Осипов А.. Откровенный разговор с верующими и неверующими

   Тогда, после этого случая, я много и долго его осмысливал. Ведь я ни на миг не верил в присутствие в больной злого духа, дьявола. Если бы он существовал, то, как дух, должен был бы понять это. И по теории, развиваемой многими житиями, патериками и аскетическими писаниями, дьявол должен был бы либо отказать мне в повиновении и посмеяться над моими потугами, либо "оседлать" меня самого, как неправомыслящего и еретика. А между тем мой на чисто психологических расчетах основанный опыт, вызванный искренним сочувствием к несчастной психически больной страдалице, оправдался так блестяще: "демон" "повиновался" моим словам, не разобравшись, на чем они основаны.
   Случай этот произвел на многих большое впечатление. Вскоре ко мне привезли "отмаливать" еще одну несчастную с острова Сааремаа. Потом был и еще один случай. С близкими по типу явлениями мне пришлось вновь встретиться в Перми в дни Великой Отечественной войны.
   Все такие чисто психические и психопатологические явления производят большое действие на верующих. Они укрепляют их веру в бога, действие молитв, обрядов, их доверие к священнослужителям и благоговение перед ними. Суеверные фанатики видят в них неопровержимые доказательства существования чего-то сверхъестественного...
   Но я отклонился. Вернемся к театральности православных богослужений. Ведь все это углубленное познание пришло ко мне десятилетиями позже, после многих лет, наполненных тоской по правде, слезами отчаяния и исканиями подлинных путей жизни. Тогда, в начале пути, я мыслил проще, сомнения мои были примитивнее, и умел я разглядеть только то, что слишком неприкрыто и явно бросалось в глаза...
   "Человек - это звучит гордо!" - говорил А. М. Горький. "Человек должен быть подхалимом и низкопоклонником", - как бы учит на архиерейских службах церковь именем Христа, именем богородицы, именем всех святых, именем архиереев-святителей. Вся титула-тура епископата, с какой надлежит по порядкам церкви обращаться к служителям церкви: блаженнейшие, святейшие, преосвященнейшие, высокопреосвященнейшие, святой владыко, - имеет целью воспитание этих качеств. И подписываться при этом следует обязательно уничижительно: недостойнейший, смиренный, слуга вашего преосвященства, ваш покорный послушник и молитвенник за вас.
   Я с грустью и брезгливостью пишу это теперь, но в том-то и дело, что хотя и не так осознанно, не так четко, но я чувствовал это уже и тогда, в далекие дни между 1928 и 1930 годами.
   Я был тогда юношей с пытливым и открытым сердцем... И с этими тревогами души тоже пошел к духовнику моему.
   В отношении архиерейских служб он ответил мне, что и сам не любит их, что это, как и многое другое, - ненужная мишура в церкви, просто дурное наследие влияния Византии с ее дворцовым, веками выковавшимся средневековым этикетом и следствие неумного подражания ей. Что это было, может быть, уместно при Иоанне III и Софье Палеолог, в XV веке. Тогда молодая Русь на пути своего объединения использовала в порядке преемства наследие Византии "второго Рима", чтобы выковать свой государственный суверенитет в качестве "третьего Рима". Что действительно за этими службами приходится думать не о боге, а об архиерее. "Но, - сказал мне он, - люди привыкли к этому. Это вошло в плоть и кровь, стало обычаем. Верующие все равно не задумываются над сущностью обрядов. Они простодушно считают, что "так угодно богу", "так отцы и деды спасались", и не надо расшатывать их простодушной веры. Мы живем на земле, мы существа "материально-духовные", и не удивительно, что земная обрядность, по несовершенству нашему, окружает духовные истины церкви".
   "Вот, - сказал он еще, - посмотри на иконы!.. Великие мастера красками вкладывали в них высокие идеи, которыми горели их сердца. Но не все способны быть на высоте. И люди, по-своему понимая методы возвеличения, по-земному разменивая высокое на богатое и знатное, заковали великие произведения в золото и серебро риз и окладов, усыпали их драгоценностями, навесили, как в безвкусных мещанских квартирах, разных полотенец, пелен, лент, бумажных цветов - всего, чем увлекаются не по разуму сами... Но обличить их - это значит, нам, понимающим многое, выдернуть почву из-под ног у малых, понимающих мало... Надо воспитывать их постепенно. И они научатся отличать истинное от внешнего..."
   Мне, юноше, показалось тогда, при таком толковании обрядов, что вместо моих "но" передо мной раскрывалась еще одна высокая сторона пастырского служения - воспитывать.
   И опять-таки не понял я тогда, не сумел разобраться в том, сколько презрения к этим "малым", питающим церковь и ее "пастырей" своими грошами людям крылось в подобном рассуждении.
   Лишь десятилетиями позже понял я страшную двойственность такого подхода. Итак: высокие истины - для одних, мишура богослужений - для других. Архиереи - вожди этой высокой истины - лицедействуют... Облачение их, подобное обряду утреннего одевания византийских императоров, превращается в обряд подхалимства и растаптывания человеческого достоинства. Причем, чем выше архиерей, тем шире это растаптывание. Епископу части облачения выносят прислужники, чтецы и иподьяконы, кадит дьякон... И все они бесконечно кланяются, целуют руки, униженно клонят головы, застегивают пуговки, затягивают шнурки на животе и руках стоящего живым идолищем "святителя". Патриарху облачения выносят уже протоиереи и иереи, наглядно демонстрируя иерархию унижения низших чинов высшим. И именуют его уже не "преосвященнейшим", а "святейшим" - в превосходной степени, титулом, который применяется еще разве только к богородице.
   А народ смиряйся и молчи... Унижайся... Уничижайся. Христос терпел и нам велел!.. Он "зрак раба приял", чтобы потом воссесть на престоле небесном "одесную отца"... А ты будь рабом всю эту многотрудную жизнь, чтобы когда-нибудь, если грехи на дно не потянут, получить сомнительное блаженство в "царстве христовом" и стать там, где, по учению церкви, и у ангелов сохраняется чиновническая иерархия девяти чинов, на место "спасенного лакея" при каком-либо святом высшего ранга...
   "ДОБРОДЕТЕЛИ" СМИРЕНИЯ
   Да! Не разобраться было мне во всех этих веками выработанных хитросплетениях. Ведь я не в советской школе учился. Мы не то что Ленина, Маркса, Энгельса, мы Герцена, Добролюбова и Чернышевского не читали. Литература у нас на Достоевском, Льве Толстом и Чехове останавливалась. А все остальное кругом звало вспять. Звало согласным авторитетным хором... А как хотелось стать полезным людям человеком.
   - Смирись!.. Не мудрствуй лукаво!.. - сказал мне духовник. И я смирился и сказал свое "да!"
   Но умерли ли во мне сомнения?
   Нет! Я говорил себе:
   "Непонятно! Сомнительно! Но это или искушение сатанинское, или мелкота моего мышления, неспособность понять великие тайны и глубокие истины... Значит, надо еще много учиться, чтобы понять. Надо совершенствоваться, чтобы усвоить... Надо расти, чтобы дорасти..."
   Спасение я видел в послушании.
   Послушание! В одной древней книге есть рассказ. Был у старца-пустынника ученик. Стар был старец. Но мудр. И вот однажды говорит он ученику:
   - Рассади капустную рассаду на грядки. Да помни, сажай как следует: корешками вверх, ростками в землю!
   Не осмелился ученик поправить наставника, поклонился, взял благословение на работу и вышел. А сам думает: "Стар мой наставник. Путать начал. Ну, да ладно. Я сделаю все как следует, а его, старенького, волновать не буду!"
   Посадил ученик рассаду, вернулся. Старец спрашивает:
   - Все исполнил?
   - Все! - говорит.
   - Корешками вверх посадил?
   Изумился ученик:
   - Нет, отче... Как полагается. Что же выросло бы у нас, если бы я по твоим словам поступил?!
   - Послушание, сын мой! Послушание выросло бы в душе твоей...
   Вот на каких, многие века назад выработанных примерах воспитывали меня и мне подобных, готовя из нас будущих "пастырей", солдат церкви, в духе беспрекословного послушания, даже если оно выглядит бессмысленным. Вернее, не солдат, а офицеров, средний комсостав ее. Ибо именно так называет священников церкви в своих "Шести словах о священстве" "святой отец" церкви Иоанн Златоуст (IV век нашей эры), один из главных авторитетов восточного, да и западного христианства.
   Итак, я сказал свое "да!".
   С этого времени события пошли ускоренным темпом. В РСХД на меня обратили особое внимание, как на будущего пастыря. Меня начали "выдвигать". Я был участником III съезда РСХД в Прибалтике, даже вел на нем "религиозно-поэтический" семинар. Начал сотрудничать в журнале "Православный собеседник", который стал издавать протоиерей Иоанн Богоявленский, и даже успешно полемизировал в нем с католиками... Читал публичные лекции на религиозно-философские темы, регулярно вел беседы в пригороде Таллина Нымме.
   Богоявленский начал со мной систематически заниматься и следить за моим богословским чтением. Он же рекомендовал мне читать научно-популярную и художественную литературу.
   - Пастырь должен быть разносторонне образованным человеком, тогда только сумеет он удовлетворить запросы и простого и интеллигентного человека. Ты должен быть во всеоружии и богословия, и наук, и литературы, и всех движений, запросов и чаяний современности! - говорил он.
   Спасибо ему за внушение. Оно помогло мне не стать узким догматиком. Помогло не оторваться от живой действительности, накапливать знания, которые позже, пусть после многих исканий и колебаний, послужили все-таки для честного пересмотра всех основ моего религиозно-философского мировоззрения.
   Читал я в те годы много и жадно. По-прежнему горячо любил естественные науки, изучал историю, преимущественно древнюю и средневековую. Придумывал сказки, одну в РСХД даже инсценировали. Писал стихи.
   Гимназию окончил с отличием. Недолгое время отбывал воинскую повинность, но вскоре был освобожден по слабости здоровья.
   В университет меня приняли без экзаменов, как отличника, да к тому же проходившего в гимназии латинский язык. В январе 1931 года я стал студентом православного отделения богословского факультета Тартуского университета.
   УНИВЕРСИТЕТ. ТЕОРИЯ О ДОСТОИНСТВЕ ХРИСТИАНСТВА И НЕДОСТОИНСТВЕ ХРИСТИАН
   Плата за право обучения в университете была довольно высокая, но синод эстонской православной церкви, приняв во внимание мои церковные заслуги лекции, статьи, работу с молодежью, взял эту плату на себя, а общество помощи бедным при таллинском Александро-Невском соборе, как и обещал Богоявленский, дало небольшую стипендию, которая обеспечивала мне скромное, но все же не голодное существование.
   Тарту в то время был небольшим городком с сорокатысячным населением. Студенты определяли весь облик города. Они делились на "диких", то есть неорганизованных, на членов обществ и на корпорантов, организованных в своеобразные студенческие, средневекового происхождения ордена. У каждой корпорации была своя форменная шапочка и "краски", то есть ленточки определенных цветов. Белые, общеуниверситетские, и цветные, корпорантские шапочки наводняли город всю зиму. На лето он замирал и засыпал.
   Жители Тарту прирабатывали сдачей комнат. Никаких общежитии и других студенческих благ мы не знали. Жители промышляли еще и "домашними обедами" для студентов.
   Резко различались три национальные группы: эстонцы, немцы и русские. Русских было меньше всего, хотя в тогдашней Эстонии их было в пять раз больше, чем немцев. Но немецкие бароны были богаче и потому имели возможность давать своим детям высшее образование.
   Подражая немцам, более зажиточные русские студенты имели три корпорации, соревновавшиеся между собой в пьянках и разгуле. Более серьезные студенты и менее состоятельные делились между Обществом русских студентов и РСХД.
   В городе жили еще многие обычаи старого немецкого Дерпта царской России, не сломленные даже русификаторской политикой времен Александра III и Николая II. Я застал еще сценки такого типа: на рынок въезжает открытое ландо. Лошади с султанами цвета одной из немецких корпораций на головах и сбруе. В ландо сидят полупьяные бурши с лентами, в шапочках и с рапирами. В ногах у них бочонок пива и старинные пивные кружки. Ландо едет по яичному ряду прямо по корзинкам с яйцами, которые охотно подставляют торговки, отпускающие двусмысленные шуточки. Они ведь знают, что богатые "саксад" (на эстонском языке это слово обозначает одновременно и "господа" и "немцы" явный след многовекового порабощения орденом эстонского народа!) оплатят счета, не проверяя, сколько яиц было раздавлено.
   В праздники в городе устраивались "факельцуги" (факельные шествия). Корпоранты потом, расходясь, шли един за другим, гуськом. Встречая прохожих, начинали ходить вокруг них, не давая пройти, с пением бессмысленной песенки "Макароны, макароны, макароны...", пока мужчина не откупался, дав на пиво, а женщина или девушка - поцелуями.
   Меняли местами вывески. "Благопристойно" хулиганили. При мне была даже дуэль, закончившаяся серьезным ранением одного из противников.
   Богоявленский дал мне, когда я поехал в Тарту, рекомендательное письмо к настоятелю местного русского Успенского собора протоиерею Анатолию Остроумову. Высокий старик с живым умным взглядом серых глаз, с большим животом ("на восьмом месяце", как он сам любил себя вышучивать), но не производивший впечатления толстого, встретил меня приветливо. Рекомендовал снять комнату тут же в церковном доме в ограде собора у местной дьяконицы:
   - Приучайся жить в "поповке"... Учись духовному быту. И смирению. Супружница нашего отца дьякона - Катюрой он ее зовет - женщина со всячинкой... Из перезрелых купеческих девиц псковских. "Купили" ей мужа-то родные ее. Подыскали голосистого певчего в архиерейском хоре и дьяконом сделали, "смазав" архиерея. Ну она и осталась командиршей. Муж перед ней на цыпочках ходит. А она со всеми в доме ругается, развлекается значит... Больше-то ей делать нечего. Книг она не читает. Надо же на что-то время убивать. А ты не бойся! Ты же ей платить будешь... С тобой она, как мать родная, нянчиться будет! Только словам ее не верь... Никогда не верь... И смотри, чтобы она тебя не сосватала за какую-нибудь купеческую перестарочку... Это у нас в духовной среде любят. Благопристойно посводничать... Ну, с богом!..
   С таким напутствием я вступил в духовный мир... И поселился в "поповке". Да, это был поистине ценный опыт! Ведь до сих пор я не видел жизни духовенства, что называется, изнутри. "Отцов духовных" я встречал и видел до этого только в ризах за службами или только торжественных и чинных, с золотыми крестами на груди, на собраниях и съездах РСХД. Как не сломила моей веры та чудовищная затхлость атмосферы "поповки", в которую я попал? Полное отсутствие всяких интересов, кроме выпить, поесть, поспать, посплетничать. Взаимоподсиживание, зависть, взаимоподглядывание. Ведь дело до драк доходило, до ругани. Познакомился я и с изнанкой приходской жизни. Увидел "благочестивых" приходских "деятелей". Воротил! Капиталистов! Ростовщиков!..
   Потомок "знаменитого" современника Пушкина - Фаддея Булгарина, такой же негодяй, как и его прославленный подлостями дед, был в приходе главным воротилой, перед которым все ходили "на задних лапках". Спекулянт, темный делец и ростовщик, он почти афишировал свою темную деятельность и безнаказанность. Но он был богат, и перед ним заискивали даже архиереи. Что уж тут говорить о меньшей братии духовной, которая была вся зажата у него в кулаке. Насмотрелся я и на других купцов-обирал, эмигрантских офицериков-казнокрадов, развратников, картежников и пьяниц, кишевших вокруг прихода, мнивших себя "поддерживающими веру православную" столпами общества. И со всеми ними считалось, всех их, даже ненавидя порой, ублажало и превозносило духовенство. Опытные лекторы РСХД, зная, что мы, молодые рано или поздно, но увидим, как далеко расходятся в жизни церкви и христиан учение и его осуществление, догма и практика, внушали нам мысль, высказанную еще русским философом Н. Бердяевым в его сочинении "О достоинстве христианства и недостоинстве христиан". Нельзя судить по делам верующих о самой вере, говорили нам.
   Свою брошюру Бердяев начинает старой средневековой легендой, использованной, между прочим, и Боккаччо в его "Декамероне". Легенда эта в одной из ее редакций гласит. Жили в Александрии два друга-купца: христианин и еврей. Дружбу их водой не разлить было. Одно только тревожило все время христианина - различие в вере. И он уговаривал друга креститься. Тот не отказывался, но и не торопился. Шло время. И вот однажды приходит еврей к христианину и говорит:
   - Надо мне по торговым делам в Рим съездить. Так вот, радуйся. Я решился. Побываю в таком крупном центре вашей веры, посмотрю, как там живут, и тогда крещусь...
   Ничего не ответил другу христианин. Попрощались они, и еврей уехал. А христианин в отчаяние впал. В Риме в то время великое падение нравов было. Папы с епископами устраивали оргии. Больше охотой, интригами да любовницами своими, чем обеднями, занимались. Охотами на голых женщин пресыщенность свою растревожить старались. Церковными делами их подруги за них ворочали, в постелях митры и кардинальские шапки раздавали.
   И подумал христианин:
   "Проклянет меня друг мой! Скажет: в какую клоаку грязи и мерзости ты меня завлекал!.. Потерял я друга моего!"
   Прошли месяцы. И вот однажды извещают христианина, что корабль друга его швартуется в порту. Он даже не знал, идти встречать или не ходить. Потом решил: один конец! Пошел.
   Спустили сходни. Сбежал загоревший еврей и бросился в объятия друга:
   - Ну, друже, назначай день крестин!
   Оторопел христианин. Сам себе не верит. Спрашивает даже:
   - Да ты в Риме-то был?
   - Был.
   - И все видел?
   - Все.
   - И как папы с архиереями живут?
   - Все своими глазами видел, своими ушами слышал...
   - И ты хочешь креститься?
   - Да! Хочу, ибо, если после всего, что с ней сделали ваши пастыри, вера ваша еще стоит, - значит, в ней бог. Иначе давно бы должно было в тартарары провалиться...
   Значит, там, где много благодати, сатана сосредоточивает и все свое зло, чтобы опорочить эту истину, - вот главная мысль этой легенды. Вспомните, как проводит эту же идею Ф. М. Достоевский в "Братьях Карамазовых", в беседах брата Ивана с чертом.
   Отсюда возникает своеобразное учение о том, что возле церкви, среди ее членов и должно быть больше искушений, падений и грязи.
   Помню, как мне духовник говорил:
   - Ты не смотри, что у нас в православии всякая дрянь творится, а у сектантов иной раз тишь да гладь. Они в болоте ереси сидят, а истинное богопонимание утратили. Что же сатане их тревожить. А мы всю правду знаем... Вот он и ходит "окрест и ищет, кого бы похитити..."
   Такое противопоставление жизни и учения, поведения христиан и линии церкви, носителей учения и слабых людей, падающих постоянно под воздействием темных сил, старающихся опорочить эту истину, является оборонительным оружием христианства. О других верах, о неверующих, о сектантах оно говорит: "Смотрите, каковы носители этих учений, мировоззрений, взглядов". А когда приходится говорить о самом православии, отвечают: "Вы не смотрите на отдельных христиан и пастырей. В семье не без урода. Вы на учение внимательно поглядите, его исследуйте. Вы высоту Христа и его евангелий оцените..."
   Теперь, спустя четверть века, мне понятна тонкая ложь этих доводов. Тогда же понять ее мне еще было не по силам. Тогда я не сумел бы еще противопоставить ей само Евангелие, где сказано, что Христос и о себе-то самом предлагал судить по делам его, а не по учению только. Взять, например, такие тексты: "Если я не творю дел отца моего, не верьте мне. А если творю, то когда не верите мне, верьте делам моим..." (Евангелие от Иоанна, гл. 10, ст. 37-38). Или в другом месте: "Вера, если не имеет дел, мертва сама по себе" (Послание от Иакова, гл. 2, ст. 17). И многие другие места.
   Тогда все было иначе. Я был молод и неопытен, а вокруг все, буквально все: авторитеты, среда, воспитание, - все ждали и требовали от меня благоговения, преклонения, веры, безоговорочного признания высоты и неопровержимости православия. На любое сомнение ответ был один: "Вырастешь духовно, и все тебе раскроется в полноте красоты духовной... Людям ли судить о божественном... Тайна сия велика суть!.."
   Теперь я спрашиваю: если христианство высоко, то как же случилось, что христианская "культура" приводила не к духовному возвышению, а к истреблению, вымиранию, деградации или полному исчезновению целых культур (инков, ацтеков и многих других), народов и племен, например индейцев Северной Америки, племен нашей Сибири во времена царизма, маори, тасманийцев, австралийцев, народов Черной Африки и т. п. Почему к этим племенам шли в одном строю крест и алкоголь, Евангелие и рабство, миссионер и колонизатор, "брат во Христе" и плантатор с нагайкой?!
   Почитайте книги Миклухи-Маклая, Ливингстона, Арсеньева и других путешественников. Вы узнаете, что с приходом христиан многие народы утрачивали замечательные черты честности, братолюбия, коллективизма. Высокая нравственность, высокая человеческая солидарность и человечность сменялись и у них ханжеской, человеконенавистнической, делящей людей на спасенных и неспасенных показной псевдонравственностью, которая добродетелью считает лишь посещение храмов и молитвенных домов, низкие поклоны, бормотание псалмов, отказ от национальной культуры и оплевывание наследия предков, отход от естественных радостей жизни... О, как много я могу сказать теперь в ответ на рассуждения о достоинстве христианства и недостоинстве христиан!
   Теперь-то я твердо знаю, что любое учение должно оправдываться практикой, а иначе это не учение, а мираж, ничто!
   Но тогда эта теория поработила меня и надолго самому надела шоры покорности и смирения перед готовыми формулами. Надолго сковала во мне критическую мысль. И мерзость поповщины, ханжество и многие другие отрицательные явления, которые я встречал, - все это мной осуждалось, вызывало чувство гадливости, но не влияло на мою веру как таковую. Только много позже, когда я всерьез, по ходу своей научной самостоятельной работы, занялся изучением истории религии, я смог более здраво судить и о самой вере.
   МЕЧТА О НАУЧНОЙ РАБОТЕ
   На православном отделении студентов было немного. Русских - трое, считая меня, остальные - православные эстонцы. Руководил православным отделением факультета последний предреволюционный ректор Петроградской духовной семинарии протоиерей В. А. Мартинсон, человек, проводивший строго православную линию, приверженец русского православия. Достаточно сказать, что впоследствии, во время оккупации Эстонской ССР немецко-фашистскими войсками, когда местная, эстонская православная церковь демонстративно порвала с Московской патриархией, Мартинсон решительно протестовал против этого. Он ходил уговаривать митрополита Александра (Паулуса) не совершать подобного шага. Затравленный националистами (которые обвинили его в предательстве интересов эстонского народа), он вынужден был покинуть пределы Эстонии, хотя искренне любил свою родину и свой народ. И, как слышно было, умер в изгнании.
   Проучился я четыре с половиной года. Кончил отличником, получив тем самым после присвоения мне степени кандидата право и на следующую степень. Сдал, соответственно требованиям устава университета, в усиленном (магистерском) объеме несколько экзаменов, написал вторую диссертацию и получил звание магистра богословия.
   В университетский период со мной произошли некоторые события, сыгравшие важную роль в моей жизни и моем духовном развитии. В 1932 году я и группа других студентов покинули ряды РСХД, где кое-кто из руководителей "движения" в Прибалтике начал активно проводить антисоветскую политику, вербуя из членов РСХД боевиков и белогвардейских пропагандистов...
   В это же время, слушая совместно с лютеранами лекции профессора-библеиста Александра фон Бульмеринка, который работал тогда в нашем университете, я увлекся историей Древнего Востока и библеистикой и решил в дальнейшем совершенствоваться и работать именно в этой области. Впрочем, магистерскую диссертацию я написал из области патрологии (Богословская дисциплина, изучающая "творения" христианских писателей первых девяти веков нашей эры) и пастырского богословия, так как профессор Мартинсон передал мне пожелание митрополита поработать над трудом, который в дальнейшем помогал бы подготовке будущих "пастырей". Я был стипендиатом синода и отказываться от его задания не считал возможным. Работу свою написал со строго православных позиций, да иначе тогда я и не мыслил. Кроме упомянутых сомнений в полезности обилия молитв и театральности богослужений, я во всем был строго православным человеком и часто горячо спорил с лютеранами и сектантами, воевал пером и словом с католиками, защищая православные взгляды на различные догматы и "истины" церкви.
   В эти же годы я, работая в приходской воскресной школе, познакомился с девушкой, которая сразу же после окончания мной университета стала моей женой.
   К вопросу о моей тогдашней православности. У нас на факультете была общая с лютеранами кафедра, на которой изучались история религии, религиозная психология и психология масс с точки зрения религии.
   По замыслам богословов, руководителей и идеологических вдохновителей факультета, религиозная психология должна была утверждать... что религия богоданная, "от сотворения" присущая человеку потребность, нечто неистребимое и связанное с самим существом человека. Вместе с этим религиозная психология разрабатывала методы воспитания религиозных убеждений.