Страница:
Луиджи слегка успокоился и даже улыбнулся.
– …моё милосердие.
Молодой месяц наглой Луиджевой ухмылки опал рожками вниз.
– Ну чего-о? – заныл Луиджи. – Чо им все можно, да-а? А мне ничо низя-а?
– Что им можно? – поинтересовался Алекс.
Луиджи открыл рот, но что возразить, не придумал.
Тогда он закрыл его и захныкал. О Мадонна, да за сегодняшний день я увидел больше слез, чем за последние семь лет! И все не по делу.
Я не захотел смотреть это представление, вернулся на полянку и улегся рядом с Лео.
– Что ты с ним сделал? – спросил он.
– С кем?
– С Романо.
– Ничего. Сначала обругал, а когда он обиделся и, ужасно злой, добрался до вершины – похвалил.
– И я похвалил мальков, когда они сюда забрались. И Роберто тоже. Ну и что?
– Ммм, они, конечно, ныли, но на самом деле не так уж и устали. А Романо почему-то действительно еле дошел. Для него это была настоящая победа. Себя-то не обманешь.
– Может быть, – задумчиво проговорил Лео, – а, может, они думают, что заслужить твою похвалу особенно сложно.
– Ага, вот пусть так и остается. Не вредно.
– Хм, ты думаешь, у нас получится?
– Ну, сдвиг есть, ты же видишь. Хотя я признаю, что изменение обратимо. Так быстро такие проблемы не решаются.
Я пересказал Лео свои рассуждения и выводы, очень позабавил его терминологией: «глупые котята», «упругая деформация».
– …И надо ковать железо, пока горячо. Как бы объяснить хотя бы Романо, что смеяться над чужими бедами недостойно? – закончил я свою речь.
– Ммм, я думаю, он сам захочет поговорить с тобой наедине.
– Почему?
– Когда ты сказал, что любимчикам ничего нельзя, Вито тебя понял, а Романо был озадачен и немного напуган. Он постарается уточнить.
– Угу, хорошо бы. Мне кажется, что пакостником можно перестать быть в одночасье. Ну, просто один раз встать на место другого и почувствовать. А тогда и нытиком быть Уже как-то… неестественно.
В этот момент предмет нашей беседы, дрожа от холда и размахивая ботинками в одной руке и камуфляжкой другой, прибежал к костру греться. Лео поднялся:
– Пойду вытащу остальных, пока не заледенели.
Я кивнул. Мы оба с трудом подавили желание смеяться.
Я немного поворошил угли – умирающий костер подарил нам последнюю волну своего тепла.
Романо перестал дрожать и присел на корточки рядом мной, грея руки над огнем и застенчиво на меня поглядывала.
Я поднял брови и поощрительно улыбнулся: спрашивай. Он оглянулся в сторону ручья:
– Э-э-э, Энрик… – Да?
– Ну, сейчас все придут…
– Переодевайся скорее – и отойдем в сторонку, десять минут у тебя есть.
Через пятьдесят пять секунд котенок был одет и обут хм, прямо как солдат по тревоге.
Я поднялся и повел его на край того самого склона, который он с таким трудом одолел. Романо краснел, кусал губы смущался, потом набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:
– Это я тогда пожаловался капитану на тебя!
– Ха, вместе с Луиджи, и это была его идея. И идея подразнить Роберто тоже была его.
– Откуда ты знаешь?!
– Нетрудно догадаться.
– И сегодня тоже… – голос его увял, – Вито отказался и ушел, а я – нет.
– Почти месяц тобой управлял человек глупый и начисто лишенный совести…
Он опустил голову и покраснел.
– …Это уже нельзя изменить, но ты можешь запомнить и не повторять…
Он кивнул.
– Ты хотел еще что-то спросить, – напомнил я.
– А что значит, мне ничего нельзя?
– Нельзя ныть, жаловаться, делать пакости и смеяться над чужими бедами. Ты же не хочешь, чтобы смеялись над твоими. И все остальные люди так же…
– Ты не злишься? Я помотал головой:
– Нет. Кто же сердится на глупых щенков? Но с этой минуты я уже могу на тебя рассердиться. Понял?
– Ага, – расплылся он в улыбке.
Мы вернулись на полянку. Все уже были там, одетые и обутые. Костер залит водой. Гвидо оценивающе посмотрел на глупых котят:
– Давайте сюда ваши рационы.
– Это мой! – завопил Луиджи.
– Да, конечно, – проникновенно, на выдохе, с легкой издевкой в голосе ответил Гвидо. – Не беспокойся: вечером на привале я тебе его верну нетронутым.
Луиджи недовольно запыхтел и вытащил из своего рюкзака коробку с рационом. Нино и Траяно последовали его примеру. Наши любимчики начали влезать в лямки своих ни на грамм не полегчавших рюкзаков. Ладно, завтра с утра мы уже и их разгрузим. Лео с подозрением смотрел на кряхтящего Романо.
– А ну-ка сними! – скомандовал он. – Тони, ты тоже.
Лео взял рюкзаки в руки и взвесил, потом перекинул мне:
– Всё ясно, то-то он так пыхтел на склоне. Что за кирпич ты тащишь?
У Романо от удивления отвисла челюсть:
– А? Я?
– Гвидо? – спросил я.
– Собирались на моих глазах, и я их всех потом приподнял, – у моего начальника штаба даже зрачки расширились – я усомнился в его компетентности!
Я уронил рюкзаки на землю.
– Разбирай, – велел я Романо.
Я заметил, как Луиджи посерел от страха. Подрожи, подрожи, пакостник! И ведь сделал он это еще утром, в лагере! Когда между ним и Романо были мир и согласие. Вот почему Луиджи не хотел идти к ручью! Но Лео остался здесь, и шито-крыто не получилось.
Романо извлек из складок своего спальника два довольно больших плоских камня, килограмма по полтора каждый, не меньше: таких полно на берегу, где мы собирались.
Луиджи сделал движение, как будто вознамерлся удрать, и я схватил его за воротник:
– Ну, кому еще ты подложил пару булыжников?!
– Да никому! – завопил Луиджи, не понимая, что этим выдал себя с головой. – Это он сам!
– Гвидо, я ему не верю ни на фальшивый сестерций проверь, пожалуйста, – попросил я спокойно, продолжал держать старающегося вырваться Луиджи за шкирку.
Нино и Траяно, очевидно, догадались, что шутить я не расположен, и слово, которое дал утром, сдержу, поэтому вид имели испуганный, хотя ничего и не сделали. Роман смотрел на Луиджи с ненавистью. Лео опустил ему руку и плечо: спокойно. Тони и Вито тоже чуть было не бросились бить пакостника, Роберто и Алекс вовремя их поймали.
Гвидо подождал, пока страсти улягутся, и скомандовал.
– Проверьте все свой груз. Энрик, ты тоже.
– Не могу, – откликнулся я, – этот, – я голосом выразил свое отвращение, – удерет.
– Ну чо? Я ничо не сделал! – захныкал Луиджи. Я проигнорировал.
– Это не я! Это Нино!
Нино посмотрел на него с возмущением:
– Он врет!
– Знаю, – откликнулся я спокойно. – А ты знал? Он покраснел, опустил голову и чуть заметно кивнул.
– И не сказал, даже когда Романо упал на склоне, – печально заметил я.
Нино всхлипнул. Пусть немного помучается, это бывает полезно. Луиджи опять задергался и ударил меня ребром ботинка в голень. Я встряхнул мальчишку:
– Хочешь получить побольше?
Он перестал трепыхаться и заныл на одной ноте.
Поклажу проверили: странно, но один раз Луиджи не солгал – больше он никому ничего не подложил, не успел наверное. Собрали рюкзаки заново. Роберто посмотрел на меня с вызовом и предложил разгрузить и Романо тоже: Я только кивнул: пусть ребенок отдохнет.
Все было готово к выходу.
– Ладно, – вздохнул я, – идите вперед, мы вас нагоним. Ребята покивали. Нино топтался около меня, хм, считает себя виноватым, но спросить, влетит ли ему, не решается Добровольцев подставляться под ремень на свете мало. Я промолчал: пострадай, мальчик.
Лео напомнил, что при спуске страхующий должен иметь глаза на затылке, сообщил порядок следования, и с опозданием на полчаса наш маленький отряд выступил в поход. Настроение у всех было хуже не придумаешь. Луиджи уже ревел в голос, но желающих пожалеть его не нашлось.
Глава 28
– …моё милосердие.
Молодой месяц наглой Луиджевой ухмылки опал рожками вниз.
– Ну чего-о? – заныл Луиджи. – Чо им все можно, да-а? А мне ничо низя-а?
– Что им можно? – поинтересовался Алекс.
Луиджи открыл рот, но что возразить, не придумал.
Тогда он закрыл его и захныкал. О Мадонна, да за сегодняшний день я увидел больше слез, чем за последние семь лет! И все не по делу.
Я не захотел смотреть это представление, вернулся на полянку и улегся рядом с Лео.
– Что ты с ним сделал? – спросил он.
– С кем?
– С Романо.
– Ничего. Сначала обругал, а когда он обиделся и, ужасно злой, добрался до вершины – похвалил.
– И я похвалил мальков, когда они сюда забрались. И Роберто тоже. Ну и что?
– Ммм, они, конечно, ныли, но на самом деле не так уж и устали. А Романо почему-то действительно еле дошел. Для него это была настоящая победа. Себя-то не обманешь.
– Может быть, – задумчиво проговорил Лео, – а, может, они думают, что заслужить твою похвалу особенно сложно.
– Ага, вот пусть так и остается. Не вредно.
– Хм, ты думаешь, у нас получится?
– Ну, сдвиг есть, ты же видишь. Хотя я признаю, что изменение обратимо. Так быстро такие проблемы не решаются.
Я пересказал Лео свои рассуждения и выводы, очень позабавил его терминологией: «глупые котята», «упругая деформация».
– …И надо ковать железо, пока горячо. Как бы объяснить хотя бы Романо, что смеяться над чужими бедами недостойно? – закончил я свою речь.
– Ммм, я думаю, он сам захочет поговорить с тобой наедине.
– Почему?
– Когда ты сказал, что любимчикам ничего нельзя, Вито тебя понял, а Романо был озадачен и немного напуган. Он постарается уточнить.
– Угу, хорошо бы. Мне кажется, что пакостником можно перестать быть в одночасье. Ну, просто один раз встать на место другого и почувствовать. А тогда и нытиком быть Уже как-то… неестественно.
В этот момент предмет нашей беседы, дрожа от холда и размахивая ботинками в одной руке и камуфляжкой другой, прибежал к костру греться. Лео поднялся:
– Пойду вытащу остальных, пока не заледенели.
Я кивнул. Мы оба с трудом подавили желание смеяться.
Я немного поворошил угли – умирающий костер подарил нам последнюю волну своего тепла.
Романо перестал дрожать и присел на корточки рядом мной, грея руки над огнем и застенчиво на меня поглядывала.
Я поднял брови и поощрительно улыбнулся: спрашивай. Он оглянулся в сторону ручья:
– Э-э-э, Энрик… – Да?
– Ну, сейчас все придут…
– Переодевайся скорее – и отойдем в сторонку, десять минут у тебя есть.
Через пятьдесят пять секунд котенок был одет и обут хм, прямо как солдат по тревоге.
Я поднялся и повел его на край того самого склона, который он с таким трудом одолел. Романо краснел, кусал губы смущался, потом набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:
– Это я тогда пожаловался капитану на тебя!
– Ха, вместе с Луиджи, и это была его идея. И идея подразнить Роберто тоже была его.
– Откуда ты знаешь?!
– Нетрудно догадаться.
– И сегодня тоже… – голос его увял, – Вито отказался и ушел, а я – нет.
– Почти месяц тобой управлял человек глупый и начисто лишенный совести…
Он опустил голову и покраснел.
– …Это уже нельзя изменить, но ты можешь запомнить и не повторять…
Он кивнул.
– Ты хотел еще что-то спросить, – напомнил я.
– А что значит, мне ничего нельзя?
– Нельзя ныть, жаловаться, делать пакости и смеяться над чужими бедами. Ты же не хочешь, чтобы смеялись над твоими. И все остальные люди так же…
– Ты не злишься? Я помотал головой:
– Нет. Кто же сердится на глупых щенков? Но с этой минуты я уже могу на тебя рассердиться. Понял?
– Ага, – расплылся он в улыбке.
Мы вернулись на полянку. Все уже были там, одетые и обутые. Костер залит водой. Гвидо оценивающе посмотрел на глупых котят:
– Давайте сюда ваши рационы.
– Это мой! – завопил Луиджи.
– Да, конечно, – проникновенно, на выдохе, с легкой издевкой в голосе ответил Гвидо. – Не беспокойся: вечером на привале я тебе его верну нетронутым.
Луиджи недовольно запыхтел и вытащил из своего рюкзака коробку с рационом. Нино и Траяно последовали его примеру. Наши любимчики начали влезать в лямки своих ни на грамм не полегчавших рюкзаков. Ладно, завтра с утра мы уже и их разгрузим. Лео с подозрением смотрел на кряхтящего Романо.
– А ну-ка сними! – скомандовал он. – Тони, ты тоже.
Лео взял рюкзаки в руки и взвесил, потом перекинул мне:
– Всё ясно, то-то он так пыхтел на склоне. Что за кирпич ты тащишь?
У Романо от удивления отвисла челюсть:
– А? Я?
– Гвидо? – спросил я.
– Собирались на моих глазах, и я их всех потом приподнял, – у моего начальника штаба даже зрачки расширились – я усомнился в его компетентности!
Я уронил рюкзаки на землю.
– Разбирай, – велел я Романо.
Я заметил, как Луиджи посерел от страха. Подрожи, подрожи, пакостник! И ведь сделал он это еще утром, в лагере! Когда между ним и Романо были мир и согласие. Вот почему Луиджи не хотел идти к ручью! Но Лео остался здесь, и шито-крыто не получилось.
Романо извлек из складок своего спальника два довольно больших плоских камня, килограмма по полтора каждый, не меньше: таких полно на берегу, где мы собирались.
Луиджи сделал движение, как будто вознамерлся удрать, и я схватил его за воротник:
– Ну, кому еще ты подложил пару булыжников?!
– Да никому! – завопил Луиджи, не понимая, что этим выдал себя с головой. – Это он сам!
– Гвидо, я ему не верю ни на фальшивый сестерций проверь, пожалуйста, – попросил я спокойно, продолжал держать старающегося вырваться Луиджи за шкирку.
Нино и Траяно, очевидно, догадались, что шутить я не расположен, и слово, которое дал утром, сдержу, поэтому вид имели испуганный, хотя ничего и не сделали. Роман смотрел на Луиджи с ненавистью. Лео опустил ему руку и плечо: спокойно. Тони и Вито тоже чуть было не бросились бить пакостника, Роберто и Алекс вовремя их поймали.
Гвидо подождал, пока страсти улягутся, и скомандовал.
– Проверьте все свой груз. Энрик, ты тоже.
– Не могу, – откликнулся я, – этот, – я голосом выразил свое отвращение, – удерет.
– Ну чо? Я ничо не сделал! – захныкал Луиджи. Я проигнорировал.
– Это не я! Это Нино!
Нино посмотрел на него с возмущением:
– Он врет!
– Знаю, – откликнулся я спокойно. – А ты знал? Он покраснел, опустил голову и чуть заметно кивнул.
– И не сказал, даже когда Романо упал на склоне, – печально заметил я.
Нино всхлипнул. Пусть немного помучается, это бывает полезно. Луиджи опять задергался и ударил меня ребром ботинка в голень. Я встряхнул мальчишку:
– Хочешь получить побольше?
Он перестал трепыхаться и заныл на одной ноте.
Поклажу проверили: странно, но один раз Луиджи не солгал – больше он никому ничего не подложил, не успел наверное. Собрали рюкзаки заново. Роберто посмотрел на меня с вызовом и предложил разгрузить и Романо тоже: Я только кивнул: пусть ребенок отдохнет.
Все было готово к выходу.
– Ладно, – вздохнул я, – идите вперед, мы вас нагоним. Ребята покивали. Нино топтался около меня, хм, считает себя виноватым, но спросить, влетит ли ему, не решается Добровольцев подставляться под ремень на свете мало. Я промолчал: пострадай, мальчик.
Лео напомнил, что при спуске страхующий должен иметь глаза на затылке, сообщил порядок следования, и с опозданием на полчаса наш маленький отряд выступил в поход. Настроение у всех было хуже не придумаешь. Луиджи уже ревел в голос, но желающих пожалеть его не нашлось.
Глава 28
Мы остались на поляне вдвоем.
– Неужели тебя, такого пакостника, не порют каждый день? – серьезно поинтересовался я.
Он помотал головой.
– Заткнись, – посоветовал я, – пока еще рано.
Он рукавом вытер сопли и взглянул на меня с надеждой. Я покачал головой:
– Нет, ты заслужил. Он опять заныл:
– Ну почему? Я же не знал… Я же раньше, чем ты сказал…
– Закон обратной силы не имеет? – ехидно уточнил я. – Ты мог признаться, когда я тебя предупредил, тогда бы я тебя точно простил. А ты смотрел, как он мучается; знал, почему, и еще обозвал его рёвой, когда мы пришли!
Кто тут самый главный рёва, я вижу.
Он продолжал ныть и хлюпать носом.
– Зачем ты это сделал? – серьезно спросил я. Я знаю, что низачем, но, черт побери, сами себе эти пакостники объясняют, зачем?! Или нет?
– Ы-ыыы, – ответил он.
Так, все ясно. Придурок! И что мне теперь делать? Я так надеялся, что угроза сработает и мне не придется… О, Мадонна, если бы проф сейчас был здесь, я бы попросил у него прощения тысячу раз! Я подавил панику: спокойно. Простить Луиджи невозможно, хуже решения просто не придумаешь. Но, черт побери, он не согласен, он себя виноватым не считает. В триста тридцать три раза проклят в приюте это никого не волновало. А дома? Я всегда, даже когда вел свою дурацкую войну, совершенно точно знал что проф меня пальцем не тронет без моего согласия А проф всегда совершенно точно знал, что я слишком сильно уважаю свою драгоценную особу, чтобы попросить пощады, или даже получить ее непрошенную. «Поэтому делал вид, что ничего не заметил, – прокомментировал ехидный внутренний голос, – и влетало тебе через двадцать раз на двадцать первый!» Я отмахнулся – не актуально. Но Луиджи еще не научился себя уважать. И, если я его сейчас ударю, не научится. Тогда зачем я все это затея? Напугать ребенка, чтобы было поменьше хлопот?
Я выпустил Луиджев воротник, и мальчишка сразу скочил на пару метров, как будто не догадывался, что смогу поймать его сразу, как только захочу.
Я сел на бревнышко рядом с залитым водой кострищем.
– Иди умойся и возвращайся, – велел я сухо.
Он был не в силах поверить свалившейся на него удаче – я передумал. Ха, пока ты будешь сморкаться, я найду способ сделать так, чтобы ты не считал это удачей!
Минут через пять Луиджи вернулся на полянку и с опаской подошел: вдруг я опять передумаю.
– Ты считаешь, что ни в чем не виноват? – спросил я.
– Ты просто испугался! Знаешь, что тебе будет, когда мы вернемся?! – У Луиджи страх пропал, вернулась наглость.
– Ну хорошо, договорились: я тебя пальцем не трону, а ты, когда мы вернемся, пойдешь и соврешь капитану Ловере, что я содрал с тебя три шкуры. Вранье для тебя – делопривычное. Сочини какие-нибудь душераздирающие подробности. Или даже можешь не жаловаться начальнику лагеря, просто распусти такие слухи – и мне придется драться со всеми подряд. Где-нибудь в пятидесятой или шестидесятой драке мне сломают руку или ногу.
– Зачем еще? – надулся он.
– Ну, чтобы ты точно знал, что я не испугался. Я точно знаю, что ты струсил, а ты должен точно знать, что я – нет.
– Я не буду жаловаться!
– Так не пойдет. Тогда иди сюда, – я похлопал себя поколену – получи, что тебе причитается.
Он отпрыгнул от меня подальше.
– Не волнуйся, – успокоил я его, – не буду я за тобой бегать. Ну, что ты выбираешь?
– Ничего!
– Нет.
– Ну, я могу понести дальше те самые камни… – предложил он убитым голосом.
– Фу! Зачем?
– Ну-у, раз я… так… – Он всхлипнул.
– Ага, – ехидно согласился я, – ты потащишь бесполезный груз, а полезный за тебя поволоку я. Я, между прочим, в жизни не пакостничал. Мне-то за что?
– Это была шутка! – возопил он со слезами в голосе.
– Да, и что же здесь смешного? – искренне заинтересовался я.
Луиджи опять зарыдали побежал умываться.
Еще пять минут. Ох-ох-ох, когда же мы ребят-то нагоним?
Мальчишка вновь вернулся на поляну.
– Плачь не плачь, – заметил я, – а выбирать придется.
Ты решил?
– Ну, я больше не буду! – заныл Луиджи.
– Слушай, – спросил я, – ты хоть раз в жизни слово сдержал?
У глупого котенка началась очередная истерика, и он опять убежал к ручью. Всё, у нас просто больше нет времени, когда Луиджи вернулся на поляну в третий раз, я сказал:
– Мы больше не можем здесь задерживаться. Ты решил?
Он помотал головой, раскрыть рот он боялся – опять будет рев.
– У тебя еще есть время, до послезавтра, – продолжил я, – послезавтра утром ты дашь мне ответ. Он кивнул и вздохнул с облегчением.
– Договорились. Но учти, договоренность остается в силе только до тех пор, пока ты больше ничего подобного не учинил, потому что напакостничал ты действительно еще утром. Если ты сделал что-то еще в том же духе – признавайся сейчас. Потом будет поздно.
Я помолчал, чтобы дать ему время решиться, но он то ко помотал головой.
– Ну, допустим, – продолжил я свою речь. – И с этой минуты ты отвечаешь и за неудавшиеся пакости. Даже есль очень добрый Роберто вовремя поймает тебя за шкирку тебе придется немедленно делать выбор. Понял?
Луиджи опять кивнул.
– Ну вот и хорошо, – сказал я помягче, – надевай рюкзак и пошли.
Зареванный Луиджи выглядел так, словно я его жестоко порол все то время, что мы провели вдвоем.
Солнце сядет через два часа. А нам еце топать километров пятнадцать. Черт бы его… Стоп. Я ему такое душераздирание устроил – на полжизни хватит.
Надо будет, кстати, попросить прощения у Романо. Могбы приподнять его рюкзак тогда, на склоне. И вообще, надо было лишний раз проверить. Черт, Луиджи дал нам все урок недоверия. Стоит ли принимать его к сведению? Скорее, нет. От этого типа я ничего не приму.
Ребят мы догнали незадолго до заката – они сидели на болотистом берегу довольно широкой речки, рядом с единственным в окрестности толстым деревом, и ждали нашего появления (в моем рюкзаке лежат веревки и карабины). Все выглядели уставшими и недовольными. Романо поглядел на Луиджи, и на его лице начала расплываться злорадна ухмылка. Я посмотрел на него грозно и недовольно покачал головой: так нельзя. Он понял и смутился. Злорадную ухмылку Траяно я проигнорировал, Нино не улыбался, Тони и Вито, естественно, тоже.
– Самый элегантный способ затормозить, – ехидно произнес Алекс, несчастного Луиджи он как будто не заметил. – Сейчас Феб сядет, и мы останемся здесь.
– А на той стороне негде встать на ночь? – спросил я, озирая неприглядный топкий берег, заросший камышом и осокой.
– Есть, и Лео уже предлагал.
Ребята смотрели на меня вопросительно. Я оглянулся на самого глупого котенка: пожалуй, хватит его сегодня гнать, пусть он заберется в спальник и поспит.
– И сколько мы прошли? – поинтересовался я.
– Двадцать четыре километра, – недовольно ответил Алекс.
– Ладно, форсируем речку и разбиваем лагерь. Держи, – я протянул Алексу веревку с «кошкой», – некогда сегодня соревноваться.
Через пять минут переправа была готова. А потом мы еще долго уговаривали Луиджи и Траяно ею воспользоваться. Тони, Романо и Нино пересекли реку, бровью не поведя, Вито дрожал от страха, но не заныл и не пожаловался, когда подошла его очередь, а я стоял не на том берегу и не мог похвалить его… Зато Лео очень серьезно пожал ему руку и хлопнул по плечу – порядок. Пока мы с Алексом, в стремительно сгущающейся тьме, стояли по разным берегам речки, переправляли детские рюкзаки и уговаривали трусишек не бояться, Гвидо, Роберто и Лео при посильной помощи наших любимчиков поставили две большие палатки, натаскали дров, разожгли костер и подвесили над ним котелок с водой.
Феб уже полчаса как сел, когда мы наконец свернули переправу и, сопровождаемые молчаливым (слава Мадонне) Луиджи и все еще ноющим Траяно, отправились к костру.
– А если бы веревка оборвалась? – довольно базарным тоном поинтересовался Траяно.
– Монотросик? Исключено, – отвечал Алекс.
– А если бы ты его плохо закрепил? – продолжал скандалить глупый котенок.
– О, Мадонна! Восемь человек перед тобой переправились и одиннадцать рюкзаков, и ничего…
– А если бы, – передразнил я Траяно, – с неба упал метеорит, и прямо по веревке?!
Алекс рассмеялся. Траяно не нашел в моих словах ничего смешного, но заткнулся. Луиджи хмыкнул. Знать бы еще почему… Позлорадствовал, что я придираюсь не только к нему, или все же уловил глупость поведения своего товарища.
Как только мы подошли к костру, Гвидо устроил маленькое сатирическое представление «Возвращение рационов законным владельцам». Луиджи и Траяно схватили свои коробки так, словно я намеревался оставить детей без ужина. Нино взял «свой рацион» и чуть не заплакал. Лео приобнял его за плечи и недовольно покачал головой, осуждающе глядя на начальника штаба: что ж ты делаешь?…
Лео – гений! Он дожал Нино по дороге. Увидел, как того проснулась совесть, сам взялся его страховать и провел воспитательную беседу, судя по результату, очень эффективную. Нино не просто так не ухмыльнулся при вид Луиджи, имевшего вид жестоко высеченного ребенка. X м, скажем, с Траяно так бы не получилось. Он вроде бы ничего не сделал. Он в стороне, и не читайте ему мораль.
Бесполезно.
…Гвидо смутился и попросил прощения. Нино слабо кивнул и сел перед костром, под боком у Лео. Траяно Луиджи тоже устроились у костра: темно; вроде бы вместе с нами, но упорно продолжали лопать свои личные рационы. От чая из общего котелка «индивидуалисты» не отказались. К счастью, никто это не прокомментировал.
Летучие коты покусай Ловере! Напряжение похуже-чем во время «Ночного боя», там мне все-таки не приходилось отслеживать подобные мелочи, угадывать возможны реакции на чьи-то глупости, реакции на эти реакции и та далее. А так, как сегодня, можно самому заразиться мелочностью. Кстати, Эрнесто был прав: мне действительно достались тогда самые лучшие ребята: Альфредо и Франческо среди них не было. Ммм, а нытики? Или к тринадцати годам это проходит само, или нытики не приезжают больше в летние военные лагеря? Интересно, может, мы тут зря мучаемся и все это пройдет естественным путем, как молочные зубы замещаются постоянными? Самому это не выяснить, надо будет спросить у капитана.
– А искупаться? – спросил Романо разочарованным тоном, он не верил, что я разрешу сделать это после заката.
– Ммм, – задумчиво промычал я и оглядел свою команду, – есть желающие лезть в воду?
Роберто и Алекс кивнули.
– Хорошо, – согласился я, – надо их держать, чтоб не потонули.
– Ага, за пятку, – ухмыльнулся Алекс, – как Фемида Ахилла.
– Не Фемида, а Фетида, – поправил Лео.
. – Вот зануда! Какая разница?!
– Ну-у, если ты не знаешь разницы между незрячей богиней закона и плавающей как рыба дочерью Нерея…
– Да, – согласился я, – не как Фемида. А то это может плохо кончиться.
Мы посмеялись.
– Расскажите! – возопил Вито.
– После купания, – обещал я.
Мы с Алексом, Гвидо и Роберто зашли в воду по грудь и огородили собой небольшой лягушатник. Траяно и Луиджи остались на берегу, и бедный Лео вынужден был тоже задержаться у костра: напугать-то я их напугал, но страх – плохой ограничитель.
Дно оказалось довольно топким, и стоять на нем было неприятно, поэтому я быстро выгнал малышей на берег и выбрался сам: пусть Лео тоже окунется после жаркого дня.
– А где мы будем спать? – пробурчал Луиджи.
– Ты – здесь, – я кивнул в сторону большей из палаток, – а вы – там, – объяснил я остальным котятам, показав на другую.
– Почему?! – взвился Луиджи.
– Потому что я тебе не доверяю, – серьезно ответил я, – и намерен не спускать с тебя глаз, пока мы не вернемся в лагерь и я не передам тебя твоему куратору в собственные руки.
– Ага, ты еще и пожалуешься! – прохныкал Луиджи.
– Не требуется, – отрезал я.
Недовольно ворча что-то себе под нос, Луиджи забрал свой рюкзак и полез в палатку. Может быть, спать. Все остальные, вытеревшись и одевшись, вернулись к костру: выяснить, кто такие Фетида, Фемида и Ахилл, которого зачем-то держали за пятку. И я начал пересказывать «Илиаду», иногда переходя на гекзаметры. Ребята слушали, затаив дыхание. Рассказывал я не слишком подробно, поэтому уже через час замолчал, совершенно охрипший… и оглядел своих спутников. В их рядах произошли кое-какие перемены: Нино пристроился под боком у Лео, естественно; Романо – у меня, тоже нормально, моя левая рука каким-то образом оказалась на плече у Вито; сидевший поначалу немного на отшибе с кисло-циничной физиономией (вкручивайте, вкручивайте) Траяно переместился поближе к Гвидо; Тони, разумеется, прислонился к брату. А слева от Роберто лежал на животе Луиджи! Кажется, серьезно надеялся, что, если его понесет пакостить, Робе то вовремя схватит его за шкирку, а я, может быть, не замечу. Я и правда не замечу – у меня еще мозги не отшибли но тебе, пакостник, не стоит этого знать. Я взглянул на часы: половина двенадцатого – и взялся рукой за горло: могу больше говорить.
– Отбой, – скомандовал Гвидо малышам.
– Ну-у! – заныли они хором.
– Не ныть! – твердо велел Лео. Нытье отрезало. Лео взглянул на меня:
– Тебе еще чаю? Я энергично покивал. Посмеиваясь, мой друг отправился к реке за водой. Мальки полезли в палатки за зубным щетками, все остальные тоже встали размять ноги. Я приобнял Романо за плечи:
– Я тебя утром зря обругал, – прошептал я хрипло, прости. Ты вовсе не нытик и не с Новой Сицилии.
Он хмыкнул и смущенно опустил взгляд:
– Ну, вообще-то, я еще мог идти. Я же забрался, – добавил он с гордостью.
Я кивнул:
– Поэтому всё, что я сказал тогда, теперь уже неправда. В любом случае.
Он кивнул.
– Иди спать, – велел я.
Минут через десять котята забрались, наконец-то, в свои спальники. Гвидо, сурово нахмурив брови, сходил и проконтролировал. Мы, зевая, устроились вокруг костра, поджидая, когда закипит вода в котелке. Разговаривать нельзя: стенки палаток частично откинуты, а мальки еще не заснули.
Гвидо растянулся на траве рядом со мной:
– Готов еще раз сыграть «Ночной бой», ни разу не закрыв глаза, – признался он тихо.
– Пройденный этап, – заметил Алекс.
В этот момент палатка, в которой спали наши котята, вздрогнула от сильного удара. Алекс мгновенно скрылся внутри и через пару секунд выбрался, ведя за предплечья Тони и Романо в футболках, трусах и босиком.
– Бой Гектора с Ахиллом, – прокомментировал Алекс, останавливаясь передо мной.
Эпические герои опустили головы. Я тихо застонал – этого мне только не хватало – и просительно посмотрел на Лео. Он кивнул и печальным тоном поинтересовался:
– И в чем дело?
Мальчики переглянулись и опять опустили головы, тяжело вздохнув. Упрямое молчание типа «это он виноват, но жаловаться я не буду».
Мы тоже переглянулись.
– Самое лучшее снотворное, – предложил хитроумный Лео.
Я чуть заметно улыбнулся и согласно прикрыл глаза.
– Отжаться, э-э-э, тридцать раз – и спать, – приказал Лео сурово, героически сдерживая готовый прорваться смех.
Романо бросил на меня вопросительный взгляд. Я утвердительно кивнул: приговор обжалованию не подлежит. Котята плюхнулись на травку и начали отжиматься, кажется, они решили, что легко отделались (для любимчиков). В палатку они убрались с дрожащими коленками: теперь точно заснут.
– Когда будем вставать? – спросил Гвидо, подавая мне кружку с горячим чаем. Я благодарно кивнул.
– Котята – в девять. Поздновато мы их спать уложили. Мы – на полчаса раньше.
– Ты дежуришь первым, – заявил мне начальник штаба, – до половины второго, потом Роберто, я, Алекс и Лео.
Я очень хотел возразить, но всё, что я придумал, было либо слишком обидно, либо несерьезно. Младший братишка вырос, и сбрасывать ею вниз… Нет, ни за что. А Лео даже бровью не повел. Ну да, он же говорил, что так Гвидо быстрее вырастет, и теперь с удовольствием наблюдает, как исполняется его пророчество. Вот еще и Кассандра на мою голову!
Я пошел убедиться, что дети заснули – даже Луиджи во сне выглядит как маленький ангел, – и вернулся к костру.
– Ты его в самом деле?… – с тихим ужасом спросил Гвидо.
Я помотал головой:
– Нет, я сделал гораздо хуже. Я его пальцем не трону. И не трону, пока он сам не согласится.
– А если он не наберется храбрости?
– Тогда ему придется пойти к Ловере и пожаловать на меня. Я его, дескать, отлупил.
– Садист, – деловым тоном заметил Алекс. – Ребенок мучается. Проще трепку перетерпеть.
– Ага, я тоже так думаю, – согласился я.
– Думаешь, сработает? – серьезно поинтересовался Лео.
Я только пожал плечами:
– Ты бы хотел знать про себя, что ты трус и подонок. Причем совершенно точно?
– Я – нет. Я тоже не ангел, но таких пакостей!.. Никогда!
– Ну, если не сработает, то я не знаю… Но и лупить его было нельзя. Для него все просто: раз я сильнее, значит, могу себе позволить. И все. Еще одно подтверждение, что все сволочи. Значит, и ему можно.
Разговор на некоторое время затих, только в костре трещали и постреливали сырые ветки.
– Что ты с ним сделал? – спросил я у Лео.
– С кем? – Лео передразнил меня так же, как я его.
– С Нино.
– Ничего. Втолковал ему кое-что.
Мы тихо посмеялись, а потом пояснили остальным причины своей веселости.
– Ясно, – кивнул Роберто, становясь серьезным, – ну а все-таки…
– Ммм, – сказал Лео, – нельзя это пересказывать. Это между ним и мной.
Я кивнул.
– А завтра, – обратился я к Роберто, – тебе предстоит…
– Выслушать исповедь, – перебил он меня, – отреагировать по-человечески и похоронить то, что он мне скажет, в своей груди.
– Неужели тебя, такого пакостника, не порют каждый день? – серьезно поинтересовался я.
Он помотал головой.
– Заткнись, – посоветовал я, – пока еще рано.
Он рукавом вытер сопли и взглянул на меня с надеждой. Я покачал головой:
– Нет, ты заслужил. Он опять заныл:
– Ну почему? Я же не знал… Я же раньше, чем ты сказал…
– Закон обратной силы не имеет? – ехидно уточнил я. – Ты мог признаться, когда я тебя предупредил, тогда бы я тебя точно простил. А ты смотрел, как он мучается; знал, почему, и еще обозвал его рёвой, когда мы пришли!
Кто тут самый главный рёва, я вижу.
Он продолжал ныть и хлюпать носом.
– Зачем ты это сделал? – серьезно спросил я. Я знаю, что низачем, но, черт побери, сами себе эти пакостники объясняют, зачем?! Или нет?
– Ы-ыыы, – ответил он.
Так, все ясно. Придурок! И что мне теперь делать? Я так надеялся, что угроза сработает и мне не придется… О, Мадонна, если бы проф сейчас был здесь, я бы попросил у него прощения тысячу раз! Я подавил панику: спокойно. Простить Луиджи невозможно, хуже решения просто не придумаешь. Но, черт побери, он не согласен, он себя виноватым не считает. В триста тридцать три раза проклят в приюте это никого не волновало. А дома? Я всегда, даже когда вел свою дурацкую войну, совершенно точно знал что проф меня пальцем не тронет без моего согласия А проф всегда совершенно точно знал, что я слишком сильно уважаю свою драгоценную особу, чтобы попросить пощады, или даже получить ее непрошенную. «Поэтому делал вид, что ничего не заметил, – прокомментировал ехидный внутренний голос, – и влетало тебе через двадцать раз на двадцать первый!» Я отмахнулся – не актуально. Но Луиджи еще не научился себя уважать. И, если я его сейчас ударю, не научится. Тогда зачем я все это затея? Напугать ребенка, чтобы было поменьше хлопот?
Я выпустил Луиджев воротник, и мальчишка сразу скочил на пару метров, как будто не догадывался, что смогу поймать его сразу, как только захочу.
Я сел на бревнышко рядом с залитым водой кострищем.
– Иди умойся и возвращайся, – велел я сухо.
Он был не в силах поверить свалившейся на него удаче – я передумал. Ха, пока ты будешь сморкаться, я найду способ сделать так, чтобы ты не считал это удачей!
Минут через пять Луиджи вернулся на полянку и с опаской подошел: вдруг я опять передумаю.
– Ты считаешь, что ни в чем не виноват? – спросил я.
– Ты просто испугался! Знаешь, что тебе будет, когда мы вернемся?! – У Луиджи страх пропал, вернулась наглость.
– Ну хорошо, договорились: я тебя пальцем не трону, а ты, когда мы вернемся, пойдешь и соврешь капитану Ловере, что я содрал с тебя три шкуры. Вранье для тебя – делопривычное. Сочини какие-нибудь душераздирающие подробности. Или даже можешь не жаловаться начальнику лагеря, просто распусти такие слухи – и мне придется драться со всеми подряд. Где-нибудь в пятидесятой или шестидесятой драке мне сломают руку или ногу.
– Зачем еще? – надулся он.
– Ну, чтобы ты точно знал, что я не испугался. Я точно знаю, что ты струсил, а ты должен точно знать, что я – нет.
– Я не буду жаловаться!
– Так не пойдет. Тогда иди сюда, – я похлопал себя поколену – получи, что тебе причитается.
Он отпрыгнул от меня подальше.
– Не волнуйся, – успокоил я его, – не буду я за тобой бегать. Ну, что ты выбираешь?
– Ничего!
– Нет.
– Ну, я могу понести дальше те самые камни… – предложил он убитым голосом.
– Фу! Зачем?
– Ну-у, раз я… так… – Он всхлипнул.
– Ага, – ехидно согласился я, – ты потащишь бесполезный груз, а полезный за тебя поволоку я. Я, между прочим, в жизни не пакостничал. Мне-то за что?
– Это была шутка! – возопил он со слезами в голосе.
– Да, и что же здесь смешного? – искренне заинтересовался я.
Луиджи опять зарыдали побежал умываться.
Еще пять минут. Ох-ох-ох, когда же мы ребят-то нагоним?
Мальчишка вновь вернулся на поляну.
– Плачь не плачь, – заметил я, – а выбирать придется.
Ты решил?
– Ну, я больше не буду! – заныл Луиджи.
– Слушай, – спросил я, – ты хоть раз в жизни слово сдержал?
У глупого котенка началась очередная истерика, и он опять убежал к ручью. Всё, у нас просто больше нет времени, когда Луиджи вернулся на поляну в третий раз, я сказал:
– Мы больше не можем здесь задерживаться. Ты решил?
Он помотал головой, раскрыть рот он боялся – опять будет рев.
– У тебя еще есть время, до послезавтра, – продолжил я, – послезавтра утром ты дашь мне ответ. Он кивнул и вздохнул с облегчением.
– Договорились. Но учти, договоренность остается в силе только до тех пор, пока ты больше ничего подобного не учинил, потому что напакостничал ты действительно еще утром. Если ты сделал что-то еще в том же духе – признавайся сейчас. Потом будет поздно.
Я помолчал, чтобы дать ему время решиться, но он то ко помотал головой.
– Ну, допустим, – продолжил я свою речь. – И с этой минуты ты отвечаешь и за неудавшиеся пакости. Даже есль очень добрый Роберто вовремя поймает тебя за шкирку тебе придется немедленно делать выбор. Понял?
Луиджи опять кивнул.
– Ну вот и хорошо, – сказал я помягче, – надевай рюкзак и пошли.
Зареванный Луиджи выглядел так, словно я его жестоко порол все то время, что мы провели вдвоем.
Солнце сядет через два часа. А нам еце топать километров пятнадцать. Черт бы его… Стоп. Я ему такое душераздирание устроил – на полжизни хватит.
Надо будет, кстати, попросить прощения у Романо. Могбы приподнять его рюкзак тогда, на склоне. И вообще, надо было лишний раз проверить. Черт, Луиджи дал нам все урок недоверия. Стоит ли принимать его к сведению? Скорее, нет. От этого типа я ничего не приму.
Ребят мы догнали незадолго до заката – они сидели на болотистом берегу довольно широкой речки, рядом с единственным в окрестности толстым деревом, и ждали нашего появления (в моем рюкзаке лежат веревки и карабины). Все выглядели уставшими и недовольными. Романо поглядел на Луиджи, и на его лице начала расплываться злорадна ухмылка. Я посмотрел на него грозно и недовольно покачал головой: так нельзя. Он понял и смутился. Злорадную ухмылку Траяно я проигнорировал, Нино не улыбался, Тони и Вито, естественно, тоже.
– Самый элегантный способ затормозить, – ехидно произнес Алекс, несчастного Луиджи он как будто не заметил. – Сейчас Феб сядет, и мы останемся здесь.
– А на той стороне негде встать на ночь? – спросил я, озирая неприглядный топкий берег, заросший камышом и осокой.
– Есть, и Лео уже предлагал.
Ребята смотрели на меня вопросительно. Я оглянулся на самого глупого котенка: пожалуй, хватит его сегодня гнать, пусть он заберется в спальник и поспит.
– И сколько мы прошли? – поинтересовался я.
– Двадцать четыре километра, – недовольно ответил Алекс.
– Ладно, форсируем речку и разбиваем лагерь. Держи, – я протянул Алексу веревку с «кошкой», – некогда сегодня соревноваться.
Через пять минут переправа была готова. А потом мы еще долго уговаривали Луиджи и Траяно ею воспользоваться. Тони, Романо и Нино пересекли реку, бровью не поведя, Вито дрожал от страха, но не заныл и не пожаловался, когда подошла его очередь, а я стоял не на том берегу и не мог похвалить его… Зато Лео очень серьезно пожал ему руку и хлопнул по плечу – порядок. Пока мы с Алексом, в стремительно сгущающейся тьме, стояли по разным берегам речки, переправляли детские рюкзаки и уговаривали трусишек не бояться, Гвидо, Роберто и Лео при посильной помощи наших любимчиков поставили две большие палатки, натаскали дров, разожгли костер и подвесили над ним котелок с водой.
Феб уже полчаса как сел, когда мы наконец свернули переправу и, сопровождаемые молчаливым (слава Мадонне) Луиджи и все еще ноющим Траяно, отправились к костру.
– А если бы веревка оборвалась? – довольно базарным тоном поинтересовался Траяно.
– Монотросик? Исключено, – отвечал Алекс.
– А если бы ты его плохо закрепил? – продолжал скандалить глупый котенок.
– О, Мадонна! Восемь человек перед тобой переправились и одиннадцать рюкзаков, и ничего…
– А если бы, – передразнил я Траяно, – с неба упал метеорит, и прямо по веревке?!
Алекс рассмеялся. Траяно не нашел в моих словах ничего смешного, но заткнулся. Луиджи хмыкнул. Знать бы еще почему… Позлорадствовал, что я придираюсь не только к нему, или все же уловил глупость поведения своего товарища.
Как только мы подошли к костру, Гвидо устроил маленькое сатирическое представление «Возвращение рационов законным владельцам». Луиджи и Траяно схватили свои коробки так, словно я намеревался оставить детей без ужина. Нино взял «свой рацион» и чуть не заплакал. Лео приобнял его за плечи и недовольно покачал головой, осуждающе глядя на начальника штаба: что ж ты делаешь?…
Лео – гений! Он дожал Нино по дороге. Увидел, как того проснулась совесть, сам взялся его страховать и провел воспитательную беседу, судя по результату, очень эффективную. Нино не просто так не ухмыльнулся при вид Луиджи, имевшего вид жестоко высеченного ребенка. X м, скажем, с Траяно так бы не получилось. Он вроде бы ничего не сделал. Он в стороне, и не читайте ему мораль.
Бесполезно.
…Гвидо смутился и попросил прощения. Нино слабо кивнул и сел перед костром, под боком у Лео. Траяно Луиджи тоже устроились у костра: темно; вроде бы вместе с нами, но упорно продолжали лопать свои личные рационы. От чая из общего котелка «индивидуалисты» не отказались. К счастью, никто это не прокомментировал.
Летучие коты покусай Ловере! Напряжение похуже-чем во время «Ночного боя», там мне все-таки не приходилось отслеживать подобные мелочи, угадывать возможны реакции на чьи-то глупости, реакции на эти реакции и та далее. А так, как сегодня, можно самому заразиться мелочностью. Кстати, Эрнесто был прав: мне действительно достались тогда самые лучшие ребята: Альфредо и Франческо среди них не было. Ммм, а нытики? Или к тринадцати годам это проходит само, или нытики не приезжают больше в летние военные лагеря? Интересно, может, мы тут зря мучаемся и все это пройдет естественным путем, как молочные зубы замещаются постоянными? Самому это не выяснить, надо будет спросить у капитана.
– А искупаться? – спросил Романо разочарованным тоном, он не верил, что я разрешу сделать это после заката.
– Ммм, – задумчиво промычал я и оглядел свою команду, – есть желающие лезть в воду?
Роберто и Алекс кивнули.
– Хорошо, – согласился я, – надо их держать, чтоб не потонули.
– Ага, за пятку, – ухмыльнулся Алекс, – как Фемида Ахилла.
– Не Фемида, а Фетида, – поправил Лео.
. – Вот зануда! Какая разница?!
– Ну-у, если ты не знаешь разницы между незрячей богиней закона и плавающей как рыба дочерью Нерея…
– Да, – согласился я, – не как Фемида. А то это может плохо кончиться.
Мы посмеялись.
– Расскажите! – возопил Вито.
– После купания, – обещал я.
Мы с Алексом, Гвидо и Роберто зашли в воду по грудь и огородили собой небольшой лягушатник. Траяно и Луиджи остались на берегу, и бедный Лео вынужден был тоже задержаться у костра: напугать-то я их напугал, но страх – плохой ограничитель.
Дно оказалось довольно топким, и стоять на нем было неприятно, поэтому я быстро выгнал малышей на берег и выбрался сам: пусть Лео тоже окунется после жаркого дня.
– А где мы будем спать? – пробурчал Луиджи.
– Ты – здесь, – я кивнул в сторону большей из палаток, – а вы – там, – объяснил я остальным котятам, показав на другую.
– Почему?! – взвился Луиджи.
– Потому что я тебе не доверяю, – серьезно ответил я, – и намерен не спускать с тебя глаз, пока мы не вернемся в лагерь и я не передам тебя твоему куратору в собственные руки.
– Ага, ты еще и пожалуешься! – прохныкал Луиджи.
– Не требуется, – отрезал я.
Недовольно ворча что-то себе под нос, Луиджи забрал свой рюкзак и полез в палатку. Может быть, спать. Все остальные, вытеревшись и одевшись, вернулись к костру: выяснить, кто такие Фетида, Фемида и Ахилл, которого зачем-то держали за пятку. И я начал пересказывать «Илиаду», иногда переходя на гекзаметры. Ребята слушали, затаив дыхание. Рассказывал я не слишком подробно, поэтому уже через час замолчал, совершенно охрипший… и оглядел своих спутников. В их рядах произошли кое-какие перемены: Нино пристроился под боком у Лео, естественно; Романо – у меня, тоже нормально, моя левая рука каким-то образом оказалась на плече у Вито; сидевший поначалу немного на отшибе с кисло-циничной физиономией (вкручивайте, вкручивайте) Траяно переместился поближе к Гвидо; Тони, разумеется, прислонился к брату. А слева от Роберто лежал на животе Луиджи! Кажется, серьезно надеялся, что, если его понесет пакостить, Робе то вовремя схватит его за шкирку, а я, может быть, не замечу. Я и правда не замечу – у меня еще мозги не отшибли но тебе, пакостник, не стоит этого знать. Я взглянул на часы: половина двенадцатого – и взялся рукой за горло: могу больше говорить.
– Отбой, – скомандовал Гвидо малышам.
– Ну-у! – заныли они хором.
– Не ныть! – твердо велел Лео. Нытье отрезало. Лео взглянул на меня:
– Тебе еще чаю? Я энергично покивал. Посмеиваясь, мой друг отправился к реке за водой. Мальки полезли в палатки за зубным щетками, все остальные тоже встали размять ноги. Я приобнял Романо за плечи:
– Я тебя утром зря обругал, – прошептал я хрипло, прости. Ты вовсе не нытик и не с Новой Сицилии.
Он хмыкнул и смущенно опустил взгляд:
– Ну, вообще-то, я еще мог идти. Я же забрался, – добавил он с гордостью.
Я кивнул:
– Поэтому всё, что я сказал тогда, теперь уже неправда. В любом случае.
Он кивнул.
– Иди спать, – велел я.
Минут через десять котята забрались, наконец-то, в свои спальники. Гвидо, сурово нахмурив брови, сходил и проконтролировал. Мы, зевая, устроились вокруг костра, поджидая, когда закипит вода в котелке. Разговаривать нельзя: стенки палаток частично откинуты, а мальки еще не заснули.
Гвидо растянулся на траве рядом со мной:
– Готов еще раз сыграть «Ночной бой», ни разу не закрыв глаза, – признался он тихо.
– Пройденный этап, – заметил Алекс.
В этот момент палатка, в которой спали наши котята, вздрогнула от сильного удара. Алекс мгновенно скрылся внутри и через пару секунд выбрался, ведя за предплечья Тони и Романо в футболках, трусах и босиком.
– Бой Гектора с Ахиллом, – прокомментировал Алекс, останавливаясь передо мной.
Эпические герои опустили головы. Я тихо застонал – этого мне только не хватало – и просительно посмотрел на Лео. Он кивнул и печальным тоном поинтересовался:
– И в чем дело?
Мальчики переглянулись и опять опустили головы, тяжело вздохнув. Упрямое молчание типа «это он виноват, но жаловаться я не буду».
Мы тоже переглянулись.
– Самое лучшее снотворное, – предложил хитроумный Лео.
Я чуть заметно улыбнулся и согласно прикрыл глаза.
– Отжаться, э-э-э, тридцать раз – и спать, – приказал Лео сурово, героически сдерживая готовый прорваться смех.
Романо бросил на меня вопросительный взгляд. Я утвердительно кивнул: приговор обжалованию не подлежит. Котята плюхнулись на травку и начали отжиматься, кажется, они решили, что легко отделались (для любимчиков). В палатку они убрались с дрожащими коленками: теперь точно заснут.
– Когда будем вставать? – спросил Гвидо, подавая мне кружку с горячим чаем. Я благодарно кивнул.
– Котята – в девять. Поздновато мы их спать уложили. Мы – на полчаса раньше.
– Ты дежуришь первым, – заявил мне начальник штаба, – до половины второго, потом Роберто, я, Алекс и Лео.
Я очень хотел возразить, но всё, что я придумал, было либо слишком обидно, либо несерьезно. Младший братишка вырос, и сбрасывать ею вниз… Нет, ни за что. А Лео даже бровью не повел. Ну да, он же говорил, что так Гвидо быстрее вырастет, и теперь с удовольствием наблюдает, как исполняется его пророчество. Вот еще и Кассандра на мою голову!
Я пошел убедиться, что дети заснули – даже Луиджи во сне выглядит как маленький ангел, – и вернулся к костру.
– Ты его в самом деле?… – с тихим ужасом спросил Гвидо.
Я помотал головой:
– Нет, я сделал гораздо хуже. Я его пальцем не трону. И не трону, пока он сам не согласится.
– А если он не наберется храбрости?
– Тогда ему придется пойти к Ловере и пожаловать на меня. Я его, дескать, отлупил.
– Садист, – деловым тоном заметил Алекс. – Ребенок мучается. Проще трепку перетерпеть.
– Ага, я тоже так думаю, – согласился я.
– Думаешь, сработает? – серьезно поинтересовался Лео.
Я только пожал плечами:
– Ты бы хотел знать про себя, что ты трус и подонок. Причем совершенно точно?
– Я – нет. Я тоже не ангел, но таких пакостей!.. Никогда!
– Ну, если не сработает, то я не знаю… Но и лупить его было нельзя. Для него все просто: раз я сильнее, значит, могу себе позволить. И все. Еще одно подтверждение, что все сволочи. Значит, и ему можно.
Разговор на некоторое время затих, только в костре трещали и постреливали сырые ветки.
– Что ты с ним сделал? – спросил я у Лео.
– С кем? – Лео передразнил меня так же, как я его.
– С Нино.
– Ничего. Втолковал ему кое-что.
Мы тихо посмеялись, а потом пояснили остальным причины своей веселости.
– Ясно, – кивнул Роберто, становясь серьезным, – ну а все-таки…
– Ммм, – сказал Лео, – нельзя это пересказывать. Это между ним и мной.
Я кивнул.
– А завтра, – обратился я к Роберто, – тебе предстоит…
– Выслушать исповедь, – перебил он меня, – отреагировать по-человечески и похоронить то, что он мне скажет, в своей груди.