– Не угадывала. Просто увидела на обходе.
   – Что - что ты увидела? - даже подался через стол молодой хирург.
   – Человек Вы очень хороший. Вокруг Вас, как это правильно, аура аж светится. Я таких мало видела…
   – Спасибо за комплимент, - засмущался врач, но у нас здесь вот так…подхваливать нельзя. И всё равно, постарайся меньше суетится и больше отдыхать. Узнает наше руководство… Я ещё с Верой Ивановной переговорю.
   А скажите, у этой нашей…, ну, из палаты Даниловны. У которой дочку… Она. что, и вправду из-за болезни не сможет никого народить?
   – Родить, Алёнушка, родить, - поправил Андрей. - Видимо, да. Мы здесь как будто анализы проводим, какое- то лечение, потом в область отправим, потом в республику. Может, пока окончательный диагноз придётся говорить, другая рана зарубцуется. Но это между нами, да?
   – Да. А можно мне к Вам на операцию?
   – Не боишься? У нас многие ребята в обморок бухались. А ты, вот, - он показал на записи в истории болезни - получается и без этого можешь сознание потерять.
   – Да не боюсь я!
   – Ну, посмотрим, как себя будешь вести!
   – Ух, как буду!
   – Да шучу, я девочка, шучу. Конечно нельзя. Как ты должна понимать, не детское это дело.
   В коридоре её ждала медленно, но уже без помощников передвигающаяся Даниловна.
   – Что хотел Андрей? - поинтересовалась старуха. Она внимательно выслушала краткое изложение беседы. - Я ему покажу " не детское дело"! - пообещала девушка.
   – Ну, не хорохорься. А про нашу палату ничего не спрашивал?
   – Нет… Совсем нет, - вспоминала Алёна.
   – Ну и хорошо. Давай вот что. Пройдём наших лекарей, а потом ты выведешь меня на двор. Лучше, пока ещё, вывезешь, а там уже и погуляем.
   В лаборатории девушку встретили хмуро, хотя она и не была виновата в случившемся. Впервые за длительный период существования этого подразделения районной больницу пропали анализы крови. Не исписанный листок, - сама кровь. И даже не пробирки с кровью, нет. Они стояли в контейнере, как положено подписанные. Но без крови. Чтобы это значило и в чём тут суть чьего - то злодейского умысла, понять не могли. Ну, не попивали девчата так много, чтобы забыть взять у больной кровь и запечатать пустые пробирки. В конце концов на причины происшедшего махнули рукой и решили взять анализ повторно.
   После обеда, до наступления тихого часа Алёна вывела Даниловну на двор, и они посидели на скамейке, наслаждаясь теплом и свежим воздухом.
   – Как у меня в лесу сейчас хорошо, - вздохнула старуха.
   – У нас в деревне тоже. Но в лесу, согласна. У меня на полянке сейчас, наверное, мои знакомцы удивляются, почему не прихожу. Я ведь стараюсь почаще. Если нет больных, то долго не засиживаюсь, принесу какого-нибудь гостинца - и назад. Это когда мама в грибы отпускает, то корзинку быстро наберу, а потом и побыть с ними можно.
   – Любишь зверей?
   – Ужасно! То есть очень. Всяких. И знаете, они на этой полянке, вроде как договорились. Никто ни за кем не гоняется, никто никого не хочет съесть. Однажды сижу, балуюсь с детками ихними, вдруг бельчата по дереву шусь - и нет их. А остальные, которые по деревьям не лазят за мою спину спрятались. Смотрю, а из кустов, которые возле поляны - вовк.
   Здоровый, и такой, аж с сединой. Матёрый, да? Вышел и на меня смотрит. А я аж обмерла. А он посмотрел, посмотрел, потом лёг и на меня дальше смотрит. Я поднялась, глядь, а у волчины на задней лапе здоровенный капканище. Я таких и не видела. Подошла поближе. Он смотрит мне прямо в глаза, они карие и такие…ну, несчастные что-ли. Больно ему, а пожалиться не может. Гордый. А присела прямо возле него, капкан разглядываю, а он так отвернулся, вроде бы ему ничего не надо, а я если уж очень хочу, то могу ему помочь. Гордый! Я к лапе только притронулась, а у него аж дрожь по коже, так больно. Но терпит. "Нет, думаю, так не пойдёт, надо боль убирать". Это когда кому очень больно, я забираю боль в себя. Она через меня уходит. Правда, терпеть надо. Но я терпеливая. Вот положила я руки на лапу, а боль такая, что аж зажмурилась. Ведомо дело - кость раздроблена и гной уже по всей лапе. Ну, сижу, терплю, плачу тихонько. Так терпеть легче, когда плачешь. А волк как всё понял - повернулся ко мне мордой и прямо в глаза по слезам и лизнул. Ну, потом нашла я ветку потолще, разжала эти железки, высвободила лапу, перевязала. Я с собой обязательно бинта беру. У этих зверушек обязательно что-нибудь случается. Вот… А потом ему говорю: " Одним разом не обойдешься. Тут надо недельку полечиться. Ты лапу свою пока сильно не загружай, и приходи завтра. Только чур, на полянке никого не трогать. Уговор?" он, конечно, ничего не ответил, ушёл, даже хвостом не помахал типа "Спасибо". А назавтра пришёл. И послезавтра тоже. За неделю вылечила. И понимал. Когда я им занималась, эти мои зайчата к нему чуть не вплотную подбирались. Любопытные. А он только покосится на эту мелюзгу и отворачивается. Ах, какой он красивый, когда здоровый. Пришёл прощаться, солидный такой, уши торчком, голову держит важно. Но когда я его обняла на прощание, опять меня, как наш Дружок, лизнул и зник.
   – Ты очень любишь зверей, девонька. А людей?
   – Людей я тоже люблю. Но их есть кому лечить. Я вот вырасту, хочу тоже их лечить. Врачом стану.
   – Но ты уже их можешь лечить? Правда? Правда!
   Алёна хотела что-то ответить, но встретила взгляд бездонно-чёрных глаз старухи и осеклась.
   – Ты будешь и сможешь лечить людей, внучечка. Уже сейчас. А я тебе помогу. Ведь люди, они лучше зверей. Хотя в каждом и сидит какая-то зверюшка. Они очень разные, люди-то, но в большинстве своём - лучше, правда?
   – Не знаю… Наверное. Но я всё равно не так их люблю. Нет, маму, братиков, отца, конечно… А других…
   – У тебя всё впереди, Алёнушка. Встретишься ты и с любовью, и с добротой, и с предательством, и с подлостью людской. Чувствую. И я много смогу тебе подсказать. Если успею, конечно.
   – Я не знаю, я здесь, наверное, недолго буду, - по-своему поняла девушка последнюю фразу. - Может, пойдём? А то заругают.
   – Со мной не заругают. Но ты права, пойдём.
   Девушек в палате уже сморило сном. Вспомнив слова Даниловны о зверюшках в людях, Алёна повнимательней присмотрелась к соседкам. Действительно, рыженькая востроносенькая Светлана была похожа на лисёнка, а толстенькая Тома - на маленького сурка. Надо помочь, - решила девушка и присела вначале возле "лисички"…

Глава 4

   – Умаялась, помощница. Но всё равно будить надо. Просыпайся, девочка. Вечерние процедуры, ужин. Потом доспишь, ночью.
   Добрый голос санитарки вернул Алёну к действительности. Но сразу встать она не смогла, приподнялась и тут же вновь откинулась на подушку.
   – Да что же это с тобой, милочка моя? На тебе лица нет! И бледненькая какая! Плохо тебе? Побегу за врачом. И не слушая возражений, испуганная "тётя Мария" кинулась за врачом.
   Веру Ивановну уже сменил Карл Петрович (сокращенно среди больных детей - " Карапет"). Низенький, рано лысеющий и обострённо болезненно к этому относящийся, жёлчный с персоналом и неразговорчивый с больными, он держался в больнице за счёт высочайшего профессионализма. Быстро послушав девушку и измерив ей давление, он буркнул: "Истощение", и обратившись к санитарке, добавил:
   – Мне говорила Тимошенко, что у нас здесь о-о-очень трудолюбивая девушка поступила. Запомните, - она больная. Если увижу её работающей за вас, - накажу. Обоих. Полюбуйтесь на результат! Немедленно капельницу! - это он уже медсестре, когда санитарка выскочила прочь.
   – А ты, девушка, запомни. Ты здесь лечишься. Будешь маяться дурью - поставлю вопрос о выписке. - Увидев в васильковых глазах слёзы незаслуженной обиды, он вдруг, впервые за многие годы, дрогнул и виновато - сдавленным тоном пояснил. - В твоих же интересах. Разве можно вот так доводить себя? Школа скоро, быстренько поправляться надо, сил набираться, а ты вместо этого что с собой делаешь? Дождавшись капельницы и предписав персоналу немедленно сообщить ему, "если что", "Карапет" быстрым шагом направился в ординаторскую, где взялся за тоненькую пока историю болезни новой пациентки.
   А к девушке, пыхтя и отдуваясь уже прибыла Даниловна.
   – Что внучечка так вдруг?
   – Ай, не вдруг это. Я попробовала после нашего разговора. Вы только не говорите им, - понизила голос Алёна. Вот много сил и ушло. У меня такое бывало, но не так. Просто голова кружилась, когда сильно, ну… много… занимаешься, - подыскивала слова девушка. Ну, как с тем волком. Тогда тоже кружилась. Потом проходит. Надо только…
   – К солнышку? А луну не пробовала?
   – Не-е. Я ведь ночью не занимаюсь этим. Разве когда братика от зубной боли какой. А потом ночь поспишь - и всё проходит. А тут нет. И вообще всё как-то странно…
   – Выйдем, расскажешь.
   – Врач строгий. Наверное, не даст и встать.
   – Карлуша? Ты лежи, пока не докапает, а я скоро приду.
   – Ишь как Даниловна с тобой носится! Почему?
   – Не знаю. Я ей помогла… ходить. Я ты её знаешь?
   – Здесь рассказали. Знаменитость районного масштаба, - иронически ухмыльнулась Светлана - лисичка. - Она у нас местный Касьян, - повставляла в своё время диски всем страждущим. В том числе и врачам, и начальству. Говорят, некоторые даже из столицы специально приезжали. Теперь вот, сама лечится. Но наши костоломы её уважают.
   – Почему костоломы?
   – Ай, что они могут!
   – Зачем ты так. Вот ты же и Тома вылечились.
   – Я? Мы? Вылечились? Да с чего ты взяла? Тамара, ты слышала этот бред?
   – Не бред! У вас больше никогда не будет этих приступов. Никогда!
   – Нашла чем шутить! Если бы не эта капельница, я бы тебе…
   – Постой- постой, - более рассудительная толстушка присела на край Алёниной койки.
   – Алёна, ты что такое говоришь? Если не прикалываешься, то откуда узнала?
   – Мне Даниловна по секрету сказала. А она видит, - соврала девушка. - Только она не хочет, чтобы к ней приставали. А я вот, проболталась.
   – Дай Бог, если правда. Дай Бог! - вздохнула Тамара. - Ну, недолго и ждать-то, - добавила она. Товарки по несчастью переглянулись. Они знали, что вскоре каждую из них должно "хватануть". Вот только когда?
   – А я сейчас же и проверю - решилась Светлана. - У меня вот от этого всё время хватает. Когда мэталл. Мне запрещают, но одна кассетка есть. - Она достала плэйер, наладила, посмотрела на Алёну.
   – Вот капельница кончится и испытаем, а? Чтобы, если неправда, помогала.
   Когда процедура закончилась, и девчата опять остались одни, Светлана решилась. Некоторое время она настороженно прислушивалась. От ожидания приступа её бледное лицо напряглось, ещё больше побледнели и поджались губы, поперёк лобика, прикрытого рыжей чёлкой, прорезалась складочка. Но ничего не происходило, и девушка вначале начала просто качаться в неслышимый соседкам такт музыки, затем вскочила с кровати и бросилась в танец. В конце концов, Светлана, запыхавшись, рассмеялась и плашмя бухнулась на койку.
   – Спасибо, Даниловна! - крикнула она входящей в палату старухе.
   – Это за что же? - изумилась та.
   – Ладно, не надо. Алёна всё разболтала. Но я…то есть мы будем молчать как рыбки. А это надолго?
   – Я так и думала, - укоризненно покачала головой Ростова, глядя на Алёну.
   – Ну, это она случайно проговорилась, когда мы начали врачей ругать. Это надолго?
   – Что " это"?
   – Ну, выздоровление.
   – Ах, выздоровление! Пока не начнешь пить и курить.
   – Не начну. Мне и раньше нельзя было, да и зачем? Хочу танцевать! Хочу бегать и прыгать! Плавать хочу, у нас речка, знаешь какая! Машину водить хочу- мой отец купил! Так что пить и курить, - не грозит! Ого-го, чего я теперь натворю!
   – Твою бы энергию, да в мирных целях. Правильно говорится, что бодливой корове Бог рог не даёт. И всё это ты врешь, девонька. Первым делом ты сведешь с ума всех кавалеров, которые раньше от тебя бегали, правда?
   – Не без этого, Даниловна. Но за твоё здоровье буду молиться.
   – Ладно - ладно, Рыжик. Ну что, пойдём немного пройдёмся. Карлуша разрешил, - обратилась она к улыбающейся Алёне. Только оденься чуть потеплей, вечера уже прохладные.
   Они устроились на той же скамейке. Больница, как водится, стояла на отшибе райцентра. И без того нешумный городок сейчас, ближе к вечеру, замирал. Это потом, в темноте вырвутся из дверей дискотеки и из окон автомобилей грохочущие ритмы. А сейчас, в тишине только несколько птах цвенькали свои немудрёные мелодии. Солнце садилось за лес, разливая по облакам розовый тягучий крем.
   – Посмотри на него, - предложила вдруг старуха.
   – Да, красиво. Такое большое, доброе…
   – Нет, ты посмотри на него подольше. Попей его.
   – Попить?! - удивилась девушка, но тут же замолчала. Она почувствовала, как по телу разливается тёплая сила. И начала действительно "пить" глазами лучи вечернего солнца. Поначалу мелкими глоточками, пуская в себя через сетчатку мелкие порции энергии. Затем, осмелев, начала делать всё большие и большие глотки.
   – Ну, будет, будет, на первый раз, - улыбалась Даниловна, загородив девушке солнце своей мозолистой ладонью. - Нельзя же так. Знаешь, что бывает, когда с непривычки объешься незнакомым блюдом.
   – Понос, - с детской непосредственностью ответила Алёна.
   – Вот именно, - рассмеялась старая целительница. А какой от этого "понос" мне неизвестно. Но лучше и не рисковать, правда?
   – Правда, а что это такое? - тут же заинтересовалась девушка.
   – Ты лечила или как ты раньше говорила "жалела" своих соседок? Как это было? Рассказывай, а я тебе потом отвечу.
   – Когда я пришла, мне их так стало жалко, начала девушка.
   Старуха, закрыв глаза, словно наяву представляла происшедшее.
   Сев напротив "Лисички" Алёна решила погладить её привычным жестом, но испугалась, что разбудит. Остановив руки у лица спящей, она решила представить, что гладит. Руки словно сами потянулись к вискам.
   – Потом как туман светящийся возле них появился, - продолжала девушка свой рассказ. Она рассказала, как почувствовала боль, когда этот "туман" прикоснулся к голове Светланы.
   – Как током ударило.
   – Тебя било током?
   – А, в детстве. Отец розетку менял, провода оставил, а сам пошёл за не помню чем. Ну, я конечно и полюбопытствовала.
   – Хорошо, продолжай, внучечка.
   Алёна рассказала о том, что перетерпела боль, что она начала утихать, а потом и свечение пропало. А она уже знала, что вылечила Светлану и на радостях тут же перебралась к Сурчёнку.
   – К кому?
   – Ну, к Тамаре, - сконфузилась девушка.
   – Метко. Похоже. Продолжай.
   Со второй больной так быстро и просто не получилось. Была более сильной боль, а главное, начала кружиться голова. Алёна заставила себя собраться и вдруг увидела голову спящей "как бы насквозь". Точнее, как какую-то светящуюся картину. Вот, здоровые клеточки светились весело, розовым светом, больные, - жалобным, голубеньким. А ещё были черные разрывы, ну, как в сети рыбацкой дыры, когда большая рыба или бобер какой порвёт. Вот эти, больные клетки, когда она их своим светом гладила, отдавали боль и становились тоже розовыми. А сложнее всего было вот эти дыры залатать.
   – Их, оказывается, надо, не как сетку, а как носок латать. Лучик на лучик, лучик на лучик. Аккуратненько. Оно больно, больно, потом - рраз, - и готово. И прорехи нет, и всё розовым светится. А потом, чуть до своей кровати дошла, упала и уснула. Тётя Мария меня разбудила, а я встать не могла. Она позвала врача, этого, Вашего "Карлушу", а он и на меня и на неё наругался. Вот и всё - вздохнула Алёна.
   – А как ты себя сейчас чувствуешь?
   – Хорошо. Правда, очень хорошо.
   – Тогда пошли, внучечка, внутрь.
   – Вы обещали рассказать…
   – Всё, всё расскажу. После отбоя. А пока тебя ещё наш Карлуша посмотрит.
   "Карапет" действительно ещё раз осмотрел девушку - проверил давление, пульс, заглянул в глаза, послушал сердце. Попросил поприседать. Вновь проделал те же процедуры.
   – Приходится верить, - вздохнул он. Предписав хорошенько ночью отоспаться, доктор пожелал спокойной ночи и вновь вернулся в ординаторскую. А после отхода больных ко сну поднялся на этаж выше - к дежурившему во взрослом известном нам отделении пожилому врачу.
   – Посоветоваться хочу. Чего-то я не понимаю, Сергей Витальевич - отрывисто произнёс он после взаимных приветствий. - Вот, девчонка у меня, - протянул он историю болезни.
   – А, эта, с которой наша знаменитость стакнулась, - заглянул в записи пожилой. - Как же, как же. Наслышан. Сегодня просила у Андрея разрешения побывать на операции.
   – Какие там операции! Вечером серьёзнейший упадок сил. Вот записи. Пульс, температура, давление. Прокапали… По настойчивой просьбе Даниловны разрешил после этого прогулку. И вот, что получилось. Как по - Вашему это понимать? И как относится?
   – Наша Ростова уже было совсем ласты склеила. Сдалась. Сама понимала, чем больна. В онкологию категорически отказывалась. Так, поддерживающие процедуры. Потом вот такой всплеск, вот такая за два дня динамика - Сергей Витальевич показал историю болезни Даниловны. - А теперь оказывается, что они вот так друг на друга положительно влияют?
   – Сдаётся мне, не только друг на друга. Что-то соседки её были какие- то необычно оживлённые - припомнил "Карапет".
   – Насколько я знаю Даниловну, сейчас они вместе в одной из палат. Давайте тихонько проверим, а?
   Они крадучись, мимо спящей медсестры, подошли к палате подопечных Андрея и посмотрели сквозь стекло. Комната освещалась каким- то странным свечением. Из освещенного коридора рассмотреть что - либо более подробно было сложно и Карл Петрович уже потянулся к ручке двери, но старший товарищ перехватил его руку и, приложив палец к губам, потянул его назад в ординаторскую.
   – Что это значит? - резко возмутился детский врач.
   – Это значит… Боюсь сглазить… Это значит, что у нас начинаются чудеса. Нашла таки Даниловна. Дожила. Вы просто здесь не так давно, не в курсе. Точнее, не совсем в курсе. Даниловна знаменитый на всю страну костоправ. И травник. Хотя и в прошлом. Но у неё ещё была и дочь. Та была целительницей. Волшебницей, если хотите. Излечивала всё.
   – Ну, положим, всё вылечить невозможно, - вдруг напрягся Карл.
   – Я оговорился. Не излечивала. Исцеляла. Констатируем врожденные травмы, какое там травмы - врожденное отсутствие чего - либо. отвозят ребёнка к ней, через недельку - получите здоровенького.
   – А… со зрением, к примеру?
   – Это она запросто. слепых, глухих. хромых всяких на нервной почве. Вот там, если руку ногу оторвало, - не знаю, уверять не могу. Ходили разговоры, но… это уже фантастика.
   – И что с ней?
   – Какая-то очень тёмная и неприятная история. Пропала. Даниловна клялась - божилась, что дочь в пожаре сгорела. Дом у них в лесу был, лесным пожаром и прихватило. Но никаких следов не нашли. Ни косточки. Подозревали, что подалась на заработки.
   – Ну, с такими способностями чего скрывать - то?
   – Не было у неё медицинского образования. Да и среднего, по - моему не было. Поэтому по тем временам за такое лечение загреметь можно было крепко. Кроме того, - понизил голос рассказчик - она лечила, не только деток. О-о-очень большие люди приезжали. А после её лечения ещё один эффект проявлялся - лет по двадцать со счетов списывалось. То есть была она ещё и носительницей некоторых государственных секретов. И не заперли её в какоё золоченой клетке толь ко потому, что она заявляла: " Могу только здесь, в этом лесу. Уйду отсюда - вся эта сила пропадёт". Пришлось мириться. Для того, чтобы никто из врагов ей вреда не учинил, организовали охрану. Да что охрана, когда огонь стеной шёл. В общем, не стало её. Были там ещё какие-то странности, но не знаю, не знаю. А Даниловна с тех пор и сдавать начала… И вот теперь, видите - воспрянула. Нашла, значит, преемницу. Вот сейчас та и творит чудеса. Уже кого-то исцеляет. На той койке, где светилось, лежит… тааак… что же, давайте завтра вместе посмотрим. И у вас она уже кого-то исцелила. Или обоих.
   – С чего Вы взяли?
   – Говорили, что та, её почти также - Алесей звали, после своих… сеансов никакая была. Отлёживалась. И у этой вы упадок сил зафиксировали.
   – Можно, я закурю, - поинтересовался вдруг педиатр и потянулся к сигаретам Сергея Витальевича.
   – Вы же не курите! - всплеснул руками коллега. - Да и не волнуйтесь Вы так, всё будет хорошо. Даниловна никогда никому зла не причинила и этого не допустит.
   – Спасибо. Чтобы у Вас не надымить, я на лестнице. И вообще, к себе пора.
   – Ну, спокойного дежурства. Что особенное увидите, шум не поднимайте, лучше мне сообщите.
   – Договорились.
   Детский врач, нервно, большими затяжками перекурив на пожарной лестнице, вернулся в своё отделение и заглянул в палату новой кудесницы. Две девушки крепко спали, кровать Алёны была пуста.
   Дежурный вернулся в ординаторскую и, ожидая возвращения пациентки, стал вчитываться в истории болезней её соседок. Затем он долго смотрел в окно, на луну и звёзды.
   – Дай-то Бог, - прошептал он, и когда в коридоре раздались осторожные шаги, не вышел из кабинета.
   Утром всё-таки пошёл, пошёл шепоток, что Даниловна опять взялась "за своё". Даже не "за своё", а за дочково. Излечила, или ещё излечивает всех в своей палате и мимоходом - трёх "припадочных" - в детской. Оба врача остались на утренний обход - посмотреть, что получилось.
   Ведущая палаты девчат Вера Ивановна нашла всех девочек в добром здравии. Запомнившая дочкины привычки Даниловна ночью, после сеанса, подвела Алёну к луне и научила ёё пить лунный свет - также, как до этого - лучи заходящего солнца. Они потом долго шептались, и девушка набиралась сил. Поэтому обход юная целительница встретила бодрой и здоровой, лишь слегка не выспавшейся. Но к этому ей было не привыкать.
   Палату "старухи Ростовой" вёл и сегодня проводил осмотр заведующий отделением. Как и ветеран Сергей Витальевич, заведующий был тёртый калач. Внимательно выслушав мнение больных о своём самочувствии, он поначалу настороженно воспринял их радостное, какое-то предпраздничное настроение, затем, после традиционных пульса, давления и прочих обрядов, тоже заулыбался.
   – Молодцы, девчата, молодцы.
   В ординаторской старый врач предложил заведующему отложить направление на операцию Сергеенко, повторить ей томографию и вообще всех их направить на повторное обследование. На высоко поднятые брови заведующего кратко рассказал о случившемся.
   – Вы же понимаете, с кем это согласовано. Все показания есть. Там не так просто было добиться. Очередь… Что я главврачу, эту притчу расскажу?
   – Я расскажу, если хотите.
   – Нет уж, увольте. Лучше вот что… Сейчас, немедленно Сергеенко на повторную томографию. Если будет надо - на резонансную. Договоримся. Но - без отмен. Пока. Если что эээ изменилось - пусть разбираются у себя. У Китченко что прежде всего можно проверить? Сахар и давление. Займитесь. Пусть по сахару - экспресс анализ. Потом будем думать дальше.
   Вера Ивановна тоже осталась довольно состоянием девочек. Правда, то временное ухудшение у новой пациентки несколько насторожило, но затем, по записям дежурного все показатели улучшились, стабилизировались и сейчас были только немного ниже нормы. С утра, со сна бывает.
   – Я бы хотел поговорить с Вами, - начал Карл Петрович. - Эта девочка… видимо обладает некими… необычными возможностями. Вот и вчера они с Даниловной…
   – Старуха давно ищет себе наследницу. Дай Бог, чтобы нашла. Но не преувеличивайте. Она замечательный костоправ, по позвонкам и дискам была просто уникум. В отличии от Касьяна вставляла диски аккуратно, без тряски и дёрганий. Если передаст девочке свои способности, нашим радикулитчикам очень повезёт.
   – Нет, Вера Ивановна, есть подозрения, что она… они вылечили, или пытались вылечить соседок по палате.
   – Это не её специализация. Да и сами знаете, как излечивается такое заболевание. Хотя, вид у них сегодня торжествующий. Хорошо, посмотрим. Как часты у них приступы?
   – Ночью и сегодня утром не было.
   – Это не показатель. Подождём. Пока лечение - прежнее. И ещё вот что. Лаборатория чудит. До сих пор анализа крови не сделали. Проследите лично.
   Так что первый опыт Алёны не вызвал ненужного ажиотажа. После она кинулась, было, на помощь санитаркам, но те испуганно зашикали и замахали руками. Карапет чуть ли не за руку сводил её на уже становившуюся традиционной процедуру взятия крови, а после завтрака девушка закончила поход по "необязательным" врачам типа окулиста, стоматолога и кое - кого ещё.
   Затем они с Даниловной сидели на излюбленной ими лавочке и девушка осторожно, совсем маленькими порциями пила дневные, более яркие и более насыщенные лучи солнца.
   – Ах, как хорошо! Спасибо, что научили! Это что, я теперь могу вообще не есть?
   – Думаю, есть придётся. Всё-таки тебе ещё расти надо. Поправляться. Вон худоба какая. А на одном солнышке не вытянешь.
   – Скажите, а ваша дочка тоже вот так могла?
   – Могла. Но не сразу. Она уже постарше тебя была, когда всё проявилось. - Ростова замолчала. Было видно, что ей тяжело вспоминать о дочери.
   – Мамочка! - прервала молчание Алёна и бросилась к началу аллейки, где появилась щупленькая фигурка матери и обоих братцев.

Глава 5

   – У тебя мать очень хорошая. Добрая. Я наблюдала. Только какая - то… несчастная она. Тень на ней нехорошая. Ты бы берегла её. Смотрела за ней больше. А как отец?
   – Он добрый. Пока не выпьет.
   – И сильно пьёт? Ну, ничего. Ты сможешь вылечить.
   – Правда?!