— Конечно, правда, — буркнул Мота.
— Если так, — продолжал Дари, — то не удивляйтесь, что мы не хотели с вами разговаривать. Вы не знаете господствующих у нас отношений…
— Кое-что знаем, — вставил я.
— Кое-что — да, — согласился он. — И не надейтесь, если вы из города Новых, что узнаете у нас что-то, что касается нас самих. Мы не имеем никакой гарантии, что вы не завяжите с нами контакт, а может, и больше… ведь они вам ближе, чем вы к нам. Почти сто лет разницы. Именно эта разница научила нас, в каких диаметрально противоположных направлениях развиваются наши цивилизации… И если даже вашу от Новых отделяет сто лет…
— Сто сорок девять, — пробурчал Мота. — Или сто пятьдесят, — продолжал представитель, которого-то там поколения первой земной эмиграции, — то эта разница в свою очередь касается только вас и их. Для нас она означает несущественные нюансы. Достаточно было того, что встретило нас со стороны пришельцев с Земли… Я должен так их называть, так как именно так мы их приветствовали… то есть, мои деды. Вы уже более или менее знаете, что из этого получилось…
— Ваши впечатления, — начал Фрос, но Мота прервал его нетерпеливым жестом руки.
— Оставь! — бросил он. — О философии поболтаем как-нибудь в другой раз. Продолжай, — кивнул он в сторону Дари.
— Уже кончаю. Не знаю, что скажут на это те, с кем я сюда прилетел, — он бросил беглый взгляд в сторону своих молчаливых товарищей, — но я о наших внутренних делах с вами разговаривать не буду. Это мой ответ на твой первый вопрос, — обратился он к Моте. — Зато, что касается земного экипажа этой станции и его судьбы могу тебя заверить, что ни один из нас и никто вообще из нашего Города не несет ответственности за то, что произошло, чтобы это ни было. Когда мы пришли сюда, люк был открыт, а в кабине ни живого духа. Не знаем ничего наверное, в лучшем случае — развивали некоторые домыслы… и ими можем с вами поделиться. Но перед этим вы должны нас убедить, что вы действительно прилетели с Земли. Покажите нам ваш корабль. Это все!
Мота медленно выпрямился. Слова… слова… слова… — промелькнуло у меня в голове. Кто это сказал? Герой какой-то классической трагедии. Не помню.
Я с удивлением констатировал, что слова пришельца с Третьей не произвели на нас слишком сильного впечатления.
— Согласен, — сказал Мота деловым тоном. — Мы постараемся вас убедить. Пусть это будет первое действие. Так как еще и вы должны убедить нас, что не имели ничего общего с тем, что постигло здешнюю команду.
— Понимаю, — серьезно ответил Дари.
Я машинально кивнул головой. Такой подход к делу казался мне приемлемым. Пока.
4.
— Если так, — продолжал Дари, — то не удивляйтесь, что мы не хотели с вами разговаривать. Вы не знаете господствующих у нас отношений…
— Кое-что знаем, — вставил я.
— Кое-что — да, — согласился он. — И не надейтесь, если вы из города Новых, что узнаете у нас что-то, что касается нас самих. Мы не имеем никакой гарантии, что вы не завяжите с нами контакт, а может, и больше… ведь они вам ближе, чем вы к нам. Почти сто лет разницы. Именно эта разница научила нас, в каких диаметрально противоположных направлениях развиваются наши цивилизации… И если даже вашу от Новых отделяет сто лет…
— Сто сорок девять, — пробурчал Мота. — Или сто пятьдесят, — продолжал представитель, которого-то там поколения первой земной эмиграции, — то эта разница в свою очередь касается только вас и их. Для нас она означает несущественные нюансы. Достаточно было того, что встретило нас со стороны пришельцев с Земли… Я должен так их называть, так как именно так мы их приветствовали… то есть, мои деды. Вы уже более или менее знаете, что из этого получилось…
— Ваши впечатления, — начал Фрос, но Мота прервал его нетерпеливым жестом руки.
— Оставь! — бросил он. — О философии поболтаем как-нибудь в другой раз. Продолжай, — кивнул он в сторону Дари.
— Уже кончаю. Не знаю, что скажут на это те, с кем я сюда прилетел, — он бросил беглый взгляд в сторону своих молчаливых товарищей, — но я о наших внутренних делах с вами разговаривать не буду. Это мой ответ на твой первый вопрос, — обратился он к Моте. — Зато, что касается земного экипажа этой станции и его судьбы могу тебя заверить, что ни один из нас и никто вообще из нашего Города не несет ответственности за то, что произошло, чтобы это ни было. Когда мы пришли сюда, люк был открыт, а в кабине ни живого духа. Не знаем ничего наверное, в лучшем случае — развивали некоторые домыслы… и ими можем с вами поделиться. Но перед этим вы должны нас убедить, что вы действительно прилетели с Земли. Покажите нам ваш корабль. Это все!
Мота медленно выпрямился. Слова… слова… слова… — промелькнуло у меня в голове. Кто это сказал? Герой какой-то классической трагедии. Не помню.
Я с удивлением констатировал, что слова пришельца с Третьей не произвели на нас слишком сильного впечатления.
— Согласен, — сказал Мота деловым тоном. — Мы постараемся вас убедить. Пусть это будет первое действие. Так как еще и вы должны убедить нас, что не имели ничего общего с тем, что постигло здешнюю команду.
— Понимаю, — серьезно ответил Дари.
Я машинально кивнул головой. Такой подход к делу казался мне приемлемым. Пока.
4.
Я вызвал автоматы. Платформа лифта, мягко набирая скорость, поплыла вниз. Микрофон принес звук высокого прерывистого сигнала. Компрессоры шлюза пошли в ход.
Мота дотронулся до плеча человека с Третьей, сидевшего рядом с ним, — в кислородных скафандрах, взятых для них со склада станции их стало невозможно различать — после чего повернул голову в сторону второго вездехода, стоявшего несколькими метрами дальше.
— Один из вас может поехать со мной наверх, — буркнул он. — Но только один!
— Не нужно! — раздался ответ. В наушниках голос чужака звучал глубже. Сильный, низкий голос человека, которого чем попало из равновесия не выведешь.
— Я того же мнения, — сказал я вполголоса. — Возвращаемся, — бросил я уже громко.
— Ваш корабль, — с колебанием в голосе сказал чужак, — приспособлен для передвижения по суше?
Теперь я его узнал. Голос принадлежал тому несчастному связисту, который напугал Фроса пеленгационным кодом, вместо того, чтобы уведомить Третью о нашем приближении. Как его представил Мота? Да, Клеем.
— Не вижу ни малейшего повода, — резко начал я, — по которому мы должны бы вам…
— Нет, — Мота даже не подождал, пока я кончу. — Нет, — повторил он, — но он может плавать.
— На скольких метрах? — заинтересовался другой голос.
Я услышал смех Моты.
— Видишь, Мур, — сказал он с притворным сожалением. — Я делаю, что могу, а они… — Он вздохнул, — Нет, ребята, — снова заговорил он нормальным тоном, — пока хватит! Ваша очередь!
Некоторое время в наушниках царило молчание. Микрофон приносил шелест пересыпаемых песчинок. Когда мы покидали океан, атмосфера была неподвижной, словно сгустившейся. Может, на этой планете ветры дуют только в глубине континентов?
— Вернемся, — отозвался новый голос. На этот раз я не имел хлопот с его идентификацией. — Он прав, — говорил Дари. — Чем меньше будем мы знать друг друга, тем лучше. Не стройте дорог там, где должна быть тишина!
— Ага. Время изречений, — иронически заметил я. — Но с этой тишиной у тебя не вышло. Было время, когда кто-то говорил с нами из этой системы. И вполне разумно. А мы ничего, только подставляли уши. Так, как сейчас…
— К делу, ребята, — прозвучал сонный голос Моты.
— Вот именно, — подхватил я. — Если надо возвращаться, то давайте. Тут мы ничего не выстроим.
— Поворачиваю, — решил наконец Фрос.
Его вездеход двинулся, описал узкую дугу и помчался в сторону побережья.
Не дожидаясь, пока Мота кончит передавать импульсы боротовым аппаратам, я погнался за ним.
— Скажи им, — отозвался молчавший до сих пор Зара, когда от места приземления «Рубина» нас отделяло уже несколько километров. — Все равно, сейчас или в станции. Трата времени…
Какое-то время никто не принимал вызова.
Вездеход немилосердно трясло на равнине, усеянной торчащими из плотной пыли камнями. Несмотря на это, я не замедлял ход, чтобы не ехать в пыли, поднятой первой машиной.
— Хорошо, — начал наконец Клеен. Его голос звучал не совсем уверенно. — Так вот, — он замолчал. Снова наступила тишина. Я бы дал голову на отсечение, что он хотел сказать «как мы решили» и в последний момент прикусил язык. Машинально я поискал взглядом Моту. Он прикрыл глаза и незначительно шевельнул ладонью.
Не было сомнений, что наши мысли бегут одной дорогой. Чужаки просидели всю ночь в складной камере на самом дне станции, среди ящиков с запчастями и разобранными машинами. У них было достаточно времени, чтобы просеять всю информацию, которая, по их мнению, могла нас удовлетворить. Согласовать каждое слово. Достаточно было поместить в кладовой один микрофон, чтобы сейчас поблагодарить их за милость. К сожалению, ни одному из нас это не пришло в голову. И я даже знаю — почему. Перехват тахдаровых конусов и радиоволн — это почетная и ответственная служба. Подслушивание на расстоянии в парсеки. Но через стену? Ни один приличный человек не падет так низко. А мы все же считаем себя приличными людьми. Логика типичная для нашего мира. Мота прав. Не осталось ничего другого, как лишь покивать головой.
— Дари сказал правду об этом подставлении ушей, — начал после перерыва Кленн, — мы принимали все сообщения, которые шли оттуда на Землю. Все это не должно удивлять… — замялся он от смущения.
— Не должно, — буркнул Мота, — и не удивляет. Говори дальше!
— Думаю, что нет, станция поддерживала с ними связь открытым кодом. Специально, чтобы не давать таким, как эти тут, повод для нетерпения.
— Раньше вас, — в голосе Кленна неизвестно почему появилось облегчение, — мы сориентировались, что станция замолкла. У нас, может быть, связь немного похуже, но мы ведь ближе, правда? — он затих, как будто ждал ответа.
Никто не отозвался. Клеен помолчал немного, набрал воздуха и заговорил дальше.
— Так вот, непосредственно перед разрывом связи ваши приемники перехватили какие-то сильные неиндентифицированные импульсы. Приходили они отсюда, со Второй. Это мы установили твердо. И даже больше. Наши астрофизики пришли к выводу, что источник этих сигналов или помех следует искать вблизи вашей станции, в радиусе, не превышающим триста километров. Это последнее вычисление было бы, конечно, невозможно, если бы не факт, что поведя столько лет прослушивание, мы имеем точные данные, касающиеся зависимостей, происходящих при связи между двумя планетами. Единственным объяснением, которое у нас появилось, было — катастрофа. В первое время мы думали о взрыве внутри самой станции. Но оператор, дежуривший у самой направленной антенны, принял всего несколько ничего не говорящих тресков, которые в случае крайней нужды могли означать внезапное усиление солнечного ветра. И именно, сравнивая его фотограмму с записями других, более слабых радиомаяков, мы сумели в конце концов локализировать источник излучения. Конечно, с большим приближением. Ну, и полетели! Так как даже если сей временный рост излучения не имел ничего общего с самой станцией, то рядом с почти одновременным исчезновением связи было ясно, что пострадал ее экипаж. Мы пустили в ход корабль… он старательно сохранялся, главным образом, в учебных целях… — Клеен говорил все медленнее, делая между словами паузы. — Выбрали нас четверых… и сохранились инструкции, которые пополнили наши компьютеры…
— Все ясно, — прервал я. — Жаль только что компьютеры у вас хуже, чем антенны. Что это, собственно говоря было?
— Не знаю, — ответил он после недолгого молчания. — В последней фазе полета мы утратили стабильность… Результат ты видел. В последний момент Зара повернул ракету носом вперед и дал полное ускорение.
Да, это звучало, по крайней мере, достаточно убедительно.
— Открыл дюзу главной тяги? — спросил я, хотя ответ напрашивался сам собой.
— Да.
— И что? Ситуация была такая, что он забыл перейти на холодное топливо? Так вы что, ни о чем уже не думали?
— Он маневрировал до последней секунды, — тихо ответил Клеен. — Мы упали в метре от стены, прямо над пропастью. Если бы не он…
— Вам здорово везло, — внезапно отозвался Мота. — Если бы Зара повернул устойчивость на несколько секунд раньше, то есть если бы ему показалось, что он ее вернул, ему хватило бы времени на смену привода. И вы перешли бы на холодную тягу и в данный момент лежали бы в каком-нибудь овраге, и вероятно, вверх ногами. Так как корабль, который теряет стабильность за несколько минут до приземления, не обретет ее уже до конца. Даже если у управления сидят такие ассы, как вы, — добавил он серьезным тоном, — а так вы влезли в скалу и притом достаточно глубоко, чтобы корабль остался на вертикали. Скажем, почти вертикали… а сейчас кончай с теми сигналами, — голос его зазвучал на полтона выше. — Мы уже знаем, что вы отправились на взятой из школьного музея ракете, что бы спасать людей? Это больше, чем мы могли ожидать, по крайней мере после того, чем вы угощали нас до сих пор. Ну, хорошо. А дальше?
— Дальше… — Клеен заколебался, — практически, ничего. Большая часть бортовых приборов, антенны, энергетические агрегаты отказали, мы пошли к ваше станции и…
— И садили цветы, — закончил Мота.
Клеен подняли руки жестом выражения бессилия.
— Именно, — подтвердил он. — То есть делали то, что только удастся, чтобы ускорить развитие планктона. Применяли подкормку… в конце концов это была наша единственная возможность.
Так. Мы не должны были ему напоминать что эта возможность в действительности же равнялась нулю. Он знал об этом также хорошо, как и мы.
— Вы помните координаты пункта, в котором ваши специалисты локализовали источник эмиссий? — спросил Фрос.
— Вы туда доберетесь? — уточнил я вопрос.
— Думаю, что да… — ответил после секундного колебания нерешительно Клеен. — Наши карты, правда, остались в кабине корабля.
— Доберемся, — отрезал Дари.
— Это хорошо, — спокойно ответил Мота.
Наушники замолкли. Вездеход как раз взбирался к широкой седловине с одинокой скалой, из-под которого я впервые увидел своими глазами потомков людей, которые покинули Землю. Покинули и отреклись от нее, так как их разочаровали их земляки, которые на неполную сотню лет дольше подвергались влиянию материнской цивилизации в ее натуральной среде. А потом отреклись также и от своего человеческого по крайней мере, в биологическом значении этого слова. Ну, и в конце концов, мирно сидят около нас, послушные, как дети и рассказывают, как двинулись в космос без учебы, без оборудования, на архаической развалине, чтобы только поспешить на помощь земному экипажу, единственной миссией которого в этой системе было донести нам вовремя, что эти с Альфы планируют какую-нибудь подлость. Осталось только сесть и заплакать.
Я остался позади. Фрос ехал уже краем плажа, когда мы все еще подскакивали на склоне, покрытом углублениями в виде неаккуратных конусов. Мота сидел неподвижно с головой, наклоненной вперед, словно хотел дать понять, что мир перестал для него существовать. Внезапно, не меняя позы, он коротко бросил:
— Где это?
Прошло некоторое время, пока Клеен сориентировался, что вопрос был обращен к нему. Его определил Дари.
— Думаю, на плоскогорье, что находится между тем скалистым хребтом, который вы уже знаете, и здешними Альпами. Круг радиусов в триста километров — это не шутка, но большую часть его поверхности занимает океан. В то время, как произошло это, вероятнее всего на суше.
— Остановись, Фрос, — Мота поднял голову и поглядел перед собой. Вездеход резко сбавил скорость, прокатился еще несколько метров и остановился.
— Что случилось?
— Подожди… Мур, как у тебя?
Я уставился на его лицо, не знал, о чем идет речь. Внезапно я понял и быстро проговорил:
— Нормально!
— А ты, Фрос?
— Все в порядке! Думаю, что чем скорее, тем лучше!
— Угу… Нужен будет рабочий трансер — у меня такое впечатление. — Мота повернулся к Клеену, — что вы очень хорошо знаете, где находится то, что мы ищем. Тем лучше, поедем водным путем. Сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь имели дело с веревками и крюками. Я мог бы, правда, дать вам инструкцию, — в его голосе невозможно было почувствовать даже след иронии, — но приятное попозже! Ну, высаживаемся! Фрос, подтянитесь еще на сто метров. Установите вездеходы так, как вчера, и проверьте настройку лидаров. Пока что мы хотим иметь покой.
Я подумал, что речь идет не только о покое, но ничего не сказал. Попробуем найти то место, о котором говорили чужаки. Если такое место существует. Потом посмотрим!
Климатизация скафандров действовала на этот раз действительно хорошо, тем не менее, в полдень температура атмосферы превышала шестьдесят градусов. Конструкторы сделали все, что в человеческих силах. Но единственным настоящим изолятором и дальше оставался вакуум.
Трансер мягко мчался над поверхностью океана, взбивая воду эластичной подушкой силового поля и оставляя за собой широкий пояс пены. Мы отошли от берега на несколько сот метров, после чего взяли курс на маячивших вдали скалистых гигантов. Приближался полдень и уже в третий раз я вынужден подтянуть краны, увеличивая доступ кислорода. Мысль о купании порой становилась невыносимой.
После получаса полета над водой горы стали видны резче, потемнели. Их отражение в воде напоминало свеженарисованную картину, поблескивающую мокрыми красками. Они были сейчас с нашего левого борта. Они обрывались прямо над океаном, спадая с высоты двух, а может быть, и двух с половиной тысяч метров вертикальными обрывами. Незаметно они стали оставаться позади, открывая обширное плоскогорье, затянутое фиолетовой мглой. Еще несколько минут, и в перспективе начало вырисовываться прямая белая линия берега.
— Подходим? — спросил Фрос.
— Подожди, что скажут хозяева, — буркнул Мота. — Ну, как? — бросил он, повышая голос. — Начинаем или едем дальше на юг?
Никто не среагировал. Я приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть сидящую впереди двойку. Они были повернуты ко мне спинами, но их неподвижные фигуры выдавали напряжение.
— Подтяни еще вдоль берега, — решился наконец Мота, не дождавшись ответа.
Трансер снова описал дугу, удаляясь все дальше от горного хребта, закрывающего дорогу по суше с территории, окружающей станцию, в направлении южного плоскогорья. Довольно долго мы ехали в молчании.
Фрос вел теперь трансер по касательной к линии побережья, чуть выпуклой и образующей впереди широкий плоский мыс.
Суша приближалась. Изредка раскиданные валуны с закругленными лбами, каменистый пляж, под ним как-бы невысокий порог, а дальше идеально плоская, напоминающая аэродром равнина. Ничего, чтобы задерживало взгляд, что привлекло бы для более близкого знакомства с местностью!
Доходящий снизу шум внезапно затих. Машина мягко закачалась, немного еще двигаясь по инерции, раз и второй задела днищем поверхность воды, после чего села как большая, опускающаяся на землю птица. Снова закипела выбрасываемая из-под кормы вода. Скорость резко падала, Дари и Клеен должны были основательно стискивать ладони на перилах, чтобы не полететь вперед…
Наконец, трансер утратил ход и остановился на расстоянии каких-то ста метров от берега.
Мы были на месте.
— Думаю, нам надо бы разделиться, — предложил Клеен, взбираясь к башенке. Он вцепился пальцами в край люка и выпрямился, балансируя на широко расставленных ногах.
Голова Моты исчезла в люке. Еще раз затрещали двигатели. Трансер лениво развернулся перпендикулярно линии берега. Секунду ничего не происходило, потом машина содрогнулась. Из-под правого борта вылетела узкая светящаяся полоса. Мы не будем разделяться, во всяком случае, пока не обыщем километр за километром всю область плоскогорья фотонным объективами зондов.
Клеен закачался и снова сел. Дари поднял наконец голову и, заметив нитку выхлопа, старался догнать взглядом разве дыхательный аппарат. Я подумал, что стоит спуститься в кабину и посмотреть на экран, но мне не хотелось двигаться. Впрочем, я предпочитал не выпускать из вида эту, как бы замершую в ожидании, двойку на носовом кожухе.
Вслед за первым зондом отправился второй. В кабине царило молчание. То есть в картинках, передаваемых на экранах, не было ничего заслуживающего внимания. Если ситуация не изменится…
Легко вообразить, что нас ждет, если зонды не наткнутся на след чего-то, что так потрясло жителей соседней планеты, что они не поколебались поставить все на одну карту, чтобы только посмотреть на это вблизи, Если только весь этот шум не возник благодаря ошибке альфанских наблюдателей. Ошибки, дополненной впоследствии на месте, но уже исключительно для нас… Если… если…
Вот именно! Мы должны иметь уверенность! А это означает, что так или иначе мы завяжем более близкое знакомство с районом плоскогорья. Приблизительно говоря, две недели езды.
— Угу… — пробормотал внезапно Мота. — Подкрути…
— Видел? — взорвался Фрос. — Это же…
— Молчи, — отрезал Мота, — давай еще раз!
Минута тишины и очередное сотрясение…
Светящиеся полосы стреляли теперь равномерно. Одна… другая… третья…
— Достаточно, — сказал со вздохом Мота. — Ты замерил?
— Да. Едем?
В голосе Фроса зазвучала какая-то нотка, которая мне не очень понравилась. Не горячился, не кричал. Говорил тихо, словно боялся, что кого-то разбудил.
— Внимание, — бросил Мота, — отправляемся!
— Что это? — бросил вполголоса Дари.
Никто не ответил. Тяжелая машина, набирая скорость, скользнула над прибрежным мелководьем. Еще несколько секунд — и шум воды перешел в характерное вибрирующее шипение. Трансер вспорхнул вверх, потом тяжело закачался и двинулся напрямик через бескрайнюю пустыню плоскогорья.
Поездка продолжалась не более двадцати минут. В какой-то момент из кабины донеслось неопределенное молчание, и машина резко сбавила ход. Я внимательно огляделся, но в поле зрения не было ничего, что могло бы свидетельствовать о нашем приближении к цели.
— Все внутрь! — раздался внезапно голос Моты.
Это что-то новенькое! Я встал и дал знак чужакам, чтобы они шли вперед. Когда Клеен исчезал в люке, я перехватил взгляд Дари. Его закрытое стеклом шлема лицо было белым, как тогда, когда я увидел его впервые. А ведь теперь кислорода ему хватало. Он не чувствовал пионерского наслаждения разумного существа, которое вымыслило изменение своего организма в соответствии с требованиями среды, вместо того, чтобы поступать наоборот. И это не внезапный вызов Моты был причиной такой бледности, в его глазах я чувствовал страх.
Я замкнул за собой люк и втиснулся меж кресел. Бледно светился экран, показывая пустое пространство, без единого возвышения, без единой складки местности, за которой что-то могло скрываться. Я уже хотел спросить Моту, почему он запихал нас в кабину, когда мой взгляд упал на прибрежный щит над пультом управления. Как голубой светлячок ровно светилась контрольная лампочка ферроиндукционного датчика.
— Немного этого, — заметил я, поглядев на экранчик калькулятора перед креслом Фроса.
— Немного, — признал Мота. — Масса равняется примерно массе этого, — он ударил ладонью о пульт. Я понял, что он имеет в виду машину.
— Ты никогда тут не был?
Он молчал секунду, потом ответил:
— Угу… Тут нет никаких залежей…
— Видите что-нибудь? — раздался голос кого-то из чужаков за нашими спинами.
— Металл, — не оборачиваясь бросил Фрос. Он добавил. — Прямо перед нами. Наверное, вы были правы. Вы и ваши астрофизики…
— Пока мы имеем металл, — возразил я. — Что до правоты, то еще посмотрим…
Воцарилась тишина. Фрос не убрал ладоней с пульта управления, но двигатели шли непрерывно на максимальных оборотах.
Мы пролетели так еще полкилометра, прежде чем в далекой перспективе замаячили какие-то очертания. На первый взгляд казалось, что кто-то разбросал там призму камней.
— Медленней, — буркнул Мота. — Пальцы Фроса подскочили на клавишах. Трансер затормозил так внезапно, что я полетел головой вперед, ударяясь кской о край полки над экранами. На этом бы не кончилось, если бы меня в последний момент не поддержал. Я бросил взгляд на датчики и застыл в неподвижности. Около голубого искристо загорелся красный сигнал тревоги. Излучение…
— Стоп! — бросил Мота.
Машина с ядовитым свистом тормозных дюз задрала корму и замерла.
— Сколько?
Я поглядел на экран калькулятора.
— Две сотых рентгена, — сказал я. — Почти ничего…
— Иди первым, — буркнул он. — Не задерживайся! Когда дойдет до пяти сотых, поворачивай! Тогда подумаем, что делать дальше!
Без единого слова я начал протискиваться к люку. Я должен был подождать, пока Фрос заблокирует защитные автоматы. Импульс, идущий с датчика излучений, вызывал ситуацию, когда механизм люка нельзя было привести в действие обычным способом.
Я вылез в конце концов на панцирь машины, соскочил на почву и, не выпуская указатель дозиметра, светящегося под краем глема, двинулся вперед.
— Как там, Мур?
— Без изменений, — сообщил я. — Ноль ноль два.
— Выходите, — бросил Мота как бы с облегчением.
— Мы должны идти за ним? — прерывающийся голос Клеена свидетельствовал, что космонавт с Третьей как раз занимается гимнастическими упражнениями в узком проеме люка.
— Все, — уточнил Фрос.
— Подожди! — слова Моты падали как удары. — Вы все четверо в пятидесяти метрах за Муром. И ни шагу ближе! Ты, Фрос, подождешь минуту и так же выйдешь. Трансер тут, в безопасности, я думаю.
Это последнее, подчеркнутое, не прозвучало притягательно. Может быть, поэтому в наушниках воцарилась внезапная тишина.
Прямо передо мной, на расстоянии не превышающим ста метров, темнела широкая впадина. Ее подозрительно гладкие края открывали скалистую основу. Она была белой, как мел. Слева и справа, куда только достигал взгляд, лежали разбросанные камни различной величины. Между ними лохмотья рыжего песка, перемешанного с пеплом и сажей. Там и тут просвечивающие лужи застывшего стекла.
Я шел все медленнее. Ставя ноги осторожно, легко, словно опасаясь, что каким-то неосторожным движением призову из прошлого повторение трагедии, свидетелем которой было это место. Что касается ее характера, то сомнений почти не было. Я достаточно навидался подобных картин на всех возможных сателлитарных полигонах. И судя по размеру воронки и радиусу разброса останков, а так же по тому, что вообще какие-то уцелели, взрыв не был слишком сильным.
Я взглянул на датчик и остановился.
— Ноль ноль три, — бросил я.
— Вижу.
Я огляделся. Микрофон молчал. Из этого я заключил, что остальные тоже приостановились. Внезапно я почувствовал легкое прикосновение к рукаву. Машинально повернул голову: позади стоял Мота.
— Я же говорил, что как-нибудь я тебя подстрелю, — буркнул я и испугался собственного голоса. Хотел откашляться, но издал только какой-то сухой скрежет. Словно в горле у меня застрял комок сухих стеблей камыша.
Он не ответил. Вообще не обратил на меня внимания. Стоял, слегка сгорбившись, с лицом, повернутым на запад, туда, где земля не носила уже следов взрыва. Так, по крайней мере, казалось. Когда я проследил за его взглядом, мне бросились в глаза очертания какой-то конструкции. Я не мог сопоставить ее ни с чем конкретным, но все же было в ней что-то знакомое…
Мота дотронулся до плеча человека с Третьей, сидевшего рядом с ним, — в кислородных скафандрах, взятых для них со склада станции их стало невозможно различать — после чего повернул голову в сторону второго вездехода, стоявшего несколькими метрами дальше.
— Один из вас может поехать со мной наверх, — буркнул он. — Но только один!
— Не нужно! — раздался ответ. В наушниках голос чужака звучал глубже. Сильный, низкий голос человека, которого чем попало из равновесия не выведешь.
— Я того же мнения, — сказал я вполголоса. — Возвращаемся, — бросил я уже громко.
— Ваш корабль, — с колебанием в голосе сказал чужак, — приспособлен для передвижения по суше?
Теперь я его узнал. Голос принадлежал тому несчастному связисту, который напугал Фроса пеленгационным кодом, вместо того, чтобы уведомить Третью о нашем приближении. Как его представил Мота? Да, Клеем.
— Не вижу ни малейшего повода, — резко начал я, — по которому мы должны бы вам…
— Нет, — Мота даже не подождал, пока я кончу. — Нет, — повторил он, — но он может плавать.
— На скольких метрах? — заинтересовался другой голос.
Я услышал смех Моты.
— Видишь, Мур, — сказал он с притворным сожалением. — Я делаю, что могу, а они… — Он вздохнул, — Нет, ребята, — снова заговорил он нормальным тоном, — пока хватит! Ваша очередь!
Некоторое время в наушниках царило молчание. Микрофон приносил шелест пересыпаемых песчинок. Когда мы покидали океан, атмосфера была неподвижной, словно сгустившейся. Может, на этой планете ветры дуют только в глубине континентов?
— Вернемся, — отозвался новый голос. На этот раз я не имел хлопот с его идентификацией. — Он прав, — говорил Дари. — Чем меньше будем мы знать друг друга, тем лучше. Не стройте дорог там, где должна быть тишина!
— Ага. Время изречений, — иронически заметил я. — Но с этой тишиной у тебя не вышло. Было время, когда кто-то говорил с нами из этой системы. И вполне разумно. А мы ничего, только подставляли уши. Так, как сейчас…
— К делу, ребята, — прозвучал сонный голос Моты.
— Вот именно, — подхватил я. — Если надо возвращаться, то давайте. Тут мы ничего не выстроим.
— Поворачиваю, — решил наконец Фрос.
Его вездеход двинулся, описал узкую дугу и помчался в сторону побережья.
Не дожидаясь, пока Мота кончит передавать импульсы боротовым аппаратам, я погнался за ним.
— Скажи им, — отозвался молчавший до сих пор Зара, когда от места приземления «Рубина» нас отделяло уже несколько километров. — Все равно, сейчас или в станции. Трата времени…
Какое-то время никто не принимал вызова.
Вездеход немилосердно трясло на равнине, усеянной торчащими из плотной пыли камнями. Несмотря на это, я не замедлял ход, чтобы не ехать в пыли, поднятой первой машиной.
— Хорошо, — начал наконец Клеен. Его голос звучал не совсем уверенно. — Так вот, — он замолчал. Снова наступила тишина. Я бы дал голову на отсечение, что он хотел сказать «как мы решили» и в последний момент прикусил язык. Машинально я поискал взглядом Моту. Он прикрыл глаза и незначительно шевельнул ладонью.
Не было сомнений, что наши мысли бегут одной дорогой. Чужаки просидели всю ночь в складной камере на самом дне станции, среди ящиков с запчастями и разобранными машинами. У них было достаточно времени, чтобы просеять всю информацию, которая, по их мнению, могла нас удовлетворить. Согласовать каждое слово. Достаточно было поместить в кладовой один микрофон, чтобы сейчас поблагодарить их за милость. К сожалению, ни одному из нас это не пришло в голову. И я даже знаю — почему. Перехват тахдаровых конусов и радиоволн — это почетная и ответственная служба. Подслушивание на расстоянии в парсеки. Но через стену? Ни один приличный человек не падет так низко. А мы все же считаем себя приличными людьми. Логика типичная для нашего мира. Мота прав. Не осталось ничего другого, как лишь покивать головой.
— Дари сказал правду об этом подставлении ушей, — начал после перерыва Кленн, — мы принимали все сообщения, которые шли оттуда на Землю. Все это не должно удивлять… — замялся он от смущения.
— Не должно, — буркнул Мота, — и не удивляет. Говори дальше!
— Думаю, что нет, станция поддерживала с ними связь открытым кодом. Специально, чтобы не давать таким, как эти тут, повод для нетерпения.
— Раньше вас, — в голосе Кленна неизвестно почему появилось облегчение, — мы сориентировались, что станция замолкла. У нас, может быть, связь немного похуже, но мы ведь ближе, правда? — он затих, как будто ждал ответа.
Никто не отозвался. Клеен помолчал немного, набрал воздуха и заговорил дальше.
— Так вот, непосредственно перед разрывом связи ваши приемники перехватили какие-то сильные неиндентифицированные импульсы. Приходили они отсюда, со Второй. Это мы установили твердо. И даже больше. Наши астрофизики пришли к выводу, что источник этих сигналов или помех следует искать вблизи вашей станции, в радиусе, не превышающим триста километров. Это последнее вычисление было бы, конечно, невозможно, если бы не факт, что поведя столько лет прослушивание, мы имеем точные данные, касающиеся зависимостей, происходящих при связи между двумя планетами. Единственным объяснением, которое у нас появилось, было — катастрофа. В первое время мы думали о взрыве внутри самой станции. Но оператор, дежуривший у самой направленной антенны, принял всего несколько ничего не говорящих тресков, которые в случае крайней нужды могли означать внезапное усиление солнечного ветра. И именно, сравнивая его фотограмму с записями других, более слабых радиомаяков, мы сумели в конце концов локализировать источник излучения. Конечно, с большим приближением. Ну, и полетели! Так как даже если сей временный рост излучения не имел ничего общего с самой станцией, то рядом с почти одновременным исчезновением связи было ясно, что пострадал ее экипаж. Мы пустили в ход корабль… он старательно сохранялся, главным образом, в учебных целях… — Клеен говорил все медленнее, делая между словами паузы. — Выбрали нас четверых… и сохранились инструкции, которые пополнили наши компьютеры…
— Все ясно, — прервал я. — Жаль только что компьютеры у вас хуже, чем антенны. Что это, собственно говоря было?
— Не знаю, — ответил он после недолгого молчания. — В последней фазе полета мы утратили стабильность… Результат ты видел. В последний момент Зара повернул ракету носом вперед и дал полное ускорение.
Да, это звучало, по крайней мере, достаточно убедительно.
— Открыл дюзу главной тяги? — спросил я, хотя ответ напрашивался сам собой.
— Да.
— И что? Ситуация была такая, что он забыл перейти на холодное топливо? Так вы что, ни о чем уже не думали?
— Он маневрировал до последней секунды, — тихо ответил Клеен. — Мы упали в метре от стены, прямо над пропастью. Если бы не он…
— Вам здорово везло, — внезапно отозвался Мота. — Если бы Зара повернул устойчивость на несколько секунд раньше, то есть если бы ему показалось, что он ее вернул, ему хватило бы времени на смену привода. И вы перешли бы на холодную тягу и в данный момент лежали бы в каком-нибудь овраге, и вероятно, вверх ногами. Так как корабль, который теряет стабильность за несколько минут до приземления, не обретет ее уже до конца. Даже если у управления сидят такие ассы, как вы, — добавил он серьезным тоном, — а так вы влезли в скалу и притом достаточно глубоко, чтобы корабль остался на вертикали. Скажем, почти вертикали… а сейчас кончай с теми сигналами, — голос его зазвучал на полтона выше. — Мы уже знаем, что вы отправились на взятой из школьного музея ракете, что бы спасать людей? Это больше, чем мы могли ожидать, по крайней мере после того, чем вы угощали нас до сих пор. Ну, хорошо. А дальше?
— Дальше… — Клеен заколебался, — практически, ничего. Большая часть бортовых приборов, антенны, энергетические агрегаты отказали, мы пошли к ваше станции и…
— И садили цветы, — закончил Мота.
Клеен подняли руки жестом выражения бессилия.
— Именно, — подтвердил он. — То есть делали то, что только удастся, чтобы ускорить развитие планктона. Применяли подкормку… в конце концов это была наша единственная возможность.
Так. Мы не должны были ему напоминать что эта возможность в действительности же равнялась нулю. Он знал об этом также хорошо, как и мы.
— Вы помните координаты пункта, в котором ваши специалисты локализовали источник эмиссий? — спросил Фрос.
— Вы туда доберетесь? — уточнил я вопрос.
— Думаю, что да… — ответил после секундного колебания нерешительно Клеен. — Наши карты, правда, остались в кабине корабля.
— Доберемся, — отрезал Дари.
— Это хорошо, — спокойно ответил Мота.
Наушники замолкли. Вездеход как раз взбирался к широкой седловине с одинокой скалой, из-под которого я впервые увидел своими глазами потомков людей, которые покинули Землю. Покинули и отреклись от нее, так как их разочаровали их земляки, которые на неполную сотню лет дольше подвергались влиянию материнской цивилизации в ее натуральной среде. А потом отреклись также и от своего человеческого по крайней мере, в биологическом значении этого слова. Ну, и в конце концов, мирно сидят около нас, послушные, как дети и рассказывают, как двинулись в космос без учебы, без оборудования, на архаической развалине, чтобы только поспешить на помощь земному экипажу, единственной миссией которого в этой системе было донести нам вовремя, что эти с Альфы планируют какую-нибудь подлость. Осталось только сесть и заплакать.
Я остался позади. Фрос ехал уже краем плажа, когда мы все еще подскакивали на склоне, покрытом углублениями в виде неаккуратных конусов. Мота сидел неподвижно с головой, наклоненной вперед, словно хотел дать понять, что мир перестал для него существовать. Внезапно, не меняя позы, он коротко бросил:
— Где это?
Прошло некоторое время, пока Клеен сориентировался, что вопрос был обращен к нему. Его определил Дари.
— Думаю, на плоскогорье, что находится между тем скалистым хребтом, который вы уже знаете, и здешними Альпами. Круг радиусов в триста километров — это не шутка, но большую часть его поверхности занимает океан. В то время, как произошло это, вероятнее всего на суше.
— Остановись, Фрос, — Мота поднял голову и поглядел перед собой. Вездеход резко сбавил скорость, прокатился еще несколько метров и остановился.
— Что случилось?
— Подожди… Мур, как у тебя?
Я уставился на его лицо, не знал, о чем идет речь. Внезапно я понял и быстро проговорил:
— Нормально!
— А ты, Фрос?
— Все в порядке! Думаю, что чем скорее, тем лучше!
— Угу… Нужен будет рабочий трансер — у меня такое впечатление. — Мота повернулся к Клеену, — что вы очень хорошо знаете, где находится то, что мы ищем. Тем лучше, поедем водным путем. Сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь имели дело с веревками и крюками. Я мог бы, правда, дать вам инструкцию, — в его голосе невозможно было почувствовать даже след иронии, — но приятное попозже! Ну, высаживаемся! Фрос, подтянитесь еще на сто метров. Установите вездеходы так, как вчера, и проверьте настройку лидаров. Пока что мы хотим иметь покой.
Я подумал, что речь идет не только о покое, но ничего не сказал. Попробуем найти то место, о котором говорили чужаки. Если такое место существует. Потом посмотрим!
* * *
Фрос с Лоном и Зарой уселись в кабине перед экраном. Клеену и Дари Мота указал место впереди, на крыше грузовой камеры. Сам стал на кресле, выставив голову из открытой башни. Я расположился с тыла, прямо над водой. Временами я чувствовал удары мелких капель в покрытие скафандра, машинально думая о купании. Дал бы не знаю что за кусочек честного земного моря с обычной соленой водой, песком и скалами.Климатизация скафандров действовала на этот раз действительно хорошо, тем не менее, в полдень температура атмосферы превышала шестьдесят градусов. Конструкторы сделали все, что в человеческих силах. Но единственным настоящим изолятором и дальше оставался вакуум.
Трансер мягко мчался над поверхностью океана, взбивая воду эластичной подушкой силового поля и оставляя за собой широкий пояс пены. Мы отошли от берега на несколько сот метров, после чего взяли курс на маячивших вдали скалистых гигантов. Приближался полдень и уже в третий раз я вынужден подтянуть краны, увеличивая доступ кислорода. Мысль о купании порой становилась невыносимой.
После получаса полета над водой горы стали видны резче, потемнели. Их отражение в воде напоминало свеженарисованную картину, поблескивающую мокрыми красками. Они были сейчас с нашего левого борта. Они обрывались прямо над океаном, спадая с высоты двух, а может быть, и двух с половиной тысяч метров вертикальными обрывами. Незаметно они стали оставаться позади, открывая обширное плоскогорье, затянутое фиолетовой мглой. Еще несколько минут, и в перспективе начало вырисовываться прямая белая линия берега.
— Подходим? — спросил Фрос.
— Подожди, что скажут хозяева, — буркнул Мота. — Ну, как? — бросил он, повышая голос. — Начинаем или едем дальше на юг?
Никто не среагировал. Я приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть сидящую впереди двойку. Они были повернуты ко мне спинами, но их неподвижные фигуры выдавали напряжение.
— Подтяни еще вдоль берега, — решился наконец Мота, не дождавшись ответа.
Трансер снова описал дугу, удаляясь все дальше от горного хребта, закрывающего дорогу по суше с территории, окружающей станцию, в направлении южного плоскогорья. Довольно долго мы ехали в молчании.
Фрос вел теперь трансер по касательной к линии побережья, чуть выпуклой и образующей впереди широкий плоский мыс.
Суша приближалась. Изредка раскиданные валуны с закругленными лбами, каменистый пляж, под ним как-бы невысокий порог, а дальше идеально плоская, напоминающая аэродром равнина. Ничего, чтобы задерживало взгляд, что привлекло бы для более близкого знакомства с местностью!
Доходящий снизу шум внезапно затих. Машина мягко закачалась, немного еще двигаясь по инерции, раз и второй задела днищем поверхность воды, после чего села как большая, опускающаяся на землю птица. Снова закипела выбрасываемая из-под кормы вода. Скорость резко падала, Дари и Клеен должны были основательно стискивать ладони на перилах, чтобы не полететь вперед…
Наконец, трансер утратил ход и остановился на расстоянии каких-то ста метров от берега.
Мы были на месте.
— Думаю, нам надо бы разделиться, — предложил Клеен, взбираясь к башенке. Он вцепился пальцами в край люка и выпрямился, балансируя на широко расставленных ногах.
Голова Моты исчезла в люке. Еще раз затрещали двигатели. Трансер лениво развернулся перпендикулярно линии берега. Секунду ничего не происходило, потом машина содрогнулась. Из-под правого борта вылетела узкая светящаяся полоса. Мы не будем разделяться, во всяком случае, пока не обыщем километр за километром всю область плоскогорья фотонным объективами зондов.
Клеен закачался и снова сел. Дари поднял наконец голову и, заметив нитку выхлопа, старался догнать взглядом разве дыхательный аппарат. Я подумал, что стоит спуститься в кабину и посмотреть на экран, но мне не хотелось двигаться. Впрочем, я предпочитал не выпускать из вида эту, как бы замершую в ожидании, двойку на носовом кожухе.
Вслед за первым зондом отправился второй. В кабине царило молчание. То есть в картинках, передаваемых на экранах, не было ничего заслуживающего внимания. Если ситуация не изменится…
Легко вообразить, что нас ждет, если зонды не наткнутся на след чего-то, что так потрясло жителей соседней планеты, что они не поколебались поставить все на одну карту, чтобы только посмотреть на это вблизи, Если только весь этот шум не возник благодаря ошибке альфанских наблюдателей. Ошибки, дополненной впоследствии на месте, но уже исключительно для нас… Если… если…
Вот именно! Мы должны иметь уверенность! А это означает, что так или иначе мы завяжем более близкое знакомство с районом плоскогорья. Приблизительно говоря, две недели езды.
— Угу… — пробормотал внезапно Мота. — Подкрути…
— Видел? — взорвался Фрос. — Это же…
— Молчи, — отрезал Мота, — давай еще раз!
Минута тишины и очередное сотрясение…
Светящиеся полосы стреляли теперь равномерно. Одна… другая… третья…
— Достаточно, — сказал со вздохом Мота. — Ты замерил?
— Да. Едем?
В голосе Фроса зазвучала какая-то нотка, которая мне не очень понравилась. Не горячился, не кричал. Говорил тихо, словно боялся, что кого-то разбудил.
— Внимание, — бросил Мота, — отправляемся!
— Что это? — бросил вполголоса Дари.
Никто не ответил. Тяжелая машина, набирая скорость, скользнула над прибрежным мелководьем. Еще несколько секунд — и шум воды перешел в характерное вибрирующее шипение. Трансер вспорхнул вверх, потом тяжело закачался и двинулся напрямик через бескрайнюю пустыню плоскогорья.
Поездка продолжалась не более двадцати минут. В какой-то момент из кабины донеслось неопределенное молчание, и машина резко сбавила ход. Я внимательно огляделся, но в поле зрения не было ничего, что могло бы свидетельствовать о нашем приближении к цели.
— Все внутрь! — раздался внезапно голос Моты.
Это что-то новенькое! Я встал и дал знак чужакам, чтобы они шли вперед. Когда Клеен исчезал в люке, я перехватил взгляд Дари. Его закрытое стеклом шлема лицо было белым, как тогда, когда я увидел его впервые. А ведь теперь кислорода ему хватало. Он не чувствовал пионерского наслаждения разумного существа, которое вымыслило изменение своего организма в соответствии с требованиями среды, вместо того, чтобы поступать наоборот. И это не внезапный вызов Моты был причиной такой бледности, в его глазах я чувствовал страх.
Я замкнул за собой люк и втиснулся меж кресел. Бледно светился экран, показывая пустое пространство, без единого возвышения, без единой складки местности, за которой что-то могло скрываться. Я уже хотел спросить Моту, почему он запихал нас в кабину, когда мой взгляд упал на прибрежный щит над пультом управления. Как голубой светлячок ровно светилась контрольная лампочка ферроиндукционного датчика.
— Немного этого, — заметил я, поглядев на экранчик калькулятора перед креслом Фроса.
— Немного, — признал Мота. — Масса равняется примерно массе этого, — он ударил ладонью о пульт. Я понял, что он имеет в виду машину.
— Ты никогда тут не был?
Он молчал секунду, потом ответил:
— Угу… Тут нет никаких залежей…
— Видите что-нибудь? — раздался голос кого-то из чужаков за нашими спинами.
— Металл, — не оборачиваясь бросил Фрос. Он добавил. — Прямо перед нами. Наверное, вы были правы. Вы и ваши астрофизики…
— Пока мы имеем металл, — возразил я. — Что до правоты, то еще посмотрим…
Воцарилась тишина. Фрос не убрал ладоней с пульта управления, но двигатели шли непрерывно на максимальных оборотах.
Мы пролетели так еще полкилометра, прежде чем в далекой перспективе замаячили какие-то очертания. На первый взгляд казалось, что кто-то разбросал там призму камней.
— Медленней, — буркнул Мота. — Пальцы Фроса подскочили на клавишах. Трансер затормозил так внезапно, что я полетел головой вперед, ударяясь кской о край полки над экранами. На этом бы не кончилось, если бы меня в последний момент не поддержал. Я бросил взгляд на датчики и застыл в неподвижности. Около голубого искристо загорелся красный сигнал тревоги. Излучение…
— Стоп! — бросил Мота.
Машина с ядовитым свистом тормозных дюз задрала корму и замерла.
— Сколько?
Я поглядел на экран калькулятора.
— Две сотых рентгена, — сказал я. — Почти ничего…
— Иди первым, — буркнул он. — Не задерживайся! Когда дойдет до пяти сотых, поворачивай! Тогда подумаем, что делать дальше!
Без единого слова я начал протискиваться к люку. Я должен был подождать, пока Фрос заблокирует защитные автоматы. Импульс, идущий с датчика излучений, вызывал ситуацию, когда механизм люка нельзя было привести в действие обычным способом.
Я вылез в конце концов на панцирь машины, соскочил на почву и, не выпуская указатель дозиметра, светящегося под краем глема, двинулся вперед.
— Как там, Мур?
— Без изменений, — сообщил я. — Ноль ноль два.
— Выходите, — бросил Мота как бы с облегчением.
— Мы должны идти за ним? — прерывающийся голос Клеена свидетельствовал, что космонавт с Третьей как раз занимается гимнастическими упражнениями в узком проеме люка.
— Все, — уточнил Фрос.
— Подожди! — слова Моты падали как удары. — Вы все четверо в пятидесяти метрах за Муром. И ни шагу ближе! Ты, Фрос, подождешь минуту и так же выйдешь. Трансер тут, в безопасности, я думаю.
Это последнее, подчеркнутое, не прозвучало притягательно. Может быть, поэтому в наушниках воцарилась внезапная тишина.
Прямо передо мной, на расстоянии не превышающим ста метров, темнела широкая впадина. Ее подозрительно гладкие края открывали скалистую основу. Она была белой, как мел. Слева и справа, куда только достигал взгляд, лежали разбросанные камни различной величины. Между ними лохмотья рыжего песка, перемешанного с пеплом и сажей. Там и тут просвечивающие лужи застывшего стекла.
Я шел все медленнее. Ставя ноги осторожно, легко, словно опасаясь, что каким-то неосторожным движением призову из прошлого повторение трагедии, свидетелем которой было это место. Что касается ее характера, то сомнений почти не было. Я достаточно навидался подобных картин на всех возможных сателлитарных полигонах. И судя по размеру воронки и радиусу разброса останков, а так же по тому, что вообще какие-то уцелели, взрыв не был слишком сильным.
Я взглянул на датчик и остановился.
— Ноль ноль три, — бросил я.
— Вижу.
Я огляделся. Микрофон молчал. Из этого я заключил, что остальные тоже приостановились. Внезапно я почувствовал легкое прикосновение к рукаву. Машинально повернул голову: позади стоял Мота.
— Я же говорил, что как-нибудь я тебя подстрелю, — буркнул я и испугался собственного голоса. Хотел откашляться, но издал только какой-то сухой скрежет. Словно в горле у меня застрял комок сухих стеблей камыша.
Он не ответил. Вообще не обратил на меня внимания. Стоял, слегка сгорбившись, с лицом, повернутым на запад, туда, где земля не носила уже следов взрыва. Так, по крайней мере, казалось. Когда я проследил за его взглядом, мне бросились в глаза очертания какой-то конструкции. Я не мог сопоставить ее ни с чем конкретным, но все же было в ней что-то знакомое…