Перевязыванье бинта
 
   Обнажает не ткань багровую –
   Черный радужный перелив
   Нефти – пленкой миллиметровою –
   Будто берег – меня накрыв.
 
   Слито. Выпарено. Откачано
   Все внутри – только жар и сушь.
   Сушь и жар. И жгутами схвачены
   Соконосные токи душ.
 
   Слезы выжаты все. Сукровицу
   Гонит слезная железа
   По щекам – отчего лиловятся
   И не видят мои глаза.
 
   ***
 
 
   День как крик. И зубцами гнутыми –
   Лихорадочность забытья.
   День как дыба: на ней распнуты мы –
   Моя память – и рядом я.
 
   Хрип,
   Стон, –
    Он.
    Он.
 
   День как вихрь в пустыне – солоно,
   А песок забивает рот.
   Днем – спрессовано, колесовано –
   И разбросано у ворот.
 
   Лязг.
   Звон.
    Он.
   </i>Он</i>.
 
   ***
 
 
   Свет засаленный. Тишь пещерная.
   Мерный шаг – пустота идет.
   Обходительность предвечерняя –
   А совсем не ночной обход.
 
   Лицемерное удивленьице:
   «Нынче день у Вас был хорош!» –
   Отчитаться. Удостовериться –
   Да, действительно,
   Ты умрешь.
 
   Просиявши своей спасенностью,
   «Миновала-чаша-сия» –
   Не у ней же мы все на совести –
   Совесть
   Есть
   И у нас
   Своя.
 
   …Утешения упоительного
   Выдох – выхода брат точь-в-точь, –
   Упаковкой успокоительного:
   После вечера
   Будет ночь.
 
   ***
 
 
   Растравляющее,
   Бездолящее
   Око дня – световой капкан.
   Боже, смилостивись! – обезболивающего –
   Ложку тьмы
   На один стакан.
 
   Неба льдистого литр –
   В капельницу
   Через стекла налить позволь…
   Влагой ночи чуть-чуть отплакивается
   Моя проклятая
   Люболь.
 
   Отпивается – как колодезной
   Животворной святой водой.
   Отливается – робкой, боязной
   Горной речкою молодой –
 
   Заговаривается…
   Жалится!..
   Привкус пластиковый во рту.
   Ангел должен сегодня сжалиться
   И помочь перейти черту.
 
   ***
 
 
   Пуще славы велеречивыя,
   Громче бегства из всех неволь –
   Слава, слава, Неизлечимая
   Безысходность Твоя, Люболь!
 
   Звонче! – в белом своем халатике
   Перепуганная сестра –
   Воспеваю – Хвала, Хвала Тебе,
   Будь же лезвием преостра!
 
   Пулей – злою, иглою – жадною!
   Смерти Смертью и Мукой Мук!
   Я пою тебя, Беспощадная
   Гибель, Преданный мой Недуг!..
 
   Сто «виват» тебе, о Великая…
   Богом… посланная… чума…
   Ах, как солоно… Эта дикая
   Боль заставит сойти с ума…
 
   Как же я… ненавижу поздние
   Предрассветные роды дня…
   Таня! Танечка! Нету воздуха!
   Дверь балконную для меня
 
   Отворите…Зачем, зачем она
   Выжигает мне горло – соль…
 
   Аллилуйя тебе, Священная
   Искупительная Люболь.
 
 
 
   Ночь с 12 на 13 января 2004 года.
   @@@
    Так бесполезно – хвалы возносить,
    Мрамор объяв твоего пьедестала…
    Отче, я правда ужасно устала.
    Мне тебя не о чем даже просить.
 
    Город, задумав себя растерзать,
    Смотрит всклокоченной старой кликушей…
    Отче, тебе всё равно, но послушай –
    Больше мне некому это сказать.
 
    Очи пустынны – до самого дна.
    Холодно. Жизнь – это по существу лишь…
    Отче! А если. Ты. Не существуешь… –
    Значит, я правда осталась одна.
 
 
   Ночь с 27 на 28 января 2004 года.
   @@@
   Примерять степенность взглядом через плечо –
   А в итоге жаться, ёрзая и дерзя.
   В себя жутко верится – яро так, горячо –
   С резолюцией вечной: «Девочка, так нельзя».
 
   Фильм готов, и его осталось вот только снять:
   Кадровать триумф буквально до запятых.
   И, запахивая сценарий, глаза поднять –
   И узреть впереди себя миллион таких,
 
   С кратким «Я – Демиург» на бэйдже;
   что ни юнец –
   Все с потенциалом хлеще седых столпов.
   И у каждого в рюкзаке про запас венец
   Из пакета листа лаврового для супов.
 
   Взлетных полос дай – и взовьется любой второй
   С полным правом этот обрюзгший мир
   под себя верстать.
   Ужас, да? – так в свое избранничество порой
   Можно, Боже храни, и веровать перестать.
 
   Как-то без снобизма, желчи и кожуры –
   Вот бы вправду, смешным пропойцей пока не стал,
   Свиться змейкою – а проснуться в большом жюри
   По отбору новых пожаровзорых на пьедестал –
 
   Все там будем ведь: слишком уж по стопе
   Скороходы, что тянут ввысь молодых повес.
   А пока – так чумно и страшно стоять в толпе
   Свежих Избранных со скрижалью наперевес…
 
 
 
   Ночь с 20 на 21 марта 2004 года.
   @@@
   Мякоть неба прожорливой пастью шамая,
   Солнцем скалится морда дня.
   Забывай, забывай обо мне, душа моя.
   Ампутируй себе меня.
 
   Я сама так болею – сосредоточенно
   Провоцируя боль в груди.
   Мне не радостно быть твоей червоточиной,
   Растравившей до «пощади!» –
 
   Не богиня, чтоб жгла, упиваясь жертвами,
   И не хищница, чтоб сожгла.
   Изживай, избывай же меня, бессмертный мой –
   Так, как я тебя
   Изжила.
 
 
   Ночь с 24 на 25 марта 2004 года.
   @@@
    Е. П.
   Она отравляет ритмами изнутри.
   Сутулится, супит брови, когда грустит.
   Но если ты вдруг полюбишь ее – умри.
   Она тебе точно этого не простит.
 
   Стихи отбивает пальцами на столе.
   Тщеславие прячет в цифры кривых таблиц.
   Купает ресницы в теплой московской мгле –
   И город теряет сон от ее ресниц.
 
   Пускает тугие корни в твоей груди,
   Пока за окном тихонько вскипает ртуть.
   Она кареглазый Маугли – отойди,
   Не трогай, если не хочешь ее спугнуть.
 
   Иди – пусть она смеется в свой микрофон,
   Ступай себе спать. Но завтра, мой юный друг…
 
   Тебя встретит утро, желтое, как лимон –
   Икарами, улетающими на юг.*
 
 
   19 апреля 2004 года.
 
   * [Update] - последние две строчки - это мелко нарезанные кусочки песен
   @@@
   Надо было поостеречься.
   Надо было предвидеть сбой.
   Просто Отче хотел развлечься
   И проверить меня тобой.
 
   Я ждала от Него подвоха –
   Он решил не терять ни дня.
   Что же, бинго. Мне правда плохо.
   Он опять обыграл меня.
 
   От тебя так тепло и тесно…
   Так усмешка твоя горька…
   Бог играет всегда нечестно.
   Бог играет наверняка.
 
   Он блефует. Он не смеется.
   Он продумывает ходы.
   Вот поэтому медью солнце
   Заливает твои следы,
 
   Вот поэтому взгляд твой жаден
   И дыхание – как прибой.
   Ты же знаешь, Он беспощаден.
   Он расплавит меня тобой.
 
   Он разъест меня черной сажей
   Злых волос твоих, злых ресниц.
   Он, наверно, заставит даже
   Умолять Его, падать ниц –
 
   И распнет ведь. Не на Голгофе.
   Ты – быстрее меня убьешь.
 
   Я зайду к тебе выпить кофе.
   И умру
   У твоих
   Подошв.
 
 
 
   Ночь с 23 на 24 апреля 2004 года
   @@@
   Мне бы только хотелось, чтобы
   (Я банальность скажу, прости)
   Солнце самой высокой пробы
   Озаряло твои пути.
 
   Мне бы вот разрешили только
   Теплым ветром, из-за угла,
   Целовать тебя нежно в челку
   Цвета воронова крыла.
 
   Мне бы только не ляпнуть в шутку -
   Удержаться и промолчать,
   Не сказав никому, как жутко
   И смешно по тебе скучать.
 
 
 
   Ночь с 27 на 28 апреля 2004 года.
   @@@
   Как твое имя, доченька? Где твой дом?
   Взор твой горяч, а стопы совсем босы…
   Стой! Про тебя в газете ж! Три полосы!
   Да, я, кажись, узнала тебя с трудом.
 
   Мнишь себя Дщерью Божией? Ждешь даров?
   Ангел по телефону воззвал к борьбе?
   Кто твои предки, душенька? Чья в тебе
   Заговорила нынче дурная кровь?
 
   Кто они там? Вершители черных месс?
   Боги? Цыгане? Беглые из тюрьмы?
   Люди, молясь, слагают тебе псалмы,
   Не доперев, что можно по SMS.
 
   Кто твоя свита, девочка? Голытьба?
   Татуированная, понятно, шальная рать?
   Ты же Мессия, дитятко, – знать, судьба
   Сорвиголов в апостолы вербовать.
 
   Кто твоя паства, милая? Уж не те ль
   Злые волчата – тысяч, наверно, дцать –
   Слюни пускают, рвутся к тебе в постель,
   Чтоб, не прорвавшись, вены себе кромсать?
 
   Что же ты хочешь, сказка моя? Держав?
   Золота? Славы? Тонны сердец – к ногам?
   Хочешь познать, как, совесть в руке зажав,
   Братья пойдут тебя продавать врагам?
 
   Что же ты медлишь, глупенькая? Иди!
   Жги, проповедуй, веруй и будь чиста.
 
   Слушая смертный стон у себя в груди,
   Ты мне когда-нибудь
   Молча
   Кивнешь
   С креста.
 
 
 
   1 мая 2004 года.
   @@@
   Моя мама в Турции с прошлой ночи.
   Я теперь беру за нее газеты.
   Гулко в доме. Голодно, кстати, очень:
   Только йогурты и конфеты –
   Я безрукая, как Венера,
   Я совсем не хочу готовить.
   Я могла бы блинов, к примеру –
   Но одной-то – совсем не то ведь.
 
   Дни тихи, как песни к финальным титрам.
   Город свеж, весенен и независим.
   Телефонный провод как будто выдран.
   И ни от кого не приходит писем.
 
   Моя Муза с черными волосами
   Нынче Темзе шепчет свои пароли.
   Мне осталось фильмы смотреть часами
   И горстями но-шпу глотать от боли.
 
   Никого. И [Имя] летит на море.
   Мегаполис чист и необитаем.
   Я – и лень – бескрылы, видать, на горе:
   Кто куда – а мы всё не улетаем.
 
   Мне пахать бы, дергая вожжи рьяно.
   Мне бы небо, а не четыре стенки.
   Я ж пока курю у подруг кальяны
   И ношу носки неземных оттенков.
 
   Хоть бы кто тряхнул, приказав быть лучшей!
   Одеяло б сдернул с моей постели!
   Ветер Перемен! Оставайся, слушай.
   Мама будет в Турции две недели.
 
 
 
   Ночь с 7 на 8 мая 2004 года.
   @@@
   Портят праздник городу разодетому.
   Вместо неба – просто густое крошево.
   Ты на море, мама, и вот поэтому
   Не идет на ум ничего хорошего.
   Знаешь, мама – Бога банкиры жирные
   Нам такие силы дают кредитами!
   Их бы в дело! Нет, мы растем транжирами,
   Вроде бы богатыми – но сердитыми,
 
   Прожигаем тысячами – не центами
   Божье пламя – трепетное, поэтово!
   Но они потребуют всё. С процентами.
   И вот лучше б нам не дожить до этого.
 
   Их-то рыла глупо бояться пшенного –
   Только пальцем будут грозить сарделечным.
   Но оставят перечень несвершённого.
   И казнят нас, в общем-то, этим перечнем.
 
   И пришпилят кнопочками к надгробию –
   Что им с нами, собственно, церемониться.
   У тебя ж поэтому, мама, фобия
   Брать взаймы. И поэтому же бессонница –
 
   Ты ведь часто видишься с кредиторами.
   Их не взять подачками и вещичками.
   За тобой идут они коридорами
   И трясут бумагами ростовщичьими.
 
   А в меня кошмарные деньги вложены.
   И ко мне когда-нибудь тоже явятся.
   Мне теперь – работать на невозможное.
   А иначе, мама, никак не справиться.
 
 
 
   Ночь с 9 на 10 мая 2004 года.
   @@@
   Мы с тишиной давно не четверостишили.
   Все не сидится смирно ей, непоседе.
   Тихо бывает только чтоб все услышали,
   Как предаются страсти
   Мои соседи.
 
   Ночь с 12 на 13 мая 2004 года.
   @@@
   - Ваше имя
   Нигде не значится.
   - Я - богиня?
   - Вы неудачница.
 
 
   13 мая 2004 года.
   @@@
   О беде опять не предупредили.
   Твердость духа - не из моих достоинств.
   Знаешь, солнце - мне тебя отрядили
   Из каких-то, верно, небесных воинств.
 
   Страх похож на серый гнилой картофель.
   Он тяжелой грудой на плечи давит.
   На моем десктопе - твой римский профиль.
   Это значит - Бог меня
   Не оставит.
 
 
   Ночь с 18 на 19 мая 2004 года.
   @@@
   ...В моих снах он - тринадцатилетний мальчишка -
   В прошлой жизни, наверно, он был моим сыном.
   От него веет моря дыханием пенным.
   В его книгах живут великаны и гномы.
   У меня дежа вю - мы с ним были знакомы,
   Его звали тогда еще Питером Пэном...
   @@@
   Он курит у вечерних «Пирогов».
   «Ты, - говорит, - трактуешь жизнь превратно.
   Активы превышает многократно
   Объем твоих кармических долгов.
 
   Мужчины столькие давно уже могли б
   Навеки прекратить твои мытарства!
   Они готовы за тебя полцарства!..
   А ты влюбляешься в аквариумных рыб.
 
   Твоя карьера – царское дитя,
   С моста в корзине брошенное в Лету.
   Пойдет ко дну! – он тушит сигарету. –
   Я говорю тебе об этом не шутя!
 
   Твои друзья – они умеют жить.
   Умы большие, и притом не снобы.
   Ты просишь их любить тебя до гроба,
   Забыв, что это нужно заслужить.
 
   Твой альма-матер? Там хоть кто-то есть,
   Кто даст по лбу, коль вздумаешь кривляться.
   Ты там снисходишь только появляться
   И веришь, что оказываешь честь!
 
   Ты пишешь песни, детка, и стихи.
   Ты нижешь бусами сверкающее слово.
   И что же? – он закуривает снова. –
   Иди! Штурмуй обрюзгшие верхи,
 
   Проси тираж и крупный гонорар!
   Что ж я тебя жалею, как придурок!..»
   Господь уходит, и его окурок
   Беззвучно падает на мокрый тротуар.
   @@@
   А ты думал, зачем мы влюбляемся в киноактрис,
   Умираем, смеемся и просто бездействуем даже?
   Чтобы наши эмоции были в широкой продаже.
   Присылайте штрих-код с упаковки – получите приз.
 
   Рынок хочет, чтоб мы говорили немножечко в нос,
   Были молоды, чтили ликеры и раннего Рильке
   И умели красиво вытаскивать тонкие шпильки
   Из тяжелой копны туго стянутых русых волос.
 
   Рынок голоден, бешен, всесилен и громкоголос.
   Будь в системе и ритме – все сложится благополучно.
   Кто-то оптом сбывается; нами торгуют поштучно.
   Или, скажем, сервизами, если имеется спрос.
 
   Генерируя вкусные чувства для скучных господ,
   Мы обязаны хлопать глазами фарфоровых кукол.
   Уничтожат нас те же, кто раньше у сердца баюкал –
   Если грянет банкротство, и новый директор придет.
 
   Мы расходимся бойко, покуда сезон распродаж.
   В каждой третьей коробке – четыре улыбки бесплатно.
   Мы прочны, эксклюзивны и свежестью пахнем приятно.
   И никто не предскажет, когда мы выходим в тираж.
 
   К нам приложена книжка инструкций, доступная всем.
   Нам жара нипочем, да и сырости мы не заметим.
   Мы особенно рекомендованы маленьким детям –
   В нас полно витаминов, мы кожу не сушим совсем.
 
   Что ты плачешь? Ты думал, что мир на ладонях у нас?
   Мы свободны, сильны, в нас сиянье алмазное бьется?..
   Не рыдай, мой хороший, - теперь это не продается.
   Не заляпай бумаги цветной, и до встречи у касс.
 
 
 
   Ночь с 28 на 29 мая 2004 года.
   @@@
   Глаза – пещерное самоцветье,
   И губы – нагло-хмельными вишнями.
   В такой любви, как твоя – не третьи,
   Уже вторые бывают лишними.
 
   2 июня 2004 года.
   @@@
   - Взглядом снимет скальп, но умеет плакать,
   И тем бесценна.
   Фронт борьбы - от Таллинна до Одессы.
   - Под ногами нашими просто слякоть,
   Под нею - сцена:
   Каждый день - сюжет одноактной пьесы.
 
   - Табуны лихие хрипят устало
   В ее моторе.
   - И любую фальшь она чует кожей.
   - Бог следит за ней по сигналу
   На мониторе -
   Это называется искрой Божьей.
 
   4 июня 2004 года. (Трепе в ДР)
   @@@
   Слушай, нет, со мной тебе делать нечего.
   От меня ни добра, ни толку, ни просто ужина –
   Я всегда несдержанна, заторможенна и простужена.
   Я всегда поступаю скучно и опрометчиво.
 
   Не хочу ни лести давно, ни жалости,
   Ни мужчин с вином, ни подруг с проблемами.
   Я воздам тебе и романами, и поэмами,
   Только не губи себя – уходи, пожалуйста.
 
 
   Ночь с 8 на 9 июня 2004 года.
   @@@
   - Разлюбила тебя, весной еще. – Да? Иди ты!
   - Новостные сайты читай. – С твоими я не знаком.
   И смеется. А все слова с тех пор – паразиты:
   Мертворожденными в горле встают комком.
 
   - Разлюбила тебя, афишами посрывала!
   - Да я понял, чего ты, хватит. Прости, что снюсь.
   И молчит, выдыхая шелковый дым устало,
   И уходит, как из запястья уходит пульс.
 
 
 
   Ночь с 10 на 11 июня 2004 года.
   @@@
   Он (сидит на подоконнике, говорит, яростно жестикулируя): Нет, я не понимаю ничего! Она не пишет, кого она ненавидит, не пишет, кем и как работает, она не пишет о мире больших денег, потому что у нее только шестьдесят рублей в кармане всегда, не пишет, с кем, когда и зачем спит и спит ли вообще, не пишет - ну, не знаю - даже ничего про фашистов там, футбол или политику. Стишочки, баечки студенческие, любимая певица, любимая мама. И читают же! Оля, у нее куча френдов! Может, я пропустил что-то? Она подговорила их? Обещала что-то?
   13/06/04
   @@@
   Нет, мужчины дерутся лбами да кулачищами –
   А не рвут артерий ногтем у ворота.
   Ты же чуть заденешь локтями хищными –
   И брюшная полость до сердца вспорота.
 
   Мы убить могли бы – да нет, не те уже.
   Все-таки циничные. И свободные.
   В том, как люто девушки любят девушек –
   Что-то вечно чудится
   Безысходное.
 
 
 
   13 июня 2004 года.
   @@@
   Я отвечу завтра им на экзамене,
   Пальцы стискивая в кольцо –
   Перед боем, верно, на древнем знамени
   Рисовали твое лицо.
 
   Все твои автографы – видишь, клеймами
   Запекаются на груди.
   Мне так больно, дитятко. Пожалей меня.
   Не губи меня. Пощади.
 
   Я ведь вижу – я не сошла с ума еще,
   Еще чую ногами твердь –
   Сквозь тебя капризно, непонимающе
   Хмурит бровки
   Малютка
   Смерть.
 
 
 
   Ночь с 14 на 15 июня 2004 года.
   @@@
   Подарили боль – изысканный стиль и качество.
   Не стихает, сводит с ума, поется.
   От нее бессовестно горько плачется.
   И катастрофически много пьется.
 
   Разрастется, волей, глядишь, надышится.
   Сеточкой сосудов в глазах порвется.
 
   От тебя немыслимо много пишется.
   Жалко, что фактически не живется.
 
 
 
   16 июня 2004 года.
   @@@
   В винных картах – все так невинно.
   Лучше правда бы простокваши.
   Мне не выпить и половины
   Из предложенной Богом чаши –
 
   Горько. Вязко. Смола и камедь.
   (Отмеряли – аж не дышали).
   Мне налили мою же память.
   И тебя в нее подмешали.
 
   Бармен ловок, учтив и строен.
   Гул все громче, и пульс все чаще.
   Каждый думает, что достоин
   Дегустировать долю слаще.
 
   Фильмы, пальцы, а где ключи-то,
   Кожа, кофе… Какая пытка…
   Все улыбчивы нарочито –
   Каждый ждет своего напитка.
 
   Зелье – действует постепенно.
   И особенно раздражает,
   Что в бокале твоем – так пенно:
   Сомелье тебя обожает.
 
   Ты – искришься своим Моэтом,
   Ты – шутя предлагаешь помощь.
   Слава Богу – ведь ты при этом
   Совершенно меня не помнишь.
 
   Споры, деньги, глаза как бездны,
   Утра – выходами из комы…
 
   Все. До дна. Мы с тех пор любезны,
   Нетрезвы и едва знакомы.
 
 
 
   20 июня 2004 года.
   @@@
   - Жизнь-то? Да безрадостна и пуста.
   Грязь кругом, уродство и беспредел.
   - Ты живешь за пазухой у Христа!
   - Значит, Он змею на груди пригрел.
 
   22 июня 2004 года.
   @@@
   Нет, я чту теперь документы:
   Договоры, уставы, пакты.
   Только веские аргументы.
   Только хрустко сухие факты.
 
   Можешь хмуриться большелобо
   И сощуривать взгляд медузий –
   Я упорно взрослела, чтобы
   Не питать никаких иллюзий.
 
   И теперь, когда слита щелочь
   И промыты кривые колбы:
   Ты неслыханнейшая сволочь.
   Ты прекрасно мне подошел бы.
 
   Злополучно, многострадально,
   Изумительно и упруго –
   Мы ведь скроены идеально,
   Исключительно друг для друга.
 
   Черный с белым, кровавый с синим
   Мы б лучились таким сияньем!
   Как же там?.. – я была бы инем,
   Ты, понятно, суровым янем.
 
   Это было столь очевидно,
   Что добром не могло кончаться –
   Мы раскланялись безобидно.
   Мы условились не встречаться.
 
   Шутим в письмах о грозной мести,
   Топим в лести и ждем ответа.
   Мы так счастливы были б вместе,
   Что и сами не верим в это.
 
 
 
   Ночь с 25 на 26 июня 2004 года.
   @@@
   Электронный демон жует уже
   Мегабайт моего нытья:
   До утра – рецензия, пост в жж,
   Реферат и одна статья.
 
   Мне не светит Божия благодать –
   Я же знаю, что там, в аду
   Будет демон мне нараспев читать,
   То, что я ему в пасть кладу
 
   Каждый день, по многу часов подряд –
   Только б руку не откусил.
   Это быстро кончится, говорят –
   Просто как-то не хватит сил
 
   Отстреляться буквами как свинцом
   От его инфракрасных глаз.
   Впрочем, я смирилась с таким концом,
   Ведь чему-то же учат нас
 
   В мушкетерских школах: писать общо,
   Доверять своему чутью…
   Демон зол, но я поживу еще –
   Только вот допишу статью.
 
 
 
   Ночь с 28 на 29 июня 2004 года.
   @@@
   Я уеду завтра – уже билет.
   Там колонны – словно колпак кондитера.
   Да, вот так – прожить восемнадцать лет
   И ни разу не видеть Питера.
 
   Сорван голос внутренний – только хрип.
   Мы шипим теперь, улыбаясь кобрами.
   Москоу-сити взглядами нежит добрыми,
   А потом врастает в людей как гриб.
 
   Разве что, в ответ на мое письмо,
   Появляясь вдруг из толпы послушников,
   Счастье здесь – находит меня само
   И часами бьется потом в наушниках;
 
   Тут почти нет поводов для тоски –
   Но амбиций стадо грохочет стульями,
   И сопит, и рвет меня на куски,
   Челюстями стискивая акульими,
 
   Так что я уеду – уже ключи,
   Сидиплеер, деньги, все, сопли вытерли –
   И – Стрелой отравленной – москвичи,
   Вы куда, болезные, уж не в Питер ли?..
 
 
 
   1 июля 2004 года.
   @@@
    .П.
   Тяжело с такими ходить по улицам –
   Все вымаливают автографы:
   Стой и жди поодаль, как угол здания.
   Как ты думаешь – ведь ссутулятся
   Наши будущие биографы,
   Сочиняя нам оправдания?
 
   Будут вписывать нас в течения,
   Будут критиков звать влиятельных,
   Подстригут нас для изучения
   В школах общеобразовательных:
 
   Там Цветаевой след, тут – Хлебников:
   Конференции, публикации –
   Ты-то будешь во всех учебниках.
   Я – лишь по специализации.
 
   Будут вчитывать в нас пророчества,
   Возвеличивать станут бережно
   Наше вечное одиночество,
   Наше доблестное безденежье.
 
   Впрочем, все это так бессмысленно –
   Кто поймет после нас, что именно
   Петр Первый похож немыслимо
   На небритого Костю Инина?
 
   Как смешно нам давать автографы –
   И из банок удить клубничины?
   Не оставят же нам биографы,
   Прав на то, чтобы быть обычными.
 
   Ни на шуточки матерщинные,
   Ни на сдавленные рыдания.
 
   Так что пусть изойдут морщинами,
   Сочиняя нам оправдания.
 
 
   15 июля 2004 года.
   @@@
   В схеме сбой. Верховный Электрик, то есть,
   Постоянно шлет мне большой привет:
   Каждый раз, когда ты садишься в поезд,
   У меня внутри вырубают свет.
 
   Ну, разрыв контакта. Куда уж проще –
   Где-то в глупой клемме, одной из ста.
   Я передвигаюсь почти наощупь
   И перестаю различать цвета.
 
   Я могу забыть о тебе законно
   И не знать – но только ты на лету
   Чемодан затащишь в живот вагона –
   Как мой дом провалится в темноту.
 
   По четыре века проходит за день –
   И черно, как в гулкой печной трубе.
   Ходишь как слепой, не считаешь ссадин
   И не знаешь, как позвонить тебе
 
   И сказать – ты знаешь, такая сложность:
   Инженеры, чертовы провода…
    Мое солнце– это почти как должность.
   Так не оставляй меня никогда.
 
 
   Ночь с 21 на 22 июля 2004 года.
   @@@
   И даже когда уже не будет сил, и у сердца перестанет хватать оперативной памяти, и аккумуляторы устанут перезаряжаться, а от количества имен и ников разовьется алексия – буквы откажутся складываться в слова и что-то значить, - и от мелькания лиц, рук и щек, подставленных для поцелуя, полопаются сосуды в глазах, а голоса и интонации забьются просто глухим далеким прибоем где-то вне сознания – даже тогда, за долю секунды до полной потери сигнала, за миллиметр до идеальной ровности зеленой линии электрокардиографа – из реальности, почти потерявшей контуры и формальное право существовать, вынырнет чье-то лицо, по обыкновению устремится куда-то в район ключиц, захлопает ладошками по спине и впечатает в мозг – ПРИВЕТ!!! Я ТАК СОСКУЧИЛАСЬ!!!
 
   И из выпростанных, выпотрошенных, вывернутых недр отзовется – да, я тоже люблю тебя.
 
   И это снова будет не конец.
 
   Любить людей, indica , это такое же проклятие, как их животно ненавидеть: разница только в том, что во втором случае ты вечно обороняешься, а в первом всегда беззащитен. Ненавидя, ты знаешь, чего ждать в ответ – и можешь полагаться только на себя; любя, ты отдаешь свой меч в руки первому прохожему: он может посвятить тебя в рыцари, осторожно дотронувшись этим мечом до твоих плеч, может вернуть его тебе с поклоном, а может вогнать его тебе в горло по самый эфес. И это рулетка, моя солнце, и ставки все время растут.
 
   И – выжатость, конечно, высосанность через сотни трубочек: чем больше любимых тобою, тем больше завернутых в коробочку лакомых кусочков себя ты ежедневно раздариваешь. Тем больше матричных проводов у тебя в теле – тех самых, что, сочно причмокивая, качают из себя драгоценные животворные токи.