Страница:
Павел Парфентьев
при участии Петра Безрукова
Четвертый Крестовый поход
Миф и реальность
Взятие Константинополя крестоносцами в 1204 г. Миниатюра XV в. Bibliothuque nationale de France
МИФ О ЗАХВАТЕ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
В разговорах со многими людьми на темы церковной истории, мне часто приходится касаться событий времен Крестовых походов. Иногда, говоря о них, я упоминаю «миф о захвате Константинополя в 1204 г.». Если мои собеседники – православные, то эти слова нередко вызывают возмущение: «Как же так? Вы отрицаете это историческое событие? Этот грех вашей Церкви?». Всякий раз приходится снова объяснять свое отношение к этому историческому событию и к тому, в каком виде отражается оно в массовом сознании. Необходимость раз за разом повторять эти объяснения и побудила меня к написанию этого очерка.
Разумеется, ни одному историку, находящемуся в здравом уме, не придет в голову пытаться отрицать тот факт, что в 1204 г. Константинополь был захвачен и разграблен совместно крестоносцами IV Крестового похода и венецианскими войсками, что дало начало истории т. н. Латинской Романии. [1]Сам этот факт твердо установлен и хорошо документирован. Упоминая «миф о захвате Константинополя», я вовсе не имею в виду оспорить или подвергнуть сомнению это событие. Мифом является не оно само, а расхожие представления о нем, представляющие его во вполне определенном виде, в значительной мере ложном и одностороннем. [2]
В очень простых словах изложить этот миф можно так: «В 1204 г., ослепленные жаждой наживы [3]и папской пропагандой, крестоносцы, вместо того, чтобы идти на Восток и оказать помощь тамошним христианам, напали на православный Константинополь, утопив его в крови. В этом событии явлена ужасная сущность католичества и папства, и оно является ярким примером хищнической деятельности Католической Церкви в отношении православных». Варианты мифа могут, конечно, как всегда бывает с мифами, отличаться друг от друга – но суть его сохраняется. Нередко он проглядывает даже из-за текстов, которым не откажешь в некоторой серьезности. Среди мифологических представлений, используемых в целях антикатолической пропаганды в православной среде, он занимает одно из первых, если не первое, место – особенно в России.
Это представление имеет такую долгую историю и такое серьезное влияние, что его нередко без всяких сомнений принимают и сами российские католики. Иногда они исходят из навязанной средствами массовой информации уверенности в том, что Папа извинился от имени Церкви за Крестовые походы. На самом деле, это представление не соответствует действительности – было бы странно, если бы Папа одним росчерком пера осудил целиком такое сложное и многостороннее явление, как Крестовые походы, принесшее, кстати, миру немало благого. В действительности, в 2000 г., в своей проповеди, произнесенной 12 марта, Папа Иоанн Павел II сказал нечто иное: «<…> мы не можем не признать, что некоторые из наших братьев отклонялись от Евангелия, особенно во втором тысячелетии. Просим прощения <…> за методы насилия, которые использовали некоторые при служении истине». [4]
Трудно отрицать, что среди чад Католической Церкви за ее долгую историю было немало тех, кто грешил – и подчас грешил тяжко. Среди них есть, конечно, и военные, и представители власти – полководцы, правители, епископы. Были среди них и замешанные в военных преступлениях. Отрицать это было бы безумием. С богословской точки зрения совершенно неудивительно, что грешники есть среди представителей любой конфессии – в конце концов, даже получая доступ к благодати Божией, люди остаются подвержены последствиям первородного греха – и грехам личным.
Однако, смотря на то, с какой легкостью некоторые католики бросаются признавать вину своей Церкви в самых разных злодеяниях, в которых ее обвиняют, им хочется напомнить, что не все эти обвинения правдивы. Комментируя один из ватиканских документов, [5]кардинал Йозеф Ратцингер, будущий Папа Бенедикт XVI, небезосновательно заметил: «Действительные грехи Церкви многократно преувеличивались с помощью настоящей мифологии, так что история крестовых походов, инквизиции, колдовства вписывалась в единственно возможное представление об абсолютной вредоносности Церкви». [6]Для наших российских читателей можно было бы добавить, не греша против истины – «об абсолютной вредоносности Католической Церкви».
На протяжении веков Церковь, Народ Божий, осознавала присутствие в своей среде грешников – более того, она осознавала себя Церковью грешников, постоянно совершая покаяние за грехи своих детей. Однако подлинное покаяние весьма далеко от ложной готовности каяться в чем угодно и от признания истинными ложных обвинений. Кардинал Ратцингер справедливо напоминал об этом: «<…> по святому Августину, каяться означает „творить истину“ <…> никоим образом не отрицать всего дурного, совершенного Церковью, но и не приписывать себе, с ложным смирением, грехов либо не совершенных, либо не имеющих точного исторического подтверждения». [7]Подлинное покаяние всегда стремится следовать реальности и быть послушно истине.
Возвращаясь к сказанному в начале, я хочу согласиться с одним из положений моих возмущавшихся собеседников. Действительно – никто не может отменить исторических фактов. Более того, серьезное внимание к фактам само способно разрушить многие ложные мифы, которые к тому же часто используются для самооправдания или разжигания ненависти. Именно поэтому я и попытался составить очерк, излагающий некоторые исторические факты, относящиеся к истории IV Крестового похода и необходимые для подлинного ее понимания. Я надеюсь, что он поможет понять, что же я имею в виду, когда упоминаю «миф о разграблении Константинополя». [8]
В этом очерке мне придется не раз говорить о далеких от благовидности и весьма грешных действиях не только католиков, но и православных христиан и правителей. Я бы хотел подчеркнуть, что, говоря о злодеяниях людей, принадлежавших к греческому православию, я вовсе не имею намерения сказать «вот, они-то гораздо хуже». В мире, запятнанном грехопадением, вообще едва ли имеет смысл выяснять, кто «хуже». Я лишь хочу несколько исправить явно односторонний характер расхожих мнений и представлений с тем, чтобы дать читателям возможность лучше понять мотивы и причины решений и действий участников исторической событий, не лишая их присущей им сложности.
Разумеется, ни одному историку, находящемуся в здравом уме, не придет в голову пытаться отрицать тот факт, что в 1204 г. Константинополь был захвачен и разграблен совместно крестоносцами IV Крестового похода и венецианскими войсками, что дало начало истории т. н. Латинской Романии. [1]Сам этот факт твердо установлен и хорошо документирован. Упоминая «миф о захвате Константинополя», я вовсе не имею в виду оспорить или подвергнуть сомнению это событие. Мифом является не оно само, а расхожие представления о нем, представляющие его во вполне определенном виде, в значительной мере ложном и одностороннем. [2]
В очень простых словах изложить этот миф можно так: «В 1204 г., ослепленные жаждой наживы [3]и папской пропагандой, крестоносцы, вместо того, чтобы идти на Восток и оказать помощь тамошним христианам, напали на православный Константинополь, утопив его в крови. В этом событии явлена ужасная сущность католичества и папства, и оно является ярким примером хищнической деятельности Католической Церкви в отношении православных». Варианты мифа могут, конечно, как всегда бывает с мифами, отличаться друг от друга – но суть его сохраняется. Нередко он проглядывает даже из-за текстов, которым не откажешь в некоторой серьезности. Среди мифологических представлений, используемых в целях антикатолической пропаганды в православной среде, он занимает одно из первых, если не первое, место – особенно в России.
Это представление имеет такую долгую историю и такое серьезное влияние, что его нередко без всяких сомнений принимают и сами российские католики. Иногда они исходят из навязанной средствами массовой информации уверенности в том, что Папа извинился от имени Церкви за Крестовые походы. На самом деле, это представление не соответствует действительности – было бы странно, если бы Папа одним росчерком пера осудил целиком такое сложное и многостороннее явление, как Крестовые походы, принесшее, кстати, миру немало благого. В действительности, в 2000 г., в своей проповеди, произнесенной 12 марта, Папа Иоанн Павел II сказал нечто иное: «<…> мы не можем не признать, что некоторые из наших братьев отклонялись от Евангелия, особенно во втором тысячелетии. Просим прощения <…> за методы насилия, которые использовали некоторые при служении истине». [4]
Трудно отрицать, что среди чад Католической Церкви за ее долгую историю было немало тех, кто грешил – и подчас грешил тяжко. Среди них есть, конечно, и военные, и представители власти – полководцы, правители, епископы. Были среди них и замешанные в военных преступлениях. Отрицать это было бы безумием. С богословской точки зрения совершенно неудивительно, что грешники есть среди представителей любой конфессии – в конце концов, даже получая доступ к благодати Божией, люди остаются подвержены последствиям первородного греха – и грехам личным.
Однако, смотря на то, с какой легкостью некоторые католики бросаются признавать вину своей Церкви в самых разных злодеяниях, в которых ее обвиняют, им хочется напомнить, что не все эти обвинения правдивы. Комментируя один из ватиканских документов, [5]кардинал Йозеф Ратцингер, будущий Папа Бенедикт XVI, небезосновательно заметил: «Действительные грехи Церкви многократно преувеличивались с помощью настоящей мифологии, так что история крестовых походов, инквизиции, колдовства вписывалась в единственно возможное представление об абсолютной вредоносности Церкви». [6]Для наших российских читателей можно было бы добавить, не греша против истины – «об абсолютной вредоносности Католической Церкви».
На протяжении веков Церковь, Народ Божий, осознавала присутствие в своей среде грешников – более того, она осознавала себя Церковью грешников, постоянно совершая покаяние за грехи своих детей. Однако подлинное покаяние весьма далеко от ложной готовности каяться в чем угодно и от признания истинными ложных обвинений. Кардинал Ратцингер справедливо напоминал об этом: «<…> по святому Августину, каяться означает „творить истину“ <…> никоим образом не отрицать всего дурного, совершенного Церковью, но и не приписывать себе, с ложным смирением, грехов либо не совершенных, либо не имеющих точного исторического подтверждения». [7]Подлинное покаяние всегда стремится следовать реальности и быть послушно истине.
Возвращаясь к сказанному в начале, я хочу согласиться с одним из положений моих возмущавшихся собеседников. Действительно – никто не может отменить исторических фактов. Более того, серьезное внимание к фактам само способно разрушить многие ложные мифы, которые к тому же часто используются для самооправдания или разжигания ненависти. Именно поэтому я и попытался составить очерк, излагающий некоторые исторические факты, относящиеся к истории IV Крестового похода и необходимые для подлинного ее понимания. Я надеюсь, что он поможет понять, что же я имею в виду, когда упоминаю «миф о разграблении Константинополя». [8]
В этом очерке мне придется не раз говорить о далеких от благовидности и весьма грешных действиях не только католиков, но и православных христиан и правителей. Я бы хотел подчеркнуть, что, говоря о злодеяниях людей, принадлежавших к греческому православию, я вовсе не имею намерения сказать «вот, они-то гораздо хуже». В мире, запятнанном грехопадением, вообще едва ли имеет смысл выяснять, кто «хуже». Я лишь хочу несколько исправить явно односторонний характер расхожих мнений и представлений с тем, чтобы дать читателям возможность лучше понять мотивы и причины решений и действий участников исторической событий, не лишая их присущей им сложности.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ОТНОШЕНИИ КРЕСТОНОСЦЕВ К ВИЗАНТИЙЦАМ
Геноцид латинян 1182 г. в Константинополе
К основам исторической науки относится одно простое правило: чтобы правильно понять события истории, их необходимо рассматривать не по отдельности, а в контексте. Исключение исторического контекста, особенно в случае, когда мы имеем дело с мифологическим сознанием, приводит к плачевным последствиям. Образ жестоких и кровожадных крестоносцев, рисуемый в «мифе о захвате Константинополя», предполагает, в качестве самоочевидного, что «православные греки» не делали ничего такого, что могло бы послужить причиной какой-либо враждебности. Поддерживающие миф авторы подчеркивают такие события, как норманнское завоевание Фессалоник в 1185 г. или мелкие грабежи, которые совершали западные войска, проходившие по византийской территории. В популярном сознании византийцы предстают невинными жертвами алчных западных завоевателей. Между тем, часто обходятся молчанием другие события, которые могут пролить свет на причины настороженного и бдительно-враждебного отношения к византийцам со стороны латинян.
Читая латинские источники времен Крестовых походов, приходится то и дело натыкаться на упоминание «вероломства греков». [9]Почему же столь часто латиняне рассматривали византийцев как людей вероломных и дурных? Было это отношение основано на простом неприятии чужой культуры, или имело иные, более веские, причины? Совершали ли православные византийцы по отношению к латинянам злодеяния, сравнимые с разорением 1204 г.? Ответ на этот вопрос побуждает современного западного историка писать: «Каким бы ужасным и не подлежащим оправданию ни был захват [Константинополя], справедливость требует упомянуть о том, что он не был совершенно неспровоцированным; более чем единожды (например при резне 1182 г.) греки Константинополя обращались с латинянами так, как теперь обходились с ними самими». [10]
Что же такое произошло в 1182 г. в Константинополе? «Историки, красноречиво и возмущенно – и не без определенных причин – рассказывающие о захвате Константинополя, <…> почти не упоминают о резне западного населения в Константинополе в 1182 г., <…> о кошмарном уничтожении тысяч людей, <…> когда убийцы не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков, ни больных, ни священников, ни монахов. Кардинал Иоанн, [11]посланник Папы, был обезглавлен, и голова его была протащена по улице, привязанная к хвосту собаки; младенцев вырезали из чрева матерей; над выкопанными телами западных совершали надругательство; те же 4000, что избежали смерти, были проданы в рабство туркам». [12]Правда ли это, или измышление современного западного историка?
Увы, это правда. Направлял эти события и использовал ненависть возбужденной толпы к латинянам будущий византийский император Андроник I Комнин [13]на своем пути к императорскому престолу. Об этом кошмарном событии сообщают нам современники. Один из этих современников – архиепископ и хронист Гийом Тирский, [14]которого историки называют «хорошо осведомленным о ситуации в Константинополе». [15]Вот что пишет он об этих событиях в своей хронике «История деяний в заморских землях»:
«Поэтому наши (латиняне – П. П.) были весьма испуганы, боясь внезапного нападения горожан на них, так как были предупреждены кем-то, кто знал о заговоре; те, кто был более силен, на сорока четырех галерах, которые находились в порту, убежали от греков; другие, поместив на корабли, которых в порту было большое множество, все свое хозяйство, избегли смертельной опасности. Те же, кто был стар, или не мог узнать [об опасности], или не был способен к бегству, остались в своих домах и перенесли бешенство нечестия из-за того, что другие бежали. Ибо многократно помянутый Андроник, тайно снарядив корабль, ввел в город все множество тех, кого увлек за собой; они, как только вошли [в город], вместе с гражданами ворвались в ту часть города, которую населяли наши, и остаток народа, который, когда другие уходили, либо не захотел, либо не смог бежать, буйствуя, перебили мечами; и лишь немногие, кто был в состоянии взяться за оружие, остались в тот день в живых, и сделали победу врагов небескровной.
Итак, забывшие верность и услуги, которые многие наши оказали империи, уничтожив тех, кто, как они видели, мог сопротивляться, предали огню их жилища и всю их область (район города – П. П.) немедленно обратили в пепел; женщины и дети, старики и больные погибли в огне. И не было достаточно их нечестию буйствовать в мирских (не священных – П. П.) местах; воистину, они вошли в церкви и чтимые места, к убежищу которых прибегали [латиняне], и вместе с ними сожгли дотла святые храмы. И не было различия между народом и клиром, но безжалостно растерзали тех, кто отличался религиозным саном и достоинством. Монахам же и священникам первым причинили несправедливость, и тех, кого нашли, жестоко убили. Среди них достопочтенного мужа по имени Иоанн, субдиакона святой Римской Церкви, которого по церковным делам господин Папа направил туда, схватив, ради поношения Церкви обезглавили, а его голову привязали к хвосту грязной собаки. Но и мертвые, которых обычно щадит всякое нечестие, среди настолько гнусных и злых отцеубийц и святотатцев не были оставлены в покое; их вытаскивали из гробниц и разбрасывали по улицам и дворам, словно чувствующих причиненную несправедливость.
Кроме того, ворвавшись в госпиталь, носящий имя св. Иоанна, сколько в нем ни нашли больных, всех убили мечами. Тех же, кто из долга благочестия справедливо был сохранен от нападавших, прежде всего священников и монахов, привлеченные к разгрому бродяги и разбойники искали, обшаривая ради награды убежища и укрытия в домах, чтобы те там не спрятались и не могли избежать смертельной опасности; найденные и насильно вытащенные передавались мучителям; те же, чтобы они не даром прилагали усилия, давали им награду за убийство несчастных. Более же добрые, видя, как действуют разбойники, тех, кто у них искал защиты и кому они дали надежду на спасение, продали в вечное рабство туркам и другим неверным народам; людей всякого пола, возраста и состояния, числом более четырех тысяч было увезено к варварским народам для получения награды. И вот, так нечестивый народ греков, порождения ехиднины, нравом подобные змее, пригретой на груди, и домовым мышам, отплатили злом своим соседям, ничего такого не заслужившим, ничего такого не боявшимся; тем, что отдавали им своих дочерей, внучек и сестер в жены и из-за долгого сожительства считали их своими родственниками». [16]
Латинский хронист рассказывает правду. Его слова подтверждает даже враждебно настроенный к латинянам византийский историк Никита Хониат, [17]тоже современник событий – не ужасаясь деяниям греков, он подтверждает, что латиняне, не успевшие вовремя спастись, «все были осуждены на смерть, и все без исключения лишились имущества». [18]Куда более откровенен другой греческий хронист, также современник, православный архиепископ Евстафий Солунский [19]в своем «Разорении Фессалоник»:
«На Андроника, однако, столица с самого его вступления в город могла только сетовать <…> Ибо он не избирал прямого пути, как и показало все дальнейшее. Едва лишь принял он наследство великого Константина, как его пафлагонцы, дикий народ, который эллины именовали варварами, тут же по команде набросились на латинян. Те жили, по древнему обычаю, обособленно на восточном берегу Златого рога, числом более 60.000. Были они обвинены в том, что держат-де сторону протосеваста и кесарини <…> и по этой причине враждебны ромеям <…>
Но, к несчастью, пафлагонцы в своей бездумной дерзости истребили большое зло посредством другого зла. Ибо, едва войдя в столицу, они набросились на латинян, – конечно, в союзе с другими бунтарями, – неожиданно напали на них и обошлись с ними самым жестоким образом. Тогда было посеяно семя, от которого мы, и многие с нами, собираем сейчас урожай, так сказать, подобно Персефоне. Ибо с этого и начались наши нынешние беды.
Много труда потребовалось бы для описания всех ужасов, что довелось тогда пережить латинянам: огонь, пожравший ту часть их имущества, что не была разграблена; пожары на море от огня, который ромеи низвергали на тех, что желали спастись на судах; происходившее на берегу и на улицах. Люди Андроника нападали не только на вооруженных противников, но и на тех, кто по слабости своей заслуживал снисхождения. Ибо и женщин, и маленьких детей они избивали мечом. Уже и это было ужасно, но всего ужаснее, когда железо разверзало материнское чрево и извергало плод его. Солнце сияло прежде времени на младенцев, и тьма Аидова принимала их, еще несозревших для жизни. Это скотство, и ни с каким иным преступлением не сравнимо. Тогда же погиб святой человек из латинян, приехавший по делам не то из Ветхого Рима, не то с Сицилии; в общем, римлянин или сицилиец. Он лишился жизни не просто так, а в полном священном облачении, которое надел для защиты от оружия, предполагая, что тогда разбойники постыдятся его тронуть. [20]
Это тоже было предвкушением того, что потом пришлось пережить нам. [21]<…> Но это произошло позднее; тогда же несчастье латинян было таково, что они, как мне кажется, взывали к небесам против Андроника, чтобы они отомстили нам, и Бог услышал прошения их». [22]
Об этом эпизоде рассказывают и другие современные ему источники. [23]Жестокость греков была ужасна – как мы видели, убивали женщин и детей, священников и монахов, у беременных вырезали плод, грабили и жгли церкви, варварски убили папского посланника, кардинала Иоанна, надругавшись над его телом. Историки указывают, что число жителей латинского квартала в Константинополе в 1182 г. составляло около 60.000 человек. Даже учитывая то, что некоторые из них успели бежать до начала или уже во время ужасного погрома, и даже с учетом тех 4.000 человек, которые выжили и были проданы в рабство, число жертв должно было быть огромным, в самом благоприятном случае – никак не менее 10.000 человек. Здесь стоит заметить, что и средневековые источники, и современные историки оценивают число греков, погибших при захвате Константинополя в 1204 г., примерно в 2.000 человек. [24]Уже это позволяет сравнивать масштабы этих двух катастроф. [25]
Даже русский историк Ф. И. Успенский, как правило, несколько односторонне – и отнюдь не в пользу латинян – излагающий события истории Византии, описывая конфликты и взаимодействие латинского запада и греческого востока, пишет, в частности, по поводу этих событий: «То не был только грабеж и расхищение богатых домов, то было беспощадное истребление целого племени». [26]Соглашаясь с Евстафием Солунским, которого он выше процитировал, Успенский пишет дальше: «Событиями 1182 [27]года действительно если не посеяно, то полито зерно фанатической вражды [28]Запада к Востоку. С этими событиями нужно соединять и сицилийский поход в 1185 г., и завоевание латинянами Царьграда в 1204 г.». [29]
Читая латинские источники времен Крестовых походов, приходится то и дело натыкаться на упоминание «вероломства греков». [9]Почему же столь часто латиняне рассматривали византийцев как людей вероломных и дурных? Было это отношение основано на простом неприятии чужой культуры, или имело иные, более веские, причины? Совершали ли православные византийцы по отношению к латинянам злодеяния, сравнимые с разорением 1204 г.? Ответ на этот вопрос побуждает современного западного историка писать: «Каким бы ужасным и не подлежащим оправданию ни был захват [Константинополя], справедливость требует упомянуть о том, что он не был совершенно неспровоцированным; более чем единожды (например при резне 1182 г.) греки Константинополя обращались с латинянами так, как теперь обходились с ними самими». [10]
Что же такое произошло в 1182 г. в Константинополе? «Историки, красноречиво и возмущенно – и не без определенных причин – рассказывающие о захвате Константинополя, <…> почти не упоминают о резне западного населения в Константинополе в 1182 г., <…> о кошмарном уничтожении тысяч людей, <…> когда убийцы не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков, ни больных, ни священников, ни монахов. Кардинал Иоанн, [11]посланник Папы, был обезглавлен, и голова его была протащена по улице, привязанная к хвосту собаки; младенцев вырезали из чрева матерей; над выкопанными телами западных совершали надругательство; те же 4000, что избежали смерти, были проданы в рабство туркам». [12]Правда ли это, или измышление современного западного историка?
Увы, это правда. Направлял эти события и использовал ненависть возбужденной толпы к латинянам будущий византийский император Андроник I Комнин [13]на своем пути к императорскому престолу. Об этом кошмарном событии сообщают нам современники. Один из этих современников – архиепископ и хронист Гийом Тирский, [14]которого историки называют «хорошо осведомленным о ситуации в Константинополе». [15]Вот что пишет он об этих событиях в своей хронике «История деяний в заморских землях»:
«Поэтому наши (латиняне – П. П.) были весьма испуганы, боясь внезапного нападения горожан на них, так как были предупреждены кем-то, кто знал о заговоре; те, кто был более силен, на сорока четырех галерах, которые находились в порту, убежали от греков; другие, поместив на корабли, которых в порту было большое множество, все свое хозяйство, избегли смертельной опасности. Те же, кто был стар, или не мог узнать [об опасности], или не был способен к бегству, остались в своих домах и перенесли бешенство нечестия из-за того, что другие бежали. Ибо многократно помянутый Андроник, тайно снарядив корабль, ввел в город все множество тех, кого увлек за собой; они, как только вошли [в город], вместе с гражданами ворвались в ту часть города, которую населяли наши, и остаток народа, который, когда другие уходили, либо не захотел, либо не смог бежать, буйствуя, перебили мечами; и лишь немногие, кто был в состоянии взяться за оружие, остались в тот день в живых, и сделали победу врагов небескровной.
Итак, забывшие верность и услуги, которые многие наши оказали империи, уничтожив тех, кто, как они видели, мог сопротивляться, предали огню их жилища и всю их область (район города – П. П.) немедленно обратили в пепел; женщины и дети, старики и больные погибли в огне. И не было достаточно их нечестию буйствовать в мирских (не священных – П. П.) местах; воистину, они вошли в церкви и чтимые места, к убежищу которых прибегали [латиняне], и вместе с ними сожгли дотла святые храмы. И не было различия между народом и клиром, но безжалостно растерзали тех, кто отличался религиозным саном и достоинством. Монахам же и священникам первым причинили несправедливость, и тех, кого нашли, жестоко убили. Среди них достопочтенного мужа по имени Иоанн, субдиакона святой Римской Церкви, которого по церковным делам господин Папа направил туда, схватив, ради поношения Церкви обезглавили, а его голову привязали к хвосту грязной собаки. Но и мертвые, которых обычно щадит всякое нечестие, среди настолько гнусных и злых отцеубийц и святотатцев не были оставлены в покое; их вытаскивали из гробниц и разбрасывали по улицам и дворам, словно чувствующих причиненную несправедливость.
Кроме того, ворвавшись в госпиталь, носящий имя св. Иоанна, сколько в нем ни нашли больных, всех убили мечами. Тех же, кто из долга благочестия справедливо был сохранен от нападавших, прежде всего священников и монахов, привлеченные к разгрому бродяги и разбойники искали, обшаривая ради награды убежища и укрытия в домах, чтобы те там не спрятались и не могли избежать смертельной опасности; найденные и насильно вытащенные передавались мучителям; те же, чтобы они не даром прилагали усилия, давали им награду за убийство несчастных. Более же добрые, видя, как действуют разбойники, тех, кто у них искал защиты и кому они дали надежду на спасение, продали в вечное рабство туркам и другим неверным народам; людей всякого пола, возраста и состояния, числом более четырех тысяч было увезено к варварским народам для получения награды. И вот, так нечестивый народ греков, порождения ехиднины, нравом подобные змее, пригретой на груди, и домовым мышам, отплатили злом своим соседям, ничего такого не заслужившим, ничего такого не боявшимся; тем, что отдавали им своих дочерей, внучек и сестер в жены и из-за долгого сожительства считали их своими родственниками». [16]
Латинский хронист рассказывает правду. Его слова подтверждает даже враждебно настроенный к латинянам византийский историк Никита Хониат, [17]тоже современник событий – не ужасаясь деяниям греков, он подтверждает, что латиняне, не успевшие вовремя спастись, «все были осуждены на смерть, и все без исключения лишились имущества». [18]Куда более откровенен другой греческий хронист, также современник, православный архиепископ Евстафий Солунский [19]в своем «Разорении Фессалоник»:
«На Андроника, однако, столица с самого его вступления в город могла только сетовать <…> Ибо он не избирал прямого пути, как и показало все дальнейшее. Едва лишь принял он наследство великого Константина, как его пафлагонцы, дикий народ, который эллины именовали варварами, тут же по команде набросились на латинян. Те жили, по древнему обычаю, обособленно на восточном берегу Златого рога, числом более 60.000. Были они обвинены в том, что держат-де сторону протосеваста и кесарини <…> и по этой причине враждебны ромеям <…>
Но, к несчастью, пафлагонцы в своей бездумной дерзости истребили большое зло посредством другого зла. Ибо, едва войдя в столицу, они набросились на латинян, – конечно, в союзе с другими бунтарями, – неожиданно напали на них и обошлись с ними самым жестоким образом. Тогда было посеяно семя, от которого мы, и многие с нами, собираем сейчас урожай, так сказать, подобно Персефоне. Ибо с этого и начались наши нынешние беды.
Много труда потребовалось бы для описания всех ужасов, что довелось тогда пережить латинянам: огонь, пожравший ту часть их имущества, что не была разграблена; пожары на море от огня, который ромеи низвергали на тех, что желали спастись на судах; происходившее на берегу и на улицах. Люди Андроника нападали не только на вооруженных противников, но и на тех, кто по слабости своей заслуживал снисхождения. Ибо и женщин, и маленьких детей они избивали мечом. Уже и это было ужасно, но всего ужаснее, когда железо разверзало материнское чрево и извергало плод его. Солнце сияло прежде времени на младенцев, и тьма Аидова принимала их, еще несозревших для жизни. Это скотство, и ни с каким иным преступлением не сравнимо. Тогда же погиб святой человек из латинян, приехавший по делам не то из Ветхого Рима, не то с Сицилии; в общем, римлянин или сицилиец. Он лишился жизни не просто так, а в полном священном облачении, которое надел для защиты от оружия, предполагая, что тогда разбойники постыдятся его тронуть. [20]
Это тоже было предвкушением того, что потом пришлось пережить нам. [21]<…> Но это произошло позднее; тогда же несчастье латинян было таково, что они, как мне кажется, взывали к небесам против Андроника, чтобы они отомстили нам, и Бог услышал прошения их». [22]
Об этом эпизоде рассказывают и другие современные ему источники. [23]Жестокость греков была ужасна – как мы видели, убивали женщин и детей, священников и монахов, у беременных вырезали плод, грабили и жгли церкви, варварски убили папского посланника, кардинала Иоанна, надругавшись над его телом. Историки указывают, что число жителей латинского квартала в Константинополе в 1182 г. составляло около 60.000 человек. Даже учитывая то, что некоторые из них успели бежать до начала или уже во время ужасного погрома, и даже с учетом тех 4.000 человек, которые выжили и были проданы в рабство, число жертв должно было быть огромным, в самом благоприятном случае – никак не менее 10.000 человек. Здесь стоит заметить, что и средневековые источники, и современные историки оценивают число греков, погибших при захвате Константинополя в 1204 г., примерно в 2.000 человек. [24]Уже это позволяет сравнивать масштабы этих двух катастроф. [25]
Даже русский историк Ф. И. Успенский, как правило, несколько односторонне – и отнюдь не в пользу латинян – излагающий события истории Византии, описывая конфликты и взаимодействие латинского запада и греческого востока, пишет, в частности, по поводу этих событий: «То не был только грабеж и расхищение богатых домов, то было беспощадное истребление целого племени». [26]Соглашаясь с Евстафием Солунским, которого он выше процитировал, Успенский пишет дальше: «Событиями 1182 [27]года действительно если не посеяно, то полито зерно фанатической вражды [28]Запада к Востоку. С этими событиями нужно соединять и сицилийский поход в 1185 г., и завоевание латинянами Царьграда в 1204 г.». [29]
Некоторые эпизоды взаимодействия византийцев с крестоносцами
События 1182 г., как бы страшны они ни были – не единственное, что омрачало историческую память латинян о византийцах. Помимо них, все хорошо помнили, насколько вероломно, и не раз, вели себя греки по отношению к христианским воинам с Запада. Приведем здесь только два примера, впрочем, довольно ярких.
Один из них относится ко времени III Крестового похода. Одним из руководителей этого предприятия был, как известно, император Фридрих I Барбаросса. [30]Вот как излагает эти события американский историк Кэрролл: «[в 1188 г. ] Фридрих <…> потребовал у восточного императора Исаака II Ангела [31]позволения на проход своих войск по византийским владениям на пути в Святую Землю и права закупать в них провизию для своих отрядов. Исаак дал согласие, <…> однако в действительности он решил помешать движению крестоносцев и вошел в соглашение с Саладином [32]с тем, „чтобы задержать и уничтожить германскую армию“. Это „византийское предательство“ несомненно, даже враждебные к Крестовым походам и симпатизирующие Византии современные западные историки вынуждены соглашаться с этим <…>». [33]Действительно, этот предательский союз православного императора с Саладином против крестоносцев хорошо документирован и неплохо изучен историками. [34]
Итак, православный император Византии заключает соглашение с Саладином против западных христиан, идущих на помощь христианам Святой Земли. С тем самым Саладином, о котором российский византинист А. А. Васильев писал: Услышав о подготовлявшемся крестоносном походе, Саладин призвал мусульман к неутомимой борьбе с христианами, этими «лающими псами», «безумцами», как он их характеризовал в своем письме к брату. Это был своего рода контркрестовый поход против христиан. Средневековая легенда рассказывает, будто сам Саладин перед тем объездил Европу, чтобы ознакомиться с положением христианских стран. По выражению одного историка, «никогда крестовый поход не имел еще столь ясно выраженного характера поединка между христианством и исламом». [35]Показательно, в этой связи, что еще до событий III Крестового похода, когда в 1187 г. Саладин отбил у христиан и захватил Иерусалим, император Исаак II Ангел… направил к нему посольство с поздравлениями по этому поводу. [36]Между прочим, именно измена некоторых православных жителей Иерусалима, которые договорились открыть ворота города Саладину, была одной из причин его печального падения. Тем, кто упрекает латинян в отъеме греческих храмов в будущей (после 1204 г.) Латинской Романии, следовало бы помнить и о том, что условия договора императора Исаака с Саладином включали обращение в греческий обряд (и передачу православным) всех существующих к тому моменту в Святой Земле латинских храмов. [37]
Послы императора Фридриха в Константинополе были схвачены и заключены в тюрьму. [38]Когда следующему посольству удалось, все-таки, вызволить их, и они возвратились в Филиппополь, где находилось тогда крестоносное войско, они поведали вождям Крестового похода о том, что происходило в византийской столице:
Согласно рассказу послов, византийский император не только заключил их в тюрьму и опозорил, морил голодом и оскорблял, но и «еще усугубляя их страдания <…> жеребцов, лучших, каких они имели, отдал в дар послам сарацина Саладина, а те на них взобрались и так и сяк крутились на них, издеваясь <…> Затем они передали, как патриарх Константинопольский, псевдоапостол того времени, в праздничные дни в речах к народу называл паломников Христовых псами, и что он обыкновенно проповедовал, что любого грека, обвиненного в убийстве десяти людей, если он убьет сотню паломников, от прежнего обвинения в убийствах и от всех его грехов освободит». [39]
Узнав о греческой измене, Фридрих безмерно разгневался. Он «сообщил об этом своему сыну Генриху [40]<…> чтобы тот просил дозволения у Папы на Крестовый поход против Восточной Империи, по причине ее предательства и сношений с врагом. Папское дозволение не было дано<…>». [41]Эта показательная история вероломства византийцев долго не забывалась на Западе.
Она, однако, не была первой. Так, в 1111 г., послы от византийского императора со схожими намерениями посетили багдадского султана Мухаммада I. [42]Об этом в подробностях сообщают мусульманские историки:
«В том году посол от так называемого греческого царя прибыл с дарами, ценными подношениями и письмами, в которых выражалось желание напасть и покарать франков: мы могли бы объединиться, чтобы изгнать их из местностей, где они находились, но действовать предстояло не с той беспечностью, с какой мы выступали против них прежде, а, наоборот, приложив все усилия, внезапно напасть на них, пока их позиция не стала для нас опасной, а вред, какой они наносят, не достиг высшей точки. Грек добавлял, что он с оружием в руках помешал им пройти к мусульманским территориям через его государство, но если, дабы удовлетворить свое желание завоевания, они созовут огромную армию и отправят подкрепление к мусульманским землям, он будет вынужден в силу необходимости пощадить их, разрешить им пройти и помогать им во всех начинаниях и намерениях; поэтому он настойчиво предлагал заключить союз и соглашение, чтобы бороться против франков и изгнать их из этих мест». [43](Ибн аль-Каланиси. История Дамаска.)
«Правоверные мусульмане Багдада воспользовались прибытием византийского посольства, чтобы упрекнуть султана за медлительность, с какой он начинал священную войну: „Значит, ты не боишься кары Аллаха, – кричали они султану, – ты допускаешь, чтобы аль-Мелик аль-Рум (правитель греков) с большим рвением выступал за ислам, ты ждешь, пока он отправит тебе посла и воодушевит тебя начать священную войну?“». [44](Ибн аль-Асир. Всеобщая история.)
Трудно сказать, насколько такое отношение греков к крестоносцам могло быть вызвано локальными дурными деяниями со стороны самих западных воинов (а они, разумеется, также имели место), а насколько – характерным отношением греков к инородцам, о котором российский историк А. П. Лебедев писал: «Нужно знать, как греки всегда презирали и гнушались всем тем, что лежало за пределами их благороднейшей, как им казалось, нации<…>». [45]Во всяком случае, зная обо всем этом, можно лучше понять некоторые события дальнейшей истории и, может быть, даже допустить, что есть доля истины в следующих словах Пьера Виймара: «Участники четвертого крестового похода (1204 г.) сделали свои выводы из подобного поведения, быть может, трудные, но единственно возможные с логической точки зрения». [46]Никоим образом не оправдывая событий 1204 г., все это может помочь нам лучше понять мысли и побуждения людей, в них участвовавших. [47]
Один из них относится ко времени III Крестового похода. Одним из руководителей этого предприятия был, как известно, император Фридрих I Барбаросса. [30]Вот как излагает эти события американский историк Кэрролл: «[в 1188 г. ] Фридрих <…> потребовал у восточного императора Исаака II Ангела [31]позволения на проход своих войск по византийским владениям на пути в Святую Землю и права закупать в них провизию для своих отрядов. Исаак дал согласие, <…> однако в действительности он решил помешать движению крестоносцев и вошел в соглашение с Саладином [32]с тем, „чтобы задержать и уничтожить германскую армию“. Это „византийское предательство“ несомненно, даже враждебные к Крестовым походам и симпатизирующие Византии современные западные историки вынуждены соглашаться с этим <…>». [33]Действительно, этот предательский союз православного императора с Саладином против крестоносцев хорошо документирован и неплохо изучен историками. [34]
Итак, православный император Византии заключает соглашение с Саладином против западных христиан, идущих на помощь христианам Святой Земли. С тем самым Саладином, о котором российский византинист А. А. Васильев писал: Услышав о подготовлявшемся крестоносном походе, Саладин призвал мусульман к неутомимой борьбе с христианами, этими «лающими псами», «безумцами», как он их характеризовал в своем письме к брату. Это был своего рода контркрестовый поход против христиан. Средневековая легенда рассказывает, будто сам Саладин перед тем объездил Европу, чтобы ознакомиться с положением христианских стран. По выражению одного историка, «никогда крестовый поход не имел еще столь ясно выраженного характера поединка между христианством и исламом». [35]Показательно, в этой связи, что еще до событий III Крестового похода, когда в 1187 г. Саладин отбил у христиан и захватил Иерусалим, император Исаак II Ангел… направил к нему посольство с поздравлениями по этому поводу. [36]Между прочим, именно измена некоторых православных жителей Иерусалима, которые договорились открыть ворота города Саладину, была одной из причин его печального падения. Тем, кто упрекает латинян в отъеме греческих храмов в будущей (после 1204 г.) Латинской Романии, следовало бы помнить и о том, что условия договора императора Исаака с Саладином включали обращение в греческий обряд (и передачу православным) всех существующих к тому моменту в Святой Земле латинских храмов. [37]
Послы императора Фридриха в Константинополе были схвачены и заключены в тюрьму. [38]Когда следующему посольству удалось, все-таки, вызволить их, и они возвратились в Филиппополь, где находилось тогда крестоносное войско, они поведали вождям Крестового похода о том, что происходило в византийской столице:
Согласно рассказу послов, византийский император не только заключил их в тюрьму и опозорил, морил голодом и оскорблял, но и «еще усугубляя их страдания <…> жеребцов, лучших, каких они имели, отдал в дар послам сарацина Саладина, а те на них взобрались и так и сяк крутились на них, издеваясь <…> Затем они передали, как патриарх Константинопольский, псевдоапостол того времени, в праздничные дни в речах к народу называл паломников Христовых псами, и что он обыкновенно проповедовал, что любого грека, обвиненного в убийстве десяти людей, если он убьет сотню паломников, от прежнего обвинения в убийствах и от всех его грехов освободит». [39]
Узнав о греческой измене, Фридрих безмерно разгневался. Он «сообщил об этом своему сыну Генриху [40]<…> чтобы тот просил дозволения у Папы на Крестовый поход против Восточной Империи, по причине ее предательства и сношений с врагом. Папское дозволение не было дано<…>». [41]Эта показательная история вероломства византийцев долго не забывалась на Западе.
Она, однако, не была первой. Так, в 1111 г., послы от византийского императора со схожими намерениями посетили багдадского султана Мухаммада I. [42]Об этом в подробностях сообщают мусульманские историки:
«В том году посол от так называемого греческого царя прибыл с дарами, ценными подношениями и письмами, в которых выражалось желание напасть и покарать франков: мы могли бы объединиться, чтобы изгнать их из местностей, где они находились, но действовать предстояло не с той беспечностью, с какой мы выступали против них прежде, а, наоборот, приложив все усилия, внезапно напасть на них, пока их позиция не стала для нас опасной, а вред, какой они наносят, не достиг высшей точки. Грек добавлял, что он с оружием в руках помешал им пройти к мусульманским территориям через его государство, но если, дабы удовлетворить свое желание завоевания, они созовут огромную армию и отправят подкрепление к мусульманским землям, он будет вынужден в силу необходимости пощадить их, разрешить им пройти и помогать им во всех начинаниях и намерениях; поэтому он настойчиво предлагал заключить союз и соглашение, чтобы бороться против франков и изгнать их из этих мест». [43](Ибн аль-Каланиси. История Дамаска.)
«Правоверные мусульмане Багдада воспользовались прибытием византийского посольства, чтобы упрекнуть султана за медлительность, с какой он начинал священную войну: „Значит, ты не боишься кары Аллаха, – кричали они султану, – ты допускаешь, чтобы аль-Мелик аль-Рум (правитель греков) с большим рвением выступал за ислам, ты ждешь, пока он отправит тебе посла и воодушевит тебя начать священную войну?“». [44](Ибн аль-Асир. Всеобщая история.)
Трудно сказать, насколько такое отношение греков к крестоносцам могло быть вызвано локальными дурными деяниями со стороны самих западных воинов (а они, разумеется, также имели место), а насколько – характерным отношением греков к инородцам, о котором российский историк А. П. Лебедев писал: «Нужно знать, как греки всегда презирали и гнушались всем тем, что лежало за пределами их благороднейшей, как им казалось, нации<…>». [45]Во всяком случае, зная обо всем этом, можно лучше понять некоторые события дальнейшей истории и, может быть, даже допустить, что есть доля истины в следующих словах Пьера Виймара: «Участники четвертого крестового похода (1204 г.) сделали свои выводы из подобного поведения, быть может, трудные, но единственно возможные с логической точки зрения». [46]Никоим образом не оправдывая событий 1204 г., все это может помочь нам лучше понять мысли и побуждения людей, в них участвовавших. [47]
ЧЕТВЕРТЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
[48]
Иннокентий III и начало IV Крестового похода
Папа Иннокентий III
[49]взошел на папский престол в январе 1198 г. Для христианского Востока это было нелегкое время. Иерусалим в 1187 г. был захвачен Саладином, христиане Святой Земли были в бедственном положении. В первые годы понтификата Иннокентия III еще продолжается попытка Генриха VI, сына императора Фридриха I Барбароссы, осуществить новый Крестовый поход – она, однако, заканчивается полной неудачей.