Тогда отправляйся в своё похоронное бюро, — говорю я.
   — Бюро — ничто по сравнению с этим, — говорит Марла. — Похоронное бюро — абстрактная церемония. Здесь и только здесь ты можешь получить настоящий опыт в области смерти.
   Парочки вокруг нас утирают слёзы, хлюпают носами и гладят друг друга по спинам… и дальше.
   Мы не можем приходить вдвоём, сказал я ей.
   — Тогда не приходи.
   Мне это нужно.
   — Тогда возвращайся в похоронное бюро.
   Все уже разлепились и соединяют руки для завершающей молитвы. Я позволяю Марле уйти.
   — Сколько времени ты уже сюда ходишь?
   Завершающая молитва. Два года. Мужчина в молитвенном круге берёт мою руку. Мужчина берёт руку Марлы. Начинаются моления и, как обычно, моё дыхание срывается. О благослови нас. О благослови нас в нашей злости и в нашем страхе.
   — Два года?
   Марла наклоняет голову, чтобы прошептать это. О благослови и укрепи нас. Все, кто, возможно, заметил меня за эти два года, мертвы или восстановились и никогда не вернутся. Помоги нам и помоги нам.
   — Окей, — говорит Марла, — окей, окей, у тебя остаётся рак яичек.
   Большой Боб, здоровенный чизбургер, нависающий надо мной. Спасибо. Приведи нас к нашей судьбе. Дай нам мир.
   — Не за что.
   Вот как я встретил Марлу.

Глава 4

   Парень из службы безопасности мне всё объяснил.
   Грузчики не обращают внимания на тикающий чемодан. Этот парень из службы безопасности называл их швырялами. Современные бомбы не тикают. Но о случаях, когда чемодан вибрирует, швырялы должны сообщать в полицию.
   Я поселился у Тайлера во многом из-за того, что большинство авиалиний придерживается этой инструкции о вибрирующем багаже.
   Когда я летел обратно из Дуллса, я упаковал всё в один чемодан. Если ты много путешествуешь, то учишься упаковывать одно и то же для каждой поездки. Шесть белых рубашек. Двое чёрных брюк. Минимум для выживания.
   Походный будильник.
   Беспроводная электробритва.
   Зубная щётка.
   Шесть пар нижнего белья.
   Шесть пар чёрных носков.
   И, как оказалось, мой чемодан вибрировал при отправке из Дуллса, и в полном соответствии со словами парня из службы безопасности, полиция изъяла его из вещей, допущенных в полёт. Мои контактные линзы. Один красный галстук в синюю полоску. Один синий галстук в красную полоску. Это форменные полоски, не клубные. Один красный галстук.
   Список всех этих вещей висел на внутренней стороне двери у меня в спальне. Дома.
   Мой дом был кондоминиумом, пятнадцатиэтажным конторским шкафом для вдов и молодых профессионалов. Маркетинговая брошюра обещала фут бетонного пола, потолка и стены между мной и соседним магнитофоном или врубленным на полную катушку телевизором. Фут бетона и кондиционеры, ты не можешь открыть окна, так что даже с кленовым паркетом и приглушённым светом все семнадцать сотен непроницаемых квадратных футов будут пахнуть как твой последний ужин или как твой последний поход в ванную комнату.
   Да, а внизу была кухня, и низковольтное освещение.
   В любом случае, фут бетона становится важным, когда у твоей соседки садится батарейка в слуховом аппарате, и она смотрит телевизор на пределе громкости. Или когда вулканический взрыв горящего газа и обломков, которые раньше были твоим жилищем со всеми удобствами, выбивает твои окна высотой от пола до потолка и вырывается этаким ярким парусом, чтобы сделать твой и только твой флэт выпотрошенной обуглившейся дырой на фасаде здания.
   Такое случается.
   Всё, включая твой набор тарелок зелёного стекла, выдутых вручную, с маленькими пузырьками и неровностями, вкраплениями песка, — доказательством того, что они были изготовлены честным, работящим туземцем, — так вот, все эти тарелки раскоканы взрывом. Представьте занавески для окон высотой от потолка до пола, разрезанные взрывом на лоскуты и полощущиеся в горячем ветре.
   С высоты пятнадцатого этажа все эти вещи падают уже горящими и ударяются, разбиваются о чужие машины.
   Пока я сплю, направляясь на запад со скоростью 0.83 маха или 455 миль в час, настоящей воздушной скоростью, ФБР обыскивает мой чемодан на зарезервированной взлётной полосе в Дуллсе. В девяти случаях из десяти, как сказал мне этот парень из службы безопасности, вибрацию создаёт электробритва. Это была моя беспроводная электробритва. Но иногда там находят вибратор.
   Это сказал мне парень из службы безопасности. Этот разговор состоялся уже по прибытии, без моего чемодана, я собирался уехать на такси домой, чтобы обнаружить свои разорванные фланелевые простыни на земле.
   Представьте, продолжал он, что вы по прибытии говорите пассажирке, что вибратор вызвал задержку её багажа на Восточном побережье. А иногда попадаются и мужчины. Правило авиалиний — не уточнять, кому принадлежит вибратор. Использовать неопределённый артикль.
   Вибратор.
   Никогда — ваш вибратор.
   Никогда не говорить, что вибратор по какой-то причине оказался включённым.
   Вибратор включился сам и создал аварийную ситуацию, которая потребовала эвакуации вашего багажа.
   Шёл дождь, когда я проснулся, чтобы связаться с Степлтоном.
   Шёл дождь, когда я проснулся по прибытии домой.
   Было объявление, просящее нас проверить, не оставили ли мы что-нибудь. Затем произнесли моё имя. Не мог бы я, пожалуйста, встретиться с представителем авиалинии у служебного входа.
   Я перевёл часы назад на три часа, и всё же они показывали, что уже за полночь.
   Там, у служебного входа, меня ожидал представитель авиалинии, и там был парень из службы безопасности, который сказал, ха, электробритва задержала твой багаж в Дуллсе. Парень из службы безопасности назвал ребят, которые обслуживают багаж, швырялами. А затем он назвал их мошенниками. Чтобы доказать, что всё могло быть и хуже, парень сказал мне: — По крайней мере, это не вибратор.
   Затем, может быть потому, что я парень, и он парень, и уже час ночи, а может, чтобы рассмешить меня, он сказал, что на сленге дежурный оператор называется Космической Официанткой. Или Воздушным Матрацем. Похоже, этот парень носил форму пилота — белая рубашка с маленькими эполетами и синий галстук. Он сказал, что мой багаж уже проверен и, возможно, прибудет на следующий день.
   Парень из службы безопасности записал мои имя, адрес и телефонный номер, а затем спросил, в чём разница между презервативом и кабиной самолёта.
   — В презерватив влезает только один хрен, — сказал он.
   На последние десять баксов я взял такси до дома.
   Местная полиция также задала множество вопросов.
   Моя электробритва, которая не была бомбой, всё ещё отставала от меня на три часовых пояса.
   Нечто, что было бомбой, большой бомбой, взорвало мои заумные кофейные столики Нжурунда в форме ярко-зелёного инь и оранжевого ян, которые, соединяясь вместе, становились кругом. А теперь они были просто деревяшками.
   Мой набор мягкой мебели Хапаранда с оранжевыми шёлковыми покрывалами, дизайн Эрики Пеккари, теперь это мусор.
   Я не был просто рабом своего инстинкта гнезда. Некоторые мои знакомые, которые раньше сидели в ванной с порниками, теперь сидели в ванной с каталогами мебели IKEA.
   У нас всех есть одинаковое кресло Йоханнешом в зелёную полоску (палитра Стринне). Моё упало с пятнадцатого этажа, горящее, прямо в фонтан.
   У нас всех есть одинаковые бумажные лампы Рислампа/Хар, сделанные из провода и экологически безопасной небелёной бумаги. Мои — конфетти.
   А всё это сидение в ванной.
   Ножевой сервиз Alle. Нержавеющая сталь. Можно мыть в посудомойке.
   Часы Vild в коридоре, сделанные из гальванизированной стали, о, я должен иметь это.
   Стеллажи «Клипск», о, да.
   Шляпные коробки Хемлиг. Да.
   Улица около моей высотки была усеяна этим хламом; искрилась им.
   Комплект стёганых одеял Моммала. Дизайн Томаса Харила, доступен в следующих вариантах: Орхидея.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента