иллюстрировавших уникальное строение ленинского органа. В этом исследовании мощность одного мозга Ленина приравнивалась к мощности десяти полушарий «средних людей». Что же касается голов известных в советской стране личностей, то и здесь первенство Ильича над ними было убедительно доказано научными выводами. «Измерение борозд лобной доли и борозд остальных долей обнаружило самый высокий процент борозд лобной доли в мозгу В.И. Ленина в сравнении со всеми другими исследованными нами в этом направлении мозгами (Куйбышев, Луначарский, Менжинский, Богданов, Мичурин, Маяковский, акад. Павлов, Клара Цеткин, акад. Гулевич, Циолковский)». Также очень богата извилинами и в то же время богата уклонениями от среднего типа и нижняя теменная область»43.
Количественные показатели, полученные при исследовании ленинского вместилища мудрости, убедительно доказывали его абсолютное превосходство над всеми: «Так, в лобной области процент лимитрофных адаптаций по отношению к поверхности всей коры составляет 2,06 %, а по отношению к поверхности лобной доли – 8,07 %. В мозгу Богданова соответствующие цифры – 1,3 и 5,3 %, в мозгу Скворцова-Степанова – 1 и 4,1 %, а в мозгу Маяковского – 1,1 и 4,7 %»44.
Более того, даже разрушенный болезнью мозг Ленина работал не только исправно, но по-прежнему даже лучше чем здоровые мозги 10 средних людей. Тема болезни вождя была очень важной для кремлевских читателей доклада. Они хотели от науки получить доказательство того, что тот облик вождя, который он приобрел в последние месяцы в Горках, был не свидетельством его деградации, а переходом Ленина в другое интеллектуальное измерение. И догадливая наука услужливо поддакивала Кремлю: «…мозг Ленина обладал столь высокой организацией, что даже во время болезни, несмотря на большие разрушения, он в функциональном отношении стоял на очень большой высоте»45.
1 Советская Абхазия. – 1928. – 25 января.
2 РГАСПИ. Ф. 16. – Оп. 1. – Д. 378. – Л. 19.
3 Там же. Л. 20.
4 Правда. – 1924. – 27 января.
5 Троцкий Л. Портреты революционеров. – 1991. – С. 32.
6 Валентинов-Вольский Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. С. 87.
7 Жизнь и техника будущего. С. 367.
8 РГАСПИ. Ф. 16. – Оп. 2. Д. 80. Л. 3.
9 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 307. – Л. 77.
10 Лопухин Ю.М. Болезнь, смерть и бальзамирование В.И. Ленина. С. 56.
11 Русский антропологический журнал. Т. 12. Кн. 1. – М., 1922. – С. 53.
12 Там же.
13 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 6.
14 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 6.
15 Там же. Л. 7.
16 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 7.
17 Там же. Л. 1.
18 Там же. Л. 9.
19 Там же. Л. 12.
20 Русский евгенический журнал. Т. II. Вып. 1. – М., 1924. – С. 62.
21 Русский евгенический журнал. Т. II. Вып. 1. – М., 1924. – С. 62.
22 Тимофеев-Ресовский Н. Истории, рассказанные им самим, с письмами, фотографиями и документами. – М., 2000. – С. 187.
23 Воинствующий атеист. – 1931. – № 1. – С. 108.
24 Жизнь и техника будущего. С. 355.
25 Русский евгенический журнал. Т. 1. Вып. I. – М., 1922. – С. 26–27.
26 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 48–52.
27 Под знаменем марксизма. – 1935. – № 2. – С. 195.
28 ГАРФ. Ф. 3316. – Оп. 20. – Д. 748. – Л. 5.
29 Политбюро.
30 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 18.
31 Там же.
32 Известия. – 1927. – 15 ноября.
33 Жизнь и техника будущего. С. 367–368.
34 Там же. С. 368.
35 Жизнь и техника будущего. С. 369.
36 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 49.
37 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 26–29.
38 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 26–29.
39 Там же. Л. 29.
40 О разведывательной деятельности А. Гиршфельда см.: Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. – М., 1997. – С. 416–417; Царев О., Костелло Д. Роковые иллюзии. – М., 1995. – С. 74–75, 81; Судоплатов П. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941. – М., 2001. – С. 209.
41 Das neus Volk. 1938. № 1. P. 27.
42 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 48–52.
43 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 54–63.
44 Там же. Л. 54–63.
45 Там же.
Количественные показатели, полученные при исследовании ленинского вместилища мудрости, убедительно доказывали его абсолютное превосходство над всеми: «Так, в лобной области процент лимитрофных адаптаций по отношению к поверхности всей коры составляет 2,06 %, а по отношению к поверхности лобной доли – 8,07 %. В мозгу Богданова соответствующие цифры – 1,3 и 5,3 %, в мозгу Скворцова-Степанова – 1 и 4,1 %, а в мозгу Маяковского – 1,1 и 4,7 %»44.
Более того, даже разрушенный болезнью мозг Ленина работал не только исправно, но по-прежнему даже лучше чем здоровые мозги 10 средних людей. Тема болезни вождя была очень важной для кремлевских читателей доклада. Они хотели от науки получить доказательство того, что тот облик вождя, который он приобрел в последние месяцы в Горках, был не свидетельством его деградации, а переходом Ленина в другое интеллектуальное измерение. И догадливая наука услужливо поддакивала Кремлю: «…мозг Ленина обладал столь высокой организацией, что даже во время болезни, несмотря на большие разрушения, он в функциональном отношении стоял на очень большой высоте»45.
1 Советская Абхазия. – 1928. – 25 января.
2 РГАСПИ. Ф. 16. – Оп. 1. – Д. 378. – Л. 19.
3 Там же. Л. 20.
4 Правда. – 1924. – 27 января.
5 Троцкий Л. Портреты революционеров. – 1991. – С. 32.
6 Валентинов-Вольский Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. С. 87.
7 Жизнь и техника будущего. С. 367.
8 РГАСПИ. Ф. 16. – Оп. 2. Д. 80. Л. 3.
9 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 307. – Л. 77.
10 Лопухин Ю.М. Болезнь, смерть и бальзамирование В.И. Ленина. С. 56.
11 Русский антропологический журнал. Т. 12. Кн. 1. – М., 1922. – С. 53.
12 Там же.
13 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 6.
14 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 6.
15 Там же. Л. 7.
16 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 7.
17 Там же. Л. 1.
18 Там же. Л. 9.
19 Там же. Л. 12.
20 Русский евгенический журнал. Т. II. Вып. 1. – М., 1924. – С. 62.
21 Русский евгенический журнал. Т. II. Вып. 1. – М., 1924. – С. 62.
22 Тимофеев-Ресовский Н. Истории, рассказанные им самим, с письмами, фотографиями и документами. – М., 2000. – С. 187.
23 Воинствующий атеист. – 1931. – № 1. – С. 108.
24 Жизнь и техника будущего. С. 355.
25 Русский евгенический журнал. Т. 1. Вып. I. – М., 1922. – С. 26–27.
26 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 48–52.
27 Под знаменем марксизма. – 1935. – № 2. – С. 195.
28 ГАРФ. Ф. 3316. – Оп. 20. – Д. 748. – Л. 5.
29 Политбюро.
30 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 18.
31 Там же.
32 Известия. – 1927. – 15 ноября.
33 Жизнь и техника будущего. С. 367–368.
34 Там же. С. 368.
35 Жизнь и техника будущего. С. 369.
36 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 49.
37 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 26–29.
38 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 26–29.
39 Там же. Л. 29.
40 О разведывательной деятельности А. Гиршфельда см.: Очерки истории российской внешней разведки. Т. 3. – М., 1997. – С. 416–417; Царев О., Костелло Д. Роковые иллюзии. – М., 1995. – С. 74–75, 81; Судоплатов П. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941. – М., 2001. – С. 209.
41 Das neus Volk. 1938. № 1. P. 27.
42 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 48–52.
43 АПРФ. Ф. 3. – Оп. 22. – Д. 310. – Л. 54–63.
44 Там же. Л. 54–63.
45 Там же.
Глава 3 Промежуточное бессмертие
1
Множество сказок и мифов посвящено эликсиру бессмертия и вечной молодости. Обычно такие качества приобретаются после купания в источнике с живой водой или в крови побежденного дракона. Однако это область фольклора.
В год, когда умер Ленин, верхушка советского руководства серьезно задумалась над возможностью решить вопрос об искусственном омоложении своих рядов научными методами.
Разворачивавшаяся в прессе критика простых партийцев обвиняла ЦК в пассивном созерцании болезни и смерти вождя мирового пролетариата, в неспособности найти радикальный метод излечения. Одни авторы упрекали Кремль: «недоглядели», «прозевали», а другие подсказывали путь: «Неужели нельзя было сделать омоложение? Ведь говорил же наш политрук, что Клемансо, наш враг, омолодился»1.
И психиатр Осипов был сторонником версии преждевременного старения Ленина. Ученый писал: «С возрастом развивается процесс отложения извести в стенках сосудов, которые утрачивают от этого свою эластичность. Но в пожилом возрасте это бывает в легкой степени, сильный склероз развивается уже в старческие годы, а Владимиру Ильичу было всего 53 года, следовательно, этот склероз был у него преждевременным, болезненным, и резче всего он оказался выраженным в сосудах головного мозга»2.
Лидеры СССР тоже считали, что смерть вождя была преждевременной: он сильно переутомился, перестарался. Эта переработка и вызвала преждевременную старость, деградацию, зловещий «склероз изнашивания» и смерть. А если бы спохватились вовремя, то, глядишь, и сегодня Ильич был бы жив! Прогерия, или синдром Вернера, как называется преждевременное старение в медицинской литературе, пугала советскую элиту.
Ситуация с вождем заставляла думать и о собственной участи. Ведь от ленинского переутомления никто застрахован не был. Эпидемия повальной старости могла парализовать работу советского аппарата и свести в гроб цвет коммунизма накануне победы мировой революции. Одна мысль об этом лишала партийную верхушку сна.
А наиболее прозорливые ученые, угадав ход мыслей Кремля, рисовали и совсем мрачную картину. Психиатр и невропатолог Арон Залкинд давно уже видел надвигающуюся опасность преждевременного старения. В своем труде «Очерки культуры революционного времени», опубликованном как раз в 1924 году, он создает паническую панораму триумфа увядания. По его наблюдениям, партактив РКП (б), который взвалил на себя основной груз переделки общества, подвергается быстрому угасанию. Тот, кому 30 лет, уже носит в себе болезни 45-летнего, а 40-летние уже совсем старики. Что же говорить тогда о тех, кто давно уже перешагнул критический порог 40-летия и стоит у руля Советской страны?
Тяжелейшее наследие гражданской войны давало ученому богатую пищу для размышлений. Его пациенты – представители среднего звена коммунистической номенклатуры. Такие, как красный командир, страдающий сомнамбулизмом и идущий во сне в кровавую атаку. Или изнасилованная белогвардейцами женщина-комиссар, страдающая неврологическими болями.
«Недавняя смерть бывшего члена Бюро ЦК комсомола 24-летнего тов. Варламова от склеротического излияния в мозг (единственная причина – колоссальное перенапряжение) – набат: не услышать его грохота нельзя»3, – стращал коммунистов Залкинд.
Погибающий от преждевременного старения ЦК, дряхлеющий партактив, пораженные неврологическими болями партийцы-сомнамбулы – это начало процесса, который необходимо остановить немедленно и излечить недуги.
Данные Залкинда неутешительны: если у 90 % партийцев неврологические симптомы и все они имеют гипертонию и вялый обмен веществ, то дело революции на краю гибели4.
Превентивные меры по борьбе с недугом постарались принять ровно через десять дней после смерти Ленина: 31 января 1924 года член ЦК Клим Ворошилов выступил на пленуме с докладом «Об охране здоровья партверхушки». Это тогда был сформулирован актуальный лозунг «Беречь старую гвардию». Постановление приняли единогласно и решили: «Просить Президиум ЦКК обсудить необходимые меры по охране здоровья партверхушки, причем предрешить необходимость выделить специального товарища для наблюдения за здоровьем и условиями работы партверхушки»5. Так было положено начало организации Лечебной комиссии ЦК. Там должны были работать врачи высшей квалификации в различных областях. Их дело – проводить диспансеризацию руководства коммунистической партии и страны. Но главной задачей медиков, по мнению вождей, должен был стать актуальный вопрос борьбы со старостью.
В год, когда умер Ленин, верхушка советского руководства серьезно задумалась над возможностью решить вопрос об искусственном омоложении своих рядов научными методами.
Разворачивавшаяся в прессе критика простых партийцев обвиняла ЦК в пассивном созерцании болезни и смерти вождя мирового пролетариата, в неспособности найти радикальный метод излечения. Одни авторы упрекали Кремль: «недоглядели», «прозевали», а другие подсказывали путь: «Неужели нельзя было сделать омоложение? Ведь говорил же наш политрук, что Клемансо, наш враг, омолодился»1.
И психиатр Осипов был сторонником версии преждевременного старения Ленина. Ученый писал: «С возрастом развивается процесс отложения извести в стенках сосудов, которые утрачивают от этого свою эластичность. Но в пожилом возрасте это бывает в легкой степени, сильный склероз развивается уже в старческие годы, а Владимиру Ильичу было всего 53 года, следовательно, этот склероз был у него преждевременным, болезненным, и резче всего он оказался выраженным в сосудах головного мозга»2.
Лидеры СССР тоже считали, что смерть вождя была преждевременной: он сильно переутомился, перестарался. Эта переработка и вызвала преждевременную старость, деградацию, зловещий «склероз изнашивания» и смерть. А если бы спохватились вовремя, то, глядишь, и сегодня Ильич был бы жив! Прогерия, или синдром Вернера, как называется преждевременное старение в медицинской литературе, пугала советскую элиту.
Ситуация с вождем заставляла думать и о собственной участи. Ведь от ленинского переутомления никто застрахован не был. Эпидемия повальной старости могла парализовать работу советского аппарата и свести в гроб цвет коммунизма накануне победы мировой революции. Одна мысль об этом лишала партийную верхушку сна.
А наиболее прозорливые ученые, угадав ход мыслей Кремля, рисовали и совсем мрачную картину. Психиатр и невропатолог Арон Залкинд давно уже видел надвигающуюся опасность преждевременного старения. В своем труде «Очерки культуры революционного времени», опубликованном как раз в 1924 году, он создает паническую панораму триумфа увядания. По его наблюдениям, партактив РКП (б), который взвалил на себя основной груз переделки общества, подвергается быстрому угасанию. Тот, кому 30 лет, уже носит в себе болезни 45-летнего, а 40-летние уже совсем старики. Что же говорить тогда о тех, кто давно уже перешагнул критический порог 40-летия и стоит у руля Советской страны?
Тяжелейшее наследие гражданской войны давало ученому богатую пищу для размышлений. Его пациенты – представители среднего звена коммунистической номенклатуры. Такие, как красный командир, страдающий сомнамбулизмом и идущий во сне в кровавую атаку. Или изнасилованная белогвардейцами женщина-комиссар, страдающая неврологическими болями.
«Недавняя смерть бывшего члена Бюро ЦК комсомола 24-летнего тов. Варламова от склеротического излияния в мозг (единственная причина – колоссальное перенапряжение) – набат: не услышать его грохота нельзя»3, – стращал коммунистов Залкинд.
Погибающий от преждевременного старения ЦК, дряхлеющий партактив, пораженные неврологическими болями партийцы-сомнамбулы – это начало процесса, который необходимо остановить немедленно и излечить недуги.
Данные Залкинда неутешительны: если у 90 % партийцев неврологические симптомы и все они имеют гипертонию и вялый обмен веществ, то дело революции на краю гибели4.
Превентивные меры по борьбе с недугом постарались принять ровно через десять дней после смерти Ленина: 31 января 1924 года член ЦК Клим Ворошилов выступил на пленуме с докладом «Об охране здоровья партверхушки». Это тогда был сформулирован актуальный лозунг «Беречь старую гвардию». Постановление приняли единогласно и решили: «Просить Президиум ЦКК обсудить необходимые меры по охране здоровья партверхушки, причем предрешить необходимость выделить специального товарища для наблюдения за здоровьем и условиями работы партверхушки»5. Так было положено начало организации Лечебной комиссии ЦК. Там должны были работать врачи высшей квалификации в различных областях. Их дело – проводить диспансеризацию руководства коммунистической партии и страны. Но главной задачей медиков, по мнению вождей, должен был стать актуальный вопрос борьбы со старостью.
2
Наука уже побеждала неизлечимые ранее недуги. И кремлевские боги задались вопросом: а почему бы мудрым медицинским светилам не попробовать победить преждевременное старение, старение вообще и отодвинуть время старения до победы мировой революции? Из Европы до Москвы доходили обнадеживающие сообщения, из которых становилось ясно: в этом направлении и в Германии, и во Франции делаются большие шаги.
Первые опыты по омоложению были проведены еще в 1889 году Броун-Секаром. Он вводил сначала животным, а потом и себе сок измельченных и раздавленных семенников. Ученый утверждал, что с помощью этого нехитрого способа он отметил восстановление полового влечения, бодрости и повышенной работоспособности. «Дряхлый ученый стал чувствовать себя очень бодро»6, – с умилением сообщат потом советские газеты.
Вообще Броун-Секар и его ученики в поисках омоложения и эликсира жизни порой заходили весьма далеко. В его лаборатории проходили весьма странные опыты по оживлению, где применялись различные физиологические растворы. Один из сподвижников ученого, австрийский экспериментатор Винтерштейн, после экспериментов с оживлением некоторых человеческих органов или мелких животных решил двинуться дальше. Вот что сообщал о его достижении советский антрополог Гремяцкий: «Такой же способ оживления применял этот ученый и к человеческому плоду, вырезанному из тела матери на четвертом месяце беременности. Операцию эту пришлось сделать из-за болезни матери. Вырезанный зародыш был совершенно мертв, но, когда в его жилы влили соленую воду, которой оживляли кроликов и морских свинок, он начал шевелиться, сжимать кулачки и двигаться, когда щекотали ему кожу»7.
В глазах большинства ученых опыты Броун-Секара выглядели крайне неубедительно. И тем не менее тема омоложения стала популярной, ведь за саму возможность вернуть молодость многие готовы были платить серьезные деньги, и исследования в этой области были продолжены.
Некоторые надежды на победу старости давали открытия в области физиологии. В 1895 году биохимики Джордж Оливер и Эдуард Шапри-Шевер обнаружили в надпочечниках неизвестное вещество. Оно вызывало сокращение стенок артерий и приводило к повышению артериального давления. Выделить это вещество удалось лишь спустя 5 лет японцу Иокихе Такамине. В 1902-м англичане Уильям Бейлис и Эрнст Старлинг предложили называть такие соединения гормонами. Открытия в области физиологии подхлестнули многих борцов со старостью к новым поискам в области омоложения. Были созданы гормональные органопрепараты. Из мочи беременных женщин выделяли гонадотропин, оказывавший стимулирующее действие на половые железы. На его основе советский врач Алексей Замков создал препарат урогравидан и пытался вернуть молодость пролетарскому писателю Максиму Горькому.
Но большая часть борцов со старостью предлагала хирургические средства. Австрийский исследователь Штейнах свои первые эксперименты ставил на старых самцах крыс. Он и его французские коллеги, врачи Камус и Глей, придавали решающее значение придаточным половым железам. Исследователи производили перевязку семенных протоков и наблюдали существенную активность животных после операции. На морских свинках и кроликах было установлено, что если у самцов удалить придаточные половые железы, то при спаривании процесса оплодотворения не происходит, однако повышается тонус и активность мужских особей.
С 1896 года такого же рода процедуры стали практиковаться и на некоторых людях, желавших продлить или вернуть свежий возраст. Как отмечала статистика, каждый четвертый случай приводил к желаемому результату. Через несколько дней после операции к пациентам возвращалось половое влечение, возникала эрекция, улучшался сон, аппетит, интерес к окружающему миру и бодрость. Эффект от метода Штейнаха держался от нескольких месяцев до нескольких дней. Однако многие ученые не считали эти операции ведущими к омоложению. Особым случаем был метод, предложенный немецким ученым Гармсом, а затем взятый на вооружение французским эндокринологом Вороновым в стенах лаборатории экспериментальной хирургии College de France.
Первые опыты по омоложению были проведены еще в 1889 году Броун-Секаром. Он вводил сначала животным, а потом и себе сок измельченных и раздавленных семенников. Ученый утверждал, что с помощью этого нехитрого способа он отметил восстановление полового влечения, бодрости и повышенной работоспособности. «Дряхлый ученый стал чувствовать себя очень бодро»6, – с умилением сообщат потом советские газеты.
Вообще Броун-Секар и его ученики в поисках омоложения и эликсира жизни порой заходили весьма далеко. В его лаборатории проходили весьма странные опыты по оживлению, где применялись различные физиологические растворы. Один из сподвижников ученого, австрийский экспериментатор Винтерштейн, после экспериментов с оживлением некоторых человеческих органов или мелких животных решил двинуться дальше. Вот что сообщал о его достижении советский антрополог Гремяцкий: «Такой же способ оживления применял этот ученый и к человеческому плоду, вырезанному из тела матери на четвертом месяце беременности. Операцию эту пришлось сделать из-за болезни матери. Вырезанный зародыш был совершенно мертв, но, когда в его жилы влили соленую воду, которой оживляли кроликов и морских свинок, он начал шевелиться, сжимать кулачки и двигаться, когда щекотали ему кожу»7.
В глазах большинства ученых опыты Броун-Секара выглядели крайне неубедительно. И тем не менее тема омоложения стала популярной, ведь за саму возможность вернуть молодость многие готовы были платить серьезные деньги, и исследования в этой области были продолжены.
Некоторые надежды на победу старости давали открытия в области физиологии. В 1895 году биохимики Джордж Оливер и Эдуард Шапри-Шевер обнаружили в надпочечниках неизвестное вещество. Оно вызывало сокращение стенок артерий и приводило к повышению артериального давления. Выделить это вещество удалось лишь спустя 5 лет японцу Иокихе Такамине. В 1902-м англичане Уильям Бейлис и Эрнст Старлинг предложили называть такие соединения гормонами. Открытия в области физиологии подхлестнули многих борцов со старостью к новым поискам в области омоложения. Были созданы гормональные органопрепараты. Из мочи беременных женщин выделяли гонадотропин, оказывавший стимулирующее действие на половые железы. На его основе советский врач Алексей Замков создал препарат урогравидан и пытался вернуть молодость пролетарскому писателю Максиму Горькому.
Но большая часть борцов со старостью предлагала хирургические средства. Австрийский исследователь Штейнах свои первые эксперименты ставил на старых самцах крыс. Он и его французские коллеги, врачи Камус и Глей, придавали решающее значение придаточным половым железам. Исследователи производили перевязку семенных протоков и наблюдали существенную активность животных после операции. На морских свинках и кроликах было установлено, что если у самцов удалить придаточные половые железы, то при спаривании процесса оплодотворения не происходит, однако повышается тонус и активность мужских особей.
С 1896 года такого же рода процедуры стали практиковаться и на некоторых людях, желавших продлить или вернуть свежий возраст. Как отмечала статистика, каждый четвертый случай приводил к желаемому результату. Через несколько дней после операции к пациентам возвращалось половое влечение, возникала эрекция, улучшался сон, аппетит, интерес к окружающему миру и бодрость. Эффект от метода Штейнаха держался от нескольких месяцев до нескольких дней. Однако многие ученые не считали эти операции ведущими к омоложению. Особым случаем был метод, предложенный немецким ученым Гармсом, а затем взятый на вооружение французским эндокринологом Вороновым в стенах лаборатории экспериментальной хирургии College de France.
3
Сергей Александрович Воронов родился в 1866 году в России, но в возрасте 18 лет вместе с семьей перебрался во Францию. Здесь в 1893 году он окончил медицинский факультет в Сорбонне. Многие годы он был лейб-медиком наследного правителя Египта. На улицах древнего Каира врача впервые посетила мысль о пересадке желез.
На эту идею натолкнули наблюдения за евнухами. Открытия, сделанные во время изучения жизни египетских кастратов, показались столь важными, что Воронов начинает с их описания свою монографию: «В 1898 году, находясь в Каире, я в первый раз имел возможность увидеть и наблюдать евнухов. Я узнал, что их кастрируют в возрасте от 6 до 7 лет, т. е. значительно раньше, чем организм испытает хотя бы кратковременное влияние возмужалости, и задолго до полного развития тела и прекращения его роста»8.
Наблюдения за египетскими кастратами навели Воронова на мысль, что внутренняя секреция половых желез влияет на строение скелета человека, процессы ожирения, способности к мышлению и запоминанию: евнухам с трудом давались стихи из Корана. Но что самое удивительное, так это то, что явления, вызванные у евнухов искусственно, наблюдаются и у нормальных людей, но уже в преклонном возрасте. Воронов констатировал: «Я имел также возможность установить, что они преждевременно старились, что у них рано появлялось старческое помутнение роговой оболочки, что волосы их седели рано и что они редко доживали до старости»9.
Значит, рассуждал врач, можно было стимулировать жизненные силы дряхлеющего организма трансплантацией ему семенных желез из организма донора. Такими донорами для Воронова могли быть человеческие трупы или шимпанзе. В первом случае он серьезно рассматривал поступление необходимых желез из тюрем Франции. Там имелись приговоренные к гильотинированию, которых можно было бы считать наилучшими донорами, так как необходимый биологический материал мог бы поступить в клинику сразу после казни. Проблема хранения отпадала сама собой.
Воронов подумывал и о донорах, готовых продать свои органы, и о жертвах катастроф. Размышляя о вариантах получения материала для пересадки, врач все-таки откладывал их на будущее: «…добровольная отдача семенной железы, вырезание ее у умершего насильственной смертью или у казненных – слишком ненадежны и затруднительны, чтобы в настоящий момент служить практическим разрешением занимающего нас вопроса»10.
Высшие приматы казались врачу предпочтительными. Воронов высоко оценивал их как источник «запасных частей», отмечая свежесть и чистоту особей. «Обезьяна, – утверждал хирург, – как будто выше человека по качеству своих органов, по физической конституции, более сильной и менее запятнанной дурной наследственностью: подагрической, сифилитической, алкогольной и проч.»11
Как только в 1910 году Воронов вернулся в Париж, он всецело отдал себя опытам и исследованиям в новой области медицины. Но первый удачный опыт пересадки органов шимпанзе состоялся отнюдь не в половой системе. 14 декабря 1913 года Воронов пересадил щитовидную железу обезьяны подростку, страдавшему микседемой – заболеванием, вызванным отсутствием щитовидной железы. Операция прошла удачно, и 30 июня 1914 года бывший пациент предстал перед авторитетами Медицинской академии. Воронов гордился своим успехом и писал: «…через 4 года, в возрасте 18 лет, маленький Жан, которого в 1913 году я знал слабоумным, с рудиментарным мозгом и телом восьмилетнего ребенка, был признан годным к военной службе и участвовал в войне»12.
К практике операций по пересадке половой железы Воронов начал подготовку лишь в 1917 году. Первые опыты такого рода состоялись на физиологической станции College de France в Парк-де-Пренс. Экспериментальными животными врач избрал старых баранов: им вставлялась третья дополнительная железа от молодых самцов. Несколько удачных операций убедили Воронова в эффективности метода. Шерсть омоложенных животных стала более густой, и старые бараны обрели потерянную способность к размножению. Американские ученики хирурга-экспериментатора решили обойти своего наставника, уязвленно писавшего, что они «…опередив мою мысль, прививали человеку семенники баранов или козлов»13.
На эту идею натолкнули наблюдения за евнухами. Открытия, сделанные во время изучения жизни египетских кастратов, показались столь важными, что Воронов начинает с их описания свою монографию: «В 1898 году, находясь в Каире, я в первый раз имел возможность увидеть и наблюдать евнухов. Я узнал, что их кастрируют в возрасте от 6 до 7 лет, т. е. значительно раньше, чем организм испытает хотя бы кратковременное влияние возмужалости, и задолго до полного развития тела и прекращения его роста»8.
Наблюдения за египетскими кастратами навели Воронова на мысль, что внутренняя секреция половых желез влияет на строение скелета человека, процессы ожирения, способности к мышлению и запоминанию: евнухам с трудом давались стихи из Корана. Но что самое удивительное, так это то, что явления, вызванные у евнухов искусственно, наблюдаются и у нормальных людей, но уже в преклонном возрасте. Воронов констатировал: «Я имел также возможность установить, что они преждевременно старились, что у них рано появлялось старческое помутнение роговой оболочки, что волосы их седели рано и что они редко доживали до старости»9.
Значит, рассуждал врач, можно было стимулировать жизненные силы дряхлеющего организма трансплантацией ему семенных желез из организма донора. Такими донорами для Воронова могли быть человеческие трупы или шимпанзе. В первом случае он серьезно рассматривал поступление необходимых желез из тюрем Франции. Там имелись приговоренные к гильотинированию, которых можно было бы считать наилучшими донорами, так как необходимый биологический материал мог бы поступить в клинику сразу после казни. Проблема хранения отпадала сама собой.
Воронов подумывал и о донорах, готовых продать свои органы, и о жертвах катастроф. Размышляя о вариантах получения материала для пересадки, врач все-таки откладывал их на будущее: «…добровольная отдача семенной железы, вырезание ее у умершего насильственной смертью или у казненных – слишком ненадежны и затруднительны, чтобы в настоящий момент служить практическим разрешением занимающего нас вопроса»10.
Высшие приматы казались врачу предпочтительными. Воронов высоко оценивал их как источник «запасных частей», отмечая свежесть и чистоту особей. «Обезьяна, – утверждал хирург, – как будто выше человека по качеству своих органов, по физической конституции, более сильной и менее запятнанной дурной наследственностью: подагрической, сифилитической, алкогольной и проч.»11
Как только в 1910 году Воронов вернулся в Париж, он всецело отдал себя опытам и исследованиям в новой области медицины. Но первый удачный опыт пересадки органов шимпанзе состоялся отнюдь не в половой системе. 14 декабря 1913 года Воронов пересадил щитовидную железу обезьяны подростку, страдавшему микседемой – заболеванием, вызванным отсутствием щитовидной железы. Операция прошла удачно, и 30 июня 1914 года бывший пациент предстал перед авторитетами Медицинской академии. Воронов гордился своим успехом и писал: «…через 4 года, в возрасте 18 лет, маленький Жан, которого в 1913 году я знал слабоумным, с рудиментарным мозгом и телом восьмилетнего ребенка, был признан годным к военной службе и участвовал в войне»12.
К практике операций по пересадке половой железы Воронов начал подготовку лишь в 1917 году. Первые опыты такого рода состоялись на физиологической станции College de France в Парк-де-Пренс. Экспериментальными животными врач избрал старых баранов: им вставлялась третья дополнительная железа от молодых самцов. Несколько удачных операций убедили Воронова в эффективности метода. Шерсть омоложенных животных стала более густой, и старые бараны обрели потерянную способность к размножению. Американские ученики хирурга-экспериментатора решили обойти своего наставника, уязвленно писавшего, что они «…опередив мою мысль, прививали человеку семенники баранов или козлов»13.