Страница:
Дергаться я перестал, но отключиться полностью не получилось. Это как при анестезии. Не сразу доходит. Не скажу, что я получаю большой кайф от нее. Даже от местной. Когда, вроде, всё слышишь и двигаться можешь, да только облом двигаться. И как-то по фигу, что с тобой делают. Попадались мне и такие клиенты, которым лошадиная доза анестезии требовалась, да и то ждать надо было. Чтоб по судам потом не таскали, за жестокое обращение с больным.
Яд Кранта действует, как местный наркоз. А еще, как мягкое успокаивающее. Мгновенного действия. Один укол и ты смотришь на мир, как сквозь толстое пыльное стекло. Минуту смотришь, две, а потом и уборщицу позвать хочется. Или жалюзи опустить.
Интересно, а у норторской дряни есть привыкание? И после какого раза? Надо спросить. Потом. Когда языком мне шевелить будет не в облом.
Конечно, объект в растительном состоянии легче охранять. Но с мертвыми еще меньше проблем. Сказать такое Кранту или сам догадается?
И вообще, я человек или мешок с… ценным грузом?!
На хрена мне эта защита для Особо Важных?.. Я что, просил о таком? Или бабок отстегнул немеряно, чтоб заполучить крутого телохранителя, чтоб остальные обделывались, глядя на него…
— Лежи! — шипит Крант.
И никаких тебе «нутер» или «многоуважаемый». Чего это с ним сегодня? Где обычная вежливость и невозмутимость?
Не сразу до меня доходит, что организм справился с «наркозом» и стал выпутываться из подстилки. Блин, что ж так долго-то?..
— Лежу, лежу, — ворчу в ответ и осторожно, одними глазами, ощупываю окрестности.
Ровно столько, сколько можно увидеть в образовавшуюся щель.
Полосатая попона и черно-белый бок животного. Шерсть шевелится и почему-то искрится. Как иней на солнце. Дальше тюки. За ними пара свертков. Узких и длинных. Левее еще свертки. И все. Остальное загораживает моя подстилка. С правого бока тоже свертки и тюки. Слишком много товара, как для такого каравана. А где же?..
— Лежи!
У ближайшего свертка голос Кранта.
— Ага, лежу…
Тихо. Даже слишком. Где-то далеко гроза. Но так далеко, что грома почти не слышно. Только молнии мелькают. Часто. И тогда стоянка ярко освещается. И тени, длинные и изломанные, бросаются в темноту. Боятся. Потом свет исчезает. И они возвращаются. До следующей молнии. А над свертками с живой начинкой виднеется слабое сияние. Двух— или трехслойное. Напоминает любимые Ларкины коктейли. Интересно, такое только у людей или у всех жи…
— Не смотри!
Поворачиваюсь на голос. А над нортором больше слоев. Сколько же их?.. Вдруг вижу багровый глаз с вертикальным зрачком, отражение молнии в нем и… становится темно.
Руку, что дернула подстилку, я не заметил. Только почувствовал укол между бровями. И мне вдруг жутко захотелось спать. Ну, и ладно, что я грозы ни разу не видел? Переворачиваюсь на спину, закрываю глаза. Зачем? Всё равно ничего не видно. Усмехаюсь темноте.
Так с усмешкой и лечу сквозь тьму. А впереди меня ждет красно-оранжевая сеть.
7.
8.
9.
Яд Кранта действует, как местный наркоз. А еще, как мягкое успокаивающее. Мгновенного действия. Один укол и ты смотришь на мир, как сквозь толстое пыльное стекло. Минуту смотришь, две, а потом и уборщицу позвать хочется. Или жалюзи опустить.
Интересно, а у норторской дряни есть привыкание? И после какого раза? Надо спросить. Потом. Когда языком мне шевелить будет не в облом.
Конечно, объект в растительном состоянии легче охранять. Но с мертвыми еще меньше проблем. Сказать такое Кранту или сам догадается?
И вообще, я человек или мешок с… ценным грузом?!
На хрена мне эта защита для Особо Важных?.. Я что, просил о таком? Или бабок отстегнул немеряно, чтоб заполучить крутого телохранителя, чтоб остальные обделывались, глядя на него…
— Лежи! — шипит Крант.
И никаких тебе «нутер» или «многоуважаемый». Чего это с ним сегодня? Где обычная вежливость и невозмутимость?
Не сразу до меня доходит, что организм справился с «наркозом» и стал выпутываться из подстилки. Блин, что ж так долго-то?..
— Лежу, лежу, — ворчу в ответ и осторожно, одними глазами, ощупываю окрестности.
Ровно столько, сколько можно увидеть в образовавшуюся щель.
Полосатая попона и черно-белый бок животного. Шерсть шевелится и почему-то искрится. Как иней на солнце. Дальше тюки. За ними пара свертков. Узких и длинных. Левее еще свертки. И все. Остальное загораживает моя подстилка. С правого бока тоже свертки и тюки. Слишком много товара, как для такого каравана. А где же?..
— Лежи!
У ближайшего свертка голос Кранта.
— Ага, лежу…
Тихо. Даже слишком. Где-то далеко гроза. Но так далеко, что грома почти не слышно. Только молнии мелькают. Часто. И тогда стоянка ярко освещается. И тени, длинные и изломанные, бросаются в темноту. Боятся. Потом свет исчезает. И они возвращаются. До следующей молнии. А над свертками с живой начинкой виднеется слабое сияние. Двух— или трехслойное. Напоминает любимые Ларкины коктейли. Интересно, такое только у людей или у всех жи…
— Не смотри!
Поворачиваюсь на голос. А над нортором больше слоев. Сколько же их?.. Вдруг вижу багровый глаз с вертикальным зрачком, отражение молнии в нем и… становится темно.
Руку, что дернула подстилку, я не заметил. Только почувствовал укол между бровями. И мне вдруг жутко захотелось спать. Ну, и ладно, что я грозы ни разу не видел? Переворачиваюсь на спину, закрываю глаза. Зачем? Всё равно ничего не видно. Усмехаюсь темноте.
Так с усмешкой и лечу сквозь тьму. А впереди меня ждет красно-оранжевая сеть.
7.
Свет. Знакомый голос.
Не пойму я что-то своего оберегателя. То «спать, была команда!», то «не соблаговолит ли многоуважаемый нутер…» что-то там открыть и посмотреть. Можно подумать, всех остальных повыочувало, один я зрячий остался.
Делать нечего — открываю и смотрю. А то с Кранта станется и помочь. Прямо в моем присутствии. Не взирая на просьбы и протесты.
Первое, что вижу, озабоченную физиономию нортора. Вроде бы. Ведь с ним никогда не знаешь точно, думает он о моей безопасности или о своем пищеварении. К тому же, «озабоченность» и Крант — два взаимно несовместимых понятия.
Глаза у нортора опять обычные. Ни кошачьих зрачков, ни багрового мерцания. Всё припрятано до худших времен. И для убеждения особо непонятливых.
— Чего надобно?
Радости в моем голосе, как монет в дырявом кармане.
И мне популярно объясняют «чего».
Всего лишь выяснить, можно ли поднимать всех остальных.
«Остальные», стало быть, всё еще в упакованном состоянии. А я, стало быть, поднимайся и… Тоже мне, нашли добровольца. Но спрашивать: «почему именно я?», думаю, не стоит. Если бы кто-другой мог сходить и выяснить, над этим другим Крант, скорей бы всего, и стоял. Получается, я единственный и весь незаменимый из себя? И почему это меня не радует?
Подниматься в облом. Даже двигаться не охота. Будто всю ночь вагоны разгружал. С крупным и тяжелым грузом. Я поворачиваю голову и смотрю на небо. Бледно-серое. И никаких облаков. Но это там, где мне видно. Основную часть неба и равнины загораживает камень. Или из чего тут сделаны эти торчуны?
Приходится выпутываться из подстилки и вставать.
Качает, однако.
Но помогать мне никто не собирается. А вот прогуляться со мной Крант, вроде как, не против. Мол, куда меня, болезного, без охраны пускать.
В таком вот «жизнерадостном» настроении я покидаю нашу стоянку. И тут же замечаю оплавленный штырь. Тот самый, возле которого Асс рассыпал свои бибки. И настроение у меня почему-то лучше не становится.
И пейзаж под стать моему настроению. Равнина цвета детской неожиданности. На ней какие-то уродливые фиговины, будто этой «неожиданностью» измазанные. И небо. Уныло-серого цвета. На такое глянешь — напиться и забыться хочется. А протрезвеешь, сгрести всю эту срамоту — и в прачечную. Или в мусорку, если не захотят стирать.
У горизонта небо совсем уж поганого цвета. Сизо-багровое. В черно-желтых пятнах. Только глянул, и тут же шибануло в нос больной плотью и застарелым гноем. Да-а. Дохлое дело. Рану такого вида я бы не взялся лечить. Тут ампутация нужна. Да и то, никаких гарантий.
Вспомнил, что я не в операционной, и чуть попустило. Но долго смотреть на это безобразие… я не настолько мазохист.
Резко отвернулся и чуть не столкнулся с Крантом. Повезло, что у него реакция лучше. Если бы всё только от меня зависело…
— Нутер… — вежливый шепот за ухом.
Смотреть на равнину — мало радости, и я смотрю на единственный живой объект, который чего-то от меня хочет. Но Кранта слишком мало, чтобы спрятать за ним открытую рану неба. Остается смотреть под ноги.
Две пары сапог. Пыль такого же цвета, как и равнина. На почве — грубые шрамы, как от сильных ожогов.
«Веселенькое» местечко. Встретить бы того, кто его придумал… ампутировал бы воображалку на фиг! Вместе с головой. И денег бы за работу не взял.
— Нутер…
— Чего?
— Банулма ушла?
Смотрю на нортора. Он что, издевается надо мной?!
На морде оберегателя почтительная невозмутимость.
— Повтори, чего ты сказал!..
Повторяет. Слово в слово.
Не сразу, но до меня доходит. Иногда я бываю на редкость тупым. И сегодня, похоже, тот самый день.
— Ушла. И надеюсь, больше не придет.
— Придет, — «радует» меня Крант. — Начался сезон банулмы.
— И долго он… длится?
— Сезон.
— Ага. Понятно.
Хотя, ни хрена мне не понятно, если честно. Но спросить, сколько дней в этом сезоне, не успеваю.
— Повезло нам, что ты Видящий, изрекает Крант.
— А-а?..
— Банулма в этом году раньше пришла.
— Что ж Асс ее проморгал-то?
— Ее не всем дано видеть. Даже из тех, кто зрит будущее.
— Ага, будущее… Как же. Какое ж это будущее, если его изменить можно?!
Фыркаю зло и насмешливо. Вот поругаться сейчас я очень даже не против. Или поспорить, на крайний случай.
— Будущее нельзя изменить. Видящие только предупреждают об опасности. Как ты предупредил нас.
— Ну, да. А если в следующий раз у меня не получится?
Блин, как же я не люблю слово «ответственность»! Еще больше, чем слово «должен».
— У нас опытный Первоидущий, господин. Теперь он знает о начале сезона, и будет осторожнее.
— Выходит, он и об этом укрытии знал, и специально гнал нас сюда?..
На этот вопрос я не получаю ответа, да и не жду его, если честно. А с караванщиком нам, в натуре, повезло. Тертый мужик оказался. Поверил он моей болтовне или нет, не знаю, но действовать решил по принципу: лучше перебдеть, чтобы потом не было мучительно больно.
А застань нас буря под открытым небом, и никто не спасся бы.
— Кто-то бы спасся, — поправляет меня Крант. — Из тех, кто знает, что делать. И кто делает, а не боится.
А я смотрю на Кранта и пытаюсь понять: он мысли мои прочитал или я сам их озвучил, и не заметил.
У горизонта полыхнула зарница. И я вдруг увидел… или вспомнил…
Красно-оранжевая сеть дрожит под напором силы. Как тяжелая от росы паутина. Ветер трогает ее, и капля срывается вниз. Падает, сверкая. Превращается в огромную ветвистую молнию. А внизу — люди и животные. Кто-то в ужасе бежит. Кто-то остается на месте. Замирает от страха. Или строит защитный контур. Кто-то отдает приказы. Им повинуются. Или не слышат их. Бегут. Сгорают… Еще капля огня срывается вниз…
— Нутер?..
С трудом прихожу в себя. Глаза пялятся на горизонт и не хотят закрываться. Хоть пальцами их закрывай!
— Там туча, видишь?
Кран смотрит сначала по сторонам, потом на меня и, совсем уж в последнюю очередь, туда, куда я показываю.
— Не вижу, нутер, — не сразу отвечает он.
— Но я же!..
— Ты — Видящий. А я всего лишь оберегатель твоего тела.
«Всего лишь». Ну-ну. Побольше таких «всего лишь», и лекари этого мира вымрут с голоду.
— Твоя банулма ушла туда. И сейчас под ней караван. Кажется. Ты бы видел, что там…
Мне все-таки удается закрыть глаза, и я чуть не падаю.
— Тебе надо отдохнуть, нутер. Ты потратил много сил.
— Ага.
Разворачиваюсь и, как послушный мальчик, топаю к лежбищу. Пока Крант не решил, что меня нужно нести. Зрелище получилось бы то еще. А спорить с нортором… здоровья у меня не хватит. Особенно сейчас.
— Ладно. Идем, поднимем нашу спящую команду. Ужинать пора.
— Уже утро.
— Значит, еще и позавтракаем. Жрать хочу, словно дня два не ел! И спать… С чего бы это?
— Все Видящие много едят. И много спят.
— С таким режимом и растолстеть не долго.
— Среди них нет толстых.
— Уже хорошо. Но что-то не нравится мне эта работа.
Останавливаюсь, и рука Кранта тут же мягко касается плеча.
— Кто-то должен смотреть на банулму.
Спасибо. Утешил. Утешитель ты мой. Не думал, что это тоже входит в работу телохранителя.
Иду дальше. А недалеко, вроде бы, уходил. Ноги подгибаются. Глаза закрываются сами собой. За мной, надежный и заботливый, как медбрат из психушки, идет Крант. Готовый подхватить, удержать. Не-е, приятель, я на своих, я уже большой…
— …смотреть на банулму? Ну, да. За ней надо, присматривать. А то встретишь ее в чистом поле…
— Надеюсь, нутер, этого не случится.
Если бы желания телохранителей сбывались, жизнь их клиентов стала бы очень скучной.
Не, знаю, сказал я это или только подумал.
Кажется, я заснул раньше, чем добрался до подстилки.
Не пойму я что-то своего оберегателя. То «спать, была команда!», то «не соблаговолит ли многоуважаемый нутер…» что-то там открыть и посмотреть. Можно подумать, всех остальных повыочувало, один я зрячий остался.
Делать нечего — открываю и смотрю. А то с Кранта станется и помочь. Прямо в моем присутствии. Не взирая на просьбы и протесты.
Первое, что вижу, озабоченную физиономию нортора. Вроде бы. Ведь с ним никогда не знаешь точно, думает он о моей безопасности или о своем пищеварении. К тому же, «озабоченность» и Крант — два взаимно несовместимых понятия.
Глаза у нортора опять обычные. Ни кошачьих зрачков, ни багрового мерцания. Всё припрятано до худших времен. И для убеждения особо непонятливых.
— Чего надобно?
Радости в моем голосе, как монет в дырявом кармане.
И мне популярно объясняют «чего».
Всего лишь выяснить, можно ли поднимать всех остальных.
«Остальные», стало быть, всё еще в упакованном состоянии. А я, стало быть, поднимайся и… Тоже мне, нашли добровольца. Но спрашивать: «почему именно я?», думаю, не стоит. Если бы кто-другой мог сходить и выяснить, над этим другим Крант, скорей бы всего, и стоял. Получается, я единственный и весь незаменимый из себя? И почему это меня не радует?
Подниматься в облом. Даже двигаться не охота. Будто всю ночь вагоны разгружал. С крупным и тяжелым грузом. Я поворачиваю голову и смотрю на небо. Бледно-серое. И никаких облаков. Но это там, где мне видно. Основную часть неба и равнины загораживает камень. Или из чего тут сделаны эти торчуны?
Приходится выпутываться из подстилки и вставать.
Качает, однако.
Но помогать мне никто не собирается. А вот прогуляться со мной Крант, вроде как, не против. Мол, куда меня, болезного, без охраны пускать.
В таком вот «жизнерадостном» настроении я покидаю нашу стоянку. И тут же замечаю оплавленный штырь. Тот самый, возле которого Асс рассыпал свои бибки. И настроение у меня почему-то лучше не становится.
И пейзаж под стать моему настроению. Равнина цвета детской неожиданности. На ней какие-то уродливые фиговины, будто этой «неожиданностью» измазанные. И небо. Уныло-серого цвета. На такое глянешь — напиться и забыться хочется. А протрезвеешь, сгрести всю эту срамоту — и в прачечную. Или в мусорку, если не захотят стирать.
У горизонта небо совсем уж поганого цвета. Сизо-багровое. В черно-желтых пятнах. Только глянул, и тут же шибануло в нос больной плотью и застарелым гноем. Да-а. Дохлое дело. Рану такого вида я бы не взялся лечить. Тут ампутация нужна. Да и то, никаких гарантий.
Вспомнил, что я не в операционной, и чуть попустило. Но долго смотреть на это безобразие… я не настолько мазохист.
Резко отвернулся и чуть не столкнулся с Крантом. Повезло, что у него реакция лучше. Если бы всё только от меня зависело…
— Нутер… — вежливый шепот за ухом.
Смотреть на равнину — мало радости, и я смотрю на единственный живой объект, который чего-то от меня хочет. Но Кранта слишком мало, чтобы спрятать за ним открытую рану неба. Остается смотреть под ноги.
Две пары сапог. Пыль такого же цвета, как и равнина. На почве — грубые шрамы, как от сильных ожогов.
«Веселенькое» местечко. Встретить бы того, кто его придумал… ампутировал бы воображалку на фиг! Вместе с головой. И денег бы за работу не взял.
— Нутер…
— Чего?
— Банулма ушла?
Смотрю на нортора. Он что, издевается надо мной?!
На морде оберегателя почтительная невозмутимость.
— Повтори, чего ты сказал!..
Повторяет. Слово в слово.
Не сразу, но до меня доходит. Иногда я бываю на редкость тупым. И сегодня, похоже, тот самый день.
— Ушла. И надеюсь, больше не придет.
— Придет, — «радует» меня Крант. — Начался сезон банулмы.
— И долго он… длится?
— Сезон.
— Ага. Понятно.
Хотя, ни хрена мне не понятно, если честно. Но спросить, сколько дней в этом сезоне, не успеваю.
— Повезло нам, что ты Видящий, изрекает Крант.
— А-а?..
— Банулма в этом году раньше пришла.
— Что ж Асс ее проморгал-то?
— Ее не всем дано видеть. Даже из тех, кто зрит будущее.
— Ага, будущее… Как же. Какое ж это будущее, если его изменить можно?!
Фыркаю зло и насмешливо. Вот поругаться сейчас я очень даже не против. Или поспорить, на крайний случай.
— Будущее нельзя изменить. Видящие только предупреждают об опасности. Как ты предупредил нас.
— Ну, да. А если в следующий раз у меня не получится?
Блин, как же я не люблю слово «ответственность»! Еще больше, чем слово «должен».
— У нас опытный Первоидущий, господин. Теперь он знает о начале сезона, и будет осторожнее.
— Выходит, он и об этом укрытии знал, и специально гнал нас сюда?..
На этот вопрос я не получаю ответа, да и не жду его, если честно. А с караванщиком нам, в натуре, повезло. Тертый мужик оказался. Поверил он моей болтовне или нет, не знаю, но действовать решил по принципу: лучше перебдеть, чтобы потом не было мучительно больно.
А застань нас буря под открытым небом, и никто не спасся бы.
— Кто-то бы спасся, — поправляет меня Крант. — Из тех, кто знает, что делать. И кто делает, а не боится.
А я смотрю на Кранта и пытаюсь понять: он мысли мои прочитал или я сам их озвучил, и не заметил.
У горизонта полыхнула зарница. И я вдруг увидел… или вспомнил…
Красно-оранжевая сеть дрожит под напором силы. Как тяжелая от росы паутина. Ветер трогает ее, и капля срывается вниз. Падает, сверкая. Превращается в огромную ветвистую молнию. А внизу — люди и животные. Кто-то в ужасе бежит. Кто-то остается на месте. Замирает от страха. Или строит защитный контур. Кто-то отдает приказы. Им повинуются. Или не слышат их. Бегут. Сгорают… Еще капля огня срывается вниз…
— Нутер?..
С трудом прихожу в себя. Глаза пялятся на горизонт и не хотят закрываться. Хоть пальцами их закрывай!
— Там туча, видишь?
Кран смотрит сначала по сторонам, потом на меня и, совсем уж в последнюю очередь, туда, куда я показываю.
— Не вижу, нутер, — не сразу отвечает он.
— Но я же!..
— Ты — Видящий. А я всего лишь оберегатель твоего тела.
«Всего лишь». Ну-ну. Побольше таких «всего лишь», и лекари этого мира вымрут с голоду.
— Твоя банулма ушла туда. И сейчас под ней караван. Кажется. Ты бы видел, что там…
Мне все-таки удается закрыть глаза, и я чуть не падаю.
— Тебе надо отдохнуть, нутер. Ты потратил много сил.
— Ага.
Разворачиваюсь и, как послушный мальчик, топаю к лежбищу. Пока Крант не решил, что меня нужно нести. Зрелище получилось бы то еще. А спорить с нортором… здоровья у меня не хватит. Особенно сейчас.
— Ладно. Идем, поднимем нашу спящую команду. Ужинать пора.
— Уже утро.
— Значит, еще и позавтракаем. Жрать хочу, словно дня два не ел! И спать… С чего бы это?
— Все Видящие много едят. И много спят.
— С таким режимом и растолстеть не долго.
— Среди них нет толстых.
— Уже хорошо. Но что-то не нравится мне эта работа.
Останавливаюсь, и рука Кранта тут же мягко касается плеча.
— Кто-то должен смотреть на банулму.
Спасибо. Утешил. Утешитель ты мой. Не думал, что это тоже входит в работу телохранителя.
Иду дальше. А недалеко, вроде бы, уходил. Ноги подгибаются. Глаза закрываются сами собой. За мной, надежный и заботливый, как медбрат из психушки, идет Крант. Готовый подхватить, удержать. Не-е, приятель, я на своих, я уже большой…
— …смотреть на банулму? Ну, да. За ней надо, присматривать. А то встретишь ее в чистом поле…
— Надеюсь, нутер, этого не случится.
Если бы желания телохранителей сбывались, жизнь их клиентов стала бы очень скучной.
Не, знаю, сказал я это или только подумал.
Кажется, я заснул раньше, чем добрался до подстилки.
8.
Второй караван мне не приснился. И не приглючился. Вот только путь к нему я постыдно продрых. Но самое интересное не пропустил. Наверно, у Пал Нилыча научился. Старик тоже мог всё дежурство продремать, а серьезного больного везут Нилыч свежий и бодрый, как пучок молодого салата.
Вот и я проснулся аккурат перед поворотом дороги. Караван только-только поравнялся с ней. Камни, кусты и ровная степь насколько хватает глаз. Тишь, благодать… птички поют, поалы фыркают, где-то железо звенит.
Тут меня по затылку и хлопнули. А я лбом в шею поала сунулся.
«Атас, наших бьют!», — я заорал не с перепугу. От неожиданности токмо.
Но громче, чем надо бы.
Как бежит испуганная лошадь, я видел. А на что способен поал, если его напугать, словами передать трудно. На нем сидеть в это время надо.
Всего две секунды — и со средины каравана мы вырвались в начало. Я и мой пятнистый. Поравнялись с вожаком… А черный вожак — мужик серьезный. Ну, пусть не мужик, а зверь, всё равно. Он себя обгонять не позволяет. Иначе, какой он тогда вожак!
И черный прибавил ходу. Ни «стой!», ни «чтоб ты сдох на Мосту!» на него не действовали. Я-то своего зверя не тормозил, тут самому бы удержаться… Вот так и мчались они голова к голове, а за ними весь караван припустил. Там ведь у каждого свое место: попробуй отстань или обгони…
И дорога загудела под десятками лап!
Вот так и на засаду мы вылетели и, не сбавлял темпа, рванули вперед. Куда тут тормозить, когда педаль в полу, до упора!
Снесли мы этот завал, как танк деревянный заборчик сносит. И тех, кто стрелял в нас из засады, в дорогу втоптали.
Не сразу остановился живой и многоногий таран…
А когда остановился, я с Пестрым были уже в середине второго каравана. Битого грозой и добиваемого грабителями.
Эти «рыцари ножа и топора» в сторону больших караванов только облизываются. Не с руки им наезжать на солидную охрану. А вот «подранка» или маленький караван могут и «задрать».
Но увлеклись немного «работники больной дороги» — наш караван куснуть задумали. Но Марла им быстро втолковала, что не на тех они пасть разинули. И команду она хорошую подобрала. Профессионалов. А после профи, не лечить — закапывать надо. И боевых зверюг с собой взяла. Двух серых длиннолапых медведей, черную короткохвостую пантеру, тощего белого волка… Где лапушка прятала их все это время?
Потом я увидел Кранта. Он рассек побоище, как скальпель мягкую ткань, сдернул меня с поала, и сунул между тюками и перевернутой телегой. Тот, кто вез ее, недавно стал кучей горелого мяса.
Смотреть бой не с высоты, а из-за Крантовой спины… Не такая уж она широкая у него, но… То плащ дергается, то сам нортор. Похоже, он решил завал из трупов перед нами сделать. И как он Малька в запале не зацепил?
Разборка получилась не слабая. Может, обиделись грабители, что их законной добычи лишают, а может, посчитали неправильно. Конечно, два каравана больше, чем один, но и охраны побольше будет. Вот так сразу ее всю не положишь. Самим лечь можно. И больше не встать…
Участвовать в разборке я не рвался. Не фехтовальщик я и не рубака. Реакция есть, бойцыцких навыков нету. А вот Малек прям исстрадался весь, так ему хотелось туда, где железом звенят. Все цепочку на руке теребил, да на меня посматривал. Умильно. Словно косточку выпрашивал.
Крант только глянул на Малька и тут же повернулся так, чтоб пацана тоже видеть.
— Осторожно, нутер, — сказал. — Зверь просыпается.
Забеспокоился чего-то нортор…
Да любого зверя надо иногда спускать с цепи. А то он и цепь порвет и хозяина…
— Давай сюда свою гибору. И иди гуляй.
Это я Мальку.
Он уставился на меня. Недоверчиво. А зрачок уже овальный.
— Не хочешь мне, отдай Кранту.
— Я. Не. Возьму!
Крант оглянул на меня и дернулся. Как от удара.
И я понял — не возьмет. Ну, вампиры в моем мире тоже за серебро не сильно хватались. Те, что в кино.
— Ладно. Не можешь — не бери.
Малек протянул цепочку мне. Она извивалась, как живая.
Да-а, брать такое голой рукой мне тоже вдруг расхотелось. Увязал в край шарфа.
— Надеюсь, не потеряется.
— Это нельзя потерять. И украсть нельзя.
А голос у Малька стал даже ниже, чем у Марлы. Прям, не голос, а рык.
— Иди. Но умирать не разрешаю.
— Не умру, хозяин.
— Тень трудно убить, — сообщил Крант.
Я на секунду отвлекся, и Малек исчез. Только вещи его остались. У меня под ногами. Быстро глянул на правую руку. Ножа в ней не было. Уф! Прям камень с души…
Не знаю, успел пацан поучаствовать в разборке или опоздал. Закончилась она скоро. Наверно, нашелся кто-то умный среди «работников дороги», сообразил, что лучше быть голодным, чем мертвым.
Протрубили отход, выпустили несколько стрел, типа, не идите за нами, и убрались. Прятаться, вроде, негде, а с Дороги сошли и, как сквозь землю провалились. Тоже профи. Из потомственных грабителей караванов. Низкие, рыжие, худые. Не нашего ли Асса родственники?
Крант, наверно, еще минуту держал меня в том закутке. А выпустил, я тут же Первоидущего увидел. Живого и целого. Но что-то мало радости на его лице наблюдалось. С чего бы это? И сам цел и другу помог…
— Он мне не друг!
— Враг, значит?
— Он у меня жену увел!
— Твою жену?..
— Я хотел, чтобы она стала моей…
— Но пришел этот красавец и она ушла с ним.
— Кто тебе сказал?! Первоидущий дернулся, будто его укусили.
— Никто. Сам догадался.
И мужик резко успокоился. И голос на три тона понизил.
— Прости, многовидящий. Я забыл, кто ты.
— Это всё из-за нападения, Идущий-первым. Только из-за него.
Я тоже могу быть вежливым. Если захочу.
— Ты видишь скрытое в моем сердце, многоуважаемый, — благоговейно шепчет караванщик.
Ну, вижу, так вижу.
— Не думаю, что все эти годы у тебя не было жены.
— У меня были жены. И теперь есть.
— Но все-таки ты помнишь ту. Первую.
— Помню, многовидящий.
— И его не забыл.
— Нет!
Караванщик сверкнул глазами, посмотрел в сторону. Там среди разбросанных тюков и мертвых животных бродил человек. В богатой, но испачканной кровью одежде.
— А знаешь, Идущий, еще не известно, кому повезло. — Караванщик забыл про своего обидчика. — Вот смотри сам: за тобой большой, богатый караван, а твой соперник — в убытке. А не уйди та жена с ним, может, ты так и остался бы поводырем последнего поала.
— Кто тебе?..
— Каждый Идущий Первым был когда-то последним.
Ну, блин, прям, поговорками говорить начал.
— Ты прав, Видящий. Ты видишь то, что скрыто от моего разума. Я никогда не думал так об уходе жены. И я не стал бы Первоидущим, если бы… Получается, я его должник?
Мужик побледнел.
Странное отношение к долгам в этом мире. Страшно серьезное…
— Думаю, ты уже отдал свой долг. Сегодня. В дороге всякое случается. Сегодня ты помог, завтра тебе помогут.
— И не испугаются проклятых стрел?..
Ответить я не успел. Увидел Марлу.
Лапушка добивала раненых. Наших раненых! И совсем легко…
— Стоять! Марла! Отставить!
Она остановилась возле очередного раненого. Охранник. Из недавно нанятых. Раненый в руку. Всего лишь стрелой. Оба удивленно посмотрели на меня.
— Не убивай его!
Не думал, что я умею так быстро бегать. И прыгать. Через препятствия. Разной формы и высоты.
— Не надо!..
— Не буду.
— Слава Богу! Чего это на тебя нашло?
— Только отрублю ему руку.
— Чего?! Зачем?!!
— Чтоб он жил. Стрела…
— Да эту стрелу выдернул и забыл!.
Странно, охранник не возражал, когда ему собирались рубить руку, даже жгут выше раны накладывать начал, а от меня шарахнулся, едва я потянулся к стреле.
— Ее нельзя трогать!
Это он одновременно с Марлой сказал.
— Почему нельзя?
Ну, мне и показали «почему».
Не знаю, кто придумал это оружие, но кто-то с избытком изощренной жестокости.
Стрела небольшая, а доспех пробивает. И говорят, любой. Да еще наконечник колдовской у стрелы. Из белого металла. Как цепочка Малька. Дернешь такую стрелу, и наконечник останется в теле.
Ну, такими приколами и в нашем мире баловались. А в этом дальше пошли. Рассыпается наконечник. От рывка. И гангрена с летальным исходом гарантированы. А не трогать стрелу — тоже рассыпается. Только не сразу.
Вот такие пирожки с котятами. А я «выдернул и забыл…» И без меня тут не дураки живут.
— Нутер, я могу тебя попросить?
— Проси.
— Отруби мне руку.
— И ты, Крант?! Вот дерьмо…
Это я, когда оглянулся. И руку Кранта увидел. Нортор тоже «поймал» стрелу. Толстую и короткую. Чуть ниже плеча.
— Как же это ты так?..
— Прости, нутер. Но я и одной рукой смогу…
— Заткнись.
Вдох-выдох. Носом вдох, ртом выдох. Спокойно, Леха. Дерьмовая ситуация, но бывали и хуже.
— Та-ак. Руку я рубить не стану. И на Марлу не смотри. Ей тоже не дам.
Возражений не услышал.
Вдох-выдох. Еще вдох, еще выдох.
— Стрелу надо вырезать.
— Не получится!
Это уже в три голоса мне сообщили.
— Блин, почему не получится?! Вот кто из вас пробовал? Ты? Может, ты?..
Оказалось, никто. Просто все это знают. И всё.
— Тогда я пробовать буду. Нет, не на тебе, Крант. И не на нем. На мертвых. Думаю, ради такого дела они простят меня.
Ни мертвые, ни живые возражать не стали.
Перевернутые автобусы и машины, мертвые и живые на асфальте… Плач, стон, истерический смех, растерянные люди с бледными, пустыми лицами… И среди всего этого бардака — мужик в заляпанной кровью одежде. И с ножом в руке.
Маньяк? Не-а. Врач. Без нужных ему инструментов.
Как же он обрадовался моему походному чемоданчику! И мне.
Блин, такого классного ассистента у меня в жизни не было! Понимал меня с полувзгляда, с полуслова… А когда все закончилось, оказалось, что и поговорить мы толком не можем. Обменялись только визитками и раскланялись. До лучших времен. Ни английского, ни японского я не знаю. А он в русском ни в зуб ногой был. Тогда. Ничего, когда я в гости к нему приехал, разговорным русским он уже владел. Слегка. А настоящий разговорный я ему поставил.
Все повторяется. Только в другом мире. Здесь не ездят машины и не стреляют автоматы, но блин, как же мне не хватает Кахэя!.. И инструментов моих не хватает. Лоханулся ты, Леха, сильно лоханулся. К руке надо было чемоданчик пристегивать, а не в багажнике возить. Но кто ж знал…
Только пятую стрелу я вытащил неповрежденной. И шестую. И седьмую. И восьмую. Эту уже из охранника. Живого. Потом занялся Крантом. А потом и остальными ранеными. Что почему-то решили рискнуть, и не стали избавляться от стрел привычным способом. С последним я закончил уже на закате. Потом занялся резаными и рубленными ранами. И у своих, и у «чужих». В другом караване тоже был лекарь. Но он не пережил грозу. А я не постеснялся заглянуть в его походную сумку. Что пережила своего хозяина. Убого, конечно, в смысле, инструментов, но и за то, что нашлось, спасибо.
Провозился с ранеными до зирты. Мне не мешали. И не торопили. А когда закончил, провели в шатер. Недалеко от Дороги. Там оба каравана организовали привал. Не в шатре, понятное дело, вокруг него.
Мертвых хоронить не стали. Сожгли. Грабителей тоже. Только отдельно.
Малек приготовил ужин. Вкусный. И он же принимал плату за лечение. Так Марла распорядилась. Но это я узнал уже утром. А вечером… заходила она ко мне, но я спал. Будить не стала. Посмотрела только и ушла. Перед Санутом я сам проснулся. Увидел кувшин с отоброй. Сначала хлебнул, потом вспомнил, что это такое. Забыла, значит, лапушка. Или как повод встретиться оставила. Ладно, встретимся, отдам.
Утром, возле моего шатра — уже моего, персонального! — стоял крупный рыжий поал. Солнечный, как тут говорят. Подарок от Первоидущего. Вместо моего беспородного. Что отличается повышенной пугливостью. Как и все дворняжки.
Караванщик сказал, что мы меняем направление. Доведем Надыра сначала. Совсем, мол, недалеко идти.
— Ты прав, Первоидущий. Добрые дела не бросают на половине. Не стоит давать грабителям второго шанса.
— Не стоит, — караванщик криво усмехнулся.
— Или они из его селения? — дошло вдруг до меня.
— Говорит, из соседнего.
— Говорит? Ну-ну…
Собеседник согласно хмыкнул.
— Ладно. Решил проводить — проведем. Охраны нам хватит?
— Хватит. Спасибо тебе, многодобрый.
— За что? А… понял. Думаю, там мы тоже не только «спасибо» получим.
— Видящий ты, а я…
Замолчал караванщик, только улыбнулся скромно. Вроде бы.
— А ты у нас заранее договорился. И с Надыром и с колдуном нашим пошептался. Так?
— Великий и Мудрый сказал, что нас ждет удача в той стороне.
— Конечно ждет! Раз он так сказал. Кстати, а Храм Асгара тоже в той стороне?
— Говорят, в той.
— Почему-то я так и думал.
— Потому что ты Видящий.
— Ну, да…
А наш «великий» и хитроже… лтый хочет в этот храм попасть. И всех нас туда привести. Вот только с чего бы такая щедрость?.. Не ходят за сокровищами целой толпой. А если ходят, то к дележке, от силы, двое доживают. Так что сомневаюсь я в доброте чьей-то душевной. Сильно сомневаюсь… Может, зря?
Вот и я проснулся аккурат перед поворотом дороги. Караван только-только поравнялся с ней. Камни, кусты и ровная степь насколько хватает глаз. Тишь, благодать… птички поют, поалы фыркают, где-то железо звенит.
Тут меня по затылку и хлопнули. А я лбом в шею поала сунулся.
«Атас, наших бьют!», — я заорал не с перепугу. От неожиданности токмо.
Но громче, чем надо бы.
Как бежит испуганная лошадь, я видел. А на что способен поал, если его напугать, словами передать трудно. На нем сидеть в это время надо.
Всего две секунды — и со средины каравана мы вырвались в начало. Я и мой пятнистый. Поравнялись с вожаком… А черный вожак — мужик серьезный. Ну, пусть не мужик, а зверь, всё равно. Он себя обгонять не позволяет. Иначе, какой он тогда вожак!
И черный прибавил ходу. Ни «стой!», ни «чтоб ты сдох на Мосту!» на него не действовали. Я-то своего зверя не тормозил, тут самому бы удержаться… Вот так и мчались они голова к голове, а за ними весь караван припустил. Там ведь у каждого свое место: попробуй отстань или обгони…
И дорога загудела под десятками лап!
Вот так и на засаду мы вылетели и, не сбавлял темпа, рванули вперед. Куда тут тормозить, когда педаль в полу, до упора!
Снесли мы этот завал, как танк деревянный заборчик сносит. И тех, кто стрелял в нас из засады, в дорогу втоптали.
Не сразу остановился живой и многоногий таран…
А когда остановился, я с Пестрым были уже в середине второго каравана. Битого грозой и добиваемого грабителями.
Эти «рыцари ножа и топора» в сторону больших караванов только облизываются. Не с руки им наезжать на солидную охрану. А вот «подранка» или маленький караван могут и «задрать».
Но увлеклись немного «работники больной дороги» — наш караван куснуть задумали. Но Марла им быстро втолковала, что не на тех они пасть разинули. И команду она хорошую подобрала. Профессионалов. А после профи, не лечить — закапывать надо. И боевых зверюг с собой взяла. Двух серых длиннолапых медведей, черную короткохвостую пантеру, тощего белого волка… Где лапушка прятала их все это время?
Потом я увидел Кранта. Он рассек побоище, как скальпель мягкую ткань, сдернул меня с поала, и сунул между тюками и перевернутой телегой. Тот, кто вез ее, недавно стал кучей горелого мяса.
Смотреть бой не с высоты, а из-за Крантовой спины… Не такая уж она широкая у него, но… То плащ дергается, то сам нортор. Похоже, он решил завал из трупов перед нами сделать. И как он Малька в запале не зацепил?
Разборка получилась не слабая. Может, обиделись грабители, что их законной добычи лишают, а может, посчитали неправильно. Конечно, два каравана больше, чем один, но и охраны побольше будет. Вот так сразу ее всю не положишь. Самим лечь можно. И больше не встать…
Участвовать в разборке я не рвался. Не фехтовальщик я и не рубака. Реакция есть, бойцыцких навыков нету. А вот Малек прям исстрадался весь, так ему хотелось туда, где железом звенят. Все цепочку на руке теребил, да на меня посматривал. Умильно. Словно косточку выпрашивал.
Крант только глянул на Малька и тут же повернулся так, чтоб пацана тоже видеть.
— Осторожно, нутер, — сказал. — Зверь просыпается.
Забеспокоился чего-то нортор…
Да любого зверя надо иногда спускать с цепи. А то он и цепь порвет и хозяина…
— Давай сюда свою гибору. И иди гуляй.
Это я Мальку.
Он уставился на меня. Недоверчиво. А зрачок уже овальный.
— Не хочешь мне, отдай Кранту.
— Я. Не. Возьму!
Крант оглянул на меня и дернулся. Как от удара.
И я понял — не возьмет. Ну, вампиры в моем мире тоже за серебро не сильно хватались. Те, что в кино.
— Ладно. Не можешь — не бери.
Малек протянул цепочку мне. Она извивалась, как живая.
Да-а, брать такое голой рукой мне тоже вдруг расхотелось. Увязал в край шарфа.
— Надеюсь, не потеряется.
— Это нельзя потерять. И украсть нельзя.
А голос у Малька стал даже ниже, чем у Марлы. Прям, не голос, а рык.
— Иди. Но умирать не разрешаю.
— Не умру, хозяин.
— Тень трудно убить, — сообщил Крант.
Я на секунду отвлекся, и Малек исчез. Только вещи его остались. У меня под ногами. Быстро глянул на правую руку. Ножа в ней не было. Уф! Прям камень с души…
Не знаю, успел пацан поучаствовать в разборке или опоздал. Закончилась она скоро. Наверно, нашелся кто-то умный среди «работников дороги», сообразил, что лучше быть голодным, чем мертвым.
Протрубили отход, выпустили несколько стрел, типа, не идите за нами, и убрались. Прятаться, вроде, негде, а с Дороги сошли и, как сквозь землю провалились. Тоже профи. Из потомственных грабителей караванов. Низкие, рыжие, худые. Не нашего ли Асса родственники?
Крант, наверно, еще минуту держал меня в том закутке. А выпустил, я тут же Первоидущего увидел. Живого и целого. Но что-то мало радости на его лице наблюдалось. С чего бы это? И сам цел и другу помог…
— Он мне не друг!
— Враг, значит?
— Он у меня жену увел!
— Твою жену?..
— Я хотел, чтобы она стала моей…
— Но пришел этот красавец и она ушла с ним.
— Кто тебе сказал?! Первоидущий дернулся, будто его укусили.
— Никто. Сам догадался.
И мужик резко успокоился. И голос на три тона понизил.
— Прости, многовидящий. Я забыл, кто ты.
— Это всё из-за нападения, Идущий-первым. Только из-за него.
Я тоже могу быть вежливым. Если захочу.
— Ты видишь скрытое в моем сердце, многоуважаемый, — благоговейно шепчет караванщик.
Ну, вижу, так вижу.
— Не думаю, что все эти годы у тебя не было жены.
— У меня были жены. И теперь есть.
— Но все-таки ты помнишь ту. Первую.
— Помню, многовидящий.
— И его не забыл.
— Нет!
Караванщик сверкнул глазами, посмотрел в сторону. Там среди разбросанных тюков и мертвых животных бродил человек. В богатой, но испачканной кровью одежде.
— А знаешь, Идущий, еще не известно, кому повезло. — Караванщик забыл про своего обидчика. — Вот смотри сам: за тобой большой, богатый караван, а твой соперник — в убытке. А не уйди та жена с ним, может, ты так и остался бы поводырем последнего поала.
— Кто тебе?..
— Каждый Идущий Первым был когда-то последним.
Ну, блин, прям, поговорками говорить начал.
— Ты прав, Видящий. Ты видишь то, что скрыто от моего разума. Я никогда не думал так об уходе жены. И я не стал бы Первоидущим, если бы… Получается, я его должник?
Мужик побледнел.
Странное отношение к долгам в этом мире. Страшно серьезное…
— Думаю, ты уже отдал свой долг. Сегодня. В дороге всякое случается. Сегодня ты помог, завтра тебе помогут.
— И не испугаются проклятых стрел?..
Ответить я не успел. Увидел Марлу.
Лапушка добивала раненых. Наших раненых! И совсем легко…
— Стоять! Марла! Отставить!
Она остановилась возле очередного раненого. Охранник. Из недавно нанятых. Раненый в руку. Всего лишь стрелой. Оба удивленно посмотрели на меня.
— Не убивай его!
Не думал, что я умею так быстро бегать. И прыгать. Через препятствия. Разной формы и высоты.
— Не надо!..
— Не буду.
— Слава Богу! Чего это на тебя нашло?
— Только отрублю ему руку.
— Чего?! Зачем?!!
— Чтоб он жил. Стрела…
— Да эту стрелу выдернул и забыл!.
Странно, охранник не возражал, когда ему собирались рубить руку, даже жгут выше раны накладывать начал, а от меня шарахнулся, едва я потянулся к стреле.
— Ее нельзя трогать!
Это он одновременно с Марлой сказал.
— Почему нельзя?
Ну, мне и показали «почему».
Не знаю, кто придумал это оружие, но кто-то с избытком изощренной жестокости.
Стрела небольшая, а доспех пробивает. И говорят, любой. Да еще наконечник колдовской у стрелы. Из белого металла. Как цепочка Малька. Дернешь такую стрелу, и наконечник останется в теле.
Ну, такими приколами и в нашем мире баловались. А в этом дальше пошли. Рассыпается наконечник. От рывка. И гангрена с летальным исходом гарантированы. А не трогать стрелу — тоже рассыпается. Только не сразу.
Вот такие пирожки с котятами. А я «выдернул и забыл…» И без меня тут не дураки живут.
— Нутер, я могу тебя попросить?
— Проси.
— Отруби мне руку.
— И ты, Крант?! Вот дерьмо…
Это я, когда оглянулся. И руку Кранта увидел. Нортор тоже «поймал» стрелу. Толстую и короткую. Чуть ниже плеча.
— Как же это ты так?..
— Прости, нутер. Но я и одной рукой смогу…
— Заткнись.
Вдох-выдох. Носом вдох, ртом выдох. Спокойно, Леха. Дерьмовая ситуация, но бывали и хуже.
— Та-ак. Руку я рубить не стану. И на Марлу не смотри. Ей тоже не дам.
Возражений не услышал.
Вдох-выдох. Еще вдох, еще выдох.
— Стрелу надо вырезать.
— Не получится!
Это уже в три голоса мне сообщили.
— Блин, почему не получится?! Вот кто из вас пробовал? Ты? Может, ты?..
Оказалось, никто. Просто все это знают. И всё.
— Тогда я пробовать буду. Нет, не на тебе, Крант. И не на нем. На мертвых. Думаю, ради такого дела они простят меня.
Ни мертвые, ни живые возражать не стали.
Перевернутые автобусы и машины, мертвые и живые на асфальте… Плач, стон, истерический смех, растерянные люди с бледными, пустыми лицами… И среди всего этого бардака — мужик в заляпанной кровью одежде. И с ножом в руке.
Маньяк? Не-а. Врач. Без нужных ему инструментов.
Как же он обрадовался моему походному чемоданчику! И мне.
Блин, такого классного ассистента у меня в жизни не было! Понимал меня с полувзгляда, с полуслова… А когда все закончилось, оказалось, что и поговорить мы толком не можем. Обменялись только визитками и раскланялись. До лучших времен. Ни английского, ни японского я не знаю. А он в русском ни в зуб ногой был. Тогда. Ничего, когда я в гости к нему приехал, разговорным русским он уже владел. Слегка. А настоящий разговорный я ему поставил.
Все повторяется. Только в другом мире. Здесь не ездят машины и не стреляют автоматы, но блин, как же мне не хватает Кахэя!.. И инструментов моих не хватает. Лоханулся ты, Леха, сильно лоханулся. К руке надо было чемоданчик пристегивать, а не в багажнике возить. Но кто ж знал…
Только пятую стрелу я вытащил неповрежденной. И шестую. И седьмую. И восьмую. Эту уже из охранника. Живого. Потом занялся Крантом. А потом и остальными ранеными. Что почему-то решили рискнуть, и не стали избавляться от стрел привычным способом. С последним я закончил уже на закате. Потом занялся резаными и рубленными ранами. И у своих, и у «чужих». В другом караване тоже был лекарь. Но он не пережил грозу. А я не постеснялся заглянуть в его походную сумку. Что пережила своего хозяина. Убого, конечно, в смысле, инструментов, но и за то, что нашлось, спасибо.
Провозился с ранеными до зирты. Мне не мешали. И не торопили. А когда закончил, провели в шатер. Недалеко от Дороги. Там оба каравана организовали привал. Не в шатре, понятное дело, вокруг него.
Мертвых хоронить не стали. Сожгли. Грабителей тоже. Только отдельно.
Малек приготовил ужин. Вкусный. И он же принимал плату за лечение. Так Марла распорядилась. Но это я узнал уже утром. А вечером… заходила она ко мне, но я спал. Будить не стала. Посмотрела только и ушла. Перед Санутом я сам проснулся. Увидел кувшин с отоброй. Сначала хлебнул, потом вспомнил, что это такое. Забыла, значит, лапушка. Или как повод встретиться оставила. Ладно, встретимся, отдам.
Утром, возле моего шатра — уже моего, персонального! — стоял крупный рыжий поал. Солнечный, как тут говорят. Подарок от Первоидущего. Вместо моего беспородного. Что отличается повышенной пугливостью. Как и все дворняжки.
Караванщик сказал, что мы меняем направление. Доведем Надыра сначала. Совсем, мол, недалеко идти.
— Ты прав, Первоидущий. Добрые дела не бросают на половине. Не стоит давать грабителям второго шанса.
— Не стоит, — караванщик криво усмехнулся.
— Или они из его селения? — дошло вдруг до меня.
— Говорит, из соседнего.
— Говорит? Ну-ну…
Собеседник согласно хмыкнул.
— Ладно. Решил проводить — проведем. Охраны нам хватит?
— Хватит. Спасибо тебе, многодобрый.
— За что? А… понял. Думаю, там мы тоже не только «спасибо» получим.
— Видящий ты, а я…
Замолчал караванщик, только улыбнулся скромно. Вроде бы.
— А ты у нас заранее договорился. И с Надыром и с колдуном нашим пошептался. Так?
— Великий и Мудрый сказал, что нас ждет удача в той стороне.
— Конечно ждет! Раз он так сказал. Кстати, а Храм Асгара тоже в той стороне?
— Говорят, в той.
— Почему-то я так и думал.
— Потому что ты Видящий.
— Ну, да…
А наш «великий» и хитроже… лтый хочет в этот храм попасть. И всех нас туда привести. Вот только с чего бы такая щедрость?.. Не ходят за сокровищами целой толпой. А если ходят, то к дележке, от силы, двое доживают. Так что сомневаюсь я в доброте чьей-то душевной. Сильно сомневаюсь… Может, зря?
9.
С тех пор, как Малек избавился от гиборы, он стал часто проситься на охоту. Я отпускаю. Удачливым он охотником оказался. И караван не задерживает. Хоть уходит и приходит на своих двоих. И не теряется. И добычу приносит. Вот только не видно, чтоб добычу стрелой или копьем брали. Даже живую как-то принес. И отдал сначала Кранту. А потом мне приготовил. Вкусно! Язык проглотить можно. Из свежего мяса всегда вкусное чибо, сказал. И сегодня живого козленка принес. Я его сразу забрал. Сам решил приготовить. Охотник я или где? А того, чего я хочу, здесь, похоже, не готовят.
Охотничьих колбасок мне захотелось. Для них свежая кровь нужна, печень, мясца немного, специй, еще кое-чего. У каждого повара свои секреты. Промывать и набивать кишки я не стал. Не люблю эту работу. А Малька припахать не додумался. За астой его отправил. Это смесь крупы и еще чего-то. Из асты походную кашу варят. Неплохая, в общем-то, штука. Говорят, отвращение наступает сезона через два, при ежедневном питании.
Ну, я за большее разнообразие.
Вернулся Малек и полмешка асты принес. А мне-то всего горсть или две надо. Обратно нести Малек не стал. Сказал, что там еще много. Ладно, в хозяйстве все пригодится. Добавил я асту и кое-что из Рануловых специй — мы ведь не только жрали вместе, но и говорили о жратве. Хороший фарш получился. Кажется, я превзошел сам себя. Я фарш еще в листья дряфути завернул. Большие они, и для желудка полезные.
Охотничьих колбасок мне захотелось. Для них свежая кровь нужна, печень, мясца немного, специй, еще кое-чего. У каждого повара свои секреты. Промывать и набивать кишки я не стал. Не люблю эту работу. А Малька припахать не додумался. За астой его отправил. Это смесь крупы и еще чего-то. Из асты походную кашу варят. Неплохая, в общем-то, штука. Говорят, отвращение наступает сезона через два, при ежедневном питании.
Ну, я за большее разнообразие.
Вернулся Малек и полмешка асты принес. А мне-то всего горсть или две надо. Обратно нести Малек не стал. Сказал, что там еще много. Ладно, в хозяйстве все пригодится. Добавил я асту и кое-что из Рануловых специй — мы ведь не только жрали вместе, но и говорили о жратве. Хороший фарш получился. Кажется, я превзошел сам себя. Я фарш еще в листья дряфути завернул. Большие они, и для желудка полезные.