Процветание Милета, его интеллектуальный подъем и само существование были внезапно прерваны персами в 494 г. до н.э. Отнюдь не первый раз Милет оказался во враждебных отношениях с иранской державой. Столетием раньше он пострадал из-за столкновения с Алиаттом, четвертым царем Лидии, столицей которой являлись Сарды, – страны, находившейся в глубине Малой Азии, к востоку от ионийского, но сильно ориентализированного Эфеса. Алиатт выдал дочь замуж за высокопоставленного мидянина, желая заслужить его расположение (или подстраховаться) в то время, когда мидяне добились превосходства над своими родичами из Северного Ирана – персами. Но в 550-е гг. до н.э. полумидянин-полуперс по имени Кир (на греческий лад его имя произносилось «Кюрос») изменил ситуацию на противоположную. Это произошло в ходе мощнейшего катаклизма – Ближний Восток не видел подобного со времен взлета Ассирийской империи IX и VIII вв. до н.э. Претендовавший на происхождение от перса по имени Ахемен (имя опять-таки дается в греческой транскрипции) Кир основал Персидскую империю Ахеменидов – наиболее обширную и наиболее быстро созданную империю на Ближнем Востоке за всю историю Древнего мира.
Немногим более десяти лет потребовалось Киру на то, чтобы, сперва объединив Иран и взяв его под контроль, распространить свою власть до Эгеиды на западе (или по крайней мере достичь ее). Он подчинил не только Лидию (где прежде правил царь Крез, знаменитый своим богатством настолько, что оно вошло в поговорку), но постепенно завладел и Ионией, и другими азиатскими греческими территориями. В 539 г. до н.э. Кир прибавил к ним Вавилонию (Северный Ирак), а затем двинулся дальше, на северо-восток, в Центральную Азию. В конечном итоге в основу империи оказалась положена система сатрапий, управлявшихся лицами, которые назначались из центра; всего их насчитывалось не менее двадцати. К 500 г. до н.э. империя протянулась от Египта и севера материковой Греции на западе до северо-запада Индии на востоке.
Основатель империи Кир встретил смерть, сражаясь с центральноазиатским племенем массагетов в 530 или 529 г. до н.э. Ему наследовал сын Камбиз, вскоре, в 525 г. до н.э., присоединивший к персидским владениям Египет. Однако правление Камбиза оборвалось (или было оборвано) всего через три года. Причиной стало либо убийство, либо суицид. Последовал период междуцарствия и узурпации, и многие народы, покоренные совсем недавно и слишком быстро, воспользовались открывшейся возможностью и попытались обрести независимость. Но им пришлось претерпеть новое унижение, пусть и не столь тяжкое: их попытки подавил твердой рукой дальний родственник Камбиза по имени Дарий. Последний сделал ловкий ход, женившись на дочери Камбиза Атоссе, и сохранил хотя бы видимость преемственности власти, оставшейся, таким образом, в руках потомков Ахеменидов.
К 520 г. до н.э. Дарий восстановил порядок в Персидской империи и значительно расширил ее – во многом благодаря мудрому водительству главы зороастрийского пантеона, бога света Ахура-Мазда. Дарий неустанно (и с гордостью) заявлял об этом во множестве текстов, распространявшихся в его владениях. Самая впечатляющая надпись (в которой он принижает себя более всего) находится в Бехистуне; она высечена на скале подле дороги, соединявшей Персию с древней мидийской столицей Экбатаны (Хамадан), и выполнена на трех языках: древнеперсидском, местном эламском и вавилонском. Для удобства тех, кто вообще не умел читать, – и тех, кому не хватило бы времени лезть на скалу (иными словами, для всеобщего удобства), – надпись дополнили серией массивных рельефов, изображающих торжествующего Дария в буквальном смысле под знаком Ахура-Мазды, у которого униженно просит пощады дюжина бунтовщиков – царей и вождей.
Среди этих побежденных не было ни одного грека, поскольку в конце 520-х гг. до н.э. греческие подданные Дария предпочитали не вмешиваться в гущу событий и вести себя тихо вне зависимости от того, какие чувства они испытывали, оказавшись под властью чужой империи. Однако через двадцать лет они предпочли принципиально иной выбор: население побережья Эгейского моря и Кипра также взбунтовалось. Это восстание обычно именуют Ионийским, но в действительности греки-эолийцы и дорийцы участвовали в нем наравне с греками и финикийцами, обитателями Кипра. Геродот негодует по поводу восстания вслед за Дельфийским оракулом (пусть и описывая события далекого прошлого):
Но сделанное не удовлетворило Дария. Устроив настоящую демонстрацию религиозной мстительности и нетерпимости (случай нетипичный, но не единственный), он приказал уничтожить главное святилище Милета, находившееся в Дидимах и посвященное Аполлону, покровителю города. Важнейшая функция его (как и святилища Аполлона в Дельфах) состояла в том, что в этом месте можно было получить совет оракула. Дидимы лежали более чем в двадцати километрах к югу от Милета, однако с городом их связывала Священная дорога – так же, как Элевсин соединяла с Афинами наиболее знаменитая из таких дорог для религиозных процессий. С 600 г. до н.э., когда патронат над ним взяли египетские фараоны, Дидимы обогатились благодаря множеству дорогих (и подчас весьма дорогих) даров, в том числе золотых предметов, поднесенных лидийским царем Крезом, чье внимание к храму умело привлекала знатная жреческая фамилия, известная как Бранхиды, или потомки Бранха. Первое святилище на этом месте датируется еще VIII столетием до н.э., однако в 550-х гг. до н.э. Бранхиды смогли возвести здесь храм с ионическим ордером, по большей части гипетральный (под открытым небом), размером примерно 85 Ч 35 м, включая двойную окружавшую его колоннаду из более чем ста колонн, каждая из которых имела тридцать шесть каннелюр. В 494 г. до н.э. это величественное, даже, можно сказать, помпезное сооружение прекратило свое существование, будучи разрушено персами, а самих Бранхидов переселили в Бактрию (на территории нынешнего Афганистана).
Не только людей постигала подобная участь. Как это вообще нередко делалось в древних империях Среднего Востока, в глубь персидской державы были перемещены в качестве военных трофеев и многие предметы. Чрезвычайно показательным трофеем подобного рода является простая массивная (весом в 93,7 килограмма) бронзовая гиря в форме астрагала (бабки) с вделанной в нее ручкой и надписью сверху. Можно только посочувствовать вьючным животным, которым пришлось тащить повозки с этим чудовищно тяжелым грузом на акрополь Суз в Южном Иране (главный административный центр Персии в эпоху Дария), где его случайно обнаружили много столетий спустя.
Милет, подобно другим выбранным нами для изложения городам (например, Фивам, см. девятую главу), достаточно быстро сумел восстановиться после учиненного над ним жестокого погрома. Во второй половине V в. до н.э. обновленный город стал играть важную роль (подчас оказываясь причиной раздора) в истории Афинской империи и в отношениях между Спартой и Афинами. Однако наиболее знаменитым (в хорошем или плохом смысле) человеком, родившимся в этот период в Милете, была Аспасия, хотя имя себе она сделала, переехав на постоянное жительство в Афины и став сначала партнером (не любовницей) Перикла, а затем другого видного деятеля афинской демократии, Лисикла. И не вина Аспасии, что ее ославили как распутницу и содержательницу публичного дома, каковой ее изобразил в карикатурном виде Аристофан.
Глава 5
Из «Восточной Греции» мы переместимся на запад – «золотой запад», каким он виделся многим в Древней Греции. Он простирался от Сицилии через Мессинский пролив к югу Италии (Magna Graecia – «Великая Греция» по-латински), югу Франции и восточному побережью Испании. Земли вдоль этого маршрута, который одним известен как Midi[26], другим – как побережье Прованса (от латинского provincia, поскольку это была провинция Римской империи Gallia Narbonensis, названная по имени своего главного города Narbo, нынешнего Нарбонна – Narbonne), казались греческим морякам, торговцам и потенциальным колонистам конца VII в. до н.э. девственным краем, созревшим для эксплуатации. Действительно, финикийцы из Ливана (прежде всего Тира и Сидона) прошли здесь несколькими столетиями ранее и оставили память о себе, в том числе, как мы вскоре увидим, и в топонимах. Другими посетителями здешних мест были этруски (с территории современной Тосканы). Но по какой-то причине ни те ни другие не остались здесь на постоянное жительство. Финикийцы же двинулись дальше, в Испанию и основали такие города, как Малага и Кадис. По мере своего продвижения они создали цепочку поселений на берегах Южного Средиземноморья, самыми крупными из которых стали Утика и Карфаген. Те поддерживали постоянные контакты с целой группой постоянно функционировавших форпостов – таких как Мотия и Панорм (позднее Палермо) на восточной оконечности острова Сицилия.
Тот факт, что ряд городов и поселений прибрежных районов Прованса был основан греками, выдают уже их названия: Антиб вначале назывался Антиполисом – «городом, лежащим напротив», а Ницца именовалась Никеей в честь греческой богини победы Ники. Но наибольший интерес представлял (и представляет) самый крупный из них – Марсель, первоначальное название которого, Массалия, не греческое, а финикийское, и означает всего-навсего «поселение». Около 600 г. до н.э. – как раз тогда, когда в Милете столь плодотворно работал Фалес, – группа греков из Фокеи (области в той самой Ионии, крупнейшим городом которой был Милет) решила обосноваться здесь навсегда. Это решение положило начало истории Марселя, и отчасти по «шовинистическим» причинам (ведь именно массалиот Пифей, один из полудюжины величайших исследователей земного шара, впервые – около 300 г. до н.э. – нанес на карту Британию), отчасти по веским историографическим основаниям я выбрал Массалию, чтобы представить читателю «западных греков». (Второй город, выбранный мной для этой цели, – Сиракузы.)
Значительно позже литературные источники зафиксировали красочный рассказ о смешанном браке между греками из Фокеи (современное поселение Фока в Западной Турции) и представителями местного кельтского племени лигуров. Главную роль здесь сыграл союз ойкиста (основателя) Протиса (или Эвксена) с лигурийской царевной по имени Гиптис (или Пета), дочерью царя Нанна. Это мифическое повествование – так же, как и, например, миф об основании Мегар Гиблейских на Сицилии, – использовалось, чтобы представить греческую колонизацию как нечто «солнечное» и счастливое, как историю добровольного и плодотворного сотрудничества между гостеприимным местным населением и пришельцами-греками, с уважением относящимися к нему. В противоположность ей можно упомянуть неприглядные события в Таренте (Таранто), где греческим переселенцам, прибывшим из Спарты примерно в 700 г. до н.э., пришлось сражаться за свой новый дом с местными жителями, япигами; бои продолжались снова и снова, и грекам довелось пролить немало крови и не раз пожалеть о случившемся. Но насколько легенда об основании Массалии соответствует действительности – имя ойкиста передано в разных источниках по-разному, а упоминание о романтических чувствах было, разумеется, привнесено в описание династического брака, заключенного с дипломатической целью, позднее, с целью приукрасить его, – это другой вопрос, на который невозможно ответить.
Немногим более десяти лет потребовалось Киру на то, чтобы, сперва объединив Иран и взяв его под контроль, распространить свою власть до Эгеиды на западе (или по крайней мере достичь ее). Он подчинил не только Лидию (где прежде правил царь Крез, знаменитый своим богатством настолько, что оно вошло в поговорку), но постепенно завладел и Ионией, и другими азиатскими греческими территориями. В 539 г. до н.э. Кир прибавил к ним Вавилонию (Северный Ирак), а затем двинулся дальше, на северо-восток, в Центральную Азию. В конечном итоге в основу империи оказалась положена система сатрапий, управлявшихся лицами, которые назначались из центра; всего их насчитывалось не менее двадцати. К 500 г. до н.э. империя протянулась от Египта и севера материковой Греции на западе до северо-запада Индии на востоке.
Основатель империи Кир встретил смерть, сражаясь с центральноазиатским племенем массагетов в 530 или 529 г. до н.э. Ему наследовал сын Камбиз, вскоре, в 525 г. до н.э., присоединивший к персидским владениям Египет. Однако правление Камбиза оборвалось (или было оборвано) всего через три года. Причиной стало либо убийство, либо суицид. Последовал период междуцарствия и узурпации, и многие народы, покоренные совсем недавно и слишком быстро, воспользовались открывшейся возможностью и попытались обрести независимость. Но им пришлось претерпеть новое унижение, пусть и не столь тяжкое: их попытки подавил твердой рукой дальний родственник Камбиза по имени Дарий. Последний сделал ловкий ход, женившись на дочери Камбиза Атоссе, и сохранил хотя бы видимость преемственности власти, оставшейся, таким образом, в руках потомков Ахеменидов.
К 520 г. до н.э. Дарий восстановил порядок в Персидской империи и значительно расширил ее – во многом благодаря мудрому водительству главы зороастрийского пантеона, бога света Ахура-Мазда. Дарий неустанно (и с гордостью) заявлял об этом во множестве текстов, распространявшихся в его владениях. Самая впечатляющая надпись (в которой он принижает себя более всего) находится в Бехистуне; она высечена на скале подле дороги, соединявшей Персию с древней мидийской столицей Экбатаны (Хамадан), и выполнена на трех языках: древнеперсидском, местном эламском и вавилонском. Для удобства тех, кто вообще не умел читать, – и тех, кому не хватило бы времени лезть на скалу (иными словами, для всеобщего удобства), – надпись дополнили серией массивных рельефов, изображающих торжествующего Дария в буквальном смысле под знаком Ахура-Мазды, у которого униженно просит пощады дюжина бунтовщиков – царей и вождей.
Среди этих побежденных не было ни одного грека, поскольку в конце 520-х гг. до н.э. греческие подданные Дария предпочитали не вмешиваться в гущу событий и вести себя тихо вне зависимости от того, какие чувства они испытывали, оказавшись под властью чужой империи. Однако через двадцать лет они предпочли принципиально иной выбор: население побережья Эгейского моря и Кипра также взбунтовалось. Это восстание обычно именуют Ионийским, но в действительности греки-эолийцы и дорийцы участвовали в нем наравне с греками и финикийцами, обитателями Кипра. Геродот негодует по поводу восстания вслед за Дельфийским оракулом (пусть и описывая события далекого прошлого):
И все же Дарию потребовалось шесть сезонов кампаний (они проводились летом, с 499 по 494 г. до н.э. включительно), чтобы подавить и сокрушить мятежных греков. Конец наступил в результате крупного морского сражения неподалеку от островка Лада, находившегося (в те времена) близ Милета. Город-зачинщик, Милет, ожидало примерное наказание без каких бы то ни было послаблений. Дарий распорядился в буквальном смысле уничтожить его, а часть населения, оставшуюся в живых, перевести в Ампу, в устье реки Тигр. Для афинян – ионийцев, как и милетяне, – падение города стало трагедией в нескольких смыслах слова: один из первых трагических поэтов, чье имя дошло до нас – Фриних, – примерно в 493 г. до н.э. поставил на сцене трагедию «Взятие Милета». С ним поступили совершенно в духе демократии – оштрафовали на огромную сумму за то, что он слишком живо напомнил афинянам об их горестях.
В оное время и ты, о Милет, – зачинатель преступных деяний —
Многим во снедь ты пойдешь и даром станешь роскошным.
Многим тогда твои жены косматым ноги умоют.
Капище ж наше в Дидимах возьмут в попеченье другие[24].
Но сделанное не удовлетворило Дария. Устроив настоящую демонстрацию религиозной мстительности и нетерпимости (случай нетипичный, но не единственный), он приказал уничтожить главное святилище Милета, находившееся в Дидимах и посвященное Аполлону, покровителю города. Важнейшая функция его (как и святилища Аполлона в Дельфах) состояла в том, что в этом месте можно было получить совет оракула. Дидимы лежали более чем в двадцати километрах к югу от Милета, однако с городом их связывала Священная дорога – так же, как Элевсин соединяла с Афинами наиболее знаменитая из таких дорог для религиозных процессий. С 600 г. до н.э., когда патронат над ним взяли египетские фараоны, Дидимы обогатились благодаря множеству дорогих (и подчас весьма дорогих) даров, в том числе золотых предметов, поднесенных лидийским царем Крезом, чье внимание к храму умело привлекала знатная жреческая фамилия, известная как Бранхиды, или потомки Бранха. Первое святилище на этом месте датируется еще VIII столетием до н.э., однако в 550-х гг. до н.э. Бранхиды смогли возвести здесь храм с ионическим ордером, по большей части гипетральный (под открытым небом), размером примерно 85 Ч 35 м, включая двойную окружавшую его колоннаду из более чем ста колонн, каждая из которых имела тридцать шесть каннелюр. В 494 г. до н.э. это величественное, даже, можно сказать, помпезное сооружение прекратило свое существование, будучи разрушено персами, а самих Бранхидов переселили в Бактрию (на территории нынешнего Афганистана).
Не только людей постигала подобная участь. Как это вообще нередко делалось в древних империях Среднего Востока, в глубь персидской державы были перемещены в качестве военных трофеев и многие предметы. Чрезвычайно показательным трофеем подобного рода является простая массивная (весом в 93,7 килограмма) бронзовая гиря в форме астрагала (бабки) с вделанной в нее ручкой и надписью сверху. Можно только посочувствовать вьючным животным, которым пришлось тащить повозки с этим чудовищно тяжелым грузом на акрополь Суз в Южном Иране (главный административный центр Персии в эпоху Дария), где его случайно обнаружили много столетий спустя.
Милет, подобно другим выбранным нами для изложения городам (например, Фивам, см. девятую главу), достаточно быстро сумел восстановиться после учиненного над ним жестокого погрома. Во второй половине V в. до н.э. обновленный город стал играть важную роль (подчас оказываясь причиной раздора) в истории Афинской империи и в отношениях между Спартой и Афинами. Однако наиболее знаменитым (в хорошем или плохом смысле) человеком, родившимся в этот период в Милете, была Аспасия, хотя имя себе она сделала, переехав на постоянное жительство в Афины и став сначала партнером (не любовницей) Перикла, а затем другого видного деятеля афинской демократии, Лисикла. И не вина Аспасии, что ее ославили как распутницу и содержательницу публичного дома, каковой ее изобразил в карикатурном виде Аристофан.
Глава 5
Массалия
Образ правления, которого придерживаются массалиоты, – аристократический, и из всех аристократий массалиотская управляется лучше всего.
Страбон. География[25]
Из «Восточной Греции» мы переместимся на запад – «золотой запад», каким он виделся многим в Древней Греции. Он простирался от Сицилии через Мессинский пролив к югу Италии (Magna Graecia – «Великая Греция» по-латински), югу Франции и восточному побережью Испании. Земли вдоль этого маршрута, который одним известен как Midi[26], другим – как побережье Прованса (от латинского provincia, поскольку это была провинция Римской империи Gallia Narbonensis, названная по имени своего главного города Narbo, нынешнего Нарбонна – Narbonne), казались греческим морякам, торговцам и потенциальным колонистам конца VII в. до н.э. девственным краем, созревшим для эксплуатации. Действительно, финикийцы из Ливана (прежде всего Тира и Сидона) прошли здесь несколькими столетиями ранее и оставили память о себе, в том числе, как мы вскоре увидим, и в топонимах. Другими посетителями здешних мест были этруски (с территории современной Тосканы). Но по какой-то причине ни те ни другие не остались здесь на постоянное жительство. Финикийцы же двинулись дальше, в Испанию и основали такие города, как Малага и Кадис. По мере своего продвижения они создали цепочку поселений на берегах Южного Средиземноморья, самыми крупными из которых стали Утика и Карфаген. Те поддерживали постоянные контакты с целой группой постоянно функционировавших форпостов – таких как Мотия и Панорм (позднее Палермо) на восточной оконечности острова Сицилия.
Тот факт, что ряд городов и поселений прибрежных районов Прованса был основан греками, выдают уже их названия: Антиб вначале назывался Антиполисом – «городом, лежащим напротив», а Ницца именовалась Никеей в честь греческой богини победы Ники. Но наибольший интерес представлял (и представляет) самый крупный из них – Марсель, первоначальное название которого, Массалия, не греческое, а финикийское, и означает всего-навсего «поселение». Около 600 г. до н.э. – как раз тогда, когда в Милете столь плодотворно работал Фалес, – группа греков из Фокеи (области в той самой Ионии, крупнейшим городом которой был Милет) решила обосноваться здесь навсегда. Это решение положило начало истории Марселя, и отчасти по «шовинистическим» причинам (ведь именно массалиот Пифей, один из полудюжины величайших исследователей земного шара, впервые – около 300 г. до н.э. – нанес на карту Британию), отчасти по веским историографическим основаниям я выбрал Массалию, чтобы представить читателю «западных греков». (Второй город, выбранный мной для этой цели, – Сиракузы.)
Значительно позже литературные источники зафиксировали красочный рассказ о смешанном браке между греками из Фокеи (современное поселение Фока в Западной Турции) и представителями местного кельтского племени лигуров. Главную роль здесь сыграл союз ойкиста (основателя) Протиса (или Эвксена) с лигурийской царевной по имени Гиптис (или Пета), дочерью царя Нанна. Это мифическое повествование – так же, как и, например, миф об основании Мегар Гиблейских на Сицилии, – использовалось, чтобы представить греческую колонизацию как нечто «солнечное» и счастливое, как историю добровольного и плодотворного сотрудничества между гостеприимным местным населением и пришельцами-греками, с уважением относящимися к нему. В противоположность ей можно упомянуть неприглядные события в Таренте (Таранто), где греческим переселенцам, прибывшим из Спарты примерно в 700 г. до н.э., пришлось сражаться за свой новый дом с местными жителями, япигами; бои продолжались снова и снова, и грекам довелось пролить немало крови и не раз пожалеть о случившемся. Но насколько легенда об основании Массалии соответствует действительности – имя ойкиста передано в разных источниках по-разному, а упоминание о романтических чувствах было, разумеется, привнесено в описание династического брака, заключенного с дипломатической целью, позднее, с целью приукрасить его, – это другой вопрос, на который невозможно ответить.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента