— Вы правы, босс. Я ведь вырос на птичьем молоке и витаминах. Ведь так, по-вашему, питаются в гетто.
   Хоук доел селедку. Сразу за рыбными прилавками мы свернули налево и пошли по Калверстраат. На улице властвовали прохожие — никаких машин, чтобы не отвлекаться от магазинов.
   — Похоже на Гарвад-сквер, — заметил Хоук.
   — Да, куча магазинов, торгующих обувью «Фрай» и джинсами от «Ливане», дополненными блузками в деревенском стиле. А какого черта тебя понесло на Гарвард-сквер?
   — У меня была одна дамочка из Гарварда, — объяснил Хоук. — Очень умная.
   — Студентка?
   — Обижаешь, старик. Я что, похож на воспитательницу из детского сада? Она была профессоршей. Говорила, что моя жизненная сила возбуждает ее. Понял?
   — И как же ты нашел общий язык с ее собакой-поводырем?
   — Что ты понимаешь? Она не была слепой. И находила меня великолепным. Называла меня ласково «мой дикарь». И считала, что Адам должен был выглядеть так, как я.
   — Господи, Хоук, — прервал я его воспоминания. — Меня сейчас вырвет.
   — Да, я знаю. Это было ужасно. Мы не смогли долго выносить друг друга. Она была для меня роковой женщиной. Хотя очень ничего в постели. И зад такой мощный. Верно говорю.
   — Да я не спорю, — сказал я. — Ну вот, думаю, мы пришли.
   Мы остановились перед выносным прилавком книжного магазина, на котором громоздились сотни книг и журналов. Еще больше этого добра было внутри. Множество книг на английском языке. Вывеска на стене сообщала: «Три суперэротических сеанса каждый час». Стрелка указывала куда-то в глубину магазина. На дальней стене красовалась такая же вывеска, только стрелка ныряла вниз.
   — И какие же книжечки здесь продают? — заинтересовался Хоук.
   Выбор был широк: от книг Фолкнера и Томаса Манна до книг на английском, французском и датском. Я приметил Шекспира и Гора Видала, соседствовавших с пачками журналов, на обложках которых обнаженные женщины были скручены цепями, веревками, вожжами и другими путами, так что за ними невозможно было разглядеть тело. Можно было приобрести «Хастлер», «Тайм», «Пари матч» и «Гей-лав». Эту особенность Амстердама мне было трудно постигнуть. У нас такие порномагазины располагаются в особых районах, их еще поискать нужно. А здесь книжный магазин, который специализируется на клубничке, занимает место между ювелирным магазином и кондитерской. И торгует творениями Сола Беллоу и Хорхе Луиса Борхеса.
   Хоук поинтересовался:
   — Думаешь, она здесь живет? Можно проверить по табличкам на "К".
   — Может, пройдем наверх? — предложил я. — Адрес этот.
   — Давай, — согласился Хоук. — Вот и дверь.
   Частично скрытая навесом, дверь располагалась как раз за книжным магазином направо.
   — А что, если она дома?
   — Я знаю, как это проверить.
   Хоук ухмыльнулся:
   — Отлично. Посмотрим. Пока ты будешь тут ковыряться, я посмотрю, нет ли ее среди любителей порнухи там внизу.
   — Хоук, в таких делах я всегда числил тебя активным деятелем, а не посторонним наблюдателем.
   — Нелишне кой-чего и перенять. Учиться никогда не поздно. Совершенных людей не бывает.
   — Это уж точно.
   — Мы собираемся торчать тут круглосуточно?
   — Нет. Только днем.
   — Это хорошо. Полдня бдим, полдня спим. Не переломимся.
   — На этот раз нам будет труднее. Кэти знает нас обоих, и если она здесь, то будет осторожна как лиса.
   — К тому же, — добавил Хоук, — если мы будем мозолить здесь всем глаза, то любой местный полицейский вправе поинтересоваться, что мы тут делаем.
   — Это в том случае, если они хорошо несут свою службу.
   — Не спорю.
   — Будем меняться местами, — предложил я. — Я полчаса постою у магазина готовой одежды, а потом пойду туда, где торгуют цыплятами, ты же займешь мое место. Так и будем курсировать, меняясь через полчаса.
   — Лады, — согласился Хоук. — Только проведем смену не так регулярно. Лучше действовать по ситуации. Ритм не должен быть равномерным.
   — Хорошо. Все равно она не проскочит мимо нас, если нет черного хода.
   — Ты бы покараулил здесь для начала, малыш, а я смотаюсь проверить, где тут запасные выходы. Загляну в магазинчик и обойду квартал, узнаю, что есть хорошего.
   Я согласился:
   — Если она в твое отсутствие уйдет, то я пойду за ней. Встретимся в гостинице.
   Хоук кивнул:
   — Пока, шеф, — и направился в сторону магазина. Он прошел вглубь и спустился вниз по лестнице. Через пять минут появился наверху и с довольной улыбкой покинул магазин.
   — Почерпнул ценную информацию? — спросил я.
   — А как же. Теперь, когда в следующий раз захочу переспать с пони, — не растеряюсь.
   — Эти европейцы такие изобретательные ребята.

Глава 18

   Запасного выхода хоук так и не нашел. Мы бродили по Калверстраат весь остаток дня, меняясь местами, стараясь держаться поближе к стене дома, где могла быть Кэти, поглядывая на ее окна, если это вообще были ее окна, надеясь, что она нас не заметит, когда будет выглядывать на улицу. Если она вообще была в этой квартире.
   Магазин готовой одежды представлял последний в сезоне писк моды: нечто цвета хаки, напоминавшее палатку, длинное и абсолютно бесформенное, перехваченное на талии поясом. Оно плохо смотрелось даже на манекене в витрине. В продуктовом магазине продавали жареное мясо на мягкой булочке, покрытое сверху зажаренным яйцом. Очевидно, это представляло собой род сэндвича. Ассортимент насчитывал штук тридцать пять разнообразных бутербродов, но жареное мясо с яйцом пользовалось наибольшей популярностью.
   После обеда улица заполнилась многочисленными прохожими. Большинство из них, конечно, туристы: японцы, немцы с фотоаппаратами, группами и в одиночку. Было много голландских моряков. Казалось, что здесь больше курят, чем у нас. Люди высокого роста встречались не часто. Босоножки и сабо, очевидно, были любимой обувью, особенно у мужчин. Иногда попадались голландские полицейские в своей серовато-голубой форме с белой отделкой. Никто не обращал внимания ни на меня, ни на Хоука.
   В восемь часов я подозвал Хоука:
   — Пора наконец поесть, а то я сейчас расплачусь.
   — Не могу не согласиться с тобой, — подхватил Хоук.
   — Здесь недалеко есть приятное местечко под названием «Маленькая монашка». Я заглядывал туда в свой последний приезд.
   — И что же ты тут делал, старик?
   — Отдыхал. С одной дамой.
   — Это была Сюзан?
   — Да.
   В «Маленькой монашке» было все по-прежнему. Никаких перемен. Полированный каменный пол, беленые стены, низкие потолки и неброские витражи в окнах, много цветов и прекрасная кухня. На десерт нам подали ассорти из красной смородины, вишни, клубники, малины и черники в ликере. По-моему, в Голландии все говорят по-английски, и почти без акцента.
   Мы отправились спать в отель с чувством полного удовлетворения после ужина и с чувством нарастающей тревоги по поводу завтрашнего дня. Мне казалось, что и завтра нам предстоит бесцельно слоняться от магазина к магазину.
   Так и получилось. Целый день мы мотались по Калверстраат. Я разглядывал попадавшиеся витрины с такой дотошностью, что в конце концов выучил цены на все продававшиеся товары. За день я съел пять сэндвичей: три, потому что хотел есть, а два — от нечего делать. Наиболее интересными событиями дня стали два посещения общественного туалета на улице Рокин рядом с Главным туристическим бюро.
   Вечером мы отправились поесть в ресторан «Бали» на Ляйдсестраат, где подавали индонезийские блюда. Мы насчитали два с половиной десятка блюд из мяса, овощей и риса. Естественно, мы пили «Амстель». Даже Хоук. Шампанское мало подходит к индонезийской кухне. Отхлебнув пива, Хоук обратился ко мне:
   — Спенсер, сколько еще мы будем мотаться около этого чертова книжно-сексуального магазина?
   — Не знаю, — ответил я. — Прошло всего два дня.
   — Послушай, мы ведь даже не знаем, там она или нет. С таким же успехом можно расхаживать перед какой-нибудь почтенной старушенцией.
   — Но ведь туда в течение двух дней никто не входил и не выходил, соответственно. Тебе не кажется это странным?
   — А может, там никто и не живет?
   Я ел говядину с арахисом.
   — Подождем еще денек, а потом проверим. Договорились?
   Хоук только кивнул.
   — Я бы зашел да посмотрел, — пояснил он. — Куда как лучше, чем без толку болтаться по улице.
   — Я же говорил, что ты активная личность. Я не ошибся, — сказал я в ответ.
   — Кто бы сомневался, — хмыкнул Хоук. — Я предпочитаю делать все быстро.
   В отель мы возвращались по Ляйдсестраат, бурлящей ночной жизнью; музыка сопровождала нас до самого «Мариотта». Фойе почти опустело. Два парня, игроки какой-то южноамериканской футбольной команды, мирно дремали в креслах. Посыльный, навалившись на стойку, разговаривал о чем-то с администратором. Тихая музыка, доносящаяся из ночного бара, была продолжением звуков улицы. Мы молча поднялись на восьмой этаж. На двери нашего номера висела табличка «Не беспокоить». Я взглянул на Хоука, тот недоуменно пожал плечами. Мы такой таблички не вывешивали. Я приложил ухо к двери и прислушался. Отчетливо различил скрипение кровати и что-то, напоминающее тяжелое дыхание. Я поманил Хоука рукой, и он тоже припал к двери.
   Наш номер был последним перед поворотом, и я жестом пригласил Хоука в соседний коридор.
   — Судя по звукам, у нас в номере крутят эротический фильм, — высказался Хоук. — Как ты думаешь, в нашем номере кто-то занимается сексом?
   — Это же полный идиотизм! — воскликнул я.
   — Может быть, горничная, видя, что нас целый день нет, пригласила туда своего дружка, чтобы поиметь полное удовольствие?
   — Если ты допускаешь такую мысль, то наверняка есть люди, которые не только так думают, но и поступают, — размышлял я. — Только мне трудно в это поверить.
   — Можно подождать, пока они выйдут оттуда. Если там кто-нибудь удовлетворяет свою телку, не может же это длиться вечно.
   — С тех пор как я приехал в Европу, только и делаю, что прячусь в гостиничных коридорах и мотаюсь по улицам. Мне это надоело.
   — Ну тогда давай вперед, — предложил Хоук, вытаскивая обрез из-под пиджака.
   Я вынул ключ из кармана, и, завернув за угол, мы направились к номеру. Коридор был пустынен.
   Хоук занял позицию лежа прямо перед дверью; прицелившись, он кивнул. Я как можно тише повернул ключ в двери, стараясь не попадать на линию огня, и толкнул дверь. Револьвер — на изготовку.
   — Боже праведный, — пробормотал Хоук и мотнул головой в глубину комнаты.
   Я проскользнул внутрь, прижимаясь к стене. На полу валялись двое мертвых парней, а на кровати лежала Кэти. Она была жива, хоть и связана. Я пинком открыл дверь ванной. Никого. Левой рукой Хоук уже закрывал входную дверь. В правой он все еще держал наготове свой обрез — так, на всякий случай. Я вышел из ванной.
   — Никого и ничего, — констатировал я, засовывая револьвер обратно в кобуру.
   Хоук присел возле двух неподвижно лежащих тел.
   — Оба готовы, — сообщил он мне.
   Я молча кивнул в ответ. Кэти лежала на кровати со связанными за спиной руками. Ноги были опутаны веревкой. Такая же веревка охватывала ее талию и плотно прижимала Кэти к кровати. Рот был залеплен клейкой лентой.
   Взглянув на нее, Хоук обрадовался:
   — Так вот что мы слышали. О сексе никто и не помышлял. Это Кэти пыталась освободиться.
   В подтверждение этих слов Кэти издала низкий придушенный звук возмущения и снова задергалась, пробуя ослабить путы.
   — Кто же прикончил этих двух молодцов? — задал я вопрос то ли Хоуку, то ли себе.
   — Каждый из них получил пулю в затылок, чуть ниже уха. Дырочка очень маленькая.
   — Калибр все тот же?
   — Скорее всего, да. Времени прошло порядком. Они успели остыть.
   У Кэти на правом бедре было приклеено письмо. Лента, держащая его, совпадала с той, что стягивала ее губы. Я потянул конверт.
   — Может, мы выиграли эту куколку в лотерею? — предположил я.
   — Готов поспорить, что нет, — моментально отреагировал Хоук. Он все еще держал наготове обрез, но не так напряженно, как раньше.
   Я вскрыл записку. Кэти извивалась на кровати, продолжая издавать возмущенные звуки. Хоук читал записку, заглядывая мне через плечо. Там говорилось:
   "Нам предстоит огромная работа, вы же встали на нашем пути. Если бы у нас было время, мы бы избавились от вас. К сожалению, убить вас непросто, особенно черномазого. Поэтому мы оставляем вам то, за чем вы так упорно охотились. Этих двоих (последних из вашего списка) мы сами пустили в расход. Возможно, я еще пожалею, что оставляю в живых женщину, но я оказался более сентиментальным, чем нужно. Мы испытывали друг к другу нежность, и я не могу убить ее.
   У вас больше нет причин разыскивать нас в дальнейшем. Если же вы будете продолжать преследование, мы сумеем его пресечь более радикальными методами.
   Пауль".
   — Сукин сын, — пробормотал я.
   — Значит, черномазого... — раздался голос Хоука.
   — Не бери в голову, ведь они расисты с нацистским душком.
   — Я все прекрасно понимаю, — ответил Хоук. — Ну как, эти двое соответствуют твоей картотеке?
   — Посмотрим, — сказал я, доставая фотороботы из ящика комода.
   Хоук ногой перевернул трупы. Я сравнил фотографии с безжизненными лицами, взгляды парней были устремлены в бесконечность.
   — Я бы признал, что это они. — Я протянул фотографии Хоуку.
   Он подтвердил мое предположение:
   — Похоже на то.
   Я кивком указал на Кэти:
   — А вот вам и номер девять.
   — Что ты собираешься с ней делать?
   — Для начала ее можно развязать.
   — Ты думаешь, нам не грозит никакая опасность?
   — Нас двое, — усмехнулся я.
   — У нее такой вид, будто крыша поехала.
   Он был прав. Глаза Кэти, полные ненависти, вылезали из орбит. С той поры, как мы вошли в комнату, она не переставала метаться из стороны в сторону и извиваться, чтобы высвободиться из веревок. И яростно поскуливала, насколько ей позволяла клейкая лента.
   — Знаешь, лучше попридержать ее связанной. Она весьма искусная мошенница. Мы ее развяжем, а она нас перестреляет. Надо ее обыскать.
   Хоук засмеялся:
   — Ишь ты, какой недоверчивый. — Он положил обрез на стол возле кровати. — Ладно, я все сделаю.
   Я выглянул из окна на улицу, стараясь рассмотреть с восьмого этажа, что творится внизу. Ничего особенного, что могло бы вызвать тревогу, не бросилось мне в глаза. В свете ночных фонарей поблескивал канал, и его медленное течение успокаивало. Играя огоньками зажженных свечей, проплыл прогулочный теплоходик. Если бы Сюз была рядом, мы бы могли совершить приятное путешествие на таком трамвайчике, наслаждаясь старинным городским пейзажем и вином с голландским сыром. Да... Но Сюзан сейчас далеко. Хоук мог бы пойти со мной, только вряд ли ему нравится гулять, взявшись за руки.
   Я оглянулся. Хоук медленно ощупывал Кэти в поисках спрятанного оружия. По мере движения его рук пленница все активнее пыталась вырваться из пут, а из-под липучки вылетали животные звуки. Когда он дошел до ее бедер, она изогнулась и сделала мостик, насколько позволяли ослабшие веревки. Ее лицо побагровело, а дыхание вырывалось через ноздри и напоминало фырканье лошади.
   Хоук, повернувшись ко мне, сказал:
   — У нее нет оружия.
   Я приблизился и осторожно оторвал липкую ленту от губ Кэти. Она хватала ртом воздух, как это делают люди, вытащенные из воды. Лента оставила ярко-красный след на ее лице.
   Захлебываясь воздухом, она зло заговорила.
   — Ну, кому я достанусь первому? Тебе или ему? — шипела она, злобно поглядывая на Хоука. Звериные интонации превратились в шипение рептилии. В левом уголке рта даже появилась слюна. Она снова стала биться, как птица в силках.
   — Я как-то не думал о том, чтобы переспать с тобой, — успокоил я Кэти.
   — Что же вы? Заткните мне рот! Насилуйте меня, пока я беспомощна, связана и бессловесна. Распинайте меня на этой кровати!
   Она перевела дыхание и, высунув язык, облизала пересохшие губы.
   — Я не могу двинуться, — продолжала она. — Веревки крепки, а у меня уже нет сил. Вы можете разорвать на мне одежду, получить огромное удовольствие, унизить меня, втоптать в грязь!
   Хоук сказал:
   — Нет.
   Я поправил:
   — Может быть, позже.
   Хоук вытащил из заднего кармана брюк складной нож и, разрезав веревки, освободил ее. Ему пришлось перекатить Кэти на живот, чтобы высвободить ей руки. После этого он дружелюбно пошлепал ее по заду, легко и без задней мысли, вроде того, как игроки одной команды подбадривают друг друга. Она рванулась и резко села.
   — Черная свинья, — гневно сказала она. — Не смей прикасаться ко мне.
   Хоук взглянул на меня, его лицо выразило недоумение.
   — Свинья, еще и черная? — переспросил он.
   — Девушка, очевидно, не разбирается в зоологии и делает ошибки в английском, — пояснил я.
   — Ну тогда я все понял, — поддержал меня Хоук.
   — Что же помешало вам расправиться со мной? — поинтересовался я.
   — Я убью вас обоих, — тут же заверила она. — При первом же удобном случае.
   — Тогда это будет не скоро, — заметил Хоук. — Тебе придется встать в очередь.
   Теперь Кэти сидела на краю кровати. Ее белое хлопчатобумажное платье было безжалостно измято вследствие попыток освободиться от веревок.
   — Мне нужно в ванную, — заявила Кэти.
   — Давай, — кивнул я. — Пользуйся моментом.
   Она тяжелой походкой прошла в ванную и закрыла за собой дверь. Мы услышали, как щелкнула задвижка и в раковину побежала вода. Хоук направился к одному из кресел, обтянутых красной искусственной кожей, осторожно переступив через два распластанных на полу трупа.
   — Ас этими вещдоками что будем делать? — спросил он.
   — О! — простонал я. — Ты тоже не знаешь?

Глава 19

   Пока Кэти находилась в ванной, мы с Хоуком убрали трупы, затолкав их под кровати.
   В ванной, перекрывая остальные звуки, все еще журчала струя воды.
   — Как думаешь, что она там делает? — задал вопрос Хоук.
   — Да, может, ничего. Возможно, она размышляет над тем, что ей делать после того, как она оттуда выйдет.
   — А может, она наводит марафет в надежде, что мы все-таки кинемся на нее и изнасилуем?
   — В тихом омуте черти водятся, — предположил я. — Кто знает, вдруг она мечтает, чтобы Бенито Муссолини избил ее экземпляром «Майн кампф»?
   — Или жаждет заняться сексом с двумя такими красавчиками, как мы с тобой, — не унимался Хоук.
   — В первую очередь с тобой, приятель. Я уже кое-что слышал от нее об особенностях чернокожих.
   — Она должна знать, что я силен и ритмичен, как и все черные, — рекламировал себя Хоук.
   — Да-да. Именно это я и слышал.
   Я взял с полки флакон пятновыводителя и побрызгал на следы крови на полу.
   — Думаешь, эта штука поможет?
   — Мои брюки она отчищает, — пояснил я. — Когда пятновыводитель высыхает, я просто счищаю пыль щеткой.
   — Когда-нибудь из тебя получится чудесная домохозяйка. Ты ведь еще и готовишь прекрасно, — вспомнил Хоук.
   — Да. Только я всегда храню свои фирменные секреты.
   Кэти закрыла кран в умывальнике и вышла из ванной. Теперь она была причесана и разгладила руками складки измятого платья, насколько это было возможно.
   Я стоял на коленях и старательно счищал с пола кровавое пятно.
   — Садись, — обратился я к ней. — Есть хочешь? Выпьешь чего-нибудь?
   — Я проголодалась, — тихо сказала она.
   — Хоук, позвони вниз, закажи что-нибудь.
   — У них обслуживание почти круглосуточное, — сообщил Хоук. — Фирменный паштет, сыр, хлеб, кувшинчик вина. Устроит?
   Кэти молча кивнула.
   — Просто прекрасно, — ответил вместо нее я. — Почему бы нам всем не подкрепиться?
   — Вот что значит питаться восточными яствами, — подхватил Хоук. — Через час — голодный как волк.
   Кэти села на стул около окна, положив ладошки на колени, которые плотно сжала, как ученица. Низко опустив голову, она рассматривала костяшки собственных пальцев, крепко сцепленных в замок. Хоук позвонил по телефону и сделал заказ. Я собрал щеткой высохший пятновыводитель и расплескал для видимости воду на то место, где было пятно.
   Явился официант, доставивший наш поздний заказ, и прямо в дверях Хоук принял у него сервировочный столик. На круглом столике, который Хоук выкатил на середину комнаты, располагались тарелки с паштетом, сыром и французскими булочками. Все это дополняла бутылка красного вина.
   — Приступай, крошка, — обратился Хоук к Кэти. — Прошу к столу, кушать подано.
   Кэти приблизилась без единого слова. Когда она устроилась, Хоук налил ей немного вина. Рука Кэти дрожала, и по подбородку побежала красная струйка. Она промокнула ее салфеткой. Хоук отделил кусок паштета и, отломив хлеба, обратился ко мне:
   — Ну и что мы будем делать с Кэти?
   — Не знаю, — сказал я, отпив немного вина. У него был терпкий вкус и необычный аромат. Вероятно, люди, которые не охлаждают вино, не так уж неправы.
   — Кажется, работа сделана. Я говорю о записке. Мы ведь выполнили заказ Диксона.
   — Не уверен, — ответил я. — Паштет просто превосходный.
   — Ага, — согласился Хоук. — Это фисташки?
   — Ты что, — поинтересовался я, — собираешься домой?
   — Я, старик? Мне там нечего делать. Это же ты ждешь не дождешься, когда увидишь Сюзан.
   — Не отрицаю.
   — Кроме того, — продолжал он, — не нравится мне этот Пауль.
   — Какое совпадение.
   — Я сильно обиделся, когда он собирался угробить нас. И мне не по душе его угрозы сделать это в том случае, если мы от него не отстанем. Потом, мне совсем не нравится, что он так подставил свою девчонку, только ему припекло задницу.
   — Ты прав. Мне это тоже не понравилось. Не хочется показывать ему спину.
   — В довершение всего, он обозвал меня черномазым. — Лицо Хоука расплылось в добродушной улыбке, не соответствующей моменту.
   — Расистский выродок, — бросил я.
   — Как бы сообщить ему, что мы не принимаем его правила игры?
   Кэти ела и пила, не участвуя в разговоре и делая вид, что ее происходящее вообще не касается.
   — Кэти, ты знаешь, куда он отправился?
   Она отрицательно покачала головой. Казалось, что ярость ее улетучилась сама собой.
   Хоук засомневался:
   — По-моему, ты говоришь неправду. Ведь у вас должно быть убежище, куда ваши люди приползают зализывать раны.
   Она снова покачала головой. По ее щекам тихо покатились слезы.
   Хоук с шумом хлебнул вина, медленно поставил стакан на стол и съездил ей по физиономии. Голова Кэти дернулась назад, потом она вся сжалась в комок, как бы стараясь уйти в глубину стула. Сотрясаясь всем телом, она разразилась рыданиями — зажав ладонями уши, сдавила лицо руками и закричала. Хоук еще отпил вина и взглянул на нее с неподдельным интересом.
   — У нее здорово получается, — утвердительно сказал он.
   — Она напугана, — возразил я ему. — Любой бы на ее месте испугался. Ты представь: она одна, наедине с двумя здоровыми мужиками, которых она, между прочим, пыталась убить, а человек, которого она любила, предал ее. Она осталась одна. А это очень тяжело.
   — Ей будет еще тяжелее, если она не скажет нам, куда слинял ее красавец.
   — Хоук, не следует превращать секс в средство добычи информации.
   — Равноправие, дружок. Она имеет право получить от меня по морде, как любой мужчина.
   — Мне это не по душе.
   — Тогда пойди погуляй. К твоему приходу я буду знать все, что нам нужно.
   Я встал. Я знал, что мы разыгрываем вариант «хороший полицейский против плохого полицейского». Но знал ли об этом Хоук?
   — Господи милосердный, — воскликнула Кэти. — Не делайте этого.
   Хоук тоже встал. Он снял пиджак, вынул из кобуры свой обрез и стал медленно расстегивать пуговицы рубашки. Хоук всегда выглядел весьма мужественно. Его торс был грациозен и упруг. Мускулы груди и рук легко перекатывались, когда он поводил плечами. Я направился к двери.
   — Прошу вас, не оставляйте меня с ним, — взмолилась Кэти, скользнув из кресла на пол, и поползла в мою сторону. — Не позволяйте ему этого. Не разрешайте унижать меня. Прошу вас.
   Хоук шагнул и оказался между ней и мной. Она ухватилась за его ногу.
   — Нет, нет, — повторяла она. В уголке рта снова появилась слюна. Дыхание вырывалось с шумом. Из носа тоже текло.
   Я обратился к Хоуку:
   — Мне не так уж нужна эта информация.
   — Ах да. Это все твои дурацкие принципы. Ты — слюнтяй!
   Я стоял на своем:
   — Не желаю пачкаться, и все.
   Я нагнулся и взял Кэти за руку.
   — Вставай, — сказал я. — Сядь на стул. Мы не обидим тебя.
   Я подтолкнул ее к стулу. Потом зашел в ванную, намочил полотенце холодной водой, отжал и отнес Кэти, чтобы она могла вытереть лицо.
   Хоук делал вид, что его тошнит от этой сцены. Налив стакан вина, я подал его со словами:
   — Выпей, — и добавил: — Соберись. Не дергайся. У нас уйма времени. Когда ты будешь готова, мы обо всем поговорим. Договорились?
   Она согласно кивнула.
   Хоук напомнил:
   — Ты не забыл, что именно она участвовала в покушении, когда бомба разнесла на куски женщину и двух малолеток? Еще хочу напомнить, что она выслеживала тебя в Лондонском зоопарке, чтобы показать твою задницу своим приятелям. А может, ты забыл, как она преспокойно стояла в той квартире в Копенгагене, когда ее любовник приговорил тебя к смерти? Ты вообще помнишь, кто она такая?
   — Мне все равно, кто она такая, — прервал я его тираду. — Меня больше интересует собственный имидж.