– Вы были с ней помолвлены?
   – Еще как! Все честь по чести. А потом, в один прекрасный день, получаю письмецо, где она сообщает, что уехала с другим мужчиной, не то Скоттом, не то Поттом или даже – почерк у нее неразборчивый – Боттом. Вот вам и доказательство!
   Однако теперь я понимаю: в моем случае повезло всем, кроме разве бедняги Ботта. Ничего себе девица, вполне, но по натуре – женский вариант Вика. Мы бы с ней не ужились. Вот подумайте: она ложилась спать не раньше пяти утра. Где же домашний уют?
   – А теперь вы помолвлены с дочерью лорда Стейблфорда? Да, это шаг наверх.
   – Именно. И в социальном плане, и в духовном. Более одухотворенных девушек, чем Беатриса, просто не бывает.
   – Ее как зовут? Беатриса… а дальше?
   – Брэкен.
   – Случайно, не леди Беатриса Брэкен? Я видела ее снимки в газетах. Она очень красивая.
   – Красивая? Не то слово! Вы когда-нибудь видели Грету Гарбо?
   – Да.
   – А Констанс Беннет?
   – Да.
   – А Норму Ширер?
   – Конечно, видела.
   – Так вот, смешайте их всех, и кого получите? Беатрису!
   – И вы правда так говорили с лордом Стейблфордом?
   – Э… может, не буквально такими словами. Но был с ним тверд. Да. Крайне тверд.
   – А он пресмыкался?
   – Буквально за брюки цеплялся. Но, конечно, я все-таки богат. Может, это помогло.
   – У Блэра денег почти нет.
   – Мне говорили, что сведущие люди считают его лидером молодых романистов.
   – Он и есть лидер. Но пишет такие книги, каких и не читает, можно сказать, никто. Понимаете, он выше обычных людей. В общем, за свои романы он почти ничего не получает.
   – На что же он живет?
   – У него работа на радио.
   Пэки заинтересовался. Он любил иногда вечерами послушать радио.
   – Это не он говорит, приветливо так: «Доброй ночи всем! Доброй ночи!»?
   – Нет. Он…
   – A-а, понял. Он ведет беседы о биржевых ценах.
   – Нет. Блэр шумит.
   – Как это, шумит?
   – Ну, играют, например, скетчи, где нужны разные шумы, а Блэр их и воспроизводит.
   – Ага, ясно! Кто-то крикнет: «Ура, вот идет королевский телохранитель!» – а Блэр и прошумит «топ, топ, топ». Да?
   – Да. И всякое другое. Он очень искусно подражает всему. Очень похоже.
   Пэки покивал.
   – Так-так, теперь мне понятно, отчего вы рветесь за него замуж. Дома никогда не будет скучно, если муж в любой момент сумеет погудеть, как клаксон, или там издаст призывный писк хлопкового долгоносика. Вы считаете, что ваш папа разделит такую точку зрения?
   – Папа ужасно меркантильный. Слишком много думает о деньгах.
   – А Эгглстон как раз сейчас выкладывает ему, что лично у него – ни гроша. Скажите, сколько диких кошек ваш папа перегрызает за минуту?
   Вопрос ей как будто не понравился.
   – Ну что вы такое говорите!
   – Прошу прощения.
   – Может быть, они прекрасно поладят.
   – Да, все бывает.
   – Если папа сразу не согласится, может, Блэр все-таки понравится ему и он даст ему хорошую работу…
   – Подражать хлопковым долгоносикам?
   Когда Джейн, развернувшись в кресле, пронзила Пэки взглядом, в глазах ее полыхнул огонек прежнего пламени.
   – А у вас, я вижу, ухо как лопух!
   – Старое футбольное увечье.
   – Желаете, и второе под пару ему станет?
   – Нет, что вы, что вы! Спасибо!
   – Тогда не смейте так шутить. Блэр – изумительный человек, а шумы он изображает оттого, что книги его слишком умные и публика их не покупает. Критики называют его романистом грядущего!
   – Да, вон он и грядет.
   Внезапно возникший в вестибюле Эгглстон стоял, оглядываясь туда-сюда, в поисках своей исчезнувшей леди. Даже на расстоянии было видно, что он ошарашен.
   – Ну хотя бы цел, на составные части не разобран, – прокомментировал Пэки. – А где следы зубов – незаметно. Может, ваш папа растерял боевой задор?
   – Он какой-то как в дурмане. Интересно, что там приключилось?
   Джейн громко окликнула Блэра, и романист грядущего, наконец узревший ее, двинулся к ним, заплетая ногами, не то как человек, испытавший жестокое душевное потрясение, не то как получивший удар под дых.
   – Ну? – накинулась на него Джейн. – Ну как?
   – Послушай… – Блэр заморгал.
   – Что случилось?
   – В общем, вошел я…
   – А дальше? Дальше?
   – Увидел твоего отца…
   – Вряд ли его можно проглядеть, – вставил Пэки, – номер обычных размеров. Я тоже, как вошел, сразу увидел вашего папу, отчетливо так. Ну как там у него дела с простыней? Продвигаются?
   – Да замолчите вы! – прикрикнула Джейн не хуже папы-сенатора, что могло бы заинтересовать ученого, исследующего вопросы наследственности. – Блэр! Прекрати наконец мямлить и заикаться и скажи толком, что случилось.
   Огромным усилием воли Блэр взял себя в руки.
   – Вхожу я, а он стоит посреди комнаты, и не успел я слова вымолвить, как он рявкнул: «Честный? Не пьяница?»
   – Честный? Не пьяница? – пискнула Джейн.
   – А что? – удивился Пэки. – Вполне естественный вопрос отца потенциальному зятю. Обычная формальность.
   – А ты что ответил?
   – Ответил: да – не пьяница.
   – И ответ как будто бы правильный, – дал оценку Пэки.
   – А потом он спросил, умею ли я заботиться об одежде. Я ответил – да, умею. И тогда он говорит: «Н-да, на вид неказист, но временно взять можно». И вдруг я обнаружил, что твой отец нанял меня в камердинеры.
   – Что!
   – Как раз то, на что вы надеялись, – заметил Пэки. – Сами же говорили: хорошо бы, если б ваш папа дал Блэру работу. Мечта стала явью! Мальчик выбился в люди!
   Джейн сражалась с огорчением.
   – Блэр! Почему же ты не объяснил?..
   – Не успел. Зазвонил телефон, он велел мне взять трубку. Звонила та самая миссис Гедж, к которой вы едете. Из вестибюля. Хотела с ним встретиться. Ну он велел мне уйти, я и ушел.
   Новая информация на минутку отвлекла Джейн от животрепещущего вопроса.
   – Миссис Гедж? А ты уверен?
   – Вполне.
   – Интересно, зачем это она сюда прикатила? Надо пойти спросить у папы, – задумалась она, но тут же отмела эту тему.
   – Что же ты, так взял и ушел?
   – Он сказал напоследок, что я должен ждать его завтра у поезда, на вокзале Ватерлоо.
   – Да это ж расчудесно! – Пэки повернулся к Джейн, которой, по всей видимости, требовалось ласковое слово. – Разве вы не видите, как все распрекрасно складывается? Вам ведь хотелось, чтобы Блэр был с вами в Сен-Роке? Ну теперь и будет! И даже в одном доме с вами. Сможете украдкой встречаться. Ворковать поверх воскресных брюк сенатора, пока Блэр их чистит.
   – Ой, а ведь и правда! Я и не подумала!
   Несмотря на все испытания, заносчивый дух Эгглстонов угас в Блэре еще не до конца. Смотрел он недоверчиво и с немалым негодованием.
   – У тебя что, сложилось впечатление, будто я и вправду поеду в Сен-Рок в качестве камердинера твоего отца?!
   Глаза у Джейн сияли. Подбородок, унаследованный по фамильной линии Опэлов, решительно вздернулся.
   – Вот именно! – твердо ответила она. – Ну Блэр! Это же замечательно! Ты будешь рядом с папой, он тебя полюбит. А потом, когда созреет время, я подойду к нему и скажу: «Ты знаешь своего камердинера. Так вот – это тот самый человек, за которого я хочу выйти замуж!» А он ответит: «Ну и прекрасно! Он понравился мне с самого начала». И все будет расчудесно!
   – Нет, все-таки…
   – Блэр! – перебила Джейн. – Я не обсуждаю. Я приказываю.
   Пэки поднялся. Ему показалось, что сейчас тактичнее всего удалиться. Блэр Эгглстон походил на молодого романиста, которого только что огрели по голове мешком песка. То есть на всех английских романистов, с тех времен когда первый молодой англичанин написал первый роман. По мнению Пэки, сейчас требовалось спокойно, обстоятельно разобраться в ситуации вдвоем с возлюбленной, без третьих лиц.
   – Поздравляю вас обоих, – произнес он, – со счастливым разрешением дела. Вы дадите мне знать, как развернутся события? Видите ли, я испытываю естественный родительский интерес к молодой паре. Найдете меня в отеле «Девонширский дом».
   – А вам уже надо уходить?
   – Боюсь, что да. Мне нужно подстричься. Моя невеста считает, что волосы у меня длинноваты. В своей прощальной фразе, когда поезд уже тронулся, она поэтично сравнила меня с хризантемой.
   – А по-моему, вам очень идет.
   – Конечно, идет. Но вы же знаете, каковы женщины! Стрижку я рассматриваю как свой священный долг.
   Пуская пузыри, Блэр вынырнул из трясины отчаяния.
   – Да не умею я служить камердинером!
   – Это легче легкого! – заверил Пэки. – С вашими-то мозгами! В минуту научитесь. И всего-то, складывать да чистить, чистить да складывать. И не забывайте приговаривать: «Да, сэр», «Нет, сэр», «Правда, сэр?», «В самом деле, сэр?», «Слушаюсь, сэр». A-а, еще одно. Не увлекайтесь чисткой одежды. Знавал я одного типа, которого уволили за то, что он чересчур налегал на чистку.
   – Какое безобразие! – воскликнула Джейн. – Почему же?
   – Однажды он вычистил заодно десятку из кармана, – объяснил Пэки.

6

   По мнению Гордона Карлайла (к нему, не забывайте, присоединился Суп Слаттери), женщины – создания жестокие. Пэки, вернувшись к себе после посещения парикмахера, вынужден был прийти к такому же выводу.
   Тяжким бременем висел на нем приказ Беатрисы оставаться в Лондоне. Его так и подмывало сорваться куда-то. Взяв журнал яхтсмена, он стал перечитывать рекламу, о которой рассказывал на вокзале. Настоящая поэма в прозе.
 
   «СДАЕТСЯ В ПРОКАТ моторный ялик «Летящее облако», 45 футов в длину, 39 футов по ватерлинии, 13 футов бимс. Есть радиосвязь; мощность – 40 лошадиных сил. Универсальный мотор, скорость до 8 миль в час. Спальные места для четверых, большой кубрик, хорошее междупалубное пространство; паруса и оснастка в отличном состоянии. Яхта полностью экипирована всем необходимым, включая кухонные принадлежности, столовое серебро и пр.».
 
   Пэки тоскливо вздохнул. Такой рекламой, считал он, не стоит дразнить молодого человека, чья невеста настрого приказала ему оставаться в Лондоне и посещать концерты.
   Когда он отбросил журнал, чтобы не терзаться мукой от вида всяких яхт, шлюпов и плоскодонных, с опускным килем шхун, затрезвонил телефон. Пэки подошел, готовый развеять тоску, наговорив резкостей тому, кто посмел вторгнуться в его печали, но тут же, узнав Джейн Опэл, сменил гнев на милость.
   Ему, человеку общительному, почти все люди нравились с первого взгляда, но никто еще, насколько он мог припомнить, так сильно не нравился с первого взгляда, как эта Джейн.
   Было в ней что-то такое, что он отметил, даже когда она отчитывала его самым натуральным образом; на что отозвались – разумеется, платонически – самые глубины его души. Как много у них было общего! Мысль, что она безоглядно бросается в объятия такого хиляка, как этот Блэр, огорчала его несказанно. Не то чтобы это что-то значило лично для него, но все равно обидно.
   – Алло! – приветливо откликнулся он.
   – О, мистер Франклин!
   Пэки сразу понял – что-то случилось; она очень волнуется. Да, она булькала, мямлила и поскуливала, и так невнятно, что ему пришлось высказать мягкий протест.
   – Возьмите себя в руки! Я ничего не понимаю!
   – Но я же рассказываю!
   – Хм, да? Тогда помедленнее, пожалуйста.
   – А теперь – разборчиво?
   – Да.
   – Ну так слушайте! – На другом конце провода шумно сглотнули воздух – Джейн явно брала себя в руки.
   – Вы слушаете?
   – Да.
   – Ох, с чего ж начать? Помните, когда вы стригли папу, он упомянул о письме?
   – Не пропустил ни словечка. Он решил ни за что не делать мистера Геджа послом во Франции и написал об этом миссис Гедж.
   – Правильно. – Новая пауза. – Ой, я трясусь как желе!
   Пэки пришло одно соображение. Он вспомнил, что звонила миссис Гедж, перебив беседу Блэра с сенатором, из тамошнего вестибюля.
   – Миссис Гедж поднялась и огрела вашего папу зонтиком?
   – Нет, нет, нет! Ничего подобного! Да слушайте вы! Начну-ка лучше сначала. Папа послал письмо миссис Гедж…
   – Так.
   – Но послал не ей! Ну то есть с той же почтой он отправлял письмо своему бутлегеру в Нью-Йорк, ругая его за последний счет… Да, да! Бутлегеру, торговцу спиртным… И что же папа натворил? Взял и перепутал конверты! Так что к миссис Гедж попало бутлегеровское письмо, а ее письмо сейчас на пути в Нью-Йорк!
   – Господи! Не может быть!
   Пэки был просто ошарашен. Его пробил благоговейный трепет при мысли, что сенатор Амброуз Опэл, этот бесстрашный деятель, завоевавший миллионы трезвенников, рискнул в частной жизни потреблять не только безалкогольные напитки. Тут ощущается дух… дух… ну, конкретно сформулировать, что тут за дух, нелегко, но наверняка какой-то дух присутствовал точно. Словом, Пэки захотелось похлопать сенатора по спине и заверить, что он здорово его недооценивал.
   – Вы все поняли? – тревожно спросила Джейн.
   – До последнего словечка!
   – Так слушайте дальше. Когда я вошла в номер, миссис Гедж только что ушла, а папа сидел весь багровый. В жизни не видела папу таким багровым. Должна сказать, он, бедняжечка, имел на это полное право. Представьте, какой позор!
   – Да уж…
   – Он рассказал мне все. Миссис Гедж пообещала, что разоблачит его. Если он не сделает Геджа послом во Франции, она передаст письмо в газеты, и вся Америка узнает, что он пользуется услугами бутлегера. А это, абсолютно точно, конец его политической карьере. Сами понимаете, держится он только на «сухом законе». Если подобное письмо опубликуют в газетах, он погиб. Миллионы людей голосовали за папу, твердо веря, что он не пьет ничего крепче лимонада. Да если узнают про спиртное, его попросту пригвоздят к позорному столбу! Вот что случилось! По-вашему, этого мало?
   – Нет, вполне хватает, – не стал спорить Пэки.
   На другом конце провода опять раздалось поскуливание.
   – Прекратите! – сказал он.
   – Что именно?
   – Перестаньте поскуливать будто целая корзинка щенков.
   – А я поскуливала?
   – Именно.
   – Понимаете, я очень страдаю.
   – Я тоже. Но обратите внимание, как четко и ясно я выговариваю слова.
   – Послушайте…
   Возникла пауза. Видимо, Джейн опять сурово обуздывала себя.
   – А вот самое интересное, – объявила она.
   – С увлекательностью первого акта уже ничто не сравнится.
   – Нет, правда, это еще интереснее. Понимаете, когда папа рассказал мне про все, я вдруг увидела, что ведь и я получаю шанс подобраться к своей проблеме. Да, это нелегко. Вы бы поняли сами, если б увидели папу – стоит весь багровый и перечисляет, что сотворил бы с миссис Гедж: содрал бы с нее кожу, подсыпал отравы в суп и так далее. Так вот, папе досталось столько, что больше ему уже и не вынести. Но я вспомнила про Блэра, как сильно его люблю, и, закрыв глаза, ринулась в атаку. Сказала папе, что тайно помолвлена с замечательным человеком.
   – А вы упомянули, что в данный момент он служит у папы камердинером?
   – Нет. Я решила, что это будет перебор.
   – И правильно.
   – В таких делах надо действовать осторожно.
   – Да, с крайней осторожностью.
   – Поэтому я только сказала, что обручена с замечательным человеком. А потом и говорю: «Предположим, я исхитрюсь как-то заполучить это письмо обратно от миссис Гедж. Тогда ты согласишься на мой брак?» – и папа ответил, что если я раздобуду письмо, то могу выходить замуж хоть за мороженщика, а он придет плясать на мою свадьбу.
   – Что ж, все по-честному.
   – Вот так дела сейчас и обстоят. Миссис Гедж еще несколько дней не вернется в Сен-Рок, а мы поедем туда завтра. Когда она прибудет, можно что-то предпринять.
   – К примеру что?
   – Н-ну все, что сумеем придумать.
   – А вы уже что-то придумали?
   – Нет.
   – А Эгглстону все рассказали?
   – Конечно.
   – И что он предлагает?
   Джейн чуть запнулась:
   – Он… м-м… заинтересовался. Понимаете, с ним трудно то, что, при всем его интеллекте, натура он артистичная, мечтательная, а в данной ситуации требуется человек энергичный и предприимчивый. Когда я спросила, есть ли у него какие-нибудь проекты, он подергал усы и с туповатым видом ответил, что пока ничего не придумалось. Однако он намерен приступить к раздумьям – в любой момент может что-то выскочить. Я так надеюсь, что выскочит! Конечно, я очень огорчаюсь из-за папы, мне хочется ему помочь. Как замечательно было бы, если б мы с Блэром сумели совершить чудо! Тогда папа сказал бы: «Благословляю вас, дети мои!» Ох, я была бы такая счастливая! До свидания, мистер Франклин. Мне пора бежать, ведь считается, что я переодеваюсь к обеду. А я подумала, вам интересно узнать, что произошло. До свидания!
   Раздался щелчок. Джейн повесила трубку.
 
   Через несколько минут после того, как Пэки выслушал историю, трепещущую девичьими надеждами и страхами, он все еще стоял у телефона, глядя в пространство. Походил он на человека в трансе. В него можно было бы втыкать булавки, и то он вряд ли заметил бы.
   Вдруг у него вырвался гулкий стон. Если раньше его раздражала перспектива жизни в Лондоне, теперь она стала и вовсе невыносима: точно сидишь на боксерском матче, а перед тобой в самый острый момент вырастает стена вскочившей публики.
   Его сжигали недоумение и гнев. Сидит как прикованный в этом захолустном городишке, в дали дальней от напряженнейшей человеческой драмы! Поистине жаворонок в клетке! Бес недовольства, подзуживавший его и прежде, принялся орудовать куда напористее. Пэки был из тех, кто просто не может оставаться за границами событий. А сообщение Джейн доказало, что сейчас живой, пульсирующий центр всех событий – это шато «Блиссак», Сен-Рок, Бретань.
   Однако Беатриса велела ему оставаться в Лондоне! Слово Беатрисы – закон.
   И все же…
   Пэки встрепенулся. Поведение его стало целеустремленным, как у человека, принявшего великое решение.
   Посудите сами: Беатриса, приказывая ему оставаться в Лондоне и посещать концерты, не могла предвидеть, что возникнет такая ситуация. Если вкратце, то ему преподносят случай помочь счастью двух молодых сердец. Разве она хотела бы, чтоб он пропустил такую возможность? Какая чепуха!
   Вдобавок она сама же дала ему строгий наказ – прилепиться примочкой к Блэру Эгглстону. Так? Да, вне всяких сомнений. Единственный же способ прилепиться к Блэру – это поехать во Францию.
   Весь тон этой прекрасной девушки подсказывал ему, насколько необходимо там его присутствие. Даже она, любившая своего жениха, поняла, что толку от него в возникшем кризисе – никакого. Все, что было рыцарственного в Пэки, бунтовало при мысли, что бедняжке Джейн придется опираться на эту надломленную трость.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента