Страница:
После нескольких месяцев неразлучного сосуществования друзья, не сговариваясь, решили отдохнуть друг от друга, тем более что традиционные летние забавы стали совсем недоступными – не было ни денег, ни приличной погоды. Санчес целыми днями валялся дома, штудируя книжки и программу телепередач. Когда на него вдруг нападало желание что-то сделать, он начинал бродить по сайтам крупных ИТ-компаний в попытке поймать вдохновение и придумать для себя достойное занятие, которое в мгновение ока сделало бы его молодым миллиардером. Димыч где-то пропадал – не звонил и не появлялся вообще.
Погода в Москве продолжала портиться, хотя казалось, что дальше уже некуда. Деньги присутствовали только в темах звонков товарищей, которые или просили отдать долг, или сами хотели перехватить «до получки». Редких копеек, которые подбрасывали родители, хватало только на оплату мобильного и Интернета. В принципе, Санчес вполне самодостаточно умел существовать и без денег. Книги и фильмы он скачивал на халяву. Диета из жареных пельменей и кока-колы его пока тоже устраивала. Когда желудок начинал сопротивляться установленному порядку, Санчес навещал родителей. Но обстановка за семейным столом с каждым таким визитом все больше накалялась – праздное безделье сынули затягивалось, укоризненные вздохи родителей и жалобы дяди портили вкус восхитительной мамской стряпни.
Чтобы от него наконец отстали, Санчес начал время от времени появляться в лаборатории. Там после нескольких недель разлуки он с удивлением и радостью стал встречать и Димыча, у которого дома не было ни компьютера, ни доступа в Интернет. А здесь, в оптоволоконной бесцензурной нирване, он открыл для себя мир онлайн-видео и интернет-знакомств.
Друзьям неожиданно для них самих понравилось болтаться в лаборатории. Здесь было тихо и спокойно, никто не доставал всякими расспросами и требованиями.
– Помнишь, как наш препод любил повторять: теоремы лучше всего доказываются, когда на улице минус тридцать и в квартире нет женщин?
– Ага… Тогда поздравляю, коллега!
– С чем?
– Мы на пороге великого открытия…
Никакого расписания, занятий, экзаменов. К семи вечера здание пустело, и можно было без помех погрузиться в изучение новых технологий, чтение книг или праздношатание по чатам. Близость лестницы экономила жизненные силы, столь необходимые для грядущего великого научного открытия. Выскочив из лифта, можно было за восемь-десять размашистых шагов перемахнуть по диагонали гулкий холл, открыть своим ключом дребезжащую стеклом и старой фанерой дверь лаборатории и надежно забаррикадироваться здесь от внешнего мира и начальства. Не надо было тащиться по бесконечному темному гулкому коридору с выпадающими паркетинами и свисающими с потолка ошметками проводов – изгибающемуся и опасному, как прямая кишка огромного змея. Кишка к тому же была населена аморфными человекоподобными дроидами, которые давно вступили с этим змеем в извращенно-симбиозные противоестественные отношения. Стоило им вдруг улыбнуться при встрече и сказать: «драсте сильпетрович» – и легко можно было получить под дых вопросом о творческих планах или здоровье каких-то малознакомых персонажей.
С другой стороны, близость к лифту и лестнице изводила друзей шумом за дверью, щебетанием лаборантш, запахом сигарет и постоянно заглядывающими в их дверь коллегами с этажа. По поводу и без, с недопитой бутылкой и скучными, как плакаты о производительности труда, историями. Димыч сначала пытался травить непрошеных гостей колкими насмешками, но этот метод оказался не очень действенным – люди продолжали заглядывать, но теперь исключительно для того, чтобы сказать какую-нибудь гадость. Тогда друзья нашли более элегантный способ обезопасить свою территорию от любопытных. Однажды утром на их двери появился распечатанный плакат формата А3 с крупными логотипами Российской академии наук, ФСБ и IBM, а также желтым знаком радиоактивности. Надпись на этом плакате гласила:
Кем были все остальные сотрудники лаборатории – для ребят навсегда осталось загадкой. Дни шли за днями… И как отметил на научном совете в своем кратком ежеквартальном докладе влиятельный господин С.А.Коровин, молодым воодушевленным аспирантам даже удалось вдохнуть в эту лабораторию новую жизнь.
Молодежь и старики
Лена, метро, первая стратегия
Погода в Москве продолжала портиться, хотя казалось, что дальше уже некуда. Деньги присутствовали только в темах звонков товарищей, которые или просили отдать долг, или сами хотели перехватить «до получки». Редких копеек, которые подбрасывали родители, хватало только на оплату мобильного и Интернета. В принципе, Санчес вполне самодостаточно умел существовать и без денег. Книги и фильмы он скачивал на халяву. Диета из жареных пельменей и кока-колы его пока тоже устраивала. Когда желудок начинал сопротивляться установленному порядку, Санчес навещал родителей. Но обстановка за семейным столом с каждым таким визитом все больше накалялась – праздное безделье сынули затягивалось, укоризненные вздохи родителей и жалобы дяди портили вкус восхитительной мамской стряпни.
Чтобы от него наконец отстали, Санчес начал время от времени появляться в лаборатории. Там после нескольких недель разлуки он с удивлением и радостью стал встречать и Димыча, у которого дома не было ни компьютера, ни доступа в Интернет. А здесь, в оптоволоконной бесцензурной нирване, он открыл для себя мир онлайн-видео и интернет-знакомств.
Друзьям неожиданно для них самих понравилось болтаться в лаборатории. Здесь было тихо и спокойно, никто не доставал всякими расспросами и требованиями.
– Помнишь, как наш препод любил повторять: теоремы лучше всего доказываются, когда на улице минус тридцать и в квартире нет женщин?
– Ага… Тогда поздравляю, коллега!
– С чем?
– Мы на пороге великого открытия…
С другой стороны, близость к лифту и лестнице изводила друзей шумом за дверью, щебетанием лаборантш, запахом сигарет и постоянно заглядывающими в их дверь коллегами с этажа. По поводу и без, с недопитой бутылкой и скучными, как плакаты о производительности труда, историями. Димыч сначала пытался травить непрошеных гостей колкими насмешками, но этот метод оказался не очень действенным – люди продолжали заглядывать, но теперь исключительно для того, чтобы сказать какую-нибудь гадость. Тогда друзья нашли более элегантный способ обезопасить свою территорию от любопытных. Однажды утром на их двери появился распечатанный плакат формата А3 с крупными логотипами Российской академии наук, ФСБ и IBM, а также желтым знаком радиоактивности. Надпись на этом плакате гласила:
ЛАБОРАТОРИЯ 34 НИИ ПСУ РАН РФОфициально в лаборатории № 34 помимо Санина и Конова числились еще шесть человек. Из них периодически на рабочем месте появлялись только трое. Завсегдатаем был дядька в ранге замзавлаба – Григорий Долгов. На вид ему было лет сорок пять, он одевался по всем канонам моды советских ученых в серые дурные костюмы и заношенные плохо выглаженные рубашки. Главным и бесспорным украшением его невзрачной внешности была настоящая густая борода. Он приходил с утра пару раз в неделю, отмечал свое присутствие дымящейся кружкой чая, изрекал с важным видом очередную компьютерную мудрость вроде «Компьютер без Windows подобен мороженому без кетчупа» и с достоинством уплывал практически на весь день куда-то в дебри института «поддерживать отношения». Время от времени в комнате по очереди материализовывались две тетеньки неопределенного возраста. Они что-то молча перепечатывали с листов, деловито всматриваясь в синие экраны с доисторическими текстовыми редакторами, или часами висели на телефоне. В этом случае молодые аспиранты могли сполна оценить все тяготы жизни старшего поколения с его недоделанными ремонтами, больными мужьями, взрослыми детьми, крохотными внуками, недостающими сотками и лишними килограммами. В телефонных беседах тетеньки изображали жизнь, полную невзгод и страданий, но когда им это надоедало, они тут же становились существами крайне дружелюбными и всегда готовыми помочь. Правда, только в свободное от основных хлопот время и только в пределах своей мизерной зарплаты и еще меньшей профессиональной ответственности. Друзья всегда были рады их появлению, благодаря которому на столе лаборатории возникало что-нибудь съестное: домашние котлетки, выпечка, бутерброды… Бородатый дядька сначала напрягался, подозревая в Санчесе и Димыче бессовестных нахлебников и конкурентов в борьбе за столь ликвидную в научной среде качественную закусь. Но тетеньки только обрадовались новым голодным лаборантам. Дима быстро поймал нужную эмоциональную волну, и в его воспоминаниях детства неожиданно начали проскальзывать годы голода и разрухи. Еды в крохотном холодильнике под столом заметно прибавилось, от чего замзавлаб Григорий только выиграл и окончательно успокоился.
Внимание! Идет ответственный научный эксперимент по численной оптимизации в сложной производственной системе!
Без пропуска не входить.
Кем были все остальные сотрудники лаборатории – для ребят навсегда осталось загадкой. Дни шли за днями… И как отметил на научном совете в своем кратком ежеквартальном докладе влиятельный господин С.А.Коровин, молодым воодушевленным аспирантам даже удалось вдохнуть в эту лабораторию новую жизнь.
Молодежь и старики
Когда Димыча не было в лаборатории, а туман в глазах уже не позволял пялиться в экран компьютера, Санчес сидел у окна и подолгу мечтал, глядя на окружающий мир. Это было его любимым занятием из числа тех, которыми можно заниматься в одетом виде.
Окна выходили на юг, и помещение лаборатории всегда было наполнено солнцем. Еще во время своего первого посещения ясным бабье-летним днем Санчес обратил внимание на густой солнечный рассол, затопивший комнату под самый четырехметровый потолок. Любые перемещения в нем напоминали движения маринованных огурцов в полупустой банке, которую вернули в холодильник после опустошительного набега голодного хозяина. Рассол был обильно приправлен яркими неугомонными светлячками пыли, утомлявшимися только к вечеру, когда прокопченное московским смогом закатное солнце за окном уступало роль светила длинным мигающим неоновым трубкам на потолке, монотонно выпевающим единственную известную им букву «н-н-н».
Вся лаборатория представляла собой небольшую квадратную комнату, площадью напоминавшую гостиную в панельной многоэтажке. С коридором ее связывала хлипкая фанерная дверь, затейливо украшенная вставками из матового стекла. Всю противоположную стену занимало огромное окно из трех одинаковых секций в алюминиевых рамах с забавным массивным рычагом дистанционного управления крошечной фрамугой на самом верху.
Помещение лаборатории делил на две равные части ряд железных несгораемых шкафов с сейфовыми замками, поставленных спинами друг к другу. Три массивных шкафа стояли плечом к плечу дверцами на запад, еще три прикрывали их ржавые тылы с востока. Некоторые шкафы были плотно заперты на ключ, защищая от возможного пожара и праздного любопытства скучающих аспирантов научные тайны ушедших десятилетий. Остальные шкафы, наоборот, не закрывались вообще – сейфовые металлические штыри их замков торчали во все стороны своими ржавыми зубами. Вдоль стен рядами стояли казенные столы странного рыжего цвета на черных металлических опорах. По негласному правилу левая сторона лаборатории с одним рядом металлических шкафов, несколькими столами и половиной окна стала вотчиной «стариков» – бородача и сердобольных тетушек. Помимо мебели здесь томились в заточении под полиэтиленовыми чехлами два компьютера. Видимо, руководство лаборатории придерживалось философского принципа, согласно которому стоящие часы два раза в сутки показывают абсолютно точное время, а выключенный компьютер бережет сотрудникам уйму рабочего времени. Был здесь и старый, как песочные часы, матричный принтер, перфорированная бумага для которого закончилась на складах раньше, чем «Санчес-сперматозоид» нашел свою «Санчес-яйцеклетку». Но главным достоинством этой половины комнаты была импровизированная кухня, состоявшая из небольшого урчащего холодильника, разделочной доски, усыпанной крошками хлеба, многочисленных баночек с чаем, растворимым кофе и сахаром, россыпи ложек и вилок с институтским штампом, а также нескольких чашек с вековым чайно-кофейным налетом. Большой охотничий нож с инкрустированной ручкой в кожаных ножнах предусмотрительный Долгов держал в ящике своего стола и доставал только в самые ответственные моменты – порезать колбасу или сорвать жесткую пластиковую ленту с новой коробки канцелярской бумаги.
Противоположная сторона помещения, за металлическими шкафами, стала «молодежной». Именно здесь, разгребая завалы старых бумаг, начали обустраиваться Санчес и Димыч. На этой половине имелись такие же древние столы, два разваливающихся стула с истлевшей обивкой и большая школьная коричневая доска, предназначенная для меломарания. Повесить ее было некому и некуда, поэтому она разместилась в «молодежном» углу и угрожающе шаталась каждый раз, когда кто-то пытался до нее дотронуться.
Утром, когда бодрый Гриша отправлялся с визитами к своим институтским знакомым, оставив на столе дымящуюся кружку чая и бумаги с какими-то нарисованными от руки схемами, Санчес и Димыч, неспешно подтягиваясь в лабораторию, чувствовали себя там нищими родственниками. Ближе к вечеру, под защитой длинных закатных теней, они уже без зазрения совести воровали оставленные без присмотра печенье и вафли на «стариковской» кухне.
Когда небо закрывали глухие темно-серые тучи, помещение становилось как будто больше. Пыльные светлячки замирали в воздухе, вентиляторы компьютеров гудели как-то тревожнее, тени прятались под шкафы. Можно было прислониться лбом к стеклу и смотреть вниз. Там, перед входом в институт, капли дождя, а потом уже и хлопья снега беспокоили стаи вечно недовольных ворон.
Когда щелкал выключатель и электрический свет, отражаясь от двойных стекол, снова возвращался в комнату слепящим потоком, граница между мирами стиралась. Молчаливо-сосредоточенным людям, сидевшим по обе стороны железных шкафов, вдруг начинало казаться, что они – часть одной команды, выполняющей какую-то важную и ответственную миссию по численной оптимизации очень сложной производственной системы. Жизнь и тех и других наполнялась смыслом.
Никто из обитателей этой обшарпанной комнаты не осознавал, что уникальные научные разработки, способные перевернуть представления человечества о компьютерном разуме, десятилетиями грустили в пыльных недрах стоявших рядом несгораемых шкафов. Они чудом пережили приватизацию, евроремонт, две волны рейдерских атак и подобную нескольким пожарам реструктуризацию Академии наук. Они лежали и ждали, когда их наконец кто-нибудь украдет. Или окончательно убьет менее эффективный, но более жизнеспособный в коммерческом плане западный аналог.
Окна выходили на юг, и помещение лаборатории всегда было наполнено солнцем. Еще во время своего первого посещения ясным бабье-летним днем Санчес обратил внимание на густой солнечный рассол, затопивший комнату под самый четырехметровый потолок. Любые перемещения в нем напоминали движения маринованных огурцов в полупустой банке, которую вернули в холодильник после опустошительного набега голодного хозяина. Рассол был обильно приправлен яркими неугомонными светлячками пыли, утомлявшимися только к вечеру, когда прокопченное московским смогом закатное солнце за окном уступало роль светила длинным мигающим неоновым трубкам на потолке, монотонно выпевающим единственную известную им букву «н-н-н».
Вся лаборатория представляла собой небольшую квадратную комнату, площадью напоминавшую гостиную в панельной многоэтажке. С коридором ее связывала хлипкая фанерная дверь, затейливо украшенная вставками из матового стекла. Всю противоположную стену занимало огромное окно из трех одинаковых секций в алюминиевых рамах с забавным массивным рычагом дистанционного управления крошечной фрамугой на самом верху.
Помещение лаборатории делил на две равные части ряд железных несгораемых шкафов с сейфовыми замками, поставленных спинами друг к другу. Три массивных шкафа стояли плечом к плечу дверцами на запад, еще три прикрывали их ржавые тылы с востока. Некоторые шкафы были плотно заперты на ключ, защищая от возможного пожара и праздного любопытства скучающих аспирантов научные тайны ушедших десятилетий. Остальные шкафы, наоборот, не закрывались вообще – сейфовые металлические штыри их замков торчали во все стороны своими ржавыми зубами. Вдоль стен рядами стояли казенные столы странного рыжего цвета на черных металлических опорах. По негласному правилу левая сторона лаборатории с одним рядом металлических шкафов, несколькими столами и половиной окна стала вотчиной «стариков» – бородача и сердобольных тетушек. Помимо мебели здесь томились в заточении под полиэтиленовыми чехлами два компьютера. Видимо, руководство лаборатории придерживалось философского принципа, согласно которому стоящие часы два раза в сутки показывают абсолютно точное время, а выключенный компьютер бережет сотрудникам уйму рабочего времени. Был здесь и старый, как песочные часы, матричный принтер, перфорированная бумага для которого закончилась на складах раньше, чем «Санчес-сперматозоид» нашел свою «Санчес-яйцеклетку». Но главным достоинством этой половины комнаты была импровизированная кухня, состоявшая из небольшого урчащего холодильника, разделочной доски, усыпанной крошками хлеба, многочисленных баночек с чаем, растворимым кофе и сахаром, россыпи ложек и вилок с институтским штампом, а также нескольких чашек с вековым чайно-кофейным налетом. Большой охотничий нож с инкрустированной ручкой в кожаных ножнах предусмотрительный Долгов держал в ящике своего стола и доставал только в самые ответственные моменты – порезать колбасу или сорвать жесткую пластиковую ленту с новой коробки канцелярской бумаги.
Противоположная сторона помещения, за металлическими шкафами, стала «молодежной». Именно здесь, разгребая завалы старых бумаг, начали обустраиваться Санчес и Димыч. На этой половине имелись такие же древние столы, два разваливающихся стула с истлевшей обивкой и большая школьная коричневая доска, предназначенная для меломарания. Повесить ее было некому и некуда, поэтому она разместилась в «молодежном» углу и угрожающе шаталась каждый раз, когда кто-то пытался до нее дотронуться.
Утром, когда бодрый Гриша отправлялся с визитами к своим институтским знакомым, оставив на столе дымящуюся кружку чая и бумаги с какими-то нарисованными от руки схемами, Санчес и Димыч, неспешно подтягиваясь в лабораторию, чувствовали себя там нищими родственниками. Ближе к вечеру, под защитой длинных закатных теней, они уже без зазрения совести воровали оставленные без присмотра печенье и вафли на «стариковской» кухне.
Когда небо закрывали глухие темно-серые тучи, помещение становилось как будто больше. Пыльные светлячки замирали в воздухе, вентиляторы компьютеров гудели как-то тревожнее, тени прятались под шкафы. Можно было прислониться лбом к стеклу и смотреть вниз. Там, перед входом в институт, капли дождя, а потом уже и хлопья снега беспокоили стаи вечно недовольных ворон.
Когда щелкал выключатель и электрический свет, отражаясь от двойных стекол, снова возвращался в комнату слепящим потоком, граница между мирами стиралась. Молчаливо-сосредоточенным людям, сидевшим по обе стороны железных шкафов, вдруг начинало казаться, что они – часть одной команды, выполняющей какую-то важную и ответственную миссию по численной оптимизации очень сложной производственной системы. Жизнь и тех и других наполнялась смыслом.
Никто из обитателей этой обшарпанной комнаты не осознавал, что уникальные научные разработки, способные перевернуть представления человечества о компьютерном разуме, десятилетиями грустили в пыльных недрах стоявших рядом несгораемых шкафов. Они чудом пережили приватизацию, евроремонт, две волны рейдерских атак и подобную нескольким пожарам реструктуризацию Академии наук. Они лежали и ждали, когда их наконец кто-нибудь украдет. Или окончательно убьет менее эффективный, но более жизнеспособный в коммерческом плане западный аналог.
Лена, метро, первая стратегия
Димыч познакомился с Леной в курилке. Загорелую, приятно пахнущую и элегантно одетую девушку с двумя сотовыми телефонами и аппетитными формами он приметил сразу, после чего еще долго ходил кругами в ожидании подходящего случая. Лена чем-то отличалась от всех его знакомых девушек – и Димыч неожиданно оробел, присматриваясь издалека к новому виду добычи и изучая ее повадки, как профессиональный натуралист. Лена носила строгие деловые юбки, ярко красила губы, все время громко и по-деловому разговаривала по мобильным телефонам, ежеминутно раскатисто смеялась и активно жестикулировала. Она была старше Димыча всего на пару лет, но казалась неимоверно успешной.
Димыч, как и Санчес, не курил ничего разрешенного российскими законами, однако для того чтобы завязать знакомства среди офисного молодняка, пристрастился к привычке «дышать воздухом» у главного входа института в тот послеобеденный час, когда под длинным козырьком собирались интеллектуальные сливки компаний, арендовавших свободные помещения в институте.
– Привет, я – Лена. Ты тут новенький, я смотрю? – все заранее продуманные подходы Димыча потеряли всякий смысл, когда девушка подошла сама. Он почувствовал себя совершенно обезоруженным, пожимая протянутую руку.
С близкого расстояния было видно, что Лена умело пользуется макияжем: густой тональный крем скрывал офисную зеленость, под безупречным маникюром угадывались измученные курением, клавиатурой и нервами ногти. Корни волос выдавали естественную невзрачность, требующую постоянной подкраски.
Лена была менеджером по работе с клиентами в компании TS Computers, которая арендовала половину первого этажа в их крыле здания. Компания занималась обслуживанием компьютерной техники в крупных корпорациях. Здесь постоянно звонили телефоны, шныряли туда-сюда курьеры. Лена и еще пара молодых людей в галстуках находились на особом положении – они работали с клиентами, а потому могли пропадать из офиса на полдня. У них были крутые мобильные телефоны, корпоративные улыбки, непринужденный сленг и блестящие машины. Лена была обладательницей бордовой «Мазды 3», которая маняще пахла автосалоном и игриво подмигивала лампочками вслед своей хозяйке, когда та на ходу, не оборачиваясь, нажимала на брелок сигнализации.
Дима не раз наблюдал через окно это увлекательное шоу автомобильных лампочек, женских бедер и финансовой независимости.
– Люди, блин, делом занимаются! А мы… Может, пойти к ним работать? Я видел на сайте – у них есть вакансии в отделе продаж. Как думаешь – возьмут?
– Чтобы продать что-то ненужное, надо обмануть кого-то наивного. А нам обманывать карма не позволяет…
Директором и хозяином TS Computers являлся лысеющий дядька лет сорока, невысокого роста, с рябым лицом и носом в форме картошки, какую обычно выбрасывают, поскольку чистить ее бессмысленно. Если не считать носа, то все остальное в нем создавало впечатление вполне приличного человека. Звали его Робертом, представлялся он как «просто Роби». Фамилии его, похоже, не знали даже сотрудники. Роби и Роби. Санчеса и Димыча он поразил тем, что с первого раза – после того, как Лена однажды представила их друг другу при случайном столкновении в коридоре, – запомнил их имена. Теперь Роби при каждой встрече здоровался с ними за руку как со старыми знакомыми. Он обладал тактом и прекрасным чувством юмора, легким акцентом ре-экспата и характерным проамериканским стилем в одежде: голубые джинсы и водолазка у него неизменно сочетались с темным пиджаком от делового костюма Hugo Boss или Ermenegildo Zegna. С ним приятно было поговорить – он совершенно не кичился своим статусом успешного предпринимателя. Санчесу хотелось работать у Роби, но «начинать с низов», как любил говорить Димыч, было как-то уж очень тоскливо. Особенно глядя на Лену – такую успешную и независимую. На работу, аналогичную ей по статусу, ни Санчес, ни Димыч, конечно, рассчитывать в тот момент не могли, а к меньшему были морально не готовы. Димыч в присущей ему деловой манере попытался однажды объяснить это Роби, но результат разговора, в деталях неизвестный Санчесу, по сути был понятен, выдавая себя новой изломанной морщинкой, украшавшей лоб Димыча несколько дней подряд.
Оба товарища подготовили и разместили на HH.ru[15] и еще на паре интернет– ресурсов свои резюме в поисках серьезной стабильной работы. Из резюме следовало, что каждый из них в совершенстве владел практически всеми компьютерными языками, включая мертвые, и идеальным флюэнт инглишем, а посему готов был предложить себя работодателю за скромное вознаграждение от ста тысяч рублей в месяц без учета социального пакета. Заслуживающих внимания звонков не было. Обращались в основном сотрудники кадровых агентств, спрашивали рекомендации с предыдущих мест работы и цокали языками. Вчерашние выпускники пусть даже престижного технического вуза с такими «звездными запросами» их явно не очень интересовали.
В ожидании судьбоносного звонка от будущего работодателя Санчес притащил с Митинского рынка ворох дисков с разными программами и книжек по корпоративной автоматизации. Он мечтал создать крутую систему управления предприятием и частенько на домашних посиделках обсуждал эту идею с дядей в надежде, что тот поможет с клиентами.
– Семьдесят процентов всех внедрений систем автоматизации на предприятиях заканчивается неудачей. Почему? – забирался он на своего любимого конька каждый раз, когда его готовы были слушать. – Потому что все эти системы топорные и примитивные, как кухонная скалка! Рынок корпоративной автоматизации ждет технологического прорыва, по уровню сравнимого с тем, что произошел на домашней кухне с появлением бытового кухонного комбайна…
– Под «технологическим прорывом» ты понимаешь необходимость дополнительно мыть тонну каких-то корявых железяк от такого комбайна, я правильно понимаю? – язвила по этому поводу мама, что ничуть не смущало молодого инноватора.
Дядя активно кивал и поддакивал, обещал познакомить с правильными людьми, когда будет что показать.
Димыч круглосуточно скачивал все подряд с торрентов[16], как человек, который недавно впервые глотнул живительной влаги из неиссякаемого интернет-источника и теперь никак не мог оторваться. Гигабитное оптоволокно, полученное институтом для научных целей, по большей части простаивало впустую, поэтому фильмы скачивались быстрее, чем Димыч успевал их просматривать. Он мгновенно забил ими диск своего компьютера и пару дополнительных дисков, которые друзья подарили ему на день рождения, но места все равно катастрофически не хватало. Димыч начал записывать фильмы и программы на болванки, которых в лаборатории всегда было в избытке благодаря тому, что Гриша был неравнодушен к ярким канцелярским безделушкам, таская их в промышленных масштабах из тайных кладовых института и забивая ими железные шкафы «на черный день».
Острый дефицит денежных средств, наблюдавшийся у друзей, грозил перерасти в хроническую форму лузерского синдрома. Нужно было немедленно начинать лечение молодого самолюбия.
Первая практическая бизнес-идея родилась у Димыча именно вследствие его увлечения. Однажды он записал десяток дисков с программами и фильмами и подговорил Санчеса продавать самопальный продукт с рук у выхода из ближайшего к институту метро «Калужская».
– С уличной торговли начинали все миллиардеры. Это бесценная школа жизни. К тому же сейчас не девяностые, не съедят же нас…
Санчесу идея не очень нравилась, но школу жизни хотелось посетить.
Как ни странно, Санчес успел продать несколько дисков с отличной прибылью, учитывая, что себестоимость их была практически нулевой. Он даже вошел в азарт, но два молодых сержанта в мышиной форме с внушительного вида дубинками, улыбкой и загаром очень напоминающие сержанта Васильева эпохи летних военных сборов, вежливо и без наездов объяснили Санчесу нелегитимность его претензий на данную бизнес-модель. К тому же главный интеллектуал потока очень боялся, что кто-нибудь из школьных или университетских знакомых станет свидетелем его лоточной торговли у метро. С чувством облегчения от успешно пройденного урока в школе жизни он собрал свои пожитки и благополучно исчез.
– Продавать не так уж и страшно, как мне казалось, – делился он потом по скайпу впечатлениями с братом, – но все это должно происходить в пределах закона и удобного отапливаемого офиса…
– А по-моему, бабушек щупать у церкви за деньги – и то более разумная бизнес-модель, чем та, что вы придумали. И как только вам это в голову пришло?! – негодовал брат в ответ.
Димычу в этой школе повезло меньше. Он стоял у противоположного выхода, и когда подошла его очередь общаться с мышиными сержантами, сказал что-то остроумное, соответствующее комизму момента. Появился остряк в лаборатории только под вечер, без дисков и денег, но с огромной гематомой на бедре.
Тем же вечером на импровизированном бизнес-совете в комнате 555 Санчес признал эксперимент с торговлей удачным. Он смог заработать почти тысячу рублей, которые предложил по-братски разделить со своим партнером. Этих денег было достаточно для аскетичного, но целебного ужина из нескольких банок пива и хот-догов. Уже прогресс! Хотя для создания успешной компании и ее вывода на биржу NASDAQ стоило рассмотреть более устойчивые и масштабируемые бизнес-модели.
Гриша как раз вернулся с очередных межлабораторных посиделок. Он был слегка навеселе, а потому с готовностью принялся учить молодых уму-разуму.
– Ну что, молодежь, маетесь? Ничего, за одного битого 1/8 байтового дают! Пора вам уже делом заняться!
– Критикуешь – предлагай! – огрызнулся Санчес за двоих, поскольку Димыч вообще был не расположен к разговорам. – Розничная торговля – явно не наш конек. А на зарплату мнс’а[17] современный половозрелый интеллигент не проживет, без обид, Григорий. Чтобы хорошую работу найти, нужен опыт, связи, рекомендации. Нам бы в каких-то проектах интересных поработать хоть бесплатно – чтобы опыта набраться и об этом в резюме написать, а потом уже и работу найдем. Я знаю, сейчас программисты везде нужны на самом деле!
– В резюме ты можешь что угодно написать. Вон на заборе тоже «фэн шуй» написано, а там – дрова. Ума-то от этого не прибавится.
– Замкнутый круг какой-то получается, – вступил в разговор хмурый Димыч, – без опыта не берут, а опыта не наберешься, пока не возьмут.
– Опыт, – назидательно продолжил Гриша, – это то, что приобретается сразу после того, как становится бесполезным. А насчет проектов – это дело! С научными темами в институте сейчас глухо, да и неинтересны эти темы вам, молодым, будут. Сплошная писанина. А вот арендаторов независимых у нас в здании сидит – что водорода в металлогидриде! Набились, паразиты, промеж кристаллической решетки – хрен выкуришь. У них у всех какие-то задачи есть. Я поговорю с замом по науке, он вам какую-нибудь бумажку рекомендательную выдаст. Вы с ней пройдетесь по компаниям – аки апостолы алгоритмовы, спросите, может, им компьютеры какие починить надо или программы написать. Глядишь, кому и впарите…
Гриша осекся, увидев, как Димыч инстинктивно потер ушибленное бедро.
Следующие полчаса троица обсуждала возможные варианты развития бизнеса на базе института. Идея Санчеса об универсальной супернастраиваемой системе управления зажгла в глазах Гриши какой-то нездоровый дьявольский огонек, но Димыч жестко пресек полет их фантазии:
– Смотрю, паруса вам конкретно надуло! Это же годы научной работы! И еще непонятно – с каким результатом. Думаете, в Ораклах[18] всяких тысячи людей годами дурака валяют? Ларри с Биллом[19], наверное, встречаются время от времени и говорят: «Слышишь, вражий сын, не смей наделять свои программы интеллектом, а то вундеркиндам сибирским не на что будет пиво покупать и девок в Макдоналдс водить».
Звучало слишком здраво, чтобы спорить. Договорились рассматривать только те варианты, которые без существенных дополнительных затрат могли бы принести живые деньги в ближайшие месяц-два.
Димыч, как и Санчес, не курил ничего разрешенного российскими законами, однако для того чтобы завязать знакомства среди офисного молодняка, пристрастился к привычке «дышать воздухом» у главного входа института в тот послеобеденный час, когда под длинным козырьком собирались интеллектуальные сливки компаний, арендовавших свободные помещения в институте.
– Привет, я – Лена. Ты тут новенький, я смотрю? – все заранее продуманные подходы Димыча потеряли всякий смысл, когда девушка подошла сама. Он почувствовал себя совершенно обезоруженным, пожимая протянутую руку.
С близкого расстояния было видно, что Лена умело пользуется макияжем: густой тональный крем скрывал офисную зеленость, под безупречным маникюром угадывались измученные курением, клавиатурой и нервами ногти. Корни волос выдавали естественную невзрачность, требующую постоянной подкраски.
Лена была менеджером по работе с клиентами в компании TS Computers, которая арендовала половину первого этажа в их крыле здания. Компания занималась обслуживанием компьютерной техники в крупных корпорациях. Здесь постоянно звонили телефоны, шныряли туда-сюда курьеры. Лена и еще пара молодых людей в галстуках находились на особом положении – они работали с клиентами, а потому могли пропадать из офиса на полдня. У них были крутые мобильные телефоны, корпоративные улыбки, непринужденный сленг и блестящие машины. Лена была обладательницей бордовой «Мазды 3», которая маняще пахла автосалоном и игриво подмигивала лампочками вслед своей хозяйке, когда та на ходу, не оборачиваясь, нажимала на брелок сигнализации.
Дима не раз наблюдал через окно это увлекательное шоу автомобильных лампочек, женских бедер и финансовой независимости.
– Люди, блин, делом занимаются! А мы… Может, пойти к ним работать? Я видел на сайте – у них есть вакансии в отделе продаж. Как думаешь – возьмут?
– Чтобы продать что-то ненужное, надо обмануть кого-то наивного. А нам обманывать карма не позволяет…
Директором и хозяином TS Computers являлся лысеющий дядька лет сорока, невысокого роста, с рябым лицом и носом в форме картошки, какую обычно выбрасывают, поскольку чистить ее бессмысленно. Если не считать носа, то все остальное в нем создавало впечатление вполне приличного человека. Звали его Робертом, представлялся он как «просто Роби». Фамилии его, похоже, не знали даже сотрудники. Роби и Роби. Санчеса и Димыча он поразил тем, что с первого раза – после того, как Лена однажды представила их друг другу при случайном столкновении в коридоре, – запомнил их имена. Теперь Роби при каждой встрече здоровался с ними за руку как со старыми знакомыми. Он обладал тактом и прекрасным чувством юмора, легким акцентом ре-экспата и характерным проамериканским стилем в одежде: голубые джинсы и водолазка у него неизменно сочетались с темным пиджаком от делового костюма Hugo Boss или Ermenegildo Zegna. С ним приятно было поговорить – он совершенно не кичился своим статусом успешного предпринимателя. Санчесу хотелось работать у Роби, но «начинать с низов», как любил говорить Димыч, было как-то уж очень тоскливо. Особенно глядя на Лену – такую успешную и независимую. На работу, аналогичную ей по статусу, ни Санчес, ни Димыч, конечно, рассчитывать в тот момент не могли, а к меньшему были морально не готовы. Димыч в присущей ему деловой манере попытался однажды объяснить это Роби, но результат разговора, в деталях неизвестный Санчесу, по сути был понятен, выдавая себя новой изломанной морщинкой, украшавшей лоб Димыча несколько дней подряд.
Оба товарища подготовили и разместили на HH.ru[15] и еще на паре интернет– ресурсов свои резюме в поисках серьезной стабильной работы. Из резюме следовало, что каждый из них в совершенстве владел практически всеми компьютерными языками, включая мертвые, и идеальным флюэнт инглишем, а посему готов был предложить себя работодателю за скромное вознаграждение от ста тысяч рублей в месяц без учета социального пакета. Заслуживающих внимания звонков не было. Обращались в основном сотрудники кадровых агентств, спрашивали рекомендации с предыдущих мест работы и цокали языками. Вчерашние выпускники пусть даже престижного технического вуза с такими «звездными запросами» их явно не очень интересовали.
В ожидании судьбоносного звонка от будущего работодателя Санчес притащил с Митинского рынка ворох дисков с разными программами и книжек по корпоративной автоматизации. Он мечтал создать крутую систему управления предприятием и частенько на домашних посиделках обсуждал эту идею с дядей в надежде, что тот поможет с клиентами.
– Семьдесят процентов всех внедрений систем автоматизации на предприятиях заканчивается неудачей. Почему? – забирался он на своего любимого конька каждый раз, когда его готовы были слушать. – Потому что все эти системы топорные и примитивные, как кухонная скалка! Рынок корпоративной автоматизации ждет технологического прорыва, по уровню сравнимого с тем, что произошел на домашней кухне с появлением бытового кухонного комбайна…
– Под «технологическим прорывом» ты понимаешь необходимость дополнительно мыть тонну каких-то корявых железяк от такого комбайна, я правильно понимаю? – язвила по этому поводу мама, что ничуть не смущало молодого инноватора.
Дядя активно кивал и поддакивал, обещал познакомить с правильными людьми, когда будет что показать.
Димыч круглосуточно скачивал все подряд с торрентов[16], как человек, который недавно впервые глотнул живительной влаги из неиссякаемого интернет-источника и теперь никак не мог оторваться. Гигабитное оптоволокно, полученное институтом для научных целей, по большей части простаивало впустую, поэтому фильмы скачивались быстрее, чем Димыч успевал их просматривать. Он мгновенно забил ими диск своего компьютера и пару дополнительных дисков, которые друзья подарили ему на день рождения, но места все равно катастрофически не хватало. Димыч начал записывать фильмы и программы на болванки, которых в лаборатории всегда было в избытке благодаря тому, что Гриша был неравнодушен к ярким канцелярским безделушкам, таская их в промышленных масштабах из тайных кладовых института и забивая ими железные шкафы «на черный день».
Острый дефицит денежных средств, наблюдавшийся у друзей, грозил перерасти в хроническую форму лузерского синдрома. Нужно было немедленно начинать лечение молодого самолюбия.
Первая практическая бизнес-идея родилась у Димыча именно вследствие его увлечения. Однажды он записал десяток дисков с программами и фильмами и подговорил Санчеса продавать самопальный продукт с рук у выхода из ближайшего к институту метро «Калужская».
– С уличной торговли начинали все миллиардеры. Это бесценная школа жизни. К тому же сейчас не девяностые, не съедят же нас…
Санчесу идея не очень нравилась, но школу жизни хотелось посетить.
Как ни странно, Санчес успел продать несколько дисков с отличной прибылью, учитывая, что себестоимость их была практически нулевой. Он даже вошел в азарт, но два молодых сержанта в мышиной форме с внушительного вида дубинками, улыбкой и загаром очень напоминающие сержанта Васильева эпохи летних военных сборов, вежливо и без наездов объяснили Санчесу нелегитимность его претензий на данную бизнес-модель. К тому же главный интеллектуал потока очень боялся, что кто-нибудь из школьных или университетских знакомых станет свидетелем его лоточной торговли у метро. С чувством облегчения от успешно пройденного урока в школе жизни он собрал свои пожитки и благополучно исчез.
– Продавать не так уж и страшно, как мне казалось, – делился он потом по скайпу впечатлениями с братом, – но все это должно происходить в пределах закона и удобного отапливаемого офиса…
– А по-моему, бабушек щупать у церкви за деньги – и то более разумная бизнес-модель, чем та, что вы придумали. И как только вам это в голову пришло?! – негодовал брат в ответ.
Димычу в этой школе повезло меньше. Он стоял у противоположного выхода, и когда подошла его очередь общаться с мышиными сержантами, сказал что-то остроумное, соответствующее комизму момента. Появился остряк в лаборатории только под вечер, без дисков и денег, но с огромной гематомой на бедре.
Тем же вечером на импровизированном бизнес-совете в комнате 555 Санчес признал эксперимент с торговлей удачным. Он смог заработать почти тысячу рублей, которые предложил по-братски разделить со своим партнером. Этих денег было достаточно для аскетичного, но целебного ужина из нескольких банок пива и хот-догов. Уже прогресс! Хотя для создания успешной компании и ее вывода на биржу NASDAQ стоило рассмотреть более устойчивые и масштабируемые бизнес-модели.
Гриша как раз вернулся с очередных межлабораторных посиделок. Он был слегка навеселе, а потому с готовностью принялся учить молодых уму-разуму.
– Ну что, молодежь, маетесь? Ничего, за одного битого 1/8 байтового дают! Пора вам уже делом заняться!
– Критикуешь – предлагай! – огрызнулся Санчес за двоих, поскольку Димыч вообще был не расположен к разговорам. – Розничная торговля – явно не наш конек. А на зарплату мнс’а[17] современный половозрелый интеллигент не проживет, без обид, Григорий. Чтобы хорошую работу найти, нужен опыт, связи, рекомендации. Нам бы в каких-то проектах интересных поработать хоть бесплатно – чтобы опыта набраться и об этом в резюме написать, а потом уже и работу найдем. Я знаю, сейчас программисты везде нужны на самом деле!
– В резюме ты можешь что угодно написать. Вон на заборе тоже «фэн шуй» написано, а там – дрова. Ума-то от этого не прибавится.
– Замкнутый круг какой-то получается, – вступил в разговор хмурый Димыч, – без опыта не берут, а опыта не наберешься, пока не возьмут.
– Опыт, – назидательно продолжил Гриша, – это то, что приобретается сразу после того, как становится бесполезным. А насчет проектов – это дело! С научными темами в институте сейчас глухо, да и неинтересны эти темы вам, молодым, будут. Сплошная писанина. А вот арендаторов независимых у нас в здании сидит – что водорода в металлогидриде! Набились, паразиты, промеж кристаллической решетки – хрен выкуришь. У них у всех какие-то задачи есть. Я поговорю с замом по науке, он вам какую-нибудь бумажку рекомендательную выдаст. Вы с ней пройдетесь по компаниям – аки апостолы алгоритмовы, спросите, может, им компьютеры какие починить надо или программы написать. Глядишь, кому и впарите…
Гриша осекся, увидев, как Димыч инстинктивно потер ушибленное бедро.
Следующие полчаса троица обсуждала возможные варианты развития бизнеса на базе института. Идея Санчеса об универсальной супернастраиваемой системе управления зажгла в глазах Гриши какой-то нездоровый дьявольский огонек, но Димыч жестко пресек полет их фантазии:
– Смотрю, паруса вам конкретно надуло! Это же годы научной работы! И еще непонятно – с каким результатом. Думаете, в Ораклах[18] всяких тысячи людей годами дурака валяют? Ларри с Биллом[19], наверное, встречаются время от времени и говорят: «Слышишь, вражий сын, не смей наделять свои программы интеллектом, а то вундеркиндам сибирским не на что будет пиво покупать и девок в Макдоналдс водить».
Звучало слишком здраво, чтобы спорить. Договорились рассматривать только те варианты, которые без существенных дополнительных затрат могли бы принести живые деньги в ближайшие месяц-два.