- Врешь, врешь, мерзость такая. И за что мне все это, господи? Человеку с моим добрым сердцем нет места в этом мире корысти и обмана.
 
       - Ты в нем неплохо устроился.
 
       - Ага. Благодаря тебе я лишился надежд на уютную старость. Домик на юге, цветочки… я в панаме, и рядом сучка со здоровыми титьками, готовая выносить за мной ночной горшок.
 
       - Это твоя мечта?
 
       - Была. Теперь сыграла в ящик.
 
       - До старости тебе далеко.
 
       - Я буду скучать по моим бумажкам с мертвыми президентами. Очень много бумажек, которые теперь в чужих руках. Кто их будет холить и лелеять, как я?
 
       - Вставай, Ник, ты тут всех успел достать.
 
       Он тяжело поднялся, опираясь на мое плечо, и мы побрели к выходу.
 
       - Теперь ты знаешь, кто твой настоящий друг? - бормотал он, едва передвигая ноги. - Эти суки хвосты поджали, твоему Рахманову плевать на тебя, всем плевать. Что бы ты делала без папочки?
 
       - Я тебя обожаю.
 
       - Как бы не так. И я дурак, последний дурак. Самому противно. Вот, пью с горя.
 
       Охранник, заметив, что мы двигаем по коридору, точно два раненых бойца, кинулся мне помогать, но Ник одарил его таким взглядом, что тот замер на полдороге.
 
       - В мире нет человека благороднее меня! - заголосил Ник. Парень распахнул перед нами дверь, и мы выбрались на улицу. - Чувствую себя Ромео, такой же идиот, - хихикнул Ник. Я помогла ему устроиться на заднем сиденье и завела мотор. - На самом деле мне бабок нисколечко не жалко, - заявил он и через минуту захрапел.
 
       Возле подъезда мне удалось привести Ника в чувство, и он с моей помощью поднялся в свою квартиру, ворча под нос ругательства. Определив его на Диван, я поехала к Виссариону, где была встречена аплодисментами. Несколько шлюх, заглянувших на огонек, таким образом демонстрировали мне свое расположение. Девиц было немного, аплодисменты вышли довольно жидкими, но душу, безусловно, согрели. Раскланиваясь на три стороны, я проследовала к роялю и торжественно объявила:
 
       - Дамы и господа. Шопен. Ноктюрн.
 
       - Может, это, - робко начала Зойка, самая отчаянная из девок, - для праздничка что-нибудь… массовое? Пение хором объединяет, - косясь на Виссариона, торопливо закончила она.
 
       Виссарион кивнул, но тут же внес свою поправку:
 
       - Только что-нибудь серьезное.
 
       Девять человек из десяти назвали бы его чокнутым и, наверное, были бы правы, раз Виссарион задумал воспитывать шлюх посредством искусства, но я присоединиться к ним не спешила, так как особого толку в его воспитании не видела. Из озорства я заиграла «Вставай, страна огромная», девицы дружно подхватили, причем воодушевились до такой степени, что у Виссариона от внезапно нахлынувшего патриотизма на глазах выступили слезы. Когда музыка наконец смолкла, окрыленные девицы отправились на улицу с выражением лица народных героинь, то и дело сбиваясь на строевой шаг.
 
       - Вот она, сила искусства, - неизвестно что имея в виду, пробормотал Виссарион и скрылся в подсобке, должно быть решив предаться обуревавшим его чувствам в тиши и без свидетелей.
 
       Немногие из посетителей, забредшие сюда случайно и понятия не имевшие, что это за лавочка, оглядывались вокруг с диким видом и косились на меня, очевидно, гадая, что следует сделать: попросить автограф или уносить отсюда ноги, пока не поздно.
 
       Шопена я все-таки сыграла. Часам к двенадцати подтянулись завсегдатаи, из тех, кто знал: кафе «Бабочка» - это что-то вроде профсоюза уличных девок и приходивших сюда ради экзотики. Народ столпился у рояля и молча слушал, а в перерывах они говорили, как рады меня видеть, и даже интересовались, где меня носило столь долгое время. А я, несмотря на всю абсурдность ситуации, вдруг почувствовала себя так, точно вернулась домой, и даже нечто вроде счастья снизошло на меня.
 
       Виссарион с сияющими глазами предложил всем выпить по случаю моего возвращения за счет заведения, но я настояла, что угощаю сама, дабы заведение не разорилось. Торжественная атмосфера была слегка нарушена потасовкой двух девиц, бог знает что не поделивших и явившихся к Виссариону искать правды. Девицы срывались на визг, нацелившись друг в друга кроваво-красными ногтями, оттого понять из их рассказа ничегошеньки было невозможно. Виссарион поступил как мудрый библейский правитель, влепил по затрещине обеим и предложил заткнуться. Остаток ночи девки просидели с мрачными лицами, время от времени бросая друг на друга испепеляющие взгляды. В четыре утра народ отправился на покой, девки пошли ловить подзадержавшихся клиентов, а я вымыла посуду и простилась с Виссарионом до следующей ночи, в душе сожалея, что прибыла сюда на машине. Притихший город с безлюдными улицами вызывал острое желание пройтись пешком. Однако до жилища Ника отсюда было все-таки далековато, и я поехала.
 
       Ник спал на диване в своей огромной гостиной, свесив руки, а я отправилась в одну из комнат неясного назначения, где диван, однако, тоже был, хоть и не такой роскошный. Я устроилась на нем и для начала задумалась: на кой черт Нику квартира в двести сорок квадратных метров, если живет он один, причем редко когда ночует дома? Потом я задалась вопросом: а хотела бы я жить в подобной квартире? И пришла к выводу, что такая мысль могла явиться мне лишь в приступе белой горячки, я и в своей-то хрущевке не знала толком, что делать. Потом подумала, что в большой семье у каждого должна быть своя комната. Представила, что у меня именно такая семья, детишки бегают по дому, все роняют, визжат и смеются, и заревела, что было, безусловно, глупо, но извинительно, ведь я точно знала: никакой семьи, ни малой, ни большой, у меня не будет, и своего сына я теперь вряд ли увижу. На этой малооптимистичной ноте я и отошла в мир снов.
 
       Проснулась я часов в десять, Ник в гостиной признаков жизни не подавал, я прошла на кухню и попыталась приготовить завтрак из тех продуктов, что обнаружились в холодильнике. Минут через двадцать в кухню заглянул Ник, рожа помятая, взгляд сердитый, он принялся искать сигареты, игнорируя меня, я бродила по кухне в его рубашке, единственной чистой, что нашлась в шкафу, и тоже его игнорировала.
 
       - Я надеялся, что ты уже свалила, - заявил Ник, внезапно обретя голос.
 
       - Раз уж я обязана тебе по гроб, можешь рассчитывать хотя бы на яичницу по утрам, - ответила я.
 
       Ник хмыкнул и устроился за столом.
 
       - Не нарывайся, я с перепоя злой, - счел нужным предупредить он.
 
       - А ты бываешь добрым? - удивилась я.
 
       - И добрым, и даже щедрым. В чем ты имела возможность убедиться.
 
       - Поправка принята, - кивнула я.
 
       - Ты здесь ночевала? - проявил он интерес.
 
       - Вернулась в пять утра.
 
       - А где тебя носило до пяти?
 
       - Работала.
 
       - У Виссариона, что ли? - усмехнулся Ник. - Уверен, шлюхи пришли в восторг обнаружив тебя за роялем, в их полку прибыло.
 
       - Точно. Мы пели хором.
 
       - Восхитительно. Вы случайно не нуждаетесь в сочном баритоне? Боюсь, мне скоро придется подрабатывать в вашем кабаке.
 
       - Вакансий нет, но для тебя что-нибудь подыщем.
 
       - Вот продам родное гнездо, куплю домик в деревне, буду жить с коровкой и поросенком.
 
       - Вроде бы ты всю жизнь мечтал об этом? Ник исподлобья взглянул на меня, а я вздохнула в ожидании затрещины. Но махать руками ему было лень, он вяло жевал яичницу с видом мученика.
 
       - Тебе повезло, - вдруг заявил он. - Долгих не было до происходящего никакого дела, твоему Рахманову тоже, так что твоя судьба зависела целиком от меня. Но везение не бывает бесконечным. Еще одна выходка - и я провожу тебя на кладбище. Буду обливаться слезами, а потом уйду в запой на сорок дней. Большой удар по моей печени, ты уж постарайся, чтобы до этого не дошло.
 
       - Постараюсь, раз это в моих интересах, - пожала я плечами.
 
       - Хватит лирики, - отодвигая тарелку, посерьезнел Ник. - Ты помнишь, что я сказал: мне нужны эти бумаги.
 
       - Я помню. Можешь не сомневаться, я сделаю все, чтобы их найти.
 
       - Ага. Главное, чтобы ты не забыла передать их мне. На всякий случай предупреждаю: не вздумай хитрить. Сама ты от этих документов ничего не выгадаешь, только шею себе свернешь. Помни о своем стервеце-муже. Он тоже схитрил и оказался на кладбище.
 
       - Кстати, о стервеце-муже, - заговорила я. - Откуда такая уверенность, что бумаги эти существуют? Он пытался шантажировать Долгих и что-то предъявил ему, так?
 
       - Разумеется.
 
       - Какой-то документ, который произвел на нашего небожителя впечатление? Эй, ласковый мой, - позвала я, заметив, что Ник сидит с отсутствующим видом. - Ты с перепоя думать в состоянии или отложим разговор до лучших времен?
 
       - Мои умственные способности всегда на высоте. Училась бы у папы, сучка безголовая. Куда ты клонишь? - нахмурился он.
 
       - Что, если предъявленная бумажка - это все что было у Павла?
 
       Ник захихикал, сделал глоток кофе из чашки и весело посмотрел на меня.
 
       - Не считай других дураками, это вредно для здоровья. Документы твой муженек отсканировал, а дискету передал Долгих. Поначалу, как ты помнишь, он отправил диск нашим конкурентам, прибери их, господи, поскорее. Диск суду не предъявишь, но если бумажки окажутся не в тех руках… Надо, чтобы они оказались у нас, детка.
 
       - И что дальше?
 
       - Дальше не твоего ума дело. Главное - найди мне их.
 
       - Зачем, по-твоему, я трачу сейчас твое и свое время?
 
       - Очень интересно, зачем?
 
       - Уверена, ты пытался их найти. Может, поделишься тем, что успел накопать, чтобы мне не ходить проторенными путями?
 
       - Тебе хорошо известно, когда твой муж вернулся в наш город. Так вот, до встречи с тобой он жил у одной шлюхи, впрочем, это тебе тоже известно. У нее чисто, я проверил. С матерью он не виделся, только звонил ей. Разумеется, он мог послать ей бумаги по почте, но, во-первых, это рискованно, ведь у родных и друзей будут искать в первую очередь…
 
       - А во-вторых?
 
       - Во-вторых, он их не посылал, - нахмурился Ник. - По крайней мере, через почтовое отделение она ничего не получала.
 
       - С кем он здесь встречался, не считая меня?
 
       - С супостатами-конкурентами, точнее, с одним го них, которого сам и пришил впоследствии, с твоей Машкой и ее малахольным мужем. Есть еще несколько старых знакомых, которых я в расчет не беру. Уверен, он бы не доверил никому эти документы.
 
       - Тогда где они могут быть? - нахмурилась я.
 
       - Где угодно и нигде, - скривился Ник. - Самое разумное - банковская ячейка. В его вещах был ключ и бумага, дающая право доступа к ячейке? Нет, - сам себе ответил Ник. - Но они должны быть. В его и твоей квартире я искал - пусто. Тачка, квартира, его девки - тоже. Но где-то ключик лежит. И если мы его найдем, ты, как законная супруга, с полным правом можешь заглянуть в ячейку.
 
       - Ты предлагаешь искать иголку в стоге сена.
 
       - А на кой хрен ты мне сдалась, если бы найти бумаги было так просто? Ты знаешь своего засранца-муженька лучше других, вот и напрягай мозги.
 
       - Значит, нигде и везде, - кивнула я. - Он был под наблюдением, так? Отчеты у тебя сохранились?
 
       - Сохранились. Зачем тебе отчеты? Все места, показавшиеся подозрительными, мы давно проверили.
 
       - Кафе, к примеру, подозрительное место? - задала я вопрос. Ник хмуро уставился на меня, а я продолжала: - Ключ от банковской ячейки много места не займет, так же, как и пропуск. Прилепи скотчем в каком-нибудь труднодоступном месте и…
 
       - Определенный риск в этом есть.
 
       - Конечно. Но при себе носить его гораздо рискованнее.
 
       - Черт, - покачал головой Ник - Мне уже тошно при одной мысли о работе, которая нам предстоит. - Он подался вперед и, глядя мне в глаза» сказал: - Но оно того стоит, детка. Оно того стоит. Это наша путевка в счастливую жизнь.
 
       - Хозяева тоже не дураки, - осторожно заметила я.
 
       - Правильно. Мы проявим верноподданнические чувства и вернем им документы. Но самые интересные оставим себе.
 
       - Если все их Павел отсканировал, твои хитрости сразу выйдут наружу.
 
       - Предоставь это мне. Главное, раздобыть бумаги. Сладкоречивый не успел объявиться? - сменил Ник тему.
 
       - Заглядывал вчера, - ответила я. Он засмеялся:
 
       - Надо же, неймется парню.
 
       - Зря радуешься. Он заехал только для того, чтобы сообщить: между нами все кончено.
 
       - Напомни, дорогая, сколько раз он говорил тебе это?
   Предыдущая страница    4    Следующая страница
   
   
   
   
   5
   Татьяна Полякова
 
       - У меня создалось впечатление, что на сей раз он был настроен серьезно.
 
       - А до этого он шутки шутил? Брось, парень крепко подсел на сладенькое. Сейчас он здорово злится, ведь ты крутила любовь с Деном за его спиной. Малость успокоится и прибежит.
 
       - Не может он быть таким идиотом, - возразила я.
 
       - Может, может. Мужиков к тебе тянет, как алкаша к бутылке. Взять хоть меня, к примеру. Уж сколько раз клялся, что сверну тебе шею и заживу счастливо, так нет, снял последнюю рубаху, чтоб вытащить тебя из дерьма.
 
       - Не последнюю, как видишь, в шкафу я нашла еще одну. - Я подумала, что Ник разозлится, но он был подозрительно добродушен.
 
       - Ты выглядишь восхитительно. Может, снимешь ее к чертовой матери и попытаешься привести меня в чувство?
 
       - Береги силы, они тебе еще понадобятся.
 
       - Вот так всегда, нет бы утешить папулю. Ник поднялся и побрел из кухни, вернулся назад с ворохом бумаг.
 
       - Вот те самые отчеты, - бросив их передо мной, пояснил он. - По мне, так ничего интересного.
 
       Я стала просматривать отчеты, то и дело ухмыляясь.
 
       - Они достойны рубрики «Нарочно не придумаешь», - сказала я. видя, что мои ухмылки раздражают Ника.
 
       - Да, с правописанием у ребят плоховато. С мозгами, кстати. тоже. А чего ты хочешь? Не у всех папа профессор.
 
       Правописание и оригинальный стиль перестали интересовать меня очень быстро. Поразило другое: люди Ника буквально не спускали глаз с Павла. Знал ли он об этом? Должно быть, догадывался. Значит, был вдвойне осторожен. Имена, даты…
 
       - Чего щекой дергаешь? - хмыкнул Ник. - Воспоминания нахлынули? Жаль, что твой муженек тебе не доверял, избавил бы нас от непосильной работы.
 
       - Что ж, кое-что все же есть, - не обращая внимания на его слова, вздохнула я. - Начнем?
 
       - Завтра. Сегодня я ни на что не годен, - отмахнулся Ник. - Поцелуй папу в темечко и вали отсюда. И забери свою пушку. Оружие в доме - плохая примета, так и тянет застрелиться.
 
       По дороге домой я предалась воспоминаниям, заново прокручивая свою историю. Ник не зря зовет меня профессорской дочкой, мой отец и впрямь профессор, но, когда я оказалась в тюрьме, он поспешил вышвырнуть меня из своей жизни. Впрочем, за это я его не винила. Если кто и был виноват в том, что случилось, так это я сама.
 
       Моя мама умерла, когда я училась в школе, отец замкнулся в своем горе, и мы незаметно стали чужими людьми. Зато судьба мне послала Машку. Она заменила мне семью, а я ей, потому что семьи у нее тоже не было, мать с отчимом запойные, брат погиб. Мы жили вполне счастливо, пока я не встретила Павла. Француз (под таким прозвищем он был известен больше) щеголял дорогими тряпками, хорошими манерами и безукоризненным знанием французского языка. Красивый парень, который зарабатывал на красивую жизнь наркотой. С этой самой наркотой нас с Машкой и взяли, после чего определили в места лишения свободы. Из тюрьмы мы вышли с большим жизненным опытом, но иллюзий не утратили. Я, к примеру, по непонятной причине продолжала верить, что Павел меня любит, хотя все годы, что я смотрела на мир сквозь решетку, он признаков жизни не подавал. К моменту нашего возвращения родной город он покинул, и для этого была веская причина. Хозяин Ника и мой, разумеется, тоже, тип по фамилии Долгих, бизнесмен, а по сути бандит, рассорился с компаньоном, который доводился ему родственником, братом жены. В пылу военных действий первой жертвой стала жена Долгих, которую муж убил под горячую руку, так как она встала на защиту брата. Сделал он это в месте малоподходящем, в собственном офисе, где ушлый начальник охраны установил видеокамеры.
 
       У начальника охраны, который в битве титанов то ли принял сторону бывшего компаньона, то ли сам надеялся руки нагреть, оказался компромат, о котором он мог только мечтать. Долгих очень скоро узнал об этом, и на бывшего начальника охраны началась охота. Павел, который был с ним хорошо знаком, предложил ему в качестве укрытия дом своего деда. Туда мы и забрели в поисках Пашки в крайне неудобное время: одновременно с нами в доме появился Ник со своими головорезами. Бывший начальник охраны погиб, но кассету, которую Долгих так хотел получить, успел выбросить в окно. И она оказалась у нас. Мы пребывали в напрасной уверенности, что возле дома нас никто не видел и, следовательно, Ник нас никогда не найдет. Кассету я смогла передать Пашке, он поспешил унести ноги, а вскоре в нашей с Машкой жизни возник Ник. Ему нужна была кассета, которой у нас, понятное дело, не было.
 
       Тот период своей жизни я вспоминать не люблю. Остались живы, и слава богу, хотя это еще как посмотреть. Ник не пристрелил нас по одной причине: надеялся, что Пашка объявится. Разумеется, они его искали и, в конце концов, нашли. Кассету он им вернул и вышел из передряги с некоторым количеством сломанных ребер и прочими незначительными увечьями. У Ника, как и у его хозяев, были сомнения, что кассета была в одном единственном экземпляре. Мысли вполне здравые, и они предпочли видеть Пашку живым, приглядывая за ним. Это лучше, чем, отправив его к праотцам, вдруг узнать, что дубликат кассеты всплыл где-то еще.
 
       Пашка в дальних краях вел себя образцово и практически смог убедить недругов, что ничегошеньки у него на них больше нет. Кассеты у него и правда не было. Зато было кое-что еще. Некие документы, которые тот же начальник охраны успел позаимствовать и отдать Пашке на хранение. Тот терпеливо ждал несколько лет, пока вдруг не объявился в нашем городе с оригинальным намерением заработать миллион «зеленых». Но шантажировать Долгих он не стал, а связался с одним из его конкурентов. Долгих к тому времени чувствовал себя в городе хозяином, и его враги, само собой, рады были отвалить за такой подарок, как этот компромат, любые деньги.
 
       О том, что Пашка в городе, сообщил мне Ник, которого его внезапное появление заинтересовало и насторожило. К тому моменту я была накрепко связана с Ником и доказывала ему свою надобность чуть ли не ежедневно, потому что хотела сохранить жизнь себе и Машке. Машка шпионила для Ника, работая секретарем у одного из дружков Долгих, считавшегося весьма ненадежным. Вскоре от него решили избавиться и пристрелили в собственном кабинете. Машке пришлось взять убийство на себя, но вместо тюрьмы она оказалась в психушке, откуда ее через некоторое время выпустили. Разумеется, Ник был уверен: я сделаю все, что он прикажет, оттого и отправил меня к Пашке в надежде, что тот, вспомнив былую любовь, разговорится. Но тот умел хранить секреты, и я до последнего мгновения, когда обнаружила его окровавленного в постели, не знала, что он задумал. От конкурентов Долгих он переметнулся к самому Долгих, снизил цену на документы, но поставил условие: я беспрепятственно уезжаю с ним, причем вместе с ребенком, которого почти сразу после рождения отобрал у меня отец сына, адвокат и ближайший помощник Долгих, Олег Рахманов.
 
       Пока они торговались, в игру вступил Ден. Характеризовать наши с ним отношения я не берусь, дикая помесь ненависти, презрения и взаимных обязательств. Я ему крепко задолжала, и он вроде был мне обязан, ко всему прочему, он решил, что я ему нужна, и даже называл свои чувства любовью. В это я, разумеется, поверить не могла, Ден не из тех, кто способен любить, а если и способен, то такая любовь пострашнее ненависти. В чем я скоро смогла убедиться. Он выследил нас с Павлом, и мой муж через несколько часов умер в больнице. Я вознамерилась отомстить, и… ничего хорошего из этого не вышло. Ден жив и, скорее всего, выкарабкается, а вожделенные бумаги неизвестно где и могут всплыть в самый неподходящий момент, что, безусловно, нервирует моих хозяев. Они ждут от меня большой старательности в обмен на то, что мне позволили и дальше пребывать в этом мире. Ник, как всегда, стремится обыграть ситуацию в свою пользу, то есть хочет иметь компромат на своих хозяев, понимая, что в любую минуту может стать для них фигурой нежелательной.
 
       В общем, ситуацию, в которой я оказалась, завидной никак не назовешь. Я должна найти эти документы. Значит, придется их искать или хотя бы создавать вид, что я это делаю, потому что всерьез найти их не надеялась. Павел мне не доверял, и я понятия не имела, где он мог спрятать компромат. Из разговора с Ником я вынесла убежденность, что и он не в курсе. Поиски банковского ключа, который Павел мог спрятать в каком-нибудь кафе, сущая ерунда, но Ник вроде бы мою идею принял, что уже хорошо. У меня появится возможность что-то придумать или попросту потянуть время. А там посмотрим. Перспектива так себе.
 
       Я попыталась представить, кому Павел мог довериться. О его жизни в последние годы я практически ничего не знала, были у него друзья или нет, тоже неизвестно, ни одного имени он при мне не упоминал. Но документы, судя по всему, существуют, и это внушает определенные надежды. Ник пожертвовал большие деньги, чтобы вытащить меня из дерьма, конечно, не из-за доброты душевной, он делал ставку на эти документы и решил во что бы то ни стало их получить, значит, меня ожидают тяжелые времена.
 
       Я мысленно усмехнулась: а когда было иначе? Выходило, что в моей жизни ничего не изменилось.
 
       Не успела я войти в квартиру, как зазвонил телефон. Со мной желал поговорить следователь, причем незамедлительно, и я отправилась к нему, гадая по дороге, чего ждать от этой встречи. По иронии судьбы следователь оказался моим старым знакомым, но, несмотря на это, дружеской нашу встречу назвать было никак нельзя. С самого начала разговора он был настроен скептически.
 
       - Странное дело, Юлия Витальевна, где вы появляетесь, там непременно вскорости фигурирует труп.
 
       - А где я появилась? - в свою очередь съязвила я.
 
       - Неужто не знаете, что ваш друг господин Миронов в настоящее время находится в больнице, в него стреляли.
 
       - Занятно. Только он мне не друг, а знакомый. И я понятия не имею, где он. Я уезжала на пару недель из города, так что не в курсе.
 
       - И ваш отъезд с этим печальным событием никак не связан?
 
       - Конечно, нет. Я отдыхала на даче у подруги.
 
       - Что так? У вас вроде бы свой прекрасный загородный дом, даже бассейн, я слышал, имеется.
 
       - Имеется. Но мне хотелось побыть наедине с природой, а там большой поселок, народ снует туда-сюда. Вот я и решила…
 
       - А где у подруги дача? - Я назвала адрес, которым снабдил меня Ник.
 
       - Далековато.
 
       - Ага. Что как раз и ценно. Никто мне не мешал.
 
       - Не мешал чему?
 
       - Медитировать, - с серьезным видом ответила я.
 
       Он посмотрел с печалью, но комментировать мои слова не стал, записал адрес, правда, не удержался и буркнул:
 
       - Проверить это нетрудно.
 
       - Ради бога, от всей деревни осталось три дома и те нежилые.
 
       - Не страшно вам там было?
 
       - Я не боязлива.
 
       - В этом не сомневаюсь. А может, все-таки есть причина, по которой вас вдруг потянуло к одиночеству?
 
       - Причин сколько угодно.
 
       - Интересно.
 
       - Вам вряд ли. Депрессия у меня после потери мужа, в общем, жизнь не радует.
 
       - Очень даже интересно, - хмыкнул он. - Как раз о потере мужа я и хотел с вамп поговорить. Его ведь застрелили?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента