Полосухин Виталий. Черный зверь

   Босыми ногами она делала аккуратный шажок, вытя гивая носок, касалась пальцами гладких деревянных перил толщиной с мужскую руку, переносила тяжесть на ступившую ногу, отрывала от перил другую и, на несколько секунд стоя только на одной ноге, медленно делала еще один шаг.
   До балкона было метра три. Двери были раскрыты широко. В один прыжок я мог покрыть метра полтора, не больше. Если ее спугнет мое резкое движение, она упадет не сразу: она проснется и будет секунду или две балансировать на перекладине. Я успею ее поймать.
   Передо мной встала другая картина. Настя, сидящая в кресле напротив меня, в каких-нибудь двух шагах. В правой руке, на запястье которой болтаются наручники, она держит пистолет. Мой пистолет. Ствол пистолета находится аккурат под Настиным подбородком, на курке лежит большой палец правой руки. Кисть левой поддерживает рукоять пистолета. Ее руки в крови, кровь течет откуда-то так сильно, что капает с локтей на белую майку Насти.
   В тот раз я не успел. Опоздал на сотые доли секунды. В своей жизни я цинично прощал себе все. Кроме того опоздания.
   Я переместился на сантиметр вперед. Элин никак не отреагировала на мое движение, продолжая свое шествие. Я передвинулся еще сантиметров на пятьдесят, стараясь не попадать в расплывчатое пятно света, выступающее из балкона. Сделал шаг. Прыгнул.
   Я схватил ее, обнял, прижал к себе. Элин была в моих руках, живая и невредимая. И она не проснулась.
   Я отнес ее и положил на место. Мои руки тряслись, а стук сердца, казалось, мог разбудить спящих. Больше я из мансарды не уходил.
   Я сидел на стуле, прислонившись спиной к трубе камина. Девушки спали. Ночь не просто текла медленно — она застыла на месте. Я пригрелся и стал дремать даже на неудобном стуле. Каждый раз, чувствуя, что засыпаю, я вздрагивал и, едва не придерживая веки пальцами, оживал еще минут на пять,
   Очнувшись в очередной раз, я чуть не вскрикнул. Элин снова не было. Но не было и Лизы. На матрасах лежала одна Валя.
   Я разобрал скрип последней ступеньки — кто-то спустился по лестнице. Этими «кто-то» были, конечно, Элин и Лиза.
   У каждого человека могут быть дела в четыре часа ночи. Но какие дела могут быть в четыре часа ночи у двух девушек на загородной даче, когда все спят? Вот мне тоже стало интересно.
   Подождав, пока девушки выйдут из дома, я спустился вниз. Валя осталась спать в мансарде в полном одиночестве,, не считая сверчка.
   То, что я увидел, было очень красиво. На площадке у ворот, выставленные в форме сердца, горели маленькие свечки. Лиза, держа Элин за руку, шагнула в центр этого сердца. Элин стала рядом. Было тихо, и я расслышал слова Лизы:
   — Это мой подарок.
   Они обняли друг друга так нежно, как умеют обнимать друг друга только девушки. И они поцеловались. Вернее, их губы слились в поцелуе — я не стал ждать расставания и вернулся на мансарду. Я повернул стул вперед спинкой, сел на него, положил на спинку руки и спрятал в них лицо. Мне было плохо.
   Вообще-то в наше время, даже если две девушки целуются, это еще ничего не значит. Лиза, например, спала со мной. Но, как и каждый влюбленный, я сразу вообразил себе самое худшее: Элин — лесбиянка.
   Я слышал, как они вернулись. Прошло сколько-то времени, но я не спал. Труба перестала греть, а солнце, медленно поднимаясь в утреннем тумане, еще не начало, и начнет, судя по всему, не скоро. Я встал со стула и осторожно разбудил Элин. Выспаться этой ночью ей было не суждено.
   Она, не произнося ни звука, вопросительно посмотрела мне в глаза. Я кивнул в сторону лестницы. Она опустила ресницы в знак согласия. У Элин были карие глаза. У Насти — зеленые.
   Во дворе, где от свечек уже давно остались только черные пятна в форме сердца, я, не решаясь к ней прикоснуться, тихо попросил:
   — Пойдем со мной.
   — В чем дело?
   — Ничего не спрашивай. Позже. Скоро все узнаешь. Мы пошли дальше по тропинке. Дачные домики кончились, проволочная ограда — тоже. Тропинка уходила в лес. Мы шли молча, Элин просыпалась на ходу и зябко ежилась. Я снял рубашку, оставшись в одной футболке, и набросил ей на плечи.
   — Спасибо, — тихо сказала она.
   Тропинка круто повернула вправо, и мы очутились на берегу маленького озера. Густой, почти осязаемый туман лежал на его темной воде и, поддерживаемый по сторонам деревьями, словно пена из пивной кружки, переваливался на зеленые верхушки.
   Я глубоко вздохнул, выключил разум, взял Элин за руки и опустился на колени. Рубашка с опущенных плеч упала к ее ногам вслед за мной.
   — Элин, я люблю тебя. Больше жизни. С того мгновения, когда я увидел тебя, я понял, что больше не отпущу, что моя жизнь немыслима без тебя. Клянусь, это не пустые красивые слова, это правда. Я согласен на все: согласен делить тебя с Лизой, согласен подчиняться любому твоему желанию и капризу, согласен быть подстилкой под твоими ногами, только позволь мне быть рядом с тобой. Позволь мне любить тебя.
   Я произнес все почти без интонации, скороговоркой, слова казались мне банальными и пошлыми… Но Элин потянула меня за руки:
   — Встань, сумасшедший… Встань сейчас же…
   Она закрыла глаза, нервно сглотнула и вздрогнула всем телом. Я оставался у ее ног.
   — Да встань же! — чуть повысив голос, произнесла она. — Я согласна.
   Я не поверил тому, что услышал. Все не могло быть так просто. Только когда Элин сама опустилась на колени, и я потянулся к ее губам, и она не отстранилась, я поверил. Мы упали на мокрую от росы траву, и было не холодно, не стыдно и не важно…
   Когда мы вернулись в дом, Айра и Глеб еще спали в «бане». Зато в мансарде плакала Валя. Лиза, встретившая нас бесцветным взглядом, сидела рядом на матрасах и утешала ее.
   — Что с тобой? — спросила Элин.
   — Голова болит… — проныла Валя, совсем как маленькая девочка. — И живот… И Грэга нет!.. Грэг — это, видимо, спутник.
   — Он что, иностранец? — спросил я.
   — Он скотина! — воскликнула Валя сквозь слезы. — Девчонки, поехали отсюда! Я домой хочу, в тепло! Я хочу ванну принять и по-человечески в туалет сходить!
   Мне стало неловко. Элин пожала плечами:
   — Как хочешь…
   А я подумал, что это не слишком подходящий конец для дня рождения.
   Мы быстро собрались. Хозяев по непонятным мне соображениям решено было не будить. Я не говорю, что неплохо было бы помочь им убраться, но могли хотя бы поблагодарить. Однако все, что я смог сделать, это скатать матрасы и сложить одеяло. Открыв железную дверь в воротах, мы покинули дачу и направились к железной дороге. Я шел рядом с Элин и иногда касался ее руки при ходьбе.
   Когда мы поднялись на перрон, Валя успокоилась и даже стала улыбаться. Солнце разогнало туман и стояло высоко, но воздух еще не прогрелся. Следующая электричка на Москву была только через полчаса, и мы разлеглись на скамейках пустого перрона. Солнце начинало резать глаза, и я надел очки. Это навело меня на старые мысли, но я быстро прогнал их.
   — Знаете, вообще Грэг хороший парень, Мы познакомились с ним в Интернете, потом встретились, и он оказался таким миленьким! Он очень понравился моим родителям, и папа даже хотел устроить его к нам в агентство, но он сказал, что должен подумать. У него вечно какие-то важные дела1 Он работает помощником депутата… этого… как его… Тьфу, черт, забыла! Ну, лысый такой…
   Валя трещала без умолку, и я понял, что сердиться на нее глупо. Элин и Лиза лежали рядом, Элин — ближе ко мне. Их умопомрачительные фигуры просвечивали сквозь одежду на ярком солнце, и какой-то пожилой дачник, стоявший у расписания, видимо, решив выучить его наизусть, то и дело косился в нашу сторону.
   Подошла электричка, мы погрузились и, уже вполне пришедшие в себя, веселые и, в общем, довольные возвращались в Москву. Я купил девчонкам мороженого и был счастлив, встречая ласковый взгляд карих глаз Элин. Подъезжая к Москве, я увидел в окно два черных, сверкающих на солнце автомобиля, несущихся навстречу электричке. По-моему, это были «мерседесы», но они напомнили мне «БМВ» Навигатора.
   Пара черных «мерседесов» снизила скорость и свернула с шоссе на грунтовую дорогу. Такая перемена не понравилась благородным машинам. Не были от нее в восторге и пассажиры.
 
   — Ты уверен, что это здесь? — с неудовольствием спросил Эдуард Фомич.
   Грэг не очень решительно кивнул:
   — Мы ехали на электричке. Кроме того, я не думал…
   Эдуард Фомич пристально посмотрел на него и твердо произнес:
   — Мальчик мой, ты плохо кончишь.
   Грэг вздрогнул, но промолчал.
   Машины втиснулись на узкую тропинку, которую с одной стороны ограничивали заборы дачных домиков, а с другой — лес, огороженный проволокой.
   — Стоп! Здесь! — крикнул Грэг, указывая сквозь тонированное стекло на черные железные ворота. Машины остановились.
   У ворот тропинка расширялась, образовывая как бы круг для разворота. Из первого автомобиля вышли Эдуард Фомич и Грэг, а из второго — еще двое в темно-серых тройках. Тройки и «мерседесы» совершенно не вписывались в окружающий дачно-лесной пейзаж.
   — Коля, вперед, — сказал Эдуард Фомич. Коля, среднего роста, кудрявый, большеротый мужчина лет тридцати пяти, постучал в ворота. Никто не отозвался. Он постучал громче. Снова тишина. Он повернулся к Эдуарду Фомичу:
   — Может, погудеть?
   Эдуард Фомич наморщился.
   — Там засов?
   Коля присмотрелся и вдруг сильно нажал на дверь. Та тихо, без скрипа открылась. Мужчины переглянулись. Заходить никто не торопился. Коля достал из наплечной кобуры пистолет. То же сделал и второй мужчина, высокий накачанный брюнет. Эдуард Фомич кивнул в сторону двери. Первым вошел брюнет, за ним Коля, Грэг и Эдуард Фомич.
   Во дворе дачи было тихо. Коля и брюнет, выставив перед собой пистолеты, водили стволами по кустам и окнам. Эдуард Фомич достал свое странное оружие и держал его небрежно, стволом вниз. Он с удивлением поглядел на черные огарки свечей в форме сердца и переглянулся с Грэгом. Тот пожал плечами.
   Эдуард Фомич жестами указал Коле и брюнету на маленький одноэтажный домик, а сам с Грэгом вошел в двухэтажный.
   Ступив на скрипучие половицы, Эдуард Фомич понял, что пытаться сохранить бесшумность здесь невозможно, и коротко приказал Грэгу:
   — Пошел!
   Тот мгновенно взобрался по ступенькам на второй этаж.
   — Пусто! — негромко крикнул он сверху. — Они, кажется, ушли.
   Выругаться Эдуард Фомич не успел. Со стороны другого домика раздалась резкая громкая команда:
   — Лежать! Руки за голову! Не шевелиться!
   Эдуард Фомич, а за ним и Грэг быстро вышли во двор. Войдя внутрь домика и увидев на смятых матрасах среди скомканных серых одеял лежащих лицом вниз худенькую девушку и длинного тощего парня, он произнес, ослабляя узел галстука:
   — Как у вас тут душно, молодые люди! Да встаньте вы!.. Глеб поднялся и сел на матрас.
   — Кто вы такие и что вам нужно? — зло спросил он. Тут он увидел Грэга. Пытаясь сообразить, как он связан с этими людьми, Глеб вдруг произнес: — А, это ты, с-сука!..
   Грэг сохранял на лице равнодушное выражение. Эдуард Фомич спрятал свое оружие и указал пальцем на молодых людей:
   — Осмотрите-ка их.
   Раньше, чем Глеб как-то успел среагировать, брюнет быстро наклонился, захватил его руки в локтях и нагнул голову.
   — Чисто, — сказал он, осмотрев шею Глеба. Сохранявшую спокойствие Айру постигла та же процедура. :
   — Что вам нужно?! — громко повторил Глеб. :;.. Эдуард Фомич кивнул Грэгу.
   — Кто такой этот Денис? — спросил Грэг у Глеба.
   Глеб скривился в ухмылке:
   — Понятия не имею. Я даже фамилии его не знаю. Вчера видел первый раз.
   Брюнет схватил Глеба за шею и грубо тряхнул. Эдуард Фомич укоризненно покачал головой.
   — Боюсь, он говорит правду, — сказал Грэг. — Поставим вопрос по-другому. С кем он был?
   — Что значит — с кем он был? С вами.
   Эдуард Фомич выпрямился. На его лице проступили скулы.
   — Голубчик, — процедил он. — Боюсь, так у нас с вами разговора не получится. Поверьте, мы умеем вытягивать информацию. И поверьте на слово, это в ваших же интересах.
   — Да что вам нужно!!! — заорал Глеб.
   — Нам нужен молодой человек, который был у вас вчера, Денис. Я советую вам напрячься и сделать сейчас все, чтобы нам легче было его найти. Подумайте.
   Эдуард Фомич поманил Грэга. Они вышли на крыльцо. Он достал пачку «Мальборо» и закурил.
   — Неужели пустышка? — затянувшись, спросил он.
   — Я думаю, что нужно копнуть поглубже. Я говорил вам, что мы производим впечатление либералов?
   Эдуард Фомич весело рассмеялся:
   — Ну ты даешь, Гриша! Либералов!.. Ох-хо-хо…
   — Фашисты! — раздался женский крик из домика. За ним последовал выстрел. Эдуард Фомич рванулся внутрь. Упав на одно колено, перехватив Глеба за горло, стоял Коля. Брюнет растерянно опускал ствол пистолета. Айра медленно валилась на матрасы, сжимая в руке большой кухонный нож. Плохо заметное на черной футболке, с левой стороны расплывалось мокрое пятно.
   — Придурок, — спокойно сказал Эдуард Фомич. — Что же ты сделал?
   — Прошу прощения, — виновато сказал брюнет, — Реакция сработала.
   Эдуард Фомич вздохнул:
   — Говорила мне мама: десантник — это диагноз. Что теперь с ним делать? — Он кивнул на Глеба. Тот остекленевшими глазами уставился в сторону Айры. Он не пытался вырваться. Он вообще не двигался и не издавал ни звука.
   Эдуард Фомич достал новую сигарету и снова закурил. Он сохранял полное равнодушие. Казалось, все, что произойдет дальше, было известно ему заранее. Он задумчиво глядел под ноги.
   —А-а-а!!!
   Глеб с криком рванулся в его сторону. Смысл этого действия отсутствовал — в руках Глеба ничего не было. Это был жест последнего отчаяния, обычно совершаемый человеком, сознательно идущим на смерть. Но сознавал ли Глеб, что делает? Вопрос без ответа. Николай выстрелил ему в голову совершенно расчетливо. Он всегда хорошо угадывал мысли своего шефа. Понял он свою роль и в этот раз, по одной его молчаливой позе. Он даже успел рассчитать выстрел так, чтобы мозги не забрызгали никого из стоящих. Эдуард Фомич повернулся спиной к трупам и вышел.
   Машины с трудом по очереди развернулись на узком пятачке. То, что домик загорелся, стало заметно со стороны только через несколько минут.
   — Черт! — сказал Эдуард Фомич. В этом слове была вся его реакция на случившееся. Опустив стекло, он закрыл глаза от ветра, ворвавшегося в темный салон автомобиля. — Наварили мы каши. Как дети, ей-богу. Соседи наверняка слышали выстрел и машины заметили. Зачем нам лишняя головная боль?
   От Грэга не требовался ответ на вопрос. Но он воспользовался паузой.
   — По-моему, в этот раз мы подобрались очень близко. Мне кажется, случившееся того стоит.
   — Дай-то бог, дай-то бог. Но придется взяться за эту твою Валю. А?
   Грэг кивнул.
 
   Весь день и всю ночь я отсыпался от ночных бдений и утренних переживаний. Мне повезло, что я адски устал. Иначе я не смог бы заснуть: думал бы об Элин. В метро, когда мы садились в разные стороны и я уже думал совершить какое-нибудь безумство, лишь бы не отпускать ее бесследно, она незаметно сунула мне бумажку. Когда я избавился от Вали и от Лизы, я развернул ее — там был телефон. Я стиснул несчастную бумажку так, что она едва не превратилась в пыль.
   Оказалось, что я потерял интерес к Лизе и ко всему, что с ней связано. Все это отошло на второй план, лишилось значительности, важности и смысла. Мой мозг упорно не желал думать о том, что я должен и кому. Меня волновала только Элин.
   Приехав домой, я думал позвонить ей сразу же, но потом мне пришло в голову, что неплохо бы дать ей отдохнуть. Да и самому не помешало бы.
   Проснулся я на следующее утро. За окном стояло солнце, рассерженное тем, что я не раздвинул шторы. В кресле, в моем кресле, спиной ко мне сидел Навигатор.
   — Убирайтесь из этого кресла, — зло процедил я. Он совсем совесть потерял.
   — Вы сделали то, что я просил? — спросил Навигатор, не двигаясь с места и не поворачиваясь ко мне.
   — Щас! — все с той же злостью отозвался я и вылез из постели. — Только шнурки поглажу.
   Навигатор резко поднялся из кресла, развернулся, и его силуэт, подсвеченный со спины солнцем, так сверкнул на меня глазами, что мне стало не по себе.
   — Может быть уже поздно, черт вас дери!
   — Так убейте ее сами! — крикнул я в ответ. — Я вам адресок дам!
   Навигатор взял себя в руки. Элин осталась во вчерашнем дне, словно за границей сна. Все вернулось на свои места: жизнь со своими милыми и такими привычными мерзостями.
   — Когда? — спросил Навигатор.
   — Пока не увижу хоть одного трупа, говорить не о чем.
   — Ничего не могу обещать. Но те трупы, которые вы не увидите, будут уже на вашей совести.
   — Не надо ля-ля. Они на такой же нашей, как и вашей.
   Навигатор бессильно вздохнул и рассеянно потер лоб:
   — Что же мне с вами делать?..
   — Послушайте… — Я собрался с мыслями. — Вы ведете себя странно. Что же вы за человек такой? Да вы взгляните на себя со стороны! Вы хотите, чтобы я убил девушку только за то, что люди, с которыми она общалась, странным образом пропадают. Ничего не доказав мне, вы требуете от меня этого с таким видом, будто я — упрямый школьник, который не желает делать домашнее задание. А ведь я-не киллер. Называйте это как хотите — усыпить, устранить, ликвидировать. Но суть-то одна: вы хотите от меня хладнокровного расчетливого убийства.
   — Скажите, — Навигатор поднял на меня грустный взгляд, — палач, по-вашему, это тоже хладнокровный расчетливый убийца?
   Ах вот, значит, я кто! Палач! Меня передернуло от этих слов. С внезапной ненавистью к этому человеку я произнес:
   — Ни один человек прямо или косвенно, от чьего бы то ни было имени и по каким бы то ни было соображениям и мотивациям не имеет права распоряжаться жизнью другого человека. Ни в какой форме.
   Навигатор отвел глаза.
   — Вы правы, — тихо сказал он. — Вы думаете, мне хорошо? Вы думаете, я в восторге от того, что делаю? Но я вы нужден поступать так перед лицом гораздо большей угрозы для жизни других людей, исходящей от Нее.
   — Да с чего вы взяли, черт вас дери! — воскликнул я, не сдержавшись.
   — Поверьте мне на слово, — устало вздохнул он. После обеда я позвонил Элин. Я долго слушал гудки, но к телефону никто не подходил. Ну и ладно. Дела у человека. Работа.
   Я звонил каждый час до самого вечера. Позвонив последний раз около полуночи и не дождавшись ответа, я почувствовал гадкую боль под сердцем. Но, успокаивая себя до последнего, я придумал кучу убедительных оправданий и лег спать.
   Валя сидела за столиком в летнем кафе на Чистых прудах и лениво тянула из бокала апельсиновый сок. В полдень в кафе совсем не было народу, зато в чистом небе висело большое горячее солнце, и, подвинув пластиковый стул, Валя устроилась так, чтобы оно грело ей затылок, В это время чьи-то руки легли ей на плечи. Не оборачиваясь, она улыбнулась. Грэг поцеловал ее в курчавую макушку и сел напротив.
   — Привет, — сказал он.
   — Привет.
   — Как прошел праздник?
   Валя пожала плечами:
   — Нормально. Ты бы не вписался.
   — Значит, я правильно сделал, что смылся? — улыбнулся эг.
   — Вообще, мне было бы приятнее, если бы ты остался.
   — Поздно разъехались?
   — Да нет. Мне с утра что-то так хреново стало… Без тебя. Ну, мы и уехали.
   Грэг взял Валю за руку;
   — Не обижайся, малышка. У меня в самом деле была уважительная причина.
   — Да ладно, — примирительно произнесла Валя. — Я не обижаюсь. — И бодро спросила: — Ну, где твой обещанный сюрприз?
   Грэг встал, не отпуская Валиной руки. — Пойдем.
   Они перешли через дорогу напротив кафе и пошли по широкой, но тихой и пустой улице, вдоль фасадов старых особняков и витрин модных магазинов.
   — Куда мы идем? — спросила Валя.
   — Сейчас увидишь.
   Они свернули в подворотню. Им навстречу уже медленно ехал черный «мерседес» с тонированными стеклами. Грэг быстро и умело заломил Вале руки за спину, зажал рот и впихнул в открывшуюся дверь. Забравшись следом, он захлопнул дверь, и машина, набирая скорость, направилась через центр на север.
   Валя несколько секунд приходила в себя, расширенными глазами водя вокруг. Потом вдруг резко завизжала.
   Николай поморщился.
   — Заткнись, дура, — брезгливо сказал он.
   — Скотина! — Валя набросилась с кулаками на Грэга. — Сука! Сука! Я всегда знала, что ты сука!
   Грэг коротко ударил Валю в солнечное сплетение. У нее перехватило дыхание, и она схватилась руками за живот. Ее окрики совершенно не произвели на него впечатления, судя по выражению лица. То ли он сам знал это, то ли так часто слышал такие слова, что уже привык.
   Валя, закрыв ладонями лицо, тихонько плакала. Грэг равнодушно смотрел в окно. Машина ехала по Дмитровскому шоссе.
   Свернув к высокому серому стеклянно-бетонному зданию, машина заехала внутрь, в подземный гараж. У подъезда стояло много автомобилей, все иномарки. Среди них не было ни одного черного «мерседеса». Над входом внутрь висела скульптура в виде большого тусклого земного шара из бронзы. Земной шар был охвачен бронзовыми языками бронзового пламени.
   Большой подземный гараж был неярко освещен синими люминесцентными лампами. В несколько рядов стояли одинаковые черные «мерседесы», на лакированных боках которых отражался свет немногочисленных ламп, усиливая их эффект. Номера у машин были самые обычные, московские. Среди них иногда встречались одинаковые. Между рядами, ходили несколько человек в синей форме без нашивок и знаков отличия.
   Грэг и Николай под руки вытащили Валю. Та, оглядевшись красными заплаканными глазами вокруг и заметив охранников, вдруг снова пронзительно завизжала.
   — О господи! — вздохнул Николай. Охранники даже не обернулись в их сторону. Прекратив визжать, Валя обреченно замолкла, но звук еще долго летал под потолком, отражаясь от автомобилей вместе с синеватым светом.
   Ее тащили по хорошо освещенному коридору, покрытому серой ковровой дорожкой. Стены коридора в промежутках между безликими дверьми без ручек были отделаны светлым мореным деревом. Больше ничего, на чем мог остановиться глаз, не было. Иногда им встречались мужчины, реже женщины, но их безразличные лица лишали Валю всякой надежды.
   Несмотря на все это, она несколько успокоилась. Она понимала, что ее схватили не бандиты, насиловать не будут, но никак не могла взять в толк, что от нее нужно. И каким боком сюда затесался ее Грэг.
   Валю завели в небольшой полутемный кабинет без окон. Светила только настольная лампа. Стены кабинета были обиты мягкими клетчатыми обоями, на полу был все тот же ковер. Из мебели в кабинете был только стол, стул и высокий табурет, похожие на который стоят за стойками бара. Кроме мебели, в кабинете ее ждал седой, крепкого сложения мужчина в серой тройке.
   — Так-так, — удовлетворенно сказал он. — Сажайте.
   Валю усадили на табурет. Мужчина подошел к ней:
   — Меня зовут Эдуард Фомич. А вас Валя, ведь так? Валя кивнула.
   — Сейчас вас будут допрашивать, Валенька. Вы милая девушка, и лично мне глубоко симпатичны. Но нам нужно получить от вас важную информацию. Если вы будете честно отвечать на наши вопросы и поможете в нашем деле, мы не сделаем вам ничего плохого и отпустим домой.
   Валя кивнула.
   — Скажите, вы из ФСБ? — вдруг спросила она. Эдуард Фомич ласково улыбнулся:
   — Нет, девочка. Мы не из ФСБ. Мы хуже.
   Валя непонимающе посмотрела на него. Но Эдуард Фомич не стал ничего ни добавлять, ни разъяснять.
   — Три дня назад вы на даче праздновали день рождения вашей подруги…
   — Да, Элин Шама, она у моего отца в агентстве моделью работает…
   — Так вот, там с вами еще был молодой человек по имени Денис…
   — Частный детектив? — снова перебила его Валя. — Да, Симпатичный такой парень.
   — Что вы еще о нем знаете?
   — Да ничего… Я видела его в первый раз. Вот он, — Валя кивнула в сторону Грэга, — подтвердит.
   — А кто знает?
   Валя пожала плечами;
   — По-моему, он приехал с Лизой. Но вроде у него лямур с Элин. А может, и с двумя сразу.
   — Хорошо. Расскажите мне о ваших подругах. Которая из них блондинка?
   — Лиза… Но я с ней плохо знакома. Она очень замкнута. Хотя бывает, что она очень общительная и веселая, но редко.
   — Скажите, Валюша, вы не замечали за ней каких-либо странностей?
   Валя неопределенно пожала плечами:
   — Да я как-то к ней не приглядывалась… Что вы имеете в виду?
   — Ну, например, что она боится яркого света?
   — То есть? — удивилась Валя. — Нет, вроде все в порядке. Я бы заметила. У нас же, понимаете, работа такая. Все время нужно быть на свету. — Валя улыбнулась. Она уже совсем успокоилась, но было жутко неудобно сидеть на этом высоком табурете. Она хотела ответить побыстрее на все вопросы, чтобы ее отпустили.
   — А зеркала? Она боится зеркал?
   — Господи, да как вы не поймете! — воскликнула Валя. — Она же фотомодель! Это полдня перед зеркалом и полдня под софитами.
   Эдуард Фомич замолчал. Казалось, он потерял мысль и от этого не знал, что сказать дальше. Он вышел из кабинета и поманил за собой Грэга.
   — Черт дери! Ведь и в самом деле нельзя придумать более неудобного места! Она словно нарочно затесалась в такое место, где ее не придет в голову искать…
   — А может, это не она? — осторожно спросил Грэг.
   — Не дай бог, чтобы ты оказался прав. Я скорее поверю, что наши Франкенштейны ошибаются и она не реагирует на свет и на зеркала.
   — Так, может быть, нам проверить? Взять ее да поглядеть?