Когда Белый кот ушел, Королева подошла к окну, представила осыпающийся холм из песка и сказала: - Дождь.
   И потом:
   - Дождь, наступи. Пусть будут лужи, лужи. Пусть листья лягут. На землю. Пусть сгниют. Пусть дождь... Ведь это осень, осень. Так всегда. И как всегда. Дождь! На весь день, на весь день... Серый холодный дождь. Пришла осень, осень... Осень. Хочется спать. Спать. В дождь! Когда за окном дождь. Когда за окном - дождь! Как тепло под одеялом. Когда темнеет рано. Когда темно! Когда дождь, дождь, дождь. Принеси сны, сны. Дождь...
   Холм из голубого песка осыпался. Начался дождь.
   И утром моросило. Солнечные зайчики - феи - бледнели, опустив уши, в самых светлых углах, какие только были в этом сером.
   Белый кот со скорбным выражением личной обиды на круглой морде бежал, прижимаясь к стенам домов и брезгливо отдергивая лапы от мокрого асфальта.
   - Великая королева, - тоскливо ругался он, - И кто только придумал, чтобы она распоряжалась дождем! Вылизывайся после этой прогулочки три дня. И зачем ей эта мутная слякоть! Кра-а-са-вица...
   Впереди, где стояли разрушенные внутри дома, заблестело.
   - Паутина! - Белый кот остановился и снова побежал.
   Запахло жареным. Он принюхался - здесь!
   У черного пролома - бывшего подъезда, - полузатянутого паутиной, с круглыми и - видно - что липкими каплями на ней, как всегда торчали два здоровенных паука с наглыми рожами.
   - Ну и... - сказал один из них, элегантно опиравшийся седьмой и восьмой лапами о косяк.
   - Бородул, - сказал кот.
   - А ты кто?
   - Я - Белый кот! - он гордо вздернул усы.
   - Посмотри за мурзиком, - сказал первый паук второму громиле, и тот кивнул.
   - Все играются, - проворчал кот луже, - Мафиози тоже еще...
   Минут через пять, когда кот уже отсидел хвост и промок окончательно, появился первый охранник.
   - Проводи мурзика, - сказал он второму, и тот кивнул.
   Кот, промолчав так презрительно, как только мог, поднялся и пошел за вторым сторожем. Шли они по замусоренным и вонючим переходам на усиливавшийся запах жареного. И пришли в комнату, всю затянутую по стенам кружевной, а может, просто драной, паутиной.
   Посреди комнаты сидел на ржавом и пробитом ведре Бородул - огромный одноглазый паук с перекошенной челюстью. По бокам его стояли в вольных позах два паука-телохранителя, еще более бандитского вида, чем те, у входа. В лапах они держали гладкие дубины - так, для украшения.
   - Как поживает великая Королева? - противно проскрипел Бородул.
   - Спасибо, - ответил кот, - Нервничает.
   - Посуду бьет?
   - Бьет, - притворно вздохнул кот, и опустил круглую морду, - И посуду тоже.
   - Богатые вы ребята, волшебники, - противно и печально проскрипел Бородул, - Я вот не могу себе позволить. Сижу тут на ведре, голодный и больной, завтрака не могу дождаться... Эй, вы!!! - взревел он, - Где мой завтрак! Бандюги мафиозные!
   Тут же в комнату присеменили пять пауков и расставили перед Бородулом столик, на него в глиняном блюде поставили мясо и глиняный кувшин. И убежали.
   - Будешь, - Бородул кивнул на еду.
   Белый кот пожал острыми лопатками и принюхался рывками круглой головы.
   - Вкусно, вкусно, - двинул челюстью Бородул, - Хорошо прожаренное мясо, доброе старое вино, зелень свежая... Что лучше под жареную кошку, чем красное вино?..
   - Что?..
   - Ну да, ну да, кошка жареная, а чего? Не употребляете, может?.. Зря, зря. Да ладно, просто баранина это.
   - Послушайте, Бородул!
   - Слушаю... - и Бородул засунул в пасть первый кусок и начал жевать, косо двигая челюстью.
   - Знаете!.. Вы тут в крестного отца играетесь, а у меня дело, которое важно и нам и вам! Лутьюфо.
   - Играемся, правда ваша. А что еще, больше ничего, ну да, м-да.. А Лутьюфо, говорите. Ну да, ну да, это бедняга-то, которого вы угробили? Я его видел тут где-то недавно - бутылки собирает. Немой и ничего не помнит... говорят.
   - Между прочим, - Белый кот старался произносить слова холодно и иронично, - Если б не Великая Королева, если б она не сделала его таким, вашу лавочку давно бы уже прихлопнули, как муху какую-нибудь!
   - Нашу-то, - задумчиво жевал Бородул, - Но вы же знаете, дорогой, если убить паука, это принесет страшные несчастья, ну просто необыкновенно жуткие беды... Экология опять же-ж-ж.
   - Этого паяца рыжего, проходимца этого, сказочника неумного не остановят ваши эти приметы из красной книги!
   - Да? - Бородул поднял бровь, - Тогда унести, - кивнул он телохранителям на столик.
   И пауки, уронив дубины, выскочили с мясом из комнаты. И раздалось из-за дверей замечательно вкусное чавканье.
   - Ну, так он же сейчас безвреден как.. самая последняя дворняжка. А?
   Белый кот вздрогнул хвостом - этому гангстеру известно, что против Лутьюфо применили двойную формулу.
   - А откуда?.. - и кот прикусил свой раздвоенный язык.
   - Да ладно! - махнул тремя или четырьмя лапами Бородул, - Двойная формула красной переменной: последний из людей - последний из животных. Ведь у вас только на это ума могло хватить.
   - Не понимаю, о чем вы, - очень холодно и иронично проговорил кот.
   - Хе! - челюсть паука грациозно и ласково подвинулась, - Нельзя первых превращать в последних. Тем более в последних вдвойне. Глупо и заметно слишком. Во всех книжках написано. Читаете книжки-то, а? Хе-хе. А вот в такого, как все, как все вокруг. Чтоб из ряда не выбивался по цвету по серому... Впрочем, это тоже в книжках написано...
   Белый кот сидел и смотрел на Бородула, который ковырял и ковырял в зубах. И, когда паук отбросил измочаленную спичку, кот выдернул из-под себя хвост и сказал:
   - Лутьюфо нам нужен мертвый, - жестко и холодно, как и хотел.
   - ...Так и грохните его сами, в чем дело? - вежливо проскрипел паук.
   Кот молчал.
   - Ну да, ну да, не можете! Не имеете права - надо же, законы выдумали! Теперь на меня спихнуть хотите... волшебники. Ладно. Но мне тогда... девчонка.
   - Какая!!!
   - Ты знаешь какая. Не Юнки, разумеется.
   - Но... это фея! Она!
   - Или да, или нет. А то мне одна пакость снится. Не сезон, да? Навсегда.
   - Мне... надо посоветоваться.
   - А давай, - Бородул привстал, вытолкнул из-под ведра полусобранный телефон и одной из лап двинул его коту, - Советуйся.
   Кот покрутил диск и сказал:
   - Але? Людмилу Александровну, будьте добры, пожалуйста.
   - Слушаю, - проговорило в трубке королевским голосом.
   - Але! Королева, - сказал Белый кот, разглядывая Бородула, - Он требует взамен Алику. Голову на голову. Он...
   - Ты там что, торгуешься, ми-илый?! Если нужно будет, ты отдашь ему нашу белую пушистую шкурку. Знаешь какую, киса?! Ты.
   В трубке затрещало, а перед тем, как коротко загудело, кот услышал слова Королевы не ему:
   - Иду, иду, Лилия Викторовна, вы очередь мне займите, дорогая...
   Время. И темную ночь сменил солнечный день.
   - Солнце, солнце, солнце, солнце, солнце. Солнце... - распевали маленькие феи, превращались в зайчиков и разлетались по городу, распушив подсыхавшую пушистую шерстку. Спали и видели сны.
   О том, как тридцать первого июля они улетят - улетят? Ну, покинут Землю, а перед этим станут гулять по городу в такой же светлый день.
   Когда собаке необходимо сказать важное - хотя собакам это удается, только если писателям это надо - но все-таки, если необходимо - она смотрит. Так. Смотрит? Вкладывает тебе в ладонь холодный и влажный нос - плохо, если сухой и горячий, очень плохо. Смотрит. И ты посмотри. Все равно ни черта не понять, что хочет собака и зачем, но если долго смотреть, можно понять, что хочешь ты. А потом сделать, что хочешь. Впрочем...
   Алике снилось, как этой ночью смотрела дворняжка. Они опять пошли - во сне - на их любимое место, к реке. И вместе бегали по лесу. Им было здорово. А потом сидели у воды, и собака смотрела, не отводя глаз. А ведь.
   Алика услышала в своем сне голос, как воспоминание, но совсем далекое. Совсем не из школы фей, а словно более раннее. Мужской голос:
   - ...Собаки не умеют смотреть в глаза человеку, не отводя взгляда... как мы на солнце, девочка моя.
   Кто говорил. Но она помнила, что ей. Это она девочка - странно. И вот: кого зовут Лутьюфо. Лутьюфо и Лутьюфо. А взгляд собаки, и что она хотела.
   Перед сном дворняжка нашла большую кость на свалке и уснула сытой. Тогда что ей было нужно сказать? Да! И тревога. Предчувствие, что случится, но что? Или. Что не так происходит то, что происходит. Не так и не то. Или то, но не так. Или так, а не так. Или.
   То есть! Но во сне. Не вспомнить, не решить во сне. И так сладко плавать среди слов и соединять их, и ощущать, как тело, отдыхая, распрямляется. И покалывает ноги, отходящие от усталости. От усталости и усталости. Но Лутьюфо и Лутьюфо - так, так, так, так...
   Когда щелкнуло темнотой, и темнота осталась, Алика проснулась. Было душно, тесно и темно. Совсем. И уж тут непонятно, что делать, если даже колотиться в стены невозможно - так тесно и страшно.
   Алика открыла рот - очень душно и пыльно, и ей - она так хотела - просто надо было закричать; но сдержалась от ужаса, что от крика она совсем задохнется - выдохнет и не вдохнет. Или стенки сомкнутся.
   И сразу все стало в прошлом. В прошедшем. Ведь теперь ничего не будет она помнила, что, если попадаешь в ловушку для фей, то все. У тебя не остается ничего, кроме темноты и воспоминаний. Так говорил Белый кот.
   И, чтоб еще и о Белом коте не думать ко всем своим бедам, она закрыла глаза - так стало светлее.
   Но из-под закрытых пушистых век выкатились слезы и прокатились по щекам светлыми лучиками и зазвенели обо что-то, упав с подбородка. Алика знала, что слезы, как светлые лучики, но очень огорчилась на себя. Даже разозлилась.
   - Рева-корова, - сказала Алика, - Тоже еще принцесса...
   И тут она услышала:
   - Глаза открой, при-инцесса, сколько можно бояться-то?!
   - Я не боюсь! - сказала Алика и открыла глаза, и с ресниц взлетела задержавшаяся слеза и сверкнула вверх.
   - Да, - сказал кто-то в темноте, - Ну?
   Дышать стало легче и стало можно шевелиться.
   - Кто вы?.. - неуверенно сказала Алика.
   - Вот, - удовлетворенно сказал кто-то, - Я.. когда-то прилетела на восходе.
   - Значит я не в ловушке!
   - Почему? Разумеется, в ловушке. Ну, не в зеркале, само собой, нет, конечно нет. Иначе я не смогла бы с тобой разговаривать. Да и вообще, печально все бы закончилось, и, надо сказать, что все еще может закончиться печально. Ведь зеркало никто не отменял.
   - Колдунья, - Алика закрыла глаза и вновь опустила голову на что-то, на чем она лежала. Стала ждать.
   - Мне нравится эта девчонка! - удивилась Колдунья, - А ты что думала продавщица из рыбной лавки я, что ли?!
   Алика не ответила - она ждала, когда ее сварят и съедят, и потом еще Белый кот рассказывал - будут приговаривать:
   - Покатаюся, поваляюся, феиного мяса поевши...
   - Ты очень маленькая и худая. Да и невкусная, наверно... - сказала Колдунья, - И к тому же все равно это выдумки, что я фей ловлю и ем. Я ведь сама.. В общем, хватит! Теперь меня слушай и запоминай все точно. Этой ночью ты должна привести ко мне рыжего - Лутьюфо. Чего бы это не стоило тебе.
   - Вы... меня отпустите!
   - Разумеется. Что ж я, сама за собакой по городу буду бегать, хватит с меня и тебя... Но ты должна дать мне слово, что сделаешь это!
   - Но... зачем.
   - Это вот необходимо. И знай, что уже сегодня днем вас будут искать, а если найдут, то - приехали. Пауки и Белый кот. Ты слышишь?
   - Я ничего не понимаю, - обреченно вздохнула Алика, - Почему я должна привести Лутьюфо? Почему меня будут искать. И Белый кот совсем не здесь - он в хрустальной сфере... А...
   - В какой еще сфере! Шляется где-нибудь поблизости. Вынюхивает!.. И ты должна. Пойми, должна! От этого зависит все! Ну... и ведь я тебя поймала, значит, должна съесть, а ведь не ем! Ну!
   - ...Да, это правда... А все остальное... тоже правда?
   - Все остальное - тоже... И все остальное сегодня ночью, глупая фея! И слово!
   - Да. Честное слово!
   - Девочка моя, - вдруг нежно сказала Колдунья, - Сделай это. Обязательно.
   Очень быстро пролетело время, и ночь наступила. Впрочем, наступила и наступила. Кто спал, тот и спал. Кто-то видел сны, которые придумывали феи продавщице и многим. А когда просыпались, то забывали. Хотели вспомнить, не могли и выдумывали свое. Но это только сон. Но это был уже сон.
   Алика и Лутьюфо шли по набережной канала Грибоедова. Лутьюфо шел, стараясь попадать в шаг с феей. Алика совсем не знала, зачем она идет - слово она, конечно, дала, но Лутьюфо? Он ведь не давал слова. А он шел, пушистый с висячими ушами, и поднимал голову - смотрел. И тогда она проводила пальцами по его затылку - очень короткая ласка. И он вскидывал уши - здорово. Он вскидывал уши - дольше стараясь задержать руку на голове.
   Вода в канале блестела от луны черным. И почти не было страшно идти Алике - она была не одна, и она чувствовала себя первой - ведь это она шла, а Лутьюфо с ней.
   - Лутьюфо, - сказала она задумчиво.
   И собака посмотрела на нее спокойно и бережно.
   - Лутьюфо и Лутьюфо. Тебя зовут Лутьюфо? Почему тебя зовут Лутьюфо.
   Но вот уже дом, и снова в окне на четвертом этаже зеленая звезда.
   - Пришли, - сказала Алика.
   Потом:
   - Сюда? - словно спросила у собаки. И та выбежала вперед и зацокала когтями внутрь подворотни.
   Но, едва Алика закрыла за собой дверь подъезда, Лутьюфо заворчал, прижимая уши.
   Алика остановилась, но все было, как и должно быть на лестнице старого дома - в меру страшным. Только перила поблескивали матовым, искрились, и липли к ним ладони, но мало ли - просто грязь - так можно думать.
   Алика, а за ней Лутьюфо начали подниматься. Где-то наверху капала вода, судя по звуку, в подставленную кастрюлю. И слетело, мягко кружась, несколько кусочков ваты. Послышался шорох, когда Алика и собака были между вторым и третьим этажами. Внизу хлопнула дверь, и кто-то стал подниматься, торопливо покряхтывая и шурша.
   Лутьюфо обернулся, и Алике пришлось остановиться. Перила заблестели сильнее - от них потянулись вниз и в стороны нити, перекручиваясь, как обнимаясь; совсем маленькие отростки лезли из перил вверх.
   - Тень на плетень!!! - взвыл скрипучим голосом поднимавшийся, загремел банками, зазвенел стеклом и покатился по ступенькам до начала пролета. Там затих, но банки еще катились и ударялись в мягкое.
   - Ну раньше же надо было, идиоты-идиоты! - скрипел тот, ворочаясь под всей этой посудой, - Обалдуи, бездельники, проходимцы!..
   Нити от перил тянуться перестали и даже обвисли немного безвольно и непонимающе.
   - Да давай, давай! - заорал тот, внизу, - Давай же!!!
   И заверещало со всех сторон, посыпались с верхних площадок пауки, и Лутьюфо закрутился, сцепившись с толстым пауком, вылезшим из помойного ведра. Что-то скрипело, рвалось в клубке двух тел - рыжего и серого, и Алика подняла хрустальную палочку в левой руке в сторону сыпавшейся нечисти. И пауки остановились.
   - Да это же просто для снов палка! - орал тот, кто все пытался выбраться из металлического и стеклянного хлама, - Вперед, или я вас всех съем, а потом сварю и изжарю! Вперед!!!
   Алика, не зная, что делает, успела очертить полукруг по ступенькам, и это вновь остановило пауков. Но тут ее правую руку охватило тонкое и сильное и начало сжимать. Запястье онемело. А это тонкое тянуло к себе. Она успела поднять палочку повыше, и мимо в попытке достать ее просвистело тело небольшого паука, и паук врезался в помойное ведро. Его прихлопнуло крышкой, и он завизжал.
   - Ну да вперед же, дохлые вы дромадеры! - скрипело снизу, - Убью всех! Собаку кто хватать будет! Толстого уже нет!
   Действительно, Лутьюфо стоял, кровожадно поглядывая на столпившихся перед Аликой пауков, а толстый, с которым он дрался, лежал с разодранным брюхом и ни одной лапой уже не дергал.
   - Эх-х-хэ-хэх!!! - тот, внизу, выбрался наконец-то из неудачной ловушки и затопал наверх, обдирая с себя последний мусор.
   И пауки по стене ринулись к Лутьюфо, оставляя липкие полоски на штукатурке.
   Алика уже не могла шевелиться совсем - она была прижата, привязана, прикручена к перилам и плакала от отчаянья и страха за Лутьюфо.
   Первых пауков - они были намного меньше толстого - Лутьюфо расшвырял, но остальные окружили его и защелкали челюстями и, выставив лапы с колючками, медленно сжимали кольцо.
   Наконец-то прибежал и тот, снизу, скрутил с головы консервную банку и сверкнул единственным глазом и двинул перекошенной челюстью:
   - А ну, недоростки! Разойдись! Сейчас я его сначала разделаю, а потом с вами разберусь! А то ловушки на меня ставят... недоумки.
   Но, пока он поворачивался, он пропустил темп, и уже еле-еле успел отпрыгнуть от взметнувшейся и упавшей всеми четырьмя лапами собаки. Как раз на то место, где только что он стоял.
   - А-а!!! - взревел паук уже совсем страшным голосом.
   Он выставил все колючки, но одной лапы уже не было - Лутьюфо его зацепил все-таки - и Бородул показал тощему юркому пауку, чтобы он встал слева. Со стороны оторванной лапы.
   Они стояли мгновение, потом собака рванулась вперед. И тут же назад, когда веер колючек Бородула и тощего раскрылся перед самым ее носом... И снова вперед, и переплелись Бородул и Лутьюфо, а тощий отлетел к стене и остался у стены, несколько раз дрогнул и обмяк.
   Рычание и скрип соединились, скрутились, и Бородул повис на спине собаки, сжав челюсти на шерсти и подбираясь колючками к животу. Но Лутьюфо прыгнул вперед, изгибаясь оскаленной мордой, но все-таки не дотягиваясь, не дотягиваясь до паука. Зато Алика пальцами толкнула вниз свою палочку, и зеленый свет мелькнул и пропал, с чавканием войдя в центр креста на панцире Бородула.
   В совершенной тишине паук тяжело обвис и упал на ступеньки. Перевернулся, и палочка, захрустев, сломалась. Он закрыл глаза, открыл, двинул челюстью и прошептал:
   - Фея... бутылки... это... теперь да...
   Бородул умер.
   Когда Лутьюфо повернулся к оставшимся паукам, они уже летели вниз на паутинках, от ужаса срываясь и цепляясь друг за друга.
   На четвертом этаже открылась дверь, застучали вниз каблучки.
   Женщина в черном платье, черном большом пледе и с такими черными волосами, что казались синими, провела по перилам и паутине, связавшей девочку, кусочком блестящего синего меха, и паутина съежилась в желтую пыль.
   Время, время, время. Наступило утро.
   Женщина стояла у зеркала, Алика сидела за столом, Лутьюфо лежал у ее ног.
   - Вы молодцы, - говорила женщина, - То, что вы сделали, сделать было невозможно. Я и не думала, что они будут так. Я, когда Бородул уже схватил рыжего, подумала - конец. Но ты - девочка...
   - Но как же! - спросила Алика, отодвигая пустую чашку и блюдце с вишневыми косточками, - Если вы знали, то почему вы не помогли, ведь...
   - Каждый делает свое, девочка... ну! Я и Королева. Каждому дана возможность. Но теперь мы ходим, и мы не должны промахнуться!
   - Я не понимаю ничего. Я совсем не понимаю. Что это такое? Очередь... А как же я теперь буду сны насылать. Ведь палочка сломалась...
   - Да какие сны! Какие уж теперь сны! Теперь мы все заснем, если проиграем!
   - ...Извините? Но я все равно ничего не понимаю. Ведь вот эти... которые там лежат, пауки. Что мы им сделали!
   - Им ничего, де... хм... Ну, послушай, ты знаешь, что собака эта никакая не собака, а принц.
   - Что?!!
   - Видишь! Разумеется, заколдованный. И, разумеется, он только и ждал такую девочку, как ты, чтобы превратиться в принца обратно. И теперь ерунда осталась - расколдовать его.
   - Это просто?
   - Ага, если б просто, то зачем ты нужна тогда... да и я. Просто!..
   - Но я... а кто его заколдовал?
   - Ну не я уж, само собой. Кто, кто! Королева, само собой!
   - Королева? Наша Королева фей?
   - Ваша, ваша. И фей, и котов, и пауков, прочего сброда. Вообще я не понимаю, кто ей дал право командовать! Знаешь, - женщина с осторожностью посмотрела на заснувшего Лутьюфо, - Она даже дождем выпросила теперь повелевать. А кто она такая-то! А?
   - ...Королева она.
   - Да ладно! - женщина пренебрежительно взмахнула рукой, откинула голову, но словно дымок, осталось в воздухе второе ее лицо - старухи, - ...Тоже еще, а туда же! - она провела перед собой ладонью, разгоняя марево, - Ну, это что, ладно... Слушай, самое главное теперь начинается. Смотри, тебе сейчас надо, и собака тоже пойдет с тобой, туда... В общем, там увидишь, когда подойдешь. Когда войдешь, там нужно будет найти бутылку - вот такую, - женщина достала из-под подушки на кровати маленькую квадратную бутылку темного зеленого стекла, - Она должна быть полной. Там много будет бутылок, но ты должна найти полную. И помни: войти туда можно только один раз тебе, если ты выйдешь оттуда без бутылки, все закончится через несколько дней. Может, уже завтра. Поэтому ночью ты должна. Не позднее. И нельзя выходить без бутылки... Нельзя!
   - Это для Лутьюфо... бутылка?
   - Ну, для него, для него, - женщина явно занервничала, - Для него бутылка... И... там будет сова. Увидишь там. Вот, - она раскрыла ладонь и протянула девочке блестящий блеклый красный камешек, - Дать надо сове. Она страшный и опасный субьект. Впрочем... Ну, птица. Ты сов-то видела - гадость такую?
   - Да. На картинках в учебнике.
   - В каком еще учебнике?! - чрезвычайно подозрительно спросила женщина.
   - ...В школе фей, - немного испугавшись, сказала Алика. И задумалась.
   - Ладно, - сказала женщина, - Некогда тут все это. У меня приготовлено давно.
   Она достала снова из-под подушки ошейник с вогнутым затемненным зеркальцем в нем:
   - Здесь день пробудешь. В зеркальце. День будет солнечный, а Королева по всему городу будет тебя искать, теперь сама. Нельзя тебе иначе... Не бойся. Вечером заклинание скажешь, и выйдешь. Запоминай: "Е квадрат бежал от заболоченного болота в осиннике и убежал - так велела птица". Запомнила? Кстати о птицах. Не забудь про сову. Дай ей этот камешек, дай!
   - Но... а куда идти я должна?!
   - Когда заклинание скажешь и выберешься из ошейника, ты Лутьюфо скажи, она наклонилась к уху Алики и прошептала. Алика кивнула.
   - Но, когда он тебя приведет, оставь его на улице. Слышишь! С тобой ему нельзя, иначе ничего не получится! Поняла?! Девочка моя.
   Алика опять кивнула. Но ей казалось странным, что ее так называет женщина - так - ведь она помнила мужской голос. Давно-давно, давно, до школы фей... Хотя что там могло быть до школы фей. Ничего? И она уже хотела спросить, но не решилась. Не решилась.
   Маленький рыжий человек по имени Лутьюфо ходил по городу и собирал пустые бутылки. В каждой бутылке, которую он находил, всплескивался солнечный зайчик. Он брал бутылку, переворачивал горлышком вниз и в тень, и солнечный зайчик вываливался, сонно ворча тоненьким голоском, и улетал, вяло помахивая ушами. А Лутьюфо засовывал бутылку в мешок. Делал он все, как и в другие дни, когда не было у него на горле кожаного ошейника с вогнутым затемненным зеркальцем.
   Иногда Лутьюфо прикасался к ошейнику пальцами - то ли он мешал ему дышать, то ли чтобы проверить - на месте ли он?
   После середины дня мешок наполнился. И Лутьюфо завязал его. Теперь бутылки надо было сдать. Странно, но сегодня он управился быстрее, ощутимо быстрее, чем обычно. И это было как неудобство или зябкое чувство не совсем нормального, похожее на ожидание, похоже на весеннее ощущение.
   Около пункта приема стеклотары шлялись только двое незнакомых Лутьюфо мужиков, небритых и скромных с похмелья.
   А внизу не было даже самого приемщика. Но Лутьюфо снял мешок и начал выставлять бутылки в окно приема. Он аккуратно расставил все и стал напряженно смотреть внутрь - за пустые ящики - нет ли там кого?
   Было темно и холодно. Вдоль стен лениво протекали ручейки, огибая спички и окурки, на стенах висели инструкции, какие бутылки принимаются, а какие нет. В дверь, прижатую к стене старым сырым ящиком, отражался солнечный свет от стекол окон, выходивших во двор-колодец. Бледный, даже белый свет.
   Лутьюфо смотрел на свет от двери. И вдруг ящик отполз, и дверь облегченно закрылась. Задребезжал засов. Лутьюфо, сидевший на корточках, вскочил, обернулся и. Перед ним сидел Белый кот. Сидел и разглядывал Лутьюфо.
   - Ну вот, - сказал Белый кот, - Вот и все. Хватит.
   Звякнуло в глубине за пустыми ящиками. Еще раз звякнуло, и появилась Королева. И конечно. Кто ж еще теперь. Вошла она, и стало светлей.
   - Все так просто, - сказала Королева и положила руку на голову коту, - Так просто... Ты останешься здесь навсегда. Ты здесь умрешь быстро или долго, но. Ведь ты, человек или собака, без еды не сможешь. И это будет навсегда. Ты меня понимаешь, паяц, навсегда...
   Она замолчала так, словно не знала, что сказать - что говорить. И что говорить? Судьба прерывалась. Лутьюфо в своем состоянии и в состоянии собаки отсюда не выбраться. Поручение Колдуньи не выполнялось. И все это слышала, все это понимала не спящая Алика.
   - Идем, кот... что ли, - Королева взглянула на ошейник на горле Лутьюфо, даже прищурилась близоруко, пожала плечами и повернулась, - Пошли... - и она взмахнула ладонью у бедра.
   И кот обернулся последний раз и сумрачно хмыкнул:
   - Крысы тут... Да; крысы...
   Их не было мгновенно, и остался Лутьюфо. И Алика. И вот из дальнего угла по потолку выдвинулась разлапистая тень. Паук - крупный, но не старый остановился и посмотрел сверху вниз на рыжего человека. Из брюха паука, желтого, ядовито-желтого, тянулась серебристая нить чистого серебра.
   - Я сын Бородула, - проскрипел паук, - А ты мертвый теперь будешь.
   Паук побежал по потолку, потом обратно, наискосок и вниз к стене. За ним тянулась нить и слабо позванивала.
   Пожалуй, что наступило все. И как отсюда будут выбираться Лутьюфо и Алика, я не знаю.
   Они этого тоже не знали. Лутьюфо стоял, смотрел на паука. А тот продолжал работать, тоже наблюдая за рыжим человеком. Двери за паутиной уже не было видно - и паук на мгновение остановился, коротко и зло приподнял лапу с небольшой металлического отблеска колючкой: приглашал кинуться к выходу, запутаться в липких нитях, закричать в непереносимом ужасе. Но Лутьюфо шагнул вглубь.