— А Фаолин? — спросил Эрагон.
На этот раз Арья не ответила, лишь сильнее стиснула свой лук. Эрагон смутился и, стараясь сменить тему, спросил:
— Почему ты так сильно не любишь Ганнела?
Она вдруг повернулась к нему, и он, почувствовав на щеке нежное прикосновение её пальцев, даже вздрогнул от неожиданности.
— А об этом, — сказала Арья, — мы поговорим в другой раз. — Она встала и медленно пошла прочь.
Эрагон растерянно смотрел ей вслед. «Я не понимаю…» — сказал он Сапфире, прижимаясь к её тёплому боку. Но та в ответ лишь ласково фыркнула и свернулась клубком, заботливо укрыв Эрагона крылом.
Долина темнела. Эрагон с трудом боролся со сном. Несколько раз он доставал ожерелье, подаренное ему Ганнелом, и пытался обнаружить, какие ещё магические чары мог наложить на него жрец, но не обнаружил ничего, кроме охраняющего заклятия. Наконец ему это надоело. Сунув ожерелье под рубашку, он прикрылся щитом и устроился поудобнее.
При первых же проблесках рассвета — сумерки здесь затягивались чуть ли не до полудня — Эрагон разбудил Сапфиру. Гномы поспешно смазывали оружие, чтобы как можно тише прокрасться по тёмным ещё улицам Тарнага. Ундин велел Эрагону обмотать тряпками когти Сапфиры и копыта Сноуфайра.
Когда все было готово, Ундин собрал своих воинов в довольно плотное каре, в центре которого находились Эрагон, Сапфира и Арья. Ворота осторожно отворили — хорошо смазанные петли даже не скрипнули, — и отряд стал спускаться к озеру.
Тарнаг казался безлюдным; жители его ещё спали, а те немногочисленные гномы, что встречались им на пути, молча смотрели на них и тут же растворялись в полумраке, точно привидения.
У спуска на каждую следующую террасу стража, стоявшая в воротах, без лишних слов почтительно отступала в сторону. Вскоре дома остались позади, потянулись пустынные поля, опоясывавшие подножие Тарнага. Миновав поля, они вышли на гранитную набережную, за которой расстилалась спокойная серая гладь озера.
Их уже поджидали два широких плота. На первом сидели на корточках два гнома, на втором — четыре. При виде Ундина они встали и почтительно поклонились.
Эрагон помог гномам стреножить Сноуфайра, завязал ему глаза и втащил упиравшегося жеребца на второй плот, где коня заставили опуститься на колени и крепко привязали. Сапфира аккуратно соскользнула с набережной в воду и, ловко гребя лапами, отплыла от берега; на поверхности виднелась лишь её голова.
Ундин крепко пожал Эрагону руку.
— Здесь мы с тобой расстанемся. Я даю тебе своих лучших людей. Они будут охранять тебя до самых границ Дю Вельденвардена. — Эрагон попытался поблагодарить его, но Ундин покачал головой: — Нет, благодарности тут ни к чему. Это моя святая обязанность. И мне очень стыдно, что твоё пребывание здесь было омрачено недальновидной ненавистью Аз Свелдн рак Ангуин.
Эрагон низко поклонился ему и взошёл на первый плот вместе с Ориком и Арьей. Плот сразу же отчалил; гномы ловко отталкивались длинными шестами, и, когда совсем рассвело, оба плота уже подходили к устью реки Аз Рагни; Сапфира плыла между ними.
БРИЛЛИАНТЫ В НОЧИ
На этот раз Арья не ответила, лишь сильнее стиснула свой лук. Эрагон смутился и, стараясь сменить тему, спросил:
— Почему ты так сильно не любишь Ганнела?
Она вдруг повернулась к нему, и он, почувствовав на щеке нежное прикосновение её пальцев, даже вздрогнул от неожиданности.
— А об этом, — сказала Арья, — мы поговорим в другой раз. — Она встала и медленно пошла прочь.
Эрагон растерянно смотрел ей вслед. «Я не понимаю…» — сказал он Сапфире, прижимаясь к её тёплому боку. Но та в ответ лишь ласково фыркнула и свернулась клубком, заботливо укрыв Эрагона крылом.
Долина темнела. Эрагон с трудом боролся со сном. Несколько раз он доставал ожерелье, подаренное ему Ганнелом, и пытался обнаружить, какие ещё магические чары мог наложить на него жрец, но не обнаружил ничего, кроме охраняющего заклятия. Наконец ему это надоело. Сунув ожерелье под рубашку, он прикрылся щитом и устроился поудобнее.
При первых же проблесках рассвета — сумерки здесь затягивались чуть ли не до полудня — Эрагон разбудил Сапфиру. Гномы поспешно смазывали оружие, чтобы как можно тише прокрасться по тёмным ещё улицам Тарнага. Ундин велел Эрагону обмотать тряпками когти Сапфиры и копыта Сноуфайра.
Когда все было готово, Ундин собрал своих воинов в довольно плотное каре, в центре которого находились Эрагон, Сапфира и Арья. Ворота осторожно отворили — хорошо смазанные петли даже не скрипнули, — и отряд стал спускаться к озеру.
Тарнаг казался безлюдным; жители его ещё спали, а те немногочисленные гномы, что встречались им на пути, молча смотрели на них и тут же растворялись в полумраке, точно привидения.
У спуска на каждую следующую террасу стража, стоявшая в воротах, без лишних слов почтительно отступала в сторону. Вскоре дома остались позади, потянулись пустынные поля, опоясывавшие подножие Тарнага. Миновав поля, они вышли на гранитную набережную, за которой расстилалась спокойная серая гладь озера.
Их уже поджидали два широких плота. На первом сидели на корточках два гнома, на втором — четыре. При виде Ундина они встали и почтительно поклонились.
Эрагон помог гномам стреножить Сноуфайра, завязал ему глаза и втащил упиравшегося жеребца на второй плот, где коня заставили опуститься на колени и крепко привязали. Сапфира аккуратно соскользнула с набережной в воду и, ловко гребя лапами, отплыла от берега; на поверхности виднелась лишь её голова.
Ундин крепко пожал Эрагону руку.
— Здесь мы с тобой расстанемся. Я даю тебе своих лучших людей. Они будут охранять тебя до самых границ Дю Вельденвардена. — Эрагон попытался поблагодарить его, но Ундин покачал головой: — Нет, благодарности тут ни к чему. Это моя святая обязанность. И мне очень стыдно, что твоё пребывание здесь было омрачено недальновидной ненавистью Аз Свелдн рак Ангуин.
Эрагон низко поклонился ему и взошёл на первый плот вместе с Ориком и Арьей. Плот сразу же отчалил; гномы ловко отталкивались длинными шестами, и, когда совсем рассвело, оба плота уже подходили к устью реки Аз Рагни; Сапфира плыла между ними.
БРИЛЛИАНТЫ В НОЧИ
«Империя осквернила мой дом» — так думал Роран, слушая печальные стоны людей, раненных прошлой ночью во время сражения с раззаками и их солдатами. Гнев и ужас терзали его душу, ему казалось, что все тело охвачено каким-то болезненным ознобом; щеки горели, он задыхался. И чувствовал, что за одну лишь ночь повзрослел сразу лет на десять.
Пока знахарка Гертруда возилась с ранеными, Роран сходил к дому Хорста и увидел, что созданные ими баррикады разрушены теми взрывами, которые устроили раззаки. Все эти груды досок, пустых бочонков и камней оказались для них, к сожалению, недостаточным препятствием.
По Карвахоллу теперь осмеливались ходить немногие, да и у тех глаза, казалось, остекленели от пережитого ужаса и усталости. Роран тоже очень устал, он даже вспомнить не мог, когда ещё так сильно уставал. Он уже вторую ночь не спал, а руки, плечи и спина ныли после тяжёлой битвы.
Едва войдя в дом, Роран сразу увидел Илейн; она стояла у открытой двери в столовую, откуда доносился ровный гул голосов. Илейн кивнула ему и продолжала слушать.
У Хорста собрались все наиболее уважаемые жители Карвахолла. Следовало решить, как быть дальше и стоит ли наказывать Хорста и его сторонников за проявленную инициативу. Спор продолжался с раннего утра.
Роран потихоньку пробрался в комнату. Вокруг длинного обеденного стола сидели Биргит, Лоринг, Слоан, Гедрик, Дельвин, Фиск, Морн и ещё несколько человек. Хорст занял место во главе стола.
— … И я говорю, что это глупо и безответственно! — говорил Кизельт, опершись костлявыми локтями о столешницу. — С какой стати вы подвергли такой опасности…
Морн прервал его, махнув рукой:
— Это мы уже обсуждали, Кизельт. Чего уж теперь кулаками махать — зряшное это дело. Впрочем, и я поступил бы так же: Квимби был моим другом, и у меня просто мороз по коже, когда я думаю, что эти твари могли сделать с Рораном. И все же хотелось бы знать, как нам теперь выбраться из этого положения.
— Очень даже просто: перебить всех солдат, и точка! — заявил Слоан.
— А потом что? Ведь тут же других пришлют! Да эти, в алых рубахах, нас просто своей численностью задавят. Но даже если мы сдадим Рорана, это ничего хорошего нам не принесёт: вы ведь слышали, что раззаки пообещали попросту перебить всех, если мы будем продолжать его укрывать, или продать всех в рабство, если мы его выдадим. У тебя, Кизельт, возможно, иные соображения, но я лично скорее умру, чем свою жизнь в рабстве закончить! — Морн покачал головой. — Нет, ребята, не выжить нам!
Фиск склонился над столом и негромко, но решительно предложил:
— Но ведь можно отсюда и уйти.
— А куда идти-то? — возразил ему Кизельт. — Позади Спайн, впереди солдаты, а за их спинами — вся Империя!
— А все твоя вина! — вскричал вдруг Тэйн, тыча пальцем в Хорста. — Теперь они сожгут наши дома, убьют наших детей, и все из-за тебя!
Хорст вскочил так стремительно, что с грохотом уронил стул.
— Где же твоя честь, парень? Неужели ты позволишь им пожрать нас и даже сдачи не дашь?
— Не дам. Это ведь сущее самоубийство! — Тэйн обвёл гневным взглядом присутствующих, встал и бросился вон.
Гедрик, заметив Рорана, махнул ему рукой и сказал:
— Иди, иди сюда, мы тебя давно ждём.
Роран заложил стиснутые руки за спину, чувствуя, что на него разом уставились несколько пар гневных глаз.
— Скажите, что я могу сделать для деревни? — спросил он.
— Мы тут подумали и решили, — сказал Гедрик, — что нас не спасёт уже ничто, даже если мы прямо сейчас выдадим тебя. А уж что могло бы быть, если б все сложилось иначе, теперь и говорить нечего. Придётся, видно, готовиться к следующей атаке раззаков — иного выхода нет. Хорст обещал выковать ещё наконечников для копий — а может, и другое оружие, если времени хватит.
Фиск готов сделать деревянные щиты. К счастью, его мастерская уцелела во время пожара. Ну, и кому-то надо заняться обороной — заграждения какие-то построить, сторожевые посты выставить. Мы бы хотели, чтобы этим занялся ты. Помощников мы тебе выделим достаточно.
Роран кивнул:
— Конечно. Сделаю все, что смогу.
Тара, сидевшая рядом с Морном, вдруг встала, горой возвышаясь над мужем. Тара была женщиной очень крупной, хоть и не молодой: в её чёрных волосах уже мелькала седина. Но своими могучими руками она ещё вполне могла и цыплёнку шею свернуть, и уличных драчунов разнять.
— Ты уж постарайся, Роран, — сказала она. — Нам и так уже слишком многих хоронить придётся. — Она повернулась к Хорсту: — В первую очередь людей похоронить нужно и детей в безопасное место отправить, а уж потом всем остальным заниматься. И тебе, Илейн, тоже лучше бы уйти. Мне кажется, на ферме Каули было бы спокойно.
— Я не оставлю Хорста, — спокойно ответила Илейн.
Тара тут же рассердилась:
— Это на шестом-то месяце беременности? Ты же ребёнка потеряешь! Ничего с твоим Хорстом не сделается!
— Нет уж. Мне куда хуже будет, если я стану дрожать от страха за мужа и сыновей. Лучше я здесь останусь. Ничего, как-нибудь справлюсь. Я все-таки двоих уже родила. Да ведь и ты наверняка останешься. И многие другие женщины.
Хорст обошёл вокруг стола, нежно сжал руку Илейн и сказал:
— Да и я бы хотел, чтобы ты рядом со мной осталась. А вот дети должны уйти. Не сомневаюсь, Каули о них хорошо позаботится. Но сперва нужно убедиться, что дорога к его ферме свободна.
— И не только убедиться! — проскрипел Лоринг. — Никто из нас в ту сторону долины и ходить не должен! Тамошние фермеры все равно помочь нам не смогут, зато эти… осквернители запросто до них доберутся.
Все с ним согласились, понимая, что пора расходиться по домам. Впрочем, вскоре большая часть жителей Карвахолла собралась на деревенском кладбище за домом Гертруды. Девять закутанных в белые саваны покойников уже ждали у вырытых могил; у каждого на груди лежала веточка болиголова, и каждому на шею заботливая Гертруда надела серебряный амулет.
Громко перечислив имена погибших — Парр, Виглиф, Гед, Бардрик, Хейл, Гарнер, Килби, Мелколф и Олбим, — она каждому закрыла глаза чёрными плоскими камешками, воздела руки к небесам и принялась читать поминальную молитву.
Пока знахарка Гертруда возилась с ранеными, Роран сходил к дому Хорста и увидел, что созданные ими баррикады разрушены теми взрывами, которые устроили раззаки. Все эти груды досок, пустых бочонков и камней оказались для них, к сожалению, недостаточным препятствием.
По Карвахоллу теперь осмеливались ходить немногие, да и у тех глаза, казалось, остекленели от пережитого ужаса и усталости. Роран тоже очень устал, он даже вспомнить не мог, когда ещё так сильно уставал. Он уже вторую ночь не спал, а руки, плечи и спина ныли после тяжёлой битвы.
Едва войдя в дом, Роран сразу увидел Илейн; она стояла у открытой двери в столовую, откуда доносился ровный гул голосов. Илейн кивнула ему и продолжала слушать.
У Хорста собрались все наиболее уважаемые жители Карвахолла. Следовало решить, как быть дальше и стоит ли наказывать Хорста и его сторонников за проявленную инициативу. Спор продолжался с раннего утра.
Роран потихоньку пробрался в комнату. Вокруг длинного обеденного стола сидели Биргит, Лоринг, Слоан, Гедрик, Дельвин, Фиск, Морн и ещё несколько человек. Хорст занял место во главе стола.
— … И я говорю, что это глупо и безответственно! — говорил Кизельт, опершись костлявыми локтями о столешницу. — С какой стати вы подвергли такой опасности…
Морн прервал его, махнув рукой:
— Это мы уже обсуждали, Кизельт. Чего уж теперь кулаками махать — зряшное это дело. Впрочем, и я поступил бы так же: Квимби был моим другом, и у меня просто мороз по коже, когда я думаю, что эти твари могли сделать с Рораном. И все же хотелось бы знать, как нам теперь выбраться из этого положения.
— Очень даже просто: перебить всех солдат, и точка! — заявил Слоан.
— А потом что? Ведь тут же других пришлют! Да эти, в алых рубахах, нас просто своей численностью задавят. Но даже если мы сдадим Рорана, это ничего хорошего нам не принесёт: вы ведь слышали, что раззаки пообещали попросту перебить всех, если мы будем продолжать его укрывать, или продать всех в рабство, если мы его выдадим. У тебя, Кизельт, возможно, иные соображения, но я лично скорее умру, чем свою жизнь в рабстве закончить! — Морн покачал головой. — Нет, ребята, не выжить нам!
Фиск склонился над столом и негромко, но решительно предложил:
— Но ведь можно отсюда и уйти.
— А куда идти-то? — возразил ему Кизельт. — Позади Спайн, впереди солдаты, а за их спинами — вся Империя!
— А все твоя вина! — вскричал вдруг Тэйн, тыча пальцем в Хорста. — Теперь они сожгут наши дома, убьют наших детей, и все из-за тебя!
Хорст вскочил так стремительно, что с грохотом уронил стул.
— Где же твоя честь, парень? Неужели ты позволишь им пожрать нас и даже сдачи не дашь?
— Не дам. Это ведь сущее самоубийство! — Тэйн обвёл гневным взглядом присутствующих, встал и бросился вон.
Гедрик, заметив Рорана, махнул ему рукой и сказал:
— Иди, иди сюда, мы тебя давно ждём.
Роран заложил стиснутые руки за спину, чувствуя, что на него разом уставились несколько пар гневных глаз.
— Скажите, что я могу сделать для деревни? — спросил он.
— Мы тут подумали и решили, — сказал Гедрик, — что нас не спасёт уже ничто, даже если мы прямо сейчас выдадим тебя. А уж что могло бы быть, если б все сложилось иначе, теперь и говорить нечего. Придётся, видно, готовиться к следующей атаке раззаков — иного выхода нет. Хорст обещал выковать ещё наконечников для копий — а может, и другое оружие, если времени хватит.
Фиск готов сделать деревянные щиты. К счастью, его мастерская уцелела во время пожара. Ну, и кому-то надо заняться обороной — заграждения какие-то построить, сторожевые посты выставить. Мы бы хотели, чтобы этим занялся ты. Помощников мы тебе выделим достаточно.
Роран кивнул:
— Конечно. Сделаю все, что смогу.
Тара, сидевшая рядом с Морном, вдруг встала, горой возвышаясь над мужем. Тара была женщиной очень крупной, хоть и не молодой: в её чёрных волосах уже мелькала седина. Но своими могучими руками она ещё вполне могла и цыплёнку шею свернуть, и уличных драчунов разнять.
— Ты уж постарайся, Роран, — сказала она. — Нам и так уже слишком многих хоронить придётся. — Она повернулась к Хорсту: — В первую очередь людей похоронить нужно и детей в безопасное место отправить, а уж потом всем остальным заниматься. И тебе, Илейн, тоже лучше бы уйти. Мне кажется, на ферме Каули было бы спокойно.
— Я не оставлю Хорста, — спокойно ответила Илейн.
Тара тут же рассердилась:
— Это на шестом-то месяце беременности? Ты же ребёнка потеряешь! Ничего с твоим Хорстом не сделается!
— Нет уж. Мне куда хуже будет, если я стану дрожать от страха за мужа и сыновей. Лучше я здесь останусь. Ничего, как-нибудь справлюсь. Я все-таки двоих уже родила. Да ведь и ты наверняка останешься. И многие другие женщины.
Хорст обошёл вокруг стола, нежно сжал руку Илейн и сказал:
— Да и я бы хотел, чтобы ты рядом со мной осталась. А вот дети должны уйти. Не сомневаюсь, Каули о них хорошо позаботится. Но сперва нужно убедиться, что дорога к его ферме свободна.
— И не только убедиться! — проскрипел Лоринг. — Никто из нас в ту сторону долины и ходить не должен! Тамошние фермеры все равно помочь нам не смогут, зато эти… осквернители запросто до них доберутся.
Все с ним согласились, понимая, что пора расходиться по домам. Впрочем, вскоре большая часть жителей Карвахолла собралась на деревенском кладбище за домом Гертруды. Девять закутанных в белые саваны покойников уже ждали у вырытых могил; у каждого на груди лежала веточка болиголова, и каждому на шею заботливая Гертруда надела серебряный амулет.
Громко перечислив имена погибших — Парр, Виглиф, Гед, Бардрик, Хейл, Гарнер, Килби, Мелколф и Олбим, — она каждому закрыла глаза чёрными плоскими камешками, воздела руки к небесам и принялась читать поминальную молитву.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента