– Ты опять с ним разговаривала? – раздражённо спрашивала Олива подругу.
– Да, а что? – невозмутимо отвечала та.
– Ничего. Просто мне не нравится, что ты с ним общаешься. Обещай мне, что больше не будешь ему писать.
– И не подумаю, – спокойно отзывалась Настя, – Знаешь, если ты забрала себе в голову что-то, это твои тараканы, но никак не мои. А мне лично интересно общаться с Даниилом, поэтому писать я ему буду.
– В таком случае ты мне больше не подруга, – тихо сказала Олива.
– А, вот как? Ну, чао-какао, – Настя направилась к дверям, – Бесись дальше в одиночку.
И ушла. А Олива бросилась на тахту, яростно колотя кулаками подушку до тех пор, пока она не свалилась на пол. Она ненавидела Настю до ломоты в висках, ненавидела хуже даже, чем Никки. Оливу душили слёзы. Змея, змея подколодная!!!
Вот, значит, какие теперь подруги! Значит, женская дружба – до первого мужика?!
Ладно. Хорошо. Учтём…
А Настя шла домой и тоже злилась на подругу. Нет, ну надо же быть такой дурой!
Вот уж поистине голова садовая!! "Можно подумать, мне прям так уж нужен этот её сопляк! – думала Настя, – Да я его хоть сегодня из аськи удалю. Но как можно быть такой тупой! Как?!" Она шла и психовала. Она готова была убить и Оливу, и этого Даниила. Взвинченная до предела, она даже не заметила под ногами лужу и угодила в неё, набрав полные кроссовки воды. "А ну их в самом деле! – чертыхнулась Настя, – Пусть с жиру бесятся со своими тараканами, плевать я на них хотела! У меня своих забот полон рот, чтоб ещё в чужом дерьме ковыряться!" И она решила, придя домой, просто удалить из списка контактов его. И её тоже с ним за компанию.
Дома, поужинав пельменями "Русский хит" и попив чаю с тортом "Наполеон", Настя успокоилась и даже повеселела. Но, сев за компьютер с намерением всё-таки удалить из аськи эти лишние контакты, она получила сообщение от Данила:
– Скажи Оливе, чтоб не парилась. Вот прям щас позвони и скажи. А то я ей голову отвинчу.
– Э, не, ребят. Это уж вы сами промеж собой разбирайтесь. Я – пас.
– Нет, ты всё-таки скажи ей, – продолжал настаивать Даниил, – И ещё передай ей, что я могу всё – это предупреждение.
– Тебе надо, чтобы она так страдала? – с упрёком спросила Настя.
– Я вот думаю ещё с ней поиграть, – усмехнулся Даниил.
– Не надо. У неё реально нервы на пределе.
– Кхе-кхе, ну пусть сама играется.
– Ты там можешь себя считать хоть Гарри Поттером, мне плевать, – раздражённо выпалила Настя, – Меня просто достали её проблемы, которые связаны, между прочим, с тобой. Поэтому решай всё сам. Я – пас.
– Настя, к твоему сведению о её проблемах я узнал ещё раньше тебя, – сказал он,
– Когда мы на крыше сидели. Я уже тогда знал всё что будет. Неужели не ясно?
– Перестань её мучить.
– Я её? Она сама себя.
– Я это знаю. А обвиняет меня.
– Есть простые правила жизни, и она их нарушает.
– Просто скажи ей, сможешь ты ей ответить тем же, или нет. Если скажешь, что нет, она впадёт в депрессию, но вернётся на землю. Если да, то это уже ваше дело.
– Тут есть проблемка, – помолчав, написал он.
– Какая?
– Я самодостаточен, а люблю всех.
– Ну и что? Это разные любови.
– Её это не устроит, к тому же она живёт в придуманном мире. По-моему…
– А по-моему, – вспылила Настя, – Ты убиваешь и Никки, и Оливу! Может пора уже с ними поговорить?
– Я себя убиваю, а они себя. Идиллия.
Настя выключила аську. Говорить с этим долбоёбом было так же бесполезно, как с Оливой. Было очевидно – парень больной на всю голову. Раз самоутверждается за счёт этих несчастных глупышек – значит, точно больной. Это уж определённо.
Настя набрала номер Оливы. В другой ситуации после всех тех слов, что та наговорила ей, Настя никогда бы не стала первой ей звонить. И только сознание того, что нельзя отдавать подругу под чудовищный эксперимент этого самовлюблённого придурка, заставило её перешагнуть через свою гордость и позвонить Оливе.
– Йестердэээй! – запела Настя вместо приветствия.
– Может, хватит уже, а? – не слишком-то вежливо проворчала Олива.
– Что?
– Сама знаешь, что!
– Если честно, то не знаю, – ответила Настя и продолжила петь – Олл май траблс сиимд соу фаар эвэээй!!!
– Не издевайся.
– Я не издеваюсь. Я пою песню. Присоединяйся!
– Мне не до песен.
– Ну тогда не мешай мне петь. Ооо, ай белииив ин йестердэээй!!!
– Оставь сарказм другим, – хмуро посоветовала Олива.
– Не могу, – сказала Настя, – Он – неотъемлемая часть моей жизни.
– Да, я это ещё в детстве заметила. Мало чего изменилось с тех пор…
– О чём и речь! Ты как была филипком в детском садике – так и осталась. Вот и я говорю – ничего не изменилось!
– В общем, глумись на здоровье, только жизнь мне не порти, – устало обрубила Олива, – Больше я у тебя ничего не прошу.
– А тебе нечего портить. Новый год ничего не изменит.
– Что значит – ничего не изменит?!
– То и значит, что не изменит, – и Настя опять запела – Оу, йестердэээй!
– Слушай, хватит!!! – рявкнула Олива, окончательно потеряв терпение, – Не выводи меня из себя! Чего ты ерничаешь – завидуешь, что ли?
– Чему? – Настя даже опешила, – Просто ты очень смешно злишься. Но если тебе очень хочется думать, что я завидую, то думай.
– Всё было нормально до тех пор, пока не появился Даниил, – сказала Олива, – Как только ты начала с ним переписываться, всё и началось…
– Просто я хочу тебя кое о чём предупредить. Вот и всё.
– О чём?
– Это может остаться между нами? – помолчав, сказала Настя. – Без вмешательства Дениса?
– Да.
– И Коту не скажешь?
– Да.
– Блин, не могу. Всё. Короче. Я сваливаю. Общайтесь сами как хотите.
– Почему не можешь? Я же сказала, что никому ничего не скажу.
– Он мне сказал, что играет, – быстро произнесла Настя. Видно было, что ей тяжело это говорить.
– То есть как? – не поняла Олива.
– Играет с тобой как с Никки играл.
– Поподробнее.
– Во-первых, он знает что ты его любишь ещё с того момента, как вы сидели на крыше…
– Он сам тебе сказал?
– Да, – ответила Настя.
– Понятно, – наконец, выдавила из себя Олива после долгого молчания.
– Он не стоит того. Он не стоит твоих сил. Он не стоит этого! – горячась, взахлёб затараторила Настя, – Ты ради него работаешь, едешь к чёрту на куличики.
Он этого не стоит!!! Может, я в жестокой форме тебе всё это тогда говорила, но просто ты сама не хотела глаза открывать, а я из-за этого бесилась! Согласись, ведь будет гораздо больнее, если сказка рухнет в Новый год!
– Надо обдумать… – медленно произнесла Олива.
– Не надо. Знаешь, что есть правда. Он – ребёнок. Он не относится серьёзно ни к чему. Он ведь никого кроме себя не видит!
– Да… Но что же теперь… Как же Новый год… Как же деньги, которые я заработала…
– Потрать их на себя. Сделай причёску, купи красивую одежду. Ты этого достойна!
– Да… Я хотела на эти деньги сходить в салон красоты, купить одежду… А теперь… зачем?.. Мне для себя не надо.
– Тогда сделай это Не для себя, а для того, кто действительно этого достоин, просто он ещё с тобой не встретился! Реально, сделай причёску, маникюр, купи себе красивую одежду…
– И куда я пойду с этой причёской? На Тверскую?
– Просто чтобы убедить мужика, что ты красавица, надо напустить на себя кучу звёздной пыли и лицо надеть, – сказала Настя, – Твой принц может быть где угодно.
– Не верю я в этих принцев, – сказала Олива.
– Я тоже не верю. Но они видимо есть, раз другие находят.
– Вот другие пусть и находят. А мне надоело.
– Я больше не буду с ним разговаривать, – пообещала Настя, – Даю слово стервы!
– Вот и отлично, – сказала Олива, – А я решила до Нового года вообще в инете не сидеть.
– Зарекалась свинья говна не жрать…
– Ну-ну…
– Она бежит – оно лежит, – рассмеялась Настя, – Пообещай мне одну вещь.
– Ну?
– Пообещай, что ты поднимешь свою самооценку. Повоторяй себе с каждым шагом "Я смогу! Я сделаю это! Я могу ВСЁ! Я самая крутая!" И не давай себе повода сомневаться. Ты увидишь, КАК всё вокруг изменится!
– Так-то оно так, но… один денёк надо подепрессовать… а то потом сорвусь.
– Чтооо?! Да я тебя щас апстену!!! Если начнёшь депрессовать, ты всё испортишь!
Начинать новую жизнь надо именно сейчас!
– Тогда надо заняться делами.
– Да! И сейчас!!
– Тогда я щас пойду делать экологическую экспертизу реки Вобля города Луховицы Московской области, – сказала Олива.
– Правильно! Слушай, у меня идея – давай вместе, а? Мы ведь сильные женщины?
– Ну!
– Надо каждый день чего-то добиваться, – сказала Настя, – Делай экологию, чтобы идеально было. А я пойду писать концепцию. И каждый вечер будем составлять список того, чего мы сегодня достигли.
– А что, отличная идея! Я согласна!
– День за днём. Записывай все победы, даже самые маленькие. Это поднимет нам самооценку. …Закончив разговор, подруги немедленно отправились заниматься каждая своим делом. Настя села за концепцию, Олива – за таблицы и калькулятор. Она до ночи сидела над своей работой, считала и записывала, сверяя каждую цифирьку. Данные сошлись почти идеально и, довольная собой, она легла спать.
Среди ночи Олива проснулась, будто её кто-то толкнул. Открыла глаза. "Отчего мне так горько и плохо? – подумала она сразу же, как проснулась, – Может, что-то приснилось? Нет… Тогда что?… Даниил!! – вдруг вихрем пронеслось в её голове,
– Он мной играл… Да…" Успешная, уверенная в себе девушка, начавшая со вчерашнего дня новую жизнь, навзрыд плакала ночью в своей постели. Плакала от тоски, от горя, от одиночества, оттого, что ей опять разбили сердце. Её чувства оказались для него просто игрушкой, ничего не значащей…
Не слышали этих слёз ни Настя, ни Даниил.
12
Даниил вышел из университета и, не дожидаясь Дениса, у которого была сегодня военка, сел в автобус. Обычно он ехал до Садовой, где жила Никки, и обедал у неё же. Но теперь, увидев в окно автобуса знакомые кварталы и перекрёсток, где маячил зелёной каплей светофор, Даниил не захотел вставать с мягкого сиденья и выходить на улицу, в слякоть и холод. А главное – он не хотел сейчас видеть Никки. Ему не нужна была её приторная любовь, она лишь раздражала его. И с недавних пор она особенно начала его раздражать…
Он ехал в автобусе и, глядя сквозь мутное от дождевых капель оконное стекло на силуэты домов и яркие вывески рекламных щитов, думал о том, что что-то изменилось в его жизни в худшую сторону. Может быть, осенняя депрессия? Непохоже…
Но что же тогда? Почему ему так тоскливо, одиноко, беспокойно? Ведь раньше было наоборот. Что-то исчезло из его жизни, может, то, чего он раньше не замечал и воспринимал как должное.
На одном из перекрёстков автобус вдруг свернул куда-то направо. Странно, он же должен ехать всё время прямо. Значит, либо автобус не тот, либо остановку уже проехал… Даниил вскочил с сиденья и устремился было к дверям, но осёкся на полпути и опять сел. В конце концов, какая теперь разница, подумал он, ну проехал и проехал. Всё равно спешить ему некуда, пусть себе едет до конечной, а там… Впрочем, неважно. Даниилу было всё равно, куда и зачем он сейчас едет.
Какая-то лень и апатия напали на него. Не хотелось выходить, вообще куда-либо двигаться. Пусть автобус везёт его куда хочет, а он будет сидеть, смотреть в окно на опустошённые осенью городские улицы и вспоминать…
Даниил жил в Архангельске с самого рождения, но плохо знал родной город. Он не запоминал ни названия улиц, ни их местоположения, ориентируясь лишь по каким-то ему одному понятным приметам. Вот старый деревянный дом, на нём вывеска "Хозтовары" – значит, следом за ним будут два тополя… Вот и они. Некогда одетые весёлой листвой, теперь облетели и лишь голые чёрные ветви их, мокрые от дождя, тянутся в серые облака…
На перекрёстке автобус опять свернул, и Даниил увидел улицу, ту самую, по которой летом шёл с Оливой. Вот и тротуар, на котором она споткнулась и на мгновение повисла у него на руке. Он вспомнил это и вдруг явственно ощутил её прикосновение, её застенчивую улыбку, восторженный взгляд её полупрозрачных голубых глаз из-под чёрных ресниц, устремлённый на него, её двухцветную чёрно-рыжую прядь волос, выбившуюся из-под заколки. Как будто всё это было только что, а не три месяца тому назад. Будто вчера было лето, а сегодня уж и осень… А завтра наступит зима. Такова жизнь, и ничего уж с этим не поделаешь…
Но почему же у него вдруг так защемило сердце при воспоминании об Оливе? Почему подкатила к горлу такая тоска? Даниил смотрел из окна автобуса на кучевые тёмно-серые облака на небе, роняющие холодные дождевые капли, и думал о том, что в душе у него так же, как и на улице – холодно, неуютно, тоскливо…
Где вот она сейчас? Где? Нет её. Конечно, есть интернет, есть аська, но… там её тоже нет. Вот уже вторую неделю она просто пропала. Не пишет, на его сообщения не отвечает. И в своём ЖЖ тоже не пишет ничего.
И тут он только понял, почему ему так плохо и одиноко. Из-за неё. Из-за Оливы.
Из-за того, что она исчезла. И теперь неизвестно, когда появится. Да и появится ли… …А автобус уже стоял на конечной остановке. Все люди вышли, и лишь Даниил сидел, не трогаясь с места, словно бы в оцепенении. К нему подошла кондукторша и тронула его за плечо.
– Молодой человек, конечная остановка!
Он встряхнул головой и вышел из автобуса. Словно бы на автопилоте пошёл, сам не зная куда. Идти ему, в сущности, было некуда. Так он и петлял бесцельно по городу, пока ноги сами не привели его к единственному пристанищу – дому Никки.
– Кушать будешь? – был первый её вопрос, как только он появился на пороге.
– А… да не, не хочу… Спасибо, Никки.
– А то смотри, у меня как раз сегодня на второе рыба с картошкой – ты же любишь рыбу?
– Ну разогрей, я потом поем, – и направился к компьютеру.
Комп у Никки всегда был включён. Даниил повозил мышкой и апатично уставился в экран. Привычным жестом переключил аську…
Оливы там не было.
Он проверил мейл-агент, в надежде обнаружить там её ответ на его послание.
Однако и ответа там тоже не оказалось. Пришёл как всегда какой-то спам, анекдот от Сантифика, ещё от двух девушек из агента сообщения. Но от Оливы ничего не пришло. Ни строчки, ни точки, как говорится.
Мало на что надеясь, скорее по привычке, Даниил зашёл на её ЖЖ. Просто по инерции. И увидев там новый пост, даже удивился и почему-то вдруг обрадовался.
Но наряду с этой радостью его охватило волнение и беспокойство. Он убрал руку с мышки и, подперев ладоняли голову, начал читать…
"Солнце моё, радости источник, ангел мой небесный! Здравствуй, свет мой, на множество лет…" Так начинала я тебе письмо, сидя на паре и притворяясь, будто записываю лекции.
Останавливалась, смотрела в окно. Хмурый осенний вид с пятого этажа главного корпуса, серые блочные дома, бензоколонка, поток машин по улице Волгина, светофор на перекрёстке… Аудитория окнами на север. Там, на севере, далеко-далеко, за этими домами, дорогами, шпалами да рельсами, есть такие же дома, машины, люди… и среди них – ты…
Какое мне дело до того, что бубнит препод у доски, что мне за дело до тех, кто сидит со мной рядом, ведь их мысли не схожи с моими… Я хочу к тебе… Я хочу обнять тебя, прижаться к тебе… Но ты так далеко…
"Знаешь, у меня вчера был тяжёлый день. Я даже пообедать не смогла домой вырваться. И сегодня так не хотелось утром вставать! Но я вспомнила, что скоро, через три месяца, я увижу тебя, и так радостно мне вдруг стало, что сон как рукой сняло. Не поверишь, я в метро ехала стоя, зажатая со всех сторон массой людей, и я была счастлива, я улыбалась им. Я вдруг осознала, что люблю этот мир, потому что в нём есть ты…" Звонок. Перемена. Грохот отодвигаемых стульев, оживлённый гул голосов. "Пошли покурим?" "Эй, вы идёте?" "Пошли вниз, у меня сигареты в куртке остались" и т.д. и т.п.
А я не ухожу. Я рада, что аудитория опустела на десять минут. Так легче будет сосредоточиться…
"Любимый мой, как ты там, без меня? Всё ли у тебя хорошо? Не грусти, я скоро приеду к тебе. Я приеду, и мы опять полезем на крышу лампового завода, как тогда летом, помнишь? Помнишь, как хорошо было тогда, какой был закат, а внизу, в розовой дымке расстилалась река, и мы ещё гадали, в какой стороне Москва… Я всё помню. Ты только верь, я приеду к тебе, и мы будем самыми счастливыми. Три месяца – октябрь, ноябрь, декабрь. Девяносто дней. Через девяносто дней всё будет, ты только верь, и не забывай меня. Я же помню о тебе каждый час, каждую минуту…" Снова звонок. Следующая пара. Семинар. Я быстро дописываю письмо.
"Любимый, я буду заканчивать. Я не говорю "Прощай", я говорю "До свидания", ибо мы скоро увидимся.
Счастливо…" Вот оно, это письмо. Вот они, мои каракули шариковой ручкой на тетрадном листке.
Я порву их и выброшу в ведро. Потому что теперь всё рухнуло, рассыпалось, как карточный домик. Просто теперь я увидела твоё настоящее лицо. И мне уже нечего терять, поэтому мой последний пост о тебе я пишу без страха и робости. Я пишу его, потому что не люблю недосказанности, и лучше я выскажу всё сейчас, прежде чем поставить точку на всём этом и перевернуть страницу, чтобы потом эта недосказанность не мучила меня.
Хотя зачем я объясняюсь перед тобой – ты ведь и так всё про всех знаешь. Ты, наверное, считаешь, что ты один такой – редкий, необыкновенный, единственный в своём экземпляре, а все остальные – примитивные одноклеточные. И, скорее всего, то, что я пишу, не заставит тебя задуматься, не отзовётся в твоей душе, не затронет твоего сердца. Но, знаешь, я не буду с пеной у рта доказывать, как ты заблуждаешься. Когда ты повзрослеешь, ты поймёшь это сам…
Знаешь, а я ведь действительно думала, что ты хороший человек, хороший и добрый.
Я верила в то, что сердце у тебя не каменное, что ты сможешь любить и не делать больно близким людям. Но, видимо, я ошиблась… Прости. Может быть, тут моя вина в том, что я неправильно себя с тобой поставила, и поведи я себя иначе, может быть, всё было бы по-другому. Но получилось так, как получилось. Быть может, оно и к лучшему, и я благодарю провидение, что всё кончилось относительно благополучно, и я не успела ещё в своей жизни наломать дров с тобой. Ты там можешь как угодно это воспринимать, но, знаешь, я разочаровалась в тебе. Ведь я действительно считала, что ты Человек, из плоти и крови. Но я ошибалась…" – Даниил, иди скорей сюда, а то остынет! – крикнула Никки из кухни.
Он даже не ответил. Никки вошла в комнату и осеклась. Даниил сидел перед монитором как зомби, уставившись в одну точку. Он был бледен.
– Даниил… – Никки подошла к нему и обняла за плечи. Он нервно дёрнулся.
– Чего тебе?
– Остынет же…
– Иди, я потом подойду.
– Когда потом?
– Иди, Никки, иди, пожалуйста…
Она заглянула в монитор через его плечо. Знакомое чёрно-серое оформление Оливиного ЖЖ резануло её по глазам. Никки ничего больше не стала говорить.
Просто молча развернулась и вышла из комнаты. А Даниил, даже не обернувшись, продолжал читать…
"Знаешь, а ведь страшное чувство такое – ещё вчера человек был тебе так дорог, что ты готов был лучшего друга убить из-за него, ты готов был морду начистить любому, кто скажет о нём хоть одно плохое слово. Но проходит час… да какой там час – пять минут, и ты узнаёшь такое, от чего всё внутри обрывается, и ты чувствуешь, что вот он, конец. Конец той пряжи, именуемой жизнью…
И даже тогда, когда в эти пять минут обрушивается горная лавина – даже тогда ты не веришь до конца, что это так. Ты кричишь: "Нет! Это ложь!!! Это абсурд, этого не может быть!" Потом – шок, и когда до тебя доходит смысл всего, ты растерян, подавлен: "Но что же теперь… Что же делать… Как жить дальше…" И в эти пять минут ты становишься старше на пять лет…
Знаешь, я испытала это. Я испытала это в позапрошлый четверг. Я помню, это был четверг. И всё. Больше ничего.
Может, это и стало последней каплей для меня. Может… может… я просто прозрела наконец-то. Мы ведь видим то, что хотим видеть. А теперь, когда мне всё стало ясно про тебя, когда у меня на руках факты, неоспоримые факты, всё хорошее, светлое, радостное, что было с тобой, и то, что было бы потом, если б мне глаза не открыли – всё это перечёркнуто чёрным маркером. Окончательно и бесповоротно…" У Даниила застучало в висках. Строчки поплыли перед глазами, страшно защемило в груди. Но надо было дочитать до конца…
"Знаешь, мне не больно. Может быть, так, чуть-чуть, совсем капельку. Мне не больно, мне смешно. Знаешь, почему? Потому что всё это со мной уже было. Я тебе кучу примеров могу привести, но приведу один, наиболее тебе известный. Да-да, Вова. Он тоже играл моими чувствами, правда, в отличие от тебя, делал это не так изощрённо. Впрочем, вы оба друг друга стоите, так что говорить больше не о чем.
Ладно. Бог тебе судья, как говорится. Желаю тебе встретить "достойного противника" среди "своих". Я, видимо, к ним не отношусь. И вообще, у тебя своя жизнь, у меня своя. Наша встреча была ошибкой, и слава Богу, что она не повторилась. И, надеюсь, не повторится никогда…
Вот, собственно, и всё, что я хотела тебе сказать. Многовато получилось, зато я выпустила весь пар, и теперь могу с облегчением поставить точку на всём этом. И жить дальше с чистого листа, отдав любовь свою тем, кто действительно этого заслуживает.
Ну что ж, буду заканчивать. Я не говорю "До свидания". Я говорю "Прощай", ибо больше мы с тобой никогда не увидимся…" …Он встал и направился в прихожую. "Прости, Никки, я должен побыть один…" Она ничего не ответила. Просто молча захлопнула за ним дверь.
Он вышел под дождь в одной джинсовке. Холода не чувствовал. Как будто оборвалось в нём что-то.
"Олива, зачем ты так со мной?! Зачем, Олива?.. Не поняла ты меня… А может, просто не захотела понять…" "Любимый мой, то, что я сделала, правильно. По уму. …Но моё глупое сердце протестует, оно захлёбывается кровью, потому что я сама себе вонзила топор в него…" Олива пришла домой и тут же полезла в ванную. Она любила лежать в ванне часа по два, по три. Ванна спасала её от холода и проблем – там она чувствовала себя лучше. Там можно было укрыться от посторонних глаз и дать волю слезам. Она наливала полную ванну воды и погружалась в неё целиком. Погружаясь в воду, она погружалась в саму себя, и всё, что оставалось за бортом ванны, её на этот период времени абсолютно не волновало и не касалось.
Она вылезла из ванны, не спеша одела пижаму. Из нетопленной квартиры её резко обдало холодом, как только она открыла дверь ванной комнаты. Холодна была и постель, в которую она нырнула. Греть-то некому. Одна… Совсем одна…
Вдруг запикал сотовый телефон. Смска. Господи, кто это ещё?..
"Думай, живи, чувствуй. И старайся отличать правду для друзей от твоей… Вот так я и могу играть. А с тобой был собой. Хотя… не верь мне, так тебе будет легче. Я верю, что ты видишь их теперь. 42."
13
Подмоченная репутация Салтыкова была уже давно известна всему Архангельску. "Президент Агтустуда" был знаменит не только своими достижениями в организации различных проектов, но и также своими неумеренными похождениями по бабам, грандиозными пьянками и скандалами. Он жил на широкую ногу и не знал меры ни в чём – если уж трахался, то со всеми, если напивался, то в говно. Злые языки поговаривали за его спиной, что он, похоже, поставил себе цель – перетрахать весь форум, точнее, всех девушек с форума. Всех – за исключением, разумеется, Оливы, но некоторые не сомневались и в том, что вскоре он доберётся и до неё, и тогда уж салтыковская коллекция станет полной.
– Да, а что? – невозмутимо отвечала та.
– Ничего. Просто мне не нравится, что ты с ним общаешься. Обещай мне, что больше не будешь ему писать.
– И не подумаю, – спокойно отзывалась Настя, – Знаешь, если ты забрала себе в голову что-то, это твои тараканы, но никак не мои. А мне лично интересно общаться с Даниилом, поэтому писать я ему буду.
– В таком случае ты мне больше не подруга, – тихо сказала Олива.
– А, вот как? Ну, чао-какао, – Настя направилась к дверям, – Бесись дальше в одиночку.
И ушла. А Олива бросилась на тахту, яростно колотя кулаками подушку до тех пор, пока она не свалилась на пол. Она ненавидела Настю до ломоты в висках, ненавидела хуже даже, чем Никки. Оливу душили слёзы. Змея, змея подколодная!!!
Вот, значит, какие теперь подруги! Значит, женская дружба – до первого мужика?!
Ладно. Хорошо. Учтём…
А Настя шла домой и тоже злилась на подругу. Нет, ну надо же быть такой дурой!
Вот уж поистине голова садовая!! "Можно подумать, мне прям так уж нужен этот её сопляк! – думала Настя, – Да я его хоть сегодня из аськи удалю. Но как можно быть такой тупой! Как?!" Она шла и психовала. Она готова была убить и Оливу, и этого Даниила. Взвинченная до предела, она даже не заметила под ногами лужу и угодила в неё, набрав полные кроссовки воды. "А ну их в самом деле! – чертыхнулась Настя, – Пусть с жиру бесятся со своими тараканами, плевать я на них хотела! У меня своих забот полон рот, чтоб ещё в чужом дерьме ковыряться!" И она решила, придя домой, просто удалить из списка контактов его. И её тоже с ним за компанию.
Дома, поужинав пельменями "Русский хит" и попив чаю с тортом "Наполеон", Настя успокоилась и даже повеселела. Но, сев за компьютер с намерением всё-таки удалить из аськи эти лишние контакты, она получила сообщение от Данила:
– Скажи Оливе, чтоб не парилась. Вот прям щас позвони и скажи. А то я ей голову отвинчу.
– Э, не, ребят. Это уж вы сами промеж собой разбирайтесь. Я – пас.
– Нет, ты всё-таки скажи ей, – продолжал настаивать Даниил, – И ещё передай ей, что я могу всё – это предупреждение.
– Тебе надо, чтобы она так страдала? – с упрёком спросила Настя.
– Я вот думаю ещё с ней поиграть, – усмехнулся Даниил.
– Не надо. У неё реально нервы на пределе.
– Кхе-кхе, ну пусть сама играется.
– Ты там можешь себя считать хоть Гарри Поттером, мне плевать, – раздражённо выпалила Настя, – Меня просто достали её проблемы, которые связаны, между прочим, с тобой. Поэтому решай всё сам. Я – пас.
– Настя, к твоему сведению о её проблемах я узнал ещё раньше тебя, – сказал он,
– Когда мы на крыше сидели. Я уже тогда знал всё что будет. Неужели не ясно?
– Перестань её мучить.
– Я её? Она сама себя.
– Я это знаю. А обвиняет меня.
– Есть простые правила жизни, и она их нарушает.
– Просто скажи ей, сможешь ты ей ответить тем же, или нет. Если скажешь, что нет, она впадёт в депрессию, но вернётся на землю. Если да, то это уже ваше дело.
– Тут есть проблемка, – помолчав, написал он.
– Какая?
– Я самодостаточен, а люблю всех.
– Ну и что? Это разные любови.
– Её это не устроит, к тому же она живёт в придуманном мире. По-моему…
– А по-моему, – вспылила Настя, – Ты убиваешь и Никки, и Оливу! Может пора уже с ними поговорить?
– Я себя убиваю, а они себя. Идиллия.
Настя выключила аську. Говорить с этим долбоёбом было так же бесполезно, как с Оливой. Было очевидно – парень больной на всю голову. Раз самоутверждается за счёт этих несчастных глупышек – значит, точно больной. Это уж определённо.
Настя набрала номер Оливы. В другой ситуации после всех тех слов, что та наговорила ей, Настя никогда бы не стала первой ей звонить. И только сознание того, что нельзя отдавать подругу под чудовищный эксперимент этого самовлюблённого придурка, заставило её перешагнуть через свою гордость и позвонить Оливе.
– Йестердэээй! – запела Настя вместо приветствия.
– Может, хватит уже, а? – не слишком-то вежливо проворчала Олива.
– Что?
– Сама знаешь, что!
– Если честно, то не знаю, – ответила Настя и продолжила петь – Олл май траблс сиимд соу фаар эвэээй!!!
– Не издевайся.
– Я не издеваюсь. Я пою песню. Присоединяйся!
– Мне не до песен.
– Ну тогда не мешай мне петь. Ооо, ай белииив ин йестердэээй!!!
– Оставь сарказм другим, – хмуро посоветовала Олива.
– Не могу, – сказала Настя, – Он – неотъемлемая часть моей жизни.
– Да, я это ещё в детстве заметила. Мало чего изменилось с тех пор…
– О чём и речь! Ты как была филипком в детском садике – так и осталась. Вот и я говорю – ничего не изменилось!
– В общем, глумись на здоровье, только жизнь мне не порти, – устало обрубила Олива, – Больше я у тебя ничего не прошу.
– А тебе нечего портить. Новый год ничего не изменит.
– Что значит – ничего не изменит?!
– То и значит, что не изменит, – и Настя опять запела – Оу, йестердэээй!
– Слушай, хватит!!! – рявкнула Олива, окончательно потеряв терпение, – Не выводи меня из себя! Чего ты ерничаешь – завидуешь, что ли?
– Чему? – Настя даже опешила, – Просто ты очень смешно злишься. Но если тебе очень хочется думать, что я завидую, то думай.
– Всё было нормально до тех пор, пока не появился Даниил, – сказала Олива, – Как только ты начала с ним переписываться, всё и началось…
– Просто я хочу тебя кое о чём предупредить. Вот и всё.
– О чём?
– Это может остаться между нами? – помолчав, сказала Настя. – Без вмешательства Дениса?
– Да.
– И Коту не скажешь?
– Да.
– Блин, не могу. Всё. Короче. Я сваливаю. Общайтесь сами как хотите.
– Почему не можешь? Я же сказала, что никому ничего не скажу.
– Он мне сказал, что играет, – быстро произнесла Настя. Видно было, что ей тяжело это говорить.
– То есть как? – не поняла Олива.
– Играет с тобой как с Никки играл.
– Поподробнее.
– Во-первых, он знает что ты его любишь ещё с того момента, как вы сидели на крыше…
– Он сам тебе сказал?
– Да, – ответила Настя.
– Понятно, – наконец, выдавила из себя Олива после долгого молчания.
– Он не стоит того. Он не стоит твоих сил. Он не стоит этого! – горячась, взахлёб затараторила Настя, – Ты ради него работаешь, едешь к чёрту на куличики.
Он этого не стоит!!! Может, я в жестокой форме тебе всё это тогда говорила, но просто ты сама не хотела глаза открывать, а я из-за этого бесилась! Согласись, ведь будет гораздо больнее, если сказка рухнет в Новый год!
– Надо обдумать… – медленно произнесла Олива.
– Не надо. Знаешь, что есть правда. Он – ребёнок. Он не относится серьёзно ни к чему. Он ведь никого кроме себя не видит!
– Да… Но что же теперь… Как же Новый год… Как же деньги, которые я заработала…
– Потрать их на себя. Сделай причёску, купи красивую одежду. Ты этого достойна!
– Да… Я хотела на эти деньги сходить в салон красоты, купить одежду… А теперь… зачем?.. Мне для себя не надо.
– Тогда сделай это Не для себя, а для того, кто действительно этого достоин, просто он ещё с тобой не встретился! Реально, сделай причёску, маникюр, купи себе красивую одежду…
– И куда я пойду с этой причёской? На Тверскую?
– Просто чтобы убедить мужика, что ты красавица, надо напустить на себя кучу звёздной пыли и лицо надеть, – сказала Настя, – Твой принц может быть где угодно.
– Не верю я в этих принцев, – сказала Олива.
– Я тоже не верю. Но они видимо есть, раз другие находят.
– Вот другие пусть и находят. А мне надоело.
– Я больше не буду с ним разговаривать, – пообещала Настя, – Даю слово стервы!
– Вот и отлично, – сказала Олива, – А я решила до Нового года вообще в инете не сидеть.
– Зарекалась свинья говна не жрать…
– Ну-ну…
– Она бежит – оно лежит, – рассмеялась Настя, – Пообещай мне одну вещь.
– Ну?
– Пообещай, что ты поднимешь свою самооценку. Повоторяй себе с каждым шагом "Я смогу! Я сделаю это! Я могу ВСЁ! Я самая крутая!" И не давай себе повода сомневаться. Ты увидишь, КАК всё вокруг изменится!
– Так-то оно так, но… один денёк надо подепрессовать… а то потом сорвусь.
– Чтооо?! Да я тебя щас апстену!!! Если начнёшь депрессовать, ты всё испортишь!
Начинать новую жизнь надо именно сейчас!
– Тогда надо заняться делами.
– Да! И сейчас!!
– Тогда я щас пойду делать экологическую экспертизу реки Вобля города Луховицы Московской области, – сказала Олива.
– Правильно! Слушай, у меня идея – давай вместе, а? Мы ведь сильные женщины?
– Ну!
– Надо каждый день чего-то добиваться, – сказала Настя, – Делай экологию, чтобы идеально было. А я пойду писать концепцию. И каждый вечер будем составлять список того, чего мы сегодня достигли.
– А что, отличная идея! Я согласна!
– День за днём. Записывай все победы, даже самые маленькие. Это поднимет нам самооценку. …Закончив разговор, подруги немедленно отправились заниматься каждая своим делом. Настя села за концепцию, Олива – за таблицы и калькулятор. Она до ночи сидела над своей работой, считала и записывала, сверяя каждую цифирьку. Данные сошлись почти идеально и, довольная собой, она легла спать.
Среди ночи Олива проснулась, будто её кто-то толкнул. Открыла глаза. "Отчего мне так горько и плохо? – подумала она сразу же, как проснулась, – Может, что-то приснилось? Нет… Тогда что?… Даниил!! – вдруг вихрем пронеслось в её голове,
– Он мной играл… Да…" Успешная, уверенная в себе девушка, начавшая со вчерашнего дня новую жизнь, навзрыд плакала ночью в своей постели. Плакала от тоски, от горя, от одиночества, оттого, что ей опять разбили сердце. Её чувства оказались для него просто игрушкой, ничего не значащей…
Не слышали этих слёз ни Настя, ни Даниил.
12
Даниил вышел из университета и, не дожидаясь Дениса, у которого была сегодня военка, сел в автобус. Обычно он ехал до Садовой, где жила Никки, и обедал у неё же. Но теперь, увидев в окно автобуса знакомые кварталы и перекрёсток, где маячил зелёной каплей светофор, Даниил не захотел вставать с мягкого сиденья и выходить на улицу, в слякоть и холод. А главное – он не хотел сейчас видеть Никки. Ему не нужна была её приторная любовь, она лишь раздражала его. И с недавних пор она особенно начала его раздражать…
Он ехал в автобусе и, глядя сквозь мутное от дождевых капель оконное стекло на силуэты домов и яркие вывески рекламных щитов, думал о том, что что-то изменилось в его жизни в худшую сторону. Может быть, осенняя депрессия? Непохоже…
Но что же тогда? Почему ему так тоскливо, одиноко, беспокойно? Ведь раньше было наоборот. Что-то исчезло из его жизни, может, то, чего он раньше не замечал и воспринимал как должное.
На одном из перекрёстков автобус вдруг свернул куда-то направо. Странно, он же должен ехать всё время прямо. Значит, либо автобус не тот, либо остановку уже проехал… Даниил вскочил с сиденья и устремился было к дверям, но осёкся на полпути и опять сел. В конце концов, какая теперь разница, подумал он, ну проехал и проехал. Всё равно спешить ему некуда, пусть себе едет до конечной, а там… Впрочем, неважно. Даниилу было всё равно, куда и зачем он сейчас едет.
Какая-то лень и апатия напали на него. Не хотелось выходить, вообще куда-либо двигаться. Пусть автобус везёт его куда хочет, а он будет сидеть, смотреть в окно на опустошённые осенью городские улицы и вспоминать…
Даниил жил в Архангельске с самого рождения, но плохо знал родной город. Он не запоминал ни названия улиц, ни их местоположения, ориентируясь лишь по каким-то ему одному понятным приметам. Вот старый деревянный дом, на нём вывеска "Хозтовары" – значит, следом за ним будут два тополя… Вот и они. Некогда одетые весёлой листвой, теперь облетели и лишь голые чёрные ветви их, мокрые от дождя, тянутся в серые облака…
На перекрёстке автобус опять свернул, и Даниил увидел улицу, ту самую, по которой летом шёл с Оливой. Вот и тротуар, на котором она споткнулась и на мгновение повисла у него на руке. Он вспомнил это и вдруг явственно ощутил её прикосновение, её застенчивую улыбку, восторженный взгляд её полупрозрачных голубых глаз из-под чёрных ресниц, устремлённый на него, её двухцветную чёрно-рыжую прядь волос, выбившуюся из-под заколки. Как будто всё это было только что, а не три месяца тому назад. Будто вчера было лето, а сегодня уж и осень… А завтра наступит зима. Такова жизнь, и ничего уж с этим не поделаешь…
Но почему же у него вдруг так защемило сердце при воспоминании об Оливе? Почему подкатила к горлу такая тоска? Даниил смотрел из окна автобуса на кучевые тёмно-серые облака на небе, роняющие холодные дождевые капли, и думал о том, что в душе у него так же, как и на улице – холодно, неуютно, тоскливо…
Где вот она сейчас? Где? Нет её. Конечно, есть интернет, есть аська, но… там её тоже нет. Вот уже вторую неделю она просто пропала. Не пишет, на его сообщения не отвечает. И в своём ЖЖ тоже не пишет ничего.
И тут он только понял, почему ему так плохо и одиноко. Из-за неё. Из-за Оливы.
Из-за того, что она исчезла. И теперь неизвестно, когда появится. Да и появится ли… …А автобус уже стоял на конечной остановке. Все люди вышли, и лишь Даниил сидел, не трогаясь с места, словно бы в оцепенении. К нему подошла кондукторша и тронула его за плечо.
– Молодой человек, конечная остановка!
Он встряхнул головой и вышел из автобуса. Словно бы на автопилоте пошёл, сам не зная куда. Идти ему, в сущности, было некуда. Так он и петлял бесцельно по городу, пока ноги сами не привели его к единственному пристанищу – дому Никки.
– Кушать будешь? – был первый её вопрос, как только он появился на пороге.
– А… да не, не хочу… Спасибо, Никки.
– А то смотри, у меня как раз сегодня на второе рыба с картошкой – ты же любишь рыбу?
– Ну разогрей, я потом поем, – и направился к компьютеру.
Комп у Никки всегда был включён. Даниил повозил мышкой и апатично уставился в экран. Привычным жестом переключил аську…
Оливы там не было.
Он проверил мейл-агент, в надежде обнаружить там её ответ на его послание.
Однако и ответа там тоже не оказалось. Пришёл как всегда какой-то спам, анекдот от Сантифика, ещё от двух девушек из агента сообщения. Но от Оливы ничего не пришло. Ни строчки, ни точки, как говорится.
Мало на что надеясь, скорее по привычке, Даниил зашёл на её ЖЖ. Просто по инерции. И увидев там новый пост, даже удивился и почему-то вдруг обрадовался.
Но наряду с этой радостью его охватило волнение и беспокойство. Он убрал руку с мышки и, подперев ладоняли голову, начал читать…
"Солнце моё, радости источник, ангел мой небесный! Здравствуй, свет мой, на множество лет…" Так начинала я тебе письмо, сидя на паре и притворяясь, будто записываю лекции.
Останавливалась, смотрела в окно. Хмурый осенний вид с пятого этажа главного корпуса, серые блочные дома, бензоколонка, поток машин по улице Волгина, светофор на перекрёстке… Аудитория окнами на север. Там, на севере, далеко-далеко, за этими домами, дорогами, шпалами да рельсами, есть такие же дома, машины, люди… и среди них – ты…
Какое мне дело до того, что бубнит препод у доски, что мне за дело до тех, кто сидит со мной рядом, ведь их мысли не схожи с моими… Я хочу к тебе… Я хочу обнять тебя, прижаться к тебе… Но ты так далеко…
"Знаешь, у меня вчера был тяжёлый день. Я даже пообедать не смогла домой вырваться. И сегодня так не хотелось утром вставать! Но я вспомнила, что скоро, через три месяца, я увижу тебя, и так радостно мне вдруг стало, что сон как рукой сняло. Не поверишь, я в метро ехала стоя, зажатая со всех сторон массой людей, и я была счастлива, я улыбалась им. Я вдруг осознала, что люблю этот мир, потому что в нём есть ты…" Звонок. Перемена. Грохот отодвигаемых стульев, оживлённый гул голосов. "Пошли покурим?" "Эй, вы идёте?" "Пошли вниз, у меня сигареты в куртке остались" и т.д. и т.п.
А я не ухожу. Я рада, что аудитория опустела на десять минут. Так легче будет сосредоточиться…
"Любимый мой, как ты там, без меня? Всё ли у тебя хорошо? Не грусти, я скоро приеду к тебе. Я приеду, и мы опять полезем на крышу лампового завода, как тогда летом, помнишь? Помнишь, как хорошо было тогда, какой был закат, а внизу, в розовой дымке расстилалась река, и мы ещё гадали, в какой стороне Москва… Я всё помню. Ты только верь, я приеду к тебе, и мы будем самыми счастливыми. Три месяца – октябрь, ноябрь, декабрь. Девяносто дней. Через девяносто дней всё будет, ты только верь, и не забывай меня. Я же помню о тебе каждый час, каждую минуту…" Снова звонок. Следующая пара. Семинар. Я быстро дописываю письмо.
"Любимый, я буду заканчивать. Я не говорю "Прощай", я говорю "До свидания", ибо мы скоро увидимся.
Счастливо…" Вот оно, это письмо. Вот они, мои каракули шариковой ручкой на тетрадном листке.
Я порву их и выброшу в ведро. Потому что теперь всё рухнуло, рассыпалось, как карточный домик. Просто теперь я увидела твоё настоящее лицо. И мне уже нечего терять, поэтому мой последний пост о тебе я пишу без страха и робости. Я пишу его, потому что не люблю недосказанности, и лучше я выскажу всё сейчас, прежде чем поставить точку на всём этом и перевернуть страницу, чтобы потом эта недосказанность не мучила меня.
Хотя зачем я объясняюсь перед тобой – ты ведь и так всё про всех знаешь. Ты, наверное, считаешь, что ты один такой – редкий, необыкновенный, единственный в своём экземпляре, а все остальные – примитивные одноклеточные. И, скорее всего, то, что я пишу, не заставит тебя задуматься, не отзовётся в твоей душе, не затронет твоего сердца. Но, знаешь, я не буду с пеной у рта доказывать, как ты заблуждаешься. Когда ты повзрослеешь, ты поймёшь это сам…
Знаешь, а я ведь действительно думала, что ты хороший человек, хороший и добрый.
Я верила в то, что сердце у тебя не каменное, что ты сможешь любить и не делать больно близким людям. Но, видимо, я ошиблась… Прости. Может быть, тут моя вина в том, что я неправильно себя с тобой поставила, и поведи я себя иначе, может быть, всё было бы по-другому. Но получилось так, как получилось. Быть может, оно и к лучшему, и я благодарю провидение, что всё кончилось относительно благополучно, и я не успела ещё в своей жизни наломать дров с тобой. Ты там можешь как угодно это воспринимать, но, знаешь, я разочаровалась в тебе. Ведь я действительно считала, что ты Человек, из плоти и крови. Но я ошибалась…" – Даниил, иди скорей сюда, а то остынет! – крикнула Никки из кухни.
Он даже не ответил. Никки вошла в комнату и осеклась. Даниил сидел перед монитором как зомби, уставившись в одну точку. Он был бледен.
– Даниил… – Никки подошла к нему и обняла за плечи. Он нервно дёрнулся.
– Чего тебе?
– Остынет же…
– Иди, я потом подойду.
– Когда потом?
– Иди, Никки, иди, пожалуйста…
Она заглянула в монитор через его плечо. Знакомое чёрно-серое оформление Оливиного ЖЖ резануло её по глазам. Никки ничего больше не стала говорить.
Просто молча развернулась и вышла из комнаты. А Даниил, даже не обернувшись, продолжал читать…
"Знаешь, а ведь страшное чувство такое – ещё вчера человек был тебе так дорог, что ты готов был лучшего друга убить из-за него, ты готов был морду начистить любому, кто скажет о нём хоть одно плохое слово. Но проходит час… да какой там час – пять минут, и ты узнаёшь такое, от чего всё внутри обрывается, и ты чувствуешь, что вот он, конец. Конец той пряжи, именуемой жизнью…
И даже тогда, когда в эти пять минут обрушивается горная лавина – даже тогда ты не веришь до конца, что это так. Ты кричишь: "Нет! Это ложь!!! Это абсурд, этого не может быть!" Потом – шок, и когда до тебя доходит смысл всего, ты растерян, подавлен: "Но что же теперь… Что же делать… Как жить дальше…" И в эти пять минут ты становишься старше на пять лет…
Знаешь, я испытала это. Я испытала это в позапрошлый четверг. Я помню, это был четверг. И всё. Больше ничего.
Может, это и стало последней каплей для меня. Может… может… я просто прозрела наконец-то. Мы ведь видим то, что хотим видеть. А теперь, когда мне всё стало ясно про тебя, когда у меня на руках факты, неоспоримые факты, всё хорошее, светлое, радостное, что было с тобой, и то, что было бы потом, если б мне глаза не открыли – всё это перечёркнуто чёрным маркером. Окончательно и бесповоротно…" У Даниила застучало в висках. Строчки поплыли перед глазами, страшно защемило в груди. Но надо было дочитать до конца…
"Знаешь, мне не больно. Может быть, так, чуть-чуть, совсем капельку. Мне не больно, мне смешно. Знаешь, почему? Потому что всё это со мной уже было. Я тебе кучу примеров могу привести, но приведу один, наиболее тебе известный. Да-да, Вова. Он тоже играл моими чувствами, правда, в отличие от тебя, делал это не так изощрённо. Впрочем, вы оба друг друга стоите, так что говорить больше не о чем.
Ладно. Бог тебе судья, как говорится. Желаю тебе встретить "достойного противника" среди "своих". Я, видимо, к ним не отношусь. И вообще, у тебя своя жизнь, у меня своя. Наша встреча была ошибкой, и слава Богу, что она не повторилась. И, надеюсь, не повторится никогда…
Вот, собственно, и всё, что я хотела тебе сказать. Многовато получилось, зато я выпустила весь пар, и теперь могу с облегчением поставить точку на всём этом. И жить дальше с чистого листа, отдав любовь свою тем, кто действительно этого заслуживает.
Ну что ж, буду заканчивать. Я не говорю "До свидания". Я говорю "Прощай", ибо больше мы с тобой никогда не увидимся…" …Он встал и направился в прихожую. "Прости, Никки, я должен побыть один…" Она ничего не ответила. Просто молча захлопнула за ним дверь.
Он вышел под дождь в одной джинсовке. Холода не чувствовал. Как будто оборвалось в нём что-то.
"Олива, зачем ты так со мной?! Зачем, Олива?.. Не поняла ты меня… А может, просто не захотела понять…" "Любимый мой, то, что я сделала, правильно. По уму. …Но моё глупое сердце протестует, оно захлёбывается кровью, потому что я сама себе вонзила топор в него…" Олива пришла домой и тут же полезла в ванную. Она любила лежать в ванне часа по два, по три. Ванна спасала её от холода и проблем – там она чувствовала себя лучше. Там можно было укрыться от посторонних глаз и дать волю слезам. Она наливала полную ванну воды и погружалась в неё целиком. Погружаясь в воду, она погружалась в саму себя, и всё, что оставалось за бортом ванны, её на этот период времени абсолютно не волновало и не касалось.
Она вылезла из ванны, не спеша одела пижаму. Из нетопленной квартиры её резко обдало холодом, как только она открыла дверь ванной комнаты. Холодна была и постель, в которую она нырнула. Греть-то некому. Одна… Совсем одна…
Вдруг запикал сотовый телефон. Смска. Господи, кто это ещё?..
"Думай, живи, чувствуй. И старайся отличать правду для друзей от твоей… Вот так я и могу играть. А с тобой был собой. Хотя… не верь мне, так тебе будет легче. Я верю, что ты видишь их теперь. 42."
13
Подмоченная репутация Салтыкова была уже давно известна всему Архангельску. "Президент Агтустуда" был знаменит не только своими достижениями в организации различных проектов, но и также своими неумеренными похождениями по бабам, грандиозными пьянками и скандалами. Он жил на широкую ногу и не знал меры ни в чём – если уж трахался, то со всеми, если напивался, то в говно. Злые языки поговаривали за его спиной, что он, похоже, поставил себе цель – перетрахать весь форум, точнее, всех девушек с форума. Всех – за исключением, разумеется, Оливы, но некоторые не сомневались и в том, что вскоре он доберётся и до неё, и тогда уж салтыковская коллекция станет полной.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента