– Как хочешь… – В горле пересохло, мешая говорить. – Но возможно, тебе стоит обсудить эту проблему с хорошим психотерапевтом? Такие раны сами не заживают.
   – Творчество – лучшая терапия. Чтобы добиться успеха, актер должен хорошо себя знать. Даже самые нервные из нас отлично понимают, что именно вызывает у них нервный тик. – Он снова прошелся по салону. Плавные сильные движения скрывали его внутреннее смятение. – Мне известно, что со мной произошло и как это меня терзало. Сомневаюсь, что психотерапевт сообщит мне что-то новое.
   – Но дело ведь не в диагнозе, а умении облегчить боль.
   – А ты сама обращалась к психоаналитикам, чтобы справиться со своими детскими проблемами?
   – Ты поймал меня на слове, – призналась она. – Было время, когда я решилась на это. Я знала многих, кому сеансы психотерапии очень помогли. Но оказалось, что мне проще самой разобраться со своими проблемами.
   – И видимо, проделала большую работу. Ты активная, здравомыслящая, что особенно важно в нашем призрачном мире. Да еще и занимаешься любимым делом. Так что интуиция тебя не подвела.
   Он ее переоценивает, подумала Рейн.
   – Коли у нас такой откровенный разговор, то скажи, почему ты на мне женился? А через три года вдруг решил, что это было ошибкой?
   – Когда мы встретились и так славно ладили, я… мне… не хотелось расставаться с тобой. И хотя я знал, что семейная жизнь не для меня, решил пойти наперекор логике. – Он пожал плечами. – Ты, наверное, давно заметила, что у меня правое полушарие работает лучше левого. Логическое мышление не относится к моим достоинствам.
   – И что же произошло потом? – спросила Рейн, стараясь сдержать готовые пролиться слезы. – Я думала, нам хорошо вместе. Тебе стало скучно?
   – Помнишь тот телефонный разговор, когда ты упомянула о детях? Хотя ты попыталась превратить его в шутку, я понял, как отчаянно ты хочешь ребенка. Мне раньше казалось, что ты, как и я, не склонна заводить семью. Когда я сообразил, что ошибался, то понял, что нашему браку пришел конец.
   Она даже рот открыла от изумления. Какая близорукость!
   – Поэтому ты поддался чарам Анджелы Грин?
   – Можешь в это не верить, но у нас с ней никогда не было секса.
   Рейни вспомнила свой странный визит на Крит. Анджелу, склонившуюся к Кензи… Его отрешенный взгляд…
   – Ты прав, в это трудно поверить.
   – Понимаю. Анджела, может, и хотела заарканить меня, но меня это не интересовало. Я скучал по тебе. Ты вошла в тот момент, когда я как раз хотел объясниться с ней. Я понимал, что любовное приключение положит конец нашему браку, но это так… грубо и вульгарно. Но когда, не разобравшись, ты сделала неправильный вывод, грех было не воспользоваться подвернувшимся шансом. И потом, это избавило меня от необходимости действительно переспать с Анджелой Грин.
   Рейни не знала, смеяться ей или плакать.
   – Почему ты прямо не сказал, что не хочешь детей? Я почувствовала это по твоей реакции и после некоторых душевных терзаний поняла, что проживу и без них. Но ты никогда не давал мне возможности выбора. Ты думаешь, что у женщины на уме только дети и ради ребенка я готова расстаться с тобой?
   Он мрачно улыбнулся:
   – Нет, я понимал, что ты хочешь сохранить наш брак. Но время идет, и, возможно, когда ты сама осознаешь необходимость этого шага, будет уже поздно.
   Она изумленно уставилась на него:
   – Так ты решил расторгнуть наш брак ради меня? Да ты просто самонадеянный болван!
   – Самонадеянный, – согласился он. – Тогда докажи, что я не прав.
   Рейни кипела от возмущения, но не могла сказать, что его выводы лишены здравого смысла.
   – Ты прав в том, что я не стала бы разводиться из-за твоего нежелания иметь детей. Но почему мы вообще должны разводиться? Неужели после всего, что нам пришлось пережить, мы не можем жить счастливо?
   – Жить в браке, когда ни один из нас не отважился сказать, что мы любим друг друга? – мягко спросил он. – Расставание – просто вопрос времени.
   Рейн была настолько потрясена, словно получила пощечину. Да, о любви никогда не говорилось. Бывали моменты такой близости, что она была на грани признания, но не могла заставить себя сделать это, неуверенная в его ответных чувствах. Она знала, что нравится ему, что вызывает в нем страстное желание, но вовсе не была уверена, что любима.
   – Ты… заметил, – только и сумела выговорить она.
   – Заметил. Хотя я и не специалист в сфере чувств, но понимаю, что совместная жизнь невозможна без полного доверия. А мы лишь немного опустили барьеры, защищавшие нас от мира, ты – чуть больше, чем я. Но оба были озабочены тем, чтобы не открыть слишком много. – Он замолчал, с сочувствием глядя на нее. – Возможно, на твою долю выпало чуть меньше страданий, но и ты не сумеешь преодолеть свои страхи и найти любовь, которую заслуживаешь, пока рядом с тобой не окажется человек сильнее и храбрее меня.
   Она сжалась в комок, потрясенная тем, как глубоко он проник в ее душу. Он видел ее и себя без иллюзий. Понадобилась Сара Мастерсон, вымышленная героиня викторианской эпохи, чтобы она смогла понять, что никогда по-настоящему не верила в свою супружескую жизнь. Будучи современной женщиной, Рейн Марло всегда была готова к отступлению.
   С тех пор как они вышли из часовни после панихиды по Чарлзу Уинфилду, все изменилось. Пришло время честно ответить себе, чего она хочет от себя и от Кензи.
   На первый взгляд ответ был абсолютно ясен: она хотела, чтобы он всегда был рядом с ней – как муж и любовник. Сегодня он открылся ей больше, чем за четыре года знакомства. Тот факт, что Кензи действовал ей во благо, говорил о его любви, хотя он и не отважился произнести это слово.
   Что до нее самой, то она надеялась, что ей хватит смелости взять на себя любые обязательства, невзирая на риск. Она желала жить такой же насыщенной жизнью, как Клементина, но быть более мудрой. Ей хотелось сокрушить те барьеры, за которыми она пряталась всю жизнь.
   Она готова отдать свое сердце Кензи, даже если он откажется от этого дара.
   – Не могу отрицать, что я боялась, Кензи, но я… люблю тебя. Так сильно, что решилась выйти за тебя замуж, хотя в глубине души знала, что наш брак долго не продержится. Так бесконечно, что могу громко сказать, об этом. – Она поднялась с кресла и подошла к нему. – Думаю, что и ты меня любишь, поскольку действовал мне во благо, хотя и заблуждался. И если мы любим друг друга, пусть на свой, странный, лад, разве это не может служить фундаментом для будущего?
   – Слишком поздно, Рейни. – В его хриплом голосе звучала мука. – Возможно, при других обстоятельствах мы могли бы продолжать отношения, которые связывали нас в последние годы. Но не теперь. Иллюзия, по имени Кензи Скотт, рассыпалась на мелкие кусочки, и их не склеить.
   Она положила руку на его плечо и посмотрела ему в глаза.
   – Твое прошлое не изменило моих чувств к тебе. Я люблю и уважаю тебя даже больше, чем прежде. Последние недели были тяжелыми для нас обоих, но, кто знает, может, именно теперь мы получили шанс построить такие отношения, которые продлятся всю нашу жизнь?
   Она не ошибалась, в его зеленых глазах было не только отчаяние, но и страстное желание. Рейн приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
   Он мгновенно ответил ей, его ладонь скользнула по ее руке. Она прижалась к нему, потрясенная силой простого поцелуя, когда в него вложена любовь. Как ей могло прийти в голову расстаться с ним? Она чувствовала, как рушатся препоны и ее израненная душа рвется навстречу ему.
   Он схватил ее за руки и отстранил от себя. Его дыхание было прерывистым, отчаяние одержало победу.
   – Это не поможет, Рейни!
   Он повернулся и пошел в туалет, располагавшийся в хвосте самолета. Как только за ним захлопнулась дверь, Рейн поняла, что его тошнит.
   Дрожа, как в лихорадке, она упала в кресло. Хотелось верить, что он скверно себя чувствует, потому что много пил и почти не ел. Вдруг она почему-то вспомнила, как они снимали сцену первой брачной ночи. Она была потрясена тем, с какой проникновенностью Кензи передал страдания своего героя, разрывавшегося между чувством стыда и долгом перед юной женой, которую он к тому же идеализировал. И как он без сил упал на пол, схватившись за живот…
   О Господи, думала она, пытаясь сдержать дрожь, так, значит, он вложил в эту сцену собственный опыт? Неудивительно, что он не верил в перспективность их брака. Больше двадцати лет он ухитрялся скрывать ужасы своего детства. Он мастерски овладел умением отрешаться от прошлого, сублимировать эмоции в творчестве и делал это блестяще.
   Но теперь все кончено. Найджел Стоун разрушил преграды, которые давали Кензи возможность существовать. Призраки прошлого, которых ему удалось обуздать, вырвались на свободу и терзали его душу.
   Его вывернуло наизнанку в прямом смысле этого слова. Он вернулся в салон, и до посадки в Нью-Йорке они не обмолвились ни словом. Экипаж пополнил запас горючего, и самолет взял курс на Нью-Мексико. Свернувшись калачиком в кресле, Рейни спала до конца полета.
   Кензи тоскливо поглядывал на бар, думая, не плюнуть ли ему на все и не напиться ли до бесчувствия. Но даже при мысли об этом его желудок взбунтовался. Тогда он вызвал стюарда, который во время трансатлантических перелетов находился в передней части лайнера, и заказал еду. И хотя он все еще был не в состоянии поесть как следует, но руки у него уже не дрожали.
   Он стремился в Сиболу, как голубь в родную голубятню. Странно, ведь ему не доводилось провести там более одной ночи! И все же эти первозданные места казались ему надежным убежищем.
   Уже смеркалось, когда они приземлились на небольшом частном аэродроме недалеко от ранчо.
   Молодой человек, на лице которого было написано явное удивление, доложил Кензи, что автомобиль ждет его. Должно быть, Рейн вызвала машину по телефону.
   Кензи расписался в квитанции, получил ключи и увидел, что вещи Рейн тоже лежат в машине.
   – Вечно напутают с багажом, – проворчал он и вытащил ее чемодан.
   – Ничего они не напутали, – хмурясь, возразила она, – я еду с тобой.
   Он изумленно воззрился на нее, не зная, радоваться ему или огорчаться. Наверное, она боится, как бы он не сотворил что-нибудь непоправимое, и не хочет оставлять его одного.
   – Не смеши, в Лондоне ты то и дело твердила, как хочешь домой. Самолет доставит тебя туда через пару часов.
   – Дом там, где сердце.
   Смысл ее слов был предельно ясен. Кензи пронзил острый приступ желания. Если бы все было так просто! Но увы, она ничего не поняла.
   – Тебе предстоят долгие месяцы кропотливой работы над фильмом, а это значит, что ты должна вернуться в Лос-Анджелес.
   – Мне нужно отдохнуть. Даже Господь отдыхал после сотворения мира, а у меня сил гораздо меньше.
   – Рейни…
   Она взглянула на него глазами рассерженной кошки. Защищаясь от порывистого холодного ветра, налетевшего с гор, плотнее запахнула полы фирменной куртки с логотипом «Центуриона».
   – Пока ты не придешь в себя, я останусь с тобой.
   Он прикрыл глаза, чувствуя, как кровь стучит в висках. Неужели она хочет, чтобы он рассказал, как ее поцелуй и то возбуждение, которое он ощутил, пробудили невыносимые картины пережитого насилия? Долгие годы ему удавалось держать эти воспоминания в глубинах подсознания, теперь не получится. Джинн вырвался из бутылки. И неизвестно, когда он отважится на сексуальный контакт.
   – Физическая близость не метод удержать меня и сохранить наш брак, Рейни.
   Она вздохнула, ее боевой настрой исчез.
   – Ты не единственный, кто может понять человеческую натуру, дорогой. Я обдумала то, что ты рассказал. Конечно, я не могу в полной мере ощутить твои переживания, но понимаю, что наш брак может спасти только чудо. А я в чудеса не верю. Но ответь мне честно. Ты проявил благородство, согласившись на развод ради моей же пользы. Прошу тебя, отбрось свое великодушие на время. Ты позволишь мне остаться с тобой на несколько дней или нет?
   Он замялся.
   – Правду, Кензи, – потребовала она.
   Правду? Так или иначе, но скоро ей придется вернуться в Калифорнию, чтобы заняться работой по выпуску фильма. Так что на несколько дней…
   – Мне приятно принять тебя в Сиболе, Рейни. Только… не жди от меня слишком многого.
   – Не буду. Просто мне необходимо передохнуть перед возвращением к реальной жизни. – Она кивнула на машину: – Ты сядешь за руль или я?
   – Алкоголь уже выветрился. – Он распахнул перед ней дверцу. – У тебя еще есть возможность передумать и поступить разумно.
   Улыбнувшись, она села в автомобиль.
   – А я часто это делаю?
   – Почти никогда.
   Он сел за руль, чувствуя себя лучше от того, что они все-таки остались друзьями.

Глава 33

   Северная часть Нью-Мексико с ее горами и долинами казалась другой планетой по сравнению с тротуарами Лондона, где Найджел Стоун бросил в лицо Кензи страшное обвинение. Солнце медленно садилось за холмы. Рейни наслаждалась суровым пейзажем, окрашенным в золотистые тона заката. Постепенно напряжение оставило ее. Стараясь досконально разобраться в том, что рассказал Кензи, она спросила;
   – Когда тебе удалось убежать, сутенер твоей матери пытался разыскать тебя?
   – Нет. Даже если Рок и знал, что я у Тревора, он не стал бы меня искать. В этом бизнесе все держится в тайне – ни покупатель, ни продавец не пользуются настоящими именами и адресами, реальны только деньги. Сточки зрения Рока, я просто исчез. Он мог решить, что я не стою его забот. Я вырос и стал не столь привлекательным для педофилов.
   Рейни передернула плечами. Даже потрясающая отрешенность Кензи от своего прошлого не сглаживала ужаса жизни, на которую его обрекли в детстве.
   – Ты знаешь, что случилось с Роком? Приличный тюремный срок был бы для него достойным приговором.
   – Спустя два года после моего бегства его зарезали в баре. Я бы об этом не узнал, но поскольку преуспел в уроках чтения, мой наставник поручил читать ему ежедневную газету. Убийство Рока было всего лишь незначительной новостью в колонке событий дня.
   – Что ты почувствовал, когда узнал, что он мертв?
   Его губы сложились в твердую линию.
   – Я от счастья потерял дар речи. Единственное, о чем я сожалел, было то, что, вероятно, он умер быстро.
   Значит, он все-таки не смогло конца отмести от себя прошлое, подумала она и сказала:
   – Надеюсь, Найджела не постигнет та же участь.
   – К нему я не испытываю такой ненависти, как к его отцу. У бедняги было тяжелое детство. Его отец – настоящее чудовище, мать – пьяница и к тому же постоянно колотила его. Он все время прятался в кинотеатрах, как и я. Ему было нелегко получить образование и стать успешным репортером.
   – Твое всепрощение поразительно.
   – Просто я сознаю, что во многих отношениях оказался удачливее Неда. Моя мать, когда ее разум не затуманивали наркотики, была любящей и нежной женщиной. А у Тревора я рос среди мудрых, образованных пожилых людей, для которых было делом чести выучить меня и дать путевку в жизнь. Это все равно что иметь дюжину добрых крестных. Сомневаюсь, чтобы в жизни Неда было хоть немного доброты.
   – Он сам виноват. Кто станет тянуться с добром к человеку, у которого одно зло на уме?
   Рейни задумалась: так ли уж Кензи свободен от гнева, как кажется, или это чувство все же бушует в глубинах его души? Возможно, своим возвращением к жизни он обязан умению отстраниться от того, что не в силах изменить?
   Поскольку атмосфера немного смягчилась, она позволила себе следующий вопрос:
   – Почему ты так настроен против детей? Ведь ты прекрасно ладишь с ними – и с поклонниками, и с теми, кто снимается вместе с тобой. Я не пытаюсь переубедить тебя, просто стараюсь понять. Тебе кажется странным мое желание иметь детей, так как ты знаешь, каким трудным было мое собственное детство?
   Он сбросил скорость и свернул на узкую дорогу.
   – Мне встречались люди, у которых было тяжелое детство. Многие решительно отказывались иметь детей. Воспитывая детей, они невольно возвращались в свое детство. И для некоторых такие воспоминания были просто невыносимы. Я отношусь к их числу. Думаю, ты тоже.
   – Я тоже так думала, когда была моложе. Но несколько лет назад мне захотелось, как ты выразился, вернуться к своему детству. – Рейн принялась разглядывать пейзаж за окном. – Клементина, как и твоя мать, была замечательной женщиной, но большую часть жизни проводила в разъездах, давая бесконечные концерты. Даже когда она оставалась дома, то всегда была поглощена работой и… бурной светской жизнью.
   Забота о Рейн лежала на плечах нянь и экономок, а не матери.
   – По ночам я лежала без сна, надеясь увидеть ее. Услышав, что она пришла, я бросалась к ней навстречу. – Правда, сначала приходилось убедиться, что Клементина не под кайфом и без любовника. – Она смеялась, укладывала меня в постель и, если мне везло, пела песенку. – Рейн вздохнула. – Я поклялась, что если у меня будут дети, я стану брать их с собой повсюду. Я хотела бы, чтобы они постоянно ощущали любовь и заботу. Знали, как они важны для меня.
   Она умолкла, пораженная собственной искренностью. Что ж, если она хочет быть с Кензи откровенной, то начало положено.
   – Чтобы воспитать ребенка, надо отдать много сил. У меня их нет, – мрачно констатировал он. Мысль о детях… причиняет мне нестерпимую боль.
   Робкая надежда на то, что он изменит свое решение, умерла. Желая сменить тему, она спросила:
   – Ты не задумывался, каково иметь настоящего отца? Мысль об этом не дает мне покоя. – Ее суровый, строгий дед не слишком подходил для роли любящего палочки. – Только поговорив с тобой, я отважилась нанять детектива.
   – Он узнал что-нибудь новое?
   Рейн рассказала о последнем отчете Муни. Когда она закончила, Кензи заметил:
   – В списке претендентов на роль твоего отца есть администратор студии. Что ж, может, это и есть твой отец? Это объясняет твое страстное желание создавать собственные проекты.
   – И унаследованное стремление всем распоряжаться? Возможно, хотя я думаю, что большинство актеров мечтает об этом. А ты нет?
   – Совсем нет, – резко сказал Кензи. – Ненавижу подчиняться, но и не хочу контролировать других. Слишком большая ответственность. Я просто хочу быть… свободным. – И уже мягче добавил: – Меня привлекает в актерской профессии то, что здесь я сам себе хозяин. Если мне надоест играть, я всегда смогу заработать на жизнь водителем такси или курьером.
   Эти слова вызвали у Рейни улыбку.
   – Пока все наоборот, ты так преуспел, что можешь вообще не работать, пока сам этого не захочешь.
   – Это весьма кстати, поскольку я больше не собираюсь сниматься.
   Его голос прозвучал так тихо, что она с трудом разобрала слова.
   – Не будешь сниматься?! – воскликнула она. – Ты серьезно, Кен? Ты же прирожденный актер. Ты не сможешь бросить профессию…
   Его профиль слабо вырисовывался в наступившей темноте.
   – Профессия актера была для меня способом уйти от самого себя. Теперь… мое прошлое застало меня врасплох. И я не знаю, смогу ли заниматься этим дальше.
   Она услышала в его голосе мрачную решимость, и ее сердце сжалось от боли. Его лишили работы, которая была смыслом его жизни, точно так же, как по милости Рока у него отняли веру в себя и невинность.
   Если дело зашло так далеко, осталось ли хоть что-нибудь от Кензи Скотта?
 
   В предвкушении безмятежного покоя Кензи остановил джип на подъеме, с которого открывался вид на ранчо.
   – Интересно, почему горит свет? Грейди перебрались на новое место несколько недель назад, так что дом должен быть пуст.
   Рейн пожала плечами:
   – Когда я звонила Эмми, чтобы она организовала машину, то попросила передать Грейди, что ты приезжаешь. Думаю, Альма зажгла свет, чтобы дом выглядел более гостеприимно.
   Он медленно повел машину по спускавшейся в долину дороге.
   – Хорошие помощники подобны невидимым эльфам, украшающим жизнь.
   Он надеялся, что Рейн права и свет в доме – всего лишь дружеский жест. И хотя Грейди были ему очень симпатичны, у него не было сил с кем-нибудь общаться сейчас. Трудно поверить, что только сегодня утром произошел этот страшный инцидент с Найджелом Стоуном, Это был бесконечный день, за который они преодолели восемь часовых поясов. Треть путешествия вокруг света.
   Смертельно усталый, он подъехал к дому и выключил мотор. Они выбрались из машины. Слабый свет фонарей освещал округу. Кензи вытащил из багажника два самых больших чемодана и пошел к дому. Рейни везла за собой небольшой чемоданчик на колесах. Она распахнула перед Кензи дверь, ведущую в кухню, и замерла от неожиданности.
   – Мы сюда попали?
   Он вошел и поставил чемоданы на выложенный потертой каменной плиткой пол.
   – Я попросил Кейли Спирс, специалиста по интерьерам, которая отделывала мое жилище на побережье, заняться этим домом. Кухня выглядела довольно мрачно…
   – Ты был прав, упомянув о невидимых эльфах. – Она провела рукой по гладкой поверхности дубового шкафа, погладила стойку цвета ванили. – Этот удивительный эльф знает свое дело. Здесь все просто и вместе с тем глаз не отвести. И как правильно, что Кейли сохранила старый пол, оштукатуренные стены, да еще и открыла балки – отличная работа. – Прищурив глаза, Рейн разглядывала комнату. – Но стол и стулья, похоже, принадлежали Грейди? И эти прелестные индейские коврики тоже очень знакомы.
   – Альма сказала, что посторонним все это кажется очаровательной стариной, а на ее взгляд – просто никому не нужный хлам. Поэтому в новый дом она купила современную мебель, а отсюда забрала только несколько мелочей, которые были дороги ей как память.
   В кухню влетели два пушистых комочка. Один серый котенок, другой полосатый, Рейни видела их несколько недель назад. Они стали вдвое больше и совершенно бесстрашными.
   Взяв серого котика на руки, Кензи рассматривал записку на столе.
   – Если мы голодны, то в холодильнике есть тортилья, фасоль и салат.
   – Альма – просто гений. Настоящая волшебница. Принести котят, чтобы они нас встретили, – до такого только она могла додуматься. – Рейн подхватила на руки полосатого котенка и потерлась щекой о его пушистую спинку. – Сейчас включу плиту. Когда мы разложим вещи, ужин уже разогреется.
   – Какую спальню ты предпочитаешь? – спросил Кензи. – Те, что находятся в конце коридора, самые большие.
   Тактичный способ дать ей понять, что он не собирается спать с ней.
   Рейн поняла намек. Она прошла по холлу и заглянула в спальни.
   – Я выбираю правую. Там такой потрясающий квилт[2]. Я видела нечто подобное, но чтобы из бархата и парчи – такое не часто встретишь! И вообще я обожаю стиль Южного Запада…
   Кензи от нее свой багаж в другую спальню, радуясь про себя, что Рейни она понравилась меньше. Он предпочитал квилт в традиционном классическом стиле: сочетание белого и бледно-голубого. Кейли также приобрела туалетный столик и гардероб из старого серебристого дерева, которые прекрасно вписывались в созданный ею интерьер.
   Он с любопытством осмотрел другие комнаты. Две меньшие спальни пока были пустыми.
   В гостиной стояли новые уютные кресла и диван, обтянутые светлой кожей, а крошечная комната рядом превратилась в стенной шкаф. Кензи отметил про себя, что нужно выплатить Кейли премиальные за то, что она проделала в столь сжатые сроки колоссальную работу.
   Одной из главных частей проекта была обновленная ванная. Тут Кензи и столкнулся с Рейн.
   – Потрясающе! – восхищенно протянула она. – Современная ванная с джакузи и душевой кабиной. Этот дом – настоящий шедевр, Кензи.
   Она права. Он с первого взгляда понял, что полюбит этот дом на всю жизнь. Наверное, так и будет.
 
   Он думал, что после долгого дня и хорошего ужина ему удастся заснуть. Не тут-то было. И дело не в новой кровати – Кейли позаботилась, чтобы матрас был точно такой же, как в его доме на калифорнийском побережье. Стоило ему закрыть глаза, как призраки прошлого вставали перед его мысленным взором. События, которые казались давно Забытыми, оживали во всех чудовищных подробностях. Он снова был запуганным, загнанным в угол ребенком… А рядом с ним взрослые мужчины, чьи желания приходилось выполнять. Господи, не только его тело, но и душа оказалась во власти негодяя! А его безнадежная уверенность, что он не заслуживает ничего другого? Как освободиться от этого отчаяния?
   Он выжил, потому что сумел мысленно отделить себя от того беззащитного мальчика, каким он был когда-то. Но даже тогда, в самые страшные дни, он вспоминал лучшие времена: прогулки с матерью в парке, совместные походы в кино… Они оба любили кино, особенно старые ленты, которые крутили в кинотеатрах повторного фильма.
   С годами ему удалось воздвигнуть стену между настоящим и прошлым, столь мощную, что он почти забыл подробности детских лет. Но Джон Рандалл пробил в этой стене брешь, а Найджел Стоун не оставил от нее камня на камне. Эту преграду так же невозможно восстановить, как нельзя было закрыть ящик Пандоры, из которого разлетелись по свету всевозможные беды и напасти.
   Как пережить терзавшую его муку? Он решил было попросить у Рейни снотворное, но отбросил эту мысль. В самолете лекарство лишь притупило его сознание, но не уменьшило душевную боль. Нет, больше никаких таблеток. Судьба матери-наркоманки показала ему, куда ведет увлечение транквилизаторами.