Страница:
Так потихонечку и незаметно прошел месяц, другой. Подходило время летней экзаменационной сессии в МИСиС-е. Ксюша к экзаменам готовилась изо все сил. Заваливать сессию она не собиралась. Да ей и нельзя было заваливать самую сессию, первую в ее жизни летнюю институтскую экзаменационную сессию. Слишком уж было это чревато для нее. Тогда ей грозило отчисление из института, а значит, не продление договора с заводом на следующий ее год. Ведь завод оплачивал учебу только по справке из деканата о переводе ее на следующий курс. А какая может быть справка, если у нее будут хвосты?! Да никакой!
Зимнюю сессию она проскочила довольно успешно. Все сдала на четверки, не считая математики. Но с математикой оказалось плохо не только у нее одной. Из тридцати человек их группы математику сдали только трое. Все остальные – завалили. У всех остальных по выражению их "препода" по математике одна большая на всех двойка. Но когда ты одна остаешься наедине с идиотом "преподом" – это страшно, это твоя вина, твоя недоработка.. Но когда к тебе вдруг дружно присоединятся почти вся группа – это уже совершенно другое дело, во всяком случае это не конец.. Даже и не беда. Это просто большая неприятность. Причем, твоя неприятность распределяется на всю группу сразу. И тогда все становится гораздо проще. Ибо не сдавшая экзамен группа – это уже ЧП для института. А раз ЧП для самого института, то меры оно, руководство института,. проимет. Потому что виноватым становится уже не какой-то студент какой-то там группы. Это уже преподаватель института сморозил что-то не слишком подобающее. Учил, учил студентов чему-то целый семестр, а экзамены они не сдали. Тогда, спрашивается, чему ты их целых полгода учил?! Чему?! Тогда всерьез может встать вопрос о твоей профессиональной непригодности. Ну, хорошо, встанет этот вопрос, снимем мы этого преподавателя с преподавания, а дальше-то что? Группа по математике останется не аттестованной. И как с этим быть? Нового преподавателя им поставить? И он второй семестр начнет с программы первого семестра? И весь процесс учебы сдвинется на полгода? Стыдоба просто! Срамоты не оберешься! Не-ет, здесь надо что-то другое придумать! Покрасивее и поизящней, чтобы никто не подкопался.
И в самом деле придумали. И очень здорово придумали. В конце зимней экзаменационной сессии на доске объявлений в вестибюле института появилась бумажка со следующим текстом, отпечатанном на компьютере:
"Для студентов группы "ВТМ-07", не сдавшим экзамены по математике, во время зимних каникул организуется платные дополнительные занятии по программе 1-го семестра. Цена занятий -
2500 рублей. Деньги сдавать в кассу института. Начало занятий 26-го февраля текущего года. После окончания занятий произойдет сдача экзаменов за первый семестр текущего учебного года"
Деканат технологического факультета.
Как говорится – дешево и сердито. Но зато надежно. Ксюша и ее подруги по комнате, как и все в их группе записались на дополнительные занятия, сдали в кассу института по 2500 рублей и стали посещать эти занятия. Ходили целую неделю с 18-00 до 21-00. после чего им всем поставили по "удовлетворительно". Те, которые захотели получить более высокую оценку, должны были сдавать настоящие экзамены с экзаменационными билетами. Но такой нашелся только один парень из всей их группы. И он действительно получил "хорошо". Но каким образом он получил эту оценку – история умалчивает. А сам он не разглашал свою тайну. Сдал – и все тут. А как? Вам-то что?! Не ваше это дело. Действительно, нам-то чего? Каждый должен выкручиваться сам. Как он сможет, так у него и получается. "Каждый умирает в одиночку" – была когда-то такая книга немецкой антифашисткой писательницы, коммунистки Анны Зегерс. Там у нее каждый антифашист умирает в одиночку. Жизнь так у них сложилась – никто ничего не должен знать.. А сейчас – экзамены сдают в одиночку. Тайно сдают, чтобы тоже никто ничего не узнал. Здесь важен результат, а не путь к нему, да и не сам процесс. Ведь цель всегда оправдывает средства. Современный лозунг "новых русских". А был когда-то лозунгом святого ордена иезуитов, основанного преподобным епископом Игнатием Лайолой еще в далеком 17-ом веке. Того самого ордена, что "огнем и мечем" защищал во всем мире интересы католической церкви. Защищал, не считаясь ни с чем. Ни с какими жертвами, ни с какими затратами.
А у Ксюши цель одна – сдать без хвостов свою летнюю экзаменационную сессию. Трудная для нее задача. Очень трудная. Потому что заниматься на работе она не могла. Даже домашние задания на работе делать не получалось – мешал гипнотизирующий взгляд начальницы и ее сердито поджатые шубы. Она всегда недовольно из поджимала перед тем, как начинать разгон. Поэтому приходилось сидеть до "поздна" дома, у себя в общаге. Она вроде бы и успевала, шла в графике. Но все равно, успевала с трудом. И сильно, сильно нервничала. Она уже была фактически на пределе своих человеческих сил и у нее росло стойкое убеждение в том, что очень скоро с ней что-то должно произойти. Она не знала что именно, но была уверена, что нечто страшное и непоправимое. И она не ошиблась в своих ожиданиях. В чем очень скоро убедилась.
Как-то, в самом начале июня, в тихий и жаркий солнечный день, в обеденный перерыв она сидела в комнате бюро за своим столом и кушала. Все остальные женщины их комнаты ходили обедать домой. Они жили недалеко от "стекляшки", через улицу, в новых заводских домах, построенных в последние годы Советской власти. Окна их комнаты были направлены на восток – сплошная стеклянная стена здания с алюминиевым обрамлением, через которую после обеда било в комнату беспощадное летнее солнце. И в комнате становилось невыносимо жарко. Все кондиционеры и жалюзийные устройства для закрытия окон от солнечных лучей давно уже вышли из строя. И единственным средством для спасения от изнуряющей жары стали открытые окна и занавешенные самодельными матерчатыми шторами их рамы и сами оконные стекла. Зимой же от промерзших стекол несло холодом и они покрывались инеем, Потому что замазать или заклеить бесчисленные щели в алюминиевых рамах окон было практически невозможно.
Сейчас было лето, поэтому окна в помещении уже были открыты. Хотя солнце еще не перевалило на эту сторону здания и в помещении еще не было жарко. Ксюша открыла окна, воспользовавшись моментом, когда начальницы не было. Она ушла куда-то перед обедом и до сих пор еще не возвращалась. А при ней окна открывались только на короткое время для проветривания помещения и подходить к ним в этот момент она не разрешала. Дело в том, что подоконники окон были расположены почему-то очень низко, чуть выше колен. И, естественно, любой нормальный человек старался без крайней необходимости к окнам близко не подходить – слишком уж опасно. Так и загреметь не сложно! Мало ли что может случиться – голова закружится или что еще. Ведь, как ни крути, а этаж-то шестнадцатый!. Не-ет, от греха надо быть подальше!. Во всяком случае – стараться быть подальше. И судьбу свою лишний раз не провоцировать.
Но так могли рассуждать только взрослые люди, много повидавшие на своем веку. А молодые? Им законы осторожности не писаны. Их всегда на опасности, да на необычное как магнитом тянет. А вид с открытого окна был ошеломляющий! Чуть ли не весь город перед тобой, как на ладони. Дома, дома, крыши домой, как ненастоящие, игрушечные, тянулись аж до самого горизонта. Даже Московскую кольцевую было видно отсюда. А между домами широкими прямыми лентами – улицы, обрамленные зелеными верхушками деревьев. Деревьев в городе было много. Город был зеленый. Кучками деревья стояли во дворах, скверах и целыми зелеными коврами – в парках. Их было довольно много в городе. И больших, и маленьких, и средненьких.
Ксюша поела, сложила посуду в одну пластиковую плашку, чтобы потом сходить в туалет и помыть ее. В туалете, в смесителе, горячая вода была, поэтому с мытьем посуды особых проблем не существовала. Правда, горячая вода была почему-то не всегда. Частенько она отсутствовала. И не только в их "стекляшке". В цехах тоже. А ведь там рабочие. И работа у них не сказать, чтобы чистая После окончания работы им надо ведь обязательно помыться и переодеться Не пойдут же они грязные домой?! Поэтому они мылись в таких случаях холодной водой. Ксюше с посудой было проще. Нет горячей воды? Ну и что ж!. Тогда она забирала посуду домой, в свою общагу и мыла ее там. В общаге горячая вода была всегда. И на кухне, и в душевой. Очень даже удобно.
Ксюша подошла к окну, легла грудью на подоконник, подперла голову ладонями обеих рук и стала смотреть на раскинувшийся перед ней город. Она любила так смотреть. Высоты она не боялась и никакого головокружения при этом не испытывала. Испытывала одно лишь удовольствие и какую-то, бездумно сладостную, душевную благодать. Она просидела так минут пять и здесь вдруг услышала свое имя, произнесенное снаружи здания. Она выглянула из окна. Рядом, в соседнем окне торчала голова Саши. Она подняла руку и помахала Ксюше. Саша обычно ходила обедать домой. Но сегодня почему-то осталась.
Они высунулись из окон чуть ли не по пояс и стали болтать. О чем? Да так, ни о чем, если разобраться и, в тоже время, очень и очень важном для обоих. Ведь обе они были молоды, обе были студентками одного и того же ВУЗ-а, и, естественно, у них было множество общих точек соприкосновения, много общих проблем и множество общих интересов. Короче – им было о чем поговорить. И они говорили. И сколько они так проболтали, трудно сказать; и сколько бы еще они так. через окна, общались бы друг с другом – тоже неизвестно. Ведь они только вошли во вкус. Но здесь вдруг за спиной у Ксюши раздался сердитый женский крик:
– Это что за безобразие?! Да как ты посмела высовываться из окна?! Ты что, забыла, что я запретила даже открывать эти окна без меня? А ты еще и высовываешься из него! Сейчас же отойди от окна!
Ксюша шагнула от окна и застыла в недвижности, оторопела глядя на начальницу. Она совсем забыла о ней. Она думала, что Ирина Владимировна на обеде у себя дома. Так всегда было. А она сегодня здесь!
Ирина Владимировна подошла к окну, выглянула из него и крикнула:
– Саша, вы что с Ксенией уже с ума "посходили"?! Из окна вывалиться хотите! А ну марш на место. Я еще с твоим начальством поговорю Ишь, моду взяли! Что хотят, то и воротят! На них уже никакие законы не действую! А ты не прячься, не прячься от меня! Ты слушай, что тебе говорят..
Она кричала много и гневно, все больше и больше входя в раж, все больше распаляясь, и все больше высовываясь из окна. Наверное, там, где она была перед обедом, ей основательно попортили настроение. И сейчас она вымещала свое зло и свое неумение работать с людьми, от нее независящими, на этих двух молодых девчонках. Ведь можно было спокойно поговорить и с Ксюшей, и с Сашей. Да, их поступок симпатии не вызывал. Но он и не был таким уж беспрецедентным, чтобы так уж распаляться.
Ксюша стояла рядом с ней, слушая ее визгливый голос, этот набор оскорбительных для них с Сашей слов, и бездумно глядя на ее высунутую из окна округло- покатую старческую спину с чуть выступающими от неудобного положения лопатками. И в ее голове вдруг неожиданно возникла дикая до жути мысль:
– Если положить на ее спину ладонь, как раз между лопатками, и чуть только надавить, совсем чуть-чуть, "капелечку" – она полетит вниз.
Ксюша даже не успела обдумать или осмыслить эту появившуюся у нее страшную мысль, как ноги сами сделали шаг к начальнице, рука сама подалась вперед и легла на ее спину, как раз между лопатками. Ей даже не пришлось давить или толкать Ирину Владимировну в спину, она просто положила на нее ладонь. Спина под ее ладонью дрогнула, Ирина Владимировна испуганно ойкнула, как от неожиданно полученного укола, нелепо взмахнула руками и полетела вниз. Она только раз попыталась крикнуть обычное, испуганно-человечекое: "А-а-а-а-а..!" и тут же замолкла. Потом, через несколько бесконечно-долгих секунд послышался мягкий. приглушенно- тупой удар.
Ксюша шарахнулась от окна, закрыла широко распахнувшийся на крик рот двумя ладонями и медленно, медленно опустилась на пол. Когда Саша вбежала в комнату, она так и сидела на полу на корточках, бледная – "пребледная", как смерть, аж до синевы, прикрывшая рот сжатыми ладонями и круглыми. полубезумными глазами глядя на раскрытое окно. Сквозь сжатые ладонями губы свистящим, задавленным шепотом проскакивали невнятные, еле слышимые слова:
– Это не я…Это не я…Это не я…Это не я…Это не я…
Саша подбежала к ней, обняла ее за голову, прижала к себе и, непрерывно целуя ее в макушку, торопливо зашептала в ответ:
– Конечно же не ты. Это она сама, сама, сама, сама…
Когда в комнату вошли представители охраны и администрации ОАО, они увидели стоящую в комнате около окна Сашу и прижавшуюся к ней Ксюшу, сидевшую перед ней на корточках. Обе были бледные, испуганные, плохо соображавшиеся. На вопросы могла еще отвечать Саша. А Ксюша была практически в невменяемом состоянии. Она молча плакала, испуганно тряслась всем телом и на любую попытку обратиться к ней с вопросом, вся сжималась, съеживалась, буквально уменьшаясь в размерах и начинала несвязно бормотать:
– Это не я…Это не я…Это не я…
Срочно вызвали скорую и Ксюшу отвезли в больницу, где ее положили в неврологическое отделения с диагнозом сильного психологическое потрясения. Приехавшая затем милиция особенно не мудрила. Да и что здесь было мудрить? Картина была ясная. Несчастный случай по неосторожности. Сильно высунулась из окна и выпала. Выпала сама. Никто здесь ни в чем не замешан. Ну, а девушка, Ксюша оказалась нечаянным свидетелем происшествие и была настолько потрясена случившемся, что ее потом пришлось отхаживать в неврологическом отделении городской больницы. Никаких мыслей о том, что история эта может быть не так уж и случайна, как показалась вначале всем, и что Ирина Владимировна в действительности не выпала из окна "стекляшки", а ей помогли выпасть, ни у кого не возникло. Слишком уж невероятной она была. Да и мотивов ни у кого не могло быть. Кому она могла помешать, эта пожилая, почти старая крикливая женщина, на которую никто практически не обращал внимания? Ни как на женщину, ни как на руководителя технологического бюро..Да никому. И дело закрыли.
Так потихонечку все и заглохло. Вскоре Ирину Владимировну похоронили. При вскрытии выяснилось, что умерла она еще во время падении – сердце не выдержало. Но это даже и лучше – не мучилась, бедная. На ее место поставили Людмилу Ивановну. Поставили ее временно, потому что на роль постоянного начальника бюро она категорически не согласилась. Ну, не согласилась, так не согласилась. Тоже не беда. Поставим потом другого, если найдем.
Оказалось – нашли. Через несколько месяцев на ее месте оказался молодой парень, лет двадцати пяти. Чей-то родственник. Парень, как парень, ничего особенного. Главное, что не сволочь и не слишком зануда. Ну, а специалистом и руководителем он станет лишь потом, потом, через несколько лет работы
После этого случая окна в "стекляшке" закрыли намертво, чтобы другим неповадно было выпадать А подоконники окон в срочном порядке приподняли по высоте с помощью специальных деревянных подставок.
Принимали меры. Подстраховывались
Ксюша пролежала в больнице долго, целых три недели – все никак не могла опомниться и придти в себя. Особенно трудно было ночами. Ей снились кошмары. Точнее, один и тот же постоянный кошмарный сон. Она стоит перед открытым окном их комнаты в "стекляшке". А в окно, согнувшись, высунулась пожилая женщина. Отчетливо видна ее серая, в темную полоску кофточка из какой-то естественной, легкой ткани. То ли лен, то ли хлопок, неизвестно. Подмышками темные пятна от пота.
На улице в тот день было жарко. И Ксюша кладет свою ладонь на спину женщины, ощущая под рукой пластиковую застежку лифчика, дряблую податливость ее высохших мышц, испуганно дрогнувших от прикосновения и этот отчаянный ее крик, наполненный недоумением и ужасом приближающейся смерти, когда она уже летела вниз: "А-а-а-а-а!". Этот крик до сих пор звучит у нее в ушах, стоит ей только закрыть глаза и попытаться успокоиться..
А здесь уже подошла сессия. Надо было срочно ликвидировать хвосты и получать допуск к экзаменам. Она попыталась было упросить своего лечащего врача выписать ее для участия в летней экзаменационной сессии. Но тот категорически отказался – надо было довести курс ее лечения до конца в стационаре, а потом уже делать выводы. Но он согласился предоставить ей возможность сдавать зачеты и экзамены из больницы по соответствующей справке. Девчонки притащили ей в палату конспекты лекций, тетрадки по практическим и лабораторным работа, учебники, и Ксюша засела за книжки. Это была своеобразной трудотерапией. За учебниками и конспектами она совсем забыла про свою болезнь и сессию сдала довольно успешно. Без хвостов. А то обстоятельство, что она сдает зачеты и экзамены из стационара больницы, в какой-то степени, даже помогало ей. Никто из преподавателей не пытался придираться к ней и с легкостью ставил ей оценку. Либо "хор", либо "уд". Даже математик сочувственно "поулыбался" ей и поставил "уд", без всяких, обычных для него дополнительных вопросов. А после экзаменов она ушла в первый в своей жизни законный производственный отпуск. Ведь она уже проработала на заводе целый год и ей по трудовому законодательству России был положен оплачиваемый отпуск на целых двадцать восемь календарных дней. В отпуск она поехала домой и вернулась на завод уже только в августе..
В их бюро за время ее отсутствия произошли значительные перемены Две бабушки ушли с завода. Ушли сами, по собственным заявлениям. Но не по собственным желаниям, а по просьбе администрации завода. В июне вышел на заводе приказ об оптимизации численности инженерно-технических работников в подразделениях завода. По этому приказу каждый ИТР-овец завода, достигший пенсионного возраста, имеет право на получение семи своих должностных окладов, если до первого августа текущего года подадаст заявление на уход с завода по собственному желанию. Были составлены списки таких желающих ИТР-овцев. Их оказалось около ста человек. И всем им при расчете в действительности были начислены эти пресловутые семь должностных окладов. Какова цель этого приказа – трудно было сразу определить?. Никакое вразумительное объяснения здесь не подходило. Что это? Попытка избавиться от пенсионеров, численность которых в инженерных службах достигало свыше 80-ти процентов работников? Да это же элементарно! По трудовому Российскому законодательству их можно было спокойно уволить только лишь по одному уведомлению. Ну, а для сохранения лица администрация может в этот момент провести сокращение штатов; может с каждым не нравящимся пенсионером провести индивидуальную психологическую беседу, после которой он сам, добровольно и без истерик подает заявление об уходе по собственному желанию. Да мало ли способов избавиться от нежелательного работника?! Вагон и маленькая тележка! В Советские времена, во времена строжайшего контроля за деятельностью администрации, и то уволить работника любого ранга не составляло никакого труда. Даже тогда, подвести законодательную базу под увольнение работника было задачей проще простого. А сейчас? Сейчас, когда хозяин предприятия по отношению к своим подчиненным может вытворять все, что захочет, и для которого ни один в мире указ – не указ. для чего тогда играть в этот потешный спектакль по выплатам семи должностных окладов пенсионерам, пожелавшим добровольно уйти с завода? Что они этим преследовали, чего добивались – неизвестно.
А после массового ухода ИТР-овцев вдруг неожиданно выяснилось,(Весь вопрос – для кого – неожиданно?!), что из-за отсутствии квалифицированных специалистов очень многие заказы завод теперь делать не может. Поле деятельности завода резко сузилось. И что – теперь? Да ничего! Как жил завод, еле теплясь, так и продолжал жить. Но зарплату своим работникам продолжал регулярно выплачивать. Во всяком случае – пока продолжал. А все остальные передряги и перетасовки на заводе его рядовых работников волновали мало. Они просто ничего об этом не знали и не понимали. Раньше, при Советской власти, на заводе действовали перспективные планы его развития. Пятилетние, годовые, квартальные.. И эти планы были тесно увязаны с его "социалкой" – со строительством жилья, детских яслей, садов, школ, медицинских учреждений и т.д и т.п. Все работники завода, независимо от своего положения, следили за этими планами, интересовались ходом работ по их выполнению и потому знали, что на заводе будет завтра, послезавтра и даже через несколько лет. А сейчас – что? Да ничего! Даже главные специалисты были абсолютно не в курсе перспективы завода на ближайшие годы. Что будет с их заводом, как он будет в дальнейшем развиваться – никто из них представления не имел. Хозяева не считали нужным делиться подобными планами со своими подчиненными. И потому никто на заводе ничего не знал о будущем своего завода. А если его будущее тебе неизвестно, то за каким дьяволом тебе связывать свое собственное будущее с его неизвестным тебе будущим?. Смысл какой? Правильно – никакого. Вот потому-то молодежь и не шла на этот завод. Только лишь одни "гастарбайтеры".
Не понимала ничего в заводских делах и Ксюша. Но то, что две бабки из их комнаты ушли – ее обрадовало. И обрадовало чисто практически – освободилось одно рабочее место у окна. И она перебралась туда. Людмила Ивановна не возражала. И Ксюша благоустроила свое новое рабочее место по полному своему усмотрению Она его украсила цветами. На новый подоконник поставила несколько горшков и впереди себя на небольшой скамейке, которую давно уже заприметила на лестничной площадке, тоже. С помощью этой скамейки и горшков с цветами она хотела было отгородиться от неприятных глаз начальницы. Но очень скоро поняла, что такое при Ирине Владимировне невозможно. А Людмила Ивановна на такую чепуху внимания не обращала. Ей бы с работой своей справиться! А цветы – что? Пусть стоят, раз уж девчонка так хочет. И у Ксюши стало очень даже хорошо и почти что уютно. А это очень здорово, когда тебе самой на твоем рабочем месте нравится. Тогда работать тебе становится комфортно. Тогда работается намного лучше. Многие даже завидовали ей. Но самое главное – никто теперь не будет видеть, чем она у себя занимается. Можно будет теперь даже институтские контрольные и домашние задания делать. Красота!.
А потом, через пару месяцев появился новый начальник бюро. Юра. Юрий Николаевич Пашкевич. Но на Юрия Николаевича он не тянул, как ни старался. В своем деле он не тянул абсолютнейшее. Но он оказался племянником финансового директора ОАО. А родственные связи в нашей жизни значили всегда очень много. Значили раньше и, тем более, значат сейчас, когда нет парткомов, нет общественных институтов, нет контроля за деятельностью администрации. В таких ситуациях можно все! Как хочу, так и ворочу! Вон даже при Путине в правительстве половина родственников работает. И мужья, и жены, и племянники и шурины, и бог его знает еще кто!. Но все – родственники друг другу. А раз родственники, значит, им все можно. И никакой ответственности за полностью разваленные дела Вся страна встала против Зурабова, а какой толк?! "Наворочил" он столько, что десятку других за подобные дела давно бы пожизненную дали. А ему – ничего! Родственничек! Золотое слово! Как охранная грамота царского посланника. Никто не имеет права тонуть. А работа?! Да черт с ней! Страна громадная, природных ресурсов – море! На наш век хватит. А после нас – хоть потоп. Мы уже заранее подстраховались У детей – высшее зарубежное образование. У нас – счета в зарубежных банках. Проживем и без этой страны. Мы – люди современные, интернациональные. У нас по несколько гражданств. Где хотим, там и живем.
Так и здесь, в отделе Главного технолога. Тот факт, что этот молодой человек не слишком уж, мягко выражаясь, разбирается в том деле, которым руководит, никого из руководства ОАО не волновало. Ну и что? Мы тоже в машиностроении не очень разбираемся, но ведь не так уж и плохо руководим многотысячным коллективом ОАО
Зимнюю сессию она проскочила довольно успешно. Все сдала на четверки, не считая математики. Но с математикой оказалось плохо не только у нее одной. Из тридцати человек их группы математику сдали только трое. Все остальные – завалили. У всех остальных по выражению их "препода" по математике одна большая на всех двойка. Но когда ты одна остаешься наедине с идиотом "преподом" – это страшно, это твоя вина, твоя недоработка.. Но когда к тебе вдруг дружно присоединятся почти вся группа – это уже совершенно другое дело, во всяком случае это не конец.. Даже и не беда. Это просто большая неприятность. Причем, твоя неприятность распределяется на всю группу сразу. И тогда все становится гораздо проще. Ибо не сдавшая экзамен группа – это уже ЧП для института. А раз ЧП для самого института, то меры оно, руководство института,. проимет. Потому что виноватым становится уже не какой-то студент какой-то там группы. Это уже преподаватель института сморозил что-то не слишком подобающее. Учил, учил студентов чему-то целый семестр, а экзамены они не сдали. Тогда, спрашивается, чему ты их целых полгода учил?! Чему?! Тогда всерьез может встать вопрос о твоей профессиональной непригодности. Ну, хорошо, встанет этот вопрос, снимем мы этого преподавателя с преподавания, а дальше-то что? Группа по математике останется не аттестованной. И как с этим быть? Нового преподавателя им поставить? И он второй семестр начнет с программы первого семестра? И весь процесс учебы сдвинется на полгода? Стыдоба просто! Срамоты не оберешься! Не-ет, здесь надо что-то другое придумать! Покрасивее и поизящней, чтобы никто не подкопался.
И в самом деле придумали. И очень здорово придумали. В конце зимней экзаменационной сессии на доске объявлений в вестибюле института появилась бумажка со следующим текстом, отпечатанном на компьютере:
"Для студентов группы "ВТМ-07", не сдавшим экзамены по математике, во время зимних каникул организуется платные дополнительные занятии по программе 1-го семестра. Цена занятий -
2500 рублей. Деньги сдавать в кассу института. Начало занятий 26-го февраля текущего года. После окончания занятий произойдет сдача экзаменов за первый семестр текущего учебного года"
Деканат технологического факультета.
Как говорится – дешево и сердито. Но зато надежно. Ксюша и ее подруги по комнате, как и все в их группе записались на дополнительные занятия, сдали в кассу института по 2500 рублей и стали посещать эти занятия. Ходили целую неделю с 18-00 до 21-00. после чего им всем поставили по "удовлетворительно". Те, которые захотели получить более высокую оценку, должны были сдавать настоящие экзамены с экзаменационными билетами. Но такой нашелся только один парень из всей их группы. И он действительно получил "хорошо". Но каким образом он получил эту оценку – история умалчивает. А сам он не разглашал свою тайну. Сдал – и все тут. А как? Вам-то что?! Не ваше это дело. Действительно, нам-то чего? Каждый должен выкручиваться сам. Как он сможет, так у него и получается. "Каждый умирает в одиночку" – была когда-то такая книга немецкой антифашисткой писательницы, коммунистки Анны Зегерс. Там у нее каждый антифашист умирает в одиночку. Жизнь так у них сложилась – никто ничего не должен знать.. А сейчас – экзамены сдают в одиночку. Тайно сдают, чтобы тоже никто ничего не узнал. Здесь важен результат, а не путь к нему, да и не сам процесс. Ведь цель всегда оправдывает средства. Современный лозунг "новых русских". А был когда-то лозунгом святого ордена иезуитов, основанного преподобным епископом Игнатием Лайолой еще в далеком 17-ом веке. Того самого ордена, что "огнем и мечем" защищал во всем мире интересы католической церкви. Защищал, не считаясь ни с чем. Ни с какими жертвами, ни с какими затратами.
А у Ксюши цель одна – сдать без хвостов свою летнюю экзаменационную сессию. Трудная для нее задача. Очень трудная. Потому что заниматься на работе она не могла. Даже домашние задания на работе делать не получалось – мешал гипнотизирующий взгляд начальницы и ее сердито поджатые шубы. Она всегда недовольно из поджимала перед тем, как начинать разгон. Поэтому приходилось сидеть до "поздна" дома, у себя в общаге. Она вроде бы и успевала, шла в графике. Но все равно, успевала с трудом. И сильно, сильно нервничала. Она уже была фактически на пределе своих человеческих сил и у нее росло стойкое убеждение в том, что очень скоро с ней что-то должно произойти. Она не знала что именно, но была уверена, что нечто страшное и непоправимое. И она не ошиблась в своих ожиданиях. В чем очень скоро убедилась.
Как-то, в самом начале июня, в тихий и жаркий солнечный день, в обеденный перерыв она сидела в комнате бюро за своим столом и кушала. Все остальные женщины их комнаты ходили обедать домой. Они жили недалеко от "стекляшки", через улицу, в новых заводских домах, построенных в последние годы Советской власти. Окна их комнаты были направлены на восток – сплошная стеклянная стена здания с алюминиевым обрамлением, через которую после обеда било в комнату беспощадное летнее солнце. И в комнате становилось невыносимо жарко. Все кондиционеры и жалюзийные устройства для закрытия окон от солнечных лучей давно уже вышли из строя. И единственным средством для спасения от изнуряющей жары стали открытые окна и занавешенные самодельными матерчатыми шторами их рамы и сами оконные стекла. Зимой же от промерзших стекол несло холодом и они покрывались инеем, Потому что замазать или заклеить бесчисленные щели в алюминиевых рамах окон было практически невозможно.
Сейчас было лето, поэтому окна в помещении уже были открыты. Хотя солнце еще не перевалило на эту сторону здания и в помещении еще не было жарко. Ксюша открыла окна, воспользовавшись моментом, когда начальницы не было. Она ушла куда-то перед обедом и до сих пор еще не возвращалась. А при ней окна открывались только на короткое время для проветривания помещения и подходить к ним в этот момент она не разрешала. Дело в том, что подоконники окон были расположены почему-то очень низко, чуть выше колен. И, естественно, любой нормальный человек старался без крайней необходимости к окнам близко не подходить – слишком уж опасно. Так и загреметь не сложно! Мало ли что может случиться – голова закружится или что еще. Ведь, как ни крути, а этаж-то шестнадцатый!. Не-ет, от греха надо быть подальше!. Во всяком случае – стараться быть подальше. И судьбу свою лишний раз не провоцировать.
Но так могли рассуждать только взрослые люди, много повидавшие на своем веку. А молодые? Им законы осторожности не писаны. Их всегда на опасности, да на необычное как магнитом тянет. А вид с открытого окна был ошеломляющий! Чуть ли не весь город перед тобой, как на ладони. Дома, дома, крыши домой, как ненастоящие, игрушечные, тянулись аж до самого горизонта. Даже Московскую кольцевую было видно отсюда. А между домами широкими прямыми лентами – улицы, обрамленные зелеными верхушками деревьев. Деревьев в городе было много. Город был зеленый. Кучками деревья стояли во дворах, скверах и целыми зелеными коврами – в парках. Их было довольно много в городе. И больших, и маленьких, и средненьких.
Ксюша поела, сложила посуду в одну пластиковую плашку, чтобы потом сходить в туалет и помыть ее. В туалете, в смесителе, горячая вода была, поэтому с мытьем посуды особых проблем не существовала. Правда, горячая вода была почему-то не всегда. Частенько она отсутствовала. И не только в их "стекляшке". В цехах тоже. А ведь там рабочие. И работа у них не сказать, чтобы чистая После окончания работы им надо ведь обязательно помыться и переодеться Не пойдут же они грязные домой?! Поэтому они мылись в таких случаях холодной водой. Ксюше с посудой было проще. Нет горячей воды? Ну и что ж!. Тогда она забирала посуду домой, в свою общагу и мыла ее там. В общаге горячая вода была всегда. И на кухне, и в душевой. Очень даже удобно.
Ксюша подошла к окну, легла грудью на подоконник, подперла голову ладонями обеих рук и стала смотреть на раскинувшийся перед ней город. Она любила так смотреть. Высоты она не боялась и никакого головокружения при этом не испытывала. Испытывала одно лишь удовольствие и какую-то, бездумно сладостную, душевную благодать. Она просидела так минут пять и здесь вдруг услышала свое имя, произнесенное снаружи здания. Она выглянула из окна. Рядом, в соседнем окне торчала голова Саши. Она подняла руку и помахала Ксюше. Саша обычно ходила обедать домой. Но сегодня почему-то осталась.
Они высунулись из окон чуть ли не по пояс и стали болтать. О чем? Да так, ни о чем, если разобраться и, в тоже время, очень и очень важном для обоих. Ведь обе они были молоды, обе были студентками одного и того же ВУЗ-а, и, естественно, у них было множество общих точек соприкосновения, много общих проблем и множество общих интересов. Короче – им было о чем поговорить. И они говорили. И сколько они так проболтали, трудно сказать; и сколько бы еще они так. через окна, общались бы друг с другом – тоже неизвестно. Ведь они только вошли во вкус. Но здесь вдруг за спиной у Ксюши раздался сердитый женский крик:
– Это что за безобразие?! Да как ты посмела высовываться из окна?! Ты что, забыла, что я запретила даже открывать эти окна без меня? А ты еще и высовываешься из него! Сейчас же отойди от окна!
Ксюша шагнула от окна и застыла в недвижности, оторопела глядя на начальницу. Она совсем забыла о ней. Она думала, что Ирина Владимировна на обеде у себя дома. Так всегда было. А она сегодня здесь!
Ирина Владимировна подошла к окну, выглянула из него и крикнула:
– Саша, вы что с Ксенией уже с ума "посходили"?! Из окна вывалиться хотите! А ну марш на место. Я еще с твоим начальством поговорю Ишь, моду взяли! Что хотят, то и воротят! На них уже никакие законы не действую! А ты не прячься, не прячься от меня! Ты слушай, что тебе говорят..
Она кричала много и гневно, все больше и больше входя в раж, все больше распаляясь, и все больше высовываясь из окна. Наверное, там, где она была перед обедом, ей основательно попортили настроение. И сейчас она вымещала свое зло и свое неумение работать с людьми, от нее независящими, на этих двух молодых девчонках. Ведь можно было спокойно поговорить и с Ксюшей, и с Сашей. Да, их поступок симпатии не вызывал. Но он и не был таким уж беспрецедентным, чтобы так уж распаляться.
Ксюша стояла рядом с ней, слушая ее визгливый голос, этот набор оскорбительных для них с Сашей слов, и бездумно глядя на ее высунутую из окна округло- покатую старческую спину с чуть выступающими от неудобного положения лопатками. И в ее голове вдруг неожиданно возникла дикая до жути мысль:
– Если положить на ее спину ладонь, как раз между лопатками, и чуть только надавить, совсем чуть-чуть, "капелечку" – она полетит вниз.
Ксюша даже не успела обдумать или осмыслить эту появившуюся у нее страшную мысль, как ноги сами сделали шаг к начальнице, рука сама подалась вперед и легла на ее спину, как раз между лопатками. Ей даже не пришлось давить или толкать Ирину Владимировну в спину, она просто положила на нее ладонь. Спина под ее ладонью дрогнула, Ирина Владимировна испуганно ойкнула, как от неожиданно полученного укола, нелепо взмахнула руками и полетела вниз. Она только раз попыталась крикнуть обычное, испуганно-человечекое: "А-а-а-а-а..!" и тут же замолкла. Потом, через несколько бесконечно-долгих секунд послышался мягкий. приглушенно- тупой удар.
Ксюша шарахнулась от окна, закрыла широко распахнувшийся на крик рот двумя ладонями и медленно, медленно опустилась на пол. Когда Саша вбежала в комнату, она так и сидела на полу на корточках, бледная – "пребледная", как смерть, аж до синевы, прикрывшая рот сжатыми ладонями и круглыми. полубезумными глазами глядя на раскрытое окно. Сквозь сжатые ладонями губы свистящим, задавленным шепотом проскакивали невнятные, еле слышимые слова:
– Это не я…Это не я…Это не я…Это не я…Это не я…
Саша подбежала к ней, обняла ее за голову, прижала к себе и, непрерывно целуя ее в макушку, торопливо зашептала в ответ:
– Конечно же не ты. Это она сама, сама, сама, сама…
Когда в комнату вошли представители охраны и администрации ОАО, они увидели стоящую в комнате около окна Сашу и прижавшуюся к ней Ксюшу, сидевшую перед ней на корточках. Обе были бледные, испуганные, плохо соображавшиеся. На вопросы могла еще отвечать Саша. А Ксюша была практически в невменяемом состоянии. Она молча плакала, испуганно тряслась всем телом и на любую попытку обратиться к ней с вопросом, вся сжималась, съеживалась, буквально уменьшаясь в размерах и начинала несвязно бормотать:
– Это не я…Это не я…Это не я…
Срочно вызвали скорую и Ксюшу отвезли в больницу, где ее положили в неврологическое отделения с диагнозом сильного психологическое потрясения. Приехавшая затем милиция особенно не мудрила. Да и что здесь было мудрить? Картина была ясная. Несчастный случай по неосторожности. Сильно высунулась из окна и выпала. Выпала сама. Никто здесь ни в чем не замешан. Ну, а девушка, Ксюша оказалась нечаянным свидетелем происшествие и была настолько потрясена случившемся, что ее потом пришлось отхаживать в неврологическом отделении городской больницы. Никаких мыслей о том, что история эта может быть не так уж и случайна, как показалась вначале всем, и что Ирина Владимировна в действительности не выпала из окна "стекляшки", а ей помогли выпасть, ни у кого не возникло. Слишком уж невероятной она была. Да и мотивов ни у кого не могло быть. Кому она могла помешать, эта пожилая, почти старая крикливая женщина, на которую никто практически не обращал внимания? Ни как на женщину, ни как на руководителя технологического бюро..Да никому. И дело закрыли.
Так потихонечку все и заглохло. Вскоре Ирину Владимировну похоронили. При вскрытии выяснилось, что умерла она еще во время падении – сердце не выдержало. Но это даже и лучше – не мучилась, бедная. На ее место поставили Людмилу Ивановну. Поставили ее временно, потому что на роль постоянного начальника бюро она категорически не согласилась. Ну, не согласилась, так не согласилась. Тоже не беда. Поставим потом другого, если найдем.
Оказалось – нашли. Через несколько месяцев на ее месте оказался молодой парень, лет двадцати пяти. Чей-то родственник. Парень, как парень, ничего особенного. Главное, что не сволочь и не слишком зануда. Ну, а специалистом и руководителем он станет лишь потом, потом, через несколько лет работы
После этого случая окна в "стекляшке" закрыли намертво, чтобы другим неповадно было выпадать А подоконники окон в срочном порядке приподняли по высоте с помощью специальных деревянных подставок.
Принимали меры. Подстраховывались
Ксюша пролежала в больнице долго, целых три недели – все никак не могла опомниться и придти в себя. Особенно трудно было ночами. Ей снились кошмары. Точнее, один и тот же постоянный кошмарный сон. Она стоит перед открытым окном их комнаты в "стекляшке". А в окно, согнувшись, высунулась пожилая женщина. Отчетливо видна ее серая, в темную полоску кофточка из какой-то естественной, легкой ткани. То ли лен, то ли хлопок, неизвестно. Подмышками темные пятна от пота.
На улице в тот день было жарко. И Ксюша кладет свою ладонь на спину женщины, ощущая под рукой пластиковую застежку лифчика, дряблую податливость ее высохших мышц, испуганно дрогнувших от прикосновения и этот отчаянный ее крик, наполненный недоумением и ужасом приближающейся смерти, когда она уже летела вниз: "А-а-а-а-а!". Этот крик до сих пор звучит у нее в ушах, стоит ей только закрыть глаза и попытаться успокоиться..
А здесь уже подошла сессия. Надо было срочно ликвидировать хвосты и получать допуск к экзаменам. Она попыталась было упросить своего лечащего врача выписать ее для участия в летней экзаменационной сессии. Но тот категорически отказался – надо было довести курс ее лечения до конца в стационаре, а потом уже делать выводы. Но он согласился предоставить ей возможность сдавать зачеты и экзамены из больницы по соответствующей справке. Девчонки притащили ей в палату конспекты лекций, тетрадки по практическим и лабораторным работа, учебники, и Ксюша засела за книжки. Это была своеобразной трудотерапией. За учебниками и конспектами она совсем забыла про свою болезнь и сессию сдала довольно успешно. Без хвостов. А то обстоятельство, что она сдает зачеты и экзамены из стационара больницы, в какой-то степени, даже помогало ей. Никто из преподавателей не пытался придираться к ней и с легкостью ставил ей оценку. Либо "хор", либо "уд". Даже математик сочувственно "поулыбался" ей и поставил "уд", без всяких, обычных для него дополнительных вопросов. А после экзаменов она ушла в первый в своей жизни законный производственный отпуск. Ведь она уже проработала на заводе целый год и ей по трудовому законодательству России был положен оплачиваемый отпуск на целых двадцать восемь календарных дней. В отпуск она поехала домой и вернулась на завод уже только в августе..
В их бюро за время ее отсутствия произошли значительные перемены Две бабушки ушли с завода. Ушли сами, по собственным заявлениям. Но не по собственным желаниям, а по просьбе администрации завода. В июне вышел на заводе приказ об оптимизации численности инженерно-технических работников в подразделениях завода. По этому приказу каждый ИТР-овец завода, достигший пенсионного возраста, имеет право на получение семи своих должностных окладов, если до первого августа текущего года подадаст заявление на уход с завода по собственному желанию. Были составлены списки таких желающих ИТР-овцев. Их оказалось около ста человек. И всем им при расчете в действительности были начислены эти пресловутые семь должностных окладов. Какова цель этого приказа – трудно было сразу определить?. Никакое вразумительное объяснения здесь не подходило. Что это? Попытка избавиться от пенсионеров, численность которых в инженерных службах достигало свыше 80-ти процентов работников? Да это же элементарно! По трудовому Российскому законодательству их можно было спокойно уволить только лишь по одному уведомлению. Ну, а для сохранения лица администрация может в этот момент провести сокращение штатов; может с каждым не нравящимся пенсионером провести индивидуальную психологическую беседу, после которой он сам, добровольно и без истерик подает заявление об уходе по собственному желанию. Да мало ли способов избавиться от нежелательного работника?! Вагон и маленькая тележка! В Советские времена, во времена строжайшего контроля за деятельностью администрации, и то уволить работника любого ранга не составляло никакого труда. Даже тогда, подвести законодательную базу под увольнение работника было задачей проще простого. А сейчас? Сейчас, когда хозяин предприятия по отношению к своим подчиненным может вытворять все, что захочет, и для которого ни один в мире указ – не указ. для чего тогда играть в этот потешный спектакль по выплатам семи должностных окладов пенсионерам, пожелавшим добровольно уйти с завода? Что они этим преследовали, чего добивались – неизвестно.
А после массового ухода ИТР-овцев вдруг неожиданно выяснилось,(Весь вопрос – для кого – неожиданно?!), что из-за отсутствии квалифицированных специалистов очень многие заказы завод теперь делать не может. Поле деятельности завода резко сузилось. И что – теперь? Да ничего! Как жил завод, еле теплясь, так и продолжал жить. Но зарплату своим работникам продолжал регулярно выплачивать. Во всяком случае – пока продолжал. А все остальные передряги и перетасовки на заводе его рядовых работников волновали мало. Они просто ничего об этом не знали и не понимали. Раньше, при Советской власти, на заводе действовали перспективные планы его развития. Пятилетние, годовые, квартальные.. И эти планы были тесно увязаны с его "социалкой" – со строительством жилья, детских яслей, садов, школ, медицинских учреждений и т.д и т.п. Все работники завода, независимо от своего положения, следили за этими планами, интересовались ходом работ по их выполнению и потому знали, что на заводе будет завтра, послезавтра и даже через несколько лет. А сейчас – что? Да ничего! Даже главные специалисты были абсолютно не в курсе перспективы завода на ближайшие годы. Что будет с их заводом, как он будет в дальнейшем развиваться – никто из них представления не имел. Хозяева не считали нужным делиться подобными планами со своими подчиненными. И потому никто на заводе ничего не знал о будущем своего завода. А если его будущее тебе неизвестно, то за каким дьяволом тебе связывать свое собственное будущее с его неизвестным тебе будущим?. Смысл какой? Правильно – никакого. Вот потому-то молодежь и не шла на этот завод. Только лишь одни "гастарбайтеры".
Не понимала ничего в заводских делах и Ксюша. Но то, что две бабки из их комнаты ушли – ее обрадовало. И обрадовало чисто практически – освободилось одно рабочее место у окна. И она перебралась туда. Людмила Ивановна не возражала. И Ксюша благоустроила свое новое рабочее место по полному своему усмотрению Она его украсила цветами. На новый подоконник поставила несколько горшков и впереди себя на небольшой скамейке, которую давно уже заприметила на лестничной площадке, тоже. С помощью этой скамейки и горшков с цветами она хотела было отгородиться от неприятных глаз начальницы. Но очень скоро поняла, что такое при Ирине Владимировне невозможно. А Людмила Ивановна на такую чепуху внимания не обращала. Ей бы с работой своей справиться! А цветы – что? Пусть стоят, раз уж девчонка так хочет. И у Ксюши стало очень даже хорошо и почти что уютно. А это очень здорово, когда тебе самой на твоем рабочем месте нравится. Тогда работать тебе становится комфортно. Тогда работается намного лучше. Многие даже завидовали ей. Но самое главное – никто теперь не будет видеть, чем она у себя занимается. Можно будет теперь даже институтские контрольные и домашние задания делать. Красота!.
А потом, через пару месяцев появился новый начальник бюро. Юра. Юрий Николаевич Пашкевич. Но на Юрия Николаевича он не тянул, как ни старался. В своем деле он не тянул абсолютнейшее. Но он оказался племянником финансового директора ОАО. А родственные связи в нашей жизни значили всегда очень много. Значили раньше и, тем более, значат сейчас, когда нет парткомов, нет общественных институтов, нет контроля за деятельностью администрации. В таких ситуациях можно все! Как хочу, так и ворочу! Вон даже при Путине в правительстве половина родственников работает. И мужья, и жены, и племянники и шурины, и бог его знает еще кто!. Но все – родственники друг другу. А раз родственники, значит, им все можно. И никакой ответственности за полностью разваленные дела Вся страна встала против Зурабова, а какой толк?! "Наворочил" он столько, что десятку других за подобные дела давно бы пожизненную дали. А ему – ничего! Родственничек! Золотое слово! Как охранная грамота царского посланника. Никто не имеет права тонуть. А работа?! Да черт с ней! Страна громадная, природных ресурсов – море! На наш век хватит. А после нас – хоть потоп. Мы уже заранее подстраховались У детей – высшее зарубежное образование. У нас – счета в зарубежных банках. Проживем и без этой страны. Мы – люди современные, интернациональные. У нас по несколько гражданств. Где хотим, там и живем.
Так и здесь, в отделе Главного технолога. Тот факт, что этот молодой человек не слишком уж, мягко выражаясь, разбирается в том деле, которым руководит, никого из руководства ОАО не волновало. Ну и что? Мы тоже в машиностроении не очень разбираемся, но ведь не так уж и плохо руководим многотысячным коллективом ОАО