— Нy-y-y-y, — многозначительно протянул Гаврила переглядываясь с Избором. — Такие дела рано или поздно выплывают на поверхность…
   Старик, услыхав это, нахмурился.
   — Пусть выплывают. Но только с лягушачьими лапками! — зловеще сказал он. В его словах были яд и угроза — половина на половину. Ни то ни другое Исину не понравилось.
   — Что, что? — раздраженно спросил он. Но старик не ответил, а наклонился так, что б встретиться взглядом с сотником. Их глаза встретились, и в то же мгновение хазарин почувствовал, что всем существом его овладевает чья-то чужая, более сильная воля.
   Это было странное ощущение. Он словно превратился в песчинку, и круговорот неведомых сил затаскивал его куда-то внутрь и он оседал в зыбучих песках. Голова стала легкой и звеняще-пустой, но уже через мгновение он ощутил, что кто-то чужой заливает туда свинец своей воли. Покорный, с подавленной волей он уже без ужаса, а с каким-то любопытством он наблюдал, как старик стал расти на его глазах. Исчезли куда-то стены пещеры и странник, только что маленький и сухонький, унесся головой под небеса и оттуда донесся его голос:
   — В жабу! В мерзкую, грязную жабу!
   Но в тот же миг все изменилось. Исин пришел в себя и с удивлением увидел перед собой того же сухонького старичка, протирающего глаза. Вокруг него в воздухе висело облачко не то пыли, не то золы, а рядом с костром стоял на коленях Гаврила и ковырялся руками в костре. Старики чихали.
   Исин, еще помнивший морок вскочил на ноги с самыми дурными намерениями. После того, что с ним пытался сделать этот поганый старикашка у него могли возникнуть с ним личные счеты, но в эту минуту он даже не подумал об этом.
   — Двух старичков и ребенка в жаб? — спросил он неизвестно у кого, наливаясь злобой. — А-а-а-а! Так вы маленьких обижать?
   Разумные люди ответов на такие вопросы не дают. Они предпочитают сразу действовать. Четверка странников поступила точно так же. Без криков, видно ужас перехватил им горла, они побросав все свои незамысловатые принадлежности, выскочили из пещеры в дождь.
   То ли от колдовства, то ли от чего другого струи, только что щедро поливавшие камни и землю истощились и превратились в мелкую моросящую слякоть. Стало светлее — небо понемногу очищалось от туч и на востоке, над сонными деревьями уже пробивались первые лучи солнца. Утро обещало быть тихим и никак не располагало к погоне за распоясавшимися и потерявшими всякую меру волшебниками. Стояла чудесная, невероятная тишина, словно жизнь остановилась, но длилось это мгновение не долго. Исин утробным голосом заревел, словно только сейчас ощутил оскорбление, нанесенное бедным, сирым и беззащитным.
   — Вот я вас, поганцы!
   Странники и так не жалевшие сил припустили во все лопатки.
   Исин бегал быстро, на спор обгоняя некоторых не особенно резвых лошадей, и теперь он вкладывал в бег всю мощь молодых ног, но догнать стариков ему все же не удавалось. Страх, казалось, нес их по воздуху.
   Исин с удивление заметил, что проносясь с огромной скоростью по лужам, странники не оставляли на воде кругов, они не успевали возникнуть, и только меленькая рябь напоминала о том пути, которые проделали четверо странников.
   «Волшебство» — подумал Исин и вспомнил о товарищах. На ходу обернувшись он увидел, что те даже не бегут следом, топчутся около лошадей, но хазарин даже не пожалел, что не догадался сесть на лошадь. Погоня захватила его.
   Похоже, что старцы действительно были волшебниками, иначе как можно было 'объяснить то, что они до сих пор умудрялись бежать впереди молодого и крепкого сотника. Ему казалось, что еще чуть — чуть и он сможет нагнать беглецов, но, прибавляя в скорости, он не мог приблизиться к ним. Старцы, уловив приближающийся топот, тотчас удваивали свою прыть.
   Лес кончился и дорога, обогнув несколько небольших холмов, уперлась в бревенчатую стену. К тому моменту, когда Исин увидел приближающейся город его и старцев разделяли шагов сто. Но расстояние это благодаря старческой живости не сокращалась и благодаря мощному упорству сотника не увеличивалась. В этом к своему стыду хазарин убедился воочию и, выпустив свой гнев на стариков с помощью не самых лестных слов и выражении, он перешел на шаг, а затем и вовсе остановился.
   На его глазах старики живо добежали до ворот, и те, словно давно поджидали их, распахнулись настежь. Из ворот выплеснулась толпа горожан — кто пешком, кто верхом, кто в повозке и беглецы ловко затерявшись в толпе, скрылись за воротами.
   Исин даже не дернулся вперед. Он смотрел им вслед, поджидая товарищей.
   От разглядывания стен его отвлек конский топот. Воевода осадил перед ним своего коня и бросил хазарину поводья другого.
   — Догнал? — поинтересовался Избор, оглядываясь и переводя дух. Не увидев рядом с сотником ни мертвых, ни раненых он облегченно улыбнулся. Исин показал на отворенные ворота, бурлившие народом.
   — Ушли мерзавцы. Сегодня хоть и не езжай никуда — удачи не будет, раз с самого утра не везет…
   Воевода посчитал башни, оценил высоту стен. Городок обещал быть не маленький.
   — Да… Тут их точно не найдешь.
   Следом за Избором подскакал Гаврила, ведя в поводу еще одну лошадь. Он оглянулся, ища следы крови, потом внимательно осмотрел хазарина и точно так же как, как только что Избор поднял брови вверх.
   — Вот как! Даже ног не замочил! Только что вспотел! — удивился богатырь и отодвинулся подальше. Избор оглядев хазарина, ответит за него.
   — Сразу видно, что не догнал.
   Гаврил оглянулся, пытаясь угадать, почему Избор так решил.
   — Почему не «догнал»? Трупов, что ли нет? Так он мог из в землю вколотить… Может быть догнал, да в землю вбил… Вон он как с чудовищем-то… противоестественно.
   Избор не ответив, отрицательно покачал головой.
   — Крови нет? — продолжил угадывать Гаврила.
   — Да нет. Ноги сухие, — не пожелав терять время на загадки, сказал Избор. — Значит, все время по сухой дороге бежал.
   — Ну и что? — не понял Гаврила.
   — Значит, старики все время впереди бежали… — объяснил непонятливому богатырю воевода.
   — Почему так?
   — Они бегут, из них песок сыплется, лужи перед ним засыпает.
   Исин мрачно посмотрел на Гаврилу, но Избор его ободрил.
   — Ничего. С толком пробежался. Теперь хоть кони есть… А то по такой жаре, приметы обещают много не пройдешь.
   Не сожалея более об ускользнувших от них волшебниках, друзья въехали в город. Будь они на конях и с хорошим запасом еды, или хотя бы с тем небольшим, что успели вынести от князя Голубева, они миновали бы этот городок, не заезжая в него, но судьба повернулась так, что сама подвела их к городским воротам, да и хороший запасец на случай поесть — попить им бы тоже не помешал.
   Город стоял на большом холме окруженный бревенчатой крепостной стеной, Кривые узкие улочки переплетаясь уходили верх, неспешно двигались по ним телеги, дети выбегали из домов затевали игру сразу на дороге, ходили гуси выискивая траву и сердито шипя на шумных ребятишек. Все тут дышало мирной деловитостью и спокойной размеренностью.
   — Во всем княжестве люди по домам сидят, чудища боятся, а тут… Тишь да гладь.
   — Так уж знают, поди, про твои подвиги-то… Князь, верно, еще с ночи птиц разослал.
   Исин вдруг представил как целое княжество укладывалось на ночь в страхе и неизвестности, а вот теперь, благодаря ему… Его вдруг словно обдало холодом от грандиозности того, что он совершил.
   «Так они мне все по жизни должны!» — подумал он. — «Все-все!»
   Он тряхнул головой, возвращаясь в этот мир, и сказал.
   — Может, переждем день? Отоспимся?
   — Что?
   — Выспимся, да поедем… А то мысли всякие лезут…
   Избор хотел возразить, но его опередил Гаврила.
   — А ты их палкой гони, — серьезно посоветовал он. — Выбери палку потолще, да по своей глупой башке… Они и разбегутся…
   Тут ветер донес до них запах жареного мяса и свежевыпеченного хлеба.
   — Поедим и в дорогу… — сказал Избор. — Правду люди говорят — добра не сделаешь и зла не получишь.
   — Ты о чем, — спросил Исин оглядываясь.
   — Да о тебе все, — Избор кивнул на хазарина. — Чудовище убил?
   Исин смолчал и Избор понял, что хазарин уже объелся славы.
   — Убил, — ответил тогда за хазарина Масленников. — Сделал доброе дело.
   — От невесты сбежал? — снова спросил воевода.
   — Сбежал! — подтвердил Гаврила.
   Исин бросил поводья и всплеснул руками, призывая Богов в свидетели.
   — Так вы же сами… Талисман спасать…
   — И на счет чудовища тоже я тебе советовал? — Ядовито спросил Избор. — Или, может, Гаврила? Куда давеча полез? Не было бы твоего геройства днем, то и ночного геройства не понадобилось бы…
   — Значит, князя обидел, — не обращая на это внимания продолжил Масленников.
   — Оскорбил… — поправил воевода.
   — Чего князь с ним за это сделает?
   Гаврила пожал плечами и ответил уже за себя.
   — Круторог бы на кол посадил, а этот… Этот может тоже посадит, а может и женит…. Перед тем как посадить.
   — Так что, сам понимаешь, нам тут задерживаться надобности нет.
   — Так ведь не нарочно же, — попытался оправдаться хазарин.
   — Твои оправдания князю что? Тьфу и все… — Избор ловко плюнул в пыль. — Пусть ему лучше уж князь Владимир это объясняет или Белоян… Им веры больше.
   Как ни крутилась улица, но куда ей деться из-под ног троих богатырей? Пришлось-таки вести их в корчму.
   При входе их встретил пузатый мужик с заискивающими глазами.
   — А не ли у тебя… — начал Гаврила.
   — Есть! — радостно ответил хозяин, уже по одежде определив, что нужно этим троим. — Есть все, что угодно душе странствующих воинов. Мясо, вино, пиво, свежий хлеб… А к вечеру освободятся и комнаты для ночлега. Есть веселые женщины…
   — Нам бы волхва, — оборвал словоохотливого хозяина Гаврила. Он хотел добавить-«И трех жаб в сметане», но хозяин перебил его не дослушав. Он широко и гордо улыбнулся.
   — Ну, а уж этого тем более…
   Гаврила поднял брови, удивляясь тому, как корчмарь связал друг с другом эти слова «волхв» и «а уж этого тем более», а Избор улыбнулся. То, что обещал хозяин было даже больше чем необходимо и воевода первым спешился, обозначая действием принятое решение.
   В зале привычно гудели голоса, в воздухе носились запахи, гремел смех. Придавленный переживаньями хазарин постепенно оттаивал, отрывая ноги у куриц, что притаскивал к ним благообразный отрок. Они ели и пили, выводя не рассеявшуюся за ночь усталость из мышц.
   Кувшин вина, что пронесли мимо, зацепился запахом за хазарский нос и повернул голову сотника следом за собой. Веселый запах сладкого и перебродившего винограда звал за собой не хуже боевого рога.
   — Эй, хозяин! — крикнул он. — Дай-ка и нам такого же…
   Пузатый мужик, что встретил их при входе подошел и извиняющимся тоном сказал:
   — Это последний и он предназначен для другой половины.
   — Последний у тебя только день жизни…
   Потом, когда слова добрались до головы сквозь слои пива и мяса он переспросил:
   — Какой это «другой половины»?
   Вытирая руки о передник, хозяин кивнул в сторону дальней двери. Исин уже видел эту дверь и принял ее за кухню из-за дыма, что клубился там. Теперь, присмотревшись, он понял, что ошибся. В дыму сновали люди, совсем не похожие на кухарей, хотя, с другой стороны, откуда там дым, если это не кухня.
   — А чего там дымно у них?
   — А это не дым…
   Пытаясь угадать кому это тут полагается такое доброе вино сотник несколько мгновений вглядывался в комнату.
   — Так кого же это ты там держишь?
   — Это половина — для простых людей, а та половина — для умных! — гордо сказал хозяин.
   — Для знатных? — переспросил хазарин. Ему показалось, что он ослышался. — Так я, может, и сам княжеский зять!
   — Для умных.

Глава 20

   Исин удивленно оглянулся на Гаврилу, но тот только пожал плечами.
   — Это в какие же времена умный был лучше сильного да родовитого? — спросил тогда хазарин хозяина. Сотник поднялся и, через хозяйскую спину заглянул в зал, где от обилия седых бород рябило в глазах. Именно от этого со стороны казалось, что комната затянута то ли туманом, то ли дымком от осеннего костерка.
   Корчмарь подбоченился и гордо объяснил все двумя словами.
   — Волхвы это.
   — А чего такой кучей? — спросил Избор, и заранее радуясь шутке, ухмыльнулся. — Неужто все к князю Круторогу, в Журавлевское княжество?
   Корчмарь посмотрел на него недоверчиво, удивленно поднял брови.
   — А вы сами разве не туда? Нынче кто туда только не едет…
   Шутка нежданно оказалась правдой.
   — Да что же там такое? — спросил Гаврила.
   — Журавлевского князя Круторога волхв — Хайкин — себе помощника ищет. Ну и кто на подъем полегче собрались да туда двинулись…
   Разговаривая, он не переставал работать руками — передником смел крошки, знаком подозвал отрока с новым блюдом дичи, подлил пива.
   — А что? Места там хорошие… Князь, правда крутой, но и у нас не мягче… Только что на колья не рассаживает.
   Гаврила недовольно посмотрел на болтливого хозяина, но пиво было хорошим, и он только спросил.
   — А ты чего тогда остался? Шел бы с ними, может именно тебе и повезло бы?
   — А хозяйство? — серьезно ответил корчмарь, не оценивший подначки. Его рука облетела корчму, показывая на столы и бочки с пивом, на окорока, что весели по стенам, на бражничающих людей.
   — Дом какой, сараи, овин… Что ж все псу под хвост?
   — Ну, тебе виднее… — не стал спорить Избор. — И что, много их там?
   Он имел ввиду волхвов.
   — Полно…
   У него было еще что порассказать, но на другом конце корчмы заревело и корчмарь убежал туда.
   Хазарин не знал, что даст день завтрашний, и поэтому сегодня наедался впрок. К этому времени в него уже не лезло ни мясо, ни пиво, хотя на столе оставалось еще и то и другое и он решил пройтись по корчме, что бы внутри все умялось.
   — Посмотреть бы на них… — помечтал вслух сытый хазарин.
   — Сходи, может, родственников встретишь, — предложил разомлевший от сытости Гаврила.
   Исин ушел, его не было почти полчаса, а вернулся он с круглыми глазами. Сев на лавку хазарин молча стал есть, все так же качая головой. Масленников довольно долго смотрел на него, гадая, что же так подействовало на сотника — вино, пиво или те три курицы, что походя сожрал хазарин? Сам Гаврила наелся и напился до такой степени, что идти уже никуда не хотелось, а желалось наоборот, прислониться к чему-нибудь устойчивому и поспать, сколько дадут, но сотник молчал и Масленников не выдержал.
   — Ну и что там?
   — Ой, люди умные! — сказал Исин, все так же качая головой. — Что не скажут — все не понятно.
   — Умные? — Гаврила сдул с кружки пену и, вместо того, что бы хлебнуть пива, начал ножом резать пузырьки. — А может это ты дурак?
   — Это как так? Я — дурак, а ты — умный?
   — Вот так.
   — Я? Не верю…
   — А чего тут удивительного? Есть же ведь дураки на свете, а ты просто один из них… Вот и все.
   Исин посмотрел в осоловелые глаза Гаврилы и ответил:
   — Быть того не может. Ты меня уважаешь?
   — Уважаю!
   — И я тебя уважаю. Значит мы с тобой уважаемые люди. А уважаемые люди дураками быть не могут!
   Гаврила попытался понять, что такое говорит хазарин, но нить понимания ускользала. В голове приятно плескалось вино, и он только нашелся.
   — Не зря ходил… Набрался мудрости…
   Исин поднялся.
   — А ну пошли.
   Избор поставил свою кружку и обеспокоено спросил.
   — Вы чего это?… Драться хотите? Силой мериться?
   Гаврила начал подниматься с места, и хазарин, дождавшись, когда тот встанет и потянется за мечом, объяснил:
   — Умом. Пусть уж он их послушает, а что поймет — нам разъяснит. Тогда и решим кто умнее.
   Хозяин преградил им дорогу, но Гаврила сказал.
   — Мешать твоим гостям не станем. Потремся около них, может, умнее станем.
   Хозяин нехотя, словно что-то предчувствовал, отдвинулся, и богатыри прошли мимо.
   В дверях Гаврила на секунду задержался, проверяя, как падает свет, и только после этого вошел внутрь. Тут было на что поглядеть.
   Первым, что тут бросалось в глаза — седые бороды, в тумане которых сверкали лысины и зубы. Однако тут сидели не только бородатые старцы, но и мужички обычного вида и даже несколько женщин.
   Волхвов тут было припасено не на одно княжество. Богатырь посмотрел на столы, на кувшины и блюда и все понял. Волхвы гуляли. Те два дня, что на дорогах княжества бесчинствовало расколотое давеча Исином чудовище, волхвы провели в этой корчме. Гуляли они с удобствами, обстоятельно. На столах чего только не стояло — и жареное, и пареное, и вареное, и мясное, и рыбное и еще что-то, чему он не знал названий. «Нет такой еды под солнцем… Всем скопом, наверное, колдовали» — подумал Масленников, ощущая легкую зависть и, одновременно, превосходство. Воздух шумел разговорами, полными высокой мудрости. Если обычные люди после нескольких кувшинов вина начинали меряться силой, то волхвам, обделенным этой Божественной благодатью, приходилось меряться умом. Происходило это уже давно, и волхвы забрались в такие дебри, что действительно обычному человеку ничего понятно не было.
   Они спокойно стояли, а волхвы уже ни на что не обращая внимания, препирались друг с другом.
   — Да ты, сам-то когда в Темный Мир заглядывал? — кричала красивая женщина, обращаясь к другому концу стола. — Ты все звезды зришь, а нечистью и не интересуешься…
   — Права Вигда! Ой, права! — крикнул другой волхв, что стоял у нее за спиной. Его усы грозно топорщились и Исину показалось, что еще чуть-чуть и он вцепится в кого-нибудь.
   — Предков надо почитать! Предки за этим в оба глаза смотрели, а сейчас, когда за ней присмотру не стало она силу брать начала. Сейчас что? Сейчас никто и не скажет, как она двигается.
   — А ты знаешь?
   За плечами волхва нависало еще две бороды, покороче — видно ученики.
   — Мы знаем.
   — Ну и как? — ехидно спросил кто-то.
   — А вот так: ходила, ползала, бегала, прыгала и летала!
   По лицам волхвов пробежали улыбки — слишком уж просто тут все было, но они знали, что не знающий простого не сможет понять сложного и поэтому возразить решился только один.
   — И все? А вот Челеб пишет, что она еще и является… Это как понимать?
   — Что там этот твой Челеб пишет не знаю, а являться она не может… Да и как это — являться?
   — Неожиданно. Раз — и явилась!
   Те, с кем он спорил, засмеялись. Уж они-то точно знали, что и как в таких случаях происходит.
   — Нет. Так не бывает. Ну, может только, если подползет незаметно, а так… Откуда же у нее силы являться?
   — Ну да? А почему тогда так быстро пропадает, когда заклинание скажешь? Не бежит, не летит, а пропадает? А? Знаете?
   Он спросил это с таким задором, что Гаврила прямо почувствовал, что он вот-вот сложит пальцы в дулю и покажет ее свои противникам.
   — Знаем! Да не скажем.
   Мудрецы переглянулись.
   — Это почему?
   — А из вредности…
   Ответить на это любопытному волхву было нечем. То есть Гаврила-то знал, как и чем ответить, но любопытствующий волхв был тонок в кости, безоружен, и наверняка от этого и думал иначе, чем богатырь.
   Масленников отвернулся от него и прислушался к разговору трех волхвов, что стояли левее.
   — У варяжских волхвов еще ничего, — говорил самый старый из них глухим от долгого молчания голосом. — Там нечистой силе можно жить. У северян кровь холодная. Коли нужен ему бес, так он перстень потрет и его вызовет, тот его волю сполнит, и опять свободен… А у саркинозов…
   — Да-а-а, — подхватил другой, не менее древний. — У саркинозов другой обычай. Если саркиноз беса поймает, то норовит его обязательно куда-нибудь укупорить. В горшок, какой или лучше того в светильник. Что бы, значит, всегда под рукой был…
   — Горшок — понятно — сказал третий. — Ну а светильник-то?
   Те двое, что говорили, переглянулись и хихикнули, а потом второй объяснил.
   — Все просто, Бухтиган. Они там сладострастники все. Как только ночь, так они сразу за светильник, и бесов своих выпускают, что бы, значит, те им чужих жен да девственниц таскали.
   — Устроились, — с пониманием ответил третий и, как бы между прочим, поинтересовался. — И что, таскают?
   — А то. Нечистая сила — сила подневольная. Куда же ей деваться?
   С другой стороны — там шел свой разговор — кто-то пробубнил, разжевав слова вместе с куском мяса:
   — Но ведь есть случаи, когда от нее человеку польза? Есть! То золота мешок принесет, то еще чего-нибудь полезное.
   — Это польза мнимая, черная, — ответили ему. — От нее пользы никакой, только вред один.
   Говоривший оглянулся и увидел насмешливый взгляд соседа — курчавого и смуглого мужика, больше похожего на пешего ратника, чем на мудреца и спросил.
   — А ты чего молчишь?
   — А что с вами дураками разговаривать? — спокойно и громко ответил тот. Спрашивающий присмотрелся к его одежде и сделав охранительный знак рукой шагнул назад.
   — Ты из каких? Неужто из черных?
   Тот сморщил лицо, закчал головй, словно до смерти ему уже надоело говорить прописные истины
   — Черные, белые… — сквозь зубы процедил он. — Нет у знания и власти ни черного цвета, ни белого. Оно всегда золотое.
   Он отошел от них, обошел Исина и вышел из комнаты.
   Гавриле вдруг стало горько. Это было бедой всего мира. И на Руси и у ромеев и у саркинозов все было одинаково — умники, вместо того, что бы бороться со злом обсуждали его природу, выясняли, как это зло можно было обратить на пользу себе или, если не получится, то хотя бы своему князю.
   — Да что вы тут знаете? — произнес вдруг богатырь, перекрывая своим голосом стариковское дребезжание. — Мудрецы да книжники… Бить ее надо нещадно вдоль и вширь, а не разглядывать… «Что ей нужно?»… Волхвы, а не знаете… Я когда в Замке Ко был все доподлинно выяснил! Страх им наш нужен! Страх! Что мне пирог с луком — то нечистой силе ваш страх! Питается она им, за обе щеки трескает! И от этого только сильнее становится!
   Все кто сидел там, посмотрели на Масленникова. Хозяин корчмы потащил его назад, к бражникам, подальше от умных людей, но Гаврила отмахнулся, и хозяина вынесло из комнаты.
   — А ты кто такой? — спросили Гаврилу из-за стола.
   Гаврила отвечать не спешил, только мрачно поглядывал на волхвов.
   — Ежели он про замок Ко не врет, то это есть богатырь Гаврила Масленников. — Пророкотало откуда-то уважительно. — Только он в замке был и вернулся умом невредимый.
   Разговор вокруг Гаврилы сам собой сошел на нет, и послышался голос Видги.
   — Поглядите-ка как он сидит, мне отсюда не видно. Тень впереди него? Да? Ну тогда точно Гаврила Масленников.
   — Повредить можно только то, что имеешь. А ежели ума нет, то вредить нечему.
   Из-за стола привстал княжеского вида волхв, что наверняка раньше, когда был помоложе, изрядно помахал секирой и не мало голов посносил, прежде чем уселся за этим столом.
   — Ну откуда богатырю знать то, что и нам-то не всегда ведомо?
   Волхвам, похоже, надоела своя мудрость, и они готовы были хлебнуть даже из такого мутного источника, как мысли богатыря.
   — Да пусть расскажет. Он нечисть борол. — Раздалось несколько несогласных голосов. — А то все об умном, да об умном…
   — Пусть расскажет, как защищался. Ну-ка, место гостю…
   За столом потеснились, и Гаврила уселся в кругу волхвов как равный. Ему налили, он выпил и сказал, что думал:
   — Не защищаться — нападать нужно. Крушить ее, а не за столами прятаться. От чудища, небось, прячетесь? Так нет его более. Вон, друг мой, богатырь Исин сокрушил вчера чудовище!
   — Нам молитва защита, да крепкий заговор. Мы как богатыри не умеем.
   Гаврила выпрямился во весь рост и ударил кулаком по столу. Половина из тех, кто сидел за столом, без сомнения были настоящими волхвами. Они, за мгновение до того как кулак Гаврилы коснулся стола, подхватили свои кружки. Кто не успел — того обрызгало.
   — Страх в себе выжечь нужно? — объявил Гаврила. — Весь! До капельки, до последнего перышка. По другому не спасешься… И бить их смертным боем!
   — А молитва? — возразили ему. — Молитва-то как? Заклинания?
   Гаврила отмахнулся от этих слов как от назойливой мухи.
   — А что молитва? Что заклинания? Ежели человек сердцем чист и спокоен — помогут, а если нет…

Глава 21

   Исин с удовольствием смотрел на Гаврилу, что, между делом прихлебывая из кружки, учил мудрецов жизни. Он делал это серьезно и обстоятельно, но хазарин увидел, что волхвы, слушая его, перемигиваются и ухмыляются. Оборвав себя на полуслове, Гаврила поднялся.
   — Ладно, волхвы, ладно… У вас своя правда, у нас, богатырей, своя. У вас мудрость — у нас сила. От вашей мудрости только у вас на столе прибавляется, а от нашей силы со вчерашнего дня одним чудовищем меньше стало, да и вам самим спокойствия прибавилось…
   Волховские лица закручинились — богатырь упрекал их в своекорыстии, и Исин увидел злые улыбки. Он нахмурился, но шум за спиной отвлек его. Оттуда запахло лесом, сырой землей, послышалось тяжелое дыхание уставшего от долгой дороги человека. Исин оглянулся.
   Волхв, что стоял рядом с ними слушал это все и переживал. Гляделся он так неопрятно, словно только что вылез из пещеры, а недоумение на лице нес такое, что видно было, что плохо он еще соображает, что тут такое твориться, в Большом Мире, но это длилось не долго. На глазах Гаврилы наполнявшее гостя недоумение сменилось злобой, а когда места для нее не осталось он взорвался криком: