- Второй тормозной импульс отработан нормально.
   Гэлбрайт кивнул на того, за спиной которого сидел Никольский:
   - Это говорил пилот. Купер, чей голос?
   - Да, - подтвердил невидимый Купер, - это сказал пилот. Голос Мефа Аганна. А ваше кресло, шеф, за спиной Мстислава Бакулина. Их легко различать: Меф в полосатом скафандре серии "Шизеку", Мстислав - в серебристо-голубом серии "Витязь".
   - Десантный катер?..
   - Драккар, как их называют космодесантники, серии "Казаранг". В наше время драккары серии "Казаранг" морально устарели и сняты с эксплуатации, но в те времена группа Элдера использовала этот драккар для высадки на Оберон своего разведавангарда. Командир разведавангарда Бакулин.
   - Да, помнится, они начинали с разведавангарда, - вставил Никольский. - Остальные присоединились потом на драккаре "Циклон"... Или "Буран"?..
   - "Циклон", - разрешил его сомнения Купер.
   Голос Мефа Аганна:
   - Определялся на траектории сближения, подработал тангаж, даю еще один тормозной.
   Протяжный свист. Теперь равнина имела вид гигантского, продырявленного посредине светлого диска, усеянного осколками цветного стекла. По мере снижения центральный Кратер по законам геометрической проекции принимал облик все более и более суживающегося черного эллипса и наконец в момент посадки совсем пропал где-то на левом траверзе.
   Прикосновение к планетоиду было жестким: пронзительно взвизгнули амортизаторы ступоходов (Никольский и Гэлбрайт невольно стиснули руки на подлокотниках). Когти фиксаторов на ступоходах, брызнув фонтанами ледяного крошева, резко притормозили движение - машина развернулась боком, застыла.
   Меф Аганн поднял стекло гермошлема:
   - Приехали, командир! Оберон, Ледовая Плешь.
   - Вот как? А мне показалось - Луна, Море Спокойствия. - Мстислав тоще поднял стекло и, как это делают космодесантники сразу после посадки, отстегнул ремни и защелки-фиксаторы.
   Лучистая горошина миниатюрного Солнца висела в черном небе низко над горизонтом, я тени здесь были длинные, острые, очень густые, как тени на неровной местности ночью под светом прожекторов. Кинжалы теней указывали в сторону Кратера, которого не было видно отсюда, хотя с макушки ледяного нароста, где застыл "Казаранг", Ледовая Плешь просматривалась далеко.
   - Замечательный ты пилот, Меф, - признал Бакулин.
   - Ну и... что дальше? Куда прикажешь?
   - А дальше нам следует осмотреть район А по диаметру.
   - Хотел бы я знать, где тут диаметр...
   - Бери правее градусов на тридцать к направлению теней.
   Плавно покачиваясь на ходу, "Казаранг" зашагал под углом в частоколу теней. Выло слышно, как поскрипывают амортизаторы ступоходов и с хрустом вонзаются в лед когти фиксаторов.
   Вблизи Ледовая Плешь являла собой неярко освещенные боковым светом хаотические нагромождения обломков грязного льда. За исключением смолистой черноты теней и яркой белизны небольших участков, припудренных метановым и водно-аммиачным снегом, все краски этого промерзшего насквозь ландшафта были довольно блеклыми, преобладали грязно-зеленые, серые и сизые расцветки деталей рельефа. Правда, некоторые глыбы сильно поврежденной коры ледового панциря обращали на себя внимание йодистой желтизной. Надпанцирные наледи были светлее: грязно-белые, бледно-желтые и синевато-белесые. По наледям "Казарангу" легче было шагать.
   Чтобы избавиться от иллюзии непрерывного покачивания, Никольский на какое-то время закрыл глаза. Потом открыл и увидел, что характер наледей изменился: ему показалось, будто драккар забрел на зимнюю выставку ледяных и снежных сооружений развлекательного назначения. Столбы в виде оплывающих свечей, таинственные: согбенные фигуры под белыми покрывалами, гроты, раковины с шипами, арочные виадуки на тонких опорах... Как-то не верилось, что эти архитектурно-художественные шедевры - всего лишь результат оледенения выдавленных из недр Оберона фонтанов глубинной жидкости. На фоне черного неба ледяные изваяния выглядели как нечто пугающе-колдовское...
   - Клянусь Ураном, "Леопард" здесь никогда не садился, - пробормотал Меф.
   Мстислав промолчал. "Казаранг", монотонно поскрипывая, брал пологий подъем вдоль плоскодонной ложбинки, конец которой упирался в пушистые от инея "струны" исполинской "арфы". За "арфой" начиналась удобная для ступоходов ровная наледь, петляющая, точно дорожка, среди сосулькообразных, карикатурно тонких опор громадной "эстакады". Обход был здесь не очень удобен, и Меф направил машину сквозь "струны". Заскрежетало слева, хрустнуло справа - и путь к "эстакаде" открыт.
   - Ты замечательный пилот, Меф, - повторил Бакулин. - Но ты недесантник. Останови драккар.
   - В чем дело? - Меф остановил машину.
   - Сейчас увидим.
   Судорога тяжелого обвала поколебала катер. Толчки сместили зеркало заднего обзора, и Никольский встретил там взгляд неприятно внимательных светлых глаз командира.
   - Ты вперед смотри, - сказал Бакулин.
   Никольский поежился, Гэлбрайт вздрогнул, хотя фраза Мстислава, конечно, была адресована только Аганну.
   Впереди, медлительно разваливаясь на куски, оседала величественная "эстакада". Продолжительная судорога многотонного обвала, казалось, всколыхнула всю округу, по дну ложбины зазмеилась трещина.
   - Ну и чего особенного? - сказал Меф. - Я двадцать раз успел бы стартовать. Да еще успел бы выспаться перед стартом.
   Над местом впечатляющего крушения "эстакады" ширилось окруженное радужным гало искрящееся облако снежной пыли и ледяных кристалликов. Без "эстакады" неуютно стало под черным небом, пусто...
   - Километр мы протопали, - сообщил Меф. - Дальше пойдем?
   - Конечно. А почему ты об этом спросил?
   - Только и развлечений что падающая с неба архитектура...
   - Если десант для тебя забава - плохи наши дела. Поехали!
   - Дальше будет все то же. Сам видишь, здесь "Леопард" не садился. Или не видишь?
   - Странное это существо - пилот! - удивился Бакулин. Дисциплинированное, осторожное, терпеливое.
   - Я - недесантник.
   - По сути. Но тебя взяли в разведавангард из-за твоей феноменальной реакции.
   - Думаешь, здесь пригодится моя реакция? - Меф рассмеялся.
   - Постучи о блистер, - сказал Бакулин.
   - Нет. Я не суеверен. И не обязан. Я - недесантник.
   - Постучи, - повторил Мстислав.
   Аганн постучал.
   "Казаранг" быстро шел под уклон по гладким, как замерзшие лужи, натечным складкам многоярусной наледи. В конце спуска внезапно блеснуло на солнце светлым металлом изделие рук человеческих - паукообразный кибер-разведчик.
   - Призраки бродят во Оберону, - заметил Меф.
   - Стой! Сбрось атмосферу! - распорядился Бакулин. Опуская стекло гермошлема, пробормотал: - Вдруг чужой!..
   Гэлбрайт тронул Никольского за руку:
   - Надеется встретить автомат с клеймом "Леопарда".
   Меф Аганн открыл гермолюк - в кабине сгустилась морозная дымка и тут же осыпалась снежной пудрой. Мстислав наклонно прыгнул вперед и ловко приоберонился перед носом паука-автомата.
   Серебристо-голубой "Витязь" с ярко-синими катафотами и пурпурными огоньками на удлиненном к затылку гермошлеме, на плечах, локтях и коленях выглядел среди экзотических нагромождений фигурного льда необычайно эффектно. И даже грозно. Как боевая машина инопланетян. Пнув кибера, он вернулся в кабину.
   - Автомат с клеймом "Лунной радуги", - отметил Никольский.
   - Гермолюк можно не закрывать, - бросил Аганну Бакулин.
   - Без атмосферы неуютно! - запротестовал пилот.
   - Атмосфера?! - В голосе командира зазвучали веселые нотки. - Ну нет! Этого я не позволю!
   - Орбита приветствует экипаж "Казаранга"! - вклинился кто-то. - Что у вас происходит?
   - Голос Элдера, - коротко прокомментировал Купер.
   - Бунт на борту, - ответил орбите Бакулин. Коротко доложил о результатах выхода на поверхность. Добавил: - Пилоту теперь неуютно без общего контура герметизации, требует атмосферу.
   - Меф, - позвал Элдер, - зачем тебе понадобилось нюхать аммиак?!
   - Ты о чем? - удивился пилот. - Какой аммиак?
   - Который Мстислав притащил в кабину драккара на своих башмаках. Там кругом полно замерзшего аммиака. Если в кабине растает - не продохнешь от зловония.
   - Ладно, Юс, он все уже понял... - подытожил Мстислав. - Как нам быть дальше?
   - А ты чего бы хотел?
   - Получить разрешение на разведку Кратера.
   - Нет. И Асеев против. Бесспорно, Кратер интересен во всех отношениях, во ведь "Леопард" туда не садился. Или ты считаешь Эллингхаузера идиотом?
   - Я считаю его гением. Так гениально исчезнуть...
   - Когда заложим фугас, по сейсмограмме Ледовой Плеши узнаем о Кратере больше, чем дал бы ваш рискованный спуск в преисподнюю. Короче, разрешаю дойти до Кратера для видеозаписи. Но соваться в кальдеру не разрешаю. И ждите нас в южной зоне района А. Перед стартом "Циклона" еще раз поговорим. Салют!
   - Салют. Меф, курс на кальдеру.
   - Пойдем на моторах?
   - Нет, ступоходами. Может, встретим что-нибудь интересное.
   По дороге к центру Ледовой Плеши разведчиков сопровождало неиссякаемое разнообразие форм монументальных украшений из льда, но вряд ли Мстислав относил к понятию "интересное" именно это.
   Чем ближе драккар подбирался к воронке Кратера - тем меньше было хаотических нагромождений крупных глыб, а больше наледей и участков, заваленных щебнеобразным крошевом. "Казарангу" стало легче передвигаться. Теперь все время казалось, что машина идет под уклон. Однако истинный уклон, когда он действительно начался, не преминул заявить о себе резким снижением освещенности льда, сгущением теней и наконец их полным слиянием с разлившимся до самого горизонта морем тьмы. Пилот остановил "Казаранга", и Никольский вздохнул с облегчением.
   Освещенный солнцем, точно прожектором, противоположный склон Кратера отсюда выглядел как золоченая полоска далекой песчаной косы, приподнятой над гладью ночного моря, в мертвых водах которого не отражалось ничего. Ну абсолютно ничего не отражалось на неподвижной этой аспидно-черной поверхности... Далеко вправо и далеко влево линия береговой кромки чрезвычайно контрастно была обозначена цепочкой озаренных прожектором-солнцем верхушек ледяных куполов, ровно подрезанных снизу уровнем черной воды. Эффектно смотрелись фантасмагорические фигуры заледенелых фонтанов на материке, еще эффектнее - вдоль берега; но совершенно ошеломительно выглядели эти белоснежные и полупрозрачные "столбы", "колонны", "арфы", "эстакады" в непроницаемо-темных просторах мертвого моря. Как полузатопленные фрагменты каких-то руин. Или как полуобнаженные во время отлива фрагменты скелетов неведомых колоссальных существ. И надо было сделать над собой усилие, чтобы освободиться от гипнотической власти грандиозного миража и вместо ночного мертвого моря увидеть, вернее, почувствовать затемненную до полной невидимости пустоту планетарного провала...
   Очевидно, застигнутые врасплох живописными чарами Оберона, разведчики долго вглядывались в декорированную светлыми колоссами тьму. Наконец Бакулин тихо спросил:
   - Меф, ближе нельзя?
   - Можно. С фарами. А надо ли? Там круто, могут быть осыпи.
   - Черт бы побрал Элдера и его запреты!
   - Мстислав, как ты думаешь... с какой стати возникла здесь эта веселенькая пропастишка?
   - Кратер - мелочь. Бери шире. Спроси, с какой стати возникла здесь Ледовая Плешь.
   - Взрыв упавшего астероида.
   - Взрывом такой мощности Оберон развалило бы на куски... Но как бы там ни было, Меф, у нас из-под носа целый сегмент луны увели. Событие серьезное. Даже в масштабах Солнечной системы. А ты с уважением смотришь в какую-то яму.
   - Тогда почему тебя тянет к этому Кратеру?
   - Потому что здесь лет другого. Смотри, Меф, наш рейдер...
   На правом траверзе среди звезд медленно опускалась к горизонту светлая черточка. Изображение на сфероэкране окрасилось в блекло-зеленый цвет к постепенно истаяло. Звук тоще угас. И опять будто кто-то стал лить прозрачную жидкость на прозрачный колпак - сверху вниз потекли сизые волны пульсирующего сияния.
   - Это все? - спросил Гэлбрайт.
   - Да, шеф, - ответил Купер. - Луна закончила трансляцию.
   - У меня такое впечатление, - сказал Никольский, - что нам показали гораздо меньше половины главной видеозаписи десанта.
   - Пожалуйста, Купер, сообщите нам результат хронометража.
   - По сравнению с копией оригинал сократился, увы, на порядок.
   - Ничего не понимаю!.. - изумился Никольский. - Куда могла исчезнуть остальная часть оригинала?
   - Лаборанты седьмого хранилища тоже в недоумении, - тихо проговорил Гэлбрайт. - Они утверждают, что запись постепенно улетучивается с информационного кристалла. Как это происходит - никто не понимает.
   - Причем, в хранилище страдает только оберонский оригинал, - добавил Купер.
   - Пока! - резко подчеркнул Гэлбрайт.
   - Хотите провести параллель между пропавшим куском Оберона и исчезающей информацией?.. - Никольский задумался. - Адекватный процесс?..
   - Может быть, следует немедленно удалить оберонские разведматериалы из хранилища? - предложил Купер. - До выяснения физических причин таинственного процесса. Как бы там другие разведматериалы не тронулись...
   - Куда удалить?
   - Подальше. Куда-нибудь в Дальнее Внеземелье.
   - М-да-а... - протянул Никольский. - Но не в этом главное. В конце концов мы располагаем множеством копий. Гораздо больше меня волнует другое...
   - Вот и меня тоже... - мрачно произнес Гэлбрайт. - Куда мы будем удалять побывавших на Обероне людей?..
   9. ОТЧУЖДЕНИЕ
   Нортон развернул элекар Берта на, берегу канала, включил водитель-автомат, нажал кнопку "обратного хода" и выпрыгнул через борт. Все вокруг было тошнотворно желтым: небо, кусты и деревья, трава и вода. Вдобавок небо отливало глянцем, и этот неравномерный призрачный блеск делал небо похожим на повисший над головой океан ананасового желе... Нортон продрался сквозь придорожные кусты. Его покачивало. Сквозь просветы между деревьями блестела ядовито-желтая вода. Он лег на траву и уставился в небо. Летом такого он еще не испытывал. В апреле дьявольская желтизна мучила каждые три-четыре дня, но потом вдруг прекратилась, и, помнится, он с надеждой подумал, что это уже навсегда. С таким же успехом он мет бы надеяться, что вслед за апрелем наступит февраль.
   Затылку мешало что-то колючее. Нортон сунул под голову руку, вынул засохшую ветку, отбросил в сторону. Безобидное движение вызвало тошнотворные колебания небесного глянца, и Нортон старался больше не двигаться. Желтое небо утомляло глаза, но он не позволил себе смешить веки - знал: будет хуже. Впрочем, и так было нехорошо.
   В какой-то неуловимый момент глянцевый блеск помутнел и рассыпался. Пошел сверкающий снег. Казалось, ветер принес откуда-то громадное облако рыбьей чешуи, разметал его наверху, а потом этот мусор стал падать на землю, сверкая под солнцем. Желтое небо сменил глубокий коричнево-йодистый фон, ничего, кроме "фона" и "снега", не было видно, и Нортон почувствовал себя совершенно беспомощным, как слепец. Он опустил усталые веки - теперь это уже не имело значения: "снегопад" продолжался.
   Уши заложило чем-то непробиваемо плотным, и он, цепенея от страшного подозрения, подумал, что внезапная глухота слишком похожа на... Нет! Только не это! Он готов вытерпеть все, что угодно, только бы на Земле его не нашло то, от чего он сбежал...
   Тишина звенела, странно покачиваясь, и постепенно он успокоился. Та тишина, которой он боялся, никогда не звенела. Та была абсолютно мертвой мертвее представить себе невозможно. Да, все в порядке - сегодняшняя тишина звенит. Очень тонко, едва уловимо... И где-то в самой ее сердцевине словно бы часто-часто лопались липкие пузыри и торопливо шелестела пена. Разговорчивая такая пена, как шепоток безумца...
   Сверкающие снежинки-чешуйки мягко и липко лопались над головой, засоряя пространство серыми клочьями торопливого шелеста. Разной плотности смутные тени и коричнево-йодистые пятна... И как будто бы из всего этого кристаллизуется чье-то коричнево-бронзовое лицо - в перевернутом виде, наполовину скрытое тенями, наполовину освещенное колеблющимся пламенем... Не лицо, а скорее намек на него - громоздкое, диковинно-живописное сочетание теней и отсветов бронзы. Нельзя сказать, чтобы это смутно различимое лицо было придвинуто слишком близко, но почему-то хотелось хотя бы слегка от него отстраниться. Как и тогда, в прошлый раз... Он попытался связать в один узел все свои сиюминутные чувства - томило злое желание разобраться и в конце концов подавить в себе рецидив недоверия к вещественной зримости... нет, не то слово... - ощутимости? - да, ощутимости образа. Тем более что в необычном лице было нечто обычное и даже знакомое... Он сделал попытку сосредоточить внимание только на том, что ему показалось знакомым. Эдуард Йонге? Тэдди?.. Торопливый шелест-шепоток безумного эха достаточно внятно повторил его нетвердую мысль: - "Эдуард Йонге? Тэдди?.." Бронзовое лицо, кажется, дрогнуло. Нет, он не был в этом уверен. Но шелест-ответ, мгновенно распространенный ошалело качнувшимся эхом, плеснул в мозг резонансной волной: "Жан? Лорэ? Нет, ты не Жан... Кто ты, не улавливаю, не могу понять!.." Эхо было насыщено беспокойством. Тени и отсветы чуть переместились (диковинно подсвеченные куски бронзы словно бы ожили), и лишь теперь он догадался, чье это лицо. Оно отличалось своеобразием черт - смесь европейского с азиатским. Своеобразие было весьма привлекательным. Да что там - даме красивым. Среди ребят "Лунной радуги" Тимур Кизимов выделялся броской красотой...
   "Извини, Тимур, сперва я принял тебя за другого..." - нерешительно подумал он. Просто так подумал, на всяким случай И вздрогнул, захлестнутый новой волной ответного резонанса.
   "Нортон?.. Вот сюрприз! Не ожидал... Но, как говорят начинающие поэты, рад эфирному свиданию с тобой".
   "Я тоже. Вверх ногами, правда... Вздор какой-то...
   "Отчего же вздор? Ведь мы с тобой антиподы. Лорэ, к примеру, у меня всегда на боку..."
   "Я не о том. Все это вздор вообще... Болезненные судороги мозговых извилин".
   "Молодец. Очень толково все объяснил... У тебя, вероятно, это впервые? Не готов поверить в эфирную встречу?"
   "Не знаю, Тим. Но это не впервые. Два раза был Йонге Желтизна... несколько раз. Тэдди - два раза".
   "Хорошо видел? Ясно?"
   "Это мощно назвать словом "вижу"?.. Тогда нет. Как тебя".
   "Вот чудак! Откуда мне знать, как ты видишь меня!.. Тебя, например, я вижу скверно. Узнал скорее интуитивно, чем визуально... Так что у тебя с Эдуардом?"
   "Да ничего... Мне кажется, Тэдди был взбешен. Ругался. По крайней мере, я это так ощутил".
   "Ругался? Йонге? Невероятно... А ты?"
   "Я молчал. То есть... ну... сам понимаешь".
   "Диалог, значит, не состоялся... А знаешь, мой милый... ты и Йонге два чудака! Ведь это же превосходная дальняя связью!"
   "Мне и Йонге связь не нужна".
   "Да? Ну прости... Я и забыл, что вы друг с другом не очень-то ладили. Еще тогда я не мог понять почему. Правда, ходила какая-то сплетня, будто бы ты оставил Йонге в хвосте своей внезапной женитьбой..."
   "Мы ладили, Тим. Только нам никакая связь между собой не нужна. В сфере моего воображения ему просто нечего делать. Так же как мне... в его..."
   "Ладно, Дэв, с тобой все ясно. И меня ты, конечно, считаешь продуктом собственного воображения..."
   "Но хотелось бы, Тим, чтобы это была действительно честная "дальняя связь"..."
   "Кстати, Лорэ тоже не верил и недавно приехал ко мне на Памир выяснить отношения лично".
   "Поверил?"
   "Думаю, да. Ты бы видел, как он на меня посмотрел, когда я, словно бы мимоходом, обронил кое-какие фрагменты наших "эфирных бесед"!.. Впрочем, есть к другие способы перепроверки. Скажем, по почте. О, придумал! Я отправлю тебе карточку-квитанцию, которая удостоверит факт сверхдальней церебролюбительской связи. И знаешь, что на ней нарисую? С одной стороны, рукопожатие континентов, с другой - систему Урана. Но в образе Оберончика там будет этакий плешивый череп с дыркой на лысине я с двумя косточками крест-накрест..."
   "Заткнись!"
   "Это ты мне или своему воображению?"
   "Заткнись, говорю!.."
   "Кстати, Дэв, как будет в нашем случае правильнее: говорю или чувствую?"
   "Правильнее будет: думаю, мыслю".
   "Умница. Вот и давай, мыслитель, посоветуемся, как нам дальше жить..."
   "Повеселее ничего придумать не мог?"
   "Ах ты, телячий хвост! Повеселее!.. Не развеселит ли тебя новость, что Управление космической безопасности очень интересуется старыми оберонцами?"
   "Да? Я так и думал... Все утро я только об этом и думаю".
   "Понятно..."
   "Что понятно?"
   "Ну прежде всего то, что наши мозговые извилины неплохо настроены в унисон. Отсюда и связь... Ладно, дело в другом. Суть дела, видишь ли, в том, что нас на Земле всего четверо, но каждый ив этой четверки предпочитает мыслить, упрятав голову в песок..."
   "Погоди, погоди!.. Сдается мне, ты абсолютно убежден, что все четверо... одинаково..."
   "Нет, ты не просто мыслитель, Дэв, ты выдающийся мастер этого дела!.. Впрочем, каждый из нас, по-видимому, воображал себе, что именно он самый феноменальный урод на планете. И каждый страдал в одиночку. Мыслители..."
   "Предлагаешь страдать коллективно?"
   "Я предлагаю что-то решить. Ведь так продолжаться дальше не может. Хотя бы по той весьма заурядной причине, что наше уродство уже не секрет для космической безопасности".
   "А что они, собственно, знают?"
   "По крайней мере, им известно даже то, чего не было известно до недавнего времени мне".
   "Ты мог бы выразиться яснее?"
   "Видишь ли, каждый из нас знает все о себе и ничего об остальных. Функционеры из космической безопасности знают хотя и не все, но понемногу о каждом. О тебе, правда, речь пока не идет. Но стоит ли рассчитывать на то, что там работают дураки?"
   "Нет, не стоит..."
   "Я тоже так думаю. Не сегодня завтра и тебя зацепят. Просто так тебе не отсидеться в твоей коровьей крепости. Вместо того чтобы сообща обдумать свое положение, мы ломаем друг перед другом комедию. Вот ко мне приехал Лорэ... О чем, ты думаешь, мы говорили? О погоде. Об эволюции климата Средней Азии и Средиземноморья. И если не считать моего ответа на его вопрос, почему я до сих пор не женат, никакой новой информацией обо мне он не обзавелся. Я понимал, что его привело на Памир, но сам он не сказал мне об этом ни слова. Зато я очень подробно узнал, как менялся климат на Адриатике в период между палеогеном и антропогеном... А о том, что этот адриатический климатолог способен демонстрировать перед публикой великолепные образцы "черных следов", я узнаю в Управлении космической безопасности. Кстати, Дэв, как с "черным следом" дела обстоят у тебя?"
   "Может, сначала ты объяснишь мне, что это такое?"
   "Именно это я и имел в виду, когда напомнил, что мы обожаем ломать друг перед другом комедию. Но ты не смущайся и продолжай. Положение обязывает".
   "А знаешь, мой дорогой, в чем разница между нами? Между парочкой "я и Лорэ" и парочкой "ты и Йонге"?"
   "Впервые ты заговорил со мной поучающим тоном..."
   "Разница в том, что Йонге и ты еще не женаты, а я и Лорэ, как нарочно, до сих пор еще в состоянии брака".
   "Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что вам искать выход труднее, чем нам?.."
   "Ты очень правильно понимаешь. Для неженатого ты просто невероятно смекалист и проницателен... Ну что ж, пусть удача сопутствует тебе в поисках выхода".
   "Спасибо. Но с тех пор как мы оказались перед входом в зону СК, куда нас прижали, я утратил веру в удачу. Мы стоим у самых ворот и смотрим на них такими глазами, как будто эти ворота не имеют к нам никакого касательства. "Вы случайно но знаете, для кого приготовлена эта новая зона спецкарантина?" Слушай, Дэвид, ты притворяешься или действительно не понимаешь, что новая зона приготовлена для тебя?".
   "Говорят, поэтами рождаются, а ораторами делаются. Ты счастливый человек, Тим. И поэтом родился, и оратором сделался..."
   "Шизофреником я скоро сделаюсь. И немалая заслуга в этом будет твоя и Лорэ. Эх, знать бы все это заранее!.. Я долго еще флиртовал бы с мадам Внеземелье".
   "Как это делает наш упрямый и самоотверженный Золтан Симич"?
   "Золтан... Золтан уже ничего не делает..."
   "Шутишь?.."
   "Вчера сообщил мне один мой друг... из УОКСа. И ситуация-то, в общем, была как будто нехитрая... Трехместная коробочка пошла на вынужденную к Горячих Скалах... ну выручали ее и нарвались на кольцевую могилу. В тех местах это раз плюнуть..."
   "Понятно... И сколько?"
   "Двое. Золтан и его напарник".
   "Я-да... Тело Золтана удалось найти?"
   "Там не находят, Дэв. Когда проваливается этакий серповидный участок метров пятьсот шириной, там ничего не... Кроме лавы, естественно, и перегретых газов, паров. Кислотных, серных, ртутных, рутениевых... всяких. Взрывы бухают. Видимость - ноль... Одним словом, каша. И никакими локаторами..."
   "Знаю, Тим. Даже знаю, что и тебе довелось этого блюда отведать. Но ведь ты как-то выкрутился?.."
   "Мне повезло - моим напарником был Йонге. Вот вдвоем мы и выкрутились... Совершенно нелепое происшествие. Едва мы вывели из опасной зоны группу афродитологов, у одного из них лопнуло что-то в системе воздушного обеспечения. Из атмосферы, видимо, кое-что просочилось в скафандр, и парень так отравился, что стал способен на мелкие чудеса. Схватил ни с того ни с сего камнерез и пропорол багажный отсек дисколета... Ну пришлось побегать за ним, и он затащил нас в "кольцо". А там уже все шевелилось... Еле поймали! Хорошо Эдуард догадался треснуть его по затылку. Да так треснул, что бедняга только на базе очнулся. Потом медикологи говорили, что потеря сознания я спасла его. А вот как нам вообще удалось уйти оттуда живыми, этого ни один медиколог тебе не расскажет. Золтану не удалось... И сегодня я не в состоянии избавиться от мерзостного ощущения. В том смысле, что не следовало торопиться в отставку. В конце концов будь я напарником Золтана, все сложилось бы по-другому..."