Он снова посмотрел на нее, слегка нахмурившись.
   - Еще раз? Наши разговоры приводят к странным результатам, - спокойно сказал он. - Ну, садитесь, Линнет. Глядя на вас, можно получить несварение желудка.
   Она неловко примостилась на краешке стула. Манера его поведения не была ободряющей, и она пожалела, что не смогла поговорить накануне вечером, когда он был добрее к ней. Этот далекий занятой человек постоянно менялся.
   Она глубоко вздохнула и решилась, поскольку не было ни спасения, ни альтернативы.
   - Многое из того, что я вам наговорила вчера в кабинете, было результатом.., не правильного понимания, - сказала она. - У меня и мысли не было, что вы занимаетесь бизнесом. Я прошу прощения, что придерживалась неверного мнения.
   Если она надеялась, что он милостиво примет ее извинения и с этим будет покончено, она жестоко ошибалась. Его глаза превратились в узкие щелочки, а рот сжался в тонкую линию.
   - Что озадачивает меня, так это то, каким образом вы пришли к такому.., непониманию, - медленно проговорил он, взвешивая каждое слово, заставив Линнет испугаться силы его неудовольствия. Можно было подумать, что он испытывает к ней неприязнь. - Интересно, где вы почерпнули сведения, что я провожу свою жизнь, транжиря деньги на.., увеселения.
   В какой-то момент она подумала, что снова слово "удовольствия" встанет между ними. Он употребил слово "увеселения", но оно смущало не меньше, к тому же он угрожающе приближался к причинам такого ее мнения о себе.
   - Я не знаю... Я предполагала... Я просто допускала.., потому что вы богаты... - отчаянно лгала она.
   Он слегка откинулся на стуле, но его более расслабленная поза никак не отразилась в его глазах, которые оставались жесткими и внимательными.
   - Вопреки утверждению писателя Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда, богатые бывают разные, - сухо сказал он. - Есть такие, которые сидят в своих поместьях, перемещаясь на лето в Канны. Но ди Анджели - потомки князей, занимавшихся торговлей. Как Медичи, мы нажили состояние, занимаясь мореплаванием и торговлей в дни, когда Венеция была республикой, около пяти столетий тому назад. Не в наших правилах сидеть и проедать состояние, мы стараемся его увеличить. Вы понимаете?
   - Теперь, да, - ответила она, хотя в уголках ее сознания все время звучал припев: "Но Джоанна сказала..." В ней вспыхнул короткий бунт и она спросила:
   - Вы что же, утверждаете, что не катаетесь на лыжах, не ездите в Кап-Ферра и не бываете приглашены на приемы?
   - Нет, я не утверждаю этого. Я действительно все это делаю. И многое другое тоже, как вы справедливо подозреваете. - Он прямо посмотрел на нее, не щадя ее. - Я мужчина, в конце концов. Я много работаю и имею право хорошо отдохнуть.
   Линнет слегка покраснела и смотрела себе под ноги, но ровный, без эмоций голос продолжал:
   - Для меня единственное спокойное время утром, и вот вместо того, чтобы читать газеты и пить кофе, я вынужден объяснять вам вещи, которые очевидны всякому, у кого есть мозги и кто умеет пользоваться ими.
   Она вздрогнула о г этих слов, как будто ее ударили.
   - Я не думала...
   - Это видно, что не думали.
   Он перевернул газету и показал ей на первой странице заметку с фотографией разрушенного здания. - Это был наш нефтехимический завод, недалеко от Рима, где произошел взрыв. Как вы понимаете, там есть жертвы - что неприятно. Нужно навещать людей в больнице, выплачивать компенсации. Должно быть проведено расследование. Лишь час или два короткого сна. - Его палец указал на статью, а затем обвинительно на нее. - Можете себе представить, как приятно, вернувшись домой, выслушать дурацкую и неуместную лекцию от какой-то девчонки?
   Линнет готова была провалиться от стыда, но это было уже слишком. Она вскинула голову и посмотрела на него яростно сверкающими, широко открытыми глазами.
   - Вы не правы! - яростно запротестовала она.
   - Нет? Тогда докажите это. Думайте сами, Линнет, а не полагайтесь на слухи, которыми вы пользуетесь.
   Он встал, сложил газету и бросил ее на стол. Затем покинул комнату, но, прежде чем закрыть за собой дверь, полуобернувшись посмотрел на нее суровым взглядом.
   - И не выходите на солнце! - приказал он.
   Пока он не вышел, в комнате ощущались раскаты его холодной злости. Неуверенными руками Линнет налила себе чашку кофе и постаралась выпить, но ощутила лишь горечь во рту. Она нервно катала хлебный шарик между пальцами, не в силах заставить себя есть.
   Невозможно было испробовать и забыть его гнев. Ей пришлось смириться с этим, признать, что для этого есть основания. Ее оправдывало только то, что она ничего не знала о его жизни и узнала лишь теперь - но почему? Потому, что она полностью и безоговорочно доверяла тому, что ей рассказывала Джоанна. А Джоанна, ее подруга, которой она верила без всяких сомнений, видимо, не всегда была честна, когда рассказывала о своем муже.
   Линнет тяжело вздохнула, пытаясь смириться с мыслью, что не все в этом мире бывает черным и белым, мир полон сложных оттенков. Нет сомнения, что у Джоанны был нервный срыв; Макс, должно быть, обидел ее. Может быть, с ее стороны это было неосознанное желание мести - изобразить его распутником. В том состоянии она вряд ли думала, что говорит.
   Моя вина, думала Линнет, что я поверила ей на слово. Если бы я полагалась на свои глаза и уши, на свой мозг, что и предложил сделать Макс, я, возможно, многое поняла бы здесь, в "Кафаворите" и не оказалась бы в столь глупом положении.
   Ее щеки вспыхнули, когда она вспомнила упавшего, небритого человека в кабинете, только что вернувшегося с места ужасных событий, который хотел принять ванну и лечь спать, а вместо этого полуистеричная самонадеянная девчонка стала упрекать его в разврате. Неудивительно, что он разозлился. Неудивительно, что он повел себя таким образом. Это, конечно, не оправдывало его, но теперь она частично понимала его поведение.
   Линнет не видела его до обеда, но в течение целого дня вынужденного безделья у нее было время подумать и она думала. Наблюдая, как он пьет свой предобеденный коктейль, она спрашивала себя, есть ли что-нибудь, о чем она может говорить спокойно, какой-нибудь предмет для разговора, который не приведет в ею же расставленную ловушку. Линнет боялась вновь вызвать его неодобрение, которое все еще ощущалось ею. Она не знала, с чего начать.
   - Тетя Дина задерживается? - спросил он. Нетерпение в его голосе указывало на то, что ему тоже не слишком хочется оставаться с Линнет наедине.
   - Она, наверное, у Кэсси, девочка попросила ее почитать, - предположила Линнет, выдавив из себя короткий смешок. - Кэсси в восторге от этой книги.
   - Литературой трудно не увлечься, - сказал он беспристрастно. - А как вы, поправились, чтобы продолжить знакомство с Венецией?
   - Я чувствую себя чудесно, спасибо, теперь я непременно буду надевать шляпу от солнца, - сказала она нарочито чопорно.
   - Не будьте смешной, Линнет, вы ни в коем случае не пленница, - язвительно сказал он. - Напротив, я одобряю вашу любовь к городу. Ради вас и местных жителей я все утро провел в дебатах о том, что делать: уровень воды поднимается, и кирпичные здания четырнадцатого века остро нуждаются в реставрации.
   Она с любопытством приподняла брови, но ничего не сказала, боясь опять сделать неверный вывод, а он ответил ей лучезарнейшей улыбкой, как будто понимал причины ее осторожности.
   - Венеция в опасности, - объяснил он ей. - Мы пытаемся найти способы спасения этих замечательных зданий, для этого нужны большие средства. Я полагаю, вы слышали об американском журналисте, который, приехав сюда, отправил редактору телеграмму: "Улицы полны воды. Пожалуйста, напечатайте". Это уже не шутка. Очень часто лагуну затопляет, и вода появляется там, где она нежелательна, разрушая старинные здания. Венеция тонет - правда, очень медленно.
   Глаза Линнет расширились.
   - Но это не должно произойти - она должна быть спасена для будущего! воскликнула она. Его взгляд слегка потеплел.
   - Это происходит не только из-за воды. Вредные выбросы, загрязнение воздуха и другие причины - вот наши беды. Например та, что сюда приезжает слишком много людей... Огромное количество проблем. Но я не теряю надежды, и многие у нас настроены так же, и у нас есть воля и средства, чтобы действовать.
   Он, не двигаясь, смотрел на нее поверх бокала. Линнет открылась еще одна сторона жизни Макса ди Анджели, но это не облегчило ей понимания этого сложного человека. Наоборот, она запутывалась все больше.
   Макс ди Анджели, прожигатель жизни, разрушитель судеб женщин, - во г его она понимала и ненавидела откровенно и от всего сердца. Но Макс - промышленный и финансовый магнат, Макс - покровитель искусств и защитник сказочного города, могла ли она ненавидеть такого Макса? А если ненависть покинет ее, то как ей вести себя с ним?
   Наверное, ее мысли были написаны на ее лице. Протянув руку и слегка дотронувшись до ее подбородка своими длинными гибкими пальцами, он мягко усмехнулся.
   - Не мучайтесь угрызениями совести, маленькая певчая птичка, - он снова усмехнулся. - Я не хочу, чтобы вы начали думать обо мне, как об ангеле, а не о дьяволе. По вечерам я играю в поло... А сегодня у меня свидание.
   Его пальцы слегка скользнули по ее шее - это даже нельзя было назвать прикосновением - и он убрал руку. К ее изумлению, она замерла и поняла, что задерживает дыхание, ожидая продолжения, желая, чтобы его прикосновения стали ощутимее, мечтая почувствовать его руки на своем теле. Как она может? Как она может?..
   Но он лишь наполнил стакан и просто сказал:
   - Я надеюсь, что вы захватили с собой купальники? Если нет, то вам следует пойти и купить. В конце недели мы переезжаем за город.
   Линнет ничего не ответила, она не могла говорить. Она лишь молча кивнула. Что с ней происходит? Что это за странное, потрясающее чувство, которое охватывает ее при малейшем его прикосновении, заставляет чувствовать себя, свое тело, свою женственность так, как никогда раньше? Впереди месяцы жизни в этом доме, долгие месяцы, в течение которых она должна выдержать, сдержать, скрыть эти чувства - но если они станут еще сильнее, у нее же не хватит сил сопротивляться им!
   А что потом?..
   Глава 5
   Загородная вилла семьи ди Анджели находилась среди зеленых, заросших густой травой лугов, на далеко простирающейся полосе земли, обрамляющей лагуну, напротив острова, на котором была расположена сама Венеция.
   Линнет заметила, что не только водное пространство отделяло их от "Кафавориты", но и в архитектурном стиле они ушли на несколько столетий вперед - от средних веков к периоду классицизма. Дом был построен в чисто греческом стиле, элегантный и симметричный, с портиком у парадного подъезда, который поддерживали изящные белые колонны, а все этажи были выдержаны в чистых, свободных линиях. Перед домом был симметрично разбит парк с тщательно ухоженными цветниками, фонтанами, статуями и декоративными водоемами. Позади дома не было такой парадности: там был заросший травой двор, с деревьями и теннисным кортом. Бассейна не было - да он и не был нужен, так как вся территория усадьбы выходила к частному пляжу, мягко спускаясь к сверкающим, прозрачным голубым водам Адриатики.
   Джанни повез их багаж дальней дорогой, через Иессоло. Линнет, Кэсси и Дина сели на пароходик на набережной у Рива дель Скьявони, на которой, как всегда, царило оживление: торговцы расставили уже свои лотки и разложили на них сумки и ювелирные изделия, тут же многочисленные туристы смешивались с толпой пассажиров, выходящих с пароходов. Джанни встретил их с машиной в Пунта Саббиони, где заканчивался их маршрут, и, привез короткой дорогой к дому.
   Как и в "Кафоворите", здесь не жалели денег, это тут же заметила Линнет, которая теперь уже привыкла понимать и ценить качество. Но здесь было больше света, воздуха, все говорило о том, что это летняя резиденция, в ней было больше окон, больше света, стены и отделка были более бледными, мебель более современной, но было меньше таинственности.
   Предназначавшаяся для нее комната была необъятных размеров, она скорее напоминала номер-люкс, и только то, что Линнет уже привыкла к жизни в дворцовой роскоши, удержало ее от возгласа удивления при виде таких просторных апартаментов.
   Была здесь, конечно, и столовая, но они обецадина открытой солнечной террасе, защищенной от солнца решеткой, увитой виноградной лозой, сюда проникал с моря легкий бриз.
   - Можно, мы пойдем теперь на море? Ну, пожалуйста, пожалуйста! - Кэсси была вне себя от радости. Линнет взглянула на Дину, которая кивнула головой.
   - Вы идите. А я полежу и почитаю, - заявила она.
   Линнет с улыбкой встала со стула. - Хорошо, - пошли. Но не купаться, мы ведь только что пообедали, нужно немного отдохнуть, о'кей?
   Странно было лежать на пляже и знать, что он весь твой, что никто не будет бегать мимо тебя, забрасывая песок в лицо, никто не пустит на всю катушку радио, когда ты только что собралась задремать. Но Линнет не привыкла к такому уединенному образу жизни. Она слышала отдаленные крики и смех купающихся на городском пляже и не могла решить, нравится ли ей такой привилегированный статус или она предпочла бы быть вместе с той толпой.
   - Ну что, переварился наш обед? Можно купаться? - Кэсси не терпелось броситься в море. Линнет, в бирюзовом закрытом купальнике, который она купила прошлым летом, вошла в воду, внимательно следя за девочкой, хорошо ли она умеет плавать и нужно ли действительно не спускать с нее глаз. Ей не стоило беспокоиться. Кэсси чувствовала себя в воде, как рыба, а море было теплое и спокойное, практически без волн. Вскоре она вышла из воды, обсохла на солнце, нанесла на кожу еще крема для загара и стала с удовольствием наблюдать с берега, как Кэсси радостно плещется и ныряет в воде.
   - Хотите поджариться посильнее? Она не слышала его тихих шагов по песку и увидела Макса, только когда он непринужденно шлепнулся рядом с ней. Вид его длинного крепкого тела в плавках заставил ее зардеться от смущения - она старалась не смотреть на его загорелые мускулистые ноги и грудь, втянутый, атлетический живот, полоски темных волос на груди. Он был одним из тех счастливцев, которые одинаково хорошо выглядят и раздетыми, и в дорогом костюме - живое подтверждение того, что не одежда делает человека красивым.
   - Ты пропустила кое-какие места, - сказал он, забирая бутылочку с кремом из ее вялой, податливой руки. И стал наносить своей рукой крем на ее шею, плечи и ниже, до самого края глубокого выреза на спине ее купальника. Легкие, но уверенные движения его руки вызывали приятное покалывание в позвоночнике, от его прикосновений волны неописуемого восторга распространялись по всему ее телу - вдоль рук и ног, доходя до желудка, отзываясь искорками в ее груди. Сильное, мощное возбуждение, которого она никогда раньше не испытывала, захватило ее.
   Ей хотелось, чтобы оно продолжалось, повторяясь снова и снова, хотелось, чтобы опытные, знающие руки прикасались к ней и возбуждали ее еще больше. Ведь инстинкт подсказывал ей, что как бы это ни было приятно, это всего лишь начало.
   Неужели именно такие чувства он возбуждал в Джоанне? И, подумать только, чем все это закончилось для нее!
   Должно быть, он почувствовал внезапную напряженность ее тела. Его руки замерли, как-то сразу и неожиданно, на ее плечах, затем он убрал их совсем.
   - Тебе нужен бикини, Линнет, - лениво заметил он. - Ты бы больше смогла загореть. Особенно с открытой грудью.
   Жаркие волны, которые пробегали по ее телу, не имели никакого отношения к солнечному теплу.
   - Я не загораю с открытой грудью, - сказала она, зная, что ее голос звучит невыносимо педантично.
   - Нет? - она услышала в его голосе недоумение, но даже не повернула головы, так как старалась избегать смотреть ему в глаза. - Очень многие девушки загорают так теперь, хотя мне кажется, на пляже становится скучно, когда все на виду в таком количестве. Но здесь никого, кроме нас, нет. Ты можешь свободно загорать с открытой грудью.
   Ну уж нет, пока ты рядом, я не смогу, лихорадочно думала она, не смея представить себе, как бы она обнажила чуть больше своего тела перед его холодным оценивающим взглядом. Испытывая смущение от того, что ее тело отреагировало на ее мысли, она сказала:
   - Спасибо, но это не для меня.
   - Как хочешь, - сказал он, демонстрируя свое безразличие. - Я иду купаться. Это один из немногих дней, когда я могу позволить себе делать, что хочу.
   Она наблюдала, как он долго плавал и играл в воде с Кэсси, но почему-то стеснялась присоединиться к ним. Все-таки она не член семьи. Она чувствовала, что Кэсси, пока отец был рядом с ней, не нуждалась в ее опеке, а Макс не приглашал ее. Когда они вышли из воды, Кэсси задремала, свернувшись калачиком под зонтом от солнца, а Макс сидел, подставив солнечным лучам, которые к тому времени уже утратили яростную силу, свое уже превосходно загоревшее тело, чтобы оно высохло.
   - Кэсси для своего возраста прекрасно плавает, - заметила Линнет, - но она нуждается в компании других детей, чтобы играть с ними. На частном пляже она их не найдет.
   Он бросил на нее предостерегающий взгляд.
   - Я очень разборчив в отношении друзей моей дочери, - сказал он. - Когда она пойдет в школу, у нее будет множество подходящих приятелей.
   - А до тех пор? Разве друзья вашей жены не приводили с собой детей поиграть на пляже? Он коротко рассмеялся.
   - Друзья Джоанны, если они были обременены детьми, обычно держали нянек, чтобы было с кем их оставить, - сухо сказал он. - Косиме особенно повезло, что у нее всегда была компания Дины.
   От Линнет не ускользнула резкая нотка в его голосе, которая могла служить предостережением против дальнейшего развития этой темы, но она не смогла удержаться.
   - Я думала, что все итальянцы обожают детей, - сказала она как можно непринужденнее, как будто они просто вели вежливую беседу и у нее не было особого интереса к здешней жизни Джоанны.
   - В большинстве случаев это так, - согласился он. - Но круг знакомых моей жены составляли в основном англичане и американцы. Она так и не научилась свободно владеть итальянским языком, чтобы по-настоящему сблизиться с итальянскими друзьями.
   - За семь лет? - переспросила Линнет, настолько шокированная, что не подумала, прежде чем задать вопрос.
   Его голубые глаза как бы затаились и сузились, когда он пристально взглянул на нее.
   - Кто вам сказал, сколько лет я был женат на ней? - резко спросил он.
   - Гм... Не помню, наверное, Дина, - быстро проговорила Линнет. Ей вдруг стало холодно - непонятно почему, ведь солнце все еще приятно грело - холодно и страшно. Она приблизилась к самому краю темной тайны, которую составляло супружество Макса и Джоанны, и мертвые, ледяные пальцы коснулись ее собственного чуткого настроения. - Ведь это не секрет?
   - Нет, конечно, - признал он. - Но я предпочитаю не обсуждать свой брак, я был бы благодарен, если бы ты не говорила о нем с моей теткой. Как бы то ни было, она не очень ладила с Джоанной.
   Линнет было трудно поверить в это. Дина была такой дружелюбной и открытой, готовой всегда помочь, что трудно было представить, что кому-то не удалось расположить ее к себе. А Джоанна... Джоанна могла очаровать кого угодно, потрясти собравшихся своим остроумием, озарить всех своей улыбкой...
   Но лишь до тех пор, пока она поступала, как хотела, снова сказал тот же спокойный, незнакомый голос, и Линнет вздрогнула, как будто он исходил из-за ее плеча, шепча неприятную правду ей в ухо, которое не хотело слышать ее. Нет - прочь, защищалась она. Джоанна умерла; это нечестно... И голос сказал: "Да будет тебе, она могла быть несносной, язвительной и просто жаждала крови, если что-то было не по ней..."
   Линнет не смогла заставить себя спросить, откуда он исходит, этот голос, ч почему она слышит его только теперь, когда проникала в Италию. Вместо того, сильно тряхну и головой, она сказала:
   - Уверяю вас, я и не думаю обсуждать ваш брак. Это не мое дело, он интересует меня лишь в вопросах, касающихся Кэсси.
   Его ответ прозвучал резко, как недвусмысленный запрет вообще трогать эту тему в дальнейшем.
   - Едва ли он вообще касается ее, - сказал он. - Уж в этом можешь мне поверить.
   Линнет казалось, что она ведет две, независимые друг от друга жизни. Одна была спокойной, размеренной и почти скучной, - приятное, неизменное существование, которое стало привычным, когда не было Макса. В такие дни ей почти удавалось убедить себя, что она всем довольна, что все хорошо и что она чувствует себя среди ди Анджели как дома. За исключением того, что ее окружала роскошь и что Кэсси была чуть больше надобности опекаемым ребенком, жизнь здесь в основном ничем не отличалась от жизни какой-либо другой семьи.
   Иногда она пребывала в таком ровном, благодушном настроении много дней, убаюканная морем и солнцем, получая удовольствие от быстрого овладения итальянским языком, все больше привязываясь к Кэсси. И вдруг откуда-то, куда его бросали дела, возвращался Макс, и сразу все менялось.
   Не то, чтобы менялся образ жизни. Настроение домашних всегда повышалось в присутствии хозяина, но она сама была уже не в состоянии расслабиться, ей было трудно вести себя, как всегда, зная, что он где-то рядом. Простое сознание того, что он может спуститься к ужину, что он может внезапно появиться на пляже или в саду, приводило ее в состояние нервозного ожидания.
   Она должна была признать, что это уже был не страх скомпрометировать себя или случайной оговоркой выдать какой-то факт, которого она не должна была бы знать. Она должна была честно признаться самой себе, что он властно привлекает ее.
   Он женился на ее подруге, сделал ее невыносимо несчастной и в конце концов довел до срыва. Это было известно Линнет. Она не могла притворяться, что всего этого не случилось. И все же ее тянуло к нему. Она не могла придумать оправданий. Это был человек с мощной харизмой, и она была так же беззащитна перед ним, как и Джоанна. Самой заветной, единственной надеждой ее было проработать следующие несколько месяцев, не дав ему поводов потешаться над ней, осознав ее чувства.
   Однажды вечером он отправился в Венецию на ужин и не вернулся к завтраку. Дина, не выражая никакого беспокойства, сидя за своим кофе с булочками и фруктовым соком, глубокомысленно улыбнулась Линнет:
   - Знаете, он взрослый мужчина и не должен ни перед кем отчитываться, когда он приходит и уходит.
   - Я ничего не сказала, - быстро ответила Линнет.
   - Вы могли и не говорить, дорогая. У вас написано на лице, что вам это не нравится, - мягко сказала Дина.
   - Меня это не касается, - упрямо настаивала Линнет. - Только... Его жена ведь умерла совсем недавно, не так ли? Не слишком ли рано он стал искать утешения?
   - А-а. - Дина помолчала, потом решительно тряхнула головой. - Мы не знаем, действительно ли он занимается этим. Вы спешите с...
   - Выводами. - подсказала Линнет.
   - Да, с выводами. Но даже если то, о чем вы думаете, правда, у мужчин есть свои потребности, не так ли?
   - У женщин тоже, - не думая, сказала Линнет, и Дина кивнула, полная согласия.
   - Это правда. Я была замужем много лет. Теперь я одна, и мне не хватает.., близости, - призналась она с тоской. - Но у женщин чувства чаще бывают к одному мужчине, тому, кого она любит. У вас есть такой?
   Теперь была очередь Линнет покачать головой.
   - Нет. Такого нет, - сказала она. - Я всегда была слишком занята учебой, музыка поглощала все мое время. У меня никогда не было времени думать об этом. Но все же я не верю, чтобы мужчина мог легко забыть или заменить любимую женщину. Если Макс любил свою жену...
   Она резко оборвала себя, осознав, что делает именно то, что он запретил ей делать - обсуждать его брак. И привело ее в чувство не только собственное сознание неловкости положения, но и внезапно появившееся на обычно открытом лице Дины замкнутое выражение.
   - Извините, - быстро проговорила она. - Как я уже сказала, это не мое дело.
   Дина сочувствующим жестом коснулась руки Линнет.
   - Вы живете здесь, как член нашей семьи. Естественно, вам хочется кое-что знать, - сказала она. - Если я скажу вам... Между нами, по-дружески, что этот брак никогда не был идеальным, а к концу он вообще перестал быть таковым, сможем мы никогда больше не возвращаться к этой теме? Макс не простой человек, я знаю; он требовательный, слишком интересный внешне, что не приносит ему пользы, он вечно в пути. Но Джоанна... - Она надолго умолкла, не решаясь продолжить, и Линнет боялась дышать, чтобы не вспугнуть ее.
   Наконец она произнесла с неохотой, как будто из нее это вытащили клещами:
   - У Джоанны был очень трудный характер. С самого начала ей, по-моему, не нравилась Италия. Она все время уезжала и возвращалась и снова уезжала. То за туалетами в Париж, то к друзьям в Канны.
   Это Джоанна-то уезжала? Джоанна бежала из дома? Линнет так долго рисовала себе печальную картину, в которой Джоанна играла роль настоящей затворницы в "Кафаворите", зависящей от капризов мужа, что она едва могла поверить в то, что ей говорила Дина.
   Она тетка Макса, естественно, она на его стороне, подумала Линнет, но в душе не могла отрицать, что Дина честный и откровенный человек. И с готовностью признает недостатки Макса.
   - Но когда родилась Кэсси, то, конечно же, все изменилось? - спросила Линнет.
   - Я надеялась - я молила, чтобы это было так. Ребенок иногда удерживает вместе мужчину и женщину. Но... - Она снова покачала головой. - Я и так слишком много сказала. Хватит, - решительно сказала она.
   Джоанна, должно быть, была так несчастна, заставляла себя повторять Линнет, что даже ребенок не изменил ее жизнь к лучшему. Она была вынуждена продолжать убегать из дома. Наверное, во всем был виноват Макс.