Страница:
насылает на американцев старый колдун по просьбе разоренного крестьянина,
готового на все, лишь бы отомстить ненавистным янки.
Символика заключительной сцены многозначна. Ураган - это месть
поруганной гватемальской земли за себя и своих ограбленных сыновей, а заодно
и расправа с Лестером Мидом, мертвецом, прокравшимся в мир живых. Но это еще
и предвестие грядущих революционных потрясений.
С гибелью миллионера и его супруги обрывается главная сюжетная нить
романа "Ураган". Но остальные нити протягиваются в следующие тома трилогии.
Это судьба крестьян-арендаторов, сподвижников Лестера Стонера, которым он
завещал свои деньги. Это история американца по имени Джо Мейкер Томпсон -
он-то и становится центральным персонажем романа "Зеленый Папа" {},
увидевшего свет в феврале 1954 года.
Первые главы "Зеленого Папы" возвращают читателя к началу XX века,
когда контрабандист и торговый пират Мейкер Томпсон, расставшись с прежней,
авантюрной жизнью, поступает на службу банановой компании. Он прибывает на
побережье, чтобы заполучить здесь земли и разбить на них плантации.
Как только встречаются главные действующие лица, выявляются и различные
жизненные позиции. Бывший помощник Мейкера Томпсона не желает ему
сопутствовать, и предприимчивый янки утрачивает с ним лучшую часть своего
"я" - "то, что гнало его скитаться по вольным морям". Но сам Мейкер Томпсон
навсегда выбрал путь и поставил себе цель: стать главой банановой компании,
"Зеленым Папой". Руками послушных "солдат прогресса" банановая компания
сгоняет... нет, выкорчевывает крестьян из земли. Народная боль и народный
гнев как бы сгущаются в невнятные чуждому уху заклинания: "Час, час,
мой_о_н, кон... Чос, час, мой_о_н, кон!"
Два слоя повествования - реальный и мифологический - еще теснее
сближаются, еще активней взаимодействуют в этом романе. Угнетатели
гватемальского народа, "свои" и чужие, лицемерные и беззастенчивые, очерчены
резким, плакатным штрихом. А вот образ индейца Ч_и_по Чип_о_ как бы двоится.
Забитый слуга превращается в живую легенду со всеми атрибутами сказочного
героя - он невидимкой разгуливает по родным лесам, укрывающим беглеца. И тут
же вновь обретает вид реального человека, который обходит одну за другой
хижины бедняков, предупреждая жестко и прямо: "У вас купят землю, чтобы
выбросить всех отсюда". Слушая его, крестьяне исполняются решимостью не
уступать.
Чтобы осуществить свой злодейский план и чтобы приблизиться к своему
идеалу, Мейкеру Томпсону предстоит еще избавиться от некоторых человеческих
слабостей. Одна из - любовь к естественной и независимой Майари, которая
готова ответить взаимностью мужественному и романтичному пирату, но
отшатывается, разглядев в нем бездушную "счетную машину", а поняв, какую
участь ее земле несет этот целеустремленный янки, отрекается от него и от
матери, предавшей свой народ, уходит за Ч_и_по Чип_о_ к крестьянам.
Образ Майари тоже как бы двоится. Вполне реальная девушка доходчиво и
ясно убеждает мелких землевладельцев не продавать землю ни за какую цену. И
сразу же - плавный переход в иную, мифологическую плоскость.
Самопожертвованием укрепляя решимость крестьян, Майари становится женой
речного потока, погружается в его воды и претворяется в миф.
Следует подчеркнуть, что индейское божество Мотагуарека выступает здесь
в иной ипостаси, нежели, скажем, Тохиль в "Сеньоре Президенте". Человек
здесь жертвует собою по собственной воле, а самопожертвование становится
средством пробудить в народе волю к сопротивлению. Такую же цель преследует
самоубийство двух колдунов - они остаются в памяти народной, чтобы тревожить
и бередить ее.
Через несколько лет Мейкер Томпсон приступает к осуществлению дерзкого
и грандиозного плана - маленькая страна должна быть аннексирована
Соединенными Штатами, вот тогда он и станет президентом Компании, всемогущим
Зеленым Папой. Обеспечив себе поддержку госдепартамента и большинства
акционеров, является он в Чикаго. В картинах грядущего торжества,
проплывающих в его воспаленном сознании, причудливые образы индейских легенд
перерастают в знаки и символы новейших капиталистических мифов.
Но торжество пока еще оказывается преждевременным - и не только потому,
что у Томпсона есть сильные противники, в нем самом еще не вытравлены
человеческие чувства. Под тяжестью личных утрат и ударов нечеловеческая
жестокость, нечеловеческое хладнокровие вдруг уступают место обыкновенному
человеческому смятению. И вот уже продавцы газет выкрикивают на улицах
Чикаго сенсационную новость: Джо Мейкер Томпсон, которого молва уже нарекла
Зеленым Папой, отказывается быть президентом Компании и удаляется в частную
жизнь.
Проходит еще лет десять (в этом промежутке и развертывается действие
романа "Ураган").
В преддверии второй мировой войны воспрянувший Мейкер Томпсон затевает
хитроумную политическую игру: спровоцировав пограничный конфликт с соседней
страной, он же выступает в последний момент в роли миротворца. Наступает его
окончательное торжество - повержены все противники, народ, избегнув войны,
радуется, а он, Мейкер Томпсон, наконец-то избран новым президентом
Компании. Отныне он становится "Зеленым Папой".
В этой части трилогии Астуриас создал впечатляющий образ одного из
"капитанов" современного капиталистического мира; образ, какого не знал еще
латиноамериканский роман. Не одна только ненависть и месть водили рукой
писателя, но и неотступное желание понять, разобраться, каким образом
формируются мейкеры томпсоны, воплотить в своем произведении судьбу сильной
и предприимчивой личности в современном буржуазном мире. Превратив свою
жизнь в неистовое служение кровожадной религии бизнеса, Мейкер Томпсон
становится первосвященником культа доллара и одновременно слепым его рабом,
вытравившим в себе остатки человечности. Самоутверждение - самообожествление
- саморазрушение - таковы вехи его пути.
Воссоздавая этот путь, Астуриас все чаще предоставляет слово тем, кто
стал жертвой империалистического кондотьера. Теперь это не только индейцы,
но и мулаты, метисы, креолы... В дальнейшем мифология майя как бы вберет в
себя культ черного Сан-Бенито, которому поклоняется мулат Хуамбо, слуга
Мейкера Томпсона; наметится сближение между нею и народными христианскими
верованиями, а "общим знаменателем" всех этих мифов явится жажда земной
справедливости, воля к борьбе, постепенно зреющая в сознании масс.
Тема народного сопротивления звучит в этом романе приглушенно, но
явственно. После исчезновения Майари и Чйпо Чипо эта тема находит
продолжение в образах Почоте Пуака, сына того бедняка, что отдал жизнь за
отмщение ненавистным гринго, мулата Хуамбо, который ребенком был отнят у
разоренных Компанией родителей и отдан в услужение палачу своего народа, а
также других эпизодических лиц. Все вместе они как бы подготавливают
возникновение коллективного образа Гватемалы, собирающей силы для
решительной схватки. В недрах страны клокочет нарастающий гнев бедняков,
живет легенда о глазах погребенных, все громче звучит клич скорби и мести:
"Чос, чос, мой_о_н, кон!"
Последние главы "Зеленого Папы" дописывались в условиях надвигающейся
грозы. Проведение в Гватемале аграрной реформы, давшей землю крестьянам,
национализация части территории, захваченной "Юнайтед фрут компани", вызвали
бешеную ярость империалистов. Они решили прибегнуть к интервенции и стали
накапливать вооруженные силы на рубежах страны.
Вторжение произошло в июне 1954 года - через четыре месяца после выхода
из печати романа "Зеленый Папа". Страну охватила кровавая оргия - победители
расправлялись с любым, кто был членом профсоюза или участвовал в проведении
земельной реформы. Запылали костры из книг, на которых горели и романы
Астуриаса.
Очутившись снова в изгнании, писатель на время прервал работу над
трилогией - он должен был безотлагательно поведать миру трагедию своего
народа. Осенью 1956 года увидел свет сборник, рассказов "Уик-энд в
Гватемале". В центре действия каждого из восьми рассказов, составивших этот
сборник, - вторжение в Гватемалу, отраженное в судьбах разных людей.
Вернувшись затем к главному труду своей жизни, Астуриас в 1960 году
завершил последнюю часть трилогии - роман "Глаза погребенных". Время
действия этой книги - годы второй мировой войны; рассказывается в ней о
пробуждении угнетенных масс, о сплочении гватемальского народа в ходе
освободительной борьбы, о событиях 1944 года, приведших к падению диктатуры
и победе демократической революции.
На этот раз в поле зрения автора - вся страна, многосложный и
многослойный мир, в котором причудливо перемешаны и спрессованы различные
исторические пласты. Из столицы с ее обывателями и пролетариями,
завсегдатаями злачных мест и жителями трущоб, действие переносится то в
горное индейское селение, то на плантации банановой компании. Американские
солдаты, деревенские колдуны, типографские рабочие, суеверные крестьяне,
офицеры гватемальской армии, учителя, священники, музыканты, проститутки,
полицейские, пеоны... сперва все это кажется сплошным хаосом. К знакомым по
предыдущим томам трилогии сюжетным линиям и связанным с ними лицам (мулат
Хуамбо и его сестра Анастасиа, наследники Лестера Мида братья Лусеро, внук
Зеленого Папы Боби Томпсон) добавляется множество новых, не имеющих как
будто ничего общего между собою, и автор поначалу отнюдь не помогает
читателю разобраться в этой путанице человеческих судеб. Можно сказать, что
торжество колониализма в Гватемале выступает здесь прежде всего как
полнейшая разобщенность и взаимоотчужденность людей, как раздробленность
народа, который подвергается капиталистической атомизации, еще не успев
обрести сознание национальной целостности.
В этих условиях общенациональное сознание может возникнуть лишь на
основе освободительных идей, которые приносят и распространяют люди нового
типа, не встречавшиеся до сих пор в произведениях Астуриаса (если не считать
эскизных набросков в рассказах сборника "Уик-энд в Гватемале"), -
революционно-демократические интеллигенты. К ним принадлежат Флориндо Кей,
ветеран первой мировой; войны, надолго застрявший во Франции, сподвижник
Барбюса и член "Кларте", профсоюзный организатор Андрес Медина, литератор
Лоро Рамила. Но в центре повествования двое - профессиональный революционер
Октавио Сансур и сельская учительница Малена Табай.
Появление этих героев знаменует собой решительный; сдвиг не только в
"банановой трилогии", но и во всем творчестве Астуриаса. Создавая образы
революционеров, писатель вместе с тем впервые открывал в гватемальской
действительности человека, отстаивающего и утверждающего себя как личность,
но не за счет окружающих, а в единении с ними, в служении интересам народа.
Биография Октавио Сансура, история его превращения в сознательного
борца - это одновременно история становления личности, формирования
народного вождя (а не частного человека!). Начинается она почти с "нуля":
безродный сирота, приемыш гадалки, ученик в парикмахерской. Но чрезвычайно
существенно, что источником человеческой активности Сансура оказываются не
абстрактные идеалы, а живой интерес к своим угнетенным собратьям, чувство
органичной солидарности с ними. Вынужденный скрываться, он покидает столицу,
скитается по стране и за ее пределами, меняет имя, берется за любую работу,
приобретает знакомых в различных слоях общества. Это может напомнить
похождения героя плутовского романа, но традиционная схема пикарески здесь
как бы вывернута наизнанку. Человек в плутовском романе привыкал
рассчитывать лишь на самого себя, проходил школу буржуазного индивидуума,
порывая связи с общественным целым. Герой Астуриаса формируется как
индивидуальность, устанавливая и преумножая связи с обществом, аккумулируя в
себе опыт трудящихся и постепенно становясь выразителем нужд и надежд своих
порабощенных соотечественников. Таким он и появляется в романе (предысторию
Сансура читатель узнает из авторских отступлений в прошлое).
Несколько проще путь Малены Табай, молодой учительницы, которая
приезжает из города в деревенскую глушь, повинуясь не столько призванию,
сколько материальной необходимости, преследуемая воспоминаниями о любовных
неудачах.
Однако природная честность не позволяет ей равнодушно относиться к
своему делу, а жизнь крестьян-индейцев - нищая и голодная, причудливая и
поэтическая - пробуждает в девушке сочувственное внимание к окружающим
людям, стремление служить им. Это стремление и оказывается силой, помогающей
ординарной городской Сеньорите стать личностью. Но, приобщаясь к жизни
односельчан с Их реальными потребностями, она вскоре приходит к мысли о
необходимости революционного изменения господствующих порядков.
Встреча Малены с Октавио Сансуром, вспыхнувшая между ними любовь
открывают перед учительницей перспективу участия в освободительном движении.
В романе "Глаза погребенных" это движение выступает на первый план, и
писатель всесторонне исследует его. Здесь впервые борьба против
политического насилия, реакционной диктатуры сплетается с борьбой против
империалистической монополии, ибо, как убеждается Октавио Сансур, господство
тирании и владычество Компании неотделимы друг от друга. А потому и
средством борьбы становится всеобщая забастовка.
Страницы, посвященные будничной агитационной работе, подготавливающей
национальную забастовку, - из лучших в этом романе. Лозунги, выражающие
насущную потребность народа в целом, становятся тем магнитом, который
притягивает самых различных людей, сообщает их судьбам общее направление,
собирает их энергию в единый пучок. Разумеется, каждый из них по-своему
представляет себе цель борьбы: по-своему - измученные рабы на банановых
плантациях, по-своему - учителя и студенты, по-своему - городские рабочие и
ремесленники, - однако наличие этой цели придает смысл тому хаотическому
движению броуновских частиц, каким представлялась жизнь в начале книги.
Возникают контакты между людьми, доселе не соприкасавшимися друг с другом.
Начинает - еще только начинает! - преодолеваться разобщенность.
Изображая этот процесс, протекающий в разных сферах, автор нисколько не
упрощает его. Закономерность национального единства прокладывает себе дорогу
через множество отклонений; сосуществование в Гватемале различных укладов
жизни, от патриархального до капиталистического, различных типов сознания,
от первобытного до буржуазного и буржуазно-демократического, порождает
неожиданные, а подчас и парадоксальные ситуации. Мулат Хуамбо исполнен
ненависти к чужеземцам, согнавшим с земли его семью, истерзан своей
невольной виной перед погибшим отцом - ведь он вырос в доме Мейкера
Томпсона, поверив американцу, будто родители бросили маленького Хуамбо на
съедение ягуару. Но форма, в которую выливается его жажда мести и
искупления, предопределена законами мифологического мышления: Хуамбо дает
обет разделить мученическую участь грузчиков на банановых плантациях, чтобы
за это духи предков позволили мулату явиться на кладбище, извлечь из могилы
- буквально, а не фигурально! - останки отца и собственными руками "закрыть
ему глаза". И напрасно Флориндо Кей пытается убедить Хуамбо, что, как один
из слуг Мейкера Томпсона, пользующийся полным его доверием, он принесет
громадную пользу общему делу, если, отказавшись от своего намерения, будет
доставлять революционерам ценнейшие сведения, - мулат остается верен обету и
выполняет его до конца.
Развивая эту сюжетную линию, Астуриас мужественно свидетельствует, что
мифологическое сознание, присущее угнетенному люду, поднимающемуся на
господ, может - в определенной ситуации - стать и препятствием и даже
завести человека в тупик.
Процесс объединения самых разнообразных форм и элементов революционного
сознания, существующих в стране, процесс расширения базы наиболее
действенной в гватемальских условиях революционно-демократической идеологии
убедительно и конкретно воплощает эволюция образа Октавио Сансура. Становясь
народным вождем, Сансур не просто "знакомится" с духовным опытом индейцев и
мулатов - он усваивает этот опыт, его мировоззрение оплодотворяется всеми
традициями народной борьбы.
Сосредоточенно внимает Сансур и доносящимся из прошлого голосам легенд
о ставших уже мифологическими героями Эрменехило Пуаке, Ч_и_по Чип_о_,
Майари.
Страдальческий вопль разоренных мулатов, воинственный клич первых
мятежников - "Чос, час, мой_о_н, кон!" - становится боевым паролем
революционеров. Поверье о глазах погребенных, которые закроются лишь в тот
час, когда на земле воцарится справедливость, недаром вынесено в заглавие
романа - оно входит в духовный арсенал революции. Однако приобщение к
духовному опыту народа отнюдь не равнозначно растворению в нем. Беря на
вооружение традиции освободительной борьбы, протекавшей еще недавно в
религиозно-мифологических формах, организаторы забастовки преобразуют их,
соединяя с конкретными и реалистическими требованиями сегодняшнего дня.
По мере того как народ сплачивается вокруг революционеров, в стране
происходит поляризация двух непримиримых сил - тех, кто за всеобщую
забастовку, и тех, кто против нее. Изображая североамериканцев и слуг
диктатуры, Астуриас здесь, в отличие от предыдущих частей трилогии, уже не
стремится показать их "изнутри", не интересуется больше официальной
мифологией - характеристики этих людей даны в гротескной, шаржированной
манере, напоминающей ту, в какой нарисованы аналогичные персонажи сборника
рассказов "Уик-энд в Гватемале". Беспомощный старик, умирающий от рака
легких, - таков в романе "Глаза погребенных" Мейкер Томпсон, начисто
лишившийся своего зловещего ореола. Его дочь Аурелия - взбалмошная
истеричка. Нелепая гибель Боби, наследника миллионера, довершает историю
проклятого рода, принесшего столько зла Гватемале.
Карикатурными марионетками выглядят диктатор и все его присные. Сеньор
Президент, некогда наводивший мистический ужас на всю страну, теперь никому
не страшен; власть его зиждется лишь на ненадежных штыках, на поддержке
североамериканских империалистов, - в условиях второй мировой войны она тоже
утратила былую надежность, - да на политических махинациях, которые автор
описывает, переходя на язык откровенной публицистики.
И вот наконец совершается долгожданное, подготовленное всем предыдущим,
исторически неизбежное чудо: народ воскресает, обретая сознание своего
единства и мощи. Уже одной демонстрации этой мощи оказывается довольно,
чтобы диктатор подал в отставку. Изображая ликование, охватившее всю страну,
Астуриас дает волю поэтическому чувству. Последние страницы романа дописывал
человек, прекрасно помнивший, что было потом, какие тяжкие испытания
предстояли и еще предстоят народу Гватемалы. Но, подобно тому как создатель
"Броненосца "Потемкин" закончил свой фильм кадрами наивысшего торжества
восставших - проходом мятежного броненосца сквозь строй приветствующих его
кораблей, Астуриас завершает свою книгу, а с ней и всю трилогию
кульминационным моментом народной борьбы и народного единства, в котором
залог грядущего дня справедливости, когда наконец закроют глаза погребенные
и навсегда воспрянут живые.
Основной принцип своего творчества Астуриас охарактеризовал однажды как
стремление "измерить все индейской мерою". Духовная связь с гватемальским
народом, и прежде всего - с его коренными слоями, усвоение присущего им в
той или иной степени мифологического мышления оказались необычайно
плодотворными и обусловили выдающиеся художественные открытия писателя.
"Индейская мера" позволила ему не только сделать достоянием литературы никем
До того не исследованные сферы народной жизни, но и по-новому, свежо и
непредвзято, увидеть такие явления современной буржуазной действительности,
которые, казалось бы, совершенно внеположны, а то и противоположны этой
жизни, как произошло в романах "Ураган" и "Зеленый Папа"), И все же мера эта
не была и не могла быть универсальной, что и выявилось в романе "Глаза
погребенных".
Расширяя свое повествование до общенациональных масштабов, вводя в него
такую проблематику и таких героев, в художественном осмыслении и воплощении
которых категории мифологического мышления уже мало чем или вовсе ничем не
могли быть полезны, Астуриас далеко не везде сумел выдержать в едином
стилистическом ключе повествование, охватывающее самые разнообразные стороны
и явления гватемальской действительности 40-х годов.
Последующий творческий путь Астуриаса был отмечен новыми свершениями. В
романах "Мулатка как мулатка" (1963), "Маладрон" (1970), "Страстная пятница"
(1970) писатель продолжал художественное исследование жизни своей родины, ее
исторических корней, современных ее проблем да и собственного жизненного
опыта. И все же вершинными его произведениями остались "Сеньор Президент",
"Маисовые люди" и монументальная "банановая трилогия".
Как и большинству современных писателей Латинской Америки, Астуриасу
была в высшей степени близка идея ее континентального единства. Как цельное
и единое явление рассматривал Астуриас и ее литературу, произнося свою
Нобелевскую речь. В ней он характеризовал изобразительные особенности
современной прозы и подчеркивал ее социальную остроту:
"Наши романы написаны не только словами, но и образами. Многие, читая
наши романы, как бы видят их кинематографически. И не только потому, что
американские прозаики стремятся к наглядному утверждению своей самобытности,
но и потому, что они чувствуют себя обязанными, используя все богатства
звучания и образности нашего языка, обобщать голоса своих народов... Для
меня подлинный латиноамериканский роман - это вопль горечи, идущий из
глубины веков и разливающийся на сотнях страниц. Настоящий
латиноамериканский роман передает дух народа и во весь голос отстаивает его
права..."
Определяя таким образом сущность нового латиноамериканского романа,
Астуриас при этом формулировал и собственное творческое кредо, ярко и
самобытно воплотившееся в его книгах.
готового на все, лишь бы отомстить ненавистным янки.
Символика заключительной сцены многозначна. Ураган - это месть
поруганной гватемальской земли за себя и своих ограбленных сыновей, а заодно
и расправа с Лестером Мидом, мертвецом, прокравшимся в мир живых. Но это еще
и предвестие грядущих революционных потрясений.
С гибелью миллионера и его супруги обрывается главная сюжетная нить
романа "Ураган". Но остальные нити протягиваются в следующие тома трилогии.
Это судьба крестьян-арендаторов, сподвижников Лестера Стонера, которым он
завещал свои деньги. Это история американца по имени Джо Мейкер Томпсон -
он-то и становится центральным персонажем романа "Зеленый Папа" {},
увидевшего свет в феврале 1954 года.
Первые главы "Зеленого Папы" возвращают читателя к началу XX века,
когда контрабандист и торговый пират Мейкер Томпсон, расставшись с прежней,
авантюрной жизнью, поступает на службу банановой компании. Он прибывает на
побережье, чтобы заполучить здесь земли и разбить на них плантации.
Как только встречаются главные действующие лица, выявляются и различные
жизненные позиции. Бывший помощник Мейкера Томпсона не желает ему
сопутствовать, и предприимчивый янки утрачивает с ним лучшую часть своего
"я" - "то, что гнало его скитаться по вольным морям". Но сам Мейкер Томпсон
навсегда выбрал путь и поставил себе цель: стать главой банановой компании,
"Зеленым Папой". Руками послушных "солдат прогресса" банановая компания
сгоняет... нет, выкорчевывает крестьян из земли. Народная боль и народный
гнев как бы сгущаются в невнятные чуждому уху заклинания: "Час, час,
мой_о_н, кон... Чос, час, мой_о_н, кон!"
Два слоя повествования - реальный и мифологический - еще теснее
сближаются, еще активней взаимодействуют в этом романе. Угнетатели
гватемальского народа, "свои" и чужие, лицемерные и беззастенчивые, очерчены
резким, плакатным штрихом. А вот образ индейца Ч_и_по Чип_о_ как бы двоится.
Забитый слуга превращается в живую легенду со всеми атрибутами сказочного
героя - он невидимкой разгуливает по родным лесам, укрывающим беглеца. И тут
же вновь обретает вид реального человека, который обходит одну за другой
хижины бедняков, предупреждая жестко и прямо: "У вас купят землю, чтобы
выбросить всех отсюда". Слушая его, крестьяне исполняются решимостью не
уступать.
Чтобы осуществить свой злодейский план и чтобы приблизиться к своему
идеалу, Мейкеру Томпсону предстоит еще избавиться от некоторых человеческих
слабостей. Одна из - любовь к естественной и независимой Майари, которая
готова ответить взаимностью мужественному и романтичному пирату, но
отшатывается, разглядев в нем бездушную "счетную машину", а поняв, какую
участь ее земле несет этот целеустремленный янки, отрекается от него и от
матери, предавшей свой народ, уходит за Ч_и_по Чип_о_ к крестьянам.
Образ Майари тоже как бы двоится. Вполне реальная девушка доходчиво и
ясно убеждает мелких землевладельцев не продавать землю ни за какую цену. И
сразу же - плавный переход в иную, мифологическую плоскость.
Самопожертвованием укрепляя решимость крестьян, Майари становится женой
речного потока, погружается в его воды и претворяется в миф.
Следует подчеркнуть, что индейское божество Мотагуарека выступает здесь
в иной ипостаси, нежели, скажем, Тохиль в "Сеньоре Президенте". Человек
здесь жертвует собою по собственной воле, а самопожертвование становится
средством пробудить в народе волю к сопротивлению. Такую же цель преследует
самоубийство двух колдунов - они остаются в памяти народной, чтобы тревожить
и бередить ее.
Через несколько лет Мейкер Томпсон приступает к осуществлению дерзкого
и грандиозного плана - маленькая страна должна быть аннексирована
Соединенными Штатами, вот тогда он и станет президентом Компании, всемогущим
Зеленым Папой. Обеспечив себе поддержку госдепартамента и большинства
акционеров, является он в Чикаго. В картинах грядущего торжества,
проплывающих в его воспаленном сознании, причудливые образы индейских легенд
перерастают в знаки и символы новейших капиталистических мифов.
Но торжество пока еще оказывается преждевременным - и не только потому,
что у Томпсона есть сильные противники, в нем самом еще не вытравлены
человеческие чувства. Под тяжестью личных утрат и ударов нечеловеческая
жестокость, нечеловеческое хладнокровие вдруг уступают место обыкновенному
человеческому смятению. И вот уже продавцы газет выкрикивают на улицах
Чикаго сенсационную новость: Джо Мейкер Томпсон, которого молва уже нарекла
Зеленым Папой, отказывается быть президентом Компании и удаляется в частную
жизнь.
Проходит еще лет десять (в этом промежутке и развертывается действие
романа "Ураган").
В преддверии второй мировой войны воспрянувший Мейкер Томпсон затевает
хитроумную политическую игру: спровоцировав пограничный конфликт с соседней
страной, он же выступает в последний момент в роли миротворца. Наступает его
окончательное торжество - повержены все противники, народ, избегнув войны,
радуется, а он, Мейкер Томпсон, наконец-то избран новым президентом
Компании. Отныне он становится "Зеленым Папой".
В этой части трилогии Астуриас создал впечатляющий образ одного из
"капитанов" современного капиталистического мира; образ, какого не знал еще
латиноамериканский роман. Не одна только ненависть и месть водили рукой
писателя, но и неотступное желание понять, разобраться, каким образом
формируются мейкеры томпсоны, воплотить в своем произведении судьбу сильной
и предприимчивой личности в современном буржуазном мире. Превратив свою
жизнь в неистовое служение кровожадной религии бизнеса, Мейкер Томпсон
становится первосвященником культа доллара и одновременно слепым его рабом,
вытравившим в себе остатки человечности. Самоутверждение - самообожествление
- саморазрушение - таковы вехи его пути.
Воссоздавая этот путь, Астуриас все чаще предоставляет слово тем, кто
стал жертвой империалистического кондотьера. Теперь это не только индейцы,
но и мулаты, метисы, креолы... В дальнейшем мифология майя как бы вберет в
себя культ черного Сан-Бенито, которому поклоняется мулат Хуамбо, слуга
Мейкера Томпсона; наметится сближение между нею и народными христианскими
верованиями, а "общим знаменателем" всех этих мифов явится жажда земной
справедливости, воля к борьбе, постепенно зреющая в сознании масс.
Тема народного сопротивления звучит в этом романе приглушенно, но
явственно. После исчезновения Майари и Чйпо Чипо эта тема находит
продолжение в образах Почоте Пуака, сына того бедняка, что отдал жизнь за
отмщение ненавистным гринго, мулата Хуамбо, который ребенком был отнят у
разоренных Компанией родителей и отдан в услужение палачу своего народа, а
также других эпизодических лиц. Все вместе они как бы подготавливают
возникновение коллективного образа Гватемалы, собирающей силы для
решительной схватки. В недрах страны клокочет нарастающий гнев бедняков,
живет легенда о глазах погребенных, все громче звучит клич скорби и мести:
"Чос, чос, мой_о_н, кон!"
Последние главы "Зеленого Папы" дописывались в условиях надвигающейся
грозы. Проведение в Гватемале аграрной реформы, давшей землю крестьянам,
национализация части территории, захваченной "Юнайтед фрут компани", вызвали
бешеную ярость империалистов. Они решили прибегнуть к интервенции и стали
накапливать вооруженные силы на рубежах страны.
Вторжение произошло в июне 1954 года - через четыре месяца после выхода
из печати романа "Зеленый Папа". Страну охватила кровавая оргия - победители
расправлялись с любым, кто был членом профсоюза или участвовал в проведении
земельной реформы. Запылали костры из книг, на которых горели и романы
Астуриаса.
Очутившись снова в изгнании, писатель на время прервал работу над
трилогией - он должен был безотлагательно поведать миру трагедию своего
народа. Осенью 1956 года увидел свет сборник, рассказов "Уик-энд в
Гватемале". В центре действия каждого из восьми рассказов, составивших этот
сборник, - вторжение в Гватемалу, отраженное в судьбах разных людей.
Вернувшись затем к главному труду своей жизни, Астуриас в 1960 году
завершил последнюю часть трилогии - роман "Глаза погребенных". Время
действия этой книги - годы второй мировой войны; рассказывается в ней о
пробуждении угнетенных масс, о сплочении гватемальского народа в ходе
освободительной борьбы, о событиях 1944 года, приведших к падению диктатуры
и победе демократической революции.
На этот раз в поле зрения автора - вся страна, многосложный и
многослойный мир, в котором причудливо перемешаны и спрессованы различные
исторические пласты. Из столицы с ее обывателями и пролетариями,
завсегдатаями злачных мест и жителями трущоб, действие переносится то в
горное индейское селение, то на плантации банановой компании. Американские
солдаты, деревенские колдуны, типографские рабочие, суеверные крестьяне,
офицеры гватемальской армии, учителя, священники, музыканты, проститутки,
полицейские, пеоны... сперва все это кажется сплошным хаосом. К знакомым по
предыдущим томам трилогии сюжетным линиям и связанным с ними лицам (мулат
Хуамбо и его сестра Анастасиа, наследники Лестера Мида братья Лусеро, внук
Зеленого Папы Боби Томпсон) добавляется множество новых, не имеющих как
будто ничего общего между собою, и автор поначалу отнюдь не помогает
читателю разобраться в этой путанице человеческих судеб. Можно сказать, что
торжество колониализма в Гватемале выступает здесь прежде всего как
полнейшая разобщенность и взаимоотчужденность людей, как раздробленность
народа, который подвергается капиталистической атомизации, еще не успев
обрести сознание национальной целостности.
В этих условиях общенациональное сознание может возникнуть лишь на
основе освободительных идей, которые приносят и распространяют люди нового
типа, не встречавшиеся до сих пор в произведениях Астуриаса (если не считать
эскизных набросков в рассказах сборника "Уик-энд в Гватемале"), -
революционно-демократические интеллигенты. К ним принадлежат Флориндо Кей,
ветеран первой мировой; войны, надолго застрявший во Франции, сподвижник
Барбюса и член "Кларте", профсоюзный организатор Андрес Медина, литератор
Лоро Рамила. Но в центре повествования двое - профессиональный революционер
Октавио Сансур и сельская учительница Малена Табай.
Появление этих героев знаменует собой решительный; сдвиг не только в
"банановой трилогии", но и во всем творчестве Астуриаса. Создавая образы
революционеров, писатель вместе с тем впервые открывал в гватемальской
действительности человека, отстаивающего и утверждающего себя как личность,
но не за счет окружающих, а в единении с ними, в служении интересам народа.
Биография Октавио Сансура, история его превращения в сознательного
борца - это одновременно история становления личности, формирования
народного вождя (а не частного человека!). Начинается она почти с "нуля":
безродный сирота, приемыш гадалки, ученик в парикмахерской. Но чрезвычайно
существенно, что источником человеческой активности Сансура оказываются не
абстрактные идеалы, а живой интерес к своим угнетенным собратьям, чувство
органичной солидарности с ними. Вынужденный скрываться, он покидает столицу,
скитается по стране и за ее пределами, меняет имя, берется за любую работу,
приобретает знакомых в различных слоях общества. Это может напомнить
похождения героя плутовского романа, но традиционная схема пикарески здесь
как бы вывернута наизнанку. Человек в плутовском романе привыкал
рассчитывать лишь на самого себя, проходил школу буржуазного индивидуума,
порывая связи с общественным целым. Герой Астуриаса формируется как
индивидуальность, устанавливая и преумножая связи с обществом, аккумулируя в
себе опыт трудящихся и постепенно становясь выразителем нужд и надежд своих
порабощенных соотечественников. Таким он и появляется в романе (предысторию
Сансура читатель узнает из авторских отступлений в прошлое).
Несколько проще путь Малены Табай, молодой учительницы, которая
приезжает из города в деревенскую глушь, повинуясь не столько призванию,
сколько материальной необходимости, преследуемая воспоминаниями о любовных
неудачах.
Однако природная честность не позволяет ей равнодушно относиться к
своему делу, а жизнь крестьян-индейцев - нищая и голодная, причудливая и
поэтическая - пробуждает в девушке сочувственное внимание к окружающим
людям, стремление служить им. Это стремление и оказывается силой, помогающей
ординарной городской Сеньорите стать личностью. Но, приобщаясь к жизни
односельчан с Их реальными потребностями, она вскоре приходит к мысли о
необходимости революционного изменения господствующих порядков.
Встреча Малены с Октавио Сансуром, вспыхнувшая между ними любовь
открывают перед учительницей перспективу участия в освободительном движении.
В романе "Глаза погребенных" это движение выступает на первый план, и
писатель всесторонне исследует его. Здесь впервые борьба против
политического насилия, реакционной диктатуры сплетается с борьбой против
империалистической монополии, ибо, как убеждается Октавио Сансур, господство
тирании и владычество Компании неотделимы друг от друга. А потому и
средством борьбы становится всеобщая забастовка.
Страницы, посвященные будничной агитационной работе, подготавливающей
национальную забастовку, - из лучших в этом романе. Лозунги, выражающие
насущную потребность народа в целом, становятся тем магнитом, который
притягивает самых различных людей, сообщает их судьбам общее направление,
собирает их энергию в единый пучок. Разумеется, каждый из них по-своему
представляет себе цель борьбы: по-своему - измученные рабы на банановых
плантациях, по-своему - учителя и студенты, по-своему - городские рабочие и
ремесленники, - однако наличие этой цели придает смысл тому хаотическому
движению броуновских частиц, каким представлялась жизнь в начале книги.
Возникают контакты между людьми, доселе не соприкасавшимися друг с другом.
Начинает - еще только начинает! - преодолеваться разобщенность.
Изображая этот процесс, протекающий в разных сферах, автор нисколько не
упрощает его. Закономерность национального единства прокладывает себе дорогу
через множество отклонений; сосуществование в Гватемале различных укладов
жизни, от патриархального до капиталистического, различных типов сознания,
от первобытного до буржуазного и буржуазно-демократического, порождает
неожиданные, а подчас и парадоксальные ситуации. Мулат Хуамбо исполнен
ненависти к чужеземцам, согнавшим с земли его семью, истерзан своей
невольной виной перед погибшим отцом - ведь он вырос в доме Мейкера
Томпсона, поверив американцу, будто родители бросили маленького Хуамбо на
съедение ягуару. Но форма, в которую выливается его жажда мести и
искупления, предопределена законами мифологического мышления: Хуамбо дает
обет разделить мученическую участь грузчиков на банановых плантациях, чтобы
за это духи предков позволили мулату явиться на кладбище, извлечь из могилы
- буквально, а не фигурально! - останки отца и собственными руками "закрыть
ему глаза". И напрасно Флориндо Кей пытается убедить Хуамбо, что, как один
из слуг Мейкера Томпсона, пользующийся полным его доверием, он принесет
громадную пользу общему делу, если, отказавшись от своего намерения, будет
доставлять революционерам ценнейшие сведения, - мулат остается верен обету и
выполняет его до конца.
Развивая эту сюжетную линию, Астуриас мужественно свидетельствует, что
мифологическое сознание, присущее угнетенному люду, поднимающемуся на
господ, может - в определенной ситуации - стать и препятствием и даже
завести человека в тупик.
Процесс объединения самых разнообразных форм и элементов революционного
сознания, существующих в стране, процесс расширения базы наиболее
действенной в гватемальских условиях революционно-демократической идеологии
убедительно и конкретно воплощает эволюция образа Октавио Сансура. Становясь
народным вождем, Сансур не просто "знакомится" с духовным опытом индейцев и
мулатов - он усваивает этот опыт, его мировоззрение оплодотворяется всеми
традициями народной борьбы.
Сосредоточенно внимает Сансур и доносящимся из прошлого голосам легенд
о ставших уже мифологическими героями Эрменехило Пуаке, Ч_и_по Чип_о_,
Майари.
Страдальческий вопль разоренных мулатов, воинственный клич первых
мятежников - "Чос, час, мой_о_н, кон!" - становится боевым паролем
революционеров. Поверье о глазах погребенных, которые закроются лишь в тот
час, когда на земле воцарится справедливость, недаром вынесено в заглавие
романа - оно входит в духовный арсенал революции. Однако приобщение к
духовному опыту народа отнюдь не равнозначно растворению в нем. Беря на
вооружение традиции освободительной борьбы, протекавшей еще недавно в
религиозно-мифологических формах, организаторы забастовки преобразуют их,
соединяя с конкретными и реалистическими требованиями сегодняшнего дня.
По мере того как народ сплачивается вокруг революционеров, в стране
происходит поляризация двух непримиримых сил - тех, кто за всеобщую
забастовку, и тех, кто против нее. Изображая североамериканцев и слуг
диктатуры, Астуриас здесь, в отличие от предыдущих частей трилогии, уже не
стремится показать их "изнутри", не интересуется больше официальной
мифологией - характеристики этих людей даны в гротескной, шаржированной
манере, напоминающей ту, в какой нарисованы аналогичные персонажи сборника
рассказов "Уик-энд в Гватемале". Беспомощный старик, умирающий от рака
легких, - таков в романе "Глаза погребенных" Мейкер Томпсон, начисто
лишившийся своего зловещего ореола. Его дочь Аурелия - взбалмошная
истеричка. Нелепая гибель Боби, наследника миллионера, довершает историю
проклятого рода, принесшего столько зла Гватемале.
Карикатурными марионетками выглядят диктатор и все его присные. Сеньор
Президент, некогда наводивший мистический ужас на всю страну, теперь никому
не страшен; власть его зиждется лишь на ненадежных штыках, на поддержке
североамериканских империалистов, - в условиях второй мировой войны она тоже
утратила былую надежность, - да на политических махинациях, которые автор
описывает, переходя на язык откровенной публицистики.
И вот наконец совершается долгожданное, подготовленное всем предыдущим,
исторически неизбежное чудо: народ воскресает, обретая сознание своего
единства и мощи. Уже одной демонстрации этой мощи оказывается довольно,
чтобы диктатор подал в отставку. Изображая ликование, охватившее всю страну,
Астуриас дает волю поэтическому чувству. Последние страницы романа дописывал
человек, прекрасно помнивший, что было потом, какие тяжкие испытания
предстояли и еще предстоят народу Гватемалы. Но, подобно тому как создатель
"Броненосца "Потемкин" закончил свой фильм кадрами наивысшего торжества
восставших - проходом мятежного броненосца сквозь строй приветствующих его
кораблей, Астуриас завершает свою книгу, а с ней и всю трилогию
кульминационным моментом народной борьбы и народного единства, в котором
залог грядущего дня справедливости, когда наконец закроют глаза погребенные
и навсегда воспрянут живые.
Основной принцип своего творчества Астуриас охарактеризовал однажды как
стремление "измерить все индейской мерою". Духовная связь с гватемальским
народом, и прежде всего - с его коренными слоями, усвоение присущего им в
той или иной степени мифологического мышления оказались необычайно
плодотворными и обусловили выдающиеся художественные открытия писателя.
"Индейская мера" позволила ему не только сделать достоянием литературы никем
До того не исследованные сферы народной жизни, но и по-новому, свежо и
непредвзято, увидеть такие явления современной буржуазной действительности,
которые, казалось бы, совершенно внеположны, а то и противоположны этой
жизни, как произошло в романах "Ураган" и "Зеленый Папа"), И все же мера эта
не была и не могла быть универсальной, что и выявилось в романе "Глаза
погребенных".
Расширяя свое повествование до общенациональных масштабов, вводя в него
такую проблематику и таких героев, в художественном осмыслении и воплощении
которых категории мифологического мышления уже мало чем или вовсе ничем не
могли быть полезны, Астуриас далеко не везде сумел выдержать в едином
стилистическом ключе повествование, охватывающее самые разнообразные стороны
и явления гватемальской действительности 40-х годов.
Последующий творческий путь Астуриаса был отмечен новыми свершениями. В
романах "Мулатка как мулатка" (1963), "Маладрон" (1970), "Страстная пятница"
(1970) писатель продолжал художественное исследование жизни своей родины, ее
исторических корней, современных ее проблем да и собственного жизненного
опыта. И все же вершинными его произведениями остались "Сеньор Президент",
"Маисовые люди" и монументальная "банановая трилогия".
Как и большинству современных писателей Латинской Америки, Астуриасу
была в высшей степени близка идея ее континентального единства. Как цельное
и единое явление рассматривал Астуриас и ее литературу, произнося свою
Нобелевскую речь. В ней он характеризовал изобразительные особенности
современной прозы и подчеркивал ее социальную остроту:
"Наши романы написаны не только словами, но и образами. Многие, читая
наши романы, как бы видят их кинематографически. И не только потому, что
американские прозаики стремятся к наглядному утверждению своей самобытности,
но и потому, что они чувствуют себя обязанными, используя все богатства
звучания и образности нашего языка, обобщать голоса своих народов... Для
меня подлинный латиноамериканский роман - это вопль горечи, идущий из
глубины веков и разливающийся на сотнях страниц. Настоящий
латиноамериканский роман передает дух народа и во весь голос отстаивает его
права..."
Определяя таким образом сущность нового латиноамериканского романа,
Астуриас при этом формулировал и собственное творческое кредо, ярко и
самобытно воплотившееся в его книгах.