Страница:
– Мне неудобно, – призналась она, поймав сочувственный взгляд мужчины.
– Как неожиданно! – не смолчала обладательница брючного костюма. – А нам показалось, что неудобство у тебя вызывает лишняя одежда.
Белокурая вновь понурилась – укол язвительной девушки задел ее за живое.
– А тебя здесь сколько? – Лысый медленно обернулся и холодно посмотрел на нахальную обладательницу брючного костюма.
– Что? – растерялась та.
– Почему ты говоришь «нам»? Кому это – «нам»? Кому еще, кроме тебя, что-то там показалось?
– Не твое дело.
– И не твое тоже, – грубовато отрезал мужчина. – Тебя не касается то, чем занималась эта девушка до катастрофы.
– Все видят, что она…
– Ты девственница?
Яростные взгляды скрестились длинными клинками. Чувствовалось, что нахалка не привыкла отступать, что у нее на языке вертится дерзкая фраза, но… Но дурой она не была и сообразила, что нарвалась на серьезного противника.
Фигура у лысого была самая что ни на есть простецкая: плотный, широкоплечий, с короткими толстыми руками и короткими толстыми ногами – на первый взгляд он казался подавшимся в цепари крестьянином. Тем более наряд соответствовал: широкие штаны с накладными карманами, толстый свитер, потертая кожаная цапа, отданная сейчас белокурой, да грубые башмаки. Технарь или вообще – палубный, одним словом – простолюдин. Но при взгляде на лицо мужчины впечатление кардинально менялось. Выпуклый лоб, нос с горбинкой, острый, чуть выступающий вперед подбородок, и умные, серо-стального цвета глаза – все эти черты не просто подсказывали, а прямо-таки кричали: не прост лысый, совсем не прост. Человек с таким лицом палубы мыть не станет, его дело приказы отдавать да принимать решения. Человек с таким лицом всегда оставляет за собой последнее слово.
– Не твое дело, – буркнула нахальная.
– Вот именно, – кивнул лысый и ободряюще посмотрел на белокурую.
Та вздохнула:
– Я не виновата, что авария застала меня… э-э…
Она не знала, как продолжить, и мужчина подсказал:
– В неподходящий момент.
– Да, – выдохнула белокурая.
– Но теперь у нас возникла проблема, – мягко продолжил лысый. – Мы не знаем, на какой планете оказались и будут ли нас искать. Мы в горах, и нам, возможно, придется по ним идти. И, возможно, ночевать…
– Здесь? – не сдержался рыжий.
Он давно перестал бросать камешки, а после того, как лысый завел разговор о проблемах, повернулся и слушал очень внимательно.
– Может, здесь, а может, и в другом месте, – пожал плечами лысый. – Об этом нам еще предстоит поговорить. Пока же я пытаюсь объяснить нашей белокурой знакомой, что одна моя цапа ее не спасет: по горам босиком не ходят, и с голыми ногами на земле не спят. Нужна одежда.
– Ты отыскал магазин? – осведомилась нахалка.
– Можно сказать и так, – усмехнулся лысый, внимательно глядя на белокурую. – Там, за камнем, есть одежда. К сожалению, мужская: пальто, пара рубашек, брюки, жилет, пиджак, белье…
– Откуда? – Спорки перестал притворяться спящим. Повернулся и сел, вперившись взглядом в лысого. – Что за одежда?
– Я нашел двух мертвых и раздел их, чтобы ты смогла подобрать себе вещи, – спокойно произнес тот, обращаясь исключительно к белокурой. А затем повернулся к синеволосой и без всякого смущения закончил: – Тебе я посоветовал бы взять пиджак: в платье ты замерзнешь.
Девушка всхлипнула.
– Омерзительно! – Обладательница брючного костюма зло хохотнула, но развивать мысль не стала.
Потому что отвратительное по своей сути предложение было прагматичным и правильным. Спасатели могли заявиться через двадцать минут, а могли не прилететь вовсе. Никто из выживших не знал, сколько времени им предстоит провести в горах, и оставаться в такой ситуации без одежды было для белокурой равносильно самоубийству.
Она это понимала. И все остальные понимали, даже нахалка, которая, бросив свое «Омерзительно!», хрустнула пальцами и отвернулась.
Белокурая жалобно посмотрела на лысого:
– Я боюсь мертвых.
– Я их раздел и отнес к лесу. На берегу тебя ждет только одежда.
– Спасибо.
– Не за что.
Белокурая вопросительно посмотрела на синеволосую, та, поколебавшись, кивнула, поднялась, и девушки отправилась за камень. А трое оставшихся уставились на лысого:
– От чего они умерли? – угрюмо спросил рыжий.
– Задохнулись.
– Здесь?
– Или в Пустоте.
– То есть ты допускаешь, что они могли задохнуться здесь? – уточнила нахалка.
Ей очень хотелось поддеть лысого, но у нее опять не получилось.
– Я уже видел такое, – задумчиво произнес мужчина. – Людям кажется, что они еще в Пустоте, что они не могут дышать, и, если не привести их в чувство, они умирают.
– Но это невозможно.
– У Пустоты длинные щупальца.
– Ты много путешествовал? – кашлянув, поинтересовался спорки.
– Похоже на то, – согласился лысый.
– Может, ты знаешь, где мы оказались? – Нахалка сделала все, чтобы ее голос прозвучал спокойно, однако не совладала с нервами, и последнее слово прозвучало слишком высоко.
– Солнце желтое, притяжение нормальное или почти нормальное, растения незнакомые. Слишком мало информации для выводов.
– А когда будет много?
– Тогда я скажу, куда нас занесло.
– Ты скажешь? – недовольно спросил рыжий.
Ему не понравилось, что лысый назначил себя лидером.
– Да, я скажу, – пообещал мужчина. Он говорил уверенно, спокойно и слегка расслабленно, отчего фраза прозвучала несколько издевательски. – Но если вдруг выяснится, что ты определил наше местонахождение раньше меня, я разрешаю тебе поделиться информацией.
– Ты мне разрешаешь?
– Да.
У рыжего заходили желваки.
Он был очень худ, однако неказистым не казался, скорее – подтянутым. Не доходяга, а не чурающийся спорта мужчина, внешне хилый, в действительности – твердый. Черты его узкого, необычайно вытянутого лица не отличались благородством: обычный нос, обычный рот, обычные скулы, и даже большие зеленые глаза терялись в этом флере обыденности, завершенном дешевым костюмом и недорогой рубашкой. Мужчина мог остаться незаметным в любой толпе, мог с полным правом претендовать на звание настоящего невидимки, но… Но природа решила позабавиться и сделала зеленоглазого ярко-рыжим. Причем не просто ярко, а ЯРКО. Его ресницы и волосы были насыщенного медного цвета, а все не скрытые одеждой части тела – лицо, шею и руки – покрывали многочисленные конопушки. Такие люди частенько вызывают у окружающих улыбку, пусть даже и добрую, однако глаза мужчины смотрели столь холодно, что отбивали всякую охоту шутить. Чувствовалось, что рыжий самолюбив и болезненно воспринимает шпильки в свой адрес.
– Ты решил, что можешь приказывать?
– Да.
– Так вот, я…
– Вы напоминаете двух обезьян, которые спорят из-за несуществующего банана, – громко бросила нахалка. – Если хотите произвести на меня впечатление, то не деритесь, а раздобудьте кофе.
Третий мужчина захохотал.
Все спорки, за исключением синеволосых выходцев с Куги, отличались уродливой внешностью. Странные черты лица, вызывающие у обычного человека оторопь и отвращение, незаживающие язвы, гноящиеся болячки, фурункулы и струпья на коже – таков был набор поцелуев Белого Мора, детьми которого являлись нечистые. Но третий из спасшихся мужчин не производил совсем уж отталкивающего впечатления. Он был высок, широкоплеч и подвижен. На его гладкой загорелой коже отсутствовали следы болезни, и лишь уродливая голова выдавала в мужчине спорки. Его череп представлял собой почти идеальный шар, вызывая в памяти характерную форму нарской тыквы. Маленькие черты лица не выступали за окружность, что только усиливало впечатление, а короткая черная щетина, покрывающая всю голову, за исключением лба и щек, наводила на мысль, что тыква не дозрела.
– Чего ржешь? – недовольно поинтересовался рыжий.
– Смешно. – Спорки вытер выступившие на глазах слезы и широко улыбнулся, продемонстрировав крупные желтые зубы. – Девчонка вас поимела.
Лысый промолчал, а потому рыжий тоже сбавил обороты. Одарил нахалку злым взглядом, но развивать скандал не стал. Вместо этого продолжил разговор со спорки:
– Есть мысли, где мы находимся?
– Самое главное, здесь есть, чем дышать, и есть, что пить…
– Пить? – удивилась обладательница брючного костюма. – Что?
– Река, – спорки ткнул пальцем за спину. – Воды у нас полно, а вода – это жизнь.
– Я не собираюсь пить сырую воду из грязного ручья.
– А придется.
– Рано или поздно она перестанет быть привередой, – вздохнул лысый.
– Согласен.
Девушка насупилась.
– Другими словами, я считаю, что мы оказались на весьма дружелюбной планете, – жизнерадостно закончил спорки. – Нам повезло гораздо больше, чем офицеру и тем двоим. Пустота была добра к нам.
– Так же, как Белый Мор? – хрюкнул рыжий.
– Не любишь спорки? – сверкнул глазами тыквоголовый.
– Белый Мор не убил вас, Пустота не убила нас. Но Белый Мор сделал вас уродами, а мы не знаем, где находимся, – объяснил рыжий. – Вполне возможно, что мертвым повезло больше. – Он помолчал, глядя на недовольного спорки, и продолжил: – Ничего личного, приятель, я просто провел параллель.
– Дурацкая параллель.
– Какая есть.
– Не будем ссориться. – Лысый почесал в затылке. – Мы все были в Пустоте. Мы все, как я понимаю, летели на цеппеле…
Пауза. Рука замерла, после чего лысый медленно опустил ее и посмотрел на товарищей.
– Летели на цеппеле, и что? – не выдержала нахалка.
– Не что, а куда, – поправил девушку спорки.
– Мы летели на одном цеппеле? – осведомилась девушка.
– Я тебя не помню, – осклабился рыжий.
– Я не путешествую третьим классом.
– За кого ты себя принимаешь?
– Тихо! – Лысый рявкнул так, что остальные прикусили языки. – Кто-нибудь помнит, куда он летел?
Спорки несмело улыбнулся. Рыжий приподнял бровь и тихо выругался. Обладательница брючного костюма скривила рот, но через мгновение пропищала:
– Я не помню, как меня зовут.
И разрыдалась.
– Врежь ему еще!
– С удовольствием!
Удар. Удар в лицо, в скулу, если быть точным. Во рту появился привкус крови… Нет, привкус крови появился давно, теперь же во рту просто кровь. Много крови, потому что это не первый удар.
– Как же мне нравится избивать этих сволочей.
– К сожалению, это редкое удовольствие.
– Надо наслаждаться моментом.
Удар.
Тихий смешок сзади…
– Это невозможно.
– Так бывает: катастрофа и сильный шок приводят к потере памяти, – произнес лысый и пояснил: – Нам проще все забыть, чем снова и снова вспоминать пережитый ужас.
– Забыть навсегда?
– На время.
Белокурая тяжело вздохнула.
Мужские брюки едва доходили ей до щиколоток, рукава пальто были коротки, рубашка вылезала из-за пояса, а ботинки оказались слишком велики, но, как ни странно, нелепый наряд добавил девушке шарма. Она окончательно успокоилась, порозовела, и в ее глазах заблестели огоньки. Одевшись, она стала чувствовать себя членом общества, пусть даже и небольшого.
– Но почему мы забыли все, а не только катастрофу?
– Потому что память на аптекарских весах не взвесишь.
– Радуйся, что хоть что-то осталось, – бросила нахалка.
– А что осталось? – возмутилась белокурая. – Я помню только то, что я женщина.
– А Герметикон? А нынешнюю дату? А свой родной мир?
– Что даст дата? – поинтересовался рыжий.
– Если ты ее помнишь, значит, забыл не все, – объяснила нахалка. – И значит, ты вернешься.
– Куда?
– К себе.
Потерпев неудачу в противостоянии с лысым, обладательница брючного костюма не растерялась и стала следить за тем, чтобы ее замечания были продуманными и взвешенными. Этот факт, вкупе с «фирменной» язвительностью, заставлял собеседников прислушиваться к мнению девушки и постепенно вывел ее в число главных заводил компании.
Кроме того, нахалка была ослепительно красива: густые светло-русые волосы, узкое, «породистое» лицо, высокие скулы, огромные зеленые глаза, аккуратный рот с чуть припухлыми, четко очерченными губами – чертами девушка напоминала сказочную принцессу, во имя которой свершались и будут свершаться грандиозные подвиги. И нет ничего удивительного в том, что мужчины охотно поддерживали с ней беседу.
– А когда мы вернемся?
– Когда придет время.
– Я помню о Герметиконе, но понятия не имею, какой из его миров – мой, – грустно усмехнулся рыжий.
– Линга. – Лысый прикоснулся к груди и объяснил: – На мне медальон Доброго Маркуса.
– Мне кажется, я с Кааты, – задумчиво произнесла белокурая. – Но я могу ошибаться.
Когда очередной шок прошел, рыжий, проявив завидное здравомыслие, велел поискать по карманам документы, но бумаг ни у кого не оказалось. Женщины, по всей видимости, предпочитали сумочки, а мужчины – портмоне. Вместо них были обнаружены: плитка жевательного табака – у тыквоголового спорки, три пакетика с подозрительным порошком – в доставшемся белокурой пальто, пистолет и универсальный ключ – у рыжего. Карманы лысого и нахалки оказались пустыми, как замыслы неудачника, а на платье синеволосой их вообще не было. Тыквоголовый спорки, хлопнув себя по лбу, предложил поиграть в ассоциации, надеясь, что какое-нибудь слово станет «ключом», однако затея ни к чему не привела. Нахалка заявила, что идея бредовая, лысый ее поддержал, синеволосая продолжала плакать, и лишь рыжий с белокурой почти десять минут перебрасывались со спорки словами, но зацепиться ни за что не удалось.
Полный провал.
В итоге они вновь собрались в кружок.
– Мы не знаем, кто мы, мы не знаем, где мы, – подвела печальный итог нахалка. – Остается надеяться, что о нас не забыли. Цеппели просто так не пропадают.
– В Пустоте – пропадают.
– Ты оптимистичен.
– Скорее прагматичен. – Лысый покачал головой. – Мы потерпели катастрофу в Пустоте, а значит, нас могло выбросить куда угодно.
– На ту планету, на которую летели, – проворчал рыжий. – Это же очевидно.
– Если вспомнить Тринадцатую Астрологическую экспедицию, то совсем не очевидно, – не согласился лысый. – Но даже предположив, что мы находимся на нужной нам планете, остается вопрос: в каком месте? Сферопорт может оказаться за соседней горой, а может – за тысячу лиг отсюда. И вся эта тысяча лиг представляет собой незаселенные земли.
– Такое возможно? – прошептала синеволосая.
– Вполне, – поморщился тыквоголовый. – Густонаселенных планет мало, а на остальных полно неосвоенных континентов.
На которые никогда не залетают цеппели.
Перспектива навсегда остаться в незнакомом мире заставила синеволосую вздрогнуть. Она тоскливо оглядела мужчин и поинтересовалась:
– Что же нам делать?
– Идти, – хмуро ответил лысый.
– Куда?
– А почему предлагает он? – окрысился рыжий. – Почему наш лысый спутник…
– Если ты еще раз назовешь меня лысым, я тебя убью, – ровно произнес тот.
Очень ровно, очень спокойно, но с такой уверенностью, что рыжий осекся.
– Какой грозный, – хихикнула нахалка. И прищурилась: – Ты что-нибудь имеешь против этого прозвища?
– Я вообще против прозвищ.
– Ничего другого предложить не могу. Ты будешь Грозным. А ты – Рыжим.
– Других забот нет? – хмуро поинтересовался тыквоголовый прежде, чем Рыжий возмутился.
– Мы должны как-то обращаться друг к другу, – поддержала нахалку белокурая. – Ты, например, будешь Тыквой.
Обладательница брючного костюма рассмеялась. А в следующий миг услышала:
– В таком случае, говорливую назовем Привередой, а длинную – Свечкой.
Высокая девушка с копной коротких белокурых волос и впрямь напоминала свечу.
– Ну и пусть.
– А я против!
– А тебя никто не спрашивает, Привереда. – Тыква покосился на третью девушку. – С тобой все ясно, плакса, ты будешь Кугой.
Все синеволосые спорки происходили из этого мира.
– Вот и познакомились, – подытожил Грозный, пресекая возможное продолжение темы. – А теперь…
– И все-таки я не понимаю, почему он командует?
– Потому что я здесь самый умный, – без лишней скромности объяснил Грозный.
– С чего ты взял?
– Я в этом убежден.
Свечка громко рассмеялась. Привереда фыркнула, но вновь нападать на лысого поостереглась. Оба спорки восприняли заявление Грозного без эмоций.
А он, почти без паузы, продолжил:
– Прежде чем перейти к делам, хочу предложить еще одно важное правило: если кто-нибудь что-нибудь припомнит, пусть даже ерунду, не важную на первый взгляд мелочь, он должен о ней рассказать. Вполне возможно, что вместе мы справимся с амнезией быстрее.
– Я не против, – хмыкнул Тыква.
– Будет зависеть от того, что я вспомню, – предупредила Привереда.
– А у тебя есть чем поделиться? – осведомилась Свечка у лысого. – Если так, подай пример.
Поскольку он сам предложил правило, отступать было нельзя, и Грозный спокойно произнес:
– У меня есть ощущение, что с моей одеждой что-то не так.
Все дружно уставились на цепарский костюм лысого.
– Она тебе велика?
– В самый раз.
– Тогда в чем дело?
– Она неправильная. – Грозный скептически оглядел потертую цапу и грубые штаны. – Чужая.
– В Пустоте тебя переодели?
– Не думаю, – улыбнулся мужчина. – Но одежда кажется мне странной.
– А мне кажутся странными твои украшения, – грубовато произнес Рыжий.
– Какие? – не понял Грозный.
– Те, что прикрыты рукавами.
Грозный задумчиво приподнял бровь, но, к удивлению остальных, промолчал.
– А что у него под рукавами? – не утерпела Привереда.
– Пусть он покажет, – предложил Рыжий.
Грозный, не дожидаясь просьбы, усмехнулся, и медленно подтянул левый рукав цапы, продемонстрировав окружающим поврежденное запястье.
– Синяк? – удивилась Привереда.
– Следы от наручников, – уточнил Рыжий.
– Хня! – не сдержался Тыква.
Куга ойкнула, а Свечка оценивающе посмотрела на Грозного:
– Ты преступник?
– Понятия не имею.
– У тебя следы от наручников, а у меня пистолет в кобуре, – продолжил Рыжий. – Тебе не кажется, что мы как-то связаны?
– Вы оба бандиты? – наивно поинтересовалась Куга.
– Он бандит, – рявкнул Рыжий. – А я его сопровождал.
– Почему ты произвел себя в полицейские? – медленно спросил Тыква. – Возможно, Куга права: вы из одной шайки.
– Тогда почему он был в наручниках?
– Грозного везли на суд, а ты пытался его выручить.
– Идиотизм!
– А вот я согласна считать Рыжего полицейским, – неожиданно заявила Привереда. – Достаточно оценить его манеры и дешевые тряпки. С другой стороны, Грозный – настоящий воин Омута.
– Девочкам нравятся плохие мальчики?
– Девочкам не нравятся уроды.
Рыжий ощерился:
– Не стоит говорить такие вещи при Тыкве.
– Полегче, конопатый, девушка имела в виду твой внутренний мир.
– Спасибо, Тыква, – с чувством произнесла Привереда. – Я знала, что ты меня поймешь.
– Полагаю, пора заканчивать с оскорблениями, – громко сказал Грозный. – Нам есть что обсудить.
– Ты бы помолчал.
– Ты бы тоже, – отрезал Грозный. – Когда все вспомним, тогда и будешь выдвигать обвинения.
– Можно и так, – согласился Рыжий. – Но подчиняться тебе я не стану – потертости от браслетов мешают.
– Грозный с нами в одной лодке, – заметила Свечка.
Ей отчаянно не хотелось признавать лысого бандитом. В конце концов, он был единственным, кто отнесся к ней по-человечески.
– Ты уверена? А если он все вспомнил и хочет нас использовать?
– Как?
– Увести подальше от людей.
– Зачем?
– Ну…
– Рыжий, у тебя есть что-нибудь, кроме обвинений? – устало спросила Привереда. – Какой-нибудь план или предложение, как нам отсюда выбраться?
– Нет.
– В таком случае заткнись и не мешай говорить Грозному.
– Я хотел предупредить, что ему нельзя верить.
– А тебе?
– Что?
– У тебя есть пистолет, но нет полицейского жетона, – жестко произнесла Привереда, глядя мужчине в глаза. – Тебе можно верить?
Тыква рассмеялся. Свечка, подумав, тоже. И даже Куга несмело улыбнулась. А потом привстала и пересела ближе к Тыкве. Все правильно: спорки к спорки. Если не знаешь, что происходит, нужно держаться своих.
На поляне стало ощутимо холоднее.
– Я предлагаю остаться здесь, – заявила Привереда. – Если нас ищут, то в первую очередь спасатели отправятся к месту катастрофы.
– Вот именно – к месту катастрофы. – Грозный вздохнул: – Но это не оно.
Они находились на дне извилистого и неширокого, метров сто – сто пятьдесят, каньона, образованного быстрой горной рекой. Красноватые скалы казались неприступными, а у их подножия было достаточно земли для кустарника и деревьев.
– Почему ты решил, что катастрофа случилась не здесь? – поинтересовался Рыжий.
– Обломков нет.
Свечка усмехнулась.
– Хочешь сказать, что цеппель выбросило в другое место? – прищурился Тыква.
– Именно так.
– А-а… – Надо отдать должное: когда ей было нужно, Привереда легко признавала свои ошибки. – Беру свои слова обратно. И готова выслушать другие предложения.
– Нужно идти вниз по течению, – произнес Тыква. Он понял, что Грозный легко отсекает непродуманные предложения и подготовил аргументы: – Во-первых, реки текут с гор, и мы выйдем на плодородные земли, то есть туда, где высока вероятность найти поселение. Во-вторых, мы можем построить что-нибудь плавающее, и это здорово облегчит нам путешествие.
Куга кивнула, показывая, что полностью согласна с умным Тыквой. Однако у Грозного предложение спорки вызвало понятный скепсис:
– Из чего построить?
– Из дерева, разумеется. – Тыква указал на небольшую рощу.
– У тебя есть топор? – с издевкой осведомилась Привереда, сообразив, куда клонит лысый.
Рыжий обидно захохотал. Спорки выругался.
– Лично я отправляюсь вверх по течению, – веско произнес Грозный после того, как вновь наступила тишина. – Когда я ходил на разведку, то видел за горами дым…
– Или туман? – перебил его Рыжий. – Или облака.
– Я видел черный дым, – размеренно продолжил Грозный, не обратив внимания на замечание Рыжего. – Там что-то горело, и я хочу знать – что?
– Намекаешь, что там мы отыщем цеппель?
– Предполагаю.
– Но если он сгорел, какой смысл к нему идти? – недоуменно поинтересовалась Свечка.
– Место катастрофы, – ответила Привереда. – Если дым видел Грозный, его, вполне возможно, видели здешние обитатели. – И решительно закончила: – Я тоже иду вверх по течению.
– Ему нельзя доверять, – напомнил Рыжий.
Напрасно напомнил, потому что тут же получил в свой адрес фирменный укол нахалки:
– Пока ты швырял в речку камешки и жалел себя, Грозный изучил окрестности и раздобыл Свечке одежду. К тому же он не зовет нас с собой, а значит, мы не особо ему нужны, то есть он в себе уверен. И мне кажется, что с ним будет безопаснее.
– У меня есть пистолет.
– А он умный.
– Я тоже пойду с Грозным, – произнесла Свечка. – Хотя я чувствую, что ему было бы проще без нас.
– Мы тоже пойдем, – пошептавшись с Кугой, сказал Тыква.
Рыжий развел руками:
– Один я не останусь.
– Вразуми младших братьев.
– На тебя полагаемся…
– На меня? – Глаза Алокаридаса вспыхнули яростным огнем. – На меня?!
Собравшиеся во дворе послушники опустили головы, отвели взгляды, подобно нашкодившим детям, и лишь один из них – всего один! – набрался смелости промямлить:
– А на кого еще, учитель?
Но голову не поднял, поскольку знал, что не прав. Потому что и он, и все остальные послушники Красного Дома прекрасно понимали, что должны делать, но никто из них не горел желанием идти на смерть. Страх сковал младших братьев. Подлый, примитивный страх за свою жизнь, который не смогли выдавить проведенные в святилище годы.
«Все напрасно… – Старый жрец почувствовал злость. – Разве этому я их учил? Разве для этого я был им живым примером? Терпел дикую боль, но ходил прямо, мучился, но не жаловался, дрожал от слабости, но лично проводил длиннющие ритуалы… разве для этого?»
Да, для этого. Для того чтобы сейчас, испытав грешную злобу, справиться с ней и повести себя правильно. Для того чтобы сейчас, в минуту выбора, что делает каждый из младших братьев, подсказать им верный путь. Потому что именно сейчас проверяется все, что сделал он, Алокаридас, в Красном Доме, проверяется его жизнь.
– Все правильно, – хрипло произнес жрец. – Вы должны полагаться на меня. Но рано или поздно Отец призовет меня к себе. На кого вы будете полагаться тогда?
«На кого, дети? Подумайте об этом, устыдитесь проявленной слабости и станьте взрослыми. Сейчас станьте, потому что может случиться так, что другой шанс вам не выпадет».
Поднятая жрецом тревога вывела во двор всех послушников – около пяти десятков юношей и девушек, самым старшим из которых едва исполнилось двадцать. Растрепанные, ничего не понимающие, напуганные, едва успевшие натянуть одинаковые бурые хламиды, они ежились на утренней прохладе, тоскливо ожидая приказов. Они сообразили, что случилось нечто ужасное, однако не представляли, что именно, и неизвестность вызывала у них страх.
– Как неожиданно! – не смолчала обладательница брючного костюма. – А нам показалось, что неудобство у тебя вызывает лишняя одежда.
Белокурая вновь понурилась – укол язвительной девушки задел ее за живое.
– А тебя здесь сколько? – Лысый медленно обернулся и холодно посмотрел на нахальную обладательницу брючного костюма.
– Что? – растерялась та.
– Почему ты говоришь «нам»? Кому это – «нам»? Кому еще, кроме тебя, что-то там показалось?
– Не твое дело.
– И не твое тоже, – грубовато отрезал мужчина. – Тебя не касается то, чем занималась эта девушка до катастрофы.
– Все видят, что она…
– Ты девственница?
Яростные взгляды скрестились длинными клинками. Чувствовалось, что нахалка не привыкла отступать, что у нее на языке вертится дерзкая фраза, но… Но дурой она не была и сообразила, что нарвалась на серьезного противника.
Фигура у лысого была самая что ни на есть простецкая: плотный, широкоплечий, с короткими толстыми руками и короткими толстыми ногами – на первый взгляд он казался подавшимся в цепари крестьянином. Тем более наряд соответствовал: широкие штаны с накладными карманами, толстый свитер, потертая кожаная цапа, отданная сейчас белокурой, да грубые башмаки. Технарь или вообще – палубный, одним словом – простолюдин. Но при взгляде на лицо мужчины впечатление кардинально менялось. Выпуклый лоб, нос с горбинкой, острый, чуть выступающий вперед подбородок, и умные, серо-стального цвета глаза – все эти черты не просто подсказывали, а прямо-таки кричали: не прост лысый, совсем не прост. Человек с таким лицом палубы мыть не станет, его дело приказы отдавать да принимать решения. Человек с таким лицом всегда оставляет за собой последнее слово.
– Не твое дело, – буркнула нахальная.
– Вот именно, – кивнул лысый и ободряюще посмотрел на белокурую.
Та вздохнула:
– Я не виновата, что авария застала меня… э-э…
Она не знала, как продолжить, и мужчина подсказал:
– В неподходящий момент.
– Да, – выдохнула белокурая.
– Но теперь у нас возникла проблема, – мягко продолжил лысый. – Мы не знаем, на какой планете оказались и будут ли нас искать. Мы в горах, и нам, возможно, придется по ним идти. И, возможно, ночевать…
– Здесь? – не сдержался рыжий.
Он давно перестал бросать камешки, а после того, как лысый завел разговор о проблемах, повернулся и слушал очень внимательно.
– Может, здесь, а может, и в другом месте, – пожал плечами лысый. – Об этом нам еще предстоит поговорить. Пока же я пытаюсь объяснить нашей белокурой знакомой, что одна моя цапа ее не спасет: по горам босиком не ходят, и с голыми ногами на земле не спят. Нужна одежда.
– Ты отыскал магазин? – осведомилась нахалка.
– Можно сказать и так, – усмехнулся лысый, внимательно глядя на белокурую. – Там, за камнем, есть одежда. К сожалению, мужская: пальто, пара рубашек, брюки, жилет, пиджак, белье…
– Откуда? – Спорки перестал притворяться спящим. Повернулся и сел, вперившись взглядом в лысого. – Что за одежда?
– Я нашел двух мертвых и раздел их, чтобы ты смогла подобрать себе вещи, – спокойно произнес тот, обращаясь исключительно к белокурой. А затем повернулся к синеволосой и без всякого смущения закончил: – Тебе я посоветовал бы взять пиджак: в платье ты замерзнешь.
Девушка всхлипнула.
– Омерзительно! – Обладательница брючного костюма зло хохотнула, но развивать мысль не стала.
Потому что отвратительное по своей сути предложение было прагматичным и правильным. Спасатели могли заявиться через двадцать минут, а могли не прилететь вовсе. Никто из выживших не знал, сколько времени им предстоит провести в горах, и оставаться в такой ситуации без одежды было для белокурой равносильно самоубийству.
Она это понимала. И все остальные понимали, даже нахалка, которая, бросив свое «Омерзительно!», хрустнула пальцами и отвернулась.
Белокурая жалобно посмотрела на лысого:
– Я боюсь мертвых.
– Я их раздел и отнес к лесу. На берегу тебя ждет только одежда.
– Спасибо.
– Не за что.
Белокурая вопросительно посмотрела на синеволосую, та, поколебавшись, кивнула, поднялась, и девушки отправилась за камень. А трое оставшихся уставились на лысого:
– От чего они умерли? – угрюмо спросил рыжий.
– Задохнулись.
– Здесь?
– Или в Пустоте.
– То есть ты допускаешь, что они могли задохнуться здесь? – уточнила нахалка.
Ей очень хотелось поддеть лысого, но у нее опять не получилось.
– Я уже видел такое, – задумчиво произнес мужчина. – Людям кажется, что они еще в Пустоте, что они не могут дышать, и, если не привести их в чувство, они умирают.
– Но это невозможно.
– У Пустоты длинные щупальца.
– Ты много путешествовал? – кашлянув, поинтересовался спорки.
– Похоже на то, – согласился лысый.
– Может, ты знаешь, где мы оказались? – Нахалка сделала все, чтобы ее голос прозвучал спокойно, однако не совладала с нервами, и последнее слово прозвучало слишком высоко.
– Солнце желтое, притяжение нормальное или почти нормальное, растения незнакомые. Слишком мало информации для выводов.
– А когда будет много?
– Тогда я скажу, куда нас занесло.
– Ты скажешь? – недовольно спросил рыжий.
Ему не понравилось, что лысый назначил себя лидером.
– Да, я скажу, – пообещал мужчина. Он говорил уверенно, спокойно и слегка расслабленно, отчего фраза прозвучала несколько издевательски. – Но если вдруг выяснится, что ты определил наше местонахождение раньше меня, я разрешаю тебе поделиться информацией.
– Ты мне разрешаешь?
– Да.
У рыжего заходили желваки.
Он был очень худ, однако неказистым не казался, скорее – подтянутым. Не доходяга, а не чурающийся спорта мужчина, внешне хилый, в действительности – твердый. Черты его узкого, необычайно вытянутого лица не отличались благородством: обычный нос, обычный рот, обычные скулы, и даже большие зеленые глаза терялись в этом флере обыденности, завершенном дешевым костюмом и недорогой рубашкой. Мужчина мог остаться незаметным в любой толпе, мог с полным правом претендовать на звание настоящего невидимки, но… Но природа решила позабавиться и сделала зеленоглазого ярко-рыжим. Причем не просто ярко, а ЯРКО. Его ресницы и волосы были насыщенного медного цвета, а все не скрытые одеждой части тела – лицо, шею и руки – покрывали многочисленные конопушки. Такие люди частенько вызывают у окружающих улыбку, пусть даже и добрую, однако глаза мужчины смотрели столь холодно, что отбивали всякую охоту шутить. Чувствовалось, что рыжий самолюбив и болезненно воспринимает шпильки в свой адрес.
– Ты решил, что можешь приказывать?
– Да.
– Так вот, я…
– Вы напоминаете двух обезьян, которые спорят из-за несуществующего банана, – громко бросила нахалка. – Если хотите произвести на меня впечатление, то не деритесь, а раздобудьте кофе.
Третий мужчина захохотал.
Все спорки, за исключением синеволосых выходцев с Куги, отличались уродливой внешностью. Странные черты лица, вызывающие у обычного человека оторопь и отвращение, незаживающие язвы, гноящиеся болячки, фурункулы и струпья на коже – таков был набор поцелуев Белого Мора, детьми которого являлись нечистые. Но третий из спасшихся мужчин не производил совсем уж отталкивающего впечатления. Он был высок, широкоплеч и подвижен. На его гладкой загорелой коже отсутствовали следы болезни, и лишь уродливая голова выдавала в мужчине спорки. Его череп представлял собой почти идеальный шар, вызывая в памяти характерную форму нарской тыквы. Маленькие черты лица не выступали за окружность, что только усиливало впечатление, а короткая черная щетина, покрывающая всю голову, за исключением лба и щек, наводила на мысль, что тыква не дозрела.
– Чего ржешь? – недовольно поинтересовался рыжий.
– Смешно. – Спорки вытер выступившие на глазах слезы и широко улыбнулся, продемонстрировав крупные желтые зубы. – Девчонка вас поимела.
Лысый промолчал, а потому рыжий тоже сбавил обороты. Одарил нахалку злым взглядом, но развивать скандал не стал. Вместо этого продолжил разговор со спорки:
– Есть мысли, где мы находимся?
– Самое главное, здесь есть, чем дышать, и есть, что пить…
– Пить? – удивилась обладательница брючного костюма. – Что?
– Река, – спорки ткнул пальцем за спину. – Воды у нас полно, а вода – это жизнь.
– Я не собираюсь пить сырую воду из грязного ручья.
– А придется.
– Рано или поздно она перестанет быть привередой, – вздохнул лысый.
– Согласен.
Девушка насупилась.
– Другими словами, я считаю, что мы оказались на весьма дружелюбной планете, – жизнерадостно закончил спорки. – Нам повезло гораздо больше, чем офицеру и тем двоим. Пустота была добра к нам.
– Так же, как Белый Мор? – хрюкнул рыжий.
– Не любишь спорки? – сверкнул глазами тыквоголовый.
– Белый Мор не убил вас, Пустота не убила нас. Но Белый Мор сделал вас уродами, а мы не знаем, где находимся, – объяснил рыжий. – Вполне возможно, что мертвым повезло больше. – Он помолчал, глядя на недовольного спорки, и продолжил: – Ничего личного, приятель, я просто провел параллель.
– Дурацкая параллель.
– Какая есть.
– Не будем ссориться. – Лысый почесал в затылке. – Мы все были в Пустоте. Мы все, как я понимаю, летели на цеппеле…
Пауза. Рука замерла, после чего лысый медленно опустил ее и посмотрел на товарищей.
– Летели на цеппеле, и что? – не выдержала нахалка.
– Не что, а куда, – поправил девушку спорки.
– Мы летели на одном цеппеле? – осведомилась девушка.
– Я тебя не помню, – осклабился рыжий.
– Я не путешествую третьим классом.
– За кого ты себя принимаешь?
– Тихо! – Лысый рявкнул так, что остальные прикусили языки. – Кто-нибудь помнит, куда он летел?
Спорки несмело улыбнулся. Рыжий приподнял бровь и тихо выругался. Обладательница брючного костюма скривила рот, но через мгновение пропищала:
– Я не помню, как меня зовут.
И разрыдалась.
– Врежь ему еще!
– С удовольствием!
Удар. Удар в лицо, в скулу, если быть точным. Во рту появился привкус крови… Нет, привкус крови появился давно, теперь же во рту просто кровь. Много крови, потому что это не первый удар.
– Как же мне нравится избивать этих сволочей.
– К сожалению, это редкое удовольствие.
– Надо наслаждаться моментом.
Удар.
Тихий смешок сзади…
– Это невозможно.
– Так бывает: катастрофа и сильный шок приводят к потере памяти, – произнес лысый и пояснил: – Нам проще все забыть, чем снова и снова вспоминать пережитый ужас.
– Забыть навсегда?
– На время.
Белокурая тяжело вздохнула.
Мужские брюки едва доходили ей до щиколоток, рукава пальто были коротки, рубашка вылезала из-за пояса, а ботинки оказались слишком велики, но, как ни странно, нелепый наряд добавил девушке шарма. Она окончательно успокоилась, порозовела, и в ее глазах заблестели огоньки. Одевшись, она стала чувствовать себя членом общества, пусть даже и небольшого.
– Но почему мы забыли все, а не только катастрофу?
– Потому что память на аптекарских весах не взвесишь.
– Радуйся, что хоть что-то осталось, – бросила нахалка.
– А что осталось? – возмутилась белокурая. – Я помню только то, что я женщина.
– А Герметикон? А нынешнюю дату? А свой родной мир?
– Что даст дата? – поинтересовался рыжий.
– Если ты ее помнишь, значит, забыл не все, – объяснила нахалка. – И значит, ты вернешься.
– Куда?
– К себе.
Потерпев неудачу в противостоянии с лысым, обладательница брючного костюма не растерялась и стала следить за тем, чтобы ее замечания были продуманными и взвешенными. Этот факт, вкупе с «фирменной» язвительностью, заставлял собеседников прислушиваться к мнению девушки и постепенно вывел ее в число главных заводил компании.
Кроме того, нахалка была ослепительно красива: густые светло-русые волосы, узкое, «породистое» лицо, высокие скулы, огромные зеленые глаза, аккуратный рот с чуть припухлыми, четко очерченными губами – чертами девушка напоминала сказочную принцессу, во имя которой свершались и будут свершаться грандиозные подвиги. И нет ничего удивительного в том, что мужчины охотно поддерживали с ней беседу.
– А когда мы вернемся?
– Когда придет время.
– Я помню о Герметиконе, но понятия не имею, какой из его миров – мой, – грустно усмехнулся рыжий.
– Линга. – Лысый прикоснулся к груди и объяснил: – На мне медальон Доброго Маркуса.
– Мне кажется, я с Кааты, – задумчиво произнесла белокурая. – Но я могу ошибаться.
Когда очередной шок прошел, рыжий, проявив завидное здравомыслие, велел поискать по карманам документы, но бумаг ни у кого не оказалось. Женщины, по всей видимости, предпочитали сумочки, а мужчины – портмоне. Вместо них были обнаружены: плитка жевательного табака – у тыквоголового спорки, три пакетика с подозрительным порошком – в доставшемся белокурой пальто, пистолет и универсальный ключ – у рыжего. Карманы лысого и нахалки оказались пустыми, как замыслы неудачника, а на платье синеволосой их вообще не было. Тыквоголовый спорки, хлопнув себя по лбу, предложил поиграть в ассоциации, надеясь, что какое-нибудь слово станет «ключом», однако затея ни к чему не привела. Нахалка заявила, что идея бредовая, лысый ее поддержал, синеволосая продолжала плакать, и лишь рыжий с белокурой почти десять минут перебрасывались со спорки словами, но зацепиться ни за что не удалось.
Полный провал.
В итоге они вновь собрались в кружок.
– Мы не знаем, кто мы, мы не знаем, где мы, – подвела печальный итог нахалка. – Остается надеяться, что о нас не забыли. Цеппели просто так не пропадают.
– В Пустоте – пропадают.
– Ты оптимистичен.
– Скорее прагматичен. – Лысый покачал головой. – Мы потерпели катастрофу в Пустоте, а значит, нас могло выбросить куда угодно.
– На ту планету, на которую летели, – проворчал рыжий. – Это же очевидно.
– Если вспомнить Тринадцатую Астрологическую экспедицию, то совсем не очевидно, – не согласился лысый. – Но даже предположив, что мы находимся на нужной нам планете, остается вопрос: в каком месте? Сферопорт может оказаться за соседней горой, а может – за тысячу лиг отсюда. И вся эта тысяча лиг представляет собой незаселенные земли.
– Такое возможно? – прошептала синеволосая.
– Вполне, – поморщился тыквоголовый. – Густонаселенных планет мало, а на остальных полно неосвоенных континентов.
На которые никогда не залетают цеппели.
Перспектива навсегда остаться в незнакомом мире заставила синеволосую вздрогнуть. Она тоскливо оглядела мужчин и поинтересовалась:
– Что же нам делать?
– Идти, – хмуро ответил лысый.
– Куда?
– А почему предлагает он? – окрысился рыжий. – Почему наш лысый спутник…
– Если ты еще раз назовешь меня лысым, я тебя убью, – ровно произнес тот.
Очень ровно, очень спокойно, но с такой уверенностью, что рыжий осекся.
– Какой грозный, – хихикнула нахалка. И прищурилась: – Ты что-нибудь имеешь против этого прозвища?
– Я вообще против прозвищ.
– Ничего другого предложить не могу. Ты будешь Грозным. А ты – Рыжим.
– Других забот нет? – хмуро поинтересовался тыквоголовый прежде, чем Рыжий возмутился.
– Мы должны как-то обращаться друг к другу, – поддержала нахалку белокурая. – Ты, например, будешь Тыквой.
Обладательница брючного костюма рассмеялась. А в следующий миг услышала:
– В таком случае, говорливую назовем Привередой, а длинную – Свечкой.
Высокая девушка с копной коротких белокурых волос и впрямь напоминала свечу.
– Ну и пусть.
– А я против!
– А тебя никто не спрашивает, Привереда. – Тыква покосился на третью девушку. – С тобой все ясно, плакса, ты будешь Кугой.
Все синеволосые спорки происходили из этого мира.
– Вот и познакомились, – подытожил Грозный, пресекая возможное продолжение темы. – А теперь…
– И все-таки я не понимаю, почему он командует?
– Потому что я здесь самый умный, – без лишней скромности объяснил Грозный.
– С чего ты взял?
– Я в этом убежден.
Свечка громко рассмеялась. Привереда фыркнула, но вновь нападать на лысого поостереглась. Оба спорки восприняли заявление Грозного без эмоций.
А он, почти без паузы, продолжил:
– Прежде чем перейти к делам, хочу предложить еще одно важное правило: если кто-нибудь что-нибудь припомнит, пусть даже ерунду, не важную на первый взгляд мелочь, он должен о ней рассказать. Вполне возможно, что вместе мы справимся с амнезией быстрее.
– Я не против, – хмыкнул Тыква.
– Будет зависеть от того, что я вспомню, – предупредила Привереда.
– А у тебя есть чем поделиться? – осведомилась Свечка у лысого. – Если так, подай пример.
Поскольку он сам предложил правило, отступать было нельзя, и Грозный спокойно произнес:
– У меня есть ощущение, что с моей одеждой что-то не так.
Все дружно уставились на цепарский костюм лысого.
– Она тебе велика?
– В самый раз.
– Тогда в чем дело?
– Она неправильная. – Грозный скептически оглядел потертую цапу и грубые штаны. – Чужая.
– В Пустоте тебя переодели?
– Не думаю, – улыбнулся мужчина. – Но одежда кажется мне странной.
– А мне кажутся странными твои украшения, – грубовато произнес Рыжий.
– Какие? – не понял Грозный.
– Те, что прикрыты рукавами.
Грозный задумчиво приподнял бровь, но, к удивлению остальных, промолчал.
– А что у него под рукавами? – не утерпела Привереда.
– Пусть он покажет, – предложил Рыжий.
Грозный, не дожидаясь просьбы, усмехнулся, и медленно подтянул левый рукав цапы, продемонстрировав окружающим поврежденное запястье.
– Синяк? – удивилась Привереда.
– Следы от наручников, – уточнил Рыжий.
– Хня! – не сдержался Тыква.
Куга ойкнула, а Свечка оценивающе посмотрела на Грозного:
– Ты преступник?
– Понятия не имею.
– У тебя следы от наручников, а у меня пистолет в кобуре, – продолжил Рыжий. – Тебе не кажется, что мы как-то связаны?
– Вы оба бандиты? – наивно поинтересовалась Куга.
– Он бандит, – рявкнул Рыжий. – А я его сопровождал.
– Почему ты произвел себя в полицейские? – медленно спросил Тыква. – Возможно, Куга права: вы из одной шайки.
– Тогда почему он был в наручниках?
– Грозного везли на суд, а ты пытался его выручить.
– Идиотизм!
– А вот я согласна считать Рыжего полицейским, – неожиданно заявила Привереда. – Достаточно оценить его манеры и дешевые тряпки. С другой стороны, Грозный – настоящий воин Омута.
– Девочкам нравятся плохие мальчики?
– Девочкам не нравятся уроды.
Рыжий ощерился:
– Не стоит говорить такие вещи при Тыкве.
– Полегче, конопатый, девушка имела в виду твой внутренний мир.
– Спасибо, Тыква, – с чувством произнесла Привереда. – Я знала, что ты меня поймешь.
– Полагаю, пора заканчивать с оскорблениями, – громко сказал Грозный. – Нам есть что обсудить.
– Ты бы помолчал.
– Ты бы тоже, – отрезал Грозный. – Когда все вспомним, тогда и будешь выдвигать обвинения.
– Можно и так, – согласился Рыжий. – Но подчиняться тебе я не стану – потертости от браслетов мешают.
– Грозный с нами в одной лодке, – заметила Свечка.
Ей отчаянно не хотелось признавать лысого бандитом. В конце концов, он был единственным, кто отнесся к ней по-человечески.
– Ты уверена? А если он все вспомнил и хочет нас использовать?
– Как?
– Увести подальше от людей.
– Зачем?
– Ну…
– Рыжий, у тебя есть что-нибудь, кроме обвинений? – устало спросила Привереда. – Какой-нибудь план или предложение, как нам отсюда выбраться?
– Нет.
– В таком случае заткнись и не мешай говорить Грозному.
– Я хотел предупредить, что ему нельзя верить.
– А тебе?
– Что?
– У тебя есть пистолет, но нет полицейского жетона, – жестко произнесла Привереда, глядя мужчине в глаза. – Тебе можно верить?
Тыква рассмеялся. Свечка, подумав, тоже. И даже Куга несмело улыбнулась. А потом привстала и пересела ближе к Тыкве. Все правильно: спорки к спорки. Если не знаешь, что происходит, нужно держаться своих.
На поляне стало ощутимо холоднее.
– Я предлагаю остаться здесь, – заявила Привереда. – Если нас ищут, то в первую очередь спасатели отправятся к месту катастрофы.
– Вот именно – к месту катастрофы. – Грозный вздохнул: – Но это не оно.
Они находились на дне извилистого и неширокого, метров сто – сто пятьдесят, каньона, образованного быстрой горной рекой. Красноватые скалы казались неприступными, а у их подножия было достаточно земли для кустарника и деревьев.
– Почему ты решил, что катастрофа случилась не здесь? – поинтересовался Рыжий.
– Обломков нет.
Свечка усмехнулась.
– Хочешь сказать, что цеппель выбросило в другое место? – прищурился Тыква.
– Именно так.
– А-а… – Надо отдать должное: когда ей было нужно, Привереда легко признавала свои ошибки. – Беру свои слова обратно. И готова выслушать другие предложения.
– Нужно идти вниз по течению, – произнес Тыква. Он понял, что Грозный легко отсекает непродуманные предложения и подготовил аргументы: – Во-первых, реки текут с гор, и мы выйдем на плодородные земли, то есть туда, где высока вероятность найти поселение. Во-вторых, мы можем построить что-нибудь плавающее, и это здорово облегчит нам путешествие.
Куга кивнула, показывая, что полностью согласна с умным Тыквой. Однако у Грозного предложение спорки вызвало понятный скепсис:
– Из чего построить?
– Из дерева, разумеется. – Тыква указал на небольшую рощу.
– У тебя есть топор? – с издевкой осведомилась Привереда, сообразив, куда клонит лысый.
Рыжий обидно захохотал. Спорки выругался.
– Лично я отправляюсь вверх по течению, – веско произнес Грозный после того, как вновь наступила тишина. – Когда я ходил на разведку, то видел за горами дым…
– Или туман? – перебил его Рыжий. – Или облака.
– Я видел черный дым, – размеренно продолжил Грозный, не обратив внимания на замечание Рыжего. – Там что-то горело, и я хочу знать – что?
– Намекаешь, что там мы отыщем цеппель?
– Предполагаю.
– Но если он сгорел, какой смысл к нему идти? – недоуменно поинтересовалась Свечка.
– Место катастрофы, – ответила Привереда. – Если дым видел Грозный, его, вполне возможно, видели здешние обитатели. – И решительно закончила: – Я тоже иду вверх по течению.
– Ему нельзя доверять, – напомнил Рыжий.
Напрасно напомнил, потому что тут же получил в свой адрес фирменный укол нахалки:
– Пока ты швырял в речку камешки и жалел себя, Грозный изучил окрестности и раздобыл Свечке одежду. К тому же он не зовет нас с собой, а значит, мы не особо ему нужны, то есть он в себе уверен. И мне кажется, что с ним будет безопаснее.
– У меня есть пистолет.
– А он умный.
– Я тоже пойду с Грозным, – произнесла Свечка. – Хотя я чувствую, что ему было бы проще без нас.
– Мы тоже пойдем, – пошептавшись с Кугой, сказал Тыква.
Рыжий развел руками:
– Один я не останусь.
* * *
– И что нам делать?– Вразуми младших братьев.
– На тебя полагаемся…
– На меня? – Глаза Алокаридаса вспыхнули яростным огнем. – На меня?!
Собравшиеся во дворе послушники опустили головы, отвели взгляды, подобно нашкодившим детям, и лишь один из них – всего один! – набрался смелости промямлить:
– А на кого еще, учитель?
Но голову не поднял, поскольку знал, что не прав. Потому что и он, и все остальные послушники Красного Дома прекрасно понимали, что должны делать, но никто из них не горел желанием идти на смерть. Страх сковал младших братьев. Подлый, примитивный страх за свою жизнь, который не смогли выдавить проведенные в святилище годы.
«Все напрасно… – Старый жрец почувствовал злость. – Разве этому я их учил? Разве для этого я был им живым примером? Терпел дикую боль, но ходил прямо, мучился, но не жаловался, дрожал от слабости, но лично проводил длиннющие ритуалы… разве для этого?»
Да, для этого. Для того чтобы сейчас, испытав грешную злобу, справиться с ней и повести себя правильно. Для того чтобы сейчас, в минуту выбора, что делает каждый из младших братьев, подсказать им верный путь. Потому что именно сейчас проверяется все, что сделал он, Алокаридас, в Красном Доме, проверяется его жизнь.
– Все правильно, – хрипло произнес жрец. – Вы должны полагаться на меня. Но рано или поздно Отец призовет меня к себе. На кого вы будете полагаться тогда?
«На кого, дети? Подумайте об этом, устыдитесь проявленной слабости и станьте взрослыми. Сейчас станьте, потому что может случиться так, что другой шанс вам не выпадет».
Поднятая жрецом тревога вывела во двор всех послушников – около пяти десятков юношей и девушек, самым старшим из которых едва исполнилось двадцать. Растрепанные, ничего не понимающие, напуганные, едва успевшие натянуть одинаковые бурые хламиды, они ежились на утренней прохладе, тоскливо ожидая приказов. Они сообразили, что случилось нечто ужасное, однако не представляли, что именно, и неизвестность вызывала у них страх.