Паттерсон Джеймс. Целуй девочек

   На круговой подъездной дороге стояли две машины. Он выбрал бордовый «ягуар» с кожаным откидным верхом, двенадцатицилиндровый двигатель. Вторая машина была черный «мерседес»-седан. Не жидко на преподавательское жалованье.
   Он уезжает. Куда-то направляется. Может быть, навестить женщин?

Глава 82

   Мы выехали вслед за спортивным «ягуаром» Сакса на Олд-Чепел-Хилл-роуд. Проехали через Хоуп-Вэлли, минуя шикарные особняки постройки двадцатых – тридцатых годов. Казалось, Сакс не торопится.
   В конце концов, он играл в свою игру. Нам неведомы были ни правила, ни смысл самой игры.
   Казанова.
   Чудовище юго-востока.
   Кайл Крейг продолжал работать с финансовым управлением над вопросом доходов Сакса. На него по-прежнему ишачили с полдюжины агентов, расставляя точки над i в области прежних связей между Саксом и Уиллом Рудольфом. Оба они, как выяснилось, были однокашниками по Дьюку. Студенты-отличники. Высшие показатели. Они знали друг друга, но близкими друзьями не были, судя по всему. Кайл, между прочим, тоже учился в Дьюке. На юридическом факультете. И тоже окончил с отличием.
   Когда же они спелись? Каким образом возникла эта странная порочная связь? Что-то пока не склеивалось у меня в голове относительно Рудольфа и Сакса.
   – А вдруг он пустит свой «ягуар» во весь опор? – спросила Кейт, пока мы тайком следовали за монстром к тому месту, где, как мы надеялись, располагалась его берлога, его гарем, его «исчезающий дом». Мы сидели в моем стареньком «порше» на хвосте у Сакса.
   – Сомневаюсь, чтобы он захотел привлекать к себе внимание, – возразил я. Хотя «ягуары» и «мерседесы» под эту теорию явно не подпадали. – И кроме того, «ягуар» ни в какое сравнение не идет с «порше».
   – Даже с «порше» прошлого столетия?
   – Но-но, – сказал я на это. – Не очень-то. Сакс ехал по Восемьдесят пятому шоссе, затем свернул на Сороковое. На въезде в Чепел-Хилл он слегка оторвался. Мы проехали за ним еще пару миль по городу. У общежития университета Северной Каролины на улице Фрэнклина он неожиданно затормозил и остановился.
   – От всего этого меня просто ужас берет, Алекс. Профессор университета Дьюк. Жена, двое симпатичных детишек, – размышляла вслух Кейт. – В тот вечер, когда он меня прихватил, он, вероятно, шел за мной прямо от общежития. Выслеживал. Думаю, он именно там меня выбрал.
   Я взглянул на нее.
   – Как ты себя чувствуешь? Скажи, если тебе тяжело все это выносить.
   Кейт посмотрела на меня, и я увидел в ее взгляде волнение и тревогу.
   – Давай покончим с этим. Давай схватим его сегодня же. Договорились?
   – Договорились, – согласился я.
   – Мы тебя достали, мерзавец, – пробормотала Кейт, глядя прямо вперед сквозь лобовое стекло.
   Извилистая и красивая Чепел-Хилл-стрит без четверти двенадцать была уже запружена народом. Ученики и преподаватели входили и выходили из кафе «Каролина-Коффи-шоп», «Пепперз пицца», из только что отреставрированного книжного магазина «Интимейт». Ни одна излюбленная «забегаловка» улицы Фрэнклина не пустовала. Атмосфера университетского городка приятно возбуждала и напоминала мне о далеких временах собственной учебы в университете Джонса Хопкинса, о Кресмонт-авеню в Балтиморе.
   Нам с Кейт удавалось следовать за Саксом лишь на расстоянии примерно в полтора квартала. Я понимал, что ему теперь ничего не стоило оставить нас с носом. Может быть, он отправится в лесной дом? Навестить своих девочек? Там ли еще Наоми?
   Он вполне мог нырнуть в «Рекорд-бар» или кафе «У Спэнки» на углу. Потом выйти через боковую дверь и раствориться. Началась игра в «кошки-мышки». Его игра. По его правилам. До сего дня он все время играл по своим правилам.
   – Слишком уж он уверен в себе, чересчур самонадеян, – сказал я, пока мы продолжали ехать за ним на должном расстоянии. Ни разу даже не обернулся, чтобы проверить, нет ли слежки. Ведет себя, как пижонистый учитель-гуляка, выскочивший из аудитории на время обеда. Может быть, так оно и было?
   – Ты уверена, что выдержишь? – переспросил я Кейт.
   Она следила за Саксом, словно цепной пес, готовый броситься и перекусить глотку. Я вспомнил, что она где-то здесь, на Чепел-Хилл-стрит, занималась каратэ.
   – М-м-м, д-да, целый рой отвратительных воспоминаний. Место преступления и все такое прочее, – бормотала Кейт.
   В конце концов, Сакс остановился перед симпатичным, в стиле ретро кинотеатром «Варсити-Тиэтр» в центре Чепел-Хилла. Рядом помещалась общественная доска объявлений, испещренная всевозможными написанными от руки записками и посланиями, адресованными в основном студентам и преподавательскому составу.
   – Зачем этому мерзавцу тащиться в кино? – шепотом спросила Кейт с ненавистью в голосе.
   – Может быть, затем, что он любит преображаться, сублимироваться. Это и есть тайная жизнь Вика Сакса. Мы с тобой ее наблюдаем.
   – Мне бы больше хотелось схватить его прямо сейчас. И повязать.
   – Да, Кейт. И мне тоже.
   Эту доску объявлений я заметил еще раньше, во время одной из прогулок в этих местах. Там было несколько сообщений о пропавших без вести в районе Чепел-Хилла. Пропавшие студенты. И все женщины. Меня приводило в ужас, что подобная эпидемия поразила местное общество и никто не в силах остановить ее. Ни у кого нет панацеи.
   Вик Сакс как будто кого-то или чего-то ждал.
   – С кем, черт побери, он собирается встретиться в Чепел-Хилле? – пробормотал я себе под нос.
   – С Уиллом Рудольфом, – ответила Кейт, не задумавшись ни на секунду. – Своим старинным однокашником. Лучшим другом.
   Мне, честно говоря, тоже приходило в голову, что Рудольф может объявиться в Северной Каролине. Стремление к себе подобному должно быть все равно что физическое влечение. В своей отрицательной форме оно основывается на взаимозависимости или тождественном поведении. Они оба похищали красивых женщин, затем издевались над ними или убивали. Это и есть их общая тайна? Или тут кроется что-то еще?
   – Он очень похож на Казанову, каким он мог быть без маски, – сказала Кейт. Мы зашли в небольшую кондитерскую под названием «Школьники». – Кстати, почему он не прятал волосы? Почему только маска?
   – А может быть, маска вовсе не прикрытие? В его воображаемом мире она может означать что-то иное, – предположил я. – Вполне возможно, что Казанова – его истинное «я». Маска, жертвоприношения, система символов – все это, вероятно, для него очень важно.
   Сакс продолжал терпеливо ожидать у доски объявлений. Ожидать чего? У меня возникло ощущение, что тут какой-то подвох. Я внимательно рассматривал его в бинокль.
   Лицо невозмутимое. Скорее даже безоблачно-спокойное. Прогулка вампира по парку. Мне пришло в голову: не принял ли он дозу наркотика? Уж ему-то наверняка известны всякие изысканные транквилизаторы.
   За спиной у него, на доске, висели всяческие объявления.
   «Пропала без вести – Кэролин Эйлин Де-вито».
   «Пропала без вести – Робин Шверп». «Пропала без вести – Сьюзан Пайл». «Женщины поддерживают кандидатуру Джима Ханта на пост губернатора».
   «Женщины за Лори Гарнье на пост вице-губернатора».
   «Коварные Сирены» выступают в «Пещере».
   И тогда меня осенила вполне правдоподобная догадка. Объявления! Казанова посылает нам страшное послание – любому, кто следит за ним, любому, кто отважился за ним следовать.
   Я в сердцах стукнул ладонью по пыльному подоконнику маленькой кондитерской.
   – Сукин сын играет в коварные игры! – Я почти кричал в переполненном кафе, из которого мы следили за Виком Саксом.
   Пожилой хозяин посмотрел на меня подозрительно, как будто я был опасен.
   Я и был опасен!
   – Что стряслось? – Кейт прильнула ко мне, пытаясь разглядеть через плечо, что я такое увидел в окне.
   – Доска у него за спиной. Он уже десять минут около нее стоит. Это его предупреждение тем, кто за ним следит. На оранжево-желтом объявлении написано все как есть.
   Я протянул ей бинокль. Одно из объявлений на доске было больше и ярче всех остальных. Кейт прочла его вслух:
   – «Женщины и дети голодают… а вы прогуливаетесь тут с карманами, набитыми мелочью. Немедленно пересмотрите свое поведение! Вы можете спасти их!»

Глава 83

   – О Господи, Алекс, – взволнованно зашептала Кейт. – Если он не пойдет в этот дом, они умрут с голоду. А если за ним следят, он туда не пойдет. Вот что он хочет нам сказать! «Женщины и дети голодают… Немедленно пересмотрите свое поведение».
   Мне хотелось взять Вика Сакса прямо на месте. Но я знал, что мы ничего не можем с ним сделать. У нас нет никаких прав на арест. Никаких оснований.
   – Алекс, смотри. – В голосе Кейт зазвенела тревога. Она протянула мне бинокль.
   К Саксу подошла женщина. Я, прищурившись, смотрел сквозь стекла бинокля. Полуденное солнце плясало яркими зайчиками на стеклянных и металлических поверхностях домов Фрэнклин-стрит.
   Женщина была стройная и привлекательная, но гораздо старше тех, что он обычно похищал. На ней была черная шелковая блузка, узкие черные кожаные брюки, черные туфли. В руке она держала портфель, набитый книгами и бумагами.
   – Она не совсем в его вкусе, – сказал я Кейт. – Ей уже под сорок.
   – Я знаю ее. Знаю, кто это, Алекс, – прошептала Кейт.
   Я взглянул на нее.
   – Кто же, Кейт? Говори, ради всего святого.
   – Преподаватель кафедры английского языка. Сюзанна Уэлсли. Некоторые студенты называют ее Потаскухой Сью. Даже анекдоты про нее рассказывают, вроде того, что она может бросить свое белье о стену и оно прилипнет.
   – То же самое можно и о докторе Саксе сказать. – Про него ходили слухи, будто он все общежитие перетрахал. Уже долгие годы за ним такое водилось, все это знали, но никаких административных мер не принималось. Опять «безупречные» преступления?
   Он и мисс Сюзанна Уэлсли поцеловались у объявления о голодных. Поцелуй что надо, «французский», как говорится. Это я углядел вполне отчетливо с помощью бинокля. И горячие объятия, невзирая на общественное мнение.
   Я снова подумал об объявлении. Может быть, это совпадение? Но я уже давно не верил в совпадения. А вдруг Сюзанна Уэлсли тоже имеет отношение к «дому» Сакса? Могут быть и другие причастные к нему. Не исключено, что существует какая-нибудь сексуальная секта. Я о таких слышал. Даже в нашей великой столице они имелись и процветали.
   Пара беспечно направилась по многолюдной Фрэнклин-стрит. Не торопясь. Никаких признаков беспокойства. Они шли в нашем направлении. Затем остановились у касс «Варсити-Тиэтр». Держатся за руки. Очаровательная пара.
   – Будь все проклято. Он знает, что за ним следят, – сказал я. – Что же за игру он ведет?
   – Она смотрит в нашу сторону. Может быть, тоже в курсе. Эй, Сьюзан, что ты затеяла, дьяволица?
   Они купили билеты, как все нормальные люди, и вошли в кинотеатр. Афиша гласила: «Роберто Бенини в роли Джонни Стеккино – блестящая комедия». Трудно представить, чтобы в подобной ситуации Сакс мог смотреть итальянскую комедию. Неужели у Казановы стальные нервы? Вероятно, так оно и есть. Тем более если это входит в его планы.
   – Может быть, афиша тоже послание? Что она может нам говорить, Алекс?
   – Например, что все это для него «блестящая комедия». Вполне возможно, – сказал я.
   – Ему не откажешь в чувстве юмора. За это я могу ручаться.
   Он мог хохотать над собственными гнусными шутками.
   Из соседнего кафе-мороженого «Бен и Джерри» я позвонил Кайлу Крейгу и рассказал об объявлении насчет голодающих детей и женщин. Он согласился, что это может быть обращением к нам. С Казановой все возможно.
   Когда я вышел из кафе, Сакс и Сюзанна Уэлсли были еще в кино, хохотали, вероятно, до упаду над блестящими шутками итальянского актера Роберто Бенини. Или Сакс смеялся над нами? «Женщины и дети голодают».
   В половине третьего Сакс и доктор Уэлсли вышли из кинотеатра «Варсити» и пошли обратно на угол улиц Фрэнклина и Колумба. Полквартала они прошли минут за десять. Там они завернули в вечно переполненное кафе «У Спэнки» и пообедали, хоть и с опозданием.
   – Какая прелесть. Юные любовники, – прошипела сквозь зубы Кейт. – Будь он проклят. И она будь проклята тоже. И Спэнки пусть будет проклят за то, что кормит их и поит.
   Они сидели в кафе у окна. Намеренно? Держались за руки и поцеловались несколько раз. Любовник Казанова? Свидание за обедом с коллегой? Ни то ни другое пока не укладывалось в наше представление о нем.
   В половине четвертого они вышли из кафе и прошли те же полквартала обратно до доски объявлений. Там снова поцеловались, но на этот раз несколько холоднее, и наконец расстались. Сакс отправился домой в Хоуп-Вэлли. Вик Сакс совершенно очевидно играл с нами. В свою особую игру и для собственного удовольствия. В «кошки-крысы».

Глава 84

   Мы с Кейт решили попозже вечером поужинать в ресторане «Царевна-лягушка» в центре Дарема. Она сказала, что нам необходимо пару часов отдохнуть от дел. Что ж, она была права.
   Кейт хотела заглянуть сначала домой и попросила меня заехать за ней часа через два. Я не был готов к встрече с такой Кейт, какая открыла мне дверь. Слишком она отличалась от привычной для меня в bas couture^[23]. На ней была бежевая узкая полотняная юбка и цветастый блузон. Каштановые волосы зачесаны назад и перехвачены ярко-желтым шарфом.
   – Мой воскресный выходной костюм, – объяснила она и заговорщически подмигнула. – Правда, да мое больничное жалованье по ресторанам не походишь. Разве что в дешевые забегаловки.
   – У тебя намечено любовное свидание? – поддразнил я по привычке. Но честно говоря, сам не мог понять, кто кого дразнит.
   Она небрежным жестом взяла меня под руку.
   – Вполне возможно. Ты прекрасно выглядишь. Этакий лихой, самоуверенный повеса.
   Я тоже на сегодняшний вечер отказался от своей обычной bas couture и решил казаться таким, как ей хотелось, – лихим и самоуверенным.
   Дорога в даремский ресторан мне вспоминается с трудом, помню только, что мы болтали без умолку. Мы с Кейт всегда легко находили общий язык. Меню наше я тоже плохо запомнил, но харч был отменный, в сугубо континентальных традициях. Особенно хороша была утка по-московски и сливы и черника со взбитыми сливками.
   Зато у меня до сих пор стоит перед глазами Кейт – она сидела, подперев подбородок рукой. Хоть портрет пиши. Помню, как во время ужина она сняла с головы желтый шарф, сказав при этом с улыбкой:
   – Кажется, это чересчур, – а потом добавила: – У меня теперь появилась еще одна излюбленная тема. Тема du jour^[24]. О нас с тобой. Мне кажется, она не лишена смысла. Хочешь послушать? – спросила она. Несмотря на мучительное, изнурительное расследование, настроение у нее было прекрасное. И у меня тоже.
   – М-м-м, – промычал поселившийся во мне в последнее время мудрец, опасавшийся чрезмерного проявления эмоций.
   Кейт благоразумно не обратила на меня внимания и продолжала гнуть свою линию.
   – Итак, я начинаю… Алекс, мы оба в настоящий момент очень боимся каких-либо привязанностей в нашей жизни. Слишком боимся, ты и я, как мне кажется. – Она осторожно прощупывала почву. Понимала, что для меня это чрезвычайно опасная территория, и была права.
   Я вздохнул. Думаю, мне в тот момент не слишком хотелось влезать во все это, но я бросился в бой.
   – Кейт, я мало что рассказывал тебе о Марии… Мы очень любили друг друга все шесть лет, до самого дня ее гибели. Дело вовсе не в том, что помнится только хорошее. Я всегда говорил себе: «Господи, как же мне повезло, что я встретил ее». И Мария испытывала то же самое. – Я улыбнулся. – Во всяком случае, она так мне говорила. Да, ты права, я действительно боюсь новых привязанностей. А больше всего боюсь потерять человека, которого снова так же глубоко полюблю.
   – Я тоже боюсь потерять, Алекс. – Я едва расслышал, так тихо произнесла эти слова Кейт. Иногда она становилась очень застенчивой, и это было удивительно трогательно. – Знаешь, в каком-то стихотворении есть такая волшебная строка, волшебная для меня, конечно. «Все, что я любил, у меня отняли, но я не умер».
   Я взял ее руку и осторожно поцеловал. В тот момент меня переполняла нежность к Кейт.
   – Я знаю эту строчку, – сказал я. Я заметил в ее карих глазах немой вопрос. Может быть, нам действительно следовало разобраться в том, что начиналось между нами. Отважиться на это, пойти на риск.
   – Позволь мне еще кое-что тебе сказать. Еще одно признание, которое нелегко сделать. На этот раз не слишком приятное.
   – Я жажду услышать его. Я жажду услышать все, в чем ты готова открыться мне.
   – Я все время боюсь, что умру так же, как мои сестры. Что у меня тоже будет рак. Во мне словно заложена бомба замедленного действия, которая может взорваться в любой момент. Алекс, я так боюсь оказаться рядом с кем-то, а потом повиснуть тяжелой ношей у него на шее. – Кейт глубоко вздохнула. Ей было наверняка очень трудно все это высказать.
   Мы сидели в ресторане долго и держались за руки. Пили портвейн. Оба притихли, пытаясь привыкнуть к новой мощной волне чувств, захлестнувшей нас.
   После ужина мы пошли обратно к ней домой на Чепел-Хилл. Первое, что я сделал, это проверил, нет ли в доме непрошеных гостей. Пока мы ехали в машине, я все время пытался уговорить ее остановиться на ночь в гостинице, но она, как всегда, сказала твердое «нет». У меня по поводу Казановы и его игр начинались параноидальные симптомы.
   – Какая же ты упрямая, – сказал я, проверив вместе с ней все окна и двери.
   – Глубоко независимая. Это звучит гораздо лучше, – парировала Кейт. – Это чувство возникает у всех, кто получает черный пояс каратэ. Второй дан. Так что берегись.
   – Ладно. – Я рассмеялся. – Но у меня преимущество в лишних восемьдесят фунтов.
   Кейт покачала головой.
   – Это тебе не поможет.
   – Наверное, ты права. – Я расхохотался во все горло.
   Никто не прятался в квартире в Старушкином закоулке. Никого там не было, кроме нас двоих. И это, наверное, было самое страшное.
   – Прошу тебя, не убегай сразу. Побудь немного. Пока не захочешь уйти. Или должен будешь, – попросила Кейт.
   Я все еще стоял у нее в кухне, неловко засунув руки в карманы.
   – Нет такого места, куда мне хотелось бы уйти, – сказал я. Я был слегка на взводе и нервничал.
   – У меня есть бутылка «Шато де ла Шез». Кажется, так называется. Стоит всего девять долларов, но вполне приличное. Я купила его специально к этому вечеру, хотя тогда еще этого не знала. – Кейт улыбнулась. – Это было три месяца назад.
   Мы устроились на диване в гостиной. Комната была уютная, но несколько старомодная. Черно-белые фотографии сестер и матери развешаны по стенам. Самые счастливые для Кейт времена. Меня поразил снимок, на котором была изображена она сама в розовом форменном платье официантки ресторана на стоянке грузовиков, где она работала, чтобы оплатить учебу. Вот, оказывается, насколько важна была для нее учеба в медицинской академии.
   Вероятно, в том, что я рассказал Кейт о Джеззи Фланаган больше, чем хотел, было виновато вино. Это была моя единственная серьезная любовная связь после смерти Марии. Кейт рассказала мне о своем приятеле Питере Макграте – преподавателе истории в университете Северной Каролины. Когда она рассказывала о Питере, я с тревогой подумал, что он может быть одним из подозреваемых, которого мы слишком быстро смели со счетов.
   Это дело не давало мне покоя, не выходило из головы даже на одну ночь. А возможно, я просто хотел снова спрятаться за работу. Так или иначе, я решил про себя проверить этого доктора Питера Макграта потщательнее.
   Кейт потянулась ко мне, и мы поцеловались. Наши губы были как будто созданы друг для друга. Мы и раньше уже этим занимались – целовались то есть, – но никогда еще так хорошо не получалось.
   – Может быть, останешься на ночь? Прошу тебя, останься, – прошептала Кейт. – Хотя бы на эту ночь, Алекс. Нам ведь не нужно ничего бояться, правда, Алекс?
   – Нет, конечно, не нужно, – шепнул я в ответ, чувствуя себя сопливым школьником. А может быть, так и должно быть?
   Я не знал, что делать дальше, как дотронуться до Кейт, что говорить, чего не делать. Только прислушивался к ее тихому дыханию. И тогда решил, пусть все идет своим чередом.
   Мы снова поцеловались, да так нежно, что я не помню в своей жизни такого поцелуя. Мы оба хотели друг друга. Но в этот момент были слишком уязвимы.
   Мы пошли с Кейт к ней в спальню. Долго обнимались. Переговаривались шепотом. Спали вместе. Но любовью в ту ночь не занимались.
   Мы были самыми близкими друзьями и не желали разрушить эту дружбу.

Глава 85

   Наоми казалось, что она окончательно сходит с ума. Она только что, будто наяву, видела, как Алекс убивает Казанову, хотя точно знала, что этого не может быть. Своими собственными глазами видела, как он выстрелил. У нее начинались галлюцинации, и противиться им она была не в силах.
   Временами она разговаривала сама с собой. Звук собственного голоса успокаивал.
   Наоми устроилась в кресле в своей темной тюремной камере и задумалась. Скрипка была при ней, но она уже давно не играла. Теперь ее тревожило и пугало новое предположение. А вдруг он больше не придет?
   Может быть, Казанову схватили, а он не сказал полиции, где держит своих пленниц. Ведь это его главный козырь, так? Его великая тайна. Его последняя соломинка и основная ставка.
   А может быть, его уже убили в перестрелке. Каким образом полиция найдет ее и остальных, если он мертв? «Что-то случилось», – думала она. Он ни разу не появился здесь за последние два дня.
   Что-то произошло.
   Ей отчаянно хотелось повидать солнце, синее небо, траву, готические шпили университета, каменные террасы в парке Сара-Дьюк, даже речку Потомак во всем ее грязнющем великолепии – дома, в Вашингтоне.
   Наконец Наоми встала с кресла-качалки, стоявшей рядом с кроватью. Медленно, очень медленно она прошла по голому дощатому полу и остановилась у запертой двери, прижавшись щекой к холодному дереву.
   «Неужели я способна на такое безумие? – спрашивала она себя. – Неужели готова подписать себе смертный приговор?»
   У нее перехватило дыхание. Она прислушалась, надеясь уловить хоть какие-то звуки в таинственном доме, хоть какой-нибудь самый незначительный шум. Комнаты были звукоизолированы, но достаточно громкие звуки все же проникали сквозь стены зловещего здания.
   Она обдумывала то, что хотела сказать, какие именно слова.
   «Меня зовут Наоми Кросс. Где ты, Кристин, Зеленоглазка? Я поняла, что ты права. Надо что-то предпринять. И нужно это сделать сообща… Он больше не вернется».
   Наоми обдумала свою речь, все здраво рассудила, но произнести эти слова вслух не могла. Она понимала, что пойти против его воли означало обречь себя на смерть.
   Кристин Майлз звала ее уже несколько раз за последние сутки, но Наоми не ответила ни разу. Разговаривать было запрещено, а наказание за непослушание она видела своими глазами. Повешенная женщина несколько дней назад. Бедная Анна Миллер. Еще одна студентка юридического факультета.
   В тот момент она не слышала ни звука. Полная тишина. Абсолютное безмолвие. Тихое бормотание вечности. Ни автомобильного гудка, ни шуршания шин или выстрела выхлопной трубы. Даже рокота самолета в небе ни разу не донеслось.
   Наоми решила, что они находятся под землей, причем довольно глубоко. Неужели он сам выстроил этот подземный дворец, этот «приют греха»? Обдумывал, мечтал, а затем в порыве психопатической ярости и приливе энергии воплотил в жизнь? Она считала, что так, наверное, и было.
   Она готовила себя к тому, чтобы нарушить тишину. Ей необходимо поговорить с Кристин, с Зеленоглазкой. Во рту пересохло. Язык словно ватный. Наоми облизала губы.
   – Я бы убила сейчас за бутылку коки. Убила бы его за бутылку коки, – прошептала она. – Убила бы не задумываясь при первой возможности.
   «Я могла бы убить Казанову. Могла бы совершить убийство. Неужели я до этого докатилась?» – подумала Наоми и всхлипнула.
   И тогда внезапно она закричала в полный голос:
   – Кристин, ты слышишь меня? Кристин! Это я, Наоми Кросс!
   Она дрожала всем телом, и горячие слезы текли ручьем по щекам. Она восстала против него и его вонючих строгих правил.
   Зеленоглазка отозвалась немедленно. Ее голос прозвучал как небесная музыка.
   – Я слышу тебя, Наоми. Мне кажется, я от тебя всего в нескольких комнатах. Слышу тебя прекрасно. Продолжай, Наоми. Я уверена, его сейчас нет.
   Наоми больше не задумывалась о том, что делает. Может быть, он здесь, может быть, нет. Теперь это не имело значения.
   – Он собирается нас убить, – кричала она. – С ним что-то случилось. Он наверняка нас убьет. И если делать что-то, то немедленно.
   – Наоми права! – Голос Кристин звучал слегка приглушенно, как будто со дна колодца. – Все слышали, что сказала Наоми? Конечно, слышали!
   – У меня появилась идея. Пусть все подумают. – Теперь Наоми говорила еще громче. Ей не хотелось прерывать разговор. Все должны ее выслушать, все похищенные женщины. – Когда он в следующий раз нас соберет, мы должны решиться. Если набросимся на него все скопом, он может ранить кого-нибудь, но не всех. Как вы думаете?
   И тогда тяжелая деревянная дверь в комнату Наоми стала со скрипом открываться. Ворвался поток света.