Пеев Димитр. Седьмая чаша

   – Ну ладно, ладно, Средков, – неуверенно сказал Геренский, не пора ли прийти в себя?
   Таможенник вытер платком слезы и сделал видимое усилие овладеть собой.
   – Извините, – сказал он прерывисто. – Нервы не выдержали. Простите, что помешал вашей работе. Повторить все сначала?
   – Нет, не нужно, – сказал Геренский. – Лучше идите умойтесь.

4

   Во дворе, у ворот, топтался Дамян Жилков, жадно затягиваясь сигаретой. Геренский подошел, тоже достал сигарету, размял в пальцах, закурил. Потом спросил:
   – Ну, Жилков, ваша очередь?
   Геренский ни на секунду не сомневался, что Жилков мог быть убийцей. Вряд ли стал бы он философствовать о цене человеческой жизни. Конечно, на обдумывание столь коварного убийства у Дамяна вряд ли хватило бы гибкости и ума, но зато он вполне мог исполнить чью-то злую волю.
   – Я готов, товарищ Геренский. Идти в гостиную? – робко осведомился Жилков.
   Подполковник подошел вплотную к нему и, глядя прямо в глаза, сказал резко:
   – А зачем в гостиную? Ведь вы утверждали, что туда не входили.
   – Разрази меня гром, не входил. Я все время был на кухне. Овощи резал.
   – И сумели из кухни дотянуться до буфета? Там ведь есть отпечатки ваших пальцев.
   Жилков покраснел до корней волос. На лице его попеременно проступали недоумение, удивление, ужас.
   – Значит, все-таки входили?
   – Каюсь, каюсь, входил. Но не убивал, не отравлял, а просто…
   – Что – просто? Хватит темнить, Жилков!
   – Ладно уж, сознаюсь, был грех. Повинную голову меч не сечет… Тогда, в ту пятницу, я принес Даракчиеву толстую пачку денег. Около восьми тысяч левов да еще валюта, а он их бросил в ящик, как грязный носовой платок. И я… Дай, думаю, займусь денежками. Для Георгия Даракчиева восемь тысяч – так, пустячок, забава, а для меня… Ухвачу, думаю, денежки да здесь же, на даче, и спрячу, чтобы потом, хоть через месяц, вынести. А Георгий пусть гадает, кто из гостей его обобрал, ищи ветра в поле… Да не вышло по-моему, сорвалась рыбка. То Даракчиев говорил со Средковым, то пришлось встречать Паликарова и девочек… Но когда позвонил почтальон и Жорж пошел к воротам, я мигом смекнул: пора! Вбежал в комнату и прямо к буфету, так и прилип к ящику. Дудки! Заперто. Попробовал открыть карманным ножом, куда там, у Жоржа замки – как сейфы в госбанке. Покрутился я, повертелся – да так и остался с носом. А коли знал бы заведомо про отпечатки пальцев – перчатки надел бы, как в кино, товарищ Геренский, – огорченно заключил покаянную речь Жилков.
   – Тогда выясним другое, – сказал подполковник. – Предположим, с ящиком вы возились около минуты. Еще полминуты, пока вы входили. Уже полторы. Это почти половина того времени, которым располагал убийца. Значит, вы должны были застать его в гостиной. Если, конечно, отравили Даракчиева не вы, а другой… Вижу, вы меня не поняли. Поставим вопрос иначе: не заметили вы чего-нибудь необычного, пока находились там? Человека, движение, шум? Ничего вас не испугало, не заставило подумать, что вы не один?..
   Жилков опустил взгляд и опять покраснел.
   – Вы, Жилков, находитесь в положении нелегком, я бы сказал – скверном. Рассудите здраво: яд всыпан в чашу Даракчиева в то самое время, когда вы были в гостиной. Вы сами только что сознались, верно? Незадолго перед этим вы с Паликаровым обсуждали возможную смерть хозяина… Теперь понимаете? Молчание только утяжелит вашу участь. Итак, спрашиваю в последний раз: заметили что-нибудь или нет?
   – Заметить-то заметил, – сказал Жилков, не поднимая глаз. – Я, когда вошел, сперва затаился, прислушался, не дай бог, думаю, застукает кто. И тут услышал шаги. Кто-то скрытно, босиком, подымался по лестнице. Потихоньку… как ворюга.
   – Даргова? – молниеносно сориентировался подполковник.
   – Вроде больше и некому, кроме Бебы. Вообще-то она частенько разгуливала по комнатам босиком.
   – И вы видели Даргову?
   Нет, не видел, но шаги слышал. Я ее походку кошачью знаю.
   Геренский внимательно посмотрел на Жилкова и больше вопросов не задавал.
   В последующем эксперименте Дамян продемонстрировал незаурядные актерские качества. Крадучись вошел он в гостиную, картинно огляделся, сделал вид, что услышал шаги, метнулся к буфету и попробовал открыть ящик. Когда у него ничего не вышло, нахмурился, покачал укоризненно головой и направился к выходу. На все это у него ушла одна минута и сорок секунд.

5

   Геренский поднялся наверх, к Дарговой. Беба сидела на кровати и сосредоточенно разглядывала стоящую на ночном столике зеленоватую бутылку, уже наполовину пустую.
   – О, да вы тут в одиночестве не теряли время даром, – улыбнулся Геренский.
   Она ответила в том же шутливом тоне:
   – Пару глотков джина. Для храбрости, как говорится. Могу и вам плеснуть.
   – Сначала займемся делом. Ваша задача проста: спуститься по лестнице вниз, изобразить, что вы всыпаете яд в фужер, вернуться сюда.
   – Я все время сидела тогда здесь и вниз не спускалась. Кто отравил, тот пусть и отвечает, – тихо сказала Беба.
   Как бы не расслышав, подполковник продолжал:
   – В распоряжении убийцы было три с половиной минуты. Но я сброшу вам полминуты.
   – Какие полминуты? – опешила Даргова.
   – Те самые, когда вы подошли вот к этому окну, – он указал рукой на окно, – чтобы узнать, кто пошел открыть почтальону – Даракчиев или Жилков. И постарайтесь не пропустить одну важную деталь в мизансцене, Даргова. Вы должны спускаться… босиком. Как в прошлую пятницу!
   – Значит, Дамян… этот идиот, ляпнул все-таки? – после некоторого молчания спросила Беба удивительно безразличным тоном.
   – А что ему оставалось делать? Своя рубашка ближе к телу. Кто отравил, тот пусть и отвечает, как только что вы сами заметили.
   – Неужели вы, товарищ Геренский, можете подозревать меня в убийстве Жоржа? – тихо спросила Беба.
   – Нет, я не считаю, что именно вы отравили Даракчиева. Но могли отравить. И к тому же громогласно запугивали его убийством.
   – Запугивала убийством, – сказала она с горькой усмешкой. – Разве у меня такой уж преступный вид?
   – Ладно, Даргова, не теряйте времени. Это бессмысленно.
   Обычные, почти ничего не значащие слова подействовали на женщину сильнее увещеваний и запугиваний.
   И, собравшись с мыслями, она заговорила твердо, решительно:
   – Да, этот скот вас не обманул. Действительно, он мои слышал шаги. Зачем я сунулась вниз? А вот зачем. Тогда, в пятницу, Жорж порвал со мной. И сказал, что навсегда. Попробуйте понять мое состояние. Не знаю, как я выгляжу в ваших глазах, но я Георгия без памяти любила. Слишком неожиданной и жестокой была измена, вся кровь бросилась мне в голову, а в висках будто молотками застучало: убей, убей, убей… Сперва я хотела кинуться к нему и задушить. Однако задушить Жоржа и вы, пожалуй, не смогли бы. Не удивляйтесь, он был спортсмен – сильный, как тиф, и гибкий, как пантера.
   – Я и не удивляюсь, – спокойно сказал Геренский. – Навыка нет единоборствовать с тиграми и пантерами. У нас в Болгарии другие звери.
   – И тогда меня осенило: пистолет! Как-то в буфете, где Жорж хранил обычно деньги, я мельком заметила пистолет. Я слишком была потрясена, чтобы размышлять, заряжен он или нет, да к тому же я ни разу в жизни, сказать по правде, и не стреляла. В тот момент я забыла обо всем на свете и шептала про себя одно: убить, убить… Когда он спустился вниз, я подскочила к двери и прислушалась. Представляете, он спокойно мурлыкал какую-то мелодию. Тут раздался звонок. Жорж пошел открывать калитку, а я бросилась вниз, к буфету. На мое счастье, а может, несчастье, тот ящик оказался заперт. Я готова была зубами грызть замок! Будьте вы прокляты оба, и подлый Жорж, и пистолет, подумала я и поднялась наверх…
   – Сочувствую вам, – сказал подполковник. – Вы так красочно все рассказали, что у меня мурашки по коже. Теперь я позову помощника, засечем время, а вы изобразите все это. Думаю, сцена займет около минуты. Он почти угадал: сцена заняла семьдесят секунд.

6

   Когда все участники эксперимента отрепетировали свои роли поодиночке, настало время сыграть всем вместе. По составленной Смиловым графической схеме действующие лица заняли исходные позиции.
   Внимательно всех оглядев, Геренский сказал:
   – Эксперимент подходит к концу. Если исключить наше присутствие и замену Даракчиева Дарговым, вся обстановка точно такая же, как в прошлую пятницу: семь человек, шесть рюмок с коньяком и еще фужер – вместо седьмой чаши.
   – Но на сей раз горькую чашу предстоит испить мне, – сфиглярничал Даргов.
   – Вы все были участниками небезызвестного коктейль-парти, – продолжал подполковник, – и знаете, как развивались события. Нет необходимости напоминать их вам. Больше затрудняет меня ваша роль, Даргов. Вы не были тогда здесь, и я…
   – Не беспокойтесь, – опять прервал его Коста Даргов. – Я не раз бывал на этих сборищах. Так сыграю роль Жоржа, – тут он комично поклонился в сторону своей жены, – что все поверят в его воскресение.
   – Хорошо! Играйте, но не переигрывайте. Никакой театральщины. Ясно?.. Ладно, начинаем. Итак, Жилков позвал с верхнего этажа Богдану Даргову, а Даракчиев – Средкова. И вся семерка уже около стола. Прошу, пожалуйста.
   Все обступили стол, взяли свои рюмки: Даргов – с показным рвением, Беба и Жилков – равнодушно, остальные – с видимым смущением.
   Коста высоко поднял фужер и заговорил:
   – Я не знаю, что говорил Жорж последний раз в своей жизни, но уверен: он не изменил нашему любимому тосту. Друзья! Жизнь коротка, коротка, как мимолетный сон. Выпьем же за веселье!
   – Ах! – воскликнула Тотева. – Мне страшно.
   – Я предупредил вас, Даргов: не переигрывать! – сказал сердито Геренский.
   – Я просто повторил любимый тост Жоржа, вот и все, – возразил Коста.
   – Нет, не все, – отчеканила Беба. – Он про ангела какого-то говорил. Про седьмую чашу. Про гром и землетрясение. Наверно, из Библии. Он ее почитывал иногда.
   – Хватит! Вы забываетесь! – повысил голос Геренский. – Давайте кончать!
   И тогда Даргов снова поднял фужер:
   – Жизнь коротка, как мимолетный сон. Выпьем за веселье!
   Он первым поднес к губам свой коньяк и громко отпил глоток. Потом поставил фужер на стол и на мгновение застыл, как бы глубоко задумавшись. Вдруг он ткнул пальцем в сторону своей жены, пробормотал: «Ты…» – и не договорил. Маленькое тело его согнулось, словно переломилось, и он свалился на толстый ковер.
   – Переигрываете, Даргов, – хрипло сказал Геренский. – Переигрываете, несмотря на мои предупреждения!
   Даргов не подавал признаков жизни. В это мгновение какая-то нелепая, невероятная догадка озарила Геренского. Он бросился к Даргову, попытался нащупать пульс, похлопал его по губам.
   И понял: Коста Даргов отравлен – от губ исходил горьковатый запах миндаля…

КТО СЕЕТ ВЕТЕР

1

   – Что ж ты молчишь? – спросил Геренский.
   – Что мне сказать, товарищ подполковник? – кисло улыбнулся Смилов. – Такого провала я и представить себе не мог. Когда Даргов уже лежал мертвый, я, признаюсь, подумал: ну вот и все, дело закрыто, сейчас устроим обыск и найдем у кого-нибудь из них яд. А разве нашли?
   – Ладно, начнем рассуждать сначала, – устало сказал подполковник. – Вернемся к убийству Даракчиева. Итак, заподозренных четверо: Паликаров, Беба Даргова, Жилков и таможенник. Думаю, что о двух девицах спорить не стоит. Теперь попробуем снова представить, кому нужна была смерть Даракчиева… Паликаров: случай с девушкой, зависть к положению и доходам Даракчиева, досада от вечной роли «второй скрипки». Даргова: задетая честь, оскорбление, желание мести. Жилков: злость, что отняли его долю от очередной сделки, аппетит к большему богатству, желание встать во главе консорциума. Средков: прикрытие одного преступления другим. Теперь подумаем о двух других: о Косте Даргове и о Зинаиде Даракчиевой. Он, очевидно, страдал небезосновательной ревностью, а Зина даже перед нами не скрывала своей ненависти к мужу. Кстати, она его законная наследница. Вместе с сыном.
   – Мне кажется, вы сами не особенно верите в то, что говорите, – ответил капитан. – Коста Даргов доказал свою невиновность своей смертью. А у Зины железное алиби: отдыхала на Золотых песках, прилетела домой в субботу, рано утром. Кстати, посланная ею телеграмма пришла в час убийства…
   – И все-таки, Любак! Проверь алиби Даракчиевой.
   – Хорошо, товарищ подполковник. Но, честно говоря, я в ее алиби не верю. Теперь об убийстве Даргова. Ума не приложу: кому на пользу была смерть Даргова?
   – Даргов погиб, потому что знал, кто убил Даракчиева. Вспоминаю одну любопытную подробность. С Дарговым я познакомился в доме Даракчиевой. Незадолго до моего прихода он сказал вдове, будто знает убийцу ее супруга. А вдова сразу же рассказала об этом мне. Тут же, при Даргове.
   – И что же Даргов?
   – Он смутился, потом назвал Атанаса Средкова. Обычные, малообоснованные подозрения, ничего определенного. Я даже не придал этому значения. А Даргов, может быть, действительно знал, Любак. Знал и поэтому разделил судьбу Даракчиева!
   – В таком случае одно из двух: либо Даргов оболгал таможенника, либо на совести таможенника уже два убийства. А также попытка попасть кирпичом в Бебу Даргову…
   – Возможна еще одна версия, – сказал подполковник. – Даргов оболгал таможенника, чтобы замаскировать подлинного убийцу.
   – И вскоре этим подлинным убийцей был отравлен? Зачем же он его маскировал? – удивился Смилов. – Где же тут логика?
   – Логики маловато! Я хотел только подчеркнуть, как все запутанно и неточно, как нам не хватает твердой опоры.
   – Где же искать ее, твердую опору?
   – Для начала в скрупулезной проверке алиби вдовы. Я почти уверен, что Даракчиева чиста, однако…

2

   – А, это ты, Боби, – вяло сказала Беба на другом конце провода.
   – Я должен тебя видеть, Беба, – негромко сказал Паликаров. – И чем скорее, тем лучше!
   – Ну что ж, приходи.
   Боби повесил трубку, выскочил из кабины и стал искать такси. Минут через десять он уже сидел у Бебы.
   – Как тебе не стыдно, Беба! Волосы всклокочены, халат грязный, едва проснулась – и уже с рюмкой.
   Он взял со столика бутылку джина и сказал:
   – Дела идут все хуже и хуже, Беба.
   Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой и глуповатой.
   – Куда уж хуже, Борис… Как говорил покойный Жорж, я получила еще один удар судьбы.
   – А я получил от судьбы анонимные письма, – сказал он зло. – Три.
   – Анонимки? Эка невидаль! Ведь и я получила анонимные послания.
   – Можешь показать?
   Она встала и, слегка качаясь, пошла в соседнюю комнату.
   – Попробуй растолкуй мне эту абракадабру. – Она потрясла в воздухе двумя надорванными конвертами и швырнула Боби.
   Оба письма были написаны кривыми печатными буквами. В одном значилось: «Кто приходит босиком, от того не жди новогоднего подарка». В другом: «Ветка зашумела, заяц вздрогнул. А если не ветка, подумал заяц, а кирпич?»
   – Чушь несусветная, верно? – спросила Беба.
   – И мои не лучше. – Паликаров вытащил из кармана три конверта и подал их один за другим Бебе.
   «Король умер. Ура, да здравствует король, если я смогу стать королем».
   «Услышала лягушка, что подковывают вола, и тоже задрала ногу».
   «Одному соринка в коньяке, другому – радость в душе».
   – Твои не настолько глупы, – сказала Беба, возвращая письма. – А вот у меня действительно несусветная чушь.
   – Это еще бабушка надвое гадала, – подумав, сказал Боби, после чего мстительно добавил: – Может, и в них смысл найдется.
   – Так, – спросила Беба. – Что мы должны сделать?
   – Откуда мне знать! Кабы знал, совета у тебя не спрашивал…
   Они помолчали. Потом Беба схватила свои письма, встала и решительно направилась к двери.
   – Ты куда это? – крикнул Боби.
   – В милицию. Покажу письма Геренскому.

3

   Смилов вошел в управление, неся в одной руке свой пиджак (жара была просто нестерпимой), а в другой – объемистую дорожную сумку. Он поднялся по лестнице и, даже не заходя в свой отдел, сразу же направился в кабинет Геренского.
   – Желаю здравствовать! – отчеканил капитан. Подполковник шутливо потянул носом.
   – Чувствую запах соли и водорослей…
   – Ваше обоняние может послужить укором любому служебному псу!
   – Обойдемся без комплиментов. Ну, рассказывай мне, что слышно в Варне? И что делала вдова Даракчиева в промежутке от девятнадцати ноль-ноль четверга до девятнадцати ноль-ноль пятницы?
   – Была на Золотых песках, и нигде больше! Ее алиби подтверждает целая толпа ее друзей, приятельниц, воздыхателей. Вот все по порядку. В четверг в девятнадцать ноль-ноль вдова нанесла визит самой лучшей местной парикмахерше. В двадцать один ноль-ноль, облаченная в элегантный вечерний костюм, вместе с дюжиной собутыльников отправилась в шикарный бар «Колибите». В высшей степени приятное заведение, товарищ подполковник, рекомендую вам его от всего сердца. Компания веселилась в баре до трех часов утра. Возвращаясь в гостиницу, они по пути захотели искупаться в море. В общем, около четырех утра Зина появилась в гостинице. А в девять компания была, как обычно, на пляже.
   – И Даракчиева с ними?
   – Естественно, с ними. Через час она пошла на Евин пляж – сейчас модно загорать в чем мать родила, – но оставила свою одежду у них. В шестнадцать ноль-ноль вернулась с Евиного пляжа. В это время все обычно расходятся по своим номерам, но Зинаида вместе с двумя подругами и одним другом предпочла подремать у моря. И действительно, они дремали почти до семи вечера.
   – Значит, в пятницу она не была с компанией между четырьмя и девятью утра и между девятью и шестнадцатью?
   – Эта арифметика настолько проста, что даже я ее одолел, – притворно вздохнул капитан. – Дальнейшие вопросы предвижу. Да, проверил в аэропорту. Первый самолет в пятницу утром должен был вылететь в двадцать минут шестого, но по каким-то причинам задержался до восьми, следующие вылетали каждый час. Фамилии Даракчиевой среди пассажиров не значится… Алиби подтвердилось и днем. Зина действительно была на Евином пляже. Во-первых, разговаривала с гардеробщицей, та ее хорошо знает, поскольку Зина всегда щедра на чаевые. А около двух часов дня Даракчиева была на почте, чтобы отправить мужу телеграмму. Ту самую, что подшита в дело.
   – Оригинал бланка взял?
   – Вот он. – Смилов вытащил синий листок и положил на стол перед Геренским. – Я тщательно сверил почерк. Телеграмма написана собственноручно Зиной, а приемщица отметила точный час подачи: четырнадцать двадцать… Так что вычеркнем вдову из списка подозреваемых?
   – С величайшей радостью, Любомир, – согласился подполковник. – Ничего не найти – это тоже немалый успех.
   – Предлагаю написать этот афоризм перед входом в управление, – сказал капитан.

4

   Подполковник внимательно прочитал все пять писем, затем, положив их на край стола, сказал как бы в раздумье:
   – Хватка у консорциума железная. На мелочи не размениваются. Анонимки, цианистый калий, кирпичи, летящие с последнего этажа…
   – Кто-то старается нас оклеветать, товарищ Геренский, – оторопело ответил Боби. – Какой-то негодяй хочет, чтобы…
   – Не торопитесь со своими выводами, – сухо прервал Паликарова подполковник. – Никакой клеветы я здесь не усматриваю. Несколько глупых предложений – и только. – По его лицу скользнула тонкая ироническая улыбка. – Совсем другое дело, если бы письма были присланы на наш адрес и в них выдвигались какие-то обвинения. Против вас. Или, например, против гражданки Дарговой…
   Паликаров проглотил его намек и отвел взгляд, но тут в бой вступила Беба.
   – Вы совершенно правы, товарищ Геренский. Но все-таки. Письма пугают, нервируют, не дают спокойно жить.
   – Если даже у получателя чистая совесть?
   – Именно поэтому и нервируют! – не задумываясь, ответила Беба. – Мне кажется, цель анонимщика ясна. Совершив два преступления, он хочет отвлечь от себя внимание.
   – Почему же именно убийцу потянуло к перу и бумаге?
   – А кто еще станет клеветать на честных людей? Кому это выгодно?
   – Хотите сказать, что если вы оба получили эти письма, значит, вас нужно исключить из числа потенциальных убийц Даракчиева и Даргова?
   – Мне кажется, – холодно ответила Беба, – все это вытекает не из моих слов, а из самих фактов.
   – А если автор писем один из вас? – поинтересовался Геренский. – Сначала написал другому, а потом для отвода глаз самому себе?
   Последовало продолжительное молчание.
   – Говорил я тебе, Беба, зря мы суемся в милицию, – сказал наконец Паликаров.
   – Ничего подобного, – ответил Геренский. – Вы поступили правильно… Интересно только, другие из вашей компании тоже получили письма?
   – Не знаю, – быстро ответил Паликаров.
   – Может, и получили, мне они не докладывают, – сказала Беба.
   Геренский поднялся, давая понять обоим посетителям, что разговор закончен.
   – Благодарю за сообщение. Если не хотите осложнить ваши дела, не предупреждайте своих приятелей ни о сегодняшней нашей беседе, ни об анонимках.

5

   «Спросили собаку: почему тебя не привязали? Собака ответила: потому что торопились всыпать яд».
   «Игра в спортлото сулит тайные выигрыши».
   «Поехал за врачом, а по дороге притормозил и выкинул пузырек с ядом».
   – Это, Любак, как ты сам понимаешь, письма таинственного прорицателя к Жилкову. – Геренский сложил листки в конверт. Их черная служебная «волга» затормозила перед светофором, и подполковник рассеянно глядел, как люди спешат по переходу.
   – Неужели он сам их принес в управление? Что-то не похоже на тугодума Жилкова, – усомнился Смилов.
   – Ты прав. Он не из тех, кто выкладывает такого рода документы на блюдечке с голубой каемочкой. Вначале, когда я к нему приехал, уперся как бык: никаких писем ни от кого не получал, и баста. Потом только покаялся… Я взял их для экспертизы.
   Они подъехали к домику, где обитал таможенник, и вышли из машины. На звонок никто не ответил. Тогда они обогнули дом, но все окна и форточки оказались заперты.
   – И на работу он перестал ходить, товарищ подполковник, – сказал Смилов, снова нажимая на кнопку звонка.
   Геренский не успел ответить. За деревянным забором показалась любопытная соседка и без всяких церемоний заговорила:
   – Вы ищете Средковых? Жена с ребенком на курорте. Ребенок-то у них частенько хворает. Да и Атанаса в последние дни что-то не видно. Его огород почти засох. Не земля, а кирпич. Был бы Атанас, полил бы грядки, он любит возиться на огороде.
   – Его-то мы и ищем, – сказал Смилов. – Он не болен?
   Соседка легко сдвинула одну доску в заборе, юркнула в дыру и, вытирая руки замызганным передником, подошла к Геренскому и Смилову. Нагнувшись, она сунула руку под вывороченную ступеньку у порога дома Средкова и вытащила ключ.
   – Как видите, дома его нет. А вы, сдается мне, приятели Атанаса. Верно, вместе работаете?
   – Угадали, – отвечал Смилов. – Вместе работаем. Они направились к машине, думая об одном и том же:
   не хватало, чтобы и со Средковым что-то стряслось.
   – Этого варианта я не ожидал, – признался Геренский, нажимая на стартер. – Посмотрим, что преподнесет нам вдова.
   Даракчиева встретила их без тени настороженности, даже приветливо. Усадив гостей в глубокие кресла, спросила, слегка улыбаясь:
   – За мной пожаловали или ко мне? В детективных романах между этими «за» и «ко» такая же разница, как между небом и землей.
   – Между небом и землей, среди приятелей вашего супруга, разыгрывается какая-то странная пантомима, – заговорил без обиняков Геренский. – Летят анонимные письма. С какой целью одаривает анонимщик всех подозреваемых, неизвестно. Однако некоторые послания довольно занятны.
   – Все получили? – быстро спросила Даракчиева.
   – Даргова, Паликаров, Жилков. Может быть, получил и таможенник, но мы не смогли проверить. Дома его нет.
   – Исчез? – удивилась вдова.
   – Пока что его еще не отыскали. Но вы, к счастью, не исчезли, и потому я хотел бы вас просить…
   – Получила и я, – прервала Геренского вдова. – Вчера. Сначала подумала: а не сообщить ли вам, но потом передумала. Не решилась занимать вас вздором. Тем более что это не имеет никакого отношения к смерти Георгия. – Она помолчала и добавила: – Как и к смерти Косты Даргова.
   – Извините, сколько писем вы получили? – спросил Геренский.
   – Одно. Разве другие получили больше? – удивилась она.
   – Вы пользуетесь симпатиями анонимщика, – сказал подполковник. – Потому что другие получили по нескольку. Тем более любопытно взглянуть на это единственное письмо.