Петров Владислав. Время под колоколом

   - Излишняя бдительность простительна бывшему контролеру. В службе он слыл виртуозом выявления вредных примесей, через него сотни попали в принудительную трансмутацию.
   - Как оказалось, не излишняя.
   - Киор, ты, правда, ничего не помнишь? Я - Эро, твой брат, резидент академии. Ты провожал меня в институте транспортировки. Перед отправкой я предостерегал тебя против Голоха и Пютера, мы поспорили изза них...
   - Мне безразлично, кто ты. Но Голох говорил, что здешний резидент бесследно исчез. Либо он погиб, либо...
   - Вот именно: либо! Я отключился от ретранслятора информации и изменил внешность.
   - Служба карает предательство полной трансмутацией.
   - Невозможно предать то, чего нет. Я устал. Я так устал, что расхотел жить. Я думал, меня убьет Карлос, но он промедлил.
   - Забавно: один мой брат живет в прареальности, и за ним наверняка охотятся ищейки службы, а другой, в сущности, он же, в реальности, которую создали мы, выслеживает нас. Причем этот другой тоже создан нами, что, впрочем, не остановит службу, сумей она дотянуться до него.
   - Да, я искал вас. Но меньше всего ожидал, что вы - это ты и Голох. Ты в такой роли...
   - Голох часто повторял, что не мы выбираем роли, а роли нас.
   ...В комнате запахло паленым.
   Карлос II, король (продолжение)
   Карлосу снилось, что он ребенок. Не королевский сын, не инфант принц Астурийский, а обычный ребенок.
   Просто ребенок.
   Его лицо, вдруг утратив дегенеративные черты, стало похоже на усталое лицо глубоко несчастного человека, захваченного внезапно вспомнившейся детской мечтой и оттого забывшего все свои нынешние тяготы.
   Карлос спал и улыбался.
   А те, кого он послал арестовывать Себастьяна, томились, борясь со сном, в засаде у ворот Пуэрта дель Соль.
   Киор, производное от Киора
   Запах гари сочился из каждой щели. Киор открыл дверь, но тут же захлопнул - лестница горела. Он повернулся к шуту.
   - Вот и все. Может быть, ты попробуешь уйти через балкон?
   - Один?
   - Мое существование - нонсенс.
   - Я остаюсь.
   - Из-за меня? Великодушно, но глупо. Ты брат Киора, но я-то не Киор. Киор попал на трансмутацию не по своей воле. И не по приказу службы. Пютер заманил его в институт транспортировки, а там... Они не ограничились его обликом. Им требовался Киор-синтезиолог, не более того, поэтому они оставили в нем... во мне от Киора только то, что посчитали нужным для думающего механизма. А сам Киор превратился во вредную примесь.
   - Ты бы ничего не узнал об этом, если бы они сделали так.
   - Мне рассказал Пютер прежде, чем вдохнуть препарат. Он не выдержал, убил себя...
   - Не верю! - перебил шут.- Стихи! Почему они не стерли их?!
   - Сочли безопасными. Не хотели лишать Киора привычной духовной среды, боялись получить из трансмутационной камеры импотента от науки. У них уже имелся печальный опыт - Гален. Такое же производное от Киора, как и я.
   - Гален - это Киор?!.
   - Нет, не Киор. Тебе придется смириться: от Киора сохранилась только матрица где-нибудь в архивах службы безопасности. Есть Гален и я - две биоконструкции без вредных примесей. Но я строптивое создание... Теперь ты понял, почему я нейтрализовал газ?
   - И почему ты убил Голоха.
   - Когда ты вспомнил стихи... Что-то повернулось во мне...
   - Время под колоколом. Это наш с тобой детский пароль.
   - Я не помню этого.
   За окном под петушиное пение просыпалась Европа, в которой уже не будет ни поражения "Непобедимой армады", поскольку не будет самой армады, ни Реставрации в Англии, где революция сразу станет "славной" и не потребует королевской крови, ни всеевропейской грызни за Испанское наследство, потому что наследство сие к моменту, когда испанский монарх отойдет в мир иной, не оставив после себя отпрыска мужского пола, окажется крайне незначительным.
   Да мало ли еще чего не будет в этой Европе.
   Зато в ней будет досрочный экономический крах Испании, ускоренный взбалмошным правлением Карлоса и последующей чехардой на престоле, французская экспансия в Италии, где Франция поспешит заполнить вакуум, вызванный ослаблением Испании, кровавый дележ христианского мира, в котором одинаково рьяно - то заключая друг с другом союзы в самых немыслимых комбинациях, то воюя друг против друга - примут участие все европейские государства от мала до велика.
   Да мало ли еще чего будет в этой Европе.
   Эро, человек
   Огонь, которому стало тесно внутри дома, с шумом выплеснулся из окон первого этажа. Толпа, с каждой минутой растущая, торжествующе ухнула.
   - Чем они лучше Голоха, Пютера, Галена, меня?
   Чем?! Они - люди? - Киор рванул узкий ворот рубахи; дышать было почти нечем.
   - Они еще не люди. Они еще вылупятся в людей. А мы уже одряхлели и смердим, не успев умереть. У нас есть служба безопасности, но цивилизации нет. Мы передоверили свою судьбу трансмутации, мы вертимся по кругу, знаем все наперед и потому не живем. Мы отказались рожать детей, зачем нам дети, если трансмутационная камера всегда готова омолодить нас и заодно освободить от вредных примесей, мешающих строить светлое будущее? Но за такое бессмертие надо платить - и мы забыли, что значит ждать, верить, надеяться, что значит любить. Мы разучились жертвовать! Нас хватает только на болтовню о своем великом предназначении, мы лелеем свой комплекс неполноценности и - больше ничего. Даже те, кто все понимает, не могут переступить через себя. Вот и Голох... Он преступник и жертва. Все мы преступники и жертвы самих себя, все мы соучастники предательства...- Шут закашлял, давясь сизым дымным воздухом.- А выхода нет! Нет! Мы прошли свою точку возврата! Выхода нет - вот в чем дело!
   Огонь возился за стеной - трещал, постанывал, неумолимо полз вперед и в стороны, глотая по дороге все, что может и не может гореть.
   - Выход есть. Стать людьми. Голох понял это и использовал по-своему. И ты тоже понял, но не хочешь признаться даже себе. Почему ты отключился от ретранслятора?
   - Я долго думал и выбрал.
   - Выбрал? Нет, ты не выбрал, ты - стал. Ты просто стал человеком, потому что так решить может только человек. Ты - человек!
   - А ты?..
   ...Из-под двери бежали быстрые струйки дыма.
   Карлос II, не более чем король
   Толпа, достойная изощренной кисти великого голландца Хиеронимуса Босха, во все свои стонадцать глаз смотрела на гигантский костер - кто со страхом, кто с ненавистью, кто с любопытством. Рядом с секретарем великого инквизитора стояли, задрав головы, стрелки.
   На случай, если кто-нибудь из еретиков появится на крыше, они имели четкий приказ стрелять без промедления-дабы колдуны не успели вдруг превратиться в птиц и ускользнуть от справедливой кары. Дон Мануэль твердо решил не оставлять в живых нежелательных для себя свидетелей.
   Дом, большой неповоротливый зверь, вздохнул, внутри его что-то загудело; обрушились перекрытия, и в лицо рассвету взлетели оранжево-красные брызги огня. Достав до неба, они обожгли присмиревший было ливень, и он, рассвирепев, ударил по городу гибким хлыстом: укротил пламя и понесся дальше, барабаня по крышам, по окнам. Он долетел до Алькасара и разбудил короля.
   Его католическое величество король Карлос II проснулся раздраженным и усталым, будто вообще не ложился. До завтрака он едва ли проронил несколько слов - приказал лишь разыскать купцов, предлагавших сделку Диего. Даже известие о пожаре, чудом не спалившем город, не всколыхнуло его. Он по-звериному тревожно вслушивался в шум дождя за толстыми стенами и молчал.
   Воздух, пронизанный серым светом, попадавшим в трапезную со двора, казался густым, как вода; горевшие в изобилии свечи только подчеркивали его неестественность. Придворные, стоящие у стены, были похожи на рыб в аквариуме; и он, Карлос II, его католическое величество, большеголовая рыба, одетая с ног до головы в черное, сидел, мрачно жуя, под малинового цвета балдахином и глядел прямо перед собой, поверх громадных псов, лежащих посреди комнаты. Там, куда глядел король, обычно располагались шуты, но сейчас было пусто.
   Собаки, чуя запах пищи, нервно дрожали ноздрями - ждали подачки. Нервничали, ревниво следя друг за другом, и придворные: Карлос во время еды нередко беседовал с кем-нибудь из них, и это служило верным признаком монаршего благоволения; каждый надеялся, что король заговорит именно с ним.
   И король заговорил...
   - Где Себастьян? Почему я не вижу Себастьяна? - спросил он неожиданно громко.
   Ему не ответили.
   - Где Себастьян? - повторил он так громко, что вздрогнул, стукнув алебардой, гвардеец -у дверей.
   - Где Себастьян?! Где?!
   Ответа не было.
   Карлос обвел трапезную мутными от гнева глазами, но больше ничего не сказал. Только сжал побелевшими пальцами попавшийся под руку бокал тонкого стекла.
   Бокал хрустнул, и на скатерть сбежала капля благородной королевской крови.