— Джон… — прошептала она, когда губы его коснулись теплой, набухающей от прикосновения плоти.
Теперь в их отношениях что-то переменилось. В том, как он целовал ее, прижимал к себе, появилась новая, незнакомая нежность. Она отличалась от страсти, как отличается вода от камня. Он прикасался к ней с каким-то благоговением, от которого у нее перехватывало дыхание.
Ее пальцы, дрожащие, нетерпеливые, расстегнули его рубашку до пояса и, осмелев, проследовали внутрь, с жадностью гладя твердые мускулы, перебирая покрывающие их густые волосы.
Она вдыхала его запах, целовала твердые, теплые, чуть влажные губы. Он лежал на спине, предоставив ей возможность впервые вести себя раскованно, и смотрел, как она ласкает его бронзовый от загара торс и изучает реакции на ее ласки.
— Мужчинам ведь тоже это нравится, верно? — спросила она через минуту, откинувшись, чтобы заглянуть в его сияющие от нежности и любви глаза.
Усы дернулись.
— Зависит от того, кто это делает. Стоит дотронуться тебе, и я вспыхиваю, как фейерверк четвертого июля[5].
Он был так хорош — чувственный рот, глаза, от взгляда которых внутри все таяло, густые завитки на груди, щекочущие ее обнаженную кожу. От ее прикосновения он дернулся, как в конвульсии, и застыл, затаив дыхание.
Она обхватила руками его лицо.
— Мне так это приятно. А тебе? — Она улыбнулась, глядя на него сквозь густые ресницы.
— Если ты не остановишься, тебе грозят серьезные неприятности.
Она тихо рассмеялась, сердце было переполнено любовью. Она провела пальцами по всем жестким линиям его лица, четкому контуру губ.
— Можно задать тебе один очень личный вопрос? — спросила она шепотом.
— Какой же?
— Ты спал с Мелоди? — Это мучило ее все время, как заноза.
— Нет, — ответил он. Она поверила, взглянув ему в глаза. — Ты разве не видишь, что мне никто, кроме тебя, не нужен? Разве не поняла в ту ночь, когда мы были вместе, что у меня долго никого не было?
— Да, мне показалось, но ведь я плохо знаю мужчин.
— Я не взглянул ни на одну женщину с той ночи, когда подобрал тебя на улице в дождь, — сказал он тихо. Глаза его ласкали ее, наслаждались ею. — Ты стала моим наваждением, но ты об этом не знала. Я никогда тебе ничего не говорил. Вначале ты была очень уязвима. А потом, прежде чем я успел это осознать, на меня свалилось бесконечное доверие, с которым я не мог ничего поделать. До того вечера у Элизы, — добавил он с лукавой усмешкой. — Тогда ты смотрела на меня так, будто больше всего на свете тебе хотелось моих поцелуев.
Она перестала дышать от волнения.
— Я, во всяком случае, этого не сознавала, — сказала она едва слышно.
— Но ты так неприкрыто ревновала меня к Мелоди. — Он ухмыльнулся. — Это вселяло надежду.
— Ну уж действительно.
— Это была лазейка, которую я так тщетно искал, и я ею воспользовался. А после того, как я сделал свой первый, надо признаться, довольно грубый заход, ты отскочила как ошпаренная, и я не на шутку испугался, что все разрушил собственными руками. — Он глубоко вздохнул.
— Ты напугал меня тогда, — согласилась она. — Я ведь не думала о тебе как о возлюбленном. — Она густо покраснела. — Меня никогда никто так не целовал, даже… я вся была как в огне, ну а потом, когда ты не позвонил, я испугалась, что ты больше не хочешь видеть меня, я колебалась несколько дней, а потом не выдержала. — Она слегка улыбнулась. — Я надеялась, что ты возьмешь пиво в знак примирения.
— Но я, насколько ты помнишь, взял больше, чем пиво, — прошептал он и, потянувшись к ее губам, приник к ним долгим нежным поцелуем. — Почему ты стыдилась той ночи, когда мы стали любовниками? — спросил он тихо. — Ты боялась, как бы я не подумал, что ты легкодоступна?
— Да, — призналась она. — Мне казалось, что, отдавшись тебе, я пополнила длинный список твоих завоеваний.
— Ты все-таки ненормальная, — пробормотал он, положив себе на шею прядь ее рыже-золотых волос. — Я же сказал тебе, что никаких завоеваний не было.
— Но ты делал все, чтобы я думала, что были. Ты вел себя чудовищно, когда я поселилась у Доналда, — напомнила она ему.
Он вздохнул, в глазах промелькнула боль при упоминании о прошлом.
— Я был уверен, что ты возненавидела меня за это и решила мне отплатить. Ни о чем другом думать я был не в состоянии. Видишь ли, Эл-лен… — он провел рукой по ее волосам, — когда Эллен теряла терпение, она всегда бежала к Доналду. — Он удивил ее тем, что чуть ли не впервые назвал кузена по имени. — Они не были любовниками, не пойми меня превратно, но Доналд всегда оказывался рядом, когда ей нужно было плечо, чтобы выплакаться. Для меня все это было ужасно. И через какое-то время я возненавидел их обоих. Когда она умерла и он убивался на похоронах, многое для меня прояснилось. Мне не следовало жениться на ней. Она была девушкой Доналда. И я должен был тогда понять, что мое чувство к ней не было чем-то глубоким и серьезным, что это было лишь страстным увлечением. Но когда я это понял, было уже поздно. Она влюбилась в меня, и я чувствовал, что несу за нее ответственность. Но она хотела больше, чем я мог ей дать, и это был мой крест.
Мадлен коснулась его щеки.
— Доналд никогда не прикасался ко мне, — тихо сказала она. — Я бы никогда этого не допустила после того, что было между нами.
— Я должен был это понять, — сказал он густым, бархатистым, полным восхищения голосом. — Но мной владела безумная мысль, что ты предпочла мне Доналда. — Он глубоко вздохнул. — Давай посмотрим правде в глаза, дорогая, я ведь далек от совершенства. У меня жуткий характер, и со мной нелегко даже в лучшие мои времена. А Доналд вредный, но уравновешенный…
— К тому же очень милый и непритязательный, вы с ним как день и ночь. — Она наклонилась и пощекотала губами его губы. — Возникает вопрос: почему же я все-таки выбрала тебя?
Он притянул ее к себе, жадно впиваясь в ее губы, она вздрогнула и тихонько застонала от неистового долгого поцелуя.
— Я так хочу тебя, — прошептал он срывающимся голосом, глядя в ее счастливое лицо. — Хочу по-всякому.
Она засмеялась.
— Через несколько месяцев я буду похожа на тыкву. Поглядим, как я понравлюсь тебе тогда.
— Ты же носишь моего ребенка, — сказал он, с нежностью взглянув на ее живот. — Ты мне все равно будешь нравиться, будь ты даже похожа на воздушный шар.
— Я, очевидно, и буду похожа. Он усмехнулся.
— Судя по голосу, тебя не очень огорчает такая перспектива.
Она покачала головой.
— Ничуть. Мне нравится быть беременной.
— А ты не чувствуешь себя… как бы в ловушке? — спросил он с тревогой в глазах.
— Совсем нет, — успокоила она его. — Смешно, я всегда считала любое связывающее меня обязательство покушением на мою свободу. Но вот ребенок… — Она улыбнулась. — Мне хочется назвать его Камерон Эдвард.
— А как насчет Кенди для девочки?
— Договорились! Он рассмеялся.
— А что, если близнецы? У нее загорелись глаза.
— А ты знаешь, Джон, у нас в семье по моей линии есть близнецы. Я по крайней мере знаю о трех парах.
Он вздохнул.
— По моей тоже, радость моя. Правда, сто лет назад, но близнецы были.
— Ты не жалеешь о ребенке? — спросила она его, вдруг забеспокоившись.
— Господи, ты что, слепая? — Уголки рта опустились.
— На всякий случай проверяю.
— Нам пора начать думать о датах, месте, свидетелях, — сказал он. — Не успеешь оглянуться, как беременность станет явной, а я не желаю слышать никаких намеков и сплетен о моей жене.
— Мне бы хотелось, чтобы церемония венчания не была слишком пышной, — сказала она.
— Идет! — Он полулежал, опершись на локоть, играя ее волосами и любуясь ее наготой. — Господи, как ты хороша!
Она невольно опустила глаза.
— Ты распутник, — сказала она, застенчиво улыбнувшись. — Вовлекаешь девушек в неприятности.
— Ты помогала мне, — напомнил он ей с самодовольной усмешкой.
— Временное затмение разума. Я не несу ответственности.
— Лгунья, — прошептал он и рассмеялся. Наклонив голову, он начал целовать ее с какой-то обезоруживающей нежностью, едва касаясь губами шелковой кожи. Усы слегка щекотали ее при каждом прикосновении.
Она пригладила прохладные темные пряди у него на затылке, растворяясь в блаженной сладости его поцелуев.
— Я люблю тебя, — прошептала она, закрывая глаза. — И у меня никогда не было друга лучше, чем ты, Джон Дуранго.
Он поднял голову и, поймав ее взгляд, утонул в его туманной зеленой пучине.
— Тебе необходимо услышать это? — спросил он. — Женщинам нужны слова.
Она улыбнулась ему.
— Я и так вижу. — Она смотрела на него, завороженная выражением нежности и сдерживаемого желания на его лице.
Он вздохнул уже спокойно, проведя пальцем по ее губам.
— Я… я люблю тебя, — произнес он. — И буду любить всегда. — Он прижался к ней лбом и на мгновенье закрыл глаза. Потом он прямо взглянул на нее. — У меня никогда не будет другой женщины, — сказал он.
— А у меня другого мужчины, — пообещала она, глядя на него полными любви глазами. — Джон, мне так было одиноко без тебя…
Он нежно касался губами ее век, мокрых ресниц. Всем весом своего тела он опирался на руки, стараясь удержаться, пока его губы тянулись к раскрывшимся ему навстречу губам.
— Теперь твой черед. Представь, что ты хочешь показать, как тебе было одиноко без меня, — приглушенным голосом произнес он.
— С удовольствием, — ответила она и, улыбнувшись, притянула к себе его голову. И снова утонула в нежности его долгого поцелуя, наслаждаясь тяжестью и теплом его большого тела, его близостью.
— Ребенок! — вдруг прошептал он испуганно и попытался отодвинуться.
Но ее нежные руки крепко держали его, не желая отпускать.
— Ребенку это не повредит, — сказала она, улыбнувшись, и добавила с каким-то особым блеском в глазах:
— Я спрашивала у доктора. — Неожиданно она рассмеялась. — Джон, можешь себе представить, что подумает Элиза? Он тихо усмехнулся.
— Если бы нам могло прийти в голову, что произойдет, я велел бы тебе схватиться за бок и сделать вид, будто у тебя приступ аппендицита. Господи, и я еще сказал тебе, что мы можем назвать его моим именем!..
Она прижалась лицом к его теплой шее.
— Здорово мы над собой подшутили, родной мой, — прошептала она.
Он весь напрягся и откинулся назад, чтобы взглянуть на нее.
— Повтори еще раз. — Он беспокойными глазами смотрел на ее губы. Улыбка погасла на ее лице.
— Родной мой, — послушно прошептала она.
Джон наклонился, и губы его с изощренной медлительностью раздвинули ее губы. Он опустился, и в тишине комнаты его широкая теплая грудь погрузилась в мягкую наготу, растворяясь в ней.
Она почувствовала, как дрожь прошла по его телу. Она обхватила руками его лицо и, приподняв, посмотрела в горящие серебристые глаза.
— Ты как, собираешься за меня замуж? спросил он грубо.
— Попробуй я не согласиться, — прошептала она, ощутив ответную реакцию своего тела на его порыв. — Хотя кое-что меня беспокоит, — после небольшой паузы добавила она с легкой усмешкой.
— Что именно?
Она запустила пальцы в его густые волосы.
— Мне бы не хотелось спать в угольной яме с десятифутовыми змеями, — рассмеялась она.
Он усмехнулся и, снова наклонив голову, коснулся губами ее рта.
— Тебе не придется, — пробормотал он. — Ты будешь спать со мной. А я буду охранять тебя всю ночь, каждую ночь, до тех пор, пока мы живы.
Она привлекла его к себе.
— Мы будем жить вечно, — пообещала она, — потому что я буду любить тебя всегда.
Из своего окна мисс Роуз видела, как в доме у Мадлен погас свет, но от ее зорких глаз не укрылось, что «феррари» так и стоит на дорожке. И когда она с задумчивой улыбкой задергивала на ночь занавески, то уже обдумывала подходящий свадебный подарок.
Теперь в их отношениях что-то переменилось. В том, как он целовал ее, прижимал к себе, появилась новая, незнакомая нежность. Она отличалась от страсти, как отличается вода от камня. Он прикасался к ней с каким-то благоговением, от которого у нее перехватывало дыхание.
Ее пальцы, дрожащие, нетерпеливые, расстегнули его рубашку до пояса и, осмелев, проследовали внутрь, с жадностью гладя твердые мускулы, перебирая покрывающие их густые волосы.
Она вдыхала его запах, целовала твердые, теплые, чуть влажные губы. Он лежал на спине, предоставив ей возможность впервые вести себя раскованно, и смотрел, как она ласкает его бронзовый от загара торс и изучает реакции на ее ласки.
— Мужчинам ведь тоже это нравится, верно? — спросила она через минуту, откинувшись, чтобы заглянуть в его сияющие от нежности и любви глаза.
Усы дернулись.
— Зависит от того, кто это делает. Стоит дотронуться тебе, и я вспыхиваю, как фейерверк четвертого июля[5].
Он был так хорош — чувственный рот, глаза, от взгляда которых внутри все таяло, густые завитки на груди, щекочущие ее обнаженную кожу. От ее прикосновения он дернулся, как в конвульсии, и застыл, затаив дыхание.
Она обхватила руками его лицо.
— Мне так это приятно. А тебе? — Она улыбнулась, глядя на него сквозь густые ресницы.
— Если ты не остановишься, тебе грозят серьезные неприятности.
Она тихо рассмеялась, сердце было переполнено любовью. Она провела пальцами по всем жестким линиям его лица, четкому контуру губ.
— Можно задать тебе один очень личный вопрос? — спросила она шепотом.
— Какой же?
— Ты спал с Мелоди? — Это мучило ее все время, как заноза.
— Нет, — ответил он. Она поверила, взглянув ему в глаза. — Ты разве не видишь, что мне никто, кроме тебя, не нужен? Разве не поняла в ту ночь, когда мы были вместе, что у меня долго никого не было?
— Да, мне показалось, но ведь я плохо знаю мужчин.
— Я не взглянул ни на одну женщину с той ночи, когда подобрал тебя на улице в дождь, — сказал он тихо. Глаза его ласкали ее, наслаждались ею. — Ты стала моим наваждением, но ты об этом не знала. Я никогда тебе ничего не говорил. Вначале ты была очень уязвима. А потом, прежде чем я успел это осознать, на меня свалилось бесконечное доверие, с которым я не мог ничего поделать. До того вечера у Элизы, — добавил он с лукавой усмешкой. — Тогда ты смотрела на меня так, будто больше всего на свете тебе хотелось моих поцелуев.
Она перестала дышать от волнения.
— Я, во всяком случае, этого не сознавала, — сказала она едва слышно.
— Но ты так неприкрыто ревновала меня к Мелоди. — Он ухмыльнулся. — Это вселяло надежду.
— Ну уж действительно.
— Это была лазейка, которую я так тщетно искал, и я ею воспользовался. А после того, как я сделал свой первый, надо признаться, довольно грубый заход, ты отскочила как ошпаренная, и я не на шутку испугался, что все разрушил собственными руками. — Он глубоко вздохнул.
— Ты напугал меня тогда, — согласилась она. — Я ведь не думала о тебе как о возлюбленном. — Она густо покраснела. — Меня никогда никто так не целовал, даже… я вся была как в огне, ну а потом, когда ты не позвонил, я испугалась, что ты больше не хочешь видеть меня, я колебалась несколько дней, а потом не выдержала. — Она слегка улыбнулась. — Я надеялась, что ты возьмешь пиво в знак примирения.
— Но я, насколько ты помнишь, взял больше, чем пиво, — прошептал он и, потянувшись к ее губам, приник к ним долгим нежным поцелуем. — Почему ты стыдилась той ночи, когда мы стали любовниками? — спросил он тихо. — Ты боялась, как бы я не подумал, что ты легкодоступна?
— Да, — призналась она. — Мне казалось, что, отдавшись тебе, я пополнила длинный список твоих завоеваний.
— Ты все-таки ненормальная, — пробормотал он, положив себе на шею прядь ее рыже-золотых волос. — Я же сказал тебе, что никаких завоеваний не было.
— Но ты делал все, чтобы я думала, что были. Ты вел себя чудовищно, когда я поселилась у Доналда, — напомнила она ему.
Он вздохнул, в глазах промелькнула боль при упоминании о прошлом.
— Я был уверен, что ты возненавидела меня за это и решила мне отплатить. Ни о чем другом думать я был не в состоянии. Видишь ли, Эл-лен… — он провел рукой по ее волосам, — когда Эллен теряла терпение, она всегда бежала к Доналду. — Он удивил ее тем, что чуть ли не впервые назвал кузена по имени. — Они не были любовниками, не пойми меня превратно, но Доналд всегда оказывался рядом, когда ей нужно было плечо, чтобы выплакаться. Для меня все это было ужасно. И через какое-то время я возненавидел их обоих. Когда она умерла и он убивался на похоронах, многое для меня прояснилось. Мне не следовало жениться на ней. Она была девушкой Доналда. И я должен был тогда понять, что мое чувство к ней не было чем-то глубоким и серьезным, что это было лишь страстным увлечением. Но когда я это понял, было уже поздно. Она влюбилась в меня, и я чувствовал, что несу за нее ответственность. Но она хотела больше, чем я мог ей дать, и это был мой крест.
Мадлен коснулась его щеки.
— Доналд никогда не прикасался ко мне, — тихо сказала она. — Я бы никогда этого не допустила после того, что было между нами.
— Я должен был это понять, — сказал он густым, бархатистым, полным восхищения голосом. — Но мной владела безумная мысль, что ты предпочла мне Доналда. — Он глубоко вздохнул. — Давай посмотрим правде в глаза, дорогая, я ведь далек от совершенства. У меня жуткий характер, и со мной нелегко даже в лучшие мои времена. А Доналд вредный, но уравновешенный…
— К тому же очень милый и непритязательный, вы с ним как день и ночь. — Она наклонилась и пощекотала губами его губы. — Возникает вопрос: почему же я все-таки выбрала тебя?
Он притянул ее к себе, жадно впиваясь в ее губы, она вздрогнула и тихонько застонала от неистового долгого поцелуя.
— Я так хочу тебя, — прошептал он срывающимся голосом, глядя в ее счастливое лицо. — Хочу по-всякому.
Она засмеялась.
— Через несколько месяцев я буду похожа на тыкву. Поглядим, как я понравлюсь тебе тогда.
— Ты же носишь моего ребенка, — сказал он, с нежностью взглянув на ее живот. — Ты мне все равно будешь нравиться, будь ты даже похожа на воздушный шар.
— Я, очевидно, и буду похожа. Он усмехнулся.
— Судя по голосу, тебя не очень огорчает такая перспектива.
Она покачала головой.
— Ничуть. Мне нравится быть беременной.
— А ты не чувствуешь себя… как бы в ловушке? — спросил он с тревогой в глазах.
— Совсем нет, — успокоила она его. — Смешно, я всегда считала любое связывающее меня обязательство покушением на мою свободу. Но вот ребенок… — Она улыбнулась. — Мне хочется назвать его Камерон Эдвард.
— А как насчет Кенди для девочки?
— Договорились! Он рассмеялся.
— А что, если близнецы? У нее загорелись глаза.
— А ты знаешь, Джон, у нас в семье по моей линии есть близнецы. Я по крайней мере знаю о трех парах.
Он вздохнул.
— По моей тоже, радость моя. Правда, сто лет назад, но близнецы были.
— Ты не жалеешь о ребенке? — спросила она его, вдруг забеспокоившись.
— Господи, ты что, слепая? — Уголки рта опустились.
— На всякий случай проверяю.
— Нам пора начать думать о датах, месте, свидетелях, — сказал он. — Не успеешь оглянуться, как беременность станет явной, а я не желаю слышать никаких намеков и сплетен о моей жене.
— Мне бы хотелось, чтобы церемония венчания не была слишком пышной, — сказала она.
— Идет! — Он полулежал, опершись на локоть, играя ее волосами и любуясь ее наготой. — Господи, как ты хороша!
Она невольно опустила глаза.
— Ты распутник, — сказала она, застенчиво улыбнувшись. — Вовлекаешь девушек в неприятности.
— Ты помогала мне, — напомнил он ей с самодовольной усмешкой.
— Временное затмение разума. Я не несу ответственности.
— Лгунья, — прошептал он и рассмеялся. Наклонив голову, он начал целовать ее с какой-то обезоруживающей нежностью, едва касаясь губами шелковой кожи. Усы слегка щекотали ее при каждом прикосновении.
Она пригладила прохладные темные пряди у него на затылке, растворяясь в блаженной сладости его поцелуев.
— Я люблю тебя, — прошептала она, закрывая глаза. — И у меня никогда не было друга лучше, чем ты, Джон Дуранго.
Он поднял голову и, поймав ее взгляд, утонул в его туманной зеленой пучине.
— Тебе необходимо услышать это? — спросил он. — Женщинам нужны слова.
Она улыбнулась ему.
— Я и так вижу. — Она смотрела на него, завороженная выражением нежности и сдерживаемого желания на его лице.
Он вздохнул уже спокойно, проведя пальцем по ее губам.
— Я… я люблю тебя, — произнес он. — И буду любить всегда. — Он прижался к ней лбом и на мгновенье закрыл глаза. Потом он прямо взглянул на нее. — У меня никогда не будет другой женщины, — сказал он.
— А у меня другого мужчины, — пообещала она, глядя на него полными любви глазами. — Джон, мне так было одиноко без тебя…
Он нежно касался губами ее век, мокрых ресниц. Всем весом своего тела он опирался на руки, стараясь удержаться, пока его губы тянулись к раскрывшимся ему навстречу губам.
— Теперь твой черед. Представь, что ты хочешь показать, как тебе было одиноко без меня, — приглушенным голосом произнес он.
— С удовольствием, — ответила она и, улыбнувшись, притянула к себе его голову. И снова утонула в нежности его долгого поцелуя, наслаждаясь тяжестью и теплом его большого тела, его близостью.
— Ребенок! — вдруг прошептал он испуганно и попытался отодвинуться.
Но ее нежные руки крепко держали его, не желая отпускать.
— Ребенку это не повредит, — сказала она, улыбнувшись, и добавила с каким-то особым блеском в глазах:
— Я спрашивала у доктора. — Неожиданно она рассмеялась. — Джон, можешь себе представить, что подумает Элиза? Он тихо усмехнулся.
— Если бы нам могло прийти в голову, что произойдет, я велел бы тебе схватиться за бок и сделать вид, будто у тебя приступ аппендицита. Господи, и я еще сказал тебе, что мы можем назвать его моим именем!..
Она прижалась лицом к его теплой шее.
— Здорово мы над собой подшутили, родной мой, — прошептала она.
Он весь напрягся и откинулся назад, чтобы взглянуть на нее.
— Повтори еще раз. — Он беспокойными глазами смотрел на ее губы. Улыбка погасла на ее лице.
— Родной мой, — послушно прошептала она.
Джон наклонился, и губы его с изощренной медлительностью раздвинули ее губы. Он опустился, и в тишине комнаты его широкая теплая грудь погрузилась в мягкую наготу, растворяясь в ней.
Она почувствовала, как дрожь прошла по его телу. Она обхватила руками его лицо и, приподняв, посмотрела в горящие серебристые глаза.
— Ты как, собираешься за меня замуж? спросил он грубо.
— Попробуй я не согласиться, — прошептала она, ощутив ответную реакцию своего тела на его порыв. — Хотя кое-что меня беспокоит, — после небольшой паузы добавила она с легкой усмешкой.
— Что именно?
Она запустила пальцы в его густые волосы.
— Мне бы не хотелось спать в угольной яме с десятифутовыми змеями, — рассмеялась она.
Он усмехнулся и, снова наклонив голову, коснулся губами ее рта.
— Тебе не придется, — пробормотал он. — Ты будешь спать со мной. А я буду охранять тебя всю ночь, каждую ночь, до тех пор, пока мы живы.
Она привлекла его к себе.
— Мы будем жить вечно, — пообещала она, — потому что я буду любить тебя всегда.
Из своего окна мисс Роуз видела, как в доме у Мадлен погас свет, но от ее зорких глаз не укрылось, что «феррари» так и стоит на дорожке. И когда она с задумчивой улыбкой задергивала на ночь занавески, то уже обдумывала подходящий свадебный подарок.