Положение на Черном море радикально изменилось. Прежние пассивные действия флота, имевшего превосходство над немецко-турецким флотом, сменились активными, обеспечившими господство на море. Это уже был важный и необходимый шаг к подготовке десантирования русских войск на турецкое побережье. Но черноморскому периоду карьеры Колчака сопутство-вали, как уже упоминалось, и отдельные неудачи, материальные потери, которых могло не быть. Наиболее значительной из них была гибель флагмана, линейного корабля «Императрица Мария». Линкор был заложен в 1913 г., как раз по программе, одним из разработчиков которой был А. В. Колчак. Спустили его на воду в Николаеве и ввели в строй летом 1915 г. Несчастье случилось утром 7 октября 1916 г. на Севастопольском рейде в результате пожара под носовой башней, повлекшего за собой 25 взрывов боевых запасов. Колчак сам руководил работами по затоплению погребов трех других башен и по локализации пожара. Этими мерами были спасены рейд и город, однако после последнего (более сильного, чем предыдущие) взрыва корабль опро-кинулся и затонул. Погибло (вместе с умершими от ран) до 300 моряков. Работала комиссия, которая с полной достоверностью установить причину пожара не смогла, но не исключала «злого умысла», т. е. диверсии. Могло случиться и самовозгорание пороха. Колчаку приписыва-ют слова: «Как командующему, мне выгоднее предпочесть версию о самовозгорании пороха. Как честный человек, я убежден: здесь диверсия». В наше время появилась публикация, в которой утверждается, будто ОГПУ в 1933 г. выяснило, что германской разведкой была проведена диверсия. Конечно же, при любой причине пожара и последовавшей гибели корабля это вредило репутации командующего флотом.
   На минном заграждении у берегов Румынии взорвался и погиб миноносец «Беспокойный». Случилась авария на линкоре «Екатерина Великая»: при входе в бухту он наскочил на бон (морское заграждение) и намотал сети на винты. Дав полный задний ход, линкор сильно развернулся и, идя по инерпии, сел на мель. Однако в результате принятых мер его удалось с мели снять. Были потери транспортных кораблей.
   А. В. Колчак, обмениваясь своими соображениями о выработке эффективного плана дальнейших действий флота, решил прекратить заграждение минами и сетями выходов из собственных портов, т. е. от чисто оборонительных действий, а производить эти действия в отношении портов, мест стоянок кораблей противника, главным образом выходов из Босфора и Варны. Существовало мнение, что минные заграждения, не защищенные постоянным присутст-вием морской вооруженной силы, могут быть без особого труда вытравлены противником, а держать такие силы за сотни миль от Севастополя не представляется возможным. Было и такое соображение о ненадобности минирования портов противника: будет опасным проход россий-ских подводных лодок в порт врага.
   М. И. Смирнов, приехавший в Севастополь вместе с А. В. Колчаком и вскоре им назначен-ный начальником штаба флота, аргументацию в пользу кардинального изменения тактики, применения минирования суммировал следующим образом: «1) ставить мины в таком большом количестве, чтобы неприятель не успевал их вытравливать. Для этого приспособить мелкосидя-щие суда, чтобы ставить мины на тех же местах, где они уже были поставлены раньше; 2) весь флот разделить на две или три группы, чтобы одна группа судов постоянно держалась в море и наблюдала за Босфором; 3) мины ставить возможно ближе к неприятельским берегам и ни в коем случае не дальше пяти миль от берега, чтобы не лишить себя возможности бомбардировать босфорские укрепления с моря; 4) опыт Дарданелльской операции англичан (имеются в виду попытки англо-французских морских сил в феврале — марте 1915 г. форсировать Дарданеллы, захватив турецкие проливы, закончившиеся неудачей. — И. П.) показал на невозможность прорыва флота через узкие проливы без содействия армии. Поэтому план овладения в будущем Босфором намечался следующий: высадить армию на побережьи Черного моря и завладеть укреплениями пролива с сухого пути, а затем уже вводить флот в пролив, после занятия укреплений с берега, когда очистка проходов в минном поле не представит для нас больших затруднений; 5) никакой успех на войне не может быть достигнут без риска потерь».
   Взвесив все это, Колчак планомерно стал развертывать действия флота с самого начала, совершенствуя план, ориентируя части и флота, и сухопутных сил, придававшихся ему на перспективу.
   В целом же Черноморскому флоту сопутствовали большие успехи. Они были достигнуты и в таком сложном деле, как борьба против подводных лодок противника. В итоге их удалось надолго «загнать» в свои порты. Противнику были нанесены значительные потери, он по существу лишился возможности выхода в море, нападения на русские корабли и прибрежные базы и пункты.
   А. В. Колчак констатировал: «Таким образом, в Черном море наступило спокойное положе-ние, которое дало возможность употребить все силы на подготовку большой Босфорской операции». Предполагалось сочетать действия сухопутных сил на крайнем, южном крыле Румынского фронта и флота. В распоряжение командующего Черноморским флотом Колчака для десантирования передавалась пехотная дивизия ударного типа (начальник генерал-майор А. А. Свечин, начальник штаба полковник А. И. Верховский). Мыслилось, что в операции примут участие, наступая по Эгейскому морю, британский флот и десант. В дальнейшем речь шла и о возможном соучастии в операции войск США. Однако, еще до наступления весны 1917 г. (намечавшегося времени начала проведения операции) выяснилось, что этот план неосуществим в связи с крупными неудачами на Румынском фронте и другими обстоятельствами. Оставалось надеяться на частичное осуществление плана путем проведения лишь десантной операции. В дальнейшем, в связи с революционными событиями, разложением русских войск, план рухнул вообще.

5. КОЛЧАК И ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

   Ухудшение положения в армии и флоте, снижение их боеспособности напрямую были связаны с состоянием тыла. Недостаточная подготовка России к войне, шаги по наверстыванию упущенного далеко не всегда давали должные результаты. Шаг за шагом промышленность, а также транспорт, работавший с перегрузкой, финансовая система не выдерживали возраставших требований войны и приходили в расстройство. Ухудшался жизненный уровень масс. Углубля-лись социальные противоречия. Отсутствие действенных демократических институтов, государ-ственных органов, способных в какой-то мере примирять противоречивые, конфликтующие стороны, взаимная неуступчивость низов и верхов привели к социальному взрыву. Стихийные выступления рабочих в Петрограде, начавшиеся в конце февраля 1917 г., и распространявшиеся по другим городам, охватывавшие и солдат, переросли в вооруженные столкновения, вылились в мощную демократическую революцию. В результате 2 марта Николай II отрекся от престола. Монархия пала. Возникший еще до того Временный комитет Государственной думы с согласия исполкома Петроградского совета рабочих депутатов сформировал Временное правительство, к которому и перешла власть.
   Февральская революция подняла Россию на дыбы. Ситуация в стране, на фронте, на флотах, включая Черноморский, коренным образом изменилась, причем преимущественно в худшую сторону. В стране под воздействием стихии и анархистских, большевистских и левосоциалис-тических течений нарастали дестабилизация, развал по всем направлениям и хаос. Все это остро сказалось и на военно-морских силах, даже на относительно благополучном Черноморском флоте. Дисциплина расшатывалась, чему в огромной степени способствовал так называемый «Приказ № 1» Петроградского совета, содержавший требование передачи власти в войсках и на флоте самочинно возникавшим солдатским комитетам и советам, фактически сковывавшим действия командного состава. Все чаще солдаты и матросы не выполняли приказы, дезертирова-ли. Сильнейшему анархо-большевистскому влиянию подвергся Балтийский флот. В начале несколько иным было положение на Черноморском флоте. В нем, как и всюду, усилилась разно-родная партийно-политическая деятельность. Весьма интенсивно росла и стала многотысячной организация социалистов-революционеров. Имелась и организация РСДРП. До апреля она была объединенной. Затем большевики из нее вышли, но их самостоятельная организация была пока малочисленной и влияние ее было крайне ограничено. Поэтому и в выборных органах долго господствовали эсеры и меньшевики. Лидером был меньшевик Н. Л. Канторович, ладивший с командованием.
   Дисциплина и влияние комсостава во флоте первое время сохранялись. И в этом была прежде всего заслуга Колчака. Ему впервые пришлось столкнуться с политическими проблема-ми, включиться в политическую борьбу, учиться ее азам.
   А. В. Колчак пытался освоиться в новой ситуации, старался не выпускать бразды правления флотом из своих рук. Но уже в это время, а в дальнейшем особенно, проявилась не только его непредрасположенность к политической деятельности, но полная неподготовленность к ней, тем более, к тем ее требованиям, которые возникали в 1917 году. Это признавал он сам, подчерки-вая, что ни в кругу знакомых, ни среди сослуживцев политикой никогда не занимался. Вся его среда была далекой от этой сферы человеческой деятельности. «В вопросах политического и социального порядка, сколько я припоминаю, у меня вообще никаких воспоминаний не осталось».
   В литературе с давних пор поднимается вопрос о политических убеждениях Колчака. Обычно отмечается, что он был в плену монархических воззрений и устремлений, причем его взгляды в этом не претерпевали изменений. Авторы спешат окрестить его законченным и последовательным монархистом. Все было не так просто. Колчак впоследствии пытался дать самооценку своих взглядов на государственное устройство России. На допросах в Иркутске говорил: «Я относился к монархии, как к существующему факту, не критикуя и не вдаваясь в вопросы по существу об изменениях строя». На прямой вопрос, был ли он до революции 1917 г. монархистом, Колчак ответил откровенно и точно: «Я был монархистом и нисколько не уклоняюсь… Я не могу сказать, что монархия — это единственная форма, которую я признаю. Я считал себя монархистом и не мог считать себя республиканцем, потому что тогда такового не существовало в природе. До революции 1917 года я считал себя монархистом». Итак, как офицер, давший присягу императору, Колчак воспринимал монархию в России как факт. Но он не был монархистом того круга, представители которого иного политического строя, кроме монархии, не воспринимали. Он мог воспринять и республиканский строй, в том случае, если он, по его мнению, мог иметь позитивное значение для России, для ее блага.
   А. В. Колчак далеко не всегда был удовлетворен монархическими порядками в стране, действиями царского правительства, военных ведомств. Он говорил, что положительно оценивал появление Государственной думы, активно соучаствовал в ее работе, т. е. вполне воспринимал конституционную монархию. И это действительно было так. Колчак не сразу, но принял свержение монархии, нарождавшийся республиканский строй. Объяснял он это так: «Когда совершился переворот, я получил извещение о событиях в Петрограде и о переходе власти к Государственной думе непосредственно от Родзянко, который телеграфировал мне об этом. Этот факт я приветствовал всецело. Для меня было ясно, как и раньше, что то правительство, которое существовало предшествующие месяцы, — Протопопов и т. д., — не в состоянии справиться с задачей ведения войны, и я вначале приветствовал самый факт выступления Государственной думы, как высшей правительственной власти…
   Я приветствовал перемену правительства, считая, что власть будет принадлежать людям, в политической честности которых я не сомневался, которых знал, и поэтому мог отнестись только сочувственно к тому, что они приступили к власти. Затем, когда последовал факт отречения государя, ясно было, что уже монархия наша пала, и возвращения назад не будет. Я об этом получил сообщение в Черном море, принял присягу вступившему тогда первому нашему Временному правительству. Присягу я принял по совести, считая это правительство как единственное правительство, которое необходимо было при тех обстоятельствах признать, и первым присягу эту принял. Я считал себя совершенно свободным от всяких обязательств по отношению к монархии, и после совершившегося переворота стал на точку зрения, на которой я стоял всегда, — что я, в конце концов, служил не той или иной форме правительства, а служу родине своей, которую ставлю выше всего, и считаю необходимым признать то правительство, которое объявило себя тогда во главе российской власти.
   …Для меня было ясно, что монархия не в состоянии довести эту войну до конца, и должна быть какая-то другая форма правления, которая может закончить эту войну».
   Так что А. В. Колчак воспринимал и республиканское правление, считал восстановление монархии практически уже невозможным. Определение будущего строя России Колчак связы-вал в это время, как и в дальнейшем, с созывом Учредительного (Национального) собрания.
   А. В. Колчак стал получать телеграфные вести о революционных событиях в Петрограде из Морского Генштаба с 27 февраля. Они гласили о выступлениях рабочих, бунтах в столичном гарнизоне, захвате власти в городе восставшими. Эти телеграммы А. В. Колчак получал в пути, когда он шел с двумя миноносцами по вызову главнокомандующего Кавказским фронтом Великого князя Николая Николаевича. 1 марта командующий флотом получил телеграмму от морского министра И. К. Григоровича, в которой сообщалось, что в Питере удается восстано-вить порядок. Министр оптимистически сообщал: «Характер событий совершенно исключает какую бы то ни было внешнюю опасность, и надо думать, что принятыми мерами страна избежит сильных потрясений внутри». По получении телеграммы И. К. Григоровича Колчак сразу же отплыл из Батума (Батуми) в Севастополь.
   Еще до прибытия туда Колчак получил упоминавшуюся уже телеграмму от председателя Государственной думы М. В. Родзянко, в которой говорилось об образовании Комитета Государственной думы, взявшего на себя восстановление порядка. Родзянко призывал Черноморский флот соблюдать спокойствие, продолжать боевую работу.
   2 марта Колчаку стало известно об образовании Временного правительства из разосланной им радиотелеграммы. Реакция Колчака на все эти сообщения, телеграммы была неоднозначной. Первоначально, до полного выяснения ситуации в центре, он предпринимал меры к нераспрос-транению информации, даже на время прервал телеграфно-почтовую связь. По прибытии в Севастополь Колчак собрал комсостав флота, огласил полученные известия. Выслушав мнение подчиненных, дал распоряжение информировать личный состав флота строго по инстанции, а затем издал приказ с изложением полученных сведений и призывом к флоту, портам и населе-нию районов, подчиненных ему, напрячь все силы для исполнения патриотического долга — успешного завершения войны, соблюдения спокойствия. Реакция же его на радиограмму Временного правительства была такой: он телеграфировал в ставку, что может дать распоряже-ние о подчинении флота, частей и районов новому правительству только по получении от штаба Верховного главнокомандующего соответствующего распоряжения и просил определенных указаний. То есть, говоря военным языком, Колчак соблюдал уставные положения, не опережал решений высшего командования, сохранял субординацию.
   Из ставки поступило телеграфное разъяснение: «Наштаверх сговаривается с главнокоман-дующим о том, чтобы от имени армии принять манифест и присягнуть Михаилу Александро-вичу, с тем, чтобы Михаил Александрович (младший брат царя. — И. П.) объявил манифест о том, что он по наступлении спокойствия в стране созовет Учредительное собрание». Колчак, солидаризируясь со ставкой, издал 2 марта приказ с требованием непоколебимо выполнять свой долг перед монархией. Он приказал привести войска к присяге новому монарху, а потом, по получении новой информации, отменил этот приказ. Опасаясь восстания на судах флота, особен-но на тех, которые имели частое общение с берегом, он отдал приказ о выходе в море под пред-логом проведения учебной стрельбы 2-й бригады линейных кораблей и дивизиона миноносцев.
   Вопреки усилиям Колчака вести о событиях в Петрограде распространялись слухами, проникали и в местную печать, становились достоянием гласности. И далеко не в том виде,как сообщалось командованием флота, кораблей и воинских частей. Стали поступать столичные газеты, в том числе социалистические, с призывами к свержению существующего государствен-ного строя. Брожение среди матросов усиливалось, особенно в связи с приказом о выходе кораблей в море. 4 марта в Севастополе начался митинг. Настроение моряков резко менялось, левело. Но основная масса их еще доверяла комсоставу, особенно самому Колчаку. Требовали его прибытия и выступления на митинге. Колчак решил явиться на него. Но он предварительно принял меры к ослаблению агитации леваков. Послав в казармы по два представителя от каждой роты, с кораблей, береговых команд и из гарнизона Севастопольской крепости, он стремился и к успокоению моряков, и к формированию специального органа, работающего под его, командую-щего, влиянием. Приехал А. В. Колчак на митинг на автомобиле. Моряки и солдаты встретили его восторженно, несли на руках. Слушали с огромным вниманием, доверием. А он говорил о необходимости сохранения дисциплины, о продолжении войны до победного конца. Дал информацию о положении в столице. Успех выступления был полный. Взаимопонимание подтверждалось бурными аплодисментами. В ответ на требование участников митинга послать телеграмму приветствия Временному правительству Колчак ответил согласием. Телеграмма была послана.
   Таким образом, состоялось признание и Колчаком, и флотом Временного правительства. На митинге был избран Центральный военный исполнительный комитет (ЦВИК), позднее сливший-ся с советом рабочих депутатов порта. ЦВИК возглавил известный меньшевик, участник восста-ния на броненосце «Потемкин» в 1905 г., авторитетный тогда среди моряков, — Канторович. С советами, солдатскими и матросскими комитетами Колчак старался сотрудничать, и это доволь-но длительное время получалось у него вполне. С поступлением известий об отказе принять верховную власть Михаилом Александровичем Колчак пришел, как он отмечал позднее, к мысли, что с монархией в России, очевидно, покончено. Издав в соответствии с официальным сообщением приказ, он в нем вновь делает упор на сохранение во флоте дисциплины и порядка. Победа революции стала фактом, и Колчак принимает его, ждет изменений к лучшему в стране, армии и на флоте. 5 марта он организовал по случаю победы революции парад войск. Позднее Колчак присоединился к предложению о торжественном перезахоронении останков лейтенанта П.П. Шмидта и активно участвовал в нем.
   Несмотря на многочисленные политические перипетии в стране и Черноморье, Колчак последовательно, до конца борется за сохранение боеспособности флота, всемерно противодей-ствуя разложенческим элементам, тем самым выполняя долг гражданина, патриота своей Родины. И здесь он проявляет, пожалуй, не свойственную ему прежде гибкость. Это были первые уроки, первые шаги в сфере политической деятельности.
   Ни в первые недели после февральской революции, ни позднее на Черноморском флоте разнузданность матросов, анархиствующих, уголовных элементов среди них не дошла до той степени, как на Балтике. Колчак тяжело переживал чудовищно жестокие убийства командую-щего Балтийским флотом вице-адмирала А. И. Непенина, многих других адмиралов и офицеров. Колчаку в его работе в советах, комитетах, в массах существенно помогал полковник А. И. Верховский — начальник штаба ударной дивизии, пользовавшийся доверием Временного правительства. Он придерживался умеренно социалистических, демократических взглядов, входил в совет в качестве заместителя (товарища) председателя.
   Колчак предупреждал моряков, что, учитывая начавшийся развал вооруженных сил России, германское командование вместе с турецким могут активизировать свои действия на море, вырвутся из фактической блокады, что в случае бездействия Черноморского флота, снятия опасности нападения на Босфор и Константинополь противник может бросить крупные сухопутные силы на север и сокрушить Румынию, русские войска на ее территории, что приведет к крайнему ухудшению всей обстановки на фронте. Он внушал подчиненным необходимость не только сохранения боеспособности, но и еще большей активности флота. И в середине марта Колчак под личным командованием, держа адмиральский вымпел на линкоре «Императрица Екатерина», вывел часть флота в море, к турецким берегам. 13 марта А. В. Колчак записал: «…День ясный, солнечный, штиль, мгла по горизонту. Гидрокрейсера продолжают операции у Босфора — я прикрываю их на случай выхода турецкого флота. Конечно, вылетели неприятельские гидропланы и появились подлодки. Пришлось носиться полными ходами и переменными курсами. Подлодки с точки зрения линейного корабля — большая гадость; на миноносце — дело другое… Неприятельские аэропланы атаковали несколько раз гидрокрейсера, но близко к нам не подлетали. К вечеру только закончили операцию; результата пока не знаю, но погиб у нас один аппарат с двумя летчиками. Возвращаюсь в Севастополь. Ночь очень темная, без звезд, но тихая, без волн. За два дня работы все устали, и чувствуется какое-то разочарова-ние. Нет, Сушон (немецкий вице-адмирал, командующий турецким флотом на Черном море) меня решительно не любит, и если он два дня не выходил, когда мы держались в виду Босфора, то уж не знаю, что ему надобно». Запись от 14 марта: «Сегодня надо продолжать практическую стрельбу. Утром отпустил крейсера, переменяя миноносца у „Екатерины“, и отделился. Погода совсем осенняя, довольно свежо, холодно, пасмурно, серое небо, серое море. Я отдохнул эти дни и без всякого удовольствия думаю о Севастополе и политике. За три дня, наверное, были „происшествия“, хотя меня не вызывали в Севастополь…» Эта запись сделана уже после боевой операции, на обратном пути.
   Принятие мер по защите своего флота, его главной базы, российского побережья, выходы боевых кораблей к Босфору, поддержание минных заграждений в надлежащем виде на протяже-нии всего времени и после Февральской революции, пока Черноморским флотом командовал Колчак, сковывали действия противника. Выходы его кораблей в море тем более — операции по-прежнему были исключены. С уходом Колчака с поста командующего, с июня 1917 г., «все вернулось на круги своя»: корабли противника вырвались на оперативный простор и стали вновь курсировать по Черному морю, совершать нападения на порты, на корабли, на транспорты и пароходы в море.
   В апреле 1917 г. А. В. Колчак был вызван военным министром в Петроград, затем в Псков на совещание главнокомандующих и командующих сухопутными и морскими силами. Он выехал туда и пробыл в столице несколько дней. По приезде явился к министру А. И. Гучкову, которого хорошо знал прежде по работе в Государственной думе, а незадолго до приезда в столицу встре-чался уже как с министром в Одессе, беседовал и близко познакомился с ним. На заседании, проводившемся Гучковым, выступали с докладами, наряду с представителями сухопутных войск, начальник штаба Балтийского флота Чернявский и командующий Черноморским флотом Колчак. Вырисовывалось контрастное положение этих флотов. На первом из них оно было очень тяжелым. Флот неудержимо разлагался, выходил из подчинения правительству. Революцион-ность многих матросов нередко выливалась в анархию, уголовщину; самосуды, просто убийства становились чуть ли не повседневными. Сотни заслуженных людей из командного состава были истреблены. В докладе Колчака речь шла не только о Черноморском флоте, но и о вооруженных силах страны вообще, содержались предложения по предупреждению их разложения. Доклад его произвел большое впечатление, запомнился участникам заседания своей логичностью и образностью. Молва давно уже и по справедливости отмечала ораторский талант Колчака.
   В это время Колчаку импонировал состав Временного правительства. Он связывал с ним большие надежды на спасение России. В дальнейшем, когда военным и морским министром стал А. Ф. Керенский, тем более когда он возглавил правительство, отношение Колчака к нему, к правительству вообще решительно переменилось.
   А. И. Гучков сделал А. В. Колчаку предложение, очевидно, вынашивавшееся и прежде, возглавить Балтийский флот и спасти его от разложения. Сам Колчак передает этот щекотливый момент следующим образом: «…Гучков сказал мне: „Я не вижу другого выхода, как назначить вас командовать Балтийским флотом“. Я ответил: „Если прикажете, то я сейчас же поеду в Гельсингфорс и подниму свой флаг, но повторяю, что считаю, что у меня дело закончится тем же самым, что у меня в Черном море. События происходят с некоторым запозданием, но я глубоко убежден, что та система, которая установилась по отношению к нашей вооруженной силе, и те реформы, которые теперь проводятся, неизбежно и неуклонно приведут к развалу нашей вооруженной силы и вызовут те же самые явления, как и в Балтийском флоте“. Я указал, что у меня во флоте не так благополучно, как кажется».