Страница:
– Ага. Только Мирта очень часто ходила в школу вот по этой старой железной дороге. И говорила подругам, будто ей иногда чудится, что за ней по рельсам мчится поезд и вот-вот собьет ее.
– И что же дальше?
– И вот однажды, когда Мирта снова пошла здесь, по железной дороге, ее действительно сбил поезд, – с самым таинственным видом сообщил мальчик.
– Но эта дорога давно развалилась, – сказала Дарья. – Поезд тут не пройдет. Верно?
– Верно. По-настоящему, – мальчик снизил голос до жутковатого шепота, – никакого поезда, конечно, и не было. Мирта его вообразила. Придумала.
– И что? Откуда ты об этом знаешь? Ведь не со слов же самой Мирты.
– Нет конечно, – деловито сказал мальчик. – Она уже была мертва. Просто, понимаете… Когда ее тело обнаружили…
– Не тяни.
– В общем, когда ее тело обнаружили, оно все было так изломано и изувечено, словно Мирту действительно сбил поезд. Представляете?
– Как же твою сестру мог по-настоящему убить выдуманный поезд?
– А вот это и есть главная загадка! – торжествующе заключил мальчик. – Ее никто не разгадал: ни эксперты, ни полиция, ни врачи! Журналисты об этом много писали в газетах! Экстрасенсы к нам приезжали, даже и из других стран. Ходили тут, смотрели, какая энергетика.
– И что же высмотрели эти экстрасенсы? – Дарья поневоле усмехнулась. Ее отношение к экстрасенсам было таким же, как к коверным клоунам.
– А то! – сказал мальчик. – Экстрасенсы сказали, что тут очень плохая энергетика. Возможно, давным-давно тут потерпела крушение летающая тарелка, и дух погибшего инопланетянина мстит всем, кто проходит по железной дороге над его останками…
– Лихо придумано.
Дарья помолчала, рассеянно оглядывая окрестности. То, что выложил ей этот маленький паршивец, не проясняло ситуации, только еще больше все запутывало. Но вот сведения о том, что у Мирты Ишкольц когда-то была сестра-близнец…
Это что-нибудь да значит.
– Эй, – решил напомнить о себе Словен. – Ну как, стоит этот рассказ пяти евро?
– Пожалуй, да, – раздумчиво сказала «уроженка Бирмингема». – Вот что, мальчик…
– А?
– Я дам тебе еще пять евро, новыми, если ты отведешь меня в школу, где училась твоя сестра. Мне почему-то захотелось посмотреть… это место.
– Отлично! Само собой, понимаю! Мой рассказ произвел на вас впечатление! – затараторил Словен, и его английский совсем испортился. – А еще я могу вам продать фотокарточку моей сестры. Всего один евро. На память о «загадке Дебрецена». Это мою сестру так теперь все называют – «загадка Дебрецена». А?
– Нет, фотографию не надо.
– Да всего-то один евро!
– Я сказала: не надо.
– Ну, дело ваше. А то показали бы потом своим приятелям в Бирмингеме.
«Прищемить бы твой сопливый нос, – непедагогично подумала ведьма, – как следует прищемить, чтобы ты больше не зарабатывал себе бабки на костях своей несчастной сестры».
Разумеется, никаких актов насилия применительно к носу Словена Ишкольца Дарья производить не стала. Она протянула мальчишке пять купюр и зашагала к выходу. Мальчишка заскакал рядом:
– Я вас отведу в школу кратчайшей дорогой! И еще покажу кое-какие местные достопримечательности!
– Ладно.
– А вы не хотите перекусить? Я знаю отличный ресторан!
– Да ты, я вижу, просто ходячий путеводитель для туристов.
– Ага, – с гордостью кивнул Словен. – В будущем я собираюсь стать менеджером по туризму.
– У тебя получится, – бросила Дарья. – Природный талант.
Школа, в которой училась Мирта Ишкольц, не произвела на Дарью особенного впечатления. Она шла вслед за ни на минуту не умолкавшим Словеном по длинным полуосвещенным школьным коридорам, рассеянно лавируя в потоке учеников, спешащих в свои классы…
«Что я ищу? След? Энергетический отпечаток убийцы? Я ничего не ощутила на железной дороге, какие у меня могут быть шансы, что я хоть что-то нащупаю здесь? Смешно и думать… »
– Эй, Словен, – вдруг сказала она. – Скажи, а у твоей сестры были подруги?
– Не-а, – ответил Словен. – Ее вообще мало кто любил, потому что у нее был такой характер… А хотите, я покажу вам ее класс? Парту, за которой она сидела? Сейчас как раз перемена…
– Покажи, – равнодушно сказала Дарья, но на самом деле душу ей сдавила тоска. То ли школа была непривычно унылой, то ли бесцельность поездки угнетала, но Дарья чувствовала себя так, словно кто-то ее предал. Предал, смеясь ей в лицо.
– Вот, – коснулся ее руки Словен (Дарья непроизвольно вздрогнула). – Вот ее класс.
Они вошли в просторную, с высокими потолками и светлыми партами комнату. Здесь, как по некоему заказу, не было ни одного темного пятна, но Дарье все равно казалось, что поверх стен, мебели, окон натянута траурная вуаль. «Да что со мной? – одернула себя ведьма. – Нельзя так распускать собственное воображение. Иначе и мне начнут мерещиться какие-нибудь мифические поезда-убийцы. Стоп. А может быть, то, что я сейчас ощущаю некое давление, тоску, неосоз-нанное отвращение к жизни? – ощущала и Мирта?! Может быть, это и есть след работы убийцы?!
– Я присяду, – сказала Дарья и почти без сил села за парту. Увидела, как Словен, этот мальчишка, выпучил на нее глаза. Спросила: – В чем дело, парень?
– Вы… вы сели на место Мирты! – выдавил Словен.
– Серьезно? Ты не врешь?
– Покарай меня святой король Иштван, если я вру, леди! – выпалил мальчик. – Это и впрямь парта моей… бедной… сестры.
В конце своей тирады мальчишка, видимо, хотел подбавить в речь слезливости и сентиментальности, но вышло это у него плохо. Тем более что к их компании неожиданно присоединился новый человек.
– Что, Словен, – к мальчишке по-венгерски обратился юноша лет шестнадцати, весьма симпатичный, как отметила мысленно Дарья. – Что, Словен, проводишь новую экскурсию? Деньги зарабатываешь на памяти Мирты?
– Заткнись, Шандор, – прошипел мальчишка, ничуть, видимо, не боясь, что собеседник старше и сильнее. – Это была моя сестра, и я сам решаю… А эта телка – иностранка, аж из Англии, на этом можно неплохо заработать…
Дарья без интереса слушала перепалку на непонятном ей языке. Впрочем, суть разговора была написана на лицах этих мальчиков. Она решила обратиться к симпатичному:
– Привет! Ты говоришь по-английски?
– Да, – неприветливо ответил мальчик.
– Как тебя зовут?
– Шандор Елецки. Что вам от меня надо?
Дарья прикусила губу. Похоже, этот красавчик к «туристке из Бирмингема» отнесется без должного пиетета.
– Послушай, Шандор, – мягко сказала она. – Я очень заинтересовалась историей Мирты Ишкольц… Ты дружил с ней?
– Это не ваше дело, – отрезал мальчик. – И вообще, школа – не место для туристов. Убирайтесь, или я вызову дежурного учителя.
– Шандор, подожди, это очень важно. – Дарья вдруг заговорила так, словно совершала нечто невероятное и запредельное. – Ты должен мне сказать… Незадолго до смерти с Миртой что-нибудь случилось? Что-нибудь непонятное? Или приступ, припадок? Ответь, Шандор, для меня это важно!
– Я уже все рассказал полиции, – отрезал мальчик, но Дарья могла поклясться, что увидела в его глазах некую неуверенность.
– Я не из полиции, – проговорила негромко Дарья и посмотрела в упор на мальчика. Посмотрела так, чтобы он сумел на мгновение заметить, как вспыхивает в ее глазах нечеловеческое радужное сияние.
– Кто вы? – пробормотал Шандор, отступая. – Вы не туристка…
– Верно. Просто я человек, который ищет непростые ответы на непростые вопросы, – ответила Дарья. – Ищет ключи к запертым дверям. А большего тебе не надо знать. Так ты ответишь мне, Шан-дор?
– Да, – кивнул тот, завороженно глядя в глаза ведьмы. – С Миртой действительно в тот день было неладно. Мы собирались идти гулять, но у нее неожиданно началось что-то вроде припадка… Она сидела бледная, сама не своя, а когда я спрашивал ее, как она себя чувствует, она не отвечала вслух, а что-то писала в тетрадке.
– Где сейчас эта тетрадка?
– Наверняка братец Мирты продал ее каким-нибудь любителям сенсаций, – зло ответил Шандор. – Скорее всего.
– А ты не помнишь, что именно она писала? Ты сам читал эту тетрадь?
– Да, потом… После того, как все случилось. Понимаете, Мирта тогда ушла и оставила у меня свою школьную сумку… Когда Мирту нашли, тут столько всего было, я не сразу вспомнил про сумку, что ее надо передать матери Мирты… А когда вспомнил, я…
– Решил прочесть, что же она написала за несколько часов до своей смерти?
– Д-да… – Чувствовалось, что это признание далось Шандору нелегко. Видимо, у мальчика все-таки не было привычки читать чужие дневники и письма.
– Так что же там было? – поторопила Дарья паренька.
– Я точно не помню… Что-то вроде «Мне плохо, я не хочу так больше жить»… И еще, вот! Там было про ее братца. Про Словена. Вроде Мирта написала, что она виновата перед Словеном, просит прощения и искупит свою вину. Там все время повторялось «Вино-вага, виновата»…
«Да, – подумала Дарья. – Мой сон в руку. Мирта действительно считала себя виноватой в собственной жизни и даже в своем самоубийстве. Как ни нелепо это звучит. Кто сумел обрушить на нее такое непосильное чувство вины? Кто может вскрывать потаенные глубины человеческих сердец так, словно это не серд-ца, а консервные банки?! Да кто же ты, убийца?! И самое главное, зачем тебе это нужно?! »
– Это все, – сказал Шандор.
– Спасибо, – кивнула Дарья. Она вдруг почувствовала себя так, словно ее кости превратились в патоку. Нет, все не зря. Недаром она побывала в классе Мирты, на месте ее гибели. Эта гнетущая атмосфера, это ощущение собственной никчемности – это след, оставленный Наведенной Смертью.
– Послушай, Шандор, – сказала Дарья. – Мне нужно ехать. Я буду тебе очень благодарна, если ты вызовешь к школе такси. И отправь куда-нибудь этого Словена. А, нет, погоди. Вот, передай ему еще денег. Он заслужил.
Она дождалась такси, вызванного услужливым симпатичным мальчиком-венгром с революционным именем, и поехала прочь от проклятой школы.
– В аэропорт, пожалуйста, – сказала она водителю.
Достала из сумочки зеркальце, придирчиво посмотрела на себя…
Вот это да! Как мальчишки еще не испугались ее и не вызвали полицию!
Из Дворца Ремесла Дарья отправилась в свой вояж вполне очаровательной, сияющей жизнью и здоровьем девушкой (не считая небольшой простуды). Но сейчас из карманного зеркальца на нее пялилась смертельно бледная мымра с синими кругами под глазами, с губами цвета папиросной бумаги, с восковым заострившимся носом. А глаза! У Дарьи Белинской никогда не было такого затравленно-безжизненного выражения глаз. Такие глаза может иметь зомби, которого только что подняли из могилы, но уж никак не Госпожа всех Ведьм!
– Что со мной творится? – пробормотала Дарья. – Неужели все еще действуют остаточные чары, которые были вокруг школы и железной дороги? Но мы отъехали уже довольно далеко… А мне до сих пор не по себе… Будто по моей могиле прошел не один гусь, а целое стадо… Святая Вальпурга!
Дарья выкрикнула это так громко, что шофер в испуге затормозил. Обернулся, спросил на ломаном английском:
– Вы в порядке, мэм?
– Да, поезжайте, – бросила Дарья и прикусила язычок.
«Как можно быть такой дурой! Как можно не увидеть очевидного? – уже мысленно лихорадочно спрашивала она себя. – Да, пусть это только версия, но слишком много фактов в ее пользу… Дарья, уймись. Так. Что мы имеем. У Мирты была сестра-близнец. И Мирта обладала странными способностями. Две акробатки из моего сна тоже были близнецами и тоже обладали, по всей вероятности, каким-нибудь талантом. А Ирма Луиза Саанредам, девочка, носящая двойное имя в честь своей умершей сестры-близнеца… И – трубите трубы! – на арене новая сестра-близнец Дарья Белинская! Выходит, теперь Наведенная Смерть охотится за мной? »
Дарья молча, тупо уставилась в зеркальце. А потом медленно, вслух отчеканила:
– Не только за мной. За моей сестрой. – После чего она захлопнула зеркальце и крикнула водителю: – Вы не могли бы ехать побыстрее?!
… Дарья чуть не бегом бежала к самолету. Увидев встревоженное лицо Филомены, крикнула:
– Филомена, скорее, мы взлетаем!
– Это само собой, – ответила пилот. – Какой курс?
– Курс? – слегка растерялась Дарья. – Россия. Москва.
– Есть, – отчеканила Филомена..
Когда самолет поднялся в воздух, Дарья спросила у Филомены через переговорное устройство:
– Меня никто не искал? Не спрашивал?
– Нет, госпожа, – немедленно отозвалась Филомена. – Наверно, это связано с помехами в эфире. Не знаю, как и объяснить, но с момента нашего приземления в Дебрецене эфир просто умер. Возможно, в воздухе оживет.
– Благодарю, Филомена.
– Не за что, госпожа.
И тут засветился кристалл связи. Спокойным серо-голубым светом. Дарья знала, что такой свет означает – ее вызывает Хелия.
– Она без меня и часа не может прожить, – недовольно проворчала Дарья и подключилась к кристаллу. – Благословенны будьте, Хелия. Чему обязана вашему вызову?
– Благословенны будьте, госпожа, – голос Хелии был напряжен и тревожен. – Я высчитала по времени… Вы уже подлетаете к Лондону, верно?
– Да, – не краснея, соврала Дарья. – Правда, погода тут не очень, так что в полетное расписание вряд ли уложимся…
– Госпожа, нам не до шуток. Я только что получила важное сообщение.
– Что такое?
– Из России.
– Что?!
– Вам нужно лететь в Москву. Немедленно.
– Да что такое?!
– Мне кажется, что у вашей сестры неприятности.
– Кажется?
– Прошу вас, торопитесь, госпожа! – Хелия чуть не плакала в трубку. – Я опасаюсь, что ваша сестра… Что с ней несчастье. Ужасное несчастье!
– Чушь. Впрочем, я все узнаю. Хорошо, Хелия, я лечу в Москву.
– Да, Дарья.
– Возможно, на неопределенно долгий срок.
– Я понимаю вас, госпожа.
– В мое отсутствие Дворец Ремесла находится под вашим руководством. И полностью в вашем распоряжении.
– Я оправдаю ваше доверие, госпожа.
– Я знаю, Хелия. И благодарна вам.
– Пусть вам сопутствует удача, госпожа.
– Мерси. Это для меня важно. Прощайте.
– Прощайте. Кристалл погас.
Дарья долго сверлила его взглядом, в то же время пытаясь привести в порядок весь тот хаос фактов и событий, который царил в ее голове. Но одно ей было совершенно ясно: она не ошиблась в выборе курса своего самолета.
Лишь бы самолет успел вовремя.
Впрочем, из Венгрии до России гораздо ближе, чем из Соединенного королевства.
– Но что же на самом деле стряслось с тобой, сестренка? – шептала Дарья, глядя на облака за иллюминатором.
Облака не давали ответа.
Глава одиннадцатая
– И что же дальше?
– И вот однажды, когда Мирта снова пошла здесь, по железной дороге, ее действительно сбил поезд, – с самым таинственным видом сообщил мальчик.
– Но эта дорога давно развалилась, – сказала Дарья. – Поезд тут не пройдет. Верно?
– Верно. По-настоящему, – мальчик снизил голос до жутковатого шепота, – никакого поезда, конечно, и не было. Мирта его вообразила. Придумала.
– И что? Откуда ты об этом знаешь? Ведь не со слов же самой Мирты.
– Нет конечно, – деловито сказал мальчик. – Она уже была мертва. Просто, понимаете… Когда ее тело обнаружили…
– Не тяни.
– В общем, когда ее тело обнаружили, оно все было так изломано и изувечено, словно Мирту действительно сбил поезд. Представляете?
– Как же твою сестру мог по-настоящему убить выдуманный поезд?
– А вот это и есть главная загадка! – торжествующе заключил мальчик. – Ее никто не разгадал: ни эксперты, ни полиция, ни врачи! Журналисты об этом много писали в газетах! Экстрасенсы к нам приезжали, даже и из других стран. Ходили тут, смотрели, какая энергетика.
– И что же высмотрели эти экстрасенсы? – Дарья поневоле усмехнулась. Ее отношение к экстрасенсам было таким же, как к коверным клоунам.
– А то! – сказал мальчик. – Экстрасенсы сказали, что тут очень плохая энергетика. Возможно, давным-давно тут потерпела крушение летающая тарелка, и дух погибшего инопланетянина мстит всем, кто проходит по железной дороге над его останками…
– Лихо придумано.
Дарья помолчала, рассеянно оглядывая окрестности. То, что выложил ей этот маленький паршивец, не проясняло ситуации, только еще больше все запутывало. Но вот сведения о том, что у Мирты Ишкольц когда-то была сестра-близнец…
Это что-нибудь да значит.
– Эй, – решил напомнить о себе Словен. – Ну как, стоит этот рассказ пяти евро?
– Пожалуй, да, – раздумчиво сказала «уроженка Бирмингема». – Вот что, мальчик…
– А?
– Я дам тебе еще пять евро, новыми, если ты отведешь меня в школу, где училась твоя сестра. Мне почему-то захотелось посмотреть… это место.
– Отлично! Само собой, понимаю! Мой рассказ произвел на вас впечатление! – затараторил Словен, и его английский совсем испортился. – А еще я могу вам продать фотокарточку моей сестры. Всего один евро. На память о «загадке Дебрецена». Это мою сестру так теперь все называют – «загадка Дебрецена». А?
– Нет, фотографию не надо.
– Да всего-то один евро!
– Я сказала: не надо.
– Ну, дело ваше. А то показали бы потом своим приятелям в Бирмингеме.
«Прищемить бы твой сопливый нос, – непедагогично подумала ведьма, – как следует прищемить, чтобы ты больше не зарабатывал себе бабки на костях своей несчастной сестры».
Разумеется, никаких актов насилия применительно к носу Словена Ишкольца Дарья производить не стала. Она протянула мальчишке пять купюр и зашагала к выходу. Мальчишка заскакал рядом:
– Я вас отведу в школу кратчайшей дорогой! И еще покажу кое-какие местные достопримечательности!
– Ладно.
– А вы не хотите перекусить? Я знаю отличный ресторан!
– Да ты, я вижу, просто ходячий путеводитель для туристов.
– Ага, – с гордостью кивнул Словен. – В будущем я собираюсь стать менеджером по туризму.
– У тебя получится, – бросила Дарья. – Природный талант.
Школа, в которой училась Мирта Ишкольц, не произвела на Дарью особенного впечатления. Она шла вслед за ни на минуту не умолкавшим Словеном по длинным полуосвещенным школьным коридорам, рассеянно лавируя в потоке учеников, спешащих в свои классы…
«Что я ищу? След? Энергетический отпечаток убийцы? Я ничего не ощутила на железной дороге, какие у меня могут быть шансы, что я хоть что-то нащупаю здесь? Смешно и думать… »
– Эй, Словен, – вдруг сказала она. – Скажи, а у твоей сестры были подруги?
– Не-а, – ответил Словен. – Ее вообще мало кто любил, потому что у нее был такой характер… А хотите, я покажу вам ее класс? Парту, за которой она сидела? Сейчас как раз перемена…
– Покажи, – равнодушно сказала Дарья, но на самом деле душу ей сдавила тоска. То ли школа была непривычно унылой, то ли бесцельность поездки угнетала, но Дарья чувствовала себя так, словно кто-то ее предал. Предал, смеясь ей в лицо.
– Вот, – коснулся ее руки Словен (Дарья непроизвольно вздрогнула). – Вот ее класс.
Они вошли в просторную, с высокими потолками и светлыми партами комнату. Здесь, как по некоему заказу, не было ни одного темного пятна, но Дарье все равно казалось, что поверх стен, мебели, окон натянута траурная вуаль. «Да что со мной? – одернула себя ведьма. – Нельзя так распускать собственное воображение. Иначе и мне начнут мерещиться какие-нибудь мифические поезда-убийцы. Стоп. А может быть, то, что я сейчас ощущаю некое давление, тоску, неосоз-нанное отвращение к жизни? – ощущала и Мирта?! Может быть, это и есть след работы убийцы?!
– Я присяду, – сказала Дарья и почти без сил села за парту. Увидела, как Словен, этот мальчишка, выпучил на нее глаза. Спросила: – В чем дело, парень?
– Вы… вы сели на место Мирты! – выдавил Словен.
– Серьезно? Ты не врешь?
– Покарай меня святой король Иштван, если я вру, леди! – выпалил мальчик. – Это и впрямь парта моей… бедной… сестры.
В конце своей тирады мальчишка, видимо, хотел подбавить в речь слезливости и сентиментальности, но вышло это у него плохо. Тем более что к их компании неожиданно присоединился новый человек.
– Что, Словен, – к мальчишке по-венгерски обратился юноша лет шестнадцати, весьма симпатичный, как отметила мысленно Дарья. – Что, Словен, проводишь новую экскурсию? Деньги зарабатываешь на памяти Мирты?
– Заткнись, Шандор, – прошипел мальчишка, ничуть, видимо, не боясь, что собеседник старше и сильнее. – Это была моя сестра, и я сам решаю… А эта телка – иностранка, аж из Англии, на этом можно неплохо заработать…
Дарья без интереса слушала перепалку на непонятном ей языке. Впрочем, суть разговора была написана на лицах этих мальчиков. Она решила обратиться к симпатичному:
– Привет! Ты говоришь по-английски?
– Да, – неприветливо ответил мальчик.
– Как тебя зовут?
– Шандор Елецки. Что вам от меня надо?
Дарья прикусила губу. Похоже, этот красавчик к «туристке из Бирмингема» отнесется без должного пиетета.
– Послушай, Шандор, – мягко сказала она. – Я очень заинтересовалась историей Мирты Ишкольц… Ты дружил с ней?
– Это не ваше дело, – отрезал мальчик. – И вообще, школа – не место для туристов. Убирайтесь, или я вызову дежурного учителя.
– Шандор, подожди, это очень важно. – Дарья вдруг заговорила так, словно совершала нечто невероятное и запредельное. – Ты должен мне сказать… Незадолго до смерти с Миртой что-нибудь случилось? Что-нибудь непонятное? Или приступ, припадок? Ответь, Шандор, для меня это важно!
– Я уже все рассказал полиции, – отрезал мальчик, но Дарья могла поклясться, что увидела в его глазах некую неуверенность.
– Я не из полиции, – проговорила негромко Дарья и посмотрела в упор на мальчика. Посмотрела так, чтобы он сумел на мгновение заметить, как вспыхивает в ее глазах нечеловеческое радужное сияние.
– Кто вы? – пробормотал Шандор, отступая. – Вы не туристка…
– Верно. Просто я человек, который ищет непростые ответы на непростые вопросы, – ответила Дарья. – Ищет ключи к запертым дверям. А большего тебе не надо знать. Так ты ответишь мне, Шан-дор?
– Да, – кивнул тот, завороженно глядя в глаза ведьмы. – С Миртой действительно в тот день было неладно. Мы собирались идти гулять, но у нее неожиданно началось что-то вроде припадка… Она сидела бледная, сама не своя, а когда я спрашивал ее, как она себя чувствует, она не отвечала вслух, а что-то писала в тетрадке.
– Где сейчас эта тетрадка?
– Наверняка братец Мирты продал ее каким-нибудь любителям сенсаций, – зло ответил Шандор. – Скорее всего.
– А ты не помнишь, что именно она писала? Ты сам читал эту тетрадь?
– Да, потом… После того, как все случилось. Понимаете, Мирта тогда ушла и оставила у меня свою школьную сумку… Когда Мирту нашли, тут столько всего было, я не сразу вспомнил про сумку, что ее надо передать матери Мирты… А когда вспомнил, я…
– Решил прочесть, что же она написала за несколько часов до своей смерти?
– Д-да… – Чувствовалось, что это признание далось Шандору нелегко. Видимо, у мальчика все-таки не было привычки читать чужие дневники и письма.
– Так что же там было? – поторопила Дарья паренька.
– Я точно не помню… Что-то вроде «Мне плохо, я не хочу так больше жить»… И еще, вот! Там было про ее братца. Про Словена. Вроде Мирта написала, что она виновата перед Словеном, просит прощения и искупит свою вину. Там все время повторялось «Вино-вага, виновата»…
«Да, – подумала Дарья. – Мой сон в руку. Мирта действительно считала себя виноватой в собственной жизни и даже в своем самоубийстве. Как ни нелепо это звучит. Кто сумел обрушить на нее такое непосильное чувство вины? Кто может вскрывать потаенные глубины человеческих сердец так, словно это не серд-ца, а консервные банки?! Да кто же ты, убийца?! И самое главное, зачем тебе это нужно?! »
– Это все, – сказал Шандор.
– Спасибо, – кивнула Дарья. Она вдруг почувствовала себя так, словно ее кости превратились в патоку. Нет, все не зря. Недаром она побывала в классе Мирты, на месте ее гибели. Эта гнетущая атмосфера, это ощущение собственной никчемности – это след, оставленный Наведенной Смертью.
– Послушай, Шандор, – сказала Дарья. – Мне нужно ехать. Я буду тебе очень благодарна, если ты вызовешь к школе такси. И отправь куда-нибудь этого Словена. А, нет, погоди. Вот, передай ему еще денег. Он заслужил.
Она дождалась такси, вызванного услужливым симпатичным мальчиком-венгром с революционным именем, и поехала прочь от проклятой школы.
– В аэропорт, пожалуйста, – сказала она водителю.
Достала из сумочки зеркальце, придирчиво посмотрела на себя…
Вот это да! Как мальчишки еще не испугались ее и не вызвали полицию!
Из Дворца Ремесла Дарья отправилась в свой вояж вполне очаровательной, сияющей жизнью и здоровьем девушкой (не считая небольшой простуды). Но сейчас из карманного зеркальца на нее пялилась смертельно бледная мымра с синими кругами под глазами, с губами цвета папиросной бумаги, с восковым заострившимся носом. А глаза! У Дарьи Белинской никогда не было такого затравленно-безжизненного выражения глаз. Такие глаза может иметь зомби, которого только что подняли из могилы, но уж никак не Госпожа всех Ведьм!
– Что со мной творится? – пробормотала Дарья. – Неужели все еще действуют остаточные чары, которые были вокруг школы и железной дороги? Но мы отъехали уже довольно далеко… А мне до сих пор не по себе… Будто по моей могиле прошел не один гусь, а целое стадо… Святая Вальпурга!
Дарья выкрикнула это так громко, что шофер в испуге затормозил. Обернулся, спросил на ломаном английском:
– Вы в порядке, мэм?
– Да, поезжайте, – бросила Дарья и прикусила язычок.
«Как можно быть такой дурой! Как можно не увидеть очевидного? – уже мысленно лихорадочно спрашивала она себя. – Да, пусть это только версия, но слишком много фактов в ее пользу… Дарья, уймись. Так. Что мы имеем. У Мирты была сестра-близнец. И Мирта обладала странными способностями. Две акробатки из моего сна тоже были близнецами и тоже обладали, по всей вероятности, каким-нибудь талантом. А Ирма Луиза Саанредам, девочка, носящая двойное имя в честь своей умершей сестры-близнеца… И – трубите трубы! – на арене новая сестра-близнец Дарья Белинская! Выходит, теперь Наведенная Смерть охотится за мной? »
Дарья молча, тупо уставилась в зеркальце. А потом медленно, вслух отчеканила:
– Не только за мной. За моей сестрой. – После чего она захлопнула зеркальце и крикнула водителю: – Вы не могли бы ехать побыстрее?!
… Дарья чуть не бегом бежала к самолету. Увидев встревоженное лицо Филомены, крикнула:
– Филомена, скорее, мы взлетаем!
– Это само собой, – ответила пилот. – Какой курс?
– Курс? – слегка растерялась Дарья. – Россия. Москва.
– Есть, – отчеканила Филомена..
Когда самолет поднялся в воздух, Дарья спросила у Филомены через переговорное устройство:
– Меня никто не искал? Не спрашивал?
– Нет, госпожа, – немедленно отозвалась Филомена. – Наверно, это связано с помехами в эфире. Не знаю, как и объяснить, но с момента нашего приземления в Дебрецене эфир просто умер. Возможно, в воздухе оживет.
– Благодарю, Филомена.
– Не за что, госпожа.
И тут засветился кристалл связи. Спокойным серо-голубым светом. Дарья знала, что такой свет означает – ее вызывает Хелия.
– Она без меня и часа не может прожить, – недовольно проворчала Дарья и подключилась к кристаллу. – Благословенны будьте, Хелия. Чему обязана вашему вызову?
– Благословенны будьте, госпожа, – голос Хелии был напряжен и тревожен. – Я высчитала по времени… Вы уже подлетаете к Лондону, верно?
– Да, – не краснея, соврала Дарья. – Правда, погода тут не очень, так что в полетное расписание вряд ли уложимся…
– Госпожа, нам не до шуток. Я только что получила важное сообщение.
– Что такое?
– Из России.
– Что?!
– Вам нужно лететь в Москву. Немедленно.
– Да что такое?!
– Мне кажется, что у вашей сестры неприятности.
– Кажется?
– Прошу вас, торопитесь, госпожа! – Хелия чуть не плакала в трубку. – Я опасаюсь, что ваша сестра… Что с ней несчастье. Ужасное несчастье!
– Чушь. Впрочем, я все узнаю. Хорошо, Хелия, я лечу в Москву.
– Да, Дарья.
– Возможно, на неопределенно долгий срок.
– Я понимаю вас, госпожа.
– В мое отсутствие Дворец Ремесла находится под вашим руководством. И полностью в вашем распоряжении.
– Я оправдаю ваше доверие, госпожа.
– Я знаю, Хелия. И благодарна вам.
– Пусть вам сопутствует удача, госпожа.
– Мерси. Это для меня важно. Прощайте.
– Прощайте. Кристалл погас.
Дарья долго сверлила его взглядом, в то же время пытаясь привести в порядок весь тот хаос фактов и событий, который царил в ее голове. Но одно ей было совершенно ясно: она не ошиблась в выборе курса своего самолета.
Лишь бы самолет успел вовремя.
Впрочем, из Венгрии до России гораздо ближе, чем из Соединенного королевства.
– Но что же на самом деле стряслось с тобой, сестренка? – шептала Дарья, глядя на облака за иллюминатором.
Облака не давали ответа.
Глава одиннадцатая
PERICULUM IN MORA[12]
У будущей звезды прикладной психологии, красавицы, умницы и отличницы Марьи Белинской в последнее время жизнь складывалась отнюдь не светло и сладостно. Хотя в недавнем разговоре с сестрой Марья об этом даже не заикнулась. Когда твоя сестра – могущественная ведьма, к неполным двадцати годам совершившая головокружительную карьеру и обладающая властью, которой позавидовали бы иные монархи и президенты… Так вот, когда у тебя такая во всех отношениях превосходная сестра, нет ни малейшего желания выглядеть на ее ослепительном фоне этакой бедной родственницей, этакой бесцветной личностью, способной только на жалобные стенания по поводу неудавшейся жизни и бессильную зависть. В конце концов, Марья тоже была дочкой потрясающей мамы-ведьмы и папы-писателя и тоже, как и Дашка, получила соответствующее воспитание. А основными постулатами этого воспитания было: не жаловаться и улыбаться даже под дулом пистолета. Причем улыбаться искренне!
В последние несколько дней соблюдать «заповедь об искренней улыбке» Марье Белинской становилось все труднее. Действительность словно задалась целью стереть с Машиного лица остатки оптимизма и погрузить девушку в бездну астено-депрессивного синдрома. И надо сказать, астено-депрессивная бездна была к Марье все ближе и ближе.
Началось все с мелочи (впрочем, Марья уже вывела своеобразный закон своей жизни: все пакости для нее начинаются с какой-нибудь мелочи). Профессор Раз-башев, Марьин научный руководитель, до последнего времени бывший душкой и симпатягой, внезапно превратился в склочного, вздорного и крайне мрачного типа, считающего, что студентка Белинская вместо того чтобы продвигать вперед науку, стремится нагло завладеть рукой, сердцем и прочей недвижимостью самого профессора. Чего, разумеется, Марья и в мыслях не держала, поскольку геронтофилия не входила в число ее жизненных приоритетов. Так вот. Неизвестно что возомнивший о себе профессор Разбашев вдруг взял и зарубил новую Машину статью для университетского журнала. При этом раскритиковав помянутую статью в самых нелестных выражениях. Марья, возлагавшая на публикацию своей статьи определенные тщеславные чаяния, само собой, расстроилась. Не так чтоб расшибить о лысину профессора Разба-шева гипсовый бюст Зигмунда Фрейда, украшавший профессорский стол, но все-таки…
Следом за обломом со статьей потянулся целый караван неприятностей, которые, хоть и не имели глобального масштаба, жизненный тонус таки понижали и со всей вопиюшей откровенностью давали понять, что действительность в солнечных зайчиках и приветственных флагах – это не для Марьи Белинской.
Ну, получила она с электронной почтой несимпатичное письмецо, раскрыв которое обнаружила в нем только одно слово «Sorry». После чего антивирусная защита Машкиного компьютера приказала долго жить, начали одна за другой дохнуть программы, и, не кликни Марья вовремя знакомого парнишку из машинных реаниматоров, все могло закончиться довольно мелодраматично. Впрочем, получить с электрон-ной почтой вирус – кто ж на этом не ловился, старые штучки. Так что Маша это легко пережила.
Потом ни с того ни с сего Марья подхватила какую-то непонятную, но крайне противоестественную простуду, не поддающуюся никаким порошкам-таблеткам-микстурам. Марья страшно не любила напрягать проблемами своего здоровья университетскую поликлинику, а потому занималась самоисцелением: антибиотики плюс шоколад плюс кофейный ликер плюс настойка какой-то полуколдовской травы, подаренной сестрицей Дарьей на прошлый хэллоуин… Результатом этой интенсивной терапии стало то, что Марья практически потеряла голос, постоянно чихала и выглядела крайне непрезентабельно – и это тогда, когда кругом весна, птичье пение, сияние солнышка сквозь тучи и первые квелые столичные одуванчики…
А вот то, что Марью откровенно, бессовестно и нагло бросил Тим Васильев, было для нашей героини последней соломинкой, переломившей гипотетический хребет ее жизнеутверждающего настроения!
Нет, в одном Марья сестре не лгала: поклонников у нее действительно было множество. Но все они классифицировались как несерьезные и ни к чему не обязывающие. Были поклонники, с какими не стыдно пойти на шикарную вечеринку, были воздыхатели, годные в конный поход, рафтинг либо участие в исторической ролевой игре. Ну, еще наличествовала парочка приятелей, с которыми Марья вкушала прелести виртуального секса… Словом, несерьезные люди. Не для высокого чувства, романтического трепета и стихов до рассвета. В ранней юности у Марьи как раз был такой поклонник, Роман Кадушкин – тут хватало и стихов, и романтики, и сердечного трепета. Но Марье не повезло с Романом – возлюбленный ока-зался вампиром и в результате некой масштабной ан-тивампирьей акции безвозвратно почил, оставив после себя только томик лирических баллад…
Строго говоря, Марье в плане личной жизни грех было жаловаться. Она уже несколько лет считалась официальной мваной Алуихиоло Мнгангуи Сото Оха-вало Второго, верховного колдуна крайне далекого и чрезвычайно экзотического государства-племени Мо-шешобо, в результате трех революций и одного бананового бунта отделившегося от королевства Лесото. Обстоятельства, при которых русская девушка Маша стала мваной африканского колдуна, не подлежат здесь пространному изложению, скажем лишь, что были они в достаточной степени романтическими, экзотическими и незабываемыми. Колдун Сото регулярно посещал свою русскую мвану на Рождество и ее именины, звал ехать с ним в Африку, но Марья никак не могла решиться столь радикально поменять образ своей жизни. Бросить университет, отправиться за тридевять земель в затерянное племя, где земля буквально усыпана алмазами и кокосами, но нет и в помине Интернета, крема для депиляции и гигиенических салфеток. К тому же Марья подозревала, что в племени она будет не единственной законной мваной любвеобильного Сото. Как ей стерпеть такое – ей, при всей ее уникальности и несомненных достоинствах! Нет, собирать бананы в Африке она всегда успеет!
А потом на сердечном горизонте Марьи Белинской появился некий прекрасный юноша со взором, исполненным тайной неги и порочной страсти, по имени Тим Васильев. Тим Васильев был аспирантом, мастером игры в гольф и воплощенным обаянием. В Тиме все было прекрасно: лицо, фигура, одежда, машина и будущее. Насчет души, правда, не все оказалось глад-ко, но до души ли было Марье, ослепленной своей внезапной сто тринадцатой любовью! И то, что аспирант Тим, купающийся в обожании университетских девиц, как в ванне с шампанским, вдруг обратил свой пристальный лучистый взор на Марью Белинскую, поначалу показалось девушке грандиозным подарком судьбы. Она отлучила от своей персоны прежних поклонников (даже озабоченных виртуальным сексом) и сосредоточилась на Тиме, стараясь максимально походить на ту Галатею, которую изваял в своем воображении этот современный Пигмалион в белоснежных джинсах и изумрудно-золотой атласной рубашке, сшитой (как говорят) на заказ лучшим портным Гонконга, поскольку Китай снова был в моде.
Тим умело сводил с ума и доводил до экстаза свою новую пассию; Марья изнемогала под грузом свалившейся на нее всеобщей зависти, почти не ела, почти не спала, вместо рефератов по подростковым девиациям и статей о формировании психологического портрета личности она принялась кропать стихи и рассказики в недавно заведенный сентиментальный дневник, украшенный плюшевым розовым мышонком… Любовная лихорадка находилась в самом разгаре, Марья уже строила далеко идущие планы, рисуя лучезарные картины ее дальнейшего совместного бытия с Тимом, – как все в одночасье закончилось. Тим перестал ночевать в Машиной квартире и забрал оттуда все свои вещи, вплоть до электрической зубной щетки и зачитанного до дыр томика Шопенгауэра. Марья наступила на горло своей гордости и некоторое время донимала неподатливого аспиранта звонками, мессиджами и примитивным соглядатайством. В результате чего женская половина университета принялась с особым тщанием перемывать ей кости, а Тим как-то при встрече окатил презрением и выдал нечто ужасное: «Тебе еще не надоело за мной таскаться? »
Понятное дело, это была драма. Впору сотворить над собой что-нибудь этакое, впасть в депрессию, в запой, проклясть весь мир и торжественно уничтожить злополучный дневник, укращенный розовым плюшевым мышонком… Но Марья Белинская была создана из закаленного металла. И хотя по ночам, в гордом одиночестве, она позволяла себе порыдать в подушку, днем мир видел ее великолепную улыбку и жизнерадостность, которой позавидовали бы ангелы в раю. Как раз именно в это время Марье позвонила сестра, но и тут все сошло отлично: Марья скорее удавилась бы, чем созналась великой ведьме Дашке, что у нее жизнь пошла несахарно.
Впрочем, был в этом и некий практический момент. Марья Белинская, как будущий психолог семейных отношений, в глубине души понимала, что реально ее разрыв с неким мужчиной – явление малозначимое. В общемировом контексте. Таких мужчин у Машки еще будет – связками носи. В конце концов, всегда есть Африка и Сото… Когда Марья успокоила сопя таким образом, ей стало легче дышать и проще улыбаться. Только одно всерьез стало мешать ее жизни. Сны.
В отличие от сестрички-ведьмы, Марья Белинская равнодушно относилась к снам, здраво полагая их проявлением сумеречного сознания, реакцией на дневные тревоги, заботы и проблемы… Но теперь ей снились такие сны, после которых страшно было выходить на улицу; душа съеживалась, разум коченел… Нет, никаких особенных кошмаров Марья не видела, но…
… Взять хоть ту же комнату с зеркалами! После этого сна Марью частенько бросало в дрожь даже посреди душного суетливого дня. А еще часто снились девчонки – больше дюжины. В Марьином сне они затевали что-то вроде игр со считалкой или кружились в хороводе, но заканчивались такие сны одним и тем же:
«Ты следующая! – хором сообщали девчонки Марье. При этом лица девочек становились ртутно-се-ребряными, а вместо глаз сияли какие-то протуберанцы. – Ты не избежишь нашей участи! Ты следующая! »
… Когда из ночи в ночь компания страшненьких девиц заявляет тебе, что скоро ты к ним присоединишься, это кого хочешь выведет из равновесия и лишит оптимизма. Марья поколебалась и сделала себе расклад на картах – как учила сестра. Расклад вышел мутный, противоречивый, что еще больше раздосадовало девушку. С некоторых пор она стала чувствовать, что в ее вполне нормальную жизнь начало просачиваться нечто аномальное. Но Марья решила твердо не придавать этому значения, поскольку знала по опыту: пусти нечто «этакое» на порог, оно обнаглеет и полностью займет твою душевную жилплощадь.
В последние несколько дней соблюдать «заповедь об искренней улыбке» Марье Белинской становилось все труднее. Действительность словно задалась целью стереть с Машиного лица остатки оптимизма и погрузить девушку в бездну астено-депрессивного синдрома. И надо сказать, астено-депрессивная бездна была к Марье все ближе и ближе.
Началось все с мелочи (впрочем, Марья уже вывела своеобразный закон своей жизни: все пакости для нее начинаются с какой-нибудь мелочи). Профессор Раз-башев, Марьин научный руководитель, до последнего времени бывший душкой и симпатягой, внезапно превратился в склочного, вздорного и крайне мрачного типа, считающего, что студентка Белинская вместо того чтобы продвигать вперед науку, стремится нагло завладеть рукой, сердцем и прочей недвижимостью самого профессора. Чего, разумеется, Марья и в мыслях не держала, поскольку геронтофилия не входила в число ее жизненных приоритетов. Так вот. Неизвестно что возомнивший о себе профессор Разбашев вдруг взял и зарубил новую Машину статью для университетского журнала. При этом раскритиковав помянутую статью в самых нелестных выражениях. Марья, возлагавшая на публикацию своей статьи определенные тщеславные чаяния, само собой, расстроилась. Не так чтоб расшибить о лысину профессора Разба-шева гипсовый бюст Зигмунда Фрейда, украшавший профессорский стол, но все-таки…
Следом за обломом со статьей потянулся целый караван неприятностей, которые, хоть и не имели глобального масштаба, жизненный тонус таки понижали и со всей вопиюшей откровенностью давали понять, что действительность в солнечных зайчиках и приветственных флагах – это не для Марьи Белинской.
Ну, получила она с электронной почтой несимпатичное письмецо, раскрыв которое обнаружила в нем только одно слово «Sorry». После чего антивирусная защита Машкиного компьютера приказала долго жить, начали одна за другой дохнуть программы, и, не кликни Марья вовремя знакомого парнишку из машинных реаниматоров, все могло закончиться довольно мелодраматично. Впрочем, получить с электрон-ной почтой вирус – кто ж на этом не ловился, старые штучки. Так что Маша это легко пережила.
Потом ни с того ни с сего Марья подхватила какую-то непонятную, но крайне противоестественную простуду, не поддающуюся никаким порошкам-таблеткам-микстурам. Марья страшно не любила напрягать проблемами своего здоровья университетскую поликлинику, а потому занималась самоисцелением: антибиотики плюс шоколад плюс кофейный ликер плюс настойка какой-то полуколдовской травы, подаренной сестрицей Дарьей на прошлый хэллоуин… Результатом этой интенсивной терапии стало то, что Марья практически потеряла голос, постоянно чихала и выглядела крайне непрезентабельно – и это тогда, когда кругом весна, птичье пение, сияние солнышка сквозь тучи и первые квелые столичные одуванчики…
А вот то, что Марью откровенно, бессовестно и нагло бросил Тим Васильев, было для нашей героини последней соломинкой, переломившей гипотетический хребет ее жизнеутверждающего настроения!
Нет, в одном Марья сестре не лгала: поклонников у нее действительно было множество. Но все они классифицировались как несерьезные и ни к чему не обязывающие. Были поклонники, с какими не стыдно пойти на шикарную вечеринку, были воздыхатели, годные в конный поход, рафтинг либо участие в исторической ролевой игре. Ну, еще наличествовала парочка приятелей, с которыми Марья вкушала прелести виртуального секса… Словом, несерьезные люди. Не для высокого чувства, романтического трепета и стихов до рассвета. В ранней юности у Марьи как раз был такой поклонник, Роман Кадушкин – тут хватало и стихов, и романтики, и сердечного трепета. Но Марье не повезло с Романом – возлюбленный ока-зался вампиром и в результате некой масштабной ан-тивампирьей акции безвозвратно почил, оставив после себя только томик лирических баллад…
Строго говоря, Марье в плане личной жизни грех было жаловаться. Она уже несколько лет считалась официальной мваной Алуихиоло Мнгангуи Сото Оха-вало Второго, верховного колдуна крайне далекого и чрезвычайно экзотического государства-племени Мо-шешобо, в результате трех революций и одного бананового бунта отделившегося от королевства Лесото. Обстоятельства, при которых русская девушка Маша стала мваной африканского колдуна, не подлежат здесь пространному изложению, скажем лишь, что были они в достаточной степени романтическими, экзотическими и незабываемыми. Колдун Сото регулярно посещал свою русскую мвану на Рождество и ее именины, звал ехать с ним в Африку, но Марья никак не могла решиться столь радикально поменять образ своей жизни. Бросить университет, отправиться за тридевять земель в затерянное племя, где земля буквально усыпана алмазами и кокосами, но нет и в помине Интернета, крема для депиляции и гигиенических салфеток. К тому же Марья подозревала, что в племени она будет не единственной законной мваной любвеобильного Сото. Как ей стерпеть такое – ей, при всей ее уникальности и несомненных достоинствах! Нет, собирать бананы в Африке она всегда успеет!
А потом на сердечном горизонте Марьи Белинской появился некий прекрасный юноша со взором, исполненным тайной неги и порочной страсти, по имени Тим Васильев. Тим Васильев был аспирантом, мастером игры в гольф и воплощенным обаянием. В Тиме все было прекрасно: лицо, фигура, одежда, машина и будущее. Насчет души, правда, не все оказалось глад-ко, но до души ли было Марье, ослепленной своей внезапной сто тринадцатой любовью! И то, что аспирант Тим, купающийся в обожании университетских девиц, как в ванне с шампанским, вдруг обратил свой пристальный лучистый взор на Марью Белинскую, поначалу показалось девушке грандиозным подарком судьбы. Она отлучила от своей персоны прежних поклонников (даже озабоченных виртуальным сексом) и сосредоточилась на Тиме, стараясь максимально походить на ту Галатею, которую изваял в своем воображении этот современный Пигмалион в белоснежных джинсах и изумрудно-золотой атласной рубашке, сшитой (как говорят) на заказ лучшим портным Гонконга, поскольку Китай снова был в моде.
Тим умело сводил с ума и доводил до экстаза свою новую пассию; Марья изнемогала под грузом свалившейся на нее всеобщей зависти, почти не ела, почти не спала, вместо рефератов по подростковым девиациям и статей о формировании психологического портрета личности она принялась кропать стихи и рассказики в недавно заведенный сентиментальный дневник, украшенный плюшевым розовым мышонком… Любовная лихорадка находилась в самом разгаре, Марья уже строила далеко идущие планы, рисуя лучезарные картины ее дальнейшего совместного бытия с Тимом, – как все в одночасье закончилось. Тим перестал ночевать в Машиной квартире и забрал оттуда все свои вещи, вплоть до электрической зубной щетки и зачитанного до дыр томика Шопенгауэра. Марья наступила на горло своей гордости и некоторое время донимала неподатливого аспиранта звонками, мессиджами и примитивным соглядатайством. В результате чего женская половина университета принялась с особым тщанием перемывать ей кости, а Тим как-то при встрече окатил презрением и выдал нечто ужасное: «Тебе еще не надоело за мной таскаться? »
Понятное дело, это была драма. Впору сотворить над собой что-нибудь этакое, впасть в депрессию, в запой, проклясть весь мир и торжественно уничтожить злополучный дневник, укращенный розовым плюшевым мышонком… Но Марья Белинская была создана из закаленного металла. И хотя по ночам, в гордом одиночестве, она позволяла себе порыдать в подушку, днем мир видел ее великолепную улыбку и жизнерадостность, которой позавидовали бы ангелы в раю. Как раз именно в это время Марье позвонила сестра, но и тут все сошло отлично: Марья скорее удавилась бы, чем созналась великой ведьме Дашке, что у нее жизнь пошла несахарно.
Впрочем, был в этом и некий практический момент. Марья Белинская, как будущий психолог семейных отношений, в глубине души понимала, что реально ее разрыв с неким мужчиной – явление малозначимое. В общемировом контексте. Таких мужчин у Машки еще будет – связками носи. В конце концов, всегда есть Африка и Сото… Когда Марья успокоила сопя таким образом, ей стало легче дышать и проще улыбаться. Только одно всерьез стало мешать ее жизни. Сны.
В отличие от сестрички-ведьмы, Марья Белинская равнодушно относилась к снам, здраво полагая их проявлением сумеречного сознания, реакцией на дневные тревоги, заботы и проблемы… Но теперь ей снились такие сны, после которых страшно было выходить на улицу; душа съеживалась, разум коченел… Нет, никаких особенных кошмаров Марья не видела, но…
… Взять хоть ту же комнату с зеркалами! После этого сна Марью частенько бросало в дрожь даже посреди душного суетливого дня. А еще часто снились девчонки – больше дюжины. В Марьином сне они затевали что-то вроде игр со считалкой или кружились в хороводе, но заканчивались такие сны одним и тем же:
«Ты следующая! – хором сообщали девчонки Марье. При этом лица девочек становились ртутно-се-ребряными, а вместо глаз сияли какие-то протуберанцы. – Ты не избежишь нашей участи! Ты следующая! »
… Когда из ночи в ночь компания страшненьких девиц заявляет тебе, что скоро ты к ним присоединишься, это кого хочешь выведет из равновесия и лишит оптимизма. Марья поколебалась и сделала себе расклад на картах – как учила сестра. Расклад вышел мутный, противоречивый, что еще больше раздосадовало девушку. С некоторых пор она стала чувствовать, что в ее вполне нормальную жизнь начало просачиваться нечто аномальное. Но Марья решила твердо не придавать этому значения, поскольку знала по опыту: пусти нечто «этакое» на порог, оно обнаглеет и полностью займет твою душевную жилплощадь.