Почти год Ольга и Юля перебивались случайными заработками и скромными накоплениями, которые еще оставались, а когда все возможности были исчерпаны, случился неожиданный разговор с соседкой, бабушкой той самой Сильвии, что так удачно устроилась в Москве и даже присылает родным деньги.
   Ольга не любила жаловаться на судьбу, но ведь от соседских глаз ничего не скроешь.
   – И чего ты мыкаешься, мучаешься? Мальцу вашему уже два года, ты и без Юли с ним справишься, а она пускай попробует в Москве устроиться, как наша Сибика.
   – Ну что вы! Ваша Сильвия просто молодец, но она же всегда была боевой, смелой, да и постарше моей. А Юля после смерти Нику, сами видите, совсем сникла, руки опустила – разве она справится там одна, без профессии? Дома по крайней, ее заботы о сыне держат, а в Москве она совсем затоскует, растеряется. Нет, не для нее это.
   – Знаешь, не зря народ говорит, что не боги горшки обжигают. Сибика ведь тоже без профессии была – и ничего, чему-то научилась, зарабатывает, живет. И твоя обучится. Давай-ка я напишу внучке, чтобы она поподробнее все разузнала – может, найдет место и для Юли. На первых порах, я думаю, у Сибики поживет, ничего страшного, свои же люди, надо друг другу помогать, а там и свой угол снимет.
   Слова соседки звучали убедительно, хотя Ольга представить не могла, как они могут расстаться с Юлей и как Юля сумеет перенести разлуку с маленьким Нику.
   Недели через три соседка постучалась к Ольге. Пришла с письмом.
   – Вот, ответ пришел от внучки. Я же говорила тебе – все устроится, образуется. Ты не смотри, что Сибика такая задиристая да гонористая, в душе-то она добрая, последним поделится, не пожадничает. Читай, а еще лучше пускай Юлечка сама почитает, – и она протянула Ольге письмо.
   Еще пара недель ушла на обсуждение, раздумье, прежде чем было принято решение. Юля первая склонилась к возможной поездке. Мать сомневалась.
   – Ты ведь толком не знаешь, чем именно занимается Сильвия и что она подыскала для тебя. Напиши ей сама, расспроси подробно.
   – Мама, на это уйдет уйма времени, а мы и так в долгах по уши. И потом, я не хочу, чтобы Сибика считала меня какой-то слабосильной. Если она сумела, то и я справлюсь. Достаточно того, что она прямо пишет: «работы много, но она нелегкая, зато платят хорошо».
   – А все-таки неплохо бы спросить о характере работы, о продолжительности рабочего дня, наконец, что это – сдельная, почасовая или офисная работа, может ли пригодиться твой итальянский, твоя безукоризненная грамотность и знание компьютера.
   – Я во всем разберусь на месте, не такая уж я беспомощная. Ты только не волнуйся за меня. Единственное, чего я боюсь, так это жить вдали от Нику.
   Юля сдержалась, хотя в эту минуту ей больше всего хотелось броситься на шею матери и заплакать.
   На том и порешили и принялись за сборы…
 
   Как и опасался Иван, Ксения недобрала на вступительных экзаменах нужного количества баллов и не была зачислена в институт.
   – Ничего, – сказала она, – не страшно, поступлю на будущий год. Мне торопиться некуда.
   – Тогда и я приеду на будущий год, не хочу оставаться здесь без тебя, вернемся вместе домой, – решительно заявил Иван.
   – Ты чего, белены объелся? Как это на будущий год?! Тебе учиться надо, а не терять целый год. И кто тебе сказал, что я собираюсь возвращаться домой? Вовсе нет. Я тоже не хочу жить без тебя, разве ты до сих пор не понял этого?
   – Да, но куда ты денешься без общежития? Как ты себе это представляешь?
   – Пока не знаю, но что-нибудь придумаю. Вот увидишь, я найду выход, и мы будем вместе, даже еще лучше, чем в Калуге.
   Иван обнял ее.
   – Ах ты моя авантюристка! Выкладывай-ка, что ты придумала. Пока не расскажешь, я тебе не позволю вот так вот, с бухты-барахты принимать легкомысленные решения.
   – Господи, ну до чего же ты правильный, все время прямо и прямо! Можно и свернуть кое-когда.
   – Дубинушка моя, куда ты решила сворачивать?
   – Ну, это образно, не в прямом смысле. Обещаю, как только что-то конкретно станет получаться, я тебе все-все расскажу. Ты только обо мне не беспокойся.
   – Здрасьте! О ком еще мне беспокоиться? А пока конкретно станет получаться, где ты будешь жить?
   – Я уже договорилась с комендантом общежития, что она даст мне недельку на поиски.
   – Когда ты успела, бедовая твоя голова? – удивился и, что греха таить, восхитился Ксюшей Иван.
   – Да вот успела. – Ксения явно гордилась своей предприимчивостью. – А сейчас я должна идти…
   – Так идем вместе, – как само собой разумеющееся, предложил Иван.
   – Ванечка, миленький, не сердись, я должна идти одна. Так нужно. – Она чмокнула его в щеку и умчалась.
   – Вот ведь Лиса Патрикеевна! – бросил ей вслед Иван. Он бы дорого дал, чтобы посмотреть, куда собралась эта отчаянная девчонка, которая еще месяц назад держалась за его руку, боясь отпустить и заблудиться в большом незнакомом городе.
   Тем временем Ксения отправилась на Большую Пироговскую улицу, или попросту, как ее все именовали, на Пироговку, чтобы попасть на прием к директору института.
   Немолодая доброжелательная секретарша удивленно взглянула на девочку с толстой косой и серыми умненькими глазками, опушенными длиннющими ресницами.
   – Девушка, я не могу сейчас вас пустить к директору, он занят. Вы по какому вопросу?
   – По личному, – не задумываясь ответила Ксюша.
   Секретарша полистала блокнот, потом ткнула ручкой в конец листка и, подняв глаза на посетительницу, сообщила:
   – Я могу вас записать на послезавтра. Можно на 12 часов или на 16.30. Какое время вас устраивает?
   – Меня не устраивает любое время послезавтра. Понимаете, это никак невозможно, у меня совсем мало времени. Мне нужно сейчас.
   – Ну, знаете, – поразилась настырности девицы секретарша, – не может же он прервать совещание, чтобы принять вас.
   – Не надо прерывать, я подожду, когда они закончат.
   – Когда они закончат, закончится и рабочий день директора, он и так весь день без обеда просидел. Должен же человек отдохнуть.
   – Я его только провожу до машины и заодно быстренько все скажу, – заявила Ксюша и, заметив недоуменный взгляд секретарши, торопливо добавила: – Я умею кратко формулировать, это у меня еще со школы.
   Секретарша не смогла сдержать улыбки.
   «Я ее сразила», – подумала Ксюша и без приглашения уселась на самый кончик стула, готовая вскочить и бежать, семенить, скакать, ползти – да что угодно! – за директором, только бы он ее выслушал.
   И он ее выслушал, просидев с ней не в кабинете, а в приемной секретаря более получаса. Он вышел из кабинета, намереваясь попрощаться с секретаршей перед уходом, но был буквально перехвачен Ксенией.
   – Я вас не задержу! – неожиданно для себя самой выпалила Ксюша и бросилась к нему.
   – Спасибо, – сказал директор, – но в таком случае почему вы загородили мне выход?
   – Я должна вам кое-что сказать… мне необходимо… ну просто позарез! – выпалила она и провела ребром ладони по горлу.
   Девушка была так непосредственна и в то же время уморительна, что директор расхохотался, а к нему тотчас же присоединилась секретарша, уже настроенная на веселый лад их беседой.
   – Ну что ж, – сказал директор, – если позарез, то придется выслушать вас. Давайте прямо здесь. – Он сел за стол секретаря напротив своей помощницы и жестом пригласил Ксению присесть на свободный стул, что обычно стоит в торце письменного стола. Получилось так, что девушка села боком к столу, а директор и секретарша друг против друга, лицом к лицу.
   – Мне так неудобно, – заявила Ксюша, поерзав на стуле и пытаясь повернуть голову так, чтобы видеть директора, – я же не вижу вас.
   – Вы совершенно правы, – заметил директор. – Я был опрометчив, не учтя важную деталь: в разговоре очень важно смотреть в лицо собеседнику и следить за выражением его лица. Поэтому давайте-ка вы поменяетесь местами с моей помощницей, чтобы всем было удобно.
   Секретарша поднялась со своего места, уступив его Ксюше, и уже собралась уходить, обратившись к директору с традиционным вопросом:
   – Я вам сегодня больше не нужна? Могу идти домой?
   – Да, да, разумеется, – ответил директор, – но если у вас найдется еще минутка, я бы не возражал против вашего присутствия во время беседы.
   – Конечно, с удовольствием, – отозвалась она.
   Ксения успокоилась, сумев наконец побороть понятное возбуждение, и теперь пыталась определить, насколько серьезно воспринимает ее директор и есть ли в его словах насмешка или это привычная манера речи профессора, известного историка медицины и руководителя крупного института, привыкшего легко завоевывать и владеть вниманием большой аудитории. Присутствие секретарши в какой-то степени вселило в Ксюшу если не уверенность, то, по крайней мере, смелость, поскольку в глубине души она надеялась, что произвела на нее хорошее впечатление.
   – Я слушаю вас, сударыня, – слегка чопорно и чуть насмешливо обратился к юной посетительнице директор.
   – Меня зовут Ксения Орлова, – начала она. – Я поступала в ваш институт…
   – И не поступила. Так? – перебил ее директор.
   – Да… вы угадали, – тихим голосом произнесла Ксюша, чувствуя, что теряет свои позиции.
   – В этом случае, уважаемая абитуриентка, я ничем не могу вам помочь. Сожалею, – он сделал движение, чтобы подняться со стула.
   – Нет, нет! Я и не думала просить о какой-то поблажке, что вы! Если каждого непоступившего просто так зачислять в институт, тогда зачем экзамены, конкурс и вся эта катавасия с баллами?
   – Как вы сказали – катавасия? Прелесть! Очень меткое и удачное словцо, – воскликнул директор. – Так вы не по этому поводу?
   – Ну конечно! – снова стала обретать уверенность в себе Ксюша. – Понимаете, мы с Ваней, то есть Иваном Пастуховым, из одного села… то есть по настоящему из Калуги…
   – Какое же это село – Калуга? – удивилась секретарша. – Это древнейший город на Руси.
   – Да знаю я, знаю, только мы после сельской школы заканчивали десятилетку в Калуге.
   – Вот оно что.
   – А потом приехали, и Ваня поступил, а я – нет. По всему получается, что теперь мне дорога обратно, в село, чтобы снова готовиться и через год обратно приезжать.
   – Логично и, я бы сказал, разумно – если уж решили стать врачом, надо добиваться своего.
   – Это-то да, конечно, да только Ваня не станет без меня в Москве жить, говорит, уеду с тобой в деревню, а поступать буду заново на будущий год.
   – Несусветная чушь! – заключил директор.
   – Сколько лет работаю здесь, ни разу такого не слышала, – добавила секретарша. – Он что, глупый?
   Ксюша обиделась и с достоинством заявила:
   – Глупый бы не сдал на максимальный балл, вот что.
   – Тогда в чем же дело?
   – Дело во мне: он не хочет расставаться со мной, понимаете? Мы с самого детства, с первого класса вместе, а тут вдруг – врозь. Вот он и не хочет. А Ваня упрямый, как верблюд, его с места не сдвинешь.
   – Интересно… – усмехнулся директор. – Вы, что же, близнецы?
   – Ну какие мы близнецы! Я же говорю: он Пастухов, а я Орлова. Просто мы любим друг друга.
   – Вот теперь ситуация проясняется, – улыбнулась секретарша. – Надо полагать, вы тоже не хотели бы провести весь год вдали от него?
   – То-то и оно, – радостно заметила Ксюша, довольная тем, что наконец удалось им втолковать такую простую вещь.
   – Похвальная преданность, завидная верность… – задумчиво произнес директор. – Ума не приложу, как вам помочь в такой щекотливой ситуации. Полагаю, вы пришли ко мне не просто с просьбой, а с конкретным решением или по крайней мере с предложением. Я прав?
   – Вы совершенно правы! – обрадовалась Ксюша. – Я вот как рассудила: надо мне здесь, в Москве, устроиться на работу.
   – Правильно, – заметила секретарша, – многие так делают.
   – Да только с жильем никак. И тогда я подумала: не может быть такого, чтобы в огромном институте не нашлось для меня работы. Я умелая, скорая, честное слово! Никакой работы не боюсь, а чего не знаю – быстро выучусь, вот только бы вы в общежитии местечко мне выкроили. – Она не мигая, широко раскрытыми глазами смотрела на директора и ждала приговора.
   – Мысль светлая и продуктивная, – после минутного размышления заключил директор и, обращаясь к секретарше, добавил: – Надо посмотреть по кафедрам, скорее всего, на Моховой – на анатомии либо на физиологии. Напомните мне завтра, пожалуйста.
   – Хорошо, – отозвалась она и записала что-то в своем блокноте.
   – Что ж, сударыня, попробуем пристроить вас на работу, а с общежитием придется еще подумать, оно все-таки для студентов, а не для сотрудников института. Наведайтесь ко мне через пару дней.
   Ксения встала, смешно поклонилась, готовая расплакаться от радости.
   – Спасибо вам бесконечное, я очень на вас надеюсь… спасибо…
 
   Через несколько дней Ксюшу приняли на кафедру анатомии в должности препаратора с предоставлением места в общежитии. Приступать к работе следовало немедленно, чтобы успеть до начала учебного года обучиться у опытного препаратора. Поэтому ребята приняли вынужденное решение не ехать домой, хотя обещали родителям до первого сентября пожить дома.
   «Царский подарок» директора, как назвала комендант общежития разрешение на проживание в ее епархии Ксении, отметили маленьким праздником: поехали на ВСХВ, Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, гуляли, разглядывали диковинных коров, свиней, потом набрели на киоск, где продавалась всякая галантерейная всячина, и купили, хоть и недешевую, но крайне нужную вещь – машинку для стрижки волос. Иван долго сопротивлялся, убеждая девушку, что они не могут сейчас позволить себе таких расходов, но практичная Ксюша настояла на своем, объяснив, что с помощью машинки можно сэкономить на парикмахере.
   – Да ничего из этого не получится – я же не могу сам себе стричь затылок!
   – Зачем же сам? – пожала плечами Ксюша. – Я тебя буду стричь.
   – Ты?!
   – А что? С первого раза не обещаю, наверняка не получится, а вот… – Ксюша на мгновение задумалась, потом уверенно заключила: – с третьего раза будет шикарно, закачаешься! Не веришь?
   – Я всегда тебе верю, – улыбнулся Иван, и такая теплая волна обволокла его, что он зажмурился и замер на мгновение, желая продлить это ощущение.
   Они купили эту машинку, упакованную в прелестный футляр, обтянутый коричневой кожей, на которой золотом было написано: ВСХВ, 1937, и она долгие годы верой и правдой служила Ивану. Даже когда машинка потеряла актуальность, футляр, сменив свое назначение – в нем нашли пристанище награды и значки, – сохранялся до конца дней его хозяина…
 
   Усадив Юлю рядом с собой, Алексей медленно тронул машину с места.
   – Пристегнитесь и постарайтесь расслабиться. Ни о чем не думайте, не смотрите по сторонам – еще успеете познакомиться с Москвой.
   Юля молчала. О каком знакомстве может идти речь, когда все планы и надежды рухнули, и теперь неизвестно, что с ней будет. А что будет с мамой и маленьким Нику?..
   Остановившись на светофоре, Алексей взглянул на нее, участливо спросил:
   – Все в порядке?
   – Не смотрите на меня, пожалуйста, мне так стыдно, – она отвернулась к окну.
   – Вам нечего стыдиться, тут нет вашей вины.
   – Не думайте обо мне плохо, я, правда, в этом не участвовала, ничего не было… поверьте мне, – она снова заплакала.
   – Юлечка, давайте договоримся: во-первых, вы не обязаны ни мне, ни кому бы то ни было ничего объяснять, доказывать, рассказывать; во-вторых, и это главное – я вам верю, понимаете, верю безоговорочно и ныне и присно! Все. Этот вопрос снят, на повестке дня следующий – как можно быстрее восстановить форму, физическую и моральную. Если вы согласны, перестаньте плакать и отворачиваться от меня, лучше всего просто закрыть глаза и думать о приятном.
   Юля всхлипнула и кивнула в ответ.
   Ехали долго, еще дольше стояли в пробках, и оказалось, что такая монотонность и неспешный марафон даже способствовали умиротворению, успокоению. Только один раз Юля неожиданно спросила:
   – Но почему вы вдруг решили найти меня?
   – Не знаю… – Алексей задумался. – Видимо, волновался за вас и хотел убедиться, что вы в порядке. Мне еще в поезде показалось, что с вами не все хорошо.
   – Если бы не вы, я совсем-совсем пропала бы, – тихо произнесла она.
   – Я все равно разыскал бы пропажу…
   Наконец они приехали. Припарковавшись, Алексей помог Юле выбраться из машины и позвонил в домофон, хотя ключ у него был, но сделал так специально, чтобы предупредить Антонину.
   – Кто? – спросили из квартиры.
   – Это мы, мам-Тонь, – отозвался Алексей.
   Дверь открылась. Они вошли, поднялись на лифте, но перед дверью в квартиру Юля неожиданно отступила на пару шагов и, низко опустив голову, еле слышно призналась:
   – Мне страшно…
   – Вы что же, мамы моей боитесь? Зря, – она добрая, отзывчивая и очень умная, хотя и весьма пожилая женщина.
   – Нет… я об этом не думала.
   – Тогда, значит, меня – здесь, кроме нас с мамой, никого нет.
   – Я не хотела обидеть вас… мне трудно объяснить… просто страшно – и все.
   – Понимаю, – согласился он, – это нормально, если подумать, сколько поворотов судьбы, неприятных и неожиданных событий пришлось вам пережить всего за несколько дней. Если хотите, давайте немножко постоим здесь, на площадке, пока страх не улетучится, и не надо оправдываться.
   – Нет, нет, – возразила она, – давайте уж сразу, – и шагнула вперед.
   Алексей вновь не стал отпирать своим ключом дверь, позвонил три раза и на повторный вопрос «Кто там?» пробасил:
   – Серый волк!
   Юля вжала голову в плечи, как будто на самом деле рядом стоял страшный зверь, а Алексей растерялся, не думал, что эта невинная шутка, еще в детстве придуманная им и сохранившаяся уже как традиция, может испугать взрослого человека. Он хотел рассказать ей об этом, но дверь уже отворилась.
   На пороге стояла красивая, статная немолодая женщина, которую язык не повернулся бы назвать старой. Одной рукой она опиралась на палку, другой гостеприимным жестом приглашала войти.
   – Прошу, проходите. Долго же вы ехали. Пробки?
   – Страшные, – согласно кивнул Алексей.
   – Меня зовут Антонина Ивановна, а вы, полагаю, Юля?
   – Да… извините… – пробормотала девушка, не зная, как ей следует вести себя, что говорить.
   Ничего не потребовалось ни рассказывать, ни объяснять, потому что Антонина одним взглядом оценила ситуацию, все поняла и мгновенно приняла решение.
   – Алешенька, похозяйничай на кухне, а мы с Юлей пока в ванную, – и увела под руку гостью.
   О чем и как они там говорили, Алексей не знал, но вполне мог предположить, зная прекрасно характер Антонины: ее умение мгновенно ориентироваться в ситуации, принимать четкие, продуманные решения и неукоснительно выполнять их, а если нужно, привлекать к этому и других. Когда-то она рассказывала, что этому ее научил муж. Он часто повторял: «Можно раздумывать искать оптимальный вариант решения проблемы где угодно и когда угодно, но не в операционной, когда время максимально спрессовывается, поэтому необходимо нарабатывать навык, привычку, чтобы в нужный момент действовать быстро, слаженно, точно. Помни, у больного нет времени ждать твоего решения, оно должно быть молниеносным».
   Примерно через полчаса обе женщины явились к столу. Антонина чуть разгоряченная, но довольная, а на Юлином лице появилась робкая улыбка. Даже распухший глаз уже не смотрелся так удручающе, как это показалось в отделении милиции. На ней был старый Тонин халатик, что когда-то подарил муж и она носила его, пока он не стал ей мал. Алексей отметил про себя, что Юле он очень идет.
   – Мама-Тоня, принимай работу! – торжественно произнес он, широким жестом указывая на стол и приглашая женщин усаживаться.
   В дверь позвонили.
   – Это Вера Ильинична, – сказала Антонина. – Открой, пожалуйста, солнышко.
   Вошла нагруженная покупками «несушка», взглянула на накрытый стол, поздоровалась и направилась на кухню разгружать сумки.
   – Веруся! Берите себе прибор и присоединяйтесь к нам! – тоном, не предполагающим никаких возражений, позвала «несушку» Антонина, и когда та села за стол, представила гостью: – Знакомься, это Юля из Молдавии. А это наша кормилица Вера Ильинична.
   – Боже мой! – не удержалась «несушка». – Что это с вашим глазом, деточка?
   Антонина строго взглянула на нее.
   – Веруся, вы забыли, как сами выглядели совсем недавно, когда у вас отобрали мобильник?
   – Ой, – всполошилась Вера Ильинична, – вас тоже обокрали? Тоже телефон?
   – Нет, – довольно жестко ответил Алексей, раздосадованный несвойственной ей бестактностью. – У нее хотели отобрать паспорт.
   – На этом пресс-конференцию заканчиваем и приступаем к еде, – пресекла Антонина возможные попытки Веруси продолжить расспросы.
   Во время этого разговора Юля, опустив глаза, смотрела в свою тарелку, на которую Алексей и Антонина Ивановна, сидевшие по обе стороны от нее, непрерывно что-то накладывали.
   – Юля, если вы немедленно не съедите все это, возникнут новые проблемы, так и знайте, – пошутил Алексей.
   – Проблемы? – встревожилась она, еще не в состоянии адаптироваться к незнакомой обстановке, к легкой иронии, которая привычно для них самих сквозила в словах матери и сына.
   – Конечно, – подхватила Антонина. – У вас начнется истощение, и лечение глаза может затянуться. Налегайте и имейте в виду: в этом доме любят поесть и с подозрением относятся к малоежкам.
   Девушка поняла шутку, улыбнулась и наконец стала есть. Не надо было обладать особой наблюдательностью, чтобы заметить, как она голодна, ведь более суток она не ела ничего.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента