Руки Павла, шея и лицо, где не было закрыто курчавой жесткой бородой, являли собой прямо-таки переплетение шрамов самой разной величины и конфигурации. То же было и по всему телу, поэтому Павел в любую жару носил тельняшку с длинными рукавами и линялые джинсы, не подворачивая.
   - Ничего, мелкота, - сказал Павел, накидывая колпачки на свечи, - на мне заживает быстро.
   Он вылез и захлопнул створки лючка. Уже хотел скомандовать изготовившемуся на водительском сиденье Вовке: "Запускай!" - но тут на верхней ступеньке лестницы, что вела с причала на берег, появилась голенастая некрасивая девочка.
   - Вовка! - закричала она. - Автобус суббот-воскресных отдыхающих привез, твоя мама приехала, иди! Вовка умоляюще уставился на Павла.
   - Ладно, - сказал Павел. - Без тебя не буду. На полчаса считай себя свободным. И все свободны - марш!.. Ребята кинулись вслед за Вовкой.
   - Марш новых отдыхающих встречать, - повторил Павел задумчиво, глядя на убегающую мелкоту с непонятной стороннему взгляду грустью.
   "Тоже не мешало бы взглянуть, - подумал он, - какие они там еще новые. Распускаться мне никак нельзя, а то подловят. Хотя если до сих пор никто не явился, теперь и подавно гостей ждать нечего. Быльем поросло. Волна улеглась, да только путь назад тебе заказан. С такой рожей тебя на первом углу узнают, да, Геракл? Да и вообще... вот именно - вообще".
   С неожиданно вскипевшей злостью он посмотрел на свои испещренные шрамами руки невероятной мощи, приблизил ладони.
   - Заживают, - прорычал сдавленно. - Быстро заживают...
   И вдруг с размаху ударил тыльной стороной руки о гвоздь, торчащий с изнанки высокого настила пирса; он все еще находился в катере.
   Гвоздь прошел насквозь. Павел глухо застонал и следующим движением сдернул руку. Темная кровь закапала в черную воду озера.
   Павел опустил руку в воду, поболтал ею там. Видны были кровящие точки в местах входа и выхода гвоздя.
   "Ишь, ты, Христос. Как есть чистый Христос. Чистой Ляшской воды Христосик".
   Он стал успокаиваться после своей вспышки. Вынул все еще кровоточащую кисть из воды, прижал к груди, побаюкал.
   - Дядя Паша, вы поранились? - Голенастая девочка-подросток не ушла вместе с остальными. - Вам больно?
   Она никогда не замечала шрамов Павла. Он ей очень нравился. Он был такой красивый.
   - Поранился? - удивился Павел. - Мне больно? С чего ты взяла, Танька? Смотри, у меня все в порядке.
   В доказательство он пошевелил пальцами сперва одной, потом другой руки. И верно - ни следа отверстия, ни следа раны, ни следа крови.
   - Я и не думал раниться. Что я - косорукий какой? Но на тельняшечьей груди алели свежие полосы и пятна, и девочка Таня недоверчиво смотрела на них.
   Глава 10
   "Что это, удача? Везение, случайность?" - думал Михаил по мере того, как чрезвычайно интересная женщина лет двадцати пяти - тридцати, так неожиданно оказавшаяся рядом посреди огромного города, рассказывала о своем сегодняшнем сновидении.
   Рассказывала "визию", которую сегодня дали Михаилу. Он непроизвольно прикрыл фигурку карикатурной Смерти рукой. Улыбнулся замолкнувшей женщине. Та, кажется, и сама была не рада своим внезапным откровениям.
   - Дайте мне прикурить, - сказала женщина. Безусловно, она была хороша. Она была даже красива. Смугловатая, с усиками на губе и двумя приметными родинками-мушками у рта и брови. Янтарного цвета кофточка, жилетка тончайшей палевой замши подчеркивает полную грудь. Удлиненные мерцающие глаза и маленькое ушко из-под спустившейся смоляной пряди. Очень со вкусом украшения и чрезвычайно тонкий тщательный макияж. С изюминкой баба.
   Михаил почувствовал, что сегодняшний "такой" день его кончился.
   - Я не ношу огня, - виновато развел он руками. При этом незаметно выбросил дурацкую куколку - зачем только покупал? - подальше в сторону. - Секундочку.
   Елена Евгеньевна не без удовольствия отметила, как тотчас же среагировала девочка-официантка на его повелительный жест.
   - Будьте добры зажигалку... прошу вас.
   - Представились бы. - Елена Евгеньевна-вторая выпустила две тонкие струи дыма из ноздрей. - А то разглагольствую неизвестно перед кем.
   - Меня зовут Михаил.
   Ей понравилось и то, что он не сделал вид, будто обижен на "неизвестно кого", с расчетом обыграть эту свою мнимую обиду, заплести разговор. Просто представился и ждал, что скажет она. Цельный мужик.
   - Елена Евгеньевна. - Упоминанием отчества она как бы воздвигала барьер.
   - Я спросил вас о снах, Елена Евгеньевна, потому что мне самому они снятся очень часто. Всякие.
   - Про что чаще?
   - О разных людях.
   - А о себе?
   - Бог миловал пока. - Михаил неопределенно улыбнулся. - Да я в них и не разбираюсь.
   - Удивительно. Сейчас в снах разбираются все, кого ни спроси. Вода хорошо, символ жизни. Полеты во сне - неудовлетворенность. Если в пропасть падаешь - слишком большая дистанция между потребностями и возможностями, короче, слишком много о себе воображаешь. Вам никогда пропасть не снилась?
   Елена Евгеньевна начинала раздражаться. "Умный" разговор усыхал на корню, как это всегда происходит с "умными" разговорами.
   "Вокруг нее опасность, - думал Михаил. - Я ее чувствую с двух сторон, спиной и боком, значит, двое. Слежка? За ней? Опасность не для нее, а для меня, даже так - предостережение. Охрана? Кто ж она такая, женщина из "визии", баба с изюминкой?"
   "Хорош мужик, - думала Елена Евгеньевна. - Слова клещами тянуть надо. Другой уж давно павлином бы хвост развернул, в десять кабаков позвал, ведро цветов велел подать, заговори с ним такая женщина. Или хоть шампанское. Да, но ведь других-то, павлинов, ты навидалась, голуба моя, и они тебе неинтересны. Может, бедный? Одет вроде ничего. Что же такое я увидела в его глазах? Или взять да и украсть его?"
   - Знаете что, - сказал Михаил. - У меня появилась отличная мысль. Я вас сейчас украду, хотите?
   "Ой!" - чуть не вырвалось у Елены Евгеньевны.
   - Не знаю, какие у вас были планы на сегодняшний вечер, - продолжал он, но судя по всему, вы отдыхаете. Будем делать это вместе, согласны?
   И Елена Евгеньевна-вторая, вдруг превратившись в Елену Евгеньевну-первую, кивнула, ощущая себя полной дурой.
   - Только я не хочу ни под какую крышу. Такой вечер замечательный.
   Глава 11
   Три с половиной часа вместили легкий ужин с незначительными разговорами, луна-парк и неторопливую прогулку рука об руку - ну как пятнадцатилетние, вы подумайте!
   Елена Евгеньевна-вторая на страх Елены-первой возвращаться не желала, и та из них, что шла рядом с этим новым Михаилом, тихонько млела и влюблялась, как школьница.
   Михаил установил, что действительно их сопровождают двое, топтуны, по схеме "один впереди - один сзади", третий в темно-синих "Жигулях" неприметной пятой модели периодически проезжает по их маршруту в ту или другую сторону.
   Спутница начала его разочаровывать. В дамочке, которая похохатывала и закатывала глазки, ничего не было от загадочной красавицы, с которой он так романтически познакомился. Впрочем, на вечер годилась и эта. Даже лучше.
   Он стал прикидывать, под каким соусом организовать продолжение вечера у себя дома, и ничего не придумал. Охрана его смущала. К чему она? Ревнивый муж? Богатый муж боится похищения с целью выкупа? Но такие дамы на улице не флиртуют. Они вообще стараются по улицам пешком не ходить. Не знает сама?
   И наконец, третьим планом в нем росло неизведанное прежде вожделение. Скорее нервное, чем плотское. У него никогда раньше не случалось так - чтобы вот с той, которая обречена. Не важно, что он только передал ей извещение от Судьбы. Он - знает, он тоже причастен
   Это было ново. Это будоражило.
   - Ну вот, дорогой Михаил, - сказала Елена Евгеньевна. Они стояли в людском водовороте у метро "Парк культуры".
   Елена Евгеньевна-вторая соблаговолила вернуться. Легкое приключение теряло для нее остроту, так и не начавшись.
   - Спасибо за вечер. Я развлеклась и развеялась. Спасибо. Вы милый и интересный собеседник. Если угодно, подарите мне одну розу, красную, символ пламенной любви, и расстанемся на этом. Хорошо? Не обидитесь?
   - Всю дорогу с нами были "Жигули" - Э-семнадцать-ноль один-Эм-0, цвет синий кобальт, за рулем шатен лет двадцати семи - тридцати, одет в светлую рубашку с короткими рукавами и голубой отделкой, - сказал Михаил. - Еще два, пешком, брюнет, среднего роста, плотный, походит на жука, в джинсах и майке с надписью "Пентхаус", хорошая мускулатура. Другой блондин, около тридцати пяти...
   - Кто вы? - Елена Евгеньевна резко отшатнулась. - Что вам надо? Вы меня знаете? Вы от... Из?..
   - Нет! - Михаил рассмеялся, ему вдруг стало очень легко. - Я не "от" и я не "из", я просто очень наблюдательный. И знаю я вас ровно три часа и пятьдесят две минуты, для меня вы - Елена Евгеньевна, какой представились и понравились. Правда, не исключено, что я раньше видел вас во сне.
   Он взял ее за руку.
   - Я ведь обещал вас украсть? Едемте ко мне. Сегодняшний день - наш, а завтра... кто знает, что с нами будет завтра. Я живу недалеко.
   Отчетливо сознавая, что это безумие и бред, Елена Евгеньевна-вторая покорно и молча пропустила вперед Елену Евгеньевну-первую, и та села в такси, дверцу которого Михаил распахнул для них обеих.
   Глава 12
   Это началось уже в машине. Ноздри Михаила трепетали. Запах. Запах... смерти? Нет. Но и не просто запах женщины. Он знал их запахи.
   Не сладкий с горчинкой запах женского мускуса, в который так приятно погружаться, удовлетворив первую страсть. Не мягкий, резковатый пот, который каплет с них, если они забирают себе ведущую роль.
   Михаил чувствовал этот аромат не только ноздрями, но и ушами, и языком, и кончиками пальцев. Он впитывал его каждым волоском, каждой шерстинкой, всей поверхностью кожи. Сердце бешено стучало, кровь отлила от головы.
   Аромат? Запах? Не то слово. Ощущение необходимости слияния.
   "Что я делаю? - думала Елена Евгеньевна. - Куда еду? Кто этот мужчина рядом? Что со мной?"
   В животе у нее потяжелело. Не так, если бы ощущение шло от желудка, а гораздо ниже. Захотелось потереть бедром о бедро.
   Она не рожала и никогда не делала абортов, хотя врачи уверяли, что вполне способна к зачатию, но проверять эту свою способность она не торопилась. До сегодня она не могла точно определить для себя ощущение собственной отяжелевшей и вожделеющей матки. Осмотры не в счет и рассказы подруг, как "он достал", не в счет, и месячные у нее всегда проходили очень легко, практически незаметно. Прежний секс тоже никогда не давал этого, хотя оргазма при желании она достигала очень быстро.
   Теперь она почувствовала ее. Захотела, чтобы "он достал". Большой, сильный, неизвестный, пришедший издалека на ее зов. Она захотела выгнуть спину перед ним.
   Как они вышли из машины? Как поднялись к нему? Куда это было - к нему?
   Михаил обхватил ее прямо в передней, едва закрылась дверь. Одной рукой он потянул вверх ее юбку, другой уже расстегивал брюки над рвущейся наружу собственной плотью. Он чувствовал себя огромным. Она, не протестуя, закинула ему руки за шею. Ее дыхание билось ему в ухо со всхлипом, язык торопливо искал его язык.
   Она перевернулась и встала на колени сама. Кажется, они были на широкой кровати. Или на полу, на ковре?
   -Так!
   Слегка покачиваясь взад-вперед, она постанывала, наслаждаясь его быстрым строчащим движением. Облизывала пересохшие губы. Перед зажмуренными глазами... лента порно? торопливый мальчишка из юности на пляже в камышах? лопающиеся шары?
   "Он достал! И еще! О, сколько раз он достал, эта непрерывная дробь ударов в горячую больную точку наслаждения!"
   Елена Евгеньевна тихо зарычала, впившись зубами в свое запястье.
   Михаил ощутил, как исторгает из себя бесконечную ленту щекочущего пламени. Никогда еще не была эта лента такой длинной. Но вот она кончилась. Вот, последний ее всполох, последняя судорога счастья.
   Озноб прошел по коже, стоявшие дыбом волоски улеглись... и озноб - в последний раз.
   Он отпустил ее. Ласково провел ладонями по грудям, которые только что стискивал почти до боли.
   Вышел из нее, дрожащей, задыхающейся.
   Появились мысли. "Вот это да. Вот это женщина. Никогда еще не. Вот так я. Все-таки. Ну и ну".
   что-то еще
   И тут Михаил вспомнил, что эта женщина через несколько дней должна умереть.
   А она, когда он отпустил ее, уже почти ничего не чувствовала. Был туман, по краям огненный, в середине лиловый.
   Через минуту она начала соображать, и ей представилось, в какой позе она лежит.
   - Господи, - простонала Елена Евгеньевна-первая, переворачиваясь на бок. Ты меня изнасиловал.
   - Представляю, на что похожа юбка, - пришла ей на помощь Елена Евгеньевна-вторая.
   - На тебе была юбка? Я не заметил. Хотя вот тут какие-то клочки, обрывки...
   - Что-что? - Это помогло ей прийти в себя. Елена Евгеньевна встала с кровати, оправила юбку. Ее трусики нашлись неподалеку, она подняла их, нерешительно подержала.
   - Ванна у тебя хотя бы есть, зверь?
   - Там. Гордость дома.
   - Специально для девочек?
   - Прежде всего для мальчика. - Михаил ткнул себя пальцам в голую грудь под распахнутой рубашкой, - а потом уж кто подвернется.
   - Вот даже как? Звучит довольно скользко.
   - Для девочек, для девочек, иди спокойно. По-моему, я недвусмысленно выразил тебе свою сексуальную ориентацию. На кота не наступи, он любит смотреть, когда девочки моются.
   - Боже, здесь еще и кот...
   Пока Елена Евгеньевна занималась в ванной, Михаил быстро встал, подошел к окну.
   Только опасно перевесившись через подоконник, он смог разглядеть за углом дома одинокую машину, остановившуюся почти вне поля зрения его окон. Им следовало сдать назад метров на двадцать, тогда бы он их не увидел. Темные "Жигули", цвет в неверном свете фонарей не различить, очертания совпадали.
   Он привел в нормальный разобранный вид постель, засветил свечи, налил вина.
   В ванной под душем Елена Евгеньевна-вторая давала выволочку первой.
   "Совсем ты распустилась, голуба моя. Я уже не говорю, куда завтра ехать и что делать, так хоть подумай, во сколько тебе утром вставать. Спасибо, я у тебя есть, а то что бы ты ему сейчас лепетала? Об ожидающем муже? О неуложенных детях? Э-эх, распустеха!"
   Тут Елена-первая осмелилась возразить Елене-второй: "А я бы просто у него осталась, и все. И плевать мне было бы на мужа и детей, а тем более - куда тебе там ехать. Ты, если хочешь знать, сама блядь порядочная, и тебе того же хочется. Вот так".
   Пальцы Елены Евгеньевны, собиравшиеся застегивать меж грудей прозрачный бюстгальтер, обмякли, и чашечки беспомощно разъехались.
   - Миша, - виновато спросила она, выйдя в комнату, - а сколько сейчас времени?
   Ей ответили руки, обнявшие ее из-за спины.
   - Мне нужно домой.
   - Два ночи, куда ты. Неужели муж такой доверчивый, что примет какие-то объяснения в этот час?
   - Мужа нет, муж в командировке.
   - Так что ж тогда?
   - Я как будто всю жизнь тебя знала.
   - Ты меня совсем не знаешь. Тебе нужно ехать из-за тех архаровцев внизу, да? Так мы их сейчас... На всякий газ есть противогаз.
   - Пожалуйста, прошу тебя, забудь о том, что их видел. И меня тебе лучше всего забыть.
   - Вот этого не обещаю, а насчет них - пожалуйста.
   - Мы, наверное, никогда больше не увидимся.
   - Может быть. Ты не представляешь себе, как ты можешь оказаться права.
   - Я уезжаю завтра. Сегодня утром.
   - Это к лучшему.
   - Ты не сможешь мне позвонить.
   - Верю.
   - Но я вернусь и найду тебя, хорошо? Я вернусь через день. У нас еще будут две недели. Михаил вздрогнул.
   - А потом?
   - Возвращается муж из командировки. Миша?
   - Да.
   - У меня еще ни с кем не было никогда, как с тобой, а у тебя?
   - Тоже. и это правда
   Глава 13
   вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
   Недалеко от места, где ты живешь, в направлении на северо-запад, есть озеро. Это большое озеро. В самой широкой части оно имеет форму скругленного боба. Глубоко заходит внутрь его средняя стрелка. На оконечности стрелки, с трех сторон окруженной водой, живет человек. Три года вынужден он скрываться от врагов и от закона. Этот человек невиновен и никогда не совершал того, в чем его обвиняет закон и во что поверили его враги, которые прежде были его друзьями. Но сложилось так, что теперь доказать ничего невозможно. Он оставил жену и детей, которых нежно любит, чтобы уберечь от опасности, грозящей ему и всем, кто с ним. Он сознает свою безвыходность и не ропщет. Он хороший человек.
   И тем не менее:
   ПОЙДИ И ВОЗЬМИ ЕГО!
   вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
   - 0-ох!.. - Михаил вскинулся, как от команды "подъем!", как от боли.
   Он сжал виски и уши ладонями и сидел так, пока боль не утихла. Пока не убрались из мозга раскаленные спицы.
   - Вот же суки! - простонал он.
   Произошло худшее, что только может произойти после подобной ночи - пришла эмоциональная "рассказка".
   "Рассказка" вообще - это когда текст идет, обращенный напрямую к нему. Текст может объяснять и направлять, состоять из иносказаний или образных описаний. Говоря строго, эти тексты почти всегда представляют собой размытое повествование, касающееся той или иной стороны жизни интересующего Силу объекта. Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. В таком роде.
   Касаясь действий самого Михаила, "рассказки" обычно давали ему времени даже больше, чем "визии", потому что бывали, как правило, расплывчатыми, неопределенными. Вполне можно, после первых ожидать "рассказок" вторых, уточняющих, словно ОНА и сама понимала, что иносказание - далеко не самый прямой путь к цели.
   Однако иногда, очень редко, бывало как сейчас.
   Точные, во всяком случае достаточные, чтобы понять с первого раза, данные сродни "информашке". Но в отличие от сухой "информацией" имеющие яркую эмоциональную окраску.
   Часть этой окраски, этих эмоций Силы, доставалась и ему, и всегда это было чрезвычайно мучительно.
   Михаил отнял ладони от висков, пожал плечами. Несправедливо, а что поделаешь?
   Он поискал Мурзика, а увидел сережку, закатившуюся в простыни. Без всякого чувства сожаления запулил блеснувший метеором бриллиантик в угол.
   - Вот мы с тобой проштрафимся, - сказал он вылезшему из-под телефонного столика коту, - тогда будет нам настоящий тюх!".
   Кот вылез наполовину и, словно не в силах двигаться дальше, упал на бок.
   "К черту обычную процедуру приведения себя в порядок, - подумал Михаил. Я и так в порядке. Эта... Лена, она все-таки уехала посреди ночи, не побоялась, уехала не на тех "Жигулях", а на обычном такси, я смотрел. Но "Жигули" тронулись следом, а проводить себя она не позволила.
   Умелась, как шлюха по вызову, у которой кончились ее два часа, унося купюру в чулке... Но никаких купюр я ей не дарил, вот в чем дело. Все, забыли. Через неделю-две она для всех здешних станет в прошедшем времени".
   Против обыкновения Михаил с утра объявил общий сбор. Довольно гнуть горб одному. Для объявления сбора надо было только набрать номер тезки-Мишки, тот или другой, и произнести ничего не значащую фразу:
   - Принесите три мешка муки.
   Через час они будут здесь, а пока все-таки стоит принять душ. Да и Мурзика накормить.
   Через час, то и дело прикрывая глаза, чтобы свериться с текстом "рассказки", Михаил спросил тезку-Мишку:
   - Что думаешь?
   Разумеется, Михаил доносил им только информативную часть.
   - Я знаю это озеро, - сказал своим звонким тенором Петька. Кудри - лен, голубоглазый, огромный и озорной, он был вылитый Алеша Попович с картины про трех богатырей. Всегда немного поглядывал в сторону.
   - Я не тебя спросил.
   - Что сказать. - Тезка-Мишка оттянул нижнюю губу, как обычно в минуты задумчивости, но сейчас это было немножко игрой: Петька ведь уже сказал, что знает. - Глянуть карту...
   - Вот карта. - Михаил протянул ему.
   - А... Тогда так. Значит, поискать соответствующей формы водный бассейн. Тезка-Мишка вообще был силен в точных формулировках, а сейчас еще и тянул время, ожидая, что Михаил велит Петьке продолжать. - Вот, значит, смотрим на северо-запад... Единственный подходящий по описанию объект - озеро Ляшское, триста сорок километров. Площадь... - Тезка-Мишка промерил ногтем, пошевелил губами. - Около сорока квадратов. Форма соответствует. Мыс в виде стрелки, тезка-Мишка мигнул рыжими ресницами, - имеет место. Надо ехать, шеф.
   Он единственный из группы мог, не поправляясь, называть Михаила шефом в лицо. Он был первым в группе и по стажу, и по возрасту, и по степени подчинения. Всех их Михаил собирал по одному, долго присматривался, проверял. Эти - тезка-Мишка, Петька и почему-то отсутствующий Алик - проверки выдержали.
   - А где Алик, между прочим? - спросил он. - Я ему тут днями на новые чехлы для "Турбо" выдал, так он что, до сих пор гуляет, остановиться не может?
   Петька отвел взгляд, а тезка-Мишка прогудел:
   - Алик в больнице, шеф. Ребра и сотрясение мозга. И рука.
   - Когда? Вы были? На "Турбо" загремел или кто его?
   - На следующий день, как вы с ним прибыли. Он поставил машину у дома, в закутке, не сменил номера обратно. К нему прямо и пришли. Мы у него в клинике были, он плох, но держится. Надьке, жене, тоже досталось, а малая у бабки была. Мы их ищем сейчас, нюхаем. Мы думали, вы знаете. А "Турбо" сгорел.
   "Вот так так. Точно - это та драка в придорожном кафе. Недаром всегда я был против драк. Да еще два трупа!"
   - Милиция была, спрашивала, интересовалась?
   - А, дела ей... Был следак какой-то, дознавала малахольный, - это Петька, все еще смотрящий в сторону. - Братва, кому еще. Что у вас там произошло по дороге? Мы хотели узнать, но Алик без вас молчит.
   "Не было печали, - подумал Михаил. - Уж вот где могла бы ОНА меня оградить. Не дождешься, сам выпутывайся каждый раз".
   Он коротко обрисовал происшествие на сто девяностом километре, действующих лиц, приметы, ситуацию в целом.
   - Не думаю, что они простят. Он еще легко отделался, странно даже.
   Тезка-Мишка и Петька переглянулись.
   - А что делать, шеф?
   Мишка спрашивал с дальним прицелом. Он хотел получить "добро" на свои соответствующие меры. У него даже морда конопатая просветлела от предвкушения, заросшая рыжим пухом морда тезки-Мишки.
   Михаил подумал, чуть улыбнулся.
   - А чего хотите. Что считаете нужным в данной ситуации. Короче, пусть бой подскажет. Глядя в их заулыбавшиеся нехорошими улыбками лица, добавил:
   - Но как всегда: никаких контактов с властями предержащими. Не нарушить главное правило нашей жизни и деятельности, парни. Иначе ничего обещать не могу.
   Иной раз Михаил позволял себе слегка поддразнить их. Для поднятия авторитета. Это было ничего. Это не имело никакого отношения к действительному положению вещей. Они ведь только того и ждали. Льстили им тайны и манили секреты, чтоб этому всему провалиться.
   Он сосредоточенно оглядел того и другого.
   - Так, - сказал Михаил. - Паузу прошли. Говорите, сколько надо на операцию. Спускать такое нельзя.
   - Уж это да, - басом согласился тезка-Мишка. - Нам это даже как-то не к лицу.
   Михаил по пути к секретеру засмеялся;
   - Если бы ты только знал, Мишка, чьи это слова, кем впервые произнесены!
   - А что? А кем?..
   Михаил оставил вопросы без внимания. Он склонился к створке секретера, закрыл глаза и сквозь мешанину свежих и прежних строк стал думать обо всем, что произошло за последние дни. В том ракурсе, который касался ЕЕ и выполнения поставленных ЕЮ задач.
   Вопрос с Аликом, кстати, тоже мог по праву быть отнесен к выполнению задач. Куда годится, если его людей начнут щелкать все, кому заблагорассудится?
   Два его помощника деликатно отвернулись. Тезка-Мишка и Петька были немного в курсе, хотя и не совсем, только начал приобщать и Алика - и вот поди же!
   В таких случаях необязательно было проговаривать вслух. Дома ОНА слышала его и так.
   Михаил выгребал пачки из секретера. Купюры были крупные, новые, как с Госзнака. Две пачки - особо крупных, недавно введенного образца. "Ага".
   - Нате. Это - Алику на новый "Турбо". Это Надьке, чтобы сгоняла полечиться на теплые моря. А это... черт, совсем забыл, сегодня же семнадцатое, это ваша получка, парни. - Чтобы выдать получку, ему пришлось приложить и все то, что осталось из денег с лесной дороги.
   Парни расплылись. Они-то помнили про семнадцатое.
   - Насчет трений с законом, шеф, будьте покойны - ментов подмажем. Это они только у нас тут такие серьезные, а отъехай на полета верст, за наличку на корню купишь. Вызовем бригаду, от того шалмана кучка углей останется, а сверху будет висеть буфетчик горячего копчения.
   - Но-но...
   - Нет уж, шеф, вы нам позвольте сделать все, как надо. Как полагается. Верно, Петро?
   Петька со значительным видом кивнул. Его карман оттягивала похрустывающая пачка, и от этого кивок был исполнен настоящей солидности.
   - Слушайте, парни, а чего вы меня не бросаете? Ведь получили уже немало, а риск все растет?
   - Так и зарплата растет, шеф, - сказал тезка-Мишка, любовно поглаживая впалый живот. На нем, в поясной сумочке, лежало полторы пачки.
   - Не страшно? Парни осклабились.
   - Нет, вы не поняли, я имею в виду - со мной якшаться не опасаетесь? Кто ведь меня знает, кто я такой. От чьего имени действую, что мне надо... А? Михаил весело почесал нос.
   "Если выяснять, то выяснять теперь, раньше мы этот вопрос как-то обходили. Но послание следует за посланием, требование за требованием, и у меня уже опускаются руки, что-то будет дальше. Я не могу иметь тылы, в которых не уверен".
   Тезка-Мишка с Петькой опять переглянулись, и заговорил, к удивлению, Петька.
   - Конечно, Михаил Александрович, - сказал он, показывая отменный тон, - мы ничего не знаем о том, кого вы представляете, и о ваших целях. А о вас самих только то, что вы нам сами говорите. Ничего больше. Но мы, я, Миша и Алик, считаем вас человеком справедливым. Это самое главное. Мы и сами от вас несправедливости не видели, чтобы вы к другим несправедливо - тоже. Мы считаем, если вы в малом поступаете по справедливости, то и в большом, которого мы не знаем, себе не измените. Или тем, кому вы служите, как мы служим вам.