И Овал, и Окружность были совершенно бесстрастны, никакие властные или другие амбиции их не замутняли, друг к другу они относились с дружелюбной прохладцей, если так можно выразиться, однако (как выяснилось) их абстрактные интересы, или их Горизонты Гипотетического Со зерцания (ГГС), оказались несовместимы: образовалась Воронка Конфликта, постепенно затягивающая и другие Фигуры и Категории. Всего этого «разогревания» конфликта и, соответственно, начала войны между Окружностью и Овалом можно было бы избежать (весь этот конфликт вполне мог бы остаться теоретической неувязкой, оставленной «на потом» для последующих разработок, – как правило, такие неувязки замораживались с помощью так называемого «Холодного Времени» (ХВ)), если бы не провокационная деятельность одного Желтого Треугольника. О Желтом Треугольнике было известно, что это профессиональный агент-объект из области Возможного Звука, связанный сразу с несколькими агентурами, но ни Совет Идеальных Фигур, ни Конфигурация Категорий, ни так называемый Дом Чисел и Оснований не знали, на кого же, в конечном итоге, работает Желтый Треугольник. На самом деле этот Желтый Треугольник по прозвищу «Оригинал Под Маской Копии» (не путать с другим Желтым треугольником по прозвищу «Хороший Вкус Это Оригинал Под Маской Копии») работал на Гигантский Черный Треугольник (ГЧТ).
Гигантский Черный Треугольник (в отличие от просто Черного Треугольника) считался опасной фигурой в мире абстракций, так как служил источником огромных объемов «невозможной энергии ». В принципе, и «возможная» и «невозможная » энергии допускались в Абстрактную Эпоху лишь как временные, регрессивные явления, существующие лишь до появления Идеальной Энергии, призванной слить и уравновесить эти два типа энергоресурсов (над этим проектом работали лучшие Точки Фона). Идеальная Энергия и Будущее считались в те годы синонимами.
Впрочем, и «Идеальная Энергия», и «Работа над Идеальной Энергией», и «Появление Идеаль ной Энергии в Будущем» – все это были существа, имевшие статус Категорий и входившие в качестве почетных членов в Конфигурацию Категорий.
Мы не будем описывать все происки Желтого Треугольника (по имени Оригинал Под Маской Копии), все его уловки и диверсии, направленные на разжигание войны между Овалом и Окружностью, – все это делалось в интересах Гигантского Черного Треугольника, для того, чтобы отвлечь внимание от тех нарушений Правил Созерцания, которые допускала эта Фигура-источник.
Все это делалось не только в нарушение Правил Созерцания, но и в нарушение Закона об Отвлеченном Характере Происходящего – основного закона Абстрактного Времени.
Короче говоря, начало Абстрактных Войн поставило под сомнение саму абстрактность Абстрактного Мира. Таково свойство войны – она всегда ставит под сомнение мир, в котором она происходит.
Конечно, Принцип Архива (по поручению Высших Категорий) пытался нивелировать противоречие между ситуацией войны и Отвлеченным Характером Происходящего (ОХП).
Поскольку войн давно не было, Принцип Архива реконструировал чрезвычайно старые и совершенно забытые категории войны: Холодная Война, Звездная Война, Молниеносная Война – этим категориям пытались придать статус «абстрагирующих существ-инстанций», но все провалилось, и эти войны умерли, не успев возродиться.
Поэтому мир погружался в пучину совершенно новой, неизвестной, абстрактной войны.
Война оказалась довольно жестокой, но победу одержала Окружность. Поначалу Окружность терпела поражение за поражением под натиском неисчислимых и непредсказуемых Асимметричных Эллипсов, и вынуждена была постоянно сокра щаться. Однако затем Окружность запросила у Совета Идеальных Фигур разрешение обратиться за помощью к Философским Понятиям. Военный отдел Мира Понятий (спешно сформированный) выделил Вещь-в-себе на помощь Окружности.
Ударная сила Вещи-в-себе оказалась столь велика, что с помощью этого оружия массового поражения Окружность смогла уничтожать до нескольких бесконечностей плюс и минус-эллипсов в секунду. Операция, осуществленная Окружностью под конец этой войны, называлась Эгида.
В результате Овал был полностью поглощен Окружностью и коллапсировал. Война закончилась.
Однако конфликт, как это бывает, приобрел шквально-каскадный характер. Разрушения и злоупотребления, допущенные обеими сторонами во время Первой Абстрактной Войны, некоторые зыбкие и двусмысленные аспекты мирных соглашений, а также продолжающаяся подрывная активность Желтого Треугольника – все это привело в результате к началу Второй Абстрактной Войны.
Это произошло в 5005 году по ЧЛ.
Вторая Абстрактная война (ВАВ) длилась 15 людолет и оказалась гораздо более серьезной и разрушительной, чем первая. Это была война между Фигурами и Фоном. Фактически в этой войне, с одной стороны, сражались объединенные Идеальные Фигуры, Категории и Понятия, а с другой стороны – Фон и бесчисленные Точки, Бесконечности, Величины, Поверхности, Линии, Фрактальные растры, Потенциалы, Плоскости и т.п.
На стороне Фона выступили все силы неэвклидовых геометрий, все асимметрии, треугольники Серпиньского, все «золотые» и «злые» точки, все перманентно коллапсирующие миры и Астрономические Допущения.
Несмотря на героизм, проявленный в этой войне Объединенными Идеальными Фигурами, Категориями и Понятиями (чего стоит один так называемый «Подвиг Катарсиса»!), Фон одержал сокрушительную победу. После этой победы власть Фона стала неограниченной, но победа да лась нелегко, и сам Фон оказался полуразрушен ным (не говоря уж о прочих участниках войны). В нем образовались различные дыры, щели и про рехи, которые впоследствии сыграли роковую роль в гибели Абстрактного Мира. Поэтому мож но говорить с уверенностью, что именно во время Второй Абстрактной Войны образовался глубин ный надлом, постепенно давший о себе знать.
Мирное состояние удалось удерживать под властью Фона довольно долго, более ста людолет, и этот период даже считался временем Процветания: появилось множество новых, прежде невиданных абстракций, и они свободно демонстрировали свои возможности в огромных эксклюзивных пространствах. Но старые раны не заживали, и хотя давно уже не было Желтого Треугольника, но дело его продолжали целые армии трикстеров, везде шныряющих, выискивающих потенциальные «Воронки Конфликта».
И одна из этих «Воронок» сработала! В 6016 году разразилась Третья Абстрактная Война. Поводом для нее стала поначалу сугубо философская полемика между двумя очень старыми Понятиями, долгое время пребывавшими в тени – речь идет о категориях «Всё» и «Ничто». Да, дело началось с мелочи, но эскалация конфликта произошла с ужасающей скоростью, и вскоре война между Всё и Ничто пылала с невиданной силой, вовлекая в себя все новые участки Абстрактного Мира.
Категория Ничто обладала гигантской, тщательно налаженной агентурной сетью: Всё и его союзники никогда не могли быть уверены в том, что самые ближайшие их соратники не работают на Ничто. На стороне Ничто выступили все так называемые Забытые Силы. Само по себе название «Забытые Силы» было всего лишь вежливым обозначением тех сил, которые в Абстрактном Мире не обладали полноправным статусом, они считались не вполне абстрактными и поэтому для их обитания были предоставлены так называемые Символические Пространства – пространства, так сказать, низшего сорта – в Абстрактном Мире объекты-сущности, влачащие за собой шлейф слишком уж конкретных значений, считались «грубыми», их называли «неотесанными», «неотшлифованными » – в общем, они подвергались легкой дискриминации, и поэтому воспользовались случаем, чтобы восстать против Абсолютных Абстракций.
Таковыми были Знаки и Языки: на стороне Ничто выступило более трехсот шестнадцати совершенно забытых языков, почти все языки, за исключением нескольких чисто математических, которые сохранили нейтралитет. На стороне Ничто выступили все числа, все буквы, сотни тысяч слов, а также такие символические знаки, как Крест, Пятиконечные Звезды (Красная и Белая), Шестиконечная Звезда (так называемая Звезда Давида), две Свастики (Левосторонняя и Правосторонняя), Знак Инь-Ян, Полумесяц, Знаки Валют (Доллар, Евро и Фунт Стерлингов – эти знаки сохранили свою силу, хотя самих денег уже давно не было), и множество других знаков. Наконец, на стороне Ничто находился Черный Квадрат – объект-оружие невероятной разрушительной силы.
Однако на страже интересов Всего твердо стояли Куб и Шар, Окружность, все Треугольники, Космическая Спираль, Точки, Поверхности, Множе ства, основные силы Фона, а также несколько очень древних «умных сил» из «Небесной Иерархии » – Престолы, Сияния, Власти и Господства.
Поскольку за годы, прошедшие с момента окончания Второй Абстрактной Войны, боевая мощь и разрушительная сила всех элементов Абстрактного Мира возросли во много раз, Третья Абстрактная Война оказалась запредельно разрушительной и отличалась беспощадной жестокостью.
Чего стоит одно лишь описание битвы между Словами и Кубом! Это описание, дошедшее до нас из глубин будущего, составлено одним из малоизвестных языков, который получил в этой битве столь глубокие раны, что так и не смог оправиться.
Перед смертью он оставил нам текст, который с большим трудом, но все же перевели на некоторые языки нашего времени. Вот перевод этого странного фрагмента на русский язык начала XXI века. Перевод предоставлен Русским Отделом Военного Департамента США. В оригинале текст рифмованный и имеет форму стихотворения. За качество перевода поручиться нельзя.
Вопрос о материальности Абстрактного Мира остается открытым… Точнее, безусловно, Абстрактный Мир обладал материальным субстратом, но речь идет о материалах далекого будущего – свойства этих материалов не вполне понятны нам, пещерным людям XXI века. То были материалы, порожденные внутри самих Абстракций, изнутри Фигур, Категорий и Понятий: каждая Фигура, каждая Категория, каждое Понятие Абстрактного Мира порождали изнутри своей сути (целиком и полностью открытой им самим в их Самосозерцании) свой собственный уникальный материал, обеспечивающий их полноту и Идеальную Форму.
Эти материалы были (будут) идеально чисты, стерильны… там не было никакой пыли, никакой грязи, никакой вообще – что очень важно – влаги.
Ни грамма увлажнения. Все оставалось чистым, сухим. Но тут сквозь разломы и дыры стала проникать пыль, целые пылевые бураны, а затем появилась грязь, влажная грязь – и это было началом конца.
Абстрактные Миры стали «подмокать». Распад этот был величествен и страшен: стали появляться конкретные вещи, доселе скрывавшиеся в глубочайшем подполье, – был увиден камень. Затем, в разгар одной из битв, показался вдруг сквозь какуюто щель целый горный хребет, точнее, его вершина, безжизненная и истерзанная.
Это произвело столь устрашающее впечатление, что сражающиеся прекратили сражение: обе стороны в панике отступили.
Вдруг появился, вылез откуда-то слон – он брел по одному из Разломов поверхности, по самому краю. Наблюдавшим его Фигурам он казался крошечным, но это был настоящий слон обычного размера, весь с ног до головы облепленный мокрой грязью. Он шел как пьяный, его ногитумбы заплетались, но сквозь грязь бешенной радостью выживания и реванша сверкали его микроскопические глазенки.
Стало вылезать разное… Какие-то грандиозные руины показались, оставшиеся еще со времен людей.
Вдруг и люди стали появляться – как они выжили все эти века, где скрывались? Неведомо.
Первой вылезла девочка в гранатовых бусах на шее, у нее было волосатое лицо, острые клыки, одежды не было, она умела делать огромные упругие прыжки, но постоянно играла со своими гранатовыми бусами, умиленно им улыбаясь. Потом появился старец в лисьей шубе, совершенно дикий, который пытался грызть края Абстрактных Фигур, отгрызая от них микроскопические фрагменты.
Потом и еще появились…
Всё и Ничто заключили мирное соглашение, его удивительно легко сформулировали – оказалось, между ними не существовало серьезных разногласий.
Война закончилась, но слишком поздно.
В самом конце войны одна из сторон – Всё – совершила действие, имевшее роковые последствия.
Все ввело в бой один тайный принцип под названием «Вода». Это был запретный ход, само слово было под запретом.
Тут же заключили мир, но оказалось, что слово «Вода» разрушило Темные Плотины. И хлынуло…
Оказалось, гигантские массивы воды находились за границей Абстрактного Мира, искусственно сдерживаемые, о чем не ведали, забыли, вытеснили… и тут хлынуло!
Хлынули могучие волны, забили фонтаны в дырах Абстрактного Мира. Все было смыто и залито водой – и Идеальные Фигуры, и повылазившие из щелей фигурки… Абстрактные века завершились потопом. Наступили жидкие времена.
Удалось ли уцелеть некоторым абстракциям, выжить, приспособиться, обрасти жабрами – неизвестно.
Удалось ли выжить тем, что повылазили из щелей, волоча с собой особо живучие вещи дикой древности (гранатовые бусы, лисьи шубы)?
Неизвестно.
Это все писал не сумасшедший учитель математики, желающий вздрочить детские мозги бай ками о войне, чтобы ребятня лучше училась. И не философ Хуесосов, желающий запечатлеть баталии своих коллег. И не сатирик-говнопляс, иносказательно рисующий говно своего времени. Это писали мы, американские военные, которым небезразлична судьба Соединенных Штатов. Поэтому просим отнестись к нашим словам серьезно.
Доклад-прогноз составлен по заказу Военного Департамента США. Строго секретно.
Сентябрь 2005 г., Арлингтон
ЖИДКИЕ ВОЙНЫ
АТАКА
Гигантский Черный Треугольник (в отличие от просто Черного Треугольника) считался опасной фигурой в мире абстракций, так как служил источником огромных объемов «невозможной энергии ». В принципе, и «возможная» и «невозможная » энергии допускались в Абстрактную Эпоху лишь как временные, регрессивные явления, существующие лишь до появления Идеальной Энергии, призванной слить и уравновесить эти два типа энергоресурсов (над этим проектом работали лучшие Точки Фона). Идеальная Энергия и Будущее считались в те годы синонимами.
Впрочем, и «Идеальная Энергия», и «Работа над Идеальной Энергией», и «Появление Идеаль ной Энергии в Будущем» – все это были существа, имевшие статус Категорий и входившие в качестве почетных членов в Конфигурацию Категорий.
Мы не будем описывать все происки Желтого Треугольника (по имени Оригинал Под Маской Копии), все его уловки и диверсии, направленные на разжигание войны между Овалом и Окружностью, – все это делалось в интересах Гигантского Черного Треугольника, для того, чтобы отвлечь внимание от тех нарушений Правил Созерцания, которые допускала эта Фигура-источник.
Все это делалось не только в нарушение Правил Созерцания, но и в нарушение Закона об Отвлеченном Характере Происходящего – основного закона Абстрактного Времени.
Короче говоря, начало Абстрактных Войн поставило под сомнение саму абстрактность Абстрактного Мира. Таково свойство войны – она всегда ставит под сомнение мир, в котором она происходит.
Конечно, Принцип Архива (по поручению Высших Категорий) пытался нивелировать противоречие между ситуацией войны и Отвлеченным Характером Происходящего (ОХП).
Поскольку войн давно не было, Принцип Архива реконструировал чрезвычайно старые и совершенно забытые категории войны: Холодная Война, Звездная Война, Молниеносная Война – этим категориям пытались придать статус «абстрагирующих существ-инстанций», но все провалилось, и эти войны умерли, не успев возродиться.
Поэтому мир погружался в пучину совершенно новой, неизвестной, абстрактной войны.
Война оказалась довольно жестокой, но победу одержала Окружность. Поначалу Окружность терпела поражение за поражением под натиском неисчислимых и непредсказуемых Асимметричных Эллипсов, и вынуждена была постоянно сокра щаться. Однако затем Окружность запросила у Совета Идеальных Фигур разрешение обратиться за помощью к Философским Понятиям. Военный отдел Мира Понятий (спешно сформированный) выделил Вещь-в-себе на помощь Окружности.
Ударная сила Вещи-в-себе оказалась столь велика, что с помощью этого оружия массового поражения Окружность смогла уничтожать до нескольких бесконечностей плюс и минус-эллипсов в секунду. Операция, осуществленная Окружностью под конец этой войны, называлась Эгида.
В результате Овал был полностью поглощен Окружностью и коллапсировал. Война закончилась.
Однако конфликт, как это бывает, приобрел шквально-каскадный характер. Разрушения и злоупотребления, допущенные обеими сторонами во время Первой Абстрактной Войны, некоторые зыбкие и двусмысленные аспекты мирных соглашений, а также продолжающаяся подрывная активность Желтого Треугольника – все это привело в результате к началу Второй Абстрактной Войны.
Это произошло в 5005 году по ЧЛ.
Вторая Абстрактная война (ВАВ) длилась 15 людолет и оказалась гораздо более серьезной и разрушительной, чем первая. Это была война между Фигурами и Фоном. Фактически в этой войне, с одной стороны, сражались объединенные Идеальные Фигуры, Категории и Понятия, а с другой стороны – Фон и бесчисленные Точки, Бесконечности, Величины, Поверхности, Линии, Фрактальные растры, Потенциалы, Плоскости и т.п.
На стороне Фона выступили все силы неэвклидовых геометрий, все асимметрии, треугольники Серпиньского, все «золотые» и «злые» точки, все перманентно коллапсирующие миры и Астрономические Допущения.
Несмотря на героизм, проявленный в этой войне Объединенными Идеальными Фигурами, Категориями и Понятиями (чего стоит один так называемый «Подвиг Катарсиса»!), Фон одержал сокрушительную победу. После этой победы власть Фона стала неограниченной, но победа да лась нелегко, и сам Фон оказался полуразрушен ным (не говоря уж о прочих участниках войны). В нем образовались различные дыры, щели и про рехи, которые впоследствии сыграли роковую роль в гибели Абстрактного Мира. Поэтому мож но говорить с уверенностью, что именно во время Второй Абстрактной Войны образовался глубин ный надлом, постепенно давший о себе знать.
Мирное состояние удалось удерживать под властью Фона довольно долго, более ста людолет, и этот период даже считался временем Процветания: появилось множество новых, прежде невиданных абстракций, и они свободно демонстрировали свои возможности в огромных эксклюзивных пространствах. Но старые раны не заживали, и хотя давно уже не было Желтого Треугольника, но дело его продолжали целые армии трикстеров, везде шныряющих, выискивающих потенциальные «Воронки Конфликта».
И одна из этих «Воронок» сработала! В 6016 году разразилась Третья Абстрактная Война. Поводом для нее стала поначалу сугубо философская полемика между двумя очень старыми Понятиями, долгое время пребывавшими в тени – речь идет о категориях «Всё» и «Ничто». Да, дело началось с мелочи, но эскалация конфликта произошла с ужасающей скоростью, и вскоре война между Всё и Ничто пылала с невиданной силой, вовлекая в себя все новые участки Абстрактного Мира.
Категория Ничто обладала гигантской, тщательно налаженной агентурной сетью: Всё и его союзники никогда не могли быть уверены в том, что самые ближайшие их соратники не работают на Ничто. На стороне Ничто выступили все так называемые Забытые Силы. Само по себе название «Забытые Силы» было всего лишь вежливым обозначением тех сил, которые в Абстрактном Мире не обладали полноправным статусом, они считались не вполне абстрактными и поэтому для их обитания были предоставлены так называемые Символические Пространства – пространства, так сказать, низшего сорта – в Абстрактном Мире объекты-сущности, влачащие за собой шлейф слишком уж конкретных значений, считались «грубыми», их называли «неотесанными», «неотшлифованными » – в общем, они подвергались легкой дискриминации, и поэтому воспользовались случаем, чтобы восстать против Абсолютных Абстракций.
Таковыми были Знаки и Языки: на стороне Ничто выступило более трехсот шестнадцати совершенно забытых языков, почти все языки, за исключением нескольких чисто математических, которые сохранили нейтралитет. На стороне Ничто выступили все числа, все буквы, сотни тысяч слов, а также такие символические знаки, как Крест, Пятиконечные Звезды (Красная и Белая), Шестиконечная Звезда (так называемая Звезда Давида), две Свастики (Левосторонняя и Правосторонняя), Знак Инь-Ян, Полумесяц, Знаки Валют (Доллар, Евро и Фунт Стерлингов – эти знаки сохранили свою силу, хотя самих денег уже давно не было), и множество других знаков. Наконец, на стороне Ничто находился Черный Квадрат – объект-оружие невероятной разрушительной силы.
Однако на страже интересов Всего твердо стояли Куб и Шар, Окружность, все Треугольники, Космическая Спираль, Точки, Поверхности, Множе ства, основные силы Фона, а также несколько очень древних «умных сил» из «Небесной Иерархии » – Престолы, Сияния, Власти и Господства.
Поскольку за годы, прошедшие с момента окончания Второй Абстрактной Войны, боевая мощь и разрушительная сила всех элементов Абстрактного Мира возросли во много раз, Третья Абстрактная Война оказалась запредельно разрушительной и отличалась беспощадной жестокостью.
Чего стоит одно лишь описание битвы между Словами и Кубом! Это описание, дошедшее до нас из глубин будущего, составлено одним из малоизвестных языков, который получил в этой битве столь глубокие раны, что так и не смог оправиться.
Перед смертью он оставил нам текст, который с большим трудом, но все же перевели на некоторые языки нашего времени. Вот перевод этого странного фрагмента на русский язык начала XXI века. Перевод предоставлен Русским Отделом Военного Департамента США. В оригинале текст рифмованный и имеет форму стихотворения. За качество перевода поручиться нельзя.
Никаких проливов, губ, флагов, морячек всего этого там быть не могло. Все это условности текста, порожденного раненым и умирающим языком. Однако из данного фрагмента с абсолютной ясностью видно, что в ходе этих битв уже происходил распад Абстрактного Мира – в этих отвлеченных пространствах стало появляться все больше конкретики, которую прежде здесь не потерпели бы. Эта конкретика буквально стала «сочиться из всех щелей» – она проникала сквозь разломы, дыры и пробоины Фона, образованные войной. Первой появилась пыль. До этого Абстрактные Миры были чисты, совершенно стерильны – эта чистота являлась условием Совершенного Самосозерцания Фигур, Понятий и Категорий.
Из Гаттлби-Той на Мангорский пролив,
Над Мангорами ветер играет судьбой, –
Так, губу закусив, так, губу закусив,
Так пела морячка из Гаттлби-Той,
Озаренной порою над Гаттлби-Той,
На Мангорский глядя пролив.
Но мы лучше умрем здесь в Гаттлби-Той,
Мы умрем, как один, в славном Гаттлби-Той,
Молодую морячку прикроем собой, –
Столько жизней готовы отдать за нее и за Гаттлби-Той,
Столько жизней готовы отдать, сколько тел не вместит
Глубокий Мангорский пролив.
Сколько слов, сколько слов в предыдущих строках?
Сколько белых волос на седых головах?
Мы – слова, мы хотим умереть за нее,
За девчонку из Гаттлби-Той, за нее,
За девчонку с пьяными глазами из Гаттлби-Той.
Мы подняли наш флаг, над Мангорами враг,
Неподвижный убийца над Гаттлби-Той!
Он шлифован и груб, это – Царственный Куб,
И он вечной порой, подвенечной порой
В белом небе парит над Гаттлби-Той, В вечно белом над Гаттлби-Той!
Этот Куб убивает слова, убивает слова,
Молодые слова, загорелые слова…
Мы умрем, как один, здесь в Гаттлби-Той,
Мы – слова этой песни, что, губу закусив, Пела пьяная девочка из Гаттлби-Той,
На Мангорский глядя пролив.
Вопрос о материальности Абстрактного Мира остается открытым… Точнее, безусловно, Абстрактный Мир обладал материальным субстратом, но речь идет о материалах далекого будущего – свойства этих материалов не вполне понятны нам, пещерным людям XXI века. То были материалы, порожденные внутри самих Абстракций, изнутри Фигур, Категорий и Понятий: каждая Фигура, каждая Категория, каждое Понятие Абстрактного Мира порождали изнутри своей сути (целиком и полностью открытой им самим в их Самосозерцании) свой собственный уникальный материал, обеспечивающий их полноту и Идеальную Форму.
Эти материалы были (будут) идеально чисты, стерильны… там не было никакой пыли, никакой грязи, никакой вообще – что очень важно – влаги.
Ни грамма увлажнения. Все оставалось чистым, сухим. Но тут сквозь разломы и дыры стала проникать пыль, целые пылевые бураны, а затем появилась грязь, влажная грязь – и это было началом конца.
Абстрактные Миры стали «подмокать». Распад этот был величествен и страшен: стали появляться конкретные вещи, доселе скрывавшиеся в глубочайшем подполье, – был увиден камень. Затем, в разгар одной из битв, показался вдруг сквозь какуюто щель целый горный хребет, точнее, его вершина, безжизненная и истерзанная.
Это произвело столь устрашающее впечатление, что сражающиеся прекратили сражение: обе стороны в панике отступили.
Вдруг появился, вылез откуда-то слон – он брел по одному из Разломов поверхности, по самому краю. Наблюдавшим его Фигурам он казался крошечным, но это был настоящий слон обычного размера, весь с ног до головы облепленный мокрой грязью. Он шел как пьяный, его ногитумбы заплетались, но сквозь грязь бешенной радостью выживания и реванша сверкали его микроскопические глазенки.
Стало вылезать разное… Какие-то грандиозные руины показались, оставшиеся еще со времен людей.
Вдруг и люди стали появляться – как они выжили все эти века, где скрывались? Неведомо.
Первой вылезла девочка в гранатовых бусах на шее, у нее было волосатое лицо, острые клыки, одежды не было, она умела делать огромные упругие прыжки, но постоянно играла со своими гранатовыми бусами, умиленно им улыбаясь. Потом появился старец в лисьей шубе, совершенно дикий, который пытался грызть края Абстрактных Фигур, отгрызая от них микроскопические фрагменты.
Потом и еще появились…
Всё и Ничто заключили мирное соглашение, его удивительно легко сформулировали – оказалось, между ними не существовало серьезных разногласий.
Война закончилась, но слишком поздно.
В самом конце войны одна из сторон – Всё – совершила действие, имевшее роковые последствия.
Все ввело в бой один тайный принцип под названием «Вода». Это был запретный ход, само слово было под запретом.
Тут же заключили мир, но оказалось, что слово «Вода» разрушило Темные Плотины. И хлынуло…
Оказалось, гигантские массивы воды находились за границей Абстрактного Мира, искусственно сдерживаемые, о чем не ведали, забыли, вытеснили… и тут хлынуло!
Хлынули могучие волны, забили фонтаны в дырах Абстрактного Мира. Все было смыто и залито водой – и Идеальные Фигуры, и повылазившие из щелей фигурки… Абстрактные века завершились потопом. Наступили жидкие времена.
Удалось ли уцелеть некоторым абстракциям, выжить, приспособиться, обрасти жабрами – неизвестно.
Удалось ли выжить тем, что повылазили из щелей, волоча с собой особо живучие вещи дикой древности (гранатовые бусы, лисьи шубы)?
Неизвестно.
Это все писал не сумасшедший учитель математики, желающий вздрочить детские мозги бай ками о войне, чтобы ребятня лучше училась. И не философ Хуесосов, желающий запечатлеть баталии своих коллег. И не сатирик-говнопляс, иносказательно рисующий говно своего времени. Это писали мы, американские военные, которым небезразлична судьба Соединенных Штатов. Поэтому просим отнестись к нашим словам серьезно.
Доклад-прогноз составлен по заказу Военного Департамента США. Строго секретно.
Сентябрь 2005 г., Арлингтон
ЖИДКИЕ ВОЙНЫ
Бескрайнее Океано развернулось во все стороны, стопроцентно обнявшее и наполнившее собою все, скрывающее под пеной поверхности бездонные бездны, где сотни тысяч возможностей жизни ежесекундно свиваются в обоюдоострые косички с сотнями тысяч возможностей небытия – вот он мир, сияющий, темный, нерасчлененный, извечный мир сплошного будущего, упокоенный в своем размеренном хаосе, воющий миллиардами гулких голосов, шепчущий биллионами шепотов, мурлыкающий квинтильонами сладких воркований…
Над этим Океано парит водяная пыль, мокрая взвесь, и ветры сбивают ее в тучи, рвут их, и тучи рассыпаются быстрыми или медленными дождями.
Где здесь, в этом мире влаг, лишенном какихлибо Фигур и Персонажей, может найтись место войне?
Однако присмотритесь (на самом деле, некому присматриваться, но все же присмотритесь, дорогие несуществующие): одна из тучек – влажная, набухшая, маленькая – скользит среди других туч быстрее, словно у нее есть путь, есть карта хаоса, и на этой карте она заранее отметила свои продуманные перемещения… И по цвету эта тучка отличается от остальных – она не серая, не изумрудная, не перламутровая, не синяя – она странного лилового оттенка, но не такого, который бывает в тучах в зеленый час грозы, она (повторим) очень странного оттенка: словами этот оттенок не опи сать, слезами его бы не выплакать из глаз, но, к счастью, ничьи глаза не видели ту самую тучку.
Вот она выбирает себе место в небе – там, где прозрачнее и разреженнее мокрая взвесь, где нет других туч: в этом месте она останавливается. Вот прекратила свой хитрый бег, вздрогнула, и внезапно из ее недр доносится звук тихого, долгого, чувственного поцелуя, сопровождаемого как бы стоном – с этим звуком тучка низвергается вниз тонкой ярко-лиловой струйкой. О слезы! О мартовский ручей! Вы, слезы и мартовский ручей, вы – слушатели наших речей. Вам сообщаем: начались Приключения Струйки. Пусть это прозвучит непристойно: чем больше порнографии в данном тексте, тем они богоугоднее, наши нескромные пророчества. Впрочем, в Жидких Мирах нет, по сути, ничего графичного, эти миры скорее можно назвать порнотекущими, порнольющимися, порножурчащими, и все дышит порнобесконечностью, порнохолодом, порносвежестью.
Ярко-лиловая струйка прорезает собой толщу Океано, поначалу мутно-прозрачную как топаз, но затем темнеющую, наливающуюся сладкой тьмой, словно черничным соком. Струйка ниспадает во тьму глубинных вод, не растворяясь, не смешиваясь – ее не колышат подводные течения, она, струйка, отважна, ей на все нассать, на все!
Достигнув тьмы глубин, она вдруг зажигается собственным светом – розовым, неожиданным свечением сюрприза.
Струйка светится, уходя все глубже, и вдруг из нее во все стороны начинают распространяться микроструйки – струйка разбивается на своего рода дельту, она выстраивается в небольшую сеть, которая опутывает один глубинный участок Океано.
Это – атака, военная операция. Она не остается без ответа: из глубин вдруг поднимается Нефтяная Колонна – грандиозный фонтан маслянис то поблескивающих чернил – этот нефтяной смерч стоит, пошатываясь, и мы видим небольшой золотистый шар, образованный чем-то вроде слабо светящегося масла, который (словно лифт) постоянно поднимается и опускается по телу Нефтяной Колонны…
Три жидкости схлестнулись в стычке – лиловая, светящаяся розовым светом, затем Нефть, и загадочное, золотое полумасло. Бой недолог, силы отпрянули друг от друга. В недрах гигантского живого океанического топаза нарастает гул – это хохот.
Этот хохочет Великое Океано, развлеченное стычкой влаг.
Октябрь, 2005
Над этим Океано парит водяная пыль, мокрая взвесь, и ветры сбивают ее в тучи, рвут их, и тучи рассыпаются быстрыми или медленными дождями.
Где здесь, в этом мире влаг, лишенном какихлибо Фигур и Персонажей, может найтись место войне?
Однако присмотритесь (на самом деле, некому присматриваться, но все же присмотритесь, дорогие несуществующие): одна из тучек – влажная, набухшая, маленькая – скользит среди других туч быстрее, словно у нее есть путь, есть карта хаоса, и на этой карте она заранее отметила свои продуманные перемещения… И по цвету эта тучка отличается от остальных – она не серая, не изумрудная, не перламутровая, не синяя – она странного лилового оттенка, но не такого, который бывает в тучах в зеленый час грозы, она (повторим) очень странного оттенка: словами этот оттенок не опи сать, слезами его бы не выплакать из глаз, но, к счастью, ничьи глаза не видели ту самую тучку.
Вот она выбирает себе место в небе – там, где прозрачнее и разреженнее мокрая взвесь, где нет других туч: в этом месте она останавливается. Вот прекратила свой хитрый бег, вздрогнула, и внезапно из ее недр доносится звук тихого, долгого, чувственного поцелуя, сопровождаемого как бы стоном – с этим звуком тучка низвергается вниз тонкой ярко-лиловой струйкой. О слезы! О мартовский ручей! Вы, слезы и мартовский ручей, вы – слушатели наших речей. Вам сообщаем: начались Приключения Струйки. Пусть это прозвучит непристойно: чем больше порнографии в данном тексте, тем они богоугоднее, наши нескромные пророчества. Впрочем, в Жидких Мирах нет, по сути, ничего графичного, эти миры скорее можно назвать порнотекущими, порнольющимися, порножурчащими, и все дышит порнобесконечностью, порнохолодом, порносвежестью.
Ярко-лиловая струйка прорезает собой толщу Океано, поначалу мутно-прозрачную как топаз, но затем темнеющую, наливающуюся сладкой тьмой, словно черничным соком. Струйка ниспадает во тьму глубинных вод, не растворяясь, не смешиваясь – ее не колышат подводные течения, она, струйка, отважна, ей на все нассать, на все!
Достигнув тьмы глубин, она вдруг зажигается собственным светом – розовым, неожиданным свечением сюрприза.
Струйка светится, уходя все глубже, и вдруг из нее во все стороны начинают распространяться микроструйки – струйка разбивается на своего рода дельту, она выстраивается в небольшую сеть, которая опутывает один глубинный участок Океано.
Это – атака, военная операция. Она не остается без ответа: из глубин вдруг поднимается Нефтяная Колонна – грандиозный фонтан маслянис то поблескивающих чернил – этот нефтяной смерч стоит, пошатываясь, и мы видим небольшой золотистый шар, образованный чем-то вроде слабо светящегося масла, который (словно лифт) постоянно поднимается и опускается по телу Нефтяной Колонны…
Три жидкости схлестнулись в стычке – лиловая, светящаяся розовым светом, затем Нефть, и загадочное, золотое полумасло. Бой недолог, силы отпрянули друг от друга. В недрах гигантского живого океанического топаза нарастает гул – это хохот.
Этот хохочет Великое Океано, развлеченное стычкой влаг.
Октябрь, 2005
АТАКА
В ночь перед битвой солдаты надели белые рубашки.
Кавалеристы сидели у костров, курили, тихо переговаривались, многие смотрели на звезды, думая, что видят их, возможно, в последний раз. Кто-то тихо пел песню, печальную и протяжную.
Сидящие вокруг задумчиво слушали. Трепещущий огонь высвечивал лица молодые и старые, с пушистыми усами или без усов. Офицеры вышли из своих палаток и сидели вместе с солдатами, или же темными силуэтами стояли, опираясь на сабли. Тонкий дым от костров стлался над бивуаком, иногда в ночных травах стонала птица, далеко за лощиной мерцала алмазная россыпь огней – неприятельский лагерь.
Когда небо посветлело перед рассветом, проскакал офицер в сопровождении казака с пикой, донеслись слова команды:
– Эска-а-адрон, в седло!
Послышался звон уздечек, перестук копыт, ржание коней, лязг амуниции – и вот уже гусарский эскадрон стоял наготове, сверкая значками, серебрясь шитьем по черноте мундиров, блестя сабельными рукоятями, ощетинясь черными киверами и красными плюмажами.
Снова пронесся офицерский крик, и перед эскадроном появился генерал на гнедой лошади в сопровождении адъютантов. Лошадь под генералом играла, нервно раздувая ноздри. Самому генералу не было и двадцати лет, его смуглое лицо ка залось исполнено воодушевления, волосами играл ветер. Правое плечо повязано красным шарфом – он был легко ранен во время предыдущей стычки с неприятелем. – Братцы, гусары! – крикнул он, – Положим животы наши за Отечество! Покажем ему, что и как! – он выбросил руку с саблей в сторону неприятеля.
– Сам поведу! Благослови Бог! За Россию!
– За Расею! – отозвался нестройный гул голосов, сопровождающийся лязгом сбруй. – С Богом!
Знаменосец развернул знамя, трубач протрубил атаку, и первый луч рассвета рассек синий туман вместе со звуком трубы. И на этот звук, далекий и ясный, ответил такой же трубный клич со стороны неприятеля.
– Гусары, к бою! – раздался крик генерала. – За мной! Вперед!
И эскадрон хлынул вперед, вслед за генералом и знаменосцем, постепенно наращивая скорость и гром скачки. Как странный механизм, тяжелый и звенящий, состоящий из людей, коней и железа, эскадрон двигался вперед, разгоняясь: земля дрожала и сотрясалась под копытами, облака пыли вздымались, окутывая всадников…
Издалека, оттуда, куда они скакали, донеслась ответная дрожь земли, горизонт окутался светлыми волокнами пыли, и сквозь эту пыль стали видны скачущие навстречу всадники. Там тоже плескалось знамя над головами, и по команде обе надвигающиеся друг на друга волны ощетинились светлыми на солнце клинками.
Если бы кто взглянул на все это с темных синих облаков, что неподвижно висели на уже ярком утреннем небе, то содрогнулся бы от предвкушения того неминуемо близящегося мига, когда две эти силы сойдутся, ударятся друг о друга со страшным лязгом и грохотом, смешаются – и все потонет в дыме, криках, пыли, огне и стонах сражения…
Но расстояние, разделяющее наступающие армии, было больше, чем казалось, – как-то странно выгибался ландшафт, странно гнулась лощина, которой предстояло стать полем битвы.
Пыль и воздух, смешиваясь, трепетали и надувались живой переливающейся линзой, увеличивая далекие цепи всадников.
И чем быстрее и грознее скакали гусары, чем ближе они были к неприятелю, тем сильнее загадочное оцепенение проступало в их душах. Это оцепенение проступало сквозь экстаз атаки, сквозь упоение бешеной скачки, сквозь решимость погибнуть за Отчизну, сквозь беззаветную решимость рубить и быть зарубленными… Да, сквозь это святое и извечное бесстрашие проступало изумление – смертельный враг отваги.
И вот уже рты, распахнутые для воинственного совокупного вопля, онемели, оставшись широко открытыми, глаза под сведенными яростью бровями округлились и остекленели, не в силах поверить тому зрелищу, что неминуемо надвигалось, становясь с каждым мгновением все очевиднее… все отчетливее.
В клубах пыли несущейся на них армии они все явственнее видели всадников в таких же точно черных с красным мундирах, в которые были облачены они сами, такое же точно желто-белое знамя с двуглавым орлом плескалось над головой знаменосца, скачущего рядом с неприятельским генералом…
Знаменосец черных гусар, старый солдат с красным лицом, исполосованном шрамами, с белыми длинными бакенбардами, словно повторяющими своей формой размах орлиных крыльев на его флаге, с кустистыми сросшимися бровями над оловянно-светлыми вытаращенными глазами он первый увидел свое собственное лицо в ряду скачущих навстречу солдат. Он не мог не узнать себя – эти бакенбарды, светлые, прозрачные волосяные крылья его лица, он пестовал их истово, он знал эти бледные волосья наизусть, каждый их завиток отпечатался в его сердце – да, он не мог не признать эти крылья на красном лице, не мог не признать неповторимый узор шрамов, которыми расписались когда то на его лице вражеские сабли, не смог не взглянуть в хрустальные от изумления глаза, на которые падала метущаяся тень от желто-белого шелка знамени… И в этих глазах он узрел ответную оторопь, ответное узнавание…
Вторым узнал свой облик молодой генерал – навстречу ему скакал бледно-смуглый юноша, почти мальчик, худой, изможденно-яростный, без треуголки, с растрепанными черными волосами на голове, в черном мундире с белыми отворотами, раненый в правое плечо, перевязанное красным шарфом. И сквозь пыльное марево он явственно различил у него на груди букетик сухих белых цветов – тех самых, что подарила во время последнего свидания… княжна Варенька…
И другие гусары стали узнавать свои лица в наступающем шквале. Возникло смятенье, воздетые клинки дрогнули, кто-то натянул поводья… Смятенье это объяло равномерно обе стороны, и когда войска сошлись, царствовало оно и в тех, и в других. Но были ли другие другими?
Ряды их смешались, две волны наконец-то схлестнулись, но как-то отяжелев и оцепенев в последний момент: солдаты не рубились, лошади изумленно ржали, тыкаясь в шеи и морды своих двойников, люди ошалело прикасались к своим живым копиям, словно желая убедиться, что это не морок и не зеркальная ткань, растянутая в пространстве.
Кавалеристы сидели у костров, курили, тихо переговаривались, многие смотрели на звезды, думая, что видят их, возможно, в последний раз. Кто-то тихо пел песню, печальную и протяжную.
Сидящие вокруг задумчиво слушали. Трепещущий огонь высвечивал лица молодые и старые, с пушистыми усами или без усов. Офицеры вышли из своих палаток и сидели вместе с солдатами, или же темными силуэтами стояли, опираясь на сабли. Тонкий дым от костров стлался над бивуаком, иногда в ночных травах стонала птица, далеко за лощиной мерцала алмазная россыпь огней – неприятельский лагерь.
Когда небо посветлело перед рассветом, проскакал офицер в сопровождении казака с пикой, донеслись слова команды:
– Эска-а-адрон, в седло!
Послышался звон уздечек, перестук копыт, ржание коней, лязг амуниции – и вот уже гусарский эскадрон стоял наготове, сверкая значками, серебрясь шитьем по черноте мундиров, блестя сабельными рукоятями, ощетинясь черными киверами и красными плюмажами.
Снова пронесся офицерский крик, и перед эскадроном появился генерал на гнедой лошади в сопровождении адъютантов. Лошадь под генералом играла, нервно раздувая ноздри. Самому генералу не было и двадцати лет, его смуглое лицо ка залось исполнено воодушевления, волосами играл ветер. Правое плечо повязано красным шарфом – он был легко ранен во время предыдущей стычки с неприятелем. – Братцы, гусары! – крикнул он, – Положим животы наши за Отечество! Покажем ему, что и как! – он выбросил руку с саблей в сторону неприятеля.
– Сам поведу! Благослови Бог! За Россию!
– За Расею! – отозвался нестройный гул голосов, сопровождающийся лязгом сбруй. – С Богом!
Знаменосец развернул знамя, трубач протрубил атаку, и первый луч рассвета рассек синий туман вместе со звуком трубы. И на этот звук, далекий и ясный, ответил такой же трубный клич со стороны неприятеля.
– Гусары, к бою! – раздался крик генерала. – За мной! Вперед!
И эскадрон хлынул вперед, вслед за генералом и знаменосцем, постепенно наращивая скорость и гром скачки. Как странный механизм, тяжелый и звенящий, состоящий из людей, коней и железа, эскадрон двигался вперед, разгоняясь: земля дрожала и сотрясалась под копытами, облака пыли вздымались, окутывая всадников…
Издалека, оттуда, куда они скакали, донеслась ответная дрожь земли, горизонт окутался светлыми волокнами пыли, и сквозь эту пыль стали видны скачущие навстречу всадники. Там тоже плескалось знамя над головами, и по команде обе надвигающиеся друг на друга волны ощетинились светлыми на солнце клинками.
Если бы кто взглянул на все это с темных синих облаков, что неподвижно висели на уже ярком утреннем небе, то содрогнулся бы от предвкушения того неминуемо близящегося мига, когда две эти силы сойдутся, ударятся друг о друга со страшным лязгом и грохотом, смешаются – и все потонет в дыме, криках, пыли, огне и стонах сражения…
Но расстояние, разделяющее наступающие армии, было больше, чем казалось, – как-то странно выгибался ландшафт, странно гнулась лощина, которой предстояло стать полем битвы.
Пыль и воздух, смешиваясь, трепетали и надувались живой переливающейся линзой, увеличивая далекие цепи всадников.
И чем быстрее и грознее скакали гусары, чем ближе они были к неприятелю, тем сильнее загадочное оцепенение проступало в их душах. Это оцепенение проступало сквозь экстаз атаки, сквозь упоение бешеной скачки, сквозь решимость погибнуть за Отчизну, сквозь беззаветную решимость рубить и быть зарубленными… Да, сквозь это святое и извечное бесстрашие проступало изумление – смертельный враг отваги.
И вот уже рты, распахнутые для воинственного совокупного вопля, онемели, оставшись широко открытыми, глаза под сведенными яростью бровями округлились и остекленели, не в силах поверить тому зрелищу, что неминуемо надвигалось, становясь с каждым мгновением все очевиднее… все отчетливее.
В клубах пыли несущейся на них армии они все явственнее видели всадников в таких же точно черных с красным мундирах, в которые были облачены они сами, такое же точно желто-белое знамя с двуглавым орлом плескалось над головой знаменосца, скачущего рядом с неприятельским генералом…
Знаменосец черных гусар, старый солдат с красным лицом, исполосованном шрамами, с белыми длинными бакенбардами, словно повторяющими своей формой размах орлиных крыльев на его флаге, с кустистыми сросшимися бровями над оловянно-светлыми вытаращенными глазами он первый увидел свое собственное лицо в ряду скачущих навстречу солдат. Он не мог не узнать себя – эти бакенбарды, светлые, прозрачные волосяные крылья его лица, он пестовал их истово, он знал эти бледные волосья наизусть, каждый их завиток отпечатался в его сердце – да, он не мог не признать эти крылья на красном лице, не мог не признать неповторимый узор шрамов, которыми расписались когда то на его лице вражеские сабли, не смог не взглянуть в хрустальные от изумления глаза, на которые падала метущаяся тень от желто-белого шелка знамени… И в этих глазах он узрел ответную оторопь, ответное узнавание…
Вторым узнал свой облик молодой генерал – навстречу ему скакал бледно-смуглый юноша, почти мальчик, худой, изможденно-яростный, без треуголки, с растрепанными черными волосами на голове, в черном мундире с белыми отворотами, раненый в правое плечо, перевязанное красным шарфом. И сквозь пыльное марево он явственно различил у него на груди букетик сухих белых цветов – тех самых, что подарила во время последнего свидания… княжна Варенька…
И другие гусары стали узнавать свои лица в наступающем шквале. Возникло смятенье, воздетые клинки дрогнули, кто-то натянул поводья… Смятенье это объяло равномерно обе стороны, и когда войска сошлись, царствовало оно и в тех, и в других. Но были ли другие другими?
Ряды их смешались, две волны наконец-то схлестнулись, но как-то отяжелев и оцепенев в последний момент: солдаты не рубились, лошади изумленно ржали, тыкаясь в шеи и морды своих двойников, люди ошалело прикасались к своим живым копиям, словно желая убедиться, что это не морок и не зеркальная ткань, растянутая в пространстве.