Сестра Магдалина следовала за Джудит строго по пятам, дабы никто не мог усомниться, что они путешествуют вместе. С той минуты, как они покинули аббатство, монахиня не произнесла ни слова, но у нее был прекрасный слух и острые глаза, так что большую часть из сказанного Кадфаэлем сестра Магдалина уловила. Мельник сознательно шел позади, пропустив женщин вперед. Он был твердо убежден в одном: любое намерение сестры Магдалины было правильным и мудрым, и никому не будет позволено помешать ей. А любопытством Джон не отличался. Все, что ему необходимо знать, чтобы быть полезным сестре Магдалине, она ему сообщит. Он так долго был ее верным помощником, что они понимали друг друга без слов.
   Процессия добралась до улицы Мэрдол и остановилась перед домом Вестье. Кадфаэль помог Джудит сойти с мула, потому что арка в стене, которая вела во двор, была достаточно широкой, но слишком низкой, так что человек верхом на лошади проехать через нее не мог. Едва Джудит ступила на землю, как из дверей своей лавки выглянул сосед шорник, его глаза стали круглыми от изумления, и он бросился обратно — поделиться новостью с пришедшим к нему покупателем. Кадфаэль взял белого мула за уздечку и вслед за Джудит вошел во двор. Их встретил равномерный стук станков, работающих в мастерской, из дома доносились приглушенные голоса переговаривающихся женщин. Пряхи тихо и удрученно обменивались словами, никто не пел за работой в этом доме скорби.
   Бранвен шла по двору, направляясь к двери в прядильню, и, услышав стук копыт по утоптанной твердой земле, обернулась. Издав короткий пронзительный крик, она с расплывшимся от удивления и радости лицом кинулась было к хозяйке, но тут же передумала, повернулась и побежала в дом, зовя госпожу Агату, Майлса и всех домочадцев. И вот уже Майлс выскакивает из дома и с горящими как огонь глазами несется навстречу кузине, раскрыв объятия:
   — Джудит… Джудит, это ты! О, дорогая моя, где ты была все это время? Где ты была? Мы тут изошли от страха и волнений за тебя, обыскали каждую дыру, каждый закоулок! Видит бог, я уж и не чаял увидеть тебя! Где ты была? Что с тобой случилось?
   Он еще не кончил причитать, как подоспела его мать, плача, захлебываясь в выражениях привязанности к племяннице и благочестивых словах благодарности богу за то, что опять видит ее, живую и здоровую. Джудит терпеливо выслушивала все это и ничего не отвечала, пока не иссяк поток вопросов. К этому времени все пряхи уже высыпали во двор, и ткачи тоже побросали свои станки. Поднялся такой галдеж, что, даже если бы Джудит заговорила, ее бы никто не услышал. Ураган радости пронесся по дому скорби, и унять его было невозможно, даже когда во двор вышла мать Бертреда, чтобы вместе со всеми посмотреть на хозяйку.
   — Простите, что я вам всем причинила столько волнений, — произнесла Джудит, когда на секунду гвалт смолк, — я этого не хотела. Вы видите, я жива и невредима, так что беспокоиться больше не надо. Теперь я не потеряюсь. Я была в обители у Брода Годрика, у сестры Магдалины, которая была так добра, что проводила меня домой. Тетя Агата, приготовь, пожалуйста, постель моей гостье. Сестра Магдалина останется у нас на ночь.
   Агата перевела взгляд с племянницы на монахиню, потом обратно, и легкая улыбка тронула ее губы, а в глазах загорелся хитрый огонек. Племянница вернулась из монастыря домой вместе со своей покровительницей. Наверное, она вновь обратилась мыслями к отказу от мирской жизни, иначе зачем бы ей убегать в обитель бенедиктинок?
   — Конечно, конечно, с радостью! — горячо откликнулась Агата. — Добро пожаловать, сестра! Прошу, заходи в дом, а я принесу вина и овсяных лепешек, ведь ты, наверное, устала и проголодалась за время пути. Располагай этим домом, располагай нами, мы все в долгу перед тобой. — И она удалилась, с достоинством, как хозяйка.
   «За три дня, — подумал Кадфаэль, наблюдая со стороны, — она уже успела привыкнуть к мысли, что распоряжается тут она. Отбросить такую привычку сразу невозможно».
   Джудит собралась было последовать за теткой, но Майлс с серьезным видом заботливо взял ее за руку.
   — Джудит, — прошептал он ей на ухо, — ты дала какие-нибудь обещания сестре Магдалине? Неужели ты позволила уговорить себя уйти в монастырь?
   — А ты считаешь, что монашеская жизнь не для меня? — терпеливо спросила Джудит, глядя ему в лицо.
   — Нет, нет, если ты того хочешь… Почему ты убежала к ней?.. Ты не обещала?..
   — Нет, — ответила Джудит, — я ничего не обещала.
   — Но ты ушла к ней… Ну ладно! — оборвал себя Майлс и пожал плечами. — Ты вольна делать все что хочешь. Пошли в дом!
   Отвернувшись от кузины, он подозвал одного из ткачей и поручил ему позаботиться о мельнике и мулах, чтобы ни человек, ни животные ни в чем не испытывали нужду. Потом Майлс погнал прях обратно к прялкам, но сделал это вполне добродушно.
   — Брат, заходи, пожалуйста, мы рады тебе. А в аббатстве знают, что Джудит дома?
   — Знают, — ответил Кадфаэль. — Я здесь, чтобы взять подарок, который привезла сестра Магдалина для нашего алтаря пресвятой девы Марии. И у меня поручение в замок от госпожи Перл.
   Майлс прищелкнул пальцами, снова помрачнев.
   — Господи, конечно. Шериф может прекращать поиски, все кончилось. Но, Джудит, я забыл! Тут случилось кое-что, о чем ты не знаешь. Здесь Мартин Белкот с сыном. Не ходи в маленькую комнату, они там сколачивают гроб для Бертреда. Он утонул в Северне два дня назад. Ах, как бы мне не хотелось портить сегодняшний день такими новостями!
   — Мне уже сказали, — спокойно промолвила Джудит. — Брат Кадфаэль не мог допустить, чтобы я вошла в дом неподготовленной. Несчастный случай, я слышала?
   Ее немногословие и бесцветный голос заставили Кадфаэля взглянуть на Джудит. Похоже, ее тревожило то же, что и его самого: все события, которые произошли в эти июньские дни и были связаны с ней лично и с ее делами, не были случайными.
   — Я иду за Хью Берингаром, — заявил Кадфаэль и, пока все входили в дом, вышел на улицу.
 
   Невеселые сидели они в комнате Джудит. На совет собрались Хью, сестра Магдалина, Джудит и Кадфаэль. Радостные приветствия были уже произнесены, и воцарилась слегка напряженная атмосфера. Майлс сунулся было в комнату, словно не желая расставаться со вновь обретенной кузиной. Он положил покровительственно руку ей на плечо, точно она нуждалась в защите, но при этом почтительно поглядывал на Хью, как будто ожидая, что тот попросит его выйти. Однако отослала его из комнаты сама Джудит. Она сделала это мягко, показав, какие теплые чувства питает к своему родственнику. Посмотрев Майлсу в глаза и нежно улыбнувшись ему, она сказала:
   — Нет-нет, оставь нас, Майлс. У нас будет потом время поговорить. Я расскажу тебе обо всем, о чем ты захочешь узнать. А теперь мне бы не хотелось отвлекаться. Время милорда шерифа очень дорого, и я должна все внимание уделить ему, особенно после тех хлопот, что я ему причинила.
   Даже тогда Майлс, нахмурившись, какое-то время поколебался, но потом горячо произнес, положив руку на ее ладонь:
   — Не исчезни опять! — и легким шагом вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
   — Прежде всего я должна вам сообщить кое-что очень важное, — произнесла Джудит, глядя Хью прямо в глаза, — и я не хотела, чтобы это слышали мой кузен и моя тетя. Они и так сильно переволновались из-за меня, не нужно, чтобы они знали, что моей жизни угрожала опасность. Милорд, в лесу, в полумиле от Брода Годрика, появились разбойники. Они грабят по ночам путников. На меня там напали. Во всяком случае, напал один человек, про других я не знаю, хотя обычно, кажется, они бродят парами. У него был нож. Ему удалось только оцарапать мне руку, но я уверена, что он хотел убить меня. А вдруг следующему страннику повезет меньше? Об этом я и хотела предупредить вас прежде всего.
   Хью внимательно, но бесстрастно посмотрел на Джудит. Слышно было, как Майлс, насвистывая, шел по залу, направляясь в лавку.
   — Это случилось, когда вы шли в обитель? — спросил Хью.
   — Да.
   — Вы были одна? Ночью в лесу? Ведь вы исчезли из Шрусбери рано утром, когда шли в аббатство. — Шериф повернулся к сестре Магдалине. — Ты знаешь об этом?
   — Знаю со слов Джудит, — спокойно ответила Магдалина. — Других свидетельств о том, что так близко от нас бродят беглые или разбойники, не было. Если бы кто-то из наших соседей услышал об этом, мне бы сказали. Но если вы хотите знать, верю ли я рассказу Джудит, — да, верю. Я перевязывала ей руку и перевязывала руку человека, который спас ее и прогнал разбойника. Я считаю, что Джудит говорит правду.
   — Сегодня уже четвертый день, как вы исчезли, — произнес Хью, глядя на молодую женщину своими черными, как будто совсем невинными глазами. — Почему вы так долго откладывали и сразу же не предупредили меня о том, что разбойники подобрались так близко и сестры подвергаются опасности? Кто-нибудь из лесных жителей, соседей сестры Магдалины, мог отнести записку. Мы бы тогда знали, что вы в безопасности и можно не тревожиться о вас. А я бы послал солдат прочесать лес.
   Джудит чуть-чуть помедлила, она не готовилась солгать, просто собиралась с мыслями. Казалось, уверенное спокойствие сестры Магдалины отчасти передалось и ей. Осторожно подбирая слова, она заговорила:
   — Милорд, для всех моя история заключается в следующем: не выдержав груза несчастий, я бежала и нашла убежище у сестры Магдалины. Я была у нее все время, и ни один человек не причастен ни к моему уходу, ни к моему возвращению. Однако, если вы согласитесь с уважением отнестись к слову, которое я дала, я расскажу иное. Есть вещи, о которых я не буду говорить, на некоторые вопросы не буду отвечать, но все, что я скажу, будет правдой.
   — По-моему, честное предложение, — одобрительно отозвалась сестра Магдалина. — На вашем месте, Хью, я бы согласилась. Справедливость — вещь превосходная, но только не тогда, когда она приносит больше вреда жертве, чем обидчику. Эта женщина благополучно вышла из неприятного положения — и хватит об этом.
   — Когда же на вас напали в лесу? — спросил Хью, все еще не решивший, связывать ли себя обещанием.
   — Прошлой ночью. Наверное, вскоре после полуночи, может быть, около часа ночи.
   — Да, именно так, — поддержала сестра Магдалина. — Мы как раз только легли в постели после службы.
   — Хорошо! Я пошлю туда отряд солдат и велю прочесать лес в миле вокруг. Но я не слышал, чтобы в этих местах появлялись грабители, разве что случайно забредут парни из Повиса, да и то нас об этом обычно предупреждают. Должно быть, это какой-то одиночка, виллан, бежавший от жестокого хозяина и живущий дикарем в лесу. А теперь, — Хью неожиданно улыбнулся Джудит, — расскажите все, что найдете нужным, начиная с того момента, как вас затащили в лодку, ожидавшую под мостом возле Гайи, и кончая тем, как вы добрались до Брода Годрика. А в том, что я предприму в дальнейшем, вам придется положиться на меня.
   — Я полагаюсь на вас, — сказала Джудит и посмотрела на Хью долгим твердым взглядом. — Я верю, что вы пощадите меня и не заставите нарушить данное слово. Да, меня утащили и держали взаперти двое суток, уговаривая выйти замуж. Я не скажу вам где и не скажу кто.
   — Хотите, я скажу? — предложил Хью.
   — Нет, не хочу, — возразила Джудит. — Если вы знаете — пусть. Но я не хочу выдавать его ни словом, ни взглядом. В течение двух дней он горько каялся в том, что сделал, впадал в отчаяние, не видел, как выйти из этого положения, как избежать расплаты. Он ничего не добился и не добился бы впредь — и понимал это. Он искренне хотел избавиться от меня, но боялся, что если он отпустит меня, то я его выдам, а если меня найдут, это все равно погубит его. В итоге мне стало жалко его, — сказала Джудит. — Он не применял ко мне силу, только вначале, когда схватил меня на мосту. Он пытался уговаривать меня, он был очень напуган, да, пожалуй, и слишком хорошо воспитан, чтобы употребить силу. Он был ужасно растерян и просил помочь ему. Да и я, — добавила молодая женщина рассудительно, — я тоже хотела, чтобы обошлось без скандала, хотела этого больше, чем мести. Я вовсе не желала мстить ему, я уже была отомщена. Хозяйкой положения была я, я могла заставить его делать все, что прикажу. План придумала я. Ночью он отвезет меня к Броду Годрика, вернее, к месту неподалеку от него, ибо он боялся, что его увидят и узнают. А потом я вернусь домой, как будто все время находилась в обители. В ту ночь было уже поздно отправляться в путь, но следующей ночью, то есть прошлой ночью, мы поехали, вдвоем на одной лошади. Он ссадил меня в полумиле от Брода. А когда он уехал, на меня напали.
   — Вы не можете сказать, что это был за человек? Вы ничего не запомнили такого, что помогло бы узнать его — по виду, по хватке, по запаху, по чему угодно?
   — Там, в лесу, была непроглядная тьма. Луна еще не взошла. И все произошло очень быстро. Я еще не сказала вам, кто пришел мне на помощь. Сестра Магдалина знает. Он вернулся сегодня утром вместе с нами, мы проводили его до его дома в Форгейте. Это Найалл, бронзовых дел мастер, который живет в бывшем моем доме. Ох, почему все, что касается меня самой, моих чувств и всех, кто приближается ко мне, все вращается вокруг этого дома и этих роз! — воскликнула Джудит с неожиданной страстью. — Мне не следовало уходить из этого дома, надо было подарить его аббатству и остаться там жить нанимательницей. Это дурно — бросать место, где жила любовь.
   «Где живет любовь, — подумал Кадфаэль, услышав, как зазвенел обычно ровный и тихий голос Джудит. Он посмотрел на ее бледное, утомленное лицо и увидел, что оно вдруг вспыхнуло, словно в светильнике зажгли огонь. — И ведь именно Найалл оказался рядом с ней, когда речь зашла о жизни и смерти! Огонек померк, потускнел, но совсем не погас».
   — Я рассказала все, — промолвила Джудит. — Что вы будете делать? Я обещала, что не стану преследовать его — того, кто похитил меня. Я не желаю ему зла. Если вы арестуете его и будете обвинять в злодеянии, я откажусь свидетельствовать против него.
   — Сказать вам, где он теперь? — мягко спросил Хью. — В тюрьме замка. Он въехал в восточные ворота примерно за полчаса до того, как Кадфаэль пришел за мной, и мы тут же отправили его в камеру. Он и сообразить не успел — за что. Его еще не допрашивали и никаких обвинений не предъявляли, и никто в городе не знает, что он сидит у нас. Я могу отпустить его, а могу оставить его сидеть там до суда. Ваше желание замять это дело мне понятно, ваше намерение сдержать слово я уважаю, но есть еще история с Бертредом. Бертред бродил у реки в ту ночь, когда вы строили планы…
   — Брат Кадфаэль рассказал мне, — промолвила Джудит и снова настороженно выпрямилась.
   — В ту ночь Бертред умер, и это могло быть просто несчастным случаем, а могло и не быть. Ведь он подкрался к дому, чтобы, скажем так, украсть. И весьма вероятно, что кто-то столкнул его в реку.
   Джудит решительно покачала головой:
   — Только не тот, кого, по вашим словам, вы задержали. Я знаю, потому что все время была с ним. — Она закусила губу и на минуту задумалась. Почти все уже было сказано, но называть имя она не станет. — Мы оба были в доме и услышали, как Бертред упал. Но тогда мы не поняли, что это за шум. Просто уловили какие-то звуки снаружи. Но к этому времени он был так перепуган, что от каждого шороха начинал трястись всем телом. Но он никуда от меня не отходил. Что бы ни случилось с Бертредом, он к этому непричастен.
   — Убедительное доказательство, — согласился Хью, удовлетворенный словами Джудит. — Ладно, будь по-вашему. Никто ничего не узнает, кроме тех, кому вы захотите рассказать. Но, видит бог, прежде чем я вышвырну этого негодяя из камеры и, дав оплеуху, отправлю домой, я объясню ему, что он мерзкий червяк. Тут уж вы мне не помешаете, и пусть радуется, что так легко отделался.
   — Он вообще мало что собой представляет, — произнесла Джудит равнодушно. — Просто глупый мальчишка. Настоящим негодяем его не назовешь, и он еще очень молод. Быть может, со временем он изменится. Но вопрос о Бертреде все равно не дает мне покоя. Брат Кадфаэль сказал, что это Бертред убил молодого монаха, но я этого не понимаю, не понимаю и того, почему умер и сам Бертред. Найалл говорил мне прошлой ночью о том, что происходило здесь, в городе, после того, как я исчезла. Но он ничего не сказал про Бертреда.
   — Наверное, он не знал, — вмешался Кадфаэль. — Мы нашли тело только после полудня, и, когда мы принесли Бертреда в аббатство, слух о его смерти, конечно, разнесся по городу, но едва ли он дошел до окраины Форгейта, где живет Найалл. А я ему, естественно, ничего об этом не сказал. Но как получилось, что, когда его помощь понадобилась вам, он оказался рядом, вблизи Брода Годрика?
   — Он видел, как мы проехали мимо, — объяснила Джудит, — перед тем, как свернули в лес. Он шел домой, но, узнав меня, решил идти следом за нами. Какое счастье для меня! Мастер Найалл всегда приносит мне радость — те несколько раз, что мы сталкивались с ним…
   Хью поднялся, собравшись уходить.
   — Ладно, я велю Алану отправить отряд в лес и хорошенько прочесать его. Если в этих местах объявились разбойники, мы выкурим их. Госпожа, все, о чем мы здесь говорили, останется между нами. С этим делом покончено, как вы того хотели. И слава богу, что все не кончилось хуже. А теперь, я полагаю, вам пора отдохнуть.
   — Однако меня мучают мысли о Бертреде, — вдруг сказала Джудит. — И о его возможной вине, и о его смерти. Такой прекрасный пловец, родился и вырос на реке. Почему его умение плавать подвело его именно в ту ночь?
 
   Хью ушел в замок, чтобы отозвать посланных на поиски по мере того, как они будут приходить с докладом, и чтобы честно выполнить свое обещание — выпустить несчастного Вивиана Хинде. Впрочем, он, пожалуй, продержит его еще ночь или даже дольше, чтобы тот попотел от страха в холодной камере.
   Кадфаэль взял аккуратно свернутый алтарный покров, который сестра Магдалина достала из седельной сумки, и направился обратно в аббатство. Но сначала он заглянул в маленькую комнату, где на козлах стоял гроб с телом Бертреда. Плотник и его сын как раз прилаживали крышку. Кадфаэль помолился за умершего молодого человека. Вместе с Кадфаэлем на улицу вышла сестра Магдалина и остановилась, погрузившись в глубокое раздумье.
   — Все хорошо? — спросил Кадфаэль, удивленный ее неразговорчивостью.
   — Ничего хорошего. Все очень плохо! — Сестра Магдалина удрученно покачала головой. — Картина никак не вырисовывается. То, что случилось с Джудит, ясно, а все остальное я объяснить не могу. Ты слышал, что она сказала по поводу смерти Бертреда? А я думаю, что и ее постигла бы та же участь, если бы не бронзовых дел мастер. Сомневаюсь, что в этом клубке событий была хоть одна случайность.
   Поднимаясь по холму в сторону Хай-стрит, Кадфаэль продолжал размышлять над словами сестры Магдалины. Дойдя до угла, он почему-то замедлил шаг и обернулся. Монахиня по-прежнему стояла на том же месте, сложив на животе свои полные руки, и глядела ему вслед. Конечно же, ничего случайного, даже не связанные между собой события представлялись Кадфаэлю фальшивыми отголосками одно другого. Это было похоже на цепочку, звенья которой следовали одно за другим, хотя и были вызваны разными причинами, и образовали в итоге замкнутый круг, и все, кто имел несчастье быть вовлеченным в него, оказались там, куда вовсе не рассчитывали попасть. Кадфаэль повернулся и гораздо более быстрым и целеустремленным шагом двинулся обратно, к сестре Магдалине. Та, казалось, совсем не удивилась.
   — Никак не могу понять, что у тебя на уме, — произнесла она. — Мне редко приходилось видеть, чтобы ты вот так все время молчал и только хмурился. О чем ты думаешь?
   — Мне бы хотелось, чтобы ты кое-что сделала для меня, раз уж ты остаешься в этом доме, — промолвил Кадфаэль. — Все заняты похоронами Бертреда и возвращением Джудит, так что тебе нетрудно будет стащить две вещи и прислать их ко мне в аббатство с сыном Мартина, Эдви, если они к тому времени еще не уйдут. Только больше никому ни слова. Одолжить на время, не украсть. Бог свидетель, в любом случае они мне понадобятся ненадолго.
   — Интересно, — сказала сестра Магдалина. — И что это за вещи?
   — Два левых сапога, — ответил Кадфаэль.

Глава тринадцатая

   Теперь в голове Кадфаэля факты, казалось не связанные между собой, начали сплетаться воедино, постепенно приобретая ужасающий смысл, и монах не мог думать ни о чем другом. Во время вечерни он изо всех сил старался сосредоточиться на службе, однако в его сознание неумолимо вторгались несчастья, следовавшие одно за другим и так или иначе имеющие отношение к розе, предназначенной в уплату. Сначала Джудит, которая за три года одинокой жизни так и не смогла успокоиться, была несчастна и подумывала, а иногда и поговаривала об уходе в монастырь; все это время женщину донимали поклонники, молодые и старые, желавшие заполучить ее и ее состояние, безуспешно умолявшие и уговаривавшие, приходившие в отчаяние от мысли, что она исполнит свое желание и посвятит себя богу. Потом покушение на розовый куст, попытка вернуть таким образом подаренный аббатству дом, закончившаяся убийством брата Эльюрика, пусть непреднамеренным и совершенным в отчаянии. Но как бы горько человек ни раскаивался, он совершил одно убийство и в дальнейшем мог уже ни перед чем не остановиться. А тут, словно для того, чтобы все еще больше запутать и усложнить, происходит похищение Джудит — еще одна отчаянная попытка помешать ей лишить свой дар каких бы то ни было условий, попытка уговорами или угрозами заставить ее выйти замуж. И хотя имя похитителя не названо, кто этот гнусный преступник, уже известно. Казалось, и смерть Бертреда логично вытекает из действий этого человека, однако это было не так. Джудит поручилась за него, и мать Вивиана Хинде, вероятно, тоже могла бы сделать это, поскольку, как только сделка между пленницей и ее тюремщиком состоялась, Джудит, очевидно, отвели к ним в дом, где и ей было удобнее и где уже побывали люди шерифа, а из заброшенной конторы на складе поспешно и ловко убрали все следы ее пребывания. Пока все хорошо! Однако у дома на берегу кто-то бродил, сначала Бертред, а потом, вероятно, и другой человек, если только Вивиан не дошел до состояния, когда любой шорох паука в паутине или мыши под крышей мог напугать его до смерти. Планы Джудит и Вивиана могли подслушать, и следом за лошадью с двумя седоками пошел еще кто-то, не только бронзовых дел мастер Найалл. Так замыкался весь этот круг несчастий, и это тем более походило на правду, что тот, кто положил ему начало, пытался и довести дело до конца.
   «Ведь если подумать, — рассуждал Кадфаэль, хотя его мыслям в эти минуты надлежало обращаться к вечным истинам. — Вивиан Хинде оказывался превосходным козлом отпущения для того, кто в лесу напал на Джудит. Вивиан похитил ее, он тщетно пытался заставить ее выйти за него замуж, а потом отвез ночью в лес, ссадил с лошади и уехал, но, не поверив ее обещанию не выдавать его, предпочел вернуться — и покончить с ней. Сейчас Джудит могла защитить Вивиана, она была совершенно уверена, что он не стал возвращаться, а поспешил убраться и оказаться дома или уехать в Фортон, где паслись их овцы. А что, если бы покушение удалось, и Джудит лежала бы мертвая в лесу, и некому было бы заявить о невиновности Вивиана? Все предусмотрено, чтобы объяснить задуманное убийство, — продолжал рассуждать Кадфаэль. — А что, если и для того, первого, убийства он нашел козла отпущения? Не заранее, потому что он не собирался убивать, а потом? Того, кто неожиданно оказался под рукой, был беспомощен, беззащитен, как бы связан и приготовлен к казни? Преступника могло осенить, и он мог попытаться извлечь из этого пользу для себя».
   Но это было только предположение, какой бы горькой насмешкой надо всем, что произошло, оно ни выглядело. Правильность этих сложных логических умозаключений должны были показать два левых сапога, которых Кадфаэль еще не видел.
   «Чем старее, тем лучше, — сказал он, когда умница сестра Магдалина, потеряв дар речи от удивления, попросила разъяснить ей задачу. — Мне нужны сильно поношенные». Мало у кого, кроме богачей, есть несколько пар сапог, однако одному из тех, кто интересует Кадфаэля, уже ничего не нужно, а у другого, несомненно, найдется и другая пара. «Новые не бери, — решительно сказал Кадфаэль, — хотя у него наверняка есть и новые. А пропажу самых старых он вряд ли заметит».
   Вечерня закончилась, и Кадфаэль перед ужином отправился в свой сарайчик посмотреть, не ждет ли его там посланец сестры Магдалины. Сыну плотника были хорошо знакомы привычки Кадфаэля, они были старыми приятелями, и юноша, безусловно, станет искать его именно там. Но в сарайчике было прохладно, тихо и пусто, только стоявший на лавке кувшин с бродившим вином испускал время от времени довольное бульканье. Медленному сонному ритму этих звуков отвечало легкое шуршание сушеных трав, пучки которых свисали с потолочных балок. Стояли самые длинные дни в году, и снаружи было почти так же светло, как днем, только через час свет смягчится и его сменят косые лучи закатного солнца, а потом и зеленоватые сумерки.
   Пока ничего.
   Кадфаэль закрыл дверь своего маленького королевства и пошел в трапезную ужинать. Он выслушал елейный упрек от брата Жерома за то, что опоздал на минуту, но принял выговор без возражений и оправданий. Сам того не замечая, Кадфаэль придумывал возможные объяснения тому, что парень еще не пришел. Обитатели дома на улице Мэрдол, наверное, долго не могли угомониться и улечься спать, и сестре Магдалине не удалось так легко и быстро осуществить кражу, как он надеялся. Не беда! Всякое дело, попав в руки этой женщины, будет доведено до конца.