Командор стряхнул пепел со своей сигары, сердито нахмурился. Фань вопросительно поднял бровь.
   – Но самое главное даже не в этом, – пасмурно продолжал Папаша Людвиг. – Наша техника запрограммирована на подчинение только имперским специалистам. Варварские эксперименты мятежников над собственными организмами под предлогом «свободы без границ» и столетия существования порознь с нами внесли в их хромосомы разительные изменения. Ты же прекрасно это знаешь. Мы по-прежнему люди, а они – полуживотные с невероятным количеством мусора в ДНК. «Любовнички» просто не будут подчиняться посторонним укротителям, пробы которых разительно отличаются от генетического кода имперцев. А уж стрелять по своим… Это совершенно невероятно. Значит, в рамках твоей версии необходимо допустить также переход на сторону противника большого количества наших укротителей и биотехников… Бред, бред и бред. Не говоря уж о том, что о таком вопиющем случае массового дезертирства сразу стало бы известно.
   – А внести в геном изменения при репликации – если все-таки предположить наличие у противника своих генных инженеров высокой квалификации?
   – Легче разработать новый. Кому такое по силам и средствам, кроме Империи? Мятежные колонии питаются объедками с нашего стола.
   – Разве что Черному Доктору… – осторожно проговорил полковник.
   – О Черном Докторе уже несколько лет никаких сведений, – задумчиво произнес адмирал-командор. – Мы даже не знаем, жив ли он. В таком преклонном возрасте любой день может стать последним.
   – Поговаривают, что он давно переписал свое сознание в мозг человекообразного некробиота…
   – Давай оперировать фактами, а не слухами, – раздраженно отмахнулся Рихтер. – Внешняя разведка такой информацией не располагает. И самое главное, Доктор перешел на нелегальное положение еще в то время, когда эти артиллерийские системы даже не разрабатывались, он уже давно не имеет доступа к нашим секретным исследованиям. В результате данная версия неизбежно возвращает нас к предположению о массовом предательстве в Адмиралтействе и о передаче умному противнику некоторого количества стратегических сведений или готовых образцов – иначе невозможно объяснить, каким образом у этого маньяка получились биоморфы, столь сходные по тактическим характеристикам с нашими.
   – Тогда у меня нет объяснений, – признался Юшенг.
   – А решение?
   – Бомбардировка Арагоны с границы гравитационной зоны. Будь у них хоть сотни симбионтов, оттуда они нас не достанут. А мы их накроем без труда.
   – Как ты думаешь, почему я до сих пор не отдал такой приказ? – спросил адмирал-командор после долгого молчания.
   – Видимо, у вас были какие-то соображения на этот счет? – предположил очевидное помощник.
   – Ты удивишься, но я сам не знаю почему, – огорошил его Рихтер. – Попытки выстроить любую стройную картину по событиям на Арагоне неизбежно рушатся. Слишком много взаимоисключающих факторов – особенно если к произошедшему сегодня приплюсовать совершенно немотивированное и бессмысленное нападение на Мистера Мармадьюка… – Командор дотянулся до пульта на своем столе и активизировал нейрокомпьютер. – Позволь, я прокручу тебе свою последнюю беседу с адмиралом Потоцкой.
   Кабинет наполнился шумом нуль-помех, затем раздался встревоженный голос командующего флотом:
   «Адмирал Потоцкая! Что происходит? Докладывайте о ситуации!»
   «Мы несем серьезные потери, – ответила контр-адмирал. – Похоже, мы атакованы регулярными войсками, как минимум равными нам по силе и боевой подготовке…»
   «Похоже?! Что это за форма доклада? Нельзя ли поточнее?!»
   «Связь с поверхностью полностью утрачена. По орбитальным снимкам понятно лишь одно: на планете идет бойня с применением самых современных армейских биоморфов, в которой стремительно гибнет наш десант. Вражеские комбатанты прямого рукопашного контакта вклинились в ряды имперского десанта и, кажется, одерживают верх».
   «Что вы можете доложить без «похоже» и «кажется»?!»
   «Совершенно точно могу доложить, что мы теряем десантные корабли. Крейсера на орбите еще держатся, но вражеские тетроидные батареи с поверхности бьют не хуже наших «близнецов». Согласно всем оперативным данным, столь современного оружия в этом захолустье быть не может! Я распорядилась начать орбитальную бомбардировку».
   «Бомбардировку подтверждаю! Создайте мощный огонь прикрытия, нанесите вражеским батареям максимальный ущерб, срочно эвакуируйте десант с поверхности и ждите дальнейших указаний! Повторяю, срочно эвакуируйте десант! Это приказ, слышите?!»
   Возникла странная пауза, которая все тянулась и тянулась. Юшенг вскинул на шефа удивленный взгляд.
   – Но почему она…
   – Тш-ш-ш!
   Потоцкая заговорила снова, теперь ее голос был холодным и жестким:
   «Гражданин адмирал-командор, внизу наши легионеры и техника. Мы не можем бросать на произвол судьбы столько…»
   «Вот именно! – прорычал Рихтер на записи. – Как поняли приказ? Немедленно эвакуировать с поверхности легионеров и технику! Выполняйте приказ, адмирал! Не слышу!»
   «Есть, сэр. – Повисла очередная томительная пауза, в продолжение которой полковник успел досчитать до пяти, а потом снова раздался голос Потоцкой – на сей раз совершенно тусклый и убитый: – Всем капитанам кораблей ударной и десантной группировки Четвертого флота. Отставить огонь по наземным целям! Занять стационарные орбиты и ожидать дальнейших указаний!..»
   – На этом связь прервалась – видимо, прямым попаданием был поврежден флагманский ретранслятор, – проговорил Папаша Людвиг, задумиво пуская дым в потолок. – Либо его просто отключили.
   – Ничего не понимаю, – признался Фань. – Это же открытый мятеж! Командующая ударной группировкой демонстративно, под запись отказалась выполнять прямой приказ адмирал-командора!
   – Вот именно. При этом других причин подозревать командующую группировкой Потоцкую в бунтарстве у меня нет. Лояльный офицер и блестящий командир. Она явно обескуражена, и создается впечатление, что ее неподчинение приказу – не продуманный ход, а полная неожиданность для нее самой. Она явно не готова к этому. Отсюда вопрос: что произошло в ходовой рубке флагмана после того, как я подтвердил приказ об орбитальной бомбардировке?
   Потрясенный Юшенг держал в руках позабытую сигару и спохватился, только заметив, что внушительный столбик горячего пепла вот-вот упадет на дорогой ковер.
   – Ничего не понимаю, – повторил он, поспешно стряхнув пепел.
   – Когда компетентный высший офицер Адмиралтейства ничего не понимает, это очень плохой признак, – сокрушенно проговорил Рихтер. – Это означает, что мы по уши в дерьме. – Он тяжело вздохнул. – Хорошо, тогда я поделюсь с тобой тем, что понимаю я. Ни предательством, ни хищением генома, ни производством на вражеской планете собственных биоморфов, сопоставимых по характеристикам с нашими «близнецами», произошедшее объяснить невозможно. За последние часы я выдвинул сам для себя примерно пятнадцать разных предположений. И все они, при кажущейся правдоподобности, рассыпаются в прах, стоит приступить к их более подробному рассмотрению, учитывая всю совокупность имеющихся фактов. Знаешь, Фань, – Папаша Людвиг доверительно понизил голос, – я уверен совершенно точно только в одном.
   – В чем? – невольно понизил голос и Юшенг.
   – В том, что мы столкнулись с чем-то совершенно необъяснимым, совершенно немыслимым, с тем, что выходит за рамки всего нашего предыдущего опыта. С чем-то, что в корне противоречит нашим привычным аксиомам и алгоритмам действий. И это необъяснимое определенно куда ужаснее, чем наши худшие предположения. И гораздо опаснее. Мы привыкли считать мощь Империи незыблемой, а ее флот – непобедимым. Пиратские республики на границах Внешнего Круга существуют только потому, что у Империи имеются более насущные проблемы с мощными колониальными союзами, иначе мы давно очистили бы Галактику от этого отребья. Их просто невозможно уничтожить до конца, потому что после массированного удара пираты разбегаются, как тараканы, чтобы вновь собраться в другом месте. Ни одной отдельно взятой колонии не устоять в прямом противоборстве с нашим флотом. И это святая правда, вот что самое страшное. У меня такое ощущение, что арагонцы каким-то образом используют против нас нашу собственную имперскую спесь, нашу безграничную уверенность в собственной силе. И вот теперь, объясняя тебе свои предчувствия, я, кажется, понял, почему не даю очевидного сигнала к массированной атаке. Только по одной причине. Я уверен: арагонцы как раз и ждут массированной атаки и термоядерной орбитальной бомбардировки. Ждут с самоубийственным нетерпением. Они ее откровенно добиваются. По каким-то причинам им совершенно необходимо, чтобы мы разнесли их планету вдребезги.
   – Папаша… Откуда такие выводы? – растерялся Юшенг. – Это совсем уж за всякими рамками…
   – Я скажу, откуда. – Командор ткнул в сторону референта огрызком сигары. – Спасибо за участие в мозговом штурме, дружище, кажется, в результате я все-таки уловил суть проблемы. Пытался донести до тебя свои сомнения и внезапно сам понял их суть. Арагонцы нарываются специально. Понимаешь? Они нагло дергают за усы Первого Гражданина. Нагло, демонстративно, не скрываясь. Вот для чего была нужна безумная и бессмысленная расправа над Мистером Мармадьюком – чтобы в ответ мы прислали карателей. Мы не стали задействовать орбитальные бомбардировщики, ограничившись десантом, – и тогда пираты показательно, с размахом уничтожили десант, видимо, надеясь, что уж в этот-то раз космократоры со страшным оружием на борту непременно прибудут…
   Фань пристально смотрел на шефа, и скулы на его лице обозначались все резче. Позабытая сигара в его руке давно погасла.
   – Меня по-прежнему беспокоят четыре ядерные торпеды, которыми был поражен Мистер Мармадьюк, – безжалостно продолжал шеф. – И эта безумная идея аналитического отдела о том, что коммодор Стюарт торпедировал сам себя. Обе идеи совершенно безумные – та, согласно которой ядерные биоморфы были разработаны противником, тоже не выдерживает никакой критики. Но странное поведение контр-адмирала Потоцкой натолкнуло меня на неожиданную мысль: а если их объединить? Если торпеды действительно наши, но что-то необъяснимое вынудило коммодора Стюарта задать им такую траекторию, которая пересеклась с курсом космократора?..
   Папаша Людвиг замолчал, размеренно пыхая сигарой.
   – Мистер Мармадьюк израсходовал в бою только две торпеды, – мрачно напомнил Юшенг. – Следовательно, даже если принять эту версию, две другие все равно принадлежат противнику.
   – Два попадания из четырех пришлись точно в орудийные порты. Невероятная точность в скоротечном бою, когда противники движутся с огромными скоростями, не правда ли?
   – Вы имеете в виду, что две торпеды могли быть подорваны прямо в орудийных портах?! – удивился полковник. – Но предохранительные нейропрограммы…
   – Если противнику удалось каким-то образом дезориентировать ветерана-коммодора и адмирала ударной группировки, почему бы не предположить, что тот же трюк удалось провернуть с тупыми биоморфами?
   Фань потрясенно молчал, не зная, что на это ответить.
   – В свете новых обстоятельств вернемся к главному вопросу, – проговорил Людвиг Рихтер, так и не дождавшись реплики от собеседника. – Сформулируем его по-другому: для чего бы это мышам так настойчиво дергать кота за усы? Тем самым мышам, которые, по идее, живы лишь до тех пор, пока кот спит?
   – Это абсолютное безумие с их стороны, – хрипло ответил адъютант.
   – А они дергают. В каком единственном случае это возможно?
   Полковник отрывисто кашлянул.
   – Вы правы, Людвиг. Вы чертовски правы! Бомбить Арагону никак нельзя.
   – В каком единственном случае это возможно? – с легким нажимом повторил Рихтер.
   – Мыши могут так дерзко дразнить кота, только если… – начал Юшенг. Голос у него сорвался от волнения, и он нервно прочистил горло. – Только если между котом и мышами имеется глубокая замаскированная яма с торчащими на дне кольями. Мыши о ней знают, а кот – нет.
   – Ты хотел бы попробовать эти гипотетические колья на остроту и крепость? – невесело усмехнулся Папаша Людвиг. – Я не хочу. Я предпочитаю продолжать лежать на мягкой подстилке, приоткрыв один глаз и внимательно наблюдая за происходящим. И так будет, если Сенат не проявит нетерпение и не надумает вмешаться в мои распоряжения. Но это я беру на себя, потому что Первый Гражданин мне доверяет. А глупые мыши пусть прыгают перед моей мордой и машут уродливыми лапками. Пусть – до поры до времени. Рано или поздно они непременно ошибутся.
   И адмирал-командор со скрипом вдавил остатки своей сигары в пискнувшую пепельницу.

Глава 7
Переправа

   Перед глазами мастер-сержанта Купера плавали кровавые круги. Легкие, стиснутые несокрушимой диафрагмой биокаркаса, полыхали огнем, в них не осталось ни глотка воздуха. В голове стремительно мутилось, и на грани угасающего сознания мерцала лишь идиотская мысль о домике в паре прыжков от Метрополии, который так теперь и останется без отличного хозяина…
   В последнюю секунду, когда смерть уже пытливо заглянула Фреду в глаза черными безразличными провалами пустых глазниц, убийственная хватка экзоскелета ослабла, его мышцы задрожали, а через мгновенье расслабились полностью. Купер из последних сил сделал жадный вдох, потом еще один, судорожно хватая воздух ртом, а затем задышал часто и сипло. Окружающая атмосфера имела отчетливый привкус кислотного дыма, но это было гораздо лучше, чем всякое отсутствие атмосферы. Еще через мгновение перед глазами перестали вращаться круги, и сквозь ресницы Купер увидел дневной свет. Открывать глаза совсем не хотелось. Достаточно было просто дышать, и ничего больше ему в этой жизни не требовалось – по крайней мере, в ближайшие четверть часа. И вообще лучшим выходом для всех было бы, если бы он сейчас проснулся на вибрирующей и подпрыгивающей десантной койке в чреве Скромного Дитриха…
   Нет, не судьба. Сквозь пелену дурнотного полузабытья до него донесся знакомый голос, кто-то энергично тряс его за плечи:
   – Огранин мастер-сержант, вы живы? Сэр! Скажите хоть что-нибудь!..
   Щеки обожгла резкая боль – сначала левую, потом правую, потом опять левую. Неписаный кодекс легионера гласит: если тебя ударили по левой щеке, уклонись, поднырни и тут же сокрушительно бей с разворота. Так же поступай, если тебя ударят по правой щеке…
   Фред медленно открыл глаза. Слизистая пелена в поле зрения мешала сфокусироваться, и он сумел разобрать только, что над ним маячит встревоженное женское лицо.
   – Вот дьявол… – прошептал сержант. – Я уже в раю?
   – Скорее в аду, – хмуро отозвалась девушка, выпрямляясь, и Купер наконец опознал голос: рядовой Розен. Лара стояла по грудь в густом дыму, перемазанная копотью и темной кровью биоморфа, укрывшись от противника за одной из огромных посадочных капсул, в которой был десантирован кто-то из гигантских зверокомбатантов. В руке она сжимала рукоять вибрационного ножа, невидимое лезвие которого завершалось поблескивающим рубиновым шариком, обозначающим границу режущей кромки. Тончайшая нить мономолекулярного биополимера была способна, в зависимости от частоты вибрации растягивающего ее поля, разрезать самый твердый материал, словно масло. – Но я могу уточнить, если хотите, – чуть ехидно добавила она.
   – Сам уточню, по сети, – сварливо буркнул Фред, пытаясь приподняться и окончательно прийти в себя.
   – Сеть не работает, – поведала девушка, нажатием сенсора спрятав лезвие в рукоять. Убедившись, что с Купером все в порядке, она осторожно выглянула из-за края капсулы, пытаясь разглядеть в стелющемся по равнине дыму, чем занимается сошедшая с ума боевая биотехника. – И внешняя связь не работает. Все вырубилось. Кажется, ретрансляторы нам больше не подчиняются.
   Действительно, на внутреннюю поверхность шлема не поступало никакой информации, хотя в поле зрения исправно мерцал зеленый квадрат виртуального сенсора – биоброня была жива, просто не могла поймать никаких излучений на десантных частотах. Распихивая в разные стороны громоздкие и тяжелые куски экзоскелета, придавившие его к грунту, перепачкавшись в крови и слизи своего мертвого снаряжения, Купер с трудом выбрался из него, словно сбрасывающий панцирь краб, и переместился за разбитую десантную капсулу, присев на корточки рядом с Ларой. После того как над сержантским биокаркасом при помощи виброножа поработала Розен, тот представлял собой бесформенную кучу вкривь и вкось искромсанных кусков псевдохитина и бурой плоти с торчащими обрубками вывернутых наружу ребер жесткости. Неподалеку, бессильно задрав к небу устрашающие зазубренные конечности, валялась опаленная и изуродованная туша Сердитого Алеши – похоже, плазменным взрывом плазмомета ему в последний момент все-таки снесло голову, которую он так неосторожно задрал.
   – Наш десант полностью уничтожен, – доложила Лара, продолжая вести наблюдение за противником. – В смысле люди. Биоморфы в полном порядке, но мы их по-прежнему не контролируем.
   – Как же мы ухитрились прохлопать массовый бунт техники? – с досадой прохрипел Купер и тяжко закашлялся. – Такое ведь никогда не происходит ни с того ни с сего…
   – Боюсь, что все гораздо хуже, огранин старший сержант. – Розен устало опустилась прямо на грунт возле Купера. – Кажется, наша техника под контролем противника.
   – Что за бред?! – Мастер-сержант стремительно приходил в себя – похоже, биоброня впрыснула ему в кровь какой-то энергетик. Он внимательно посмотрел на подчиненную. – Отставить пороть чушь, рядовой Розен! Под каким еще контролем?..
   – У меня нет других объяснений, сэр. – Она попыталась пожать плечами, но плотная биоброня как обычно погасила ее машинальное движение. – Мятежники вышли против нас мизерными силами, совершенно не опасаясь разгрома – то есть они заранее знали, что им ничего не угрожает. Все началось, когда мы уже изготовились к бою, буквально в последний момент. Это тоже вряд ли случайное совпадение. А теперь «любовнички» и псевдоскорпионы непрерывно лупят в зенит, похоже, атакуют орбитальную группировку. Думаю, это едва ли могло прийти им в голову без посторонней команды.
   Поодаль действительно раздавались характерный рев воздуха и громоподобное шипение плазменных разрядов. Небо с левой стороны непрерывно полыхало огненными отблесками попаданий.
   – Мать же его двадцать пять раз через девятнадцать подпространственных бросков прямо на главную флотскую базу!.. – От души выругавшись, Купер приоткрыл забрало шлема и растер по лицу холодный пот: похоже, стальные объятия экзоскелета повредили его биоброне функции климат-контроля. Ему было немного досадно, что он самостоятельно не пришел к простейшему умозаключению насчет стороннего управления биоморфами, несмотря на то что был информирован гораздо лучше рядового. А может, именно излишняя информированность и помешала – слишком уж он был уверен, что подобное вмешательство противника невозможно в принципе. Он и сейчас не верил в такую нелепость, но ситуация сложилась хуже некуда, поэтому следовало иметь в виду даже самые безумные предположения, чтобы быть готовым к любым неожиданностям. – Ты-то сама как? Не ранена?
   – Вроде нет. Алеша волок меня следом за вами, – пояснила Лара. – Я боялась отпустить цепь, чтобы меня не растоптали… Но я никак не могла заставить его остановиться, он меня совсем не слушался. Я ведь не сенситив…
   – Сенситивы тоже не смогли заставить морфов слушаться, как видишь. – Фред скривился. – Остальные где?
   – Никто не выжил. – Лара покачала головой. – Своими глазами, правда, я видела только, как погиб капрал Хари – его разорвали сколопендры… Но сейчас на равнине не движется никто, кроме техники.
   – Понятно, – тяжело выдохнул Купер. Перевел взгляд на разрезанный экзоскелет. – Погоди-ка! Но если противник действительно управляет нашими биоморфами…
   – То что? – с тревогой спросила Лара, когда он внезапно замолчал.
   – Рядовой Розен! – рявкнул сержант. – Немедленно деактивировать биоброню!
   Они отдали соответствующий мыслеприказ почти одновременно. Их шлемы автоматически откинулись, зеленые квадраты на периферии зрения померкли, и десантные скафандры мгновенно уснули. Если уж враги сумели заставить сержантский экзоскелет задавить собственного хозяина, то же самое они вполне могли проделать и с десантной биоброней. Только некому уже будет спасать двух выживших легионеров, порезав скафандры на куски. Теперь, в спящем режиме, их активная биоброня представляла собой просто легкие панцири без каких-либо дополнительных функций жизнеобеспечения. Разумеется, оставался некоторый риск, что противнику все-таки удастся пробудить защитных биоморфов, чтобы заставить работать на себя, но раздеваться догола на плохо терраморфированной враждебной планете с непонятной экологической обстановкой, в окружении кровожадных пиратов и обезумевшей военной техники, было еще опаснее.
   Звуки обстрела понемногу затихли. Видимость из-за плотного дыма, стелющегося по долине, была ограничена примерно ста метрами, но и этого оказалось достаточно, чтобы разглядеть вдали высокие силуэты армейских монстров, которые бесцельно бродили по полю битвы, словно лунатики, натыкаясь друг на друга.
   – Кажется, теперь они вообще без контроля, – задумчиво проговорил мастер-сержант. – Сами не понимают, что произошло и куда делись их укротители. Может, попробуем взять на поводок несколько комбатантов покруче и прорваться в ряды противника? Двух богомолов и пары сколопендр вполне хватит, чтобы во имя Империи посеять панику среди этих крестьян…
   – Я бы не стала, – осторожно покачала головой Лара. Доблестный, но самоубийственный план мастер-сержанта ей определенно не понравился, однако выглядеть трусихой перед лицом командира тоже не хотелось. – Если арагонцы умеют… ну, если они каким-то образом в состоянии дистанционно перехватывать контроль над нашими биоморфами… то второго шанса у нас точно не будет. Похоже, уцелели мы одни – просто слишком далеко ушли от места событий. И если мы попытаемся вернуться обратно, боюсь, нас тут же порвут в лоскуты.
   Осененный новой мыслью, Фред опять приблизился к раскуроченному трупу экзоскелета, покопался в его кровоточащих потрохах и извлек на свет божий живого и здорового Кусаку, которого только немного придавило тяжелым биокаркасом. Зубомет флегматично моргал, ничуть не напуганный произошедшим переполохом – случались в его карьере сражения и пострашнее.
   Купер посадил личное оружие на предплечье, проверил его, вытянул руку в сторону, прицелился. Похоже, Кусака до сих пор подчинялся ему. Но даже если вражеские сенситивы и возьмут зубомет под контроль, он никак не сможет выстрелить в хозяина, пока тот не сожмет предохранительную рукоять-хрящ под нижней челюстью биологического автомата. Да и после этого Кусаке еще понадобится как-то выкрутиться из железной хватки сержанта и развернуться мордой к нему. Зубы биоморф метал резким и мощным мускульным усилием, поэтому даже косвенно доставить хозяину неприятности такого же масштаба, что и Малыш Гарри с его взрывающимися плазменными железами, он не смог бы в любом случае. Отлично, значит, хоть какое-то оружие у них теперь есть.
   А вот Иглохвост оказался рассечен пополам, как и плазмомет. Фред с сожалением приподнял над землей верхнюю половину электроида, потряс, надеясь уловить хоть какую-то реакцию неподвижных зрачков, и разочарованно бросил бесполезный окровавленный обрубок обратно на труп экзоскелета. Перестаралась огранин рядовой, перестаралась, махая виброножом. Впрочем, Лару трудно было винить: с того момента, как биокаркас начал душить Купера в своих смертельных объятиях, у нее оставалось всего несколько секунд, чтобы сообразить, что происходит, выхватить молекулярный нож и нарезать взбесившегося морфа ломтями. Тут уж было не до того, чтобы заботиться о сохранности электроида. Наоборот – молодец, девочка, не растерялась, к тому же наверняка еще и оглушенная после взрыва Малыша Гарри…
   У Лары, увы, не осталось никакого огнестрельного оружия – ни один из стрелковых биоморфов не сумел удержаться на ней, когда Сердитый Алеша волок ее по грязи и яростно швырял из стороны в сторону, преследуя Купера. А может быть, их взяли под контроль сенситивы противника, и они отцепились сами. Зато Лара очень кстати сохранила нож, а вот Купер свой потерял в суматохе. Впрочем, в такой кровавой каше недолго было и голову потерять. Разумеется, едва ли с них потом кто-нибудь спросит за утерю армейского имущества, но лишний вибронож сейчас совсем не помешал бы.
   – Это все, что у нас есть? – поинтересовалась рядовой Розен, глядя, как сержант забрасывает Кусаку за спину.
   – Это во много раз больше, чем ничего, – заметил Фред.
   – Один зубомет и один молекулярный нож. – Девушка хмыкнула. – С этим и детский интернат штурмом не взять.
   – Интернаты штурмовать не будем, – отрезал мастер-сержант. – Ставлю другую боевую задачу.
   – Это какую же? – Лара вопросительно посмотрела на него.
   – Рядовой Розен! – строго произнес Купер. – Ставлю боевую задачу: любой ценой выбраться отсюда и доложить командованию о случившемся. Если мы действительно единственные уцелевшие свидетели произошедшего, то, учитывая вырубившуюся связь, наши донесения окажутся на вес золота. В открытые боестолкновения вступать запрещаю. Сейчас главная стратегическая ценность, которую нам следует охранять, как штандарт полка, – это наши головы.