Страница:
— Я уже не знаю, как считать. Правительство мошенничает, лжет и нарушает договора. Мы истребили или загнали на бесплодные земли целые племена, присвоили их владения, поставив в зависимость от наших подачек. Должен сказать, что и индейцы нарушали договоренности, угоняли лошадей, воровали оружие, зверствовали по отношению к безобидным поселенцам. И с той и с другой стороны было допущено немало зла. — Он бросил взгляд на бесстрастное лицо Джона Хоукинза. — Несомненно одно — переселенцев не остановишь. Справедливо это или нет, но племенам придется с этим смириться.
— Вас это тревожит.
Боуи вспомнил разведчиков-шошонов, которые были у них проводниками на реке Роузбад. В течение нескольких недель он жил и сражался вместе с ними. Этих славных и достойных людей капитан уважал так же, как и других индейцев, с которыми сталкивался за время службы в кавалерии. Но, уступая белым в численности и вооружении, они пасовали перед непонятной им культурой. Прогресс неумолимо обрекал индейцев на вымирание, как и основной источник их питания — бизонов, которых практически не осталось. И Боуи отлично это понимал.
— Все, во что я верил, развеялось как дым. В последние месяцы я совершал поступки, о каких раньше не мог даже помыслить. Я лишился чести и уважения, убил человека и женился на Рози Малви. Даже не знаю теперь, что представляет собой настоящий Боуи Стоун. — И он не хотел этого знать.
— Мне понятны ваши чувства, — кивнул Джон Хоукинз. — Если бы у вас был уполномоченный, я бы спросил его, может ли человек с поверженным духом стать хорошим мужем для Роуз Мэри.
— В данный момент я недостаточно хорош даже для самого себя.
— Не обижайте Роуз Мэри.
Роуз Мэри Малви казалась самой неуязвимой женщиной из всех, которых встречал Боуи. Он здорово сомневался, что кто-то вообще способен задеть ее чувства.
— Я обещал Рози, что помогу ей с урожаем. Похоже, это очень важно для нее. Я обязан ей и намерен уплатить свой долг. После этого мы квиты. У меня есть другие обязательства, и они требуют моего внимания.
«Не смей, — одернул себя Боуи, — Не позволяй себе думать о сенаторе, Сьюзен, Нэйте, о крушении карьеры. Не думай ни о чем, кроме настоящего момента».
Темные облака неслись с Запада, стремительно затягивая звезды. Ветер усилился, редкие снежинки вырывались из мрака и кружились в воздухе. Температура резко падала.
Поежившись, Боуи обхватил себя руками и встряхнул головой.
— Как, прости Господи, она может любить эту унылую землю?
— Любить? — Джон Хоукинз удивленно повернулся к нему. — Роуз Мэри не любит эту ферму, капитан Боуи Стоун. Она ненавидит ее. Эта ненависть, как гадюка, засела в груди Роуз. Она отравляет ее. — Он схватил руку Боуи, быстро пожал и скрылся в темноте, шагая через снежные вихри к конюшне.
Рози подскочила в постели, когда дверь отворилась и узкая полоска света упала на кровать. С затуманенными от усталости глазами, еще не проснувшись окончательно, она кое-как села и нашарила под подушкой револьвер.
— Пошел вон! — В дверях стоял мужчина, но Рози не видела ничего, кроме темного силуэта на фоне струившегося из гостиной света. На одно ужасное мгновение одурманенный виски мозг перенес ее в прошлое, и Рози показалось, что это он. Ее сердце отчаянно забилось, в горле пересохло, как в августовском пруду, и револьвер дрогнул в руке. Тут Стоун заговорил, и она с облегчением перевела дух.
— Где мне положено спать?
— Сделай еще один шаг, и получишь дырку размером с окно! — Рози крепче сжата револьвер, стараясь держать его на свету. Пусть Стоун не сомневается, что шутки с ней плохи.
— Да у меня и в мыслях нет напрашиваться к тебе в постель, — раздраженно бросил он. — Я просто спрашиваю, где мне спать.
— Можешь ночевать в конюшне с Джоном Хоукинзом.
Прислонившись к дверному косяку, Боуи размышлял над ее предложением.
— Нет, — сказал он наконец, переведя взгляд с ее распухшего лица на пустую бутылку из-под виски, которая стояла на полу рядом с кроватью. — Я буду спать в доме. В соседней спальне.
Сердце Рози бешено рванулось. Глаза распахнулись так широко, что чуть не выскочили из орбит.
— Откуда ты знаешь, что рядом спальня?
— Я заглянул туда.
— Ты открыл ту дверь? — Она растерянно уставилась на него, не в силах поверить, что такое возможно. Рози могла поклясться, что даже в полумертвом состоянии услышала бы скрип петель той двери. Во всем Канзасе не хватило бы спиртного, чтобы заглушить этот скрип. Отбросив одеяло и не обращая внимания на оглушительные взрывы, раздававшиеся в ее голове при каждом резком движении, она сорвалась с постели и в панике ринулась к двери. — Прочь с дороги!
Проскочив мимо него, Рози бросилась ко второй спальне и обнаружила, что дверь приоткрыта. Судорожно сглотнув и изо всех сил стараясь унять колотившую ее дрожь, она распахнула настежь дверь и позволила скудному свету от лампы в гостиной проникнуть в комнату. Перегнувшись через порог, Рози обшарила комнату безумным взглядом.
— Ты трогал здесь что-нибудь? Что-нибудь взял?
— Успокойся, только приоткрыл дверь и все.
Рози тяжело осела, прислонившись к дверному косяку, и закрыла глаза.
— Только посмей еще раз сунуться сюда! Слышишь? Нечего тебе здесь делать. — Открыв глаза, она заметила, что Стоун изучает ее обвисшее трико и кальсоны. Его лицо ничего не выражало, он просто смотрел. Возможно, с некоторым любопытством. А может, с удивлением. — Перестань пялиться на меня.
— Никогда не видел женщину, которая спит в мужском белье.
— Теперь увидел. — Осторожно, стараясь не переступать порог комнаты, Рози наклонилась вперед и притворила дверь во вторую спальню. Скрип петель пробрал ее до костей и отозвался в сознании беззвучным криком. Спотыкаясь, она побрела в кухню, смутно понимая, что Стоун идет следом. — Надо мне выпить воды. Господи! У меня во рту так пересохло, будто целое стадо техасских лонгхорнов[1] протопало через него.
— Если тебе так плохо от спиртного, зачем столько пить? — Стоун наблюдал, как она, шатаясь, натыкается на мебель. Наконец она добралась до кухни и широкой полки, где стояло ведро с ковшом.
Поставив ведро на стол, Рози тяжело рухнула на скамью. После нескольких неудачных попыток она зачерпнула воды и жадно выпила, затем опрокинула ковш воды на лицо, намочив при этом свое ночное одеяние.
— До сих пор не могу поверить, что не слышала, как ты открыл ту дверь, — пробормотала Рози, уставившись в одну точку. Ее глаза отдыхали в полутемной кухне, освещенной лишь тусклыми отблесками тлеющих в духовке угольков. Из комнатушки за кладовой доносилось мерное похрапывание Лодиши.
— Чья это спальня? — Стоун уселся напротив, критически разглядывая Рози. Теперь, когда его лицо больше не скрывала густая растительность, она ясно видела, что оно выражает отвращение.
— Ничья.
— Но там висит одежда, на бюро я видел бритвенные принадлежности.
— Проклятие, да забудь ты об этой комнате! Тебя это не касается.
Раздраженная его вопросами, Рози выпила еще один ковш воды, с шумом прополоскав вначале рот. Она чувствовала, что поступила опрометчиво, выбравшись из постели. Кухня начала медленно кружиться у нее перед глазами, постепенно набирая скорость. Дрожащими руками Рози ухватилась за стол.
— Зачем ты так себя мучаешь? — спросил Стоун. Должно быть, он говорил тихо, но его голос прогрохотал у нее в голове, и она болезненно поморщилась.
— Отстань. Нет у тебя никакого права всюду совать свой нос и приставать ко мне.
— Разве? — Под его жестким взглядом она смущенно поежилась. — Я пошарил по книжным полкам, Рози. Гете, Шиллер, Лессинг, Шелли, Байрон, сэр Вальтер Скотт. Может, хватит дурака валять? Ты не какая-нибудь невежественная пастушка с фермы.
Внезапно ее личность раздвоилась. Одна Рози Малви сидела, притулившись к кухонному столу, пьяная, как индеец на фактории. Другая парила под потолком, с отвращением взирая вниз. Эта Рози Малви видела Боуи Стоуна, сдержанного, чисто выбритого, со всеми волнующими признаками мужчины, о котором можно только мечтать. Видела она и горькую пьяницу, развалившуюся напротив, в грязном нижнем белье красного цвета, со свалявшимися, сальными волосами и заплывшими глазами — такими же, как подбитый глаз Стоуна. Вторая Рози находила эту брачную ночь чертовски странной.
Краска бросилась ей в лицо, слезы подступили к глазам. Душа Рози корчилась от стыда.
— Еще никто не умер от пары глотков, — пробормотала она, скрывая за бравадой смятение.
— Ты называешь парой глотков целую бутылку за один присест? Нужно быть на короткой ноге со спиртным, чтобы уговорить в одиночку бутылку виски и оставаться на ногах.
Что-то взорвалось в черепе Рози, вспыхнув белым ослепительным пламенем. Когда к ней снова вернулась способность видеть, они со Стоуном стояли посреди кухни и она, раскачиваясь из стороны в сторону, как безумная орала на него:
— Да провались все к дьяволу! Этот проклятый скрип, ветер, прерия, эта ферма, а главное — я сама! Если бы можно было повернуть время вспять! Как бы я хотела улететь отсюда, нетронутая и чистая! — Подняв руки, Рози зажала уши ладонями. — Я не могу больше думать, не хочу ничего помнить. Не желаю слышать этот скрип. Они все знали, я видела это по их глазам. Но ничего не делали, а я не смела попросить. — В ее глазах застыло дикое выражение, словно она видела что-то ужасное и не могла отвести взгляд. — А потом этот паводок, и он умер раньше, чем я была готова. Он надул меня!
— Рози? — Стоун потянулся к ней, но она отскочила, оттолкнув его руки и сожалея, что револьвер остался в спальне.
— Не прикасайся ко мне! — пятясь, взвизгнула Рози и обхватила грудь руками. — Я омерзительна! Грязная и уродливая! Не дотрагивайся до меня!
— Ради Бога! Позволь мне только…
Слезы хлынули потоком, соленые и жгучие, унижая ее почти так же, как непрошеные слова, срывавшиеся с губ.
— Это я должна была стоять на виселице сегодня! Там мне самое место.
Комната вращалась все быстрее, желчь устремилась к горлу, когда она, безуспешно пытаясь удержаться на ногах, вскинула руки. Пол взмыл вверх, краски смешались в бешеном вихре, сливаясь в привычный мрак, суливший забвение. На мгновение перед Рози мелькнуло хмурое лицо Стоуна, разукрашенное желтыми, зелеными и лиловыми синяками, она ощутила укол стыда и провалилась в черноту.
Прежде чем Рози грохнулась о жесткие доски пола, Боуи поймал ее и подхватил на руки, удивляясь, как мало она весит. Длинные пряди сальных волос свисали с его руки, из открытого рта вырывалось пропитанное винными парами дыхание. Пуговица отлетела от ворота трико и покатилась по полу. Стараясь не смотреть на обнажившиеся округлости груди, совершенно растерянный, Боуи стоял посреди кухни и не знал, что делать.
— Несите-ка ее в постель, — распорядилась Лодиша, материализовавшись из теней. В наброшенной поверх ночной сорочки шали, неслышно ступая в комнатных туфлях без каблуков, она подошла ближе и удрученно покачала головой. — Уж как мы с Джоном Хоукинзом надеялись, что сегодня она не напьется, в свою-то брачную ночь! Видно, эта одежа ее доконала. — Тяжкий вздох всколыхнул ее полную грудь, и она зашаркала через гостиную, махнув Боуи рукой, чтобы следовал за ней.
Боуи осторожно опустил Рози на кровать и повернул на бок, чтобы она не захлебнулась, если ее вырвет во сне. Свет лампы, горевшей в гостиной, падал на лицо женщины, и неожиданно он представил себе, как бы она выглядела, сложись все иначе. В других обстоятельствах Рози Малви была бы сногсшибательной красавицей. В ее чертах сочеталась сила и утонченность, тело было женственно округлым и гибким. Боуи не понимал, с чего он взял, будто она уродлива. Изрядно запущенна, но далеко не уродлива.
Он с любопытством оглядел крошечную комнатку, отметив отсутствие каких бы то ни было женских принадлежностей. Комната была голой и пустой, словно пристанище солдата. Ничто не говорило о том, что это спальня молодой женщины.
Положив револьвер на прикроватный столик, Лодиша укрыла Рози, откинула с ее лба волосы и прошлепала к двери.
— Раз все равно не спим, давайте выпьем горячего кофейку с остатками пирога.
Стоун последовал на кухню за Лодишей, на спине которой забавно подпрыгивала заплетенная на ночь коса, и сел за стол.
— Неужели так каждый вечер?
— Почти. — Лодиша налила кофе в оловянные кружки, подтолкнула к нему кусок пирога и, перекинув косу через плечо, уселась напротив. — А мы-то с Джоном Хоукинзом надеялись, что муж немного успокоит ее. Да, видно, зря. — Нахмурившись, негритянка повернулась к занесенному снегом окну.
— Почему она пьет?
— Некоторые пьют, чтобы забыть, ну да не мне судить об этом.
Боуи доел пирог, чтобы не обидеть Лодишу. Есть ему не хотелось, и он в раздумье вертел кружку между ладонями.
— Роуз Мэри была замужем?
— Вот уж нет, кэптин. Рози не любит мужчин ни под каким видом. А почему вы спрашиваете?
— Просто интересно. Могила во дворе. Спальня. Мужская одежда. Я подумал, что это принадлежало бывшему мужу. Тогда кому же?
Лодиша помедлила, явно колеблясь, потерла себя по груди и вздохнула.
— Наверное, большой беды не будет, если я скажу. Все, что вы заметили… все это Фрэнка Блевинза, отчима Рози. — Ее добродушное лицо исказилось ненавистью и глубоким презрением. — Он теперь в земле, и слава Богу!
Ее тон и слова удивили Боуи. Ему хотелось задать еще несколько вопросов, но Лодиша встала, собрала кружки и тарелки и опустила их в ведро с холодной водой. Прикрывая рот ладонью, она широко зевнула. Боуи понял, что разговор окончен.
— Где мне спать? — спросил Стоун.
Лодиша растерянно вытаращила глаза и фыркнула.
— Господи! Никто и не подумал об этом. — К громадному облегчению Боуи, ей даже не пришло в голову, что муж должен спать с женой. Не упомянула она и о второй спальне, словно это было столь же немыслимо. — Подождите, кэптин, пока я разыщу одеяла и подушку.
Стоун провел ночь скорчившись на двух стульях, сдвинутых вместе. Он все еще ощущал тяжесть петли на шее и не переставал удивляться превратностям судьбы, поставившей его перед лицом смерти и нежданно-негаданно вернувшей жизнь в придачу с женой. Ему не давали заснуть беспокойные мысли, холодный воздух из окон и храп новобрачной.
Глава 3
Едва рассвело, Рози накинула халат и, покачиваясь, побрела на кухню, где на плите закипал кофейник. Голова гудела, словно по ней прошелся табун лошадей. Добавив в кружку щедрую порцию виски, она на одном дыхании выпила обжигающий кофе.
— Доброе утро.
Рози подскочила от неожиданности, выплеснув на руку остатки горячего кофе.
— Не смей орать, — сказала она Стоуну, наблюдавшему за ней из-за стола.
— Никто и не орет. Пить надо меньше.
— А тебе-то что? — Его осуждающий тон действовал ей на нервы. Недовольная тем, что утро начинается с пустой болтовни, Рози налила вторую кружку, но тут заметила, как дрожит рука, и взбесилась еще больше. — До тех пор пока я тяну свой воз, это никого не касается.
— Меня-то уж точно, — буркнул Стоун, глядя, как она осторожно усаживается на скамью, зажав в ладонях кружку с кофе.
Они молчали, и Рози отчаянно пыталась припомнить события прошлой ночи. Она испытала шок, обнаружив, что Стоун открывал дверь в ту спальню. Кажется, потом он пошел за ней на кухню. Должно быть, она наговорила немало лишнего.
— Где ты спал? — осведомилась она.
— Давай решим этот вопрос. Я больше не намерен спать на стульях. — Боуи поднял руку, заранее отвергая ее предложение ночевать в амбаре. — Нет, когда есть свободная спальня. Если ты так дорожишь этой комнатой, бери ее себе, а я займу твою.
Ее глаза потемнели от животного ужаса, плечи конвульсивно дернулись.
— Нет, — прошептала Рози, мотая головой так, что мозги запрыгали в голове, как шарики в погремушке. Поскольку Стоун не сводил с нее глаз, она не решалась схватиться за голову и застонать, но, видит Бог, ей этого хотелось. — Нет.
— Так или иначе, Рози, но на стульях я больше не ночую.
— Лодиша?..
Негритянка повернулась от плиты и уперлась кулаками в широкие бока.
— Нет, маленькая леди, на мою постель не рассчитывай! Не я сломя голову понеслась в город и обзавелась мужем. Так что даже не пытайся умаслить меня этим жалобным голосочком: «Лод-и-и-ша». Я свою постель не уступлю, и все тут. — Она с негодованием отвернулась и так грохнула сковородой с печеньем о плиту, что новые спазмы боли пронзили многострадальную голову Рози.
— Ладно, поразмыслю на досуге, — пробормотала она. Сейчас Рози была не в состоянии ничего решить. Она чувствовала себя как лепешка коровьего помета. Ее сокрушала мысль о том, сколько нужно переделать за день.
Настроение Рози не улучшилось, когда она заметила, что Стоун выглядит свежим и бодрым, несмотря на бессонную ночь. Рози чуть не подавилась, обнаружив, что в плечах его рубаха пришлась Стоуну как раз. Если он нарастит мясо на костях, так вполне может оказаться крупным мужчиной. Возможно, даже крепким и красивым. Почему-то это предположение вызвало в ней тревожное чувство.
Опухоль на изможденном лице Стоуна заметно спала, синяки бледнели прямо на глазах, обозначились высокие скулы. Сидя прямо перед ним, подстриженным и без бороды, Рози видела высокий гладкий лоб и упрямую челюсть. Да и рот, неохотно признала она, заслуживал внимания: широкий и решительный, а зубы — ровные и белые. В форме кавалериста Стоун, наверное, являл собой впечатляющее зрелище и, конечно, разбил немало сердец на своем боевом пути.
Бессознательным движением Рози откинула с лица длинную прядь. От давно немытых волос несло пылью, жиром и табачным дымом.
Стоун молча закончил завтрак, который подала ему Лодиша, потом встал и потянулся, упершись ладонями в поясницу. Не удостоив Рози взглядом, он направился к двери.
— Пойду посмотрю, что к чему. Может, помогу Джону Хоукинзу в амбаре.
— Не переусердствуйте там, кэптин, — предостерегла его Лодиша. — Подождите, пока поправитесь, иначе от вас не будет проку, слышите? — Она последовала за ним к двери и помогла надеть теплую куртку. — Сверните лучше шею старой курице нам на ужин, если только Джон Хоукинз не добудет зайца, что здесь объявился. Я его опять видела нынче на рассвете.
Кухонная дверь захлопнулась с грохотом, подобным небольшому взрыву. Рози крепко, до боли, стиснула в руках кружку и позволила себе застонать.
— Тебе должно быть стыдно, Роуз Мэри Малви, — заявила Лодиша, не успел Стоун выйти. — Теперь у тебя есть муж и новая жизнь. А ты что вытворяешь? — Она с остервенением шлепнула тесто на посыпанный мукой край кухонного стола. — Напиваешься в стельку, вот что ты делаешь. Не пойму я, что у тебя с головой, девушка. Ведь он, похоже, хороший парень.
— Он не подчинился приказу старшего офицера и был подвергнут суду военного трибунала. И если тебе этого мало, убил человека.
— У всех есть прошлое, не только у кэптина. Может, ему тоже нужно начать новую жизнь. — Лодиша раскатала тесто, сбила его в комок и снова раскатала. — Ты только посмотри на себя. Самый что ни на есть жалкий вид.
Рози опустила голову.
— Я это всю жизнь слышу. — Она уставилась в кружку с кофе. — По-моему, прошлой ночью никто ко мне особенно не приставал с ухаживаниями, верно?
Выражение лица Лодиши смягчилось.
— Ах ты моя голубка! Забудь, что говорила твоя мама и этот дьявол Блевинз. Ты такая же хорошенькая, какой была она. Ну а приведешь себя в порядок, так будешь и того краше.
— Да не хочу я быть красивой! — Рози передернуло. — Что принесла маме ее красота, кроме него и ранней могилы? — Она оттолкнула нетронутый завтрак.
— Рано или поздно, но тебе придется исполнить долг жены, солнышко. — Лодиша с преувеличенным усердием принялась месить тесто.
— Если Стоун прикоснется ко мне, я прикончу его.
Кивнув, негритянка попыталась подойти к проблеме с другой стороны:
— Но тебе нужна помощь кэптина, раз уж ты вбила себе в голову, что из этой грязной дыры выйдет что-нибудь путное. Ты ведь не хочешь, чтобы он сразу же задал деру, а?
Рози резко вскинула голову, сузив глаза.
— Он сказал, что смоется?
— Пока нет. Но сколько, по-твоему, кэптин выдержит, если днем ему придется любоваться на замызганную жену, а вечером — укладывать в постель пьяную?
— Ты хочешь сказать, что единственный способ заставить его сдержать слово — это позволить ему объезжать меня?
— Он твой муж, голубка.
Паника вспыхнула в глазах Рози.
— Это не входило в условия сделки! Я могла спасти ему жизнь, а следовательно, свою ферму, только выйдя за него замуж! Но в нашем уговоре замужество не главное. Оно ничего не значит, и ему это прекрасно известно.
Лодиша разделила тесто на части и вылепила караваи.
— По крайней мере постарайся выглядеть поприличней, вот и все, о чем я прошу.
— Но тогда он точно набросится на меня! — Рози содрогнулась от ужаса, и кофе выплеснулся из кружки на стол.
— Просто поразмысли над этим, голубка моя.
Стараясь не поддаваться панике, Рози сгорбилась над чашкой кофе и предалась мрачным раздумьям.
Стоя на кухонном крыльце, Боуи полной грудью вдыхал кристально чистый утренний воздух. Вместе с холодом в него вливалась бодрость. Ночью снегопад прекратился, и теперь, куда ни кинь взгляд, безбрежные белые волны струились по океану прерии. Он сомневался, что способен полюбить это плоское пространство, но сегодня утром, кажется, понял, что в нем находят другие.
При свете дня он лучше разглядел ферму Рози, и то, что увидел, не внушало ему оптимизма. Над всеми постройками нависла угроза неминуемого разрушения. Состояние изгороди было еще хуже, чем полагал Боуи. Работы хватило бы, чтобы занять делом дюжину мужчин на пару сезонов. Если Рози ненавидит ферму так сильно, как утверждал Джон Хоукинз, то почему она не бросила все давным-давно, не вернула этой дикой природе ее достояние? Он не находил здесь ничего, за что стоило бы держаться.
Когда холод стал пробираться под одолженную куртку, Боуи медленно зашагал к могиле, находившейся на полпути от дома к тополиной роще. Более чем странно, что в огромной прерии она не нашла для могилы лучшего места, чем на заднем дворе, прямо перед окнами дома.
К своему удивлению, Боуи не обнаружил на надгробном камне ни имени, ни дат. Перед ним был гладкий, без надписи валун, однако бордюр выложили булыжниками так ровно, словно кто-то присматривал за этим местом.
Двинувшись дальше к ручью, Боуи посмотрел на прихваченную льдом темную ленту воды. Ручей с каменистым дном был не более двенадцати футов в ширину. Многочисленные следы животных испещряли снег, лежавший по берегам. Боуи подумал, что в разгар лета высокие тополя и развесистые ивы дают здесь тень и прохладу. Пока из всего, что он видел, только это место показалось ему приятным.
По пути к амбару капитан миновал покосившуюся кладовую, полуразрушенный курятник, свинарник и просевший вход в погреб для хранения корнеплодов.
Внутри амбара было тепло, в воздухе висел густой запах сена, лошадей и коров, толпившихся у кормушек. Джон Хоукинз, в той же истертой, что и накануне, одежде, доил лохматую коровенку.
— Доброе утро, Джон Хоукинз.
— Доброе утро, капитан Боуи Стоун.
Капитана влекло как магнитом к Айвенго. Подойдя к нему, он протянул к бархатистому носу жеребца полную горсть овса. Айвенго заржал, тряхнул гривой и зарылся мордой в ладонь Боуи.
— Хорошее утро для прогулки верхом, — заметил Джон Хоукинз.
Боуи охватило страстное желание проскакать на великолепном коне по заснеженной прерии, подставив лицо ветру. У него даже перехватило дыхание. Боже, как ему не хватает кавалерии! Он тосковал по утренней побудке и добродушному ворчанию своих солдат. Скучал по лошадям, по терпкому запаху мыла и полировки для седел. С болью в душе капитан вспоминал голубые мундиры, сверкавшие медью на военных смотрах, и чувство гордости своим подразделением. Из его жизни ушла радость, которую приносили порядок, армейская дисциплина и строгий комфорт военного мундира. Горечь невосполнимой утраты разъедала Боуи изнутри.
— Может, через несколько дней, — проговорил Боуи, поглаживая лоснящуюся шею Айвенго. Он сознавал, что слишком слаб и истощен для той бешеной скачки, о которой мечтал. Прекрасный конь заслуживал достойного наездника. Капитан на минуту прижался лбом к шее Айвенго, впитывая его тепло и запах, затем вышел из стойла, остановился рядом с Джоном Хоукинзом и прислушался к посвистыванию струй молока, равномерно ударявших в стенки ведра.
— Во дворе могила матери Рози?
— Нет, Фрэнка Блевинза, отчима Рози.
— Расскажите мне о нем.
— Когда белый человек умирает, все забывают о его грехах и говорят не о том, каким он был, а каким мог быть. Я много размышлял об обычае белых людей не поминать умерших недобрым словом. Это странный обычай, но в нем есть свой смысл. Мертвых белых либо превозносят, либо о них молчат. Может, это не так уж и плохо.
— Иными словами, вам нечего сказать о Блевинзе?
— Этот фермер был вторым мужем Сэди Малви. Ферма принадлежала ему. — Джон Хоукинз выпрямился на табурете и задумался. — Если следовать обычаю, это все, что я могу сказать.
— Вчера вечером вы говорили, что Фрэнк Блевинз бил Сэди Малви.
— Прошу извинить меня за то, что отозвался плохо о мертвом белом человеке.
— Доброе утро.
Рози подскочила от неожиданности, выплеснув на руку остатки горячего кофе.
— Не смей орать, — сказала она Стоуну, наблюдавшему за ней из-за стола.
— Никто и не орет. Пить надо меньше.
— А тебе-то что? — Его осуждающий тон действовал ей на нервы. Недовольная тем, что утро начинается с пустой болтовни, Рози налила вторую кружку, но тут заметила, как дрожит рука, и взбесилась еще больше. — До тех пор пока я тяну свой воз, это никого не касается.
— Меня-то уж точно, — буркнул Стоун, глядя, как она осторожно усаживается на скамью, зажав в ладонях кружку с кофе.
Они молчали, и Рози отчаянно пыталась припомнить события прошлой ночи. Она испытала шок, обнаружив, что Стоун открывал дверь в ту спальню. Кажется, потом он пошел за ней на кухню. Должно быть, она наговорила немало лишнего.
— Где ты спал? — осведомилась она.
— Давай решим этот вопрос. Я больше не намерен спать на стульях. — Боуи поднял руку, заранее отвергая ее предложение ночевать в амбаре. — Нет, когда есть свободная спальня. Если ты так дорожишь этой комнатой, бери ее себе, а я займу твою.
Ее глаза потемнели от животного ужаса, плечи конвульсивно дернулись.
— Нет, — прошептала Рози, мотая головой так, что мозги запрыгали в голове, как шарики в погремушке. Поскольку Стоун не сводил с нее глаз, она не решалась схватиться за голову и застонать, но, видит Бог, ей этого хотелось. — Нет.
— Так или иначе, Рози, но на стульях я больше не ночую.
— Лодиша?..
Негритянка повернулась от плиты и уперлась кулаками в широкие бока.
— Нет, маленькая леди, на мою постель не рассчитывай! Не я сломя голову понеслась в город и обзавелась мужем. Так что даже не пытайся умаслить меня этим жалобным голосочком: «Лод-и-и-ша». Я свою постель не уступлю, и все тут. — Она с негодованием отвернулась и так грохнула сковородой с печеньем о плиту, что новые спазмы боли пронзили многострадальную голову Рози.
— Ладно, поразмыслю на досуге, — пробормотала она. Сейчас Рози была не в состоянии ничего решить. Она чувствовала себя как лепешка коровьего помета. Ее сокрушала мысль о том, сколько нужно переделать за день.
Настроение Рози не улучшилось, когда она заметила, что Стоун выглядит свежим и бодрым, несмотря на бессонную ночь. Рози чуть не подавилась, обнаружив, что в плечах его рубаха пришлась Стоуну как раз. Если он нарастит мясо на костях, так вполне может оказаться крупным мужчиной. Возможно, даже крепким и красивым. Почему-то это предположение вызвало в ней тревожное чувство.
Опухоль на изможденном лице Стоуна заметно спала, синяки бледнели прямо на глазах, обозначились высокие скулы. Сидя прямо перед ним, подстриженным и без бороды, Рози видела высокий гладкий лоб и упрямую челюсть. Да и рот, неохотно признала она, заслуживал внимания: широкий и решительный, а зубы — ровные и белые. В форме кавалериста Стоун, наверное, являл собой впечатляющее зрелище и, конечно, разбил немало сердец на своем боевом пути.
Бессознательным движением Рози откинула с лица длинную прядь. От давно немытых волос несло пылью, жиром и табачным дымом.
Стоун молча закончил завтрак, который подала ему Лодиша, потом встал и потянулся, упершись ладонями в поясницу. Не удостоив Рози взглядом, он направился к двери.
— Пойду посмотрю, что к чему. Может, помогу Джону Хоукинзу в амбаре.
— Не переусердствуйте там, кэптин, — предостерегла его Лодиша. — Подождите, пока поправитесь, иначе от вас не будет проку, слышите? — Она последовала за ним к двери и помогла надеть теплую куртку. — Сверните лучше шею старой курице нам на ужин, если только Джон Хоукинз не добудет зайца, что здесь объявился. Я его опять видела нынче на рассвете.
Кухонная дверь захлопнулась с грохотом, подобным небольшому взрыву. Рози крепко, до боли, стиснула в руках кружку и позволила себе застонать.
— Тебе должно быть стыдно, Роуз Мэри Малви, — заявила Лодиша, не успел Стоун выйти. — Теперь у тебя есть муж и новая жизнь. А ты что вытворяешь? — Она с остервенением шлепнула тесто на посыпанный мукой край кухонного стола. — Напиваешься в стельку, вот что ты делаешь. Не пойму я, что у тебя с головой, девушка. Ведь он, похоже, хороший парень.
— Он не подчинился приказу старшего офицера и был подвергнут суду военного трибунала. И если тебе этого мало, убил человека.
— У всех есть прошлое, не только у кэптина. Может, ему тоже нужно начать новую жизнь. — Лодиша раскатала тесто, сбила его в комок и снова раскатала. — Ты только посмотри на себя. Самый что ни на есть жалкий вид.
Рози опустила голову.
— Я это всю жизнь слышу. — Она уставилась в кружку с кофе. — По-моему, прошлой ночью никто ко мне особенно не приставал с ухаживаниями, верно?
Выражение лица Лодиши смягчилось.
— Ах ты моя голубка! Забудь, что говорила твоя мама и этот дьявол Блевинз. Ты такая же хорошенькая, какой была она. Ну а приведешь себя в порядок, так будешь и того краше.
— Да не хочу я быть красивой! — Рози передернуло. — Что принесла маме ее красота, кроме него и ранней могилы? — Она оттолкнула нетронутый завтрак.
— Рано или поздно, но тебе придется исполнить долг жены, солнышко. — Лодиша с преувеличенным усердием принялась месить тесто.
— Если Стоун прикоснется ко мне, я прикончу его.
Кивнув, негритянка попыталась подойти к проблеме с другой стороны:
— Но тебе нужна помощь кэптина, раз уж ты вбила себе в голову, что из этой грязной дыры выйдет что-нибудь путное. Ты ведь не хочешь, чтобы он сразу же задал деру, а?
Рози резко вскинула голову, сузив глаза.
— Он сказал, что смоется?
— Пока нет. Но сколько, по-твоему, кэптин выдержит, если днем ему придется любоваться на замызганную жену, а вечером — укладывать в постель пьяную?
— Ты хочешь сказать, что единственный способ заставить его сдержать слово — это позволить ему объезжать меня?
— Он твой муж, голубка.
Паника вспыхнула в глазах Рози.
— Это не входило в условия сделки! Я могла спасти ему жизнь, а следовательно, свою ферму, только выйдя за него замуж! Но в нашем уговоре замужество не главное. Оно ничего не значит, и ему это прекрасно известно.
Лодиша разделила тесто на части и вылепила караваи.
— По крайней мере постарайся выглядеть поприличней, вот и все, о чем я прошу.
— Но тогда он точно набросится на меня! — Рози содрогнулась от ужаса, и кофе выплеснулся из кружки на стол.
— Просто поразмысли над этим, голубка моя.
Стараясь не поддаваться панике, Рози сгорбилась над чашкой кофе и предалась мрачным раздумьям.
Стоя на кухонном крыльце, Боуи полной грудью вдыхал кристально чистый утренний воздух. Вместе с холодом в него вливалась бодрость. Ночью снегопад прекратился, и теперь, куда ни кинь взгляд, безбрежные белые волны струились по океану прерии. Он сомневался, что способен полюбить это плоское пространство, но сегодня утром, кажется, понял, что в нем находят другие.
При свете дня он лучше разглядел ферму Рози, и то, что увидел, не внушало ему оптимизма. Над всеми постройками нависла угроза неминуемого разрушения. Состояние изгороди было еще хуже, чем полагал Боуи. Работы хватило бы, чтобы занять делом дюжину мужчин на пару сезонов. Если Рози ненавидит ферму так сильно, как утверждал Джон Хоукинз, то почему она не бросила все давным-давно, не вернула этой дикой природе ее достояние? Он не находил здесь ничего, за что стоило бы держаться.
Когда холод стал пробираться под одолженную куртку, Боуи медленно зашагал к могиле, находившейся на полпути от дома к тополиной роще. Более чем странно, что в огромной прерии она не нашла для могилы лучшего места, чем на заднем дворе, прямо перед окнами дома.
К своему удивлению, Боуи не обнаружил на надгробном камне ни имени, ни дат. Перед ним был гладкий, без надписи валун, однако бордюр выложили булыжниками так ровно, словно кто-то присматривал за этим местом.
Двинувшись дальше к ручью, Боуи посмотрел на прихваченную льдом темную ленту воды. Ручей с каменистым дном был не более двенадцати футов в ширину. Многочисленные следы животных испещряли снег, лежавший по берегам. Боуи подумал, что в разгар лета высокие тополя и развесистые ивы дают здесь тень и прохладу. Пока из всего, что он видел, только это место показалось ему приятным.
По пути к амбару капитан миновал покосившуюся кладовую, полуразрушенный курятник, свинарник и просевший вход в погреб для хранения корнеплодов.
Внутри амбара было тепло, в воздухе висел густой запах сена, лошадей и коров, толпившихся у кормушек. Джон Хоукинз, в той же истертой, что и накануне, одежде, доил лохматую коровенку.
— Доброе утро, Джон Хоукинз.
— Доброе утро, капитан Боуи Стоун.
Капитана влекло как магнитом к Айвенго. Подойдя к нему, он протянул к бархатистому носу жеребца полную горсть овса. Айвенго заржал, тряхнул гривой и зарылся мордой в ладонь Боуи.
— Хорошее утро для прогулки верхом, — заметил Джон Хоукинз.
Боуи охватило страстное желание проскакать на великолепном коне по заснеженной прерии, подставив лицо ветру. У него даже перехватило дыхание. Боже, как ему не хватает кавалерии! Он тосковал по утренней побудке и добродушному ворчанию своих солдат. Скучал по лошадям, по терпкому запаху мыла и полировки для седел. С болью в душе капитан вспоминал голубые мундиры, сверкавшие медью на военных смотрах, и чувство гордости своим подразделением. Из его жизни ушла радость, которую приносили порядок, армейская дисциплина и строгий комфорт военного мундира. Горечь невосполнимой утраты разъедала Боуи изнутри.
— Может, через несколько дней, — проговорил Боуи, поглаживая лоснящуюся шею Айвенго. Он сознавал, что слишком слаб и истощен для той бешеной скачки, о которой мечтал. Прекрасный конь заслуживал достойного наездника. Капитан на минуту прижался лбом к шее Айвенго, впитывая его тепло и запах, затем вышел из стойла, остановился рядом с Джоном Хоукинзом и прислушался к посвистыванию струй молока, равномерно ударявших в стенки ведра.
— Во дворе могила матери Рози?
— Нет, Фрэнка Блевинза, отчима Рози.
— Расскажите мне о нем.
— Когда белый человек умирает, все забывают о его грехах и говорят не о том, каким он был, а каким мог быть. Я много размышлял об обычае белых людей не поминать умерших недобрым словом. Это странный обычай, но в нем есть свой смысл. Мертвых белых либо превозносят, либо о них молчат. Может, это не так уж и плохо.
— Иными словами, вам нечего сказать о Блевинзе?
— Этот фермер был вторым мужем Сэди Малви. Ферма принадлежала ему. — Джон Хоукинз выпрямился на табурете и задумался. — Если следовать обычаю, это все, что я могу сказать.
— Вчера вечером вы говорили, что Фрэнк Блевинз бил Сэди Малви.
— Прошу извинить меня за то, что отозвался плохо о мертвом белом человеке.