Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Вадим Панов
Продавцы невозможного
Лишь почитая богов
И храмы побежденных,
Спасутся победители.
Эсхил. «Агамемнон»
Пролог
Анклав: Москва
Территория: Сити
Можешь делать – делай
Если смотреть с Болота[1], например, с последнего уровня кольца, то первым бросается в глаза именно «Угольный Шпиль» – тонкий, без особых изысков небоскреб, по самую макушку облицованный черным стеклом. Двадцать лет уже бросается, исполняя роль пограничного столба Сити и раздражая эстетов непрезентабельной внешностью. Не шпиль, даже, а заурядная линейка, непонятно для чего воткнутая рядом с «Подсолнухом», «Дядей Степой», «Пирамидомом» и прочими красавцами делового сердца Москвы. А если забраться на эту «линейку» и посмотреть на север, то, кроме Болота, можно разглядеть пыхтящую производствами Колыму и даже Мутабор. Последний, разумеется, только в ясную погоду, но тем не менее – можно. С вершины «Угольного Шпиля» открывался превосходный вид на Анклав, на беспорядочный хаос центра, безыскусные прямоугольники промышленной зоны и аккуратные крыши самой загадочной московской территории. Вид, не считающийся «открыточным» – в отличие от панорамы Сити, – зато честный, без элегантного корпоративного гламура.
Однако люди, что появились на крыше «Уголька», плевать хотели на замечательный вид, они смотрели совсем в другую сторону, на лабиринт делового центра, и кричали друг другу – из-за дикого ветра разговаривать иначе не получалось.
– Патриция! Самый сложный участок – за «Степой»! Там небоскребы в ряд, получается труба…
– Твою мать, Кимура, я знаю!
Одетая в тщательно пригнанный комбинезон из карбошелка, Патриция справлялась с походом по крыше лучше спутника: ветер не рвал штаны, не надувал пузырем куртку, предательски забираясь под короткие полы. Очки позволяли спокойно смотреть, но вот дышалось с трудом, и еще больших усилий требовал разговор.
– Я хотел помочь!
– Заткнись!
Цепляясь за установленные на крыше поручни, Кимура и Патриция медленно двинулись к краю, а в дверях появились две другие фигуры. Еще один парень и еще одна девушка, благоразумно решившие не покидать укрытие.
– Ты идиот! – в очередной раз повторила Матильда. – Ты же знал, что Пэт заведется!
– Я пытался ее остановить!
– Заткнись!
Разные женщины и такие одинаковые…
Рус понимал, что виноват, а потому не злился на Матильду – ругалась подруга по делу. Сидели в мастерской, пили пиво, трепались о самолетах, благо тут же, в ангаре, стоял распотрошенный под полное переоснащение спортивный «Воробей». Потом о прыжках заговорили, тут Рус и ляпнул, что Патриция не дотянет до Царского Села, и не замолчал, когда брови девушки удивленно поползли вверх. Теперь расклад простой: с «Уголька» до Царского Села, Сити насквозь. Цена вопроса – пять юаней. В качестве бонуса – злобное шипение любимой женщины.
– Если с Пэт что-нибудь случится, я тебя убью!
«Знаю, знаю…»
И отвернулся, делая вид, что больше всего на свете интересуется действиями Кимуры, который возился с натянутой по периметру крыши металлической сеткой. Но тут же услышал (и снова не в первый раз!) вопрос:
– Ты позвонил?
– Позвонил.
– И что? Где они?
– Позвонить еще раз? – огрызнулся парень.
– Ты…
Кимура, несмотря на сумасшедшие порывы ветра, все-таки справился с сеткой и сразу же ушел влево, подальше от пропасти, на край которой ступила Патриция.
– Поздно! – простонала Матильда. – Звони!
– Теперь уже точно поздно.
Под ногами Патриции – двести метров прямой дороги вниз, к закатанной в асфальт земле, но короткий путь не привлекает. И не пугает. Девушка устремлена не вниз, а вперед. Высота не страшна, высота – лишь физическая величина, позволяющая взять хороший старт.
Пэт задержалась на краю не от страха, а оценивая силу и направление ветра. Порыв, еще один, еще… Предсказать их невероятно сложно, но нужно, потому что Пэт собирается не просто прыгнуть, ее цель – влиться в поток, оседлать гуляющий меж небоскребов ветер, а потому девушка выжидала. И бросилась вперед, почувствовав – не поняв, а именно почувствовав, – что время пришло.
Черная фигура исчезла с края крыши.
– Какого черта нас не арестовали? – простонала Матильда. – Рус, я тебя убью!
Главный кабинет «Пирамидома» находился на самом верху штаб-квартиры московского филиала СБА и представлял собой маленькую пирамиду, вид изнутри: четыре наклонных стены и окна во все стороны. Странное, но своеобразное помещение.
Хозяином главного кабинета был человек, которого все звали Мертвым. За спиной, естественно, звали, вполголоса, но тем не менее – все. А он, в свою очередь, внешне совсем не производил впечатление самого страшного человека Москвы – невысокий, щуплый, с редкими, мышиного цвета волосами и невыразительным лицом: тонкие губы, крючковатый нос, впалые щеки… Самой запоминающейся частью лица были глаза – внимательные, умные, голубые и очень холодные. Но они только подчеркивали общую невыразительность, за которую, вполне возможно, хозяина кабинета и наградили его кличкой. Ничего опасного в облике, ничего беспощадного.
И еще он не часто бывал резок, а потому, когда в кабинет без доклада вошел худощавый молодой мужчина в элегантном, но несколько старомодном костюме-тройке, Мертвый лишь поднял голову – он работал с бумагами – и холодно осведомился:
– Да? – Но в этом коротком, негромко прозвучавшем вопросе читалось куда больше смыслов, чем в иной длиннющей фразе.
Однако на пришельца откровенное неудовольствие хозяина кабинета не произвело особого впечатления. Он невозмутимо поправил квадратные очки и тоже негромко, в тон Мертвому, произнес:
– Безы получили анонимное сообщение о том, что группа хулиганов планирует использовать «Уголек» в качестве парашютной вышки.
Хозяин кабинета-пирамиды – директор московского филиала СБА. Очкарик – Мишенька Щеглов, начальник Управления дознаний и первый заместитель директора. Два высших офицера СБА, по сути – два главных в Москве человека, и сообщение о хулиганах – это последнее, о чем им должны докладывать. В голубых глазах Мертвого загорелись веселые огоньки.
– Это основное сегодняшнее событие?
– Безы хотели арестовать хулиганов, но увидели, что их возглавляет Патриция, и не стали спешить.
Безы московского филиала СБА выдрессированы лучше цирковых собачек, к людям из VIP-списка просто так не лезли.
– Понятно. – Мертвый вздохнул и принялся поправлять тонкие черные перчатки, всегда закрывающие кисти его рук. Документы, судя по всему, перестали заботить главного московского беза. – Высота «Уголька»?
– Двести тридцать четыре метра.
– Хорошо.
В переводе на человеческий: «Достаточно, чтобы парашют раскрылся. Девочке ничего не угрожает». Согласный с этим выводом Мишенька тем не менее не преминул заметить:
– Опасный трюк.
– Она знает.
Короткое замечание прозвучало приказом. Щеглов снова поправил очки, после чего изложил план действий:
– Встретим Патрицию в точке приземления, отругаем и отпустим. В новостях напишем, что нарушитель приговорен к штрафу. Никаких имен.
– И проследи, чтобы на ее пути не оказалось вертолетов.
– Никаких вертолетов. – Мишенька улыбнулся. – Я уже распорядился. Полеты над всем Сити прекращены, кто знает, куда занесет нашу девочку?
«Альбатрос» – лучший в мире планирующий парашют – бросает тень на глухие окна небоскребов. Издевается, демонстрируя, что высота придумана для полета и офисам под облаками делать нечего. Дразнит. Манит. Поет гимн свободе и… отчаянной, балансирующей на грани безумия храбрости. Тень «Альбатроса» скользит по лицам подбежавших к окнам людей и говорит: «Вы никогда не повторите трюк, но, черт возьми, смотрите – это возможно!» И некоторые слышат.
Одни смеются и тычут пальцами. Другие называют парашютиста хулиганом. Прикидывают, останется ли он жив? Подсчитывают размер штрафа, который наложат на него безы. Сообщают о происшествии в СБА и новостные каналы, ругаются, что не успели вовремя: полет уже показывают в прямом эфире… Но некоторые, некоторые слышат гимн, что парашютист поет свободе и… отчаянной, балансирующей на грани безумия храбрости.
Некоторые говорят себе: «Я хочу так же!»
И парашютист их слышит.
Тот самый парашютист, что прыгает с одного потока на другой, держит высоту и рвется вперед. Тот самый парашютист, что уверенно закладывает виражи, следуя вдоль улиц, но высоко, очень высоко над мостовыми. Девушка, сосредоточенная на управлении «Альбатросом», слышит непроизнесенные вслух фразы: «Я хочу так же!», и вдруг понимает, что не уязвленное самолюбие стало причиной полета.
Тень «Альбатроса» напоминает, что мы все еще люди.
А человек, которого все зовут Мертвый, уподобляется зевакам. Он стоит у окна и смотрит на парашютиста до тех пор, пока тот не скрывается за соседним небоскребом. Но не уходит, продолжает стоять, словно надеясь, что отчаянный вернется, вновь пролетит мимо «Пирамидома» и еще раз бросит тень на окно. Человеку, которого все зовут Мертвый, не с кем обсудить увиденное, поэтому он просто стоит, молчит и улыбается.
Территория: Сити
Можешь делать – делай
Если смотреть с Болота[1], например, с последнего уровня кольца, то первым бросается в глаза именно «Угольный Шпиль» – тонкий, без особых изысков небоскреб, по самую макушку облицованный черным стеклом. Двадцать лет уже бросается, исполняя роль пограничного столба Сити и раздражая эстетов непрезентабельной внешностью. Не шпиль, даже, а заурядная линейка, непонятно для чего воткнутая рядом с «Подсолнухом», «Дядей Степой», «Пирамидомом» и прочими красавцами делового сердца Москвы. А если забраться на эту «линейку» и посмотреть на север, то, кроме Болота, можно разглядеть пыхтящую производствами Колыму и даже Мутабор. Последний, разумеется, только в ясную погоду, но тем не менее – можно. С вершины «Угольного Шпиля» открывался превосходный вид на Анклав, на беспорядочный хаос центра, безыскусные прямоугольники промышленной зоны и аккуратные крыши самой загадочной московской территории. Вид, не считающийся «открыточным» – в отличие от панорамы Сити, – зато честный, без элегантного корпоративного гламура.
Однако люди, что появились на крыше «Уголька», плевать хотели на замечательный вид, они смотрели совсем в другую сторону, на лабиринт делового центра, и кричали друг другу – из-за дикого ветра разговаривать иначе не получалось.
– Патриция! Самый сложный участок – за «Степой»! Там небоскребы в ряд, получается труба…
– Твою мать, Кимура, я знаю!
Одетая в тщательно пригнанный комбинезон из карбошелка, Патриция справлялась с походом по крыше лучше спутника: ветер не рвал штаны, не надувал пузырем куртку, предательски забираясь под короткие полы. Очки позволяли спокойно смотреть, но вот дышалось с трудом, и еще больших усилий требовал разговор.
– Я хотел помочь!
– Заткнись!
Цепляясь за установленные на крыше поручни, Кимура и Патриция медленно двинулись к краю, а в дверях появились две другие фигуры. Еще один парень и еще одна девушка, благоразумно решившие не покидать укрытие.
– Ты идиот! – в очередной раз повторила Матильда. – Ты же знал, что Пэт заведется!
– Я пытался ее остановить!
– Заткнись!
Разные женщины и такие одинаковые…
Рус понимал, что виноват, а потому не злился на Матильду – ругалась подруга по делу. Сидели в мастерской, пили пиво, трепались о самолетах, благо тут же, в ангаре, стоял распотрошенный под полное переоснащение спортивный «Воробей». Потом о прыжках заговорили, тут Рус и ляпнул, что Патриция не дотянет до Царского Села, и не замолчал, когда брови девушки удивленно поползли вверх. Теперь расклад простой: с «Уголька» до Царского Села, Сити насквозь. Цена вопроса – пять юаней. В качестве бонуса – злобное шипение любимой женщины.
– Если с Пэт что-нибудь случится, я тебя убью!
«Знаю, знаю…»
И отвернулся, делая вид, что больше всего на свете интересуется действиями Кимуры, который возился с натянутой по периметру крыши металлической сеткой. Но тут же услышал (и снова не в первый раз!) вопрос:
– Ты позвонил?
– Позвонил.
– И что? Где они?
– Позвонить еще раз? – огрызнулся парень.
– Ты…
Кимура, несмотря на сумасшедшие порывы ветра, все-таки справился с сеткой и сразу же ушел влево, подальше от пропасти, на край которой ступила Патриция.
– Поздно! – простонала Матильда. – Звони!
– Теперь уже точно поздно.
Под ногами Патриции – двести метров прямой дороги вниз, к закатанной в асфальт земле, но короткий путь не привлекает. И не пугает. Девушка устремлена не вниз, а вперед. Высота не страшна, высота – лишь физическая величина, позволяющая взять хороший старт.
Пэт задержалась на краю не от страха, а оценивая силу и направление ветра. Порыв, еще один, еще… Предсказать их невероятно сложно, но нужно, потому что Пэт собирается не просто прыгнуть, ее цель – влиться в поток, оседлать гуляющий меж небоскребов ветер, а потому девушка выжидала. И бросилась вперед, почувствовав – не поняв, а именно почувствовав, – что время пришло.
Черная фигура исчезла с края крыши.
– Какого черта нас не арестовали? – простонала Матильда. – Рус, я тебя убью!
Главный кабинет «Пирамидома» находился на самом верху штаб-квартиры московского филиала СБА и представлял собой маленькую пирамиду, вид изнутри: четыре наклонных стены и окна во все стороны. Странное, но своеобразное помещение.
Хозяином главного кабинета был человек, которого все звали Мертвым. За спиной, естественно, звали, вполголоса, но тем не менее – все. А он, в свою очередь, внешне совсем не производил впечатление самого страшного человека Москвы – невысокий, щуплый, с редкими, мышиного цвета волосами и невыразительным лицом: тонкие губы, крючковатый нос, впалые щеки… Самой запоминающейся частью лица были глаза – внимательные, умные, голубые и очень холодные. Но они только подчеркивали общую невыразительность, за которую, вполне возможно, хозяина кабинета и наградили его кличкой. Ничего опасного в облике, ничего беспощадного.
И еще он не часто бывал резок, а потому, когда в кабинет без доклада вошел худощавый молодой мужчина в элегантном, но несколько старомодном костюме-тройке, Мертвый лишь поднял голову – он работал с бумагами – и холодно осведомился:
– Да? – Но в этом коротком, негромко прозвучавшем вопросе читалось куда больше смыслов, чем в иной длиннющей фразе.
Однако на пришельца откровенное неудовольствие хозяина кабинета не произвело особого впечатления. Он невозмутимо поправил квадратные очки и тоже негромко, в тон Мертвому, произнес:
– Безы получили анонимное сообщение о том, что группа хулиганов планирует использовать «Уголек» в качестве парашютной вышки.
Хозяин кабинета-пирамиды – директор московского филиала СБА. Очкарик – Мишенька Щеглов, начальник Управления дознаний и первый заместитель директора. Два высших офицера СБА, по сути – два главных в Москве человека, и сообщение о хулиганах – это последнее, о чем им должны докладывать. В голубых глазах Мертвого загорелись веселые огоньки.
– Это основное сегодняшнее событие?
– Безы хотели арестовать хулиганов, но увидели, что их возглавляет Патриция, и не стали спешить.
Безы московского филиала СБА выдрессированы лучше цирковых собачек, к людям из VIP-списка просто так не лезли.
– Понятно. – Мертвый вздохнул и принялся поправлять тонкие черные перчатки, всегда закрывающие кисти его рук. Документы, судя по всему, перестали заботить главного московского беза. – Высота «Уголька»?
– Двести тридцать четыре метра.
– Хорошо.
В переводе на человеческий: «Достаточно, чтобы парашют раскрылся. Девочке ничего не угрожает». Согласный с этим выводом Мишенька тем не менее не преминул заметить:
– Опасный трюк.
– Она знает.
Короткое замечание прозвучало приказом. Щеглов снова поправил очки, после чего изложил план действий:
– Встретим Патрицию в точке приземления, отругаем и отпустим. В новостях напишем, что нарушитель приговорен к штрафу. Никаких имен.
– И проследи, чтобы на ее пути не оказалось вертолетов.
– Никаких вертолетов. – Мишенька улыбнулся. – Я уже распорядился. Полеты над всем Сити прекращены, кто знает, куда занесет нашу девочку?
«Альбатрос» – лучший в мире планирующий парашют – бросает тень на глухие окна небоскребов. Издевается, демонстрируя, что высота придумана для полета и офисам под облаками делать нечего. Дразнит. Манит. Поет гимн свободе и… отчаянной, балансирующей на грани безумия храбрости. Тень «Альбатроса» скользит по лицам подбежавших к окнам людей и говорит: «Вы никогда не повторите трюк, но, черт возьми, смотрите – это возможно!» И некоторые слышат.
Одни смеются и тычут пальцами. Другие называют парашютиста хулиганом. Прикидывают, останется ли он жив? Подсчитывают размер штрафа, который наложат на него безы. Сообщают о происшествии в СБА и новостные каналы, ругаются, что не успели вовремя: полет уже показывают в прямом эфире… Но некоторые, некоторые слышат гимн, что парашютист поет свободе и… отчаянной, балансирующей на грани безумия храбрости.
Некоторые говорят себе: «Я хочу так же!»
И парашютист их слышит.
Тот самый парашютист, что прыгает с одного потока на другой, держит высоту и рвется вперед. Тот самый парашютист, что уверенно закладывает виражи, следуя вдоль улиц, но высоко, очень высоко над мостовыми. Девушка, сосредоточенная на управлении «Альбатросом», слышит непроизнесенные вслух фразы: «Я хочу так же!», и вдруг понимает, что не уязвленное самолюбие стало причиной полета.
Тень «Альбатроса» напоминает, что мы все еще люди.
А человек, которого все зовут Мертвый, уподобляется зевакам. Он стоит у окна и смотрит на парашютиста до тех пор, пока тот не скрывается за соседним небоскребом. Но не уходит, продолжает стоять, словно надеясь, что отчаянный вернется, вновь пролетит мимо «Пирамидома» и еще раз бросит тень на окно. Человеку, которого все зовут Мертвый, не с кем обсудить увиденное, поэтому он просто стоит, молчит и улыбается.
Глава 1
Анклав: Марсель
Территория: 7-й район
Большая комната без окон
Часто бывает так, что лишь демонстрация силы позволяет точно выразить свою позицию по тому или иному вопросу
– Ты – легенда! – жарко произнес Восемьдесят Три.
«Я знаю…»
– Люди прислушиваются к тебе, – поведал Шестьдесят Девять. – Разные люди с разных континентов.
«Это называется уважением».
– Тебя любят во всем мире, – поддержал коллег Тринадцать.
Льстивые слова с неестественным грохотом отскакивали от высокого потолка конференц-зала, от гладких стен недоразвитого голубого цвета, от прилепленного на высоте человеческого роста коммуникатора. Отскакивали и ядовитыми шариками летели в сидящего во главе стола мужчину.
– Ты – воплощение неукротимого духа Поэтессы, воплощение нового мира…
– Черт побери, Сорок Два, ты и есть новый мир!
Последнюю реплику, «не сдержавшись», бросил Двадцать Пять. Вежливый и хитрый китаец, обычно – самый молчаливый из лидеров dd.
«Кажется, ребята, я вас здорово достал!»
Сорок Два пристроился на краешке удобнейшего кресла, разработанного самыми дорогими дизайнерскими головами планеты для самых дорогих задниц планеты: массаж, подогрев, любая форма, настоящая кожа, настоящее, нейрошланг ему в корни, дерево и хромированные железяки наилучшей пробы. Возможно, если нажать кнопку, кресло сварит кофе или споет колыбельную. Возможно, кресло умеет что-то еще, но Сорок Два плевать хотел на работящую мебель. Он сидел на краешке, прижимаясь грудью к столу и сложив перед собой руки. Голова опущена. Взгляд упирается в пальцы. Удобная поза для отталкивания ядовитых шариков проникновенных слов.
– Двадцать Пять правильно сказал: Сорок Два и есть новый мир! Он сотворил настоящее чудо!
«Это наука, придурок, просто наука! Я не занимаюсь чудесами».
А еще Сорок Два совсем не походил на сытого и важного верхолаза, для задницы которого разрабатывалось великолепное кресло. Непримечательный, усталый на вид мужчина лет сорока, одетый в дешевую синтетическую рубашку, мятые штаны и грубые армейские ботинки. Голова гладко выбрита. Заурядное лицо лавочника или мелкого служащего, обремененного детьми и кредитами. Мешки под усталыми, слегка воспаленными глазами. Бледная кожа. На вид – типичный неудачник.
– Ты – наше знамя.
«Не знамя, а щит! За мной вы прячетесь, когда вас называют так, как должны».
– Я пересек половину Земли, чтобы увидеть тебя.
– Братья, давайте не будем хвастаться стоимостью билетов, – предложил Тринадцать. – Сорок Два прекрасно осведомлен, откуда прибыл каждый из нас.
Последняя реплика прозвучала полушутливо. Но именно – полу-. Доля раздражения, хорошо различимого в голосе Тринадцать, отразила настроение всех метателей ядовитых шариков: выбранная Сорок Два манера поведения сбивала с толку. Лидеры всемирной организации наемников ждали, что «их знамя» хоть как-то отреагирует на лесть, были уверены, что слова не пропадут, что заполнят липкой гадостью душу, однако Сорок Два отмалчивался.
«Мучайтесь, нейрошланги вам в задницу, мучайтесь!»
– Надеюсь, ты понимаешь, для чего мы собрались? – деликатно поинтересовался Двадцать Пять. Вежливый китаец руководил дальнеазиатским кустом dd, объединяющим Китай, Юго-Восточную Азию, Австралию с Новой Зеландией, и считался самым осторожным лидером сообщества.
– С удовольствием послушаю, – не поднимая головы, ответил Сорок Два. – Мне же просто приятно вас видеть.
Это были первые слова, произнесенные им с начала встречи.
– Необходимо обсудить твою тактику, – хмуро произнес контролирующий европейский куст Шестьдесят Девять. – Она кажется непродуманной.
Резкая смена тональности, от цветастой лести к мрачной деловитости, на Сорок Два не подействовала – он просчитал все варианты развития разговора.
– Твои действия опасны, – грубовато уточнил представляющий Северную Америку Тринадцать.
– Много вреда, – кивнул Пятьдесят Семь, в зоне ответственности которого находились Индия и Средняя Азия.
– Много шума, – добавил Девяносто Один, куратор Ближнего Востока и Африки.
– Ненужного шума, – пояснил Тринадцать. – В результате к нам проявляют гораздо больше внимания, чем хотелось бы. Трудно договариваться с нужными людьми. Страдает дело.
«Какие обтекаемые фразы!»
– Бизнес, – поправил американца Сорок Два. – Страдает бизнес.
Он оторвал взгляд от пальцев и медленно, задерживаясь на каждом лице, оглядел собеседников. Никто не отвернулся. Никто не отвел взгляд. Лидеры dd смотрели на Сорок Два уверенно и спокойно. Они считали себя правыми.
«Да как же так, братья? Мы ведь вместе начинали!»
– Хорошо, – согласился Тринадцать. – Называй это бизнесом. Хотя я не понимаю разницы.
– Хвост вертит собакой, – едва слышно объяснил Сорок Два, вновь опуская голову. – Вот в чем разница.
– Нет, – не согласился Двадцать Пять. – Просто собака попробовала мясо, и оно ей понравилось.
– Получается, вы и есть знаменитые подруги Сорок Два? – поинтересовался Фрэнк Дьюки, пристально изучая девушек.
– Ага, – невозмутимо ответила Ева Пума.
– Они самые, – подтвердила Красная Роза, не открывая глаз.
Рыжая девушка утонула в большом кресле и, казалось, спала, однако указательный палец ее правой руки елозил по подлокотнику, терзая вживленную в подушечку «мышку» – Красная пребывала в сети. А вот Пума была не прочь побеседовать.
– Нравимся? – И кашлянула, вежливо прикрыв рот тонкими пальчиками с идеально ухоженными ногтями.
Дьюки хмыкнул:
– Типа того.
В Марсель руководители dd явились в сопровождении многочисленных помощников, телохранителей и секретарей. Некоторые прихватили даже личных поваров – все они не так давно были нищими машинистами, но ведь к роскоши быстро привыкаешь? Однако непосредственно на встречу руководители сообщества договорились взять не более двух сопровождающих, поэтому в большой комнате, вплотную примыкающей к конференц-залу, коротало время четырнадцать человек: двенадцать мужчин и две женщины. Травили анекдоты, лениво обсуждали новости, пили кофе, периодически выдавливая пластиковые стаканчики с черным из примостившегося в углу пузатого автомата. Оружие на вид не выставляли, все-таки все свои, – однако «дыроделы» нет-нет да мелькали из-под полы пиджака или задравшейся ветровки, напоминая, что ребята на службе.
– Вы не выглядите опасными, – заметил Фрэнк, откровенно разглядывая длинные ноги Евы. – Скорее сексуальными.
Прислушивающиеся к разговору качки весело переглянулись.
– Мы с Красной много чего умеем, – спокойно ответила Пума. – Можем трахаться, а можем и трахать. По обстоятельствам.
– Всегда на пару работаете?
– Частенько.
– Нам покажете?
– Мы не по вызову, парень. – На губах Евы заиграла легкая улыбка. – Обслуживаем только владельцев сезонных абонементов.
– И сколько их?
– Один.
– Не скучно?
– Нам хватает.
Фрэнк держался, не переходил грань, отделяющую неприятные уколы от прямого оскорбления, но и не отдалялся от нее. Готовит скандал или демонстрирует дурной характер?
– Не хочешь поискать кого-нибудь получше?
– Времени жалко. – Пума подалась вперед, снова кашлянула и едва слышно прошептала: – Не обломится, Дьюки, даже не рассчитывай.
От нее пахло «Сладким миражом» – восемьсот пятьдесят динаров за двадцать пять миллиграммов, – духами, которыми баловались только жены верхолазов.
– Не нравлюсь?
– Не заводишь.
Красная усмехнулась. И вновь – не открывая глаз. Все ее внимание было сосредоточено на работе в сети.
Здание, в котором совещались лидеры dd, прикрывали отличные машинисты, работающие на отличном «железе». Они контролировали все входы и выходы, управляли каждой лампочкой и розеткой, всей аппаратурой, включая грузики для раздвигания штор. Они видели все помещения (за исключением конференц-зала), однако не разглядели несколько программ, которые Красная отправила во внутреннюю сеть дома. Программ, написанных настоящим гением.
– Тебя называют террористом!
– Я беру только то, что мне нужно!
– Все, что тебе нужно, ты должен брать у нас!
– Вы отрезали меня от ресурсов!
– Слишком много смертей, брат!
– И много полиции на хвосте?
– Да, слишком много.
– Мешает бизнесу?
– Из-за тебя нейкистов считают убийцами!
– А из-за вас – бандитами!
– Тебе придется ответить.
– Я пришел не на суд!
– Ты пришел, потому что мы потребовали!
Ядовитые шарики не поразили Сорок Два, зато отравили атмосферу. От благодушного настроения, которое лидеры dd изображали в начале совещания, не осталось и следа. Сорок Два стоит, опираясь руками о стол, напротив – взъерошенный Тринадцать, красный и потный. Шестьдесят Девять на стороне американца, застыл рядом и яростно таращится на неуступчивого Сорок Два. Восемьдесят Три и Двадцать Пять вяло пытаются вернуть разговор в конструктивное русло, но получается не очень. Девяносто Один нервно расхаживает за спинами ругающихся коллег. Спокойствие сохраняет лишь Пятьдесят Семь: сидит в кресле, едва заметно постукивая пальцами по столешнице, то ли не знает, чью сторону принять, то ли наоборот: все давно решил и не хочет тратить время на бессмысленные вопли.
– Мы не хотим никого обвинять, – примирительно произнес Двадцать Пять, мягко оттирая взбешенного Тринадцать в сторону. – Мы хотим обсудить ту непростую ситуацию, что сложилась…
– Из-за него! Сорок Два пошел против всех!
– Бред!
Двадцать Пять вздохнул:
– К сожалению, брат, Тринадцать в чем-то прав.
Сорок Два хмыкнул, провел рукой по бритой голове, и в его взгляде мелькнуло… разочарование? Да, именно разочарование. Сорок Два понял, какая пропасть отделила его от тех, кого он все еще называл братьями.
– Ты даешь новое, но ты торопишься, – негромко продолжил Двадцать Пять. – Ты забыл, что мы тоже работаем над становлением Эпохи Цифры. Ты забыл, что победу может принести не только лихая атака. Мир сложен, а потому необходимо договариваться. Год назад книгу Поэтессы разрешили в Исламском Союзе…
– Под моим давлением!
– Нет, – скривился Шестьдесят Девять. – Ты едва все не испортил.
– Книгу разрешили потому, что верхолазы поняли: нет ничего страшного в том, чтобы машинист читал Поэтессу, – улыбнулся Двадцать Пять. – И еще они поняли, что все машинисты читали Поэтессу.
– Верхолазы не дураки, они понимают, что Эпоха Цифры уже настала и сопротивляться бесполезно, – добавил Шестьдесят Девять.
– Но они по-прежнему верхолазы.
– А разве смена эпохи всегда сопровождается революцией? – удивленно поднял брови Девяносто Один.
– Нет, – прищурился Сорок Два. – Если оставить у власти верхолазов, все пройдет тихо.
– Вот видишь.
– Только новая эпоха не наступит.
Девяносто Один вздохнул.
– Почему ты не можешь смириться с тем, что война закончилась? – поинтересовался Двадцать Пять.
– Потому что она еще не начиналась.
– Брат наш Сорок Два не понял, что Поэтесса дала не путь, но направление, – громко произнес Восемьдесят Три. – Он следует букве…
– Хватит нести чушь! – рявкнул Шестьдесят Девять и тяжело посмотрел на Сорок Два. – Мы хотим сказать, что террористические методы нас задолбали. Пора, черт бы тебя побрал, повзрослеть!
Тринадцать кивнул, подтверждая слова Шестьдесят Девять, однако внимательный наблюдатель смог бы разглядеть в глазах американца беспокойство: тридцать секунд назад Тринадцать отправил приказ на захват несговорчивого Сорок Два, однако врываться в конференц-зал бойцы почему-то не торопились.
Автомат честно предупредил почтенную публику, что собирается свихнуться. Для начала шумно рыгнул, наполнив комнату запахом кофе, затем из его пуза донесся металлический лязг, с утробным рычанием изверглась стопка пластиковых стаканчиков, и только после этого, завладев, подобно хорошему актеру, вниманием присутствующих, кофейное устройство разродилось мощным потоком горячей воды.
Почтенная публика среагировала на происходящее со здоровым солдафонским юмором.
– Об…ся! – громогласно прокомментировал действия автомата Дьюки, приправив сообщение парой крепких словечек.
– Фрэнк, здесь женщины!
– Они подумали так же!
– Но не сказали.
– Да и хрен с ними!
Вода стремительно растекалась по полу, к потолку бодро поднимался пар, публика веселилась.
– Сделайте что-нибудь, – попросила вскочившая на кресло Роза.
– Что?
– Позовите уборщика!
– Пока идет совещание, сюда никого не пустят.
– Сами справьтесь!
– Оттуда кипяток шпарит!
– Тоже мне, мужчины. Тьфу!
– Ладно-ладно.
Двое телохранителей нехотя направились к взбесившемуся кофейнику, а остальные столпились вокруг, снабжая добровольных механиков бесплатными советами:
– Ноги не промочите!
– Не спешите, мужики, рано или поздно вода закончится.
– Из розетки выдерните – и все дела!
– Черт! – Маленький дротик, снабженный лошадиной дозой снотворного, вонзился в шею Фрэнка. – Девки…
– Ребята!
Поздно. Слишком поздно. Пума и Красная стреляли молча. Стояли позади отвлекшихся на автомат мужиков и хладнокровно палили из пневматических пистолетов, распределяя дротики между телохранителями. Ударить в ответ никто не успел.
Пауза затянулась.
Тринадцать смотрел на Шестьдесят Девять, Двадцать Пять – на них обоих, недоуменно, словно пытаясь понять, почему они переглядываются. Трое остальных застыли у стены, и человек опытный, бывавший в переделках, легко догадался бы, что лидеры dd ушли с открытого пространства, освобождая место… Кому?
Сорок Два вопросительно изогнул бровь.
– Да, – невпопад ответил Тринадцать. – Мы… мы все-таки хотим договориться.
– Мы же братья, – протянул Шестьдесят Девять.
А Восемьдесят Три не удержался – посмотрел на дверь, чем вызвал у Сорок Два веселую улыбку.
– Кого-то ждешь?
– Нет, – опомнился руководитель южноамериканского куста.
– То есть приказ на атаку, который Тринадцать отправил пару минут назад, был шуткой?
Восемьдесят Три опешил.
– Откуда ты знаешь?
– Я перехватываю сигналы с ваших «балалаек», – дружелюбно объяснил Сорок Два. – Ничего личного – простая предосторожность.
Шестьдесят Девять машинально шагнул к двери.
– Не надо! – Сорок Два уже не походил на придавленного бытом клерка, на растерянного парня, с трудом отбивающего льстивые слова. Перед руководителями dd стояла легенда. Террорист номер один и он же – пророк, открывший людям двери в новый мир. Холодный, жесткий и знающий, что должен делать. – Девочки обезвредили ваших телохранителей. А другие мои люди взяли под контроль здание.
– Нас шестеро, а он один! – прорычал Тринадцать.
Американец еще не понял, что партия проиграна. Или же не мог смириться.
– Мои девочки, – напомнил Сорок Два. – Тронете меня, и они перестанут играть по правилам.
– По каким еще правилам?
Сорок Два вплотную подошел к Тринадцать, помедлил, глядя ему в глаза, и затем отчеканил:
– Несмотря на ваше предательство, кровь не пролилась. Ева и Роза никого не убили, потому что мы – братья. И так должно оставаться.
Перед лидерами dd стоял пророк, а не убийца, стоял тот, кто все еще считал их своими. Перед ними стоял тот, кто их любил.
– Как ты нас заблокировал? – угрюмо спросил Двадцать Пять.
Сорок Два усмехнулся: ну хоть один задал правильный вопрос. Хоть один показал, что жажда наживы не угробила в нем машиниста.
– Как ты это сделал?
– Все дело в программах. На вас работают лучшие машинисты мира, но я стою над ними. А значит – и над вами.
– Поискать кого-нибудь получше? – Удар под ребра. – Я тебе покажу, скотина, поискать получше! – Еще один удар. – Ты меня надолго запомнишь, тварь…
В носках изящных полусапожек Пумы прятались металлические набойки, поэтому удары, которыми она осыпала бесчувственного Дьюки, получались весьма жестокими.
Территория: 7-й район
Большая комната без окон
Часто бывает так, что лишь демонстрация силы позволяет точно выразить свою позицию по тому или иному вопросу
– Ты – легенда! – жарко произнес Восемьдесят Три.
«Я знаю…»
– Люди прислушиваются к тебе, – поведал Шестьдесят Девять. – Разные люди с разных континентов.
«Это называется уважением».
– Тебя любят во всем мире, – поддержал коллег Тринадцать.
Льстивые слова с неестественным грохотом отскакивали от высокого потолка конференц-зала, от гладких стен недоразвитого голубого цвета, от прилепленного на высоте человеческого роста коммуникатора. Отскакивали и ядовитыми шариками летели в сидящего во главе стола мужчину.
– Ты – воплощение неукротимого духа Поэтессы, воплощение нового мира…
– Черт побери, Сорок Два, ты и есть новый мир!
Последнюю реплику, «не сдержавшись», бросил Двадцать Пять. Вежливый и хитрый китаец, обычно – самый молчаливый из лидеров dd.
«Кажется, ребята, я вас здорово достал!»
Сорок Два пристроился на краешке удобнейшего кресла, разработанного самыми дорогими дизайнерскими головами планеты для самых дорогих задниц планеты: массаж, подогрев, любая форма, настоящая кожа, настоящее, нейрошланг ему в корни, дерево и хромированные железяки наилучшей пробы. Возможно, если нажать кнопку, кресло сварит кофе или споет колыбельную. Возможно, кресло умеет что-то еще, но Сорок Два плевать хотел на работящую мебель. Он сидел на краешке, прижимаясь грудью к столу и сложив перед собой руки. Голова опущена. Взгляд упирается в пальцы. Удобная поза для отталкивания ядовитых шариков проникновенных слов.
– Двадцать Пять правильно сказал: Сорок Два и есть новый мир! Он сотворил настоящее чудо!
«Это наука, придурок, просто наука! Я не занимаюсь чудесами».
А еще Сорок Два совсем не походил на сытого и важного верхолаза, для задницы которого разрабатывалось великолепное кресло. Непримечательный, усталый на вид мужчина лет сорока, одетый в дешевую синтетическую рубашку, мятые штаны и грубые армейские ботинки. Голова гладко выбрита. Заурядное лицо лавочника или мелкого служащего, обремененного детьми и кредитами. Мешки под усталыми, слегка воспаленными глазами. Бледная кожа. На вид – типичный неудачник.
– Ты – наше знамя.
«Не знамя, а щит! За мной вы прячетесь, когда вас называют так, как должны».
– Я пересек половину Земли, чтобы увидеть тебя.
– Братья, давайте не будем хвастаться стоимостью билетов, – предложил Тринадцать. – Сорок Два прекрасно осведомлен, откуда прибыл каждый из нас.
Последняя реплика прозвучала полушутливо. Но именно – полу-. Доля раздражения, хорошо различимого в голосе Тринадцать, отразила настроение всех метателей ядовитых шариков: выбранная Сорок Два манера поведения сбивала с толку. Лидеры всемирной организации наемников ждали, что «их знамя» хоть как-то отреагирует на лесть, были уверены, что слова не пропадут, что заполнят липкой гадостью душу, однако Сорок Два отмалчивался.
«Мучайтесь, нейрошланги вам в задницу, мучайтесь!»
– Надеюсь, ты понимаешь, для чего мы собрались? – деликатно поинтересовался Двадцать Пять. Вежливый китаец руководил дальнеазиатским кустом dd, объединяющим Китай, Юго-Восточную Азию, Австралию с Новой Зеландией, и считался самым осторожным лидером сообщества.
– С удовольствием послушаю, – не поднимая головы, ответил Сорок Два. – Мне же просто приятно вас видеть.
Это были первые слова, произнесенные им с начала встречи.
– Необходимо обсудить твою тактику, – хмуро произнес контролирующий европейский куст Шестьдесят Девять. – Она кажется непродуманной.
Резкая смена тональности, от цветастой лести к мрачной деловитости, на Сорок Два не подействовала – он просчитал все варианты развития разговора.
– Твои действия опасны, – грубовато уточнил представляющий Северную Америку Тринадцать.
– Много вреда, – кивнул Пятьдесят Семь, в зоне ответственности которого находились Индия и Средняя Азия.
– Много шума, – добавил Девяносто Один, куратор Ближнего Востока и Африки.
– Ненужного шума, – пояснил Тринадцать. – В результате к нам проявляют гораздо больше внимания, чем хотелось бы. Трудно договариваться с нужными людьми. Страдает дело.
«Какие обтекаемые фразы!»
– Бизнес, – поправил американца Сорок Два. – Страдает бизнес.
Он оторвал взгляд от пальцев и медленно, задерживаясь на каждом лице, оглядел собеседников. Никто не отвернулся. Никто не отвел взгляд. Лидеры dd смотрели на Сорок Два уверенно и спокойно. Они считали себя правыми.
«Да как же так, братья? Мы ведь вместе начинали!»
– Хорошо, – согласился Тринадцать. – Называй это бизнесом. Хотя я не понимаю разницы.
– Хвост вертит собакой, – едва слышно объяснил Сорок Два, вновь опуская голову. – Вот в чем разница.
– Нет, – не согласился Двадцать Пять. – Просто собака попробовала мясо, и оно ей понравилось.
– Получается, вы и есть знаменитые подруги Сорок Два? – поинтересовался Фрэнк Дьюки, пристально изучая девушек.
– Ага, – невозмутимо ответила Ева Пума.
– Они самые, – подтвердила Красная Роза, не открывая глаз.
Рыжая девушка утонула в большом кресле и, казалось, спала, однако указательный палец ее правой руки елозил по подлокотнику, терзая вживленную в подушечку «мышку» – Красная пребывала в сети. А вот Пума была не прочь побеседовать.
– Нравимся? – И кашлянула, вежливо прикрыв рот тонкими пальчиками с идеально ухоженными ногтями.
Дьюки хмыкнул:
– Типа того.
В Марсель руководители dd явились в сопровождении многочисленных помощников, телохранителей и секретарей. Некоторые прихватили даже личных поваров – все они не так давно были нищими машинистами, но ведь к роскоши быстро привыкаешь? Однако непосредственно на встречу руководители сообщества договорились взять не более двух сопровождающих, поэтому в большой комнате, вплотную примыкающей к конференц-залу, коротало время четырнадцать человек: двенадцать мужчин и две женщины. Травили анекдоты, лениво обсуждали новости, пили кофе, периодически выдавливая пластиковые стаканчики с черным из примостившегося в углу пузатого автомата. Оружие на вид не выставляли, все-таки все свои, – однако «дыроделы» нет-нет да мелькали из-под полы пиджака или задравшейся ветровки, напоминая, что ребята на службе.
– Вы не выглядите опасными, – заметил Фрэнк, откровенно разглядывая длинные ноги Евы. – Скорее сексуальными.
Прислушивающиеся к разговору качки весело переглянулись.
– Мы с Красной много чего умеем, – спокойно ответила Пума. – Можем трахаться, а можем и трахать. По обстоятельствам.
– Всегда на пару работаете?
– Частенько.
– Нам покажете?
– Мы не по вызову, парень. – На губах Евы заиграла легкая улыбка. – Обслуживаем только владельцев сезонных абонементов.
– И сколько их?
– Один.
– Не скучно?
– Нам хватает.
Фрэнк держался, не переходил грань, отделяющую неприятные уколы от прямого оскорбления, но и не отдалялся от нее. Готовит скандал или демонстрирует дурной характер?
– Не хочешь поискать кого-нибудь получше?
– Времени жалко. – Пума подалась вперед, снова кашлянула и едва слышно прошептала: – Не обломится, Дьюки, даже не рассчитывай.
От нее пахло «Сладким миражом» – восемьсот пятьдесят динаров за двадцать пять миллиграммов, – духами, которыми баловались только жены верхолазов.
– Не нравлюсь?
– Не заводишь.
Красная усмехнулась. И вновь – не открывая глаз. Все ее внимание было сосредоточено на работе в сети.
Здание, в котором совещались лидеры dd, прикрывали отличные машинисты, работающие на отличном «железе». Они контролировали все входы и выходы, управляли каждой лампочкой и розеткой, всей аппаратурой, включая грузики для раздвигания штор. Они видели все помещения (за исключением конференц-зала), однако не разглядели несколько программ, которые Красная отправила во внутреннюю сеть дома. Программ, написанных настоящим гением.
– Тебя называют террористом!
– Я беру только то, что мне нужно!
– Все, что тебе нужно, ты должен брать у нас!
– Вы отрезали меня от ресурсов!
– Слишком много смертей, брат!
– И много полиции на хвосте?
– Да, слишком много.
– Мешает бизнесу?
– Из-за тебя нейкистов считают убийцами!
– А из-за вас – бандитами!
– Тебе придется ответить.
– Я пришел не на суд!
– Ты пришел, потому что мы потребовали!
Ядовитые шарики не поразили Сорок Два, зато отравили атмосферу. От благодушного настроения, которое лидеры dd изображали в начале совещания, не осталось и следа. Сорок Два стоит, опираясь руками о стол, напротив – взъерошенный Тринадцать, красный и потный. Шестьдесят Девять на стороне американца, застыл рядом и яростно таращится на неуступчивого Сорок Два. Восемьдесят Три и Двадцать Пять вяло пытаются вернуть разговор в конструктивное русло, но получается не очень. Девяносто Один нервно расхаживает за спинами ругающихся коллег. Спокойствие сохраняет лишь Пятьдесят Семь: сидит в кресле, едва заметно постукивая пальцами по столешнице, то ли не знает, чью сторону принять, то ли наоборот: все давно решил и не хочет тратить время на бессмысленные вопли.
– Мы не хотим никого обвинять, – примирительно произнес Двадцать Пять, мягко оттирая взбешенного Тринадцать в сторону. – Мы хотим обсудить ту непростую ситуацию, что сложилась…
– Из-за него! Сорок Два пошел против всех!
– Бред!
Двадцать Пять вздохнул:
– К сожалению, брат, Тринадцать в чем-то прав.
Сорок Два хмыкнул, провел рукой по бритой голове, и в его взгляде мелькнуло… разочарование? Да, именно разочарование. Сорок Два понял, какая пропасть отделила его от тех, кого он все еще называл братьями.
– Ты даешь новое, но ты торопишься, – негромко продолжил Двадцать Пять. – Ты забыл, что мы тоже работаем над становлением Эпохи Цифры. Ты забыл, что победу может принести не только лихая атака. Мир сложен, а потому необходимо договариваться. Год назад книгу Поэтессы разрешили в Исламском Союзе…
– Под моим давлением!
– Нет, – скривился Шестьдесят Девять. – Ты едва все не испортил.
– Книгу разрешили потому, что верхолазы поняли: нет ничего страшного в том, чтобы машинист читал Поэтессу, – улыбнулся Двадцать Пять. – И еще они поняли, что все машинисты читали Поэтессу.
– Верхолазы не дураки, они понимают, что Эпоха Цифры уже настала и сопротивляться бесполезно, – добавил Шестьдесят Девять.
– Но они по-прежнему верхолазы.
– А разве смена эпохи всегда сопровождается революцией? – удивленно поднял брови Девяносто Один.
– Нет, – прищурился Сорок Два. – Если оставить у власти верхолазов, все пройдет тихо.
– Вот видишь.
– Только новая эпоха не наступит.
Девяносто Один вздохнул.
– Почему ты не можешь смириться с тем, что война закончилась? – поинтересовался Двадцать Пять.
– Потому что она еще не начиналась.
– Брат наш Сорок Два не понял, что Поэтесса дала не путь, но направление, – громко произнес Восемьдесят Три. – Он следует букве…
– Хватит нести чушь! – рявкнул Шестьдесят Девять и тяжело посмотрел на Сорок Два. – Мы хотим сказать, что террористические методы нас задолбали. Пора, черт бы тебя побрал, повзрослеть!
Тринадцать кивнул, подтверждая слова Шестьдесят Девять, однако внимательный наблюдатель смог бы разглядеть в глазах американца беспокойство: тридцать секунд назад Тринадцать отправил приказ на захват несговорчивого Сорок Два, однако врываться в конференц-зал бойцы почему-то не торопились.
Автомат честно предупредил почтенную публику, что собирается свихнуться. Для начала шумно рыгнул, наполнив комнату запахом кофе, затем из его пуза донесся металлический лязг, с утробным рычанием изверглась стопка пластиковых стаканчиков, и только после этого, завладев, подобно хорошему актеру, вниманием присутствующих, кофейное устройство разродилось мощным потоком горячей воды.
Почтенная публика среагировала на происходящее со здоровым солдафонским юмором.
– Об…ся! – громогласно прокомментировал действия автомата Дьюки, приправив сообщение парой крепких словечек.
– Фрэнк, здесь женщины!
– Они подумали так же!
– Но не сказали.
– Да и хрен с ними!
Вода стремительно растекалась по полу, к потолку бодро поднимался пар, публика веселилась.
– Сделайте что-нибудь, – попросила вскочившая на кресло Роза.
– Что?
– Позовите уборщика!
– Пока идет совещание, сюда никого не пустят.
– Сами справьтесь!
– Оттуда кипяток шпарит!
– Тоже мне, мужчины. Тьфу!
– Ладно-ладно.
Двое телохранителей нехотя направились к взбесившемуся кофейнику, а остальные столпились вокруг, снабжая добровольных механиков бесплатными советами:
– Ноги не промочите!
– Не спешите, мужики, рано или поздно вода закончится.
– Из розетки выдерните – и все дела!
– Черт! – Маленький дротик, снабженный лошадиной дозой снотворного, вонзился в шею Фрэнка. – Девки…
– Ребята!
Поздно. Слишком поздно. Пума и Красная стреляли молча. Стояли позади отвлекшихся на автомат мужиков и хладнокровно палили из пневматических пистолетов, распределяя дротики между телохранителями. Ударить в ответ никто не успел.
Пауза затянулась.
Тринадцать смотрел на Шестьдесят Девять, Двадцать Пять – на них обоих, недоуменно, словно пытаясь понять, почему они переглядываются. Трое остальных застыли у стены, и человек опытный, бывавший в переделках, легко догадался бы, что лидеры dd ушли с открытого пространства, освобождая место… Кому?
Сорок Два вопросительно изогнул бровь.
– Да, – невпопад ответил Тринадцать. – Мы… мы все-таки хотим договориться.
– Мы же братья, – протянул Шестьдесят Девять.
А Восемьдесят Три не удержался – посмотрел на дверь, чем вызвал у Сорок Два веселую улыбку.
– Кого-то ждешь?
– Нет, – опомнился руководитель южноамериканского куста.
– То есть приказ на атаку, который Тринадцать отправил пару минут назад, был шуткой?
Восемьдесят Три опешил.
– Откуда ты знаешь?
– Я перехватываю сигналы с ваших «балалаек», – дружелюбно объяснил Сорок Два. – Ничего личного – простая предосторожность.
Шестьдесят Девять машинально шагнул к двери.
– Не надо! – Сорок Два уже не походил на придавленного бытом клерка, на растерянного парня, с трудом отбивающего льстивые слова. Перед руководителями dd стояла легенда. Террорист номер один и он же – пророк, открывший людям двери в новый мир. Холодный, жесткий и знающий, что должен делать. – Девочки обезвредили ваших телохранителей. А другие мои люди взяли под контроль здание.
– Нас шестеро, а он один! – прорычал Тринадцать.
Американец еще не понял, что партия проиграна. Или же не мог смириться.
– Мои девочки, – напомнил Сорок Два. – Тронете меня, и они перестанут играть по правилам.
– По каким еще правилам?
Сорок Два вплотную подошел к Тринадцать, помедлил, глядя ему в глаза, и затем отчеканил:
– Несмотря на ваше предательство, кровь не пролилась. Ева и Роза никого не убили, потому что мы – братья. И так должно оставаться.
Перед лидерами dd стоял пророк, а не убийца, стоял тот, кто все еще считал их своими. Перед ними стоял тот, кто их любил.
– Как ты нас заблокировал? – угрюмо спросил Двадцать Пять.
Сорок Два усмехнулся: ну хоть один задал правильный вопрос. Хоть один показал, что жажда наживы не угробила в нем машиниста.
– Как ты это сделал?
– Все дело в программах. На вас работают лучшие машинисты мира, но я стою над ними. А значит – и над вами.
– Поискать кого-нибудь получше? – Удар под ребра. – Я тебе покажу, скотина, поискать получше! – Еще один удар. – Ты меня надолго запомнишь, тварь…
В носках изящных полусапожек Пумы прятались металлические набойки, поэтому удары, которыми она осыпала бесчувственного Дьюки, получались весьма жестокими.