Страница:
Мои взаимоотношения с Фриновским. Я все время считал его "рубахой-парнем". По службе же я неоднократно имел с ним столкновения, ругая его, и в глаза называл дураком, потому что он, как только арестуют кого из сотрудников НКВД, сразу же бежал ко мне и кричал, что все это "липа", арестован неправильно и т. д. И вот почему на предварительном следствии в своих показаниях я связал Фриновского с арестованными бывшими сотрудниками НКВД, которых он защищал. Окончательно мои глаза открылись по отношению к Фриновскому после того, как провалилось одно кремлевское задание Фриновскому, о чем сразу же доложил Сталину.
Показания Фриновского, данные им на предварительном следствии, от начала до конца являются вражескими. И в том, что он является ягодинским отродьем, я не сомневаюсь, как и не сомневаюсь в его участии в антисоветском заговоре, что видно из следующего: Ягода и его приспешники каждое троцкистское дело называли "липой", и вот под видом этой "липы" они кричали о благополучии, о затухании классовой борьбы. Став во главе НКВД СССР, я сразу же обратил внимание на это "благополучие" и весь огонь направил на ликвидацию такого положения. И вот в свете этой "липы" Фриновский всплыл как ягодинец, в связи с чем я и выразил ему политическое недоверие.
Мои взаимоотношения с Евдокимовым. Евдокимова я знаю, мне кажется, с 1934 года. Я считал его партийным человеком, проверенным. Бывал у него на квартире, он - у меня на даче. Если бы я был участником заговора, то, естественно, должен быть заинтересован в его сохранении, как участник заговора. Но есть же документы, которые говорят о том, что я, по силе возможности, принимал участие в его разоблачении. По моим же донесениям в ЦК ВКП(б) он был снят с работы...
Если взять мои показания, данные на предварительном следствии, два главных заговорщика - Фриновский и Евдокимов - более реально выглядели моими соучастниками, чем остальные лица, которые мною же лично были разоблачены.
Но среди них есть и такие лица, которым я верил и считал их честными, как Шапиро, которого я и теперь считаю честным, Цесарский, Пассов77, Журбенко и Федоров78. К остальным же лицам я всегда относился с недоверием. В частности, о Николаеве-Журиде я докладывал в ЦК, что он продажная шкура и его можно покупать.
Участником антисоветского заговора я никогда не был. Если внимательно прочесть все показания участников заговора, будет видно, что они клевещут не только на меня, но и на ЦК и на правительство.
На предварительном следствии я вынужденно подтвердил показания Фриновского о том, что якобы по моему поручению было сфальсифицировано ртутное отравление. Вскоре после перехода на работу в НКВД СССР я почувствовал себя плохо. Через некоторое время у меня начали выпадать зубы, я ощущал какое-то недомогание. Врачи, осмотревшие меня, признали грипп. Однажды ко мне в кабинет зашел Благонравов, который в разговоре со мной между прочим сказал, чтобы я в Наркомате кушал с опасением, так как здесь может быть отравлено. Я тогда не придал этому никакого значения. Через некоторое время ко мне зашел Заковский, который, увидя меня, сказал: "Тебя, наверное, отравили, у тебя очень паршивый вид". По этому вопросу я поделился впечатлением с Фриновским, и последний поручил Николаеву-Журиду немедленно произвести обследование воздуха в помещении, где я находился. После обследования было выяснено, что в воздухе находились пары ртути, которыми я и был отравлен. Спрашивается, кто же пойдет на то, чтобы в карьеристских целях за счет своего здоровья поднимать свой авторитет. Все это ложь.
Меня обвиняют в морально-бытовом разложении. Но где же факты? Я 25 лет был на виду у партии. В течение этих 25 лет все меня видели, любили за скромность, за честность. Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол. Где же мое разложение?
Я понимаю и по-честному заявляю, что единственный способ сохранить свою жизнь - это признать себя виновным в предъявленных обвинениях, раскаяться перед партией и просить ее сохранить мне жизнь. Партия, может быть, учтя мои заслуги, сохранит мне жизнь. Но партии никогда не нужна была ложь, и я снова заявляю вам, что польским шпионом я не был и в этом не хочу признавать себя виновным, ибо это мое признание принесло бы подарок польским панам, как равно и мое признание в шпионской деятельности в пользу Англии и Японии и принесло бы подарок английским лордам и японским самураям. Таких подарков этим господам я преподносить не хочу.
Когда на предварительном следствии я писал якобы о своей террористической деятельности, у меня сердце обливалось кровью. Я утверждаю, что я не был террористом. Кроме того, если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело.
Все, что я говорил и сам писал о терроре на предварительном следствии, - "липа".
Я кончаю свое последнее слово. Я прошу Военную коллегию удовлетворить следующие мои просьбы.
Судьба моя очевидна. Жизнь мне, конечно, не сохранят, так как я и сам способствовал этому на предварительном следствии. Прошу об одном, расстреляйте меня спокойно, без мучений.
Ни суд, ни ЦК мне не поверят, что я не виновен. Я прошу, если жива моя мать, обеспечить ее старость и воспитать мою дочь.
Прошу не репрессировать моих родственников - племянников, так как они совершенно ни в чем не виноваты.
Прошу суд тщательно разобраться с делом Журбенко, которого я считал и считаю честным человеком, преданным делу Ленина - Сталина.
Я прошу передать Сталину, что я никогда в жизни политически не обманывал партию, о чем знают тысячи лиц, знающие мою честность и скромность. Прошу передать Сталину, что все то, что случилось со мной, является просто стечением обстоятельств и не исключена возможность, что к этому и враги приложили свои руки, которых я проглядел. Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах"*.
Суд удалился на совещание. По возвращении с совещания председательствующий объявил приговор.
"Приговор
Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила:
Ежова Николая Ивановича подвергнуть высшей мере уголовного наказания расстрелу с конфискацией имущества, лично ему принадлежащего.
Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года приводится в исполнение немедленно..."**
Николай Ежов так ничего и не понял. Этот коммунист-фанатик был слишком "зомбирован" системой и не был способен мыслить самостоятельно, ощущать реальность. Он, втравленный Сталиным в охоту на врагов народа, видел вокруг себя только вредителей, шпионов, диверсантов и думал, что это они, а не Хозяин, бросили его в тюрьму и отдали под суд.
Ежова расстреляли на следующий день. Справка о приведении приговора в исполнение находится в первом томе его уголовного дела № 510.
"Секретно
Справка
Приговор о расстреле Ежова Николая Ивановича приведен в исполнение в г. Москве 4.2.1940.
Акт о приведении приговора в исполнение хранится в особом архиве 1-го Спецотдела НКВД СССР, том № 19, лист № 186.
Нач. 12-го отделения (спецотдела НКВД СССР)
Лейтенант госбезопасности Кривицкий"*.
В деле Ежова много загадок. Даже такая простая и отработанная в НКВД процедура, как расстрел, по-разному интерпретируется некоторыми авторами.
По данным писателя Бориса Камова**, Ежова перед экзекуцией раздели до гола и отдали на расправу его бывшим подчиненным, которые стали его зверски избивать. Больше всех старался один полковник, хотя такого звания тогда в госбезопасности не было.
"В комнату для исполнения с желобками в полу и другими конструктивными усовершенствованиями, - пишет Б. Камов, - Ежова приволокли. И он уже мало чем напоминал живое существо. По одной версии, стрелять уже не было никакой нужды. И выстрелы были сделаны для порядка. А по другой - почти все сопровождающие пожелали разрядить в ненавистного наркома свои браунинги. Многие пистолеты были наградными, с серебряными монограммами на рукоятках".
В этом можно усомниться. Во-первых, приведение в исполнение смертного приговора было секретным мероприятием в НКВД, к которому не допускались даже его высокопоставленные сотрудники, и делать из него описанное Камовым побоище, нечто среднее между расправой с карманником на восточном базаре и расстрелом 26-ти бакинских комиссаров, никто бы не стал. Во-вторых, автор в недостаточной степени владеет информацией, признаваясь в том, что не знает, судили наркома, прежде чем казнить, или нет, и неверно сообщает читателям, что Ежова арестовали вместе с женой. Как известно, ко времени ареста он уже был вдовцом.
Весьма необычную картину казни Ежова приводит в своей книге "Два сталинских наркома" В.А. Ковалев*.
"По рассказам очевидцев, в свои последние мгновения в глубоком сыром подвале Сухановской тюрьмы маленький тщедушный человек долго (?!) метался меж четырех стен, уворачиваясь (?!) от пуль. Казалось, они его не брали. Но это уже скорее напоминало конвульсию. Живым из этого подвала не выходил никто..."
Столь неточную стрельбу исполнителей приговора трудно объяснить. Скорее всего, перед прощанием со своим бывшим шефом они с горя или с радости крепко выпили. Другого объяснения нет, поскольку для бывшего хозяина Лубянки уж наверное бы нашли хотя бы одного "ворошиловского стрелка".
Тем не менее Ежова расстреляли. Не известно, сколько извели на это патронов и послали ли пули в качестве сувениров Берия.
Судьба Ежова была окутана таинственностью. О нем ходило много слухов.
Говорили, что, будучи шпионом, он сумел убежать за границу и живет в Германии, консультируя Гитлера; что ему дали большой срок и он сидит в одиночной камере в Сухановке и даже не выходит на прогулки; что его видели уже во время войны, в одном из колымских лагерей, и еще много всяких несуразиц.
"...По линии НКВД, - пишет публицист Игорь Бунич, - было распущено о судьбе Ежова два слуха. Первый, что он сошел с ума и сидит на цепи в сумасшедшем доме, и второй, что он повесился, нацепив на грудь табличку, где называет себя не совсем корректным для печати словом"*.
Вряд ли чекистам было выгодно распространять столь нелепую дезинформацию о судьбе своего бывшего командира. Слухи часто рождаются сами по себе, когда отсутствует правда...
ПРИЛОЖЕНИЯ
Стенограмма доклада наркома НКВД Н.И. Ежова на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года
23 февраля 1937 г. Вечернее заседание
Молотов79. Товарищи, разрешите объявить заседание пленума открытым. К повестке дня есть замечания у членов пленума? (Голоса с мест. Нет.) Нет возражений? (Голоса с мест. Нет.) Утверждается. Начнем с первого вопроса Дело Бухарина и Рыкова. Доклад т. Ежова.
Ежов. Товарищи, на прошлом Пленуме Центрального Комитета партии, на основании показаний Каменева, Пятакова, Сокольникова, Сосновского, Угланова и Куликова, я докладывал о существовании антисоветской организации правых, которую возглавлял центр в составе: Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова и Шмидта. Я тогда докладывал Пленуму ЦК партии о том, что члены центра Бухарин, Рыков, Томский, Угланов: во-первых, знали о существовании подпольного антисоветского троцкистско-зиновьевского объединенного блока; во-вторых, знали о существовании подпольного антисоветского троцкистского параллельного центра; в-третьих, были осведомлены о том, что троцкистско-зиновьевский объединенный блок и троцкистский параллельный центр в своей борьбе против партии и Советского правительства перешли к методам террора, диверсии, вредительства; в-четвертых, были осведомлены об изменнической платформе троцкистско-зиновьевского блока, направленной к реставрации капитализма в СССР при помощи иностранных фашистских интервентов и, наконец, в-пятых, члены центра Бухарин, Угланов и Рыков стояли на той же платформе, контактировали антисоветскую деятельность своей правой организации с организацией троцкистов.
Ввиду серьезности тех обвинений, которые были предъявлены Бухарину и Рыкову, предыдущий Пленум Центрального Комитета партии, по предложению т. Сталина, вынес постановление о том, чтобы вопрос о конкретной вине кандидатов в члены ЦК ВКП(б) Бухарина и Рыкова перенести на настоящий Пленум с тем, чтобы за это время произвести самое внимательное и добросовестное расследование антисоветской деятельности правых, в частности конкретной вины Бухарина и Рыкова. Руководствуясь этим постановлением Пленума ЦК, за это время расследована деятельность организации правых и причастность к ней Бухарина и Рыкова, которая выразилась в основном в следующем:
1. В Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону, свердловске, Саратове, Иваново-Вознесенске, Хабаровске и в некоторых других городах были допрошены и передопрошены вновь троцкисты Пятаков, Радек, Яковлев, Белобородов и многие другие активные участники организации правых, большинство из которых, известные вам Угланов, Котов, Яковлев, Слепков Александр, Слепков Василий, Астров, Цетлин, Луговой, Розит, Сапожник[ов]... (перечисляет), Козлов, Шмидт Василий и многие другие. Все перечисленные участники организации правых, равно как и троцкисты, дали исчерпывающие показания о всей антисоветской деятельности организации правых и своем личном участии в ней. Они целиком подтвердили те обвинения, которые были предварительно предъявлены Бухарину и Рыкову на предыдущем Пленуме и дополнили большим количеством новых фактов.
Эти факты не оставляют сомнения в том, что до последнего времени существовала относительно разветвленная организация правых во главе с Бухариным, Рыковым, Томским и Углановым. Расследование деятельности правых, по нашему мнению, произведено с достаточной тщательностью и объективностью. Объективность этого расследования подтверждается следующими фактами: во-первых, совершенно в различных городах, различными следователями, в разное время опрошены десятки активнейших участников организации правых, которые в разное время и в разных местах подтвердили одни и те же факты. Таким образом, у следствия имелась возможность объективного сопоставления показаний десятков арестованных, которые подтвердили в основном - с отдельными мелкими отклонениями применительно к индивидуальной антисоветской деятельности каждого - все показания.
Во-вторых, товарищи, многие из активнейших участников организации правых, и в частности такие ближайшие друзья Бухарина, его ученики, как Ефим Цетлин, Астров, сами изъявили добровольное согласие рассказать Наркомвнуделу и партийному органу всю правду об антисоветской деятельности правых за все время их существования и рассказать все факты, которые они скрыли во время следствия в 1933 году. В-третьих, для объективности проверки показаний Политбюро Центрального Комитета устроило очную ставку Бухарина с Пятаковым, Радеком, Сосновским, Куликовым, Астровым. На очной ставке присутствовали тт. Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян и другие члены Политбюро. Все присутствовавшие на очной ставке члены Политбюро ЦК неоднократно ставили перед всеми арестованными троцкистами и правыми вопрос, не оговорили ли они Бухарина и Рыкова, не показали ли лишнего на себя. Все из арестованных целиком подтвердили свои показания и настаивали на них.
Вы сами понимаете, товарищи, что у арестованных, которые говорят не только о деятельности других, не в меньшей мере, а в большей о своей собственной антисоветской деятельности, соблазн был большой, когда задавался такой вопрос, ответить отрицательно, отказаться от показаний. Несмотря на это, все подтвердили эти показания.
Рыкову была дана очная ставка с людьми, с которыми он сам пожелал иметь очную ставку. Ближайшие работники в прошлом, лично с ним связанные Нестеров, Рагин, Котов, Шмидт Василий, - все они подтвердили предварительные показания на очной ставке, причем несмотря на строжайшее предупреждение о том, что ежели они будут оговаривать и себя и Рыкова, то будут наказаны, они тем не менее свои предварительные показания подтвердили. Больше того, в этих очных ставках дали целый ряд новых фактов, напоминая Рыкову об отдельных разговорах, об отдельных директивах, которые от него получали, и об отдельных фактах, которые не смог даже отрицать Рыков.
Таким образом, товарищи, мы считаем, что документальный и следственный материал, которым мы располагаем, не оставляет никаких сомнений в том, что до последнего времени существовала и действовала антисоветская организация правых, члены которой, подобно троцкистам и зиновьевцам, ставили своей задачей свержение советского правительства, изменение существующего в СССР советского общественного и государственного устройства. Подобно троцкистам и зиновьевцам, они встали на путь прямой измены родине, на путь террора против руководителей партии и Советского правительства, на путь вредительства и диверсий в народном хозяйстве. Из этих же материалов следствия и документов вытекает, что виновность Бухарина и Рыкова вполне доказана, виновность в тягчайших преступлениях против партии и государства, которые им предъявлялись на предыдущем Пленуме и о котором я собираюсь докладывать сейчас.
Переход к конкретному изложению следственных и документальных материалов, которые имеются в нашем распоряжении, я считаю необходимым оговориться, что я не буду касаться истории вопроса, хотя имеется очень много интересных с точки зрения исторической фактов развития организации правых и ее борьбы против партии. Я буду этих фактов касаться только постольку, поскольку они имеют отношение к обсуждению сегодняшнего вопроса.
Если остановиться на возникновении и развитии антисоветской организации правых, то на основании материалов следствия и документальных материалов ее деятельность можно разбить примерно на три этапа. Первый этап - это 1921-27 гг., когда зародилась организация правых в виде школки Бухарина, с одной стороны, и в виде известных тред-юнионистски настроенных кадров профсоюзников, возглавляемых Троцким, - с другой, которые впоследствии превратились в одну из основных и главных частей организации правых. Второй этап - 1927-30 гг., когда к школке Бухарина, к профсоюзникам потянулись все правооппортунистические группы, возглавляемые Рыковым в советском аппарате, Томским - в профсоюзном, Углановым - в московской партийной организации. Все вместе они к июньскому Пленуму ЦК 1928 года образовали вполне сколоченную фракцию со своей платформой, внутрифракционной дисциплиной и своим централизованным руководством. Наконец, третий этап - 1930-37 гг. (я здесь объединяю), когда организация правых уходит в подполье, отказывается от открытого отстаивания своих взглядов, двурушнически маскируя свое отношение к линии партии, к руководству партии и постепенно скатывается к тактике террора, к организации повстанчества в деревне, к организации забастовок и, наконец, к диверсии и вредительской деятельности в народном хозяйстве.
Разрешите мне на первых двух этапах не останавливаться, взяв здесь только два наиболее важных факта. Первый факт, имеющий отношение к первому этапу развития организации правых, следующий. Из всей своей многолетней борьбы против Ленина Бухарин, к сожалению, вынес один урок: он своей школе прямо говорил, что Ленин бил меня потому, что я не имел организованной группы своих единомышленников. Поэтому, после смерти Ленина он сразу же начинает сколачивать группу своих единомышленников (Микоян. Герой большой он.), которая впоследствии оформляется в известную всем школку Бухарина. Уже тогда эта школка представляла совершенно законченную фракционную группу со своей программой, со своей внутрифракционной дисциплиной. Вся эта школка воспитывалась на противопоставлении Бухарина Ленину. Вся школка считала, что Бухарин в своей борьбе и в своих взглядах по вопросам советской экономики, по вопросам учения о государстве, об империализме был прав, тогда как Ленин ошибался. Об этом говорят все участники бухаринской школки до единого. Причем Бухарин этого и не скрывал. Он прямо воспитывал их в этой школе на таком противопоставлении себя Ленину. Больше того, он себя воспитывал не только на противопоставлении Ленину, но и на противопоставлении Центральному Комитету партии, считая, что Центральный Комитет партии тоже проводит неправильную политику. От этой школки молодых бухаринцев никаких секретов буквально не существовало. Все секреты, все вопросы Политбюро. Которые обсуждались, - а как известно Бухарин был членом Политбюро, - они обязательно обсуждались и в школке.
Второй факт, товарищи, имеющий отношение ко второму этапу. Всем известно, что лидеры правой оппозиции в 1928 году и позже доказывали, что у них никаких фракций не существует, тем более не существует никакой нелегальной организации. Они утверждали, что все дело сводится к тому, что правые по-своему честно, каждый в отдельности, не связанные фракционной дисциплиной, отстаивали и защищали свои неправильные взгляды. Факты говорят обратное. Уже к 1928 году вполне сложилась законченная фракция правых, которая противопоставляла свою линию линии ЦК ВКП(б). Сложилась она, как я уже говорил, с одной стороны, из школки Бухарина, из правооппортунистических тред-юнионистов профсоюзников, из некоторых работников-хозяйственников из хозяйственно-советского аппарата, и наконец, из некоторых руководящих партийных работников Московской партийной организации.
Факт третий, имеющий отношение к этому же периоду, - это тот, что уже в 1928 году правые для руководства всей фракционной деятельностью и борьбой своей против партии создали руководящий центр, в который вошли Рыков, Бухарин, Томский, Шмидт, Угланов и Угаров. Как сейчас установлено материалами следствия и документами, этот центр руководил всей фракционной борьбой правых. Все выступления правых на пленумах ЦК, на активах партийной организации в течение 28-29 гг. предварительно обязательно обсуждались в этом центре. Больше того, известная антипартийная вылазка правых на съезде профсоюзов, где они пробовали свои силы, руководилась целиком этим фракционным центром. Во время заседаний съезда центр почти беспрерывно заседал на квартире у Томского, установив дежурства. Все время дежурили либо Рыков, либо Бухарин, либо Томский, либо другие. Такие выступления, например, как выступления Котова и Розита на апрельском Пленуме Центрального Комитета в 1929 году, тезисы их утверждались, предварительно центром просматривались, и только после этого они выступали.
Вот таковы основные факты, которые я считал необходимым отметить из деятельности правых на первом этапе развития этой организации и на втором. Что касается третьего, основного и главного этапа, то он рисуется примерно в следующем виде. После поражения правых на ноябрьском Пленуме ЦК в 1929 году центр правых приходит к убеждению, что открытая атака против партии безнадежна и обречена на провал. Продолжая стоять на своих правооппортунистических позициях, центр правых, в целях сохранения своих кадров от окончательного разгрома, встал на путь двурушнической капитуляции. В надежде, что удастся в ближайшее время начать новую атаку против партии, центр обсуждает целый план, всю тактику двурушничества. Здесь учитываются ошибки троцкистов, ошибки зиновьевцев и разрабатывается буквально до деталей план двурушнической подачи заявлений. План этот заключается в следующем: первое - всем причастным к организации правых членам партии, которые не известны еще партийным организациям как активно связанные с правыми, дается директива конспирировать свои связи до поры до времени и никуда не вылезать, никаких заявлений не подавать. Особая тактика вырабатывается для москвичей, в особенности для членов Центрального Комитета от московской организации.
Во время ноябрьского Пленума ЦК в 1929 г. заседает центр и в центре предлагают Угланову, Котову и Куликову на ноябрьском Пленуме ЦК выступить с покаянными речами и подать заявление. Какая цель преследуется? Цель следующая: во что бы то ни стало сохранить московскую группу работников, сохранить Угланова, так как на ближайшее время намечалась, когда оправятся, новая драка, новая атака против ЦК партии. Как известно, Угланов, Котов и Куликов, тогдашние члены Центрального Комитета, выступили с таким заявлением и подали покаянное заявление с отказом от своих правооппортунистических взглядов и о разрыве с правой оппозицией. Известно также, товарищи, что Бухарин, Рыков и Томский подали эти заявления значительно позже. Сейчас вот этот факт и Рыков и Бухарин не прочь изобразить следующим образом: "Что же, де, вы нам приписываете существование какой-то фракции со своей дисциплиной и т.д., а я вот узнал относительно подачи заявления с капитуляцией, с отказом от правых взглядов только на самом Пленуме ЦК. Даже больше того, я был настолько возмущен, считая это ударом в спину". На деле этот "удар в спину" был довольно мягким, потому что он обсуждался заранее, да и никакого удара здесь не было. Весь план строился только с расчетом сохранить во что бы то ни стало верхушку московской организации правых, упрочить их положение с тем, чтобы при первой возможности начать новую атаку против ЦК партии.
Показания Фриновского, данные им на предварительном следствии, от начала до конца являются вражескими. И в том, что он является ягодинским отродьем, я не сомневаюсь, как и не сомневаюсь в его участии в антисоветском заговоре, что видно из следующего: Ягода и его приспешники каждое троцкистское дело называли "липой", и вот под видом этой "липы" они кричали о благополучии, о затухании классовой борьбы. Став во главе НКВД СССР, я сразу же обратил внимание на это "благополучие" и весь огонь направил на ликвидацию такого положения. И вот в свете этой "липы" Фриновский всплыл как ягодинец, в связи с чем я и выразил ему политическое недоверие.
Мои взаимоотношения с Евдокимовым. Евдокимова я знаю, мне кажется, с 1934 года. Я считал его партийным человеком, проверенным. Бывал у него на квартире, он - у меня на даче. Если бы я был участником заговора, то, естественно, должен быть заинтересован в его сохранении, как участник заговора. Но есть же документы, которые говорят о том, что я, по силе возможности, принимал участие в его разоблачении. По моим же донесениям в ЦК ВКП(б) он был снят с работы...
Если взять мои показания, данные на предварительном следствии, два главных заговорщика - Фриновский и Евдокимов - более реально выглядели моими соучастниками, чем остальные лица, которые мною же лично были разоблачены.
Но среди них есть и такие лица, которым я верил и считал их честными, как Шапиро, которого я и теперь считаю честным, Цесарский, Пассов77, Журбенко и Федоров78. К остальным же лицам я всегда относился с недоверием. В частности, о Николаеве-Журиде я докладывал в ЦК, что он продажная шкура и его можно покупать.
Участником антисоветского заговора я никогда не был. Если внимательно прочесть все показания участников заговора, будет видно, что они клевещут не только на меня, но и на ЦК и на правительство.
На предварительном следствии я вынужденно подтвердил показания Фриновского о том, что якобы по моему поручению было сфальсифицировано ртутное отравление. Вскоре после перехода на работу в НКВД СССР я почувствовал себя плохо. Через некоторое время у меня начали выпадать зубы, я ощущал какое-то недомогание. Врачи, осмотревшие меня, признали грипп. Однажды ко мне в кабинет зашел Благонравов, который в разговоре со мной между прочим сказал, чтобы я в Наркомате кушал с опасением, так как здесь может быть отравлено. Я тогда не придал этому никакого значения. Через некоторое время ко мне зашел Заковский, который, увидя меня, сказал: "Тебя, наверное, отравили, у тебя очень паршивый вид". По этому вопросу я поделился впечатлением с Фриновским, и последний поручил Николаеву-Журиду немедленно произвести обследование воздуха в помещении, где я находился. После обследования было выяснено, что в воздухе находились пары ртути, которыми я и был отравлен. Спрашивается, кто же пойдет на то, чтобы в карьеристских целях за счет своего здоровья поднимать свой авторитет. Все это ложь.
Меня обвиняют в морально-бытовом разложении. Но где же факты? Я 25 лет был на виду у партии. В течение этих 25 лет все меня видели, любили за скромность, за честность. Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол. Где же мое разложение?
Я понимаю и по-честному заявляю, что единственный способ сохранить свою жизнь - это признать себя виновным в предъявленных обвинениях, раскаяться перед партией и просить ее сохранить мне жизнь. Партия, может быть, учтя мои заслуги, сохранит мне жизнь. Но партии никогда не нужна была ложь, и я снова заявляю вам, что польским шпионом я не был и в этом не хочу признавать себя виновным, ибо это мое признание принесло бы подарок польским панам, как равно и мое признание в шпионской деятельности в пользу Англии и Японии и принесло бы подарок английским лордам и японским самураям. Таких подарков этим господам я преподносить не хочу.
Когда на предварительном следствии я писал якобы о своей террористической деятельности, у меня сердце обливалось кровью. Я утверждаю, что я не был террористом. Кроме того, если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело.
Все, что я говорил и сам писал о терроре на предварительном следствии, - "липа".
Я кончаю свое последнее слово. Я прошу Военную коллегию удовлетворить следующие мои просьбы.
Судьба моя очевидна. Жизнь мне, конечно, не сохранят, так как я и сам способствовал этому на предварительном следствии. Прошу об одном, расстреляйте меня спокойно, без мучений.
Ни суд, ни ЦК мне не поверят, что я не виновен. Я прошу, если жива моя мать, обеспечить ее старость и воспитать мою дочь.
Прошу не репрессировать моих родственников - племянников, так как они совершенно ни в чем не виноваты.
Прошу суд тщательно разобраться с делом Журбенко, которого я считал и считаю честным человеком, преданным делу Ленина - Сталина.
Я прошу передать Сталину, что я никогда в жизни политически не обманывал партию, о чем знают тысячи лиц, знающие мою честность и скромность. Прошу передать Сталину, что все то, что случилось со мной, является просто стечением обстоятельств и не исключена возможность, что к этому и враги приложили свои руки, которых я проглядел. Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах"*.
Суд удалился на совещание. По возвращении с совещания председательствующий объявил приговор.
"Приговор
Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила:
Ежова Николая Ивановича подвергнуть высшей мере уголовного наказания расстрелу с конфискацией имущества, лично ему принадлежащего.
Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года приводится в исполнение немедленно..."**
Николай Ежов так ничего и не понял. Этот коммунист-фанатик был слишком "зомбирован" системой и не был способен мыслить самостоятельно, ощущать реальность. Он, втравленный Сталиным в охоту на врагов народа, видел вокруг себя только вредителей, шпионов, диверсантов и думал, что это они, а не Хозяин, бросили его в тюрьму и отдали под суд.
Ежова расстреляли на следующий день. Справка о приведении приговора в исполнение находится в первом томе его уголовного дела № 510.
"Секретно
Справка
Приговор о расстреле Ежова Николая Ивановича приведен в исполнение в г. Москве 4.2.1940.
Акт о приведении приговора в исполнение хранится в особом архиве 1-го Спецотдела НКВД СССР, том № 19, лист № 186.
Нач. 12-го отделения (спецотдела НКВД СССР)
Лейтенант госбезопасности Кривицкий"*.
В деле Ежова много загадок. Даже такая простая и отработанная в НКВД процедура, как расстрел, по-разному интерпретируется некоторыми авторами.
По данным писателя Бориса Камова**, Ежова перед экзекуцией раздели до гола и отдали на расправу его бывшим подчиненным, которые стали его зверски избивать. Больше всех старался один полковник, хотя такого звания тогда в госбезопасности не было.
"В комнату для исполнения с желобками в полу и другими конструктивными усовершенствованиями, - пишет Б. Камов, - Ежова приволокли. И он уже мало чем напоминал живое существо. По одной версии, стрелять уже не было никакой нужды. И выстрелы были сделаны для порядка. А по другой - почти все сопровождающие пожелали разрядить в ненавистного наркома свои браунинги. Многие пистолеты были наградными, с серебряными монограммами на рукоятках".
В этом можно усомниться. Во-первых, приведение в исполнение смертного приговора было секретным мероприятием в НКВД, к которому не допускались даже его высокопоставленные сотрудники, и делать из него описанное Камовым побоище, нечто среднее между расправой с карманником на восточном базаре и расстрелом 26-ти бакинских комиссаров, никто бы не стал. Во-вторых, автор в недостаточной степени владеет информацией, признаваясь в том, что не знает, судили наркома, прежде чем казнить, или нет, и неверно сообщает читателям, что Ежова арестовали вместе с женой. Как известно, ко времени ареста он уже был вдовцом.
Весьма необычную картину казни Ежова приводит в своей книге "Два сталинских наркома" В.А. Ковалев*.
"По рассказам очевидцев, в свои последние мгновения в глубоком сыром подвале Сухановской тюрьмы маленький тщедушный человек долго (?!) метался меж четырех стен, уворачиваясь (?!) от пуль. Казалось, они его не брали. Но это уже скорее напоминало конвульсию. Живым из этого подвала не выходил никто..."
Столь неточную стрельбу исполнителей приговора трудно объяснить. Скорее всего, перед прощанием со своим бывшим шефом они с горя или с радости крепко выпили. Другого объяснения нет, поскольку для бывшего хозяина Лубянки уж наверное бы нашли хотя бы одного "ворошиловского стрелка".
Тем не менее Ежова расстреляли. Не известно, сколько извели на это патронов и послали ли пули в качестве сувениров Берия.
Судьба Ежова была окутана таинственностью. О нем ходило много слухов.
Говорили, что, будучи шпионом, он сумел убежать за границу и живет в Германии, консультируя Гитлера; что ему дали большой срок и он сидит в одиночной камере в Сухановке и даже не выходит на прогулки; что его видели уже во время войны, в одном из колымских лагерей, и еще много всяких несуразиц.
"...По линии НКВД, - пишет публицист Игорь Бунич, - было распущено о судьбе Ежова два слуха. Первый, что он сошел с ума и сидит на цепи в сумасшедшем доме, и второй, что он повесился, нацепив на грудь табличку, где называет себя не совсем корректным для печати словом"*.
Вряд ли чекистам было выгодно распространять столь нелепую дезинформацию о судьбе своего бывшего командира. Слухи часто рождаются сами по себе, когда отсутствует правда...
ПРИЛОЖЕНИЯ
Стенограмма доклада наркома НКВД Н.И. Ежова на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года
23 февраля 1937 г. Вечернее заседание
Молотов79. Товарищи, разрешите объявить заседание пленума открытым. К повестке дня есть замечания у членов пленума? (Голоса с мест. Нет.) Нет возражений? (Голоса с мест. Нет.) Утверждается. Начнем с первого вопроса Дело Бухарина и Рыкова. Доклад т. Ежова.
Ежов. Товарищи, на прошлом Пленуме Центрального Комитета партии, на основании показаний Каменева, Пятакова, Сокольникова, Сосновского, Угланова и Куликова, я докладывал о существовании антисоветской организации правых, которую возглавлял центр в составе: Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова и Шмидта. Я тогда докладывал Пленуму ЦК партии о том, что члены центра Бухарин, Рыков, Томский, Угланов: во-первых, знали о существовании подпольного антисоветского троцкистско-зиновьевского объединенного блока; во-вторых, знали о существовании подпольного антисоветского троцкистского параллельного центра; в-третьих, были осведомлены о том, что троцкистско-зиновьевский объединенный блок и троцкистский параллельный центр в своей борьбе против партии и Советского правительства перешли к методам террора, диверсии, вредительства; в-четвертых, были осведомлены об изменнической платформе троцкистско-зиновьевского блока, направленной к реставрации капитализма в СССР при помощи иностранных фашистских интервентов и, наконец, в-пятых, члены центра Бухарин, Угланов и Рыков стояли на той же платформе, контактировали антисоветскую деятельность своей правой организации с организацией троцкистов.
Ввиду серьезности тех обвинений, которые были предъявлены Бухарину и Рыкову, предыдущий Пленум Центрального Комитета партии, по предложению т. Сталина, вынес постановление о том, чтобы вопрос о конкретной вине кандидатов в члены ЦК ВКП(б) Бухарина и Рыкова перенести на настоящий Пленум с тем, чтобы за это время произвести самое внимательное и добросовестное расследование антисоветской деятельности правых, в частности конкретной вины Бухарина и Рыкова. Руководствуясь этим постановлением Пленума ЦК, за это время расследована деятельность организации правых и причастность к ней Бухарина и Рыкова, которая выразилась в основном в следующем:
1. В Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону, свердловске, Саратове, Иваново-Вознесенске, Хабаровске и в некоторых других городах были допрошены и передопрошены вновь троцкисты Пятаков, Радек, Яковлев, Белобородов и многие другие активные участники организации правых, большинство из которых, известные вам Угланов, Котов, Яковлев, Слепков Александр, Слепков Василий, Астров, Цетлин, Луговой, Розит, Сапожник[ов]... (перечисляет), Козлов, Шмидт Василий и многие другие. Все перечисленные участники организации правых, равно как и троцкисты, дали исчерпывающие показания о всей антисоветской деятельности организации правых и своем личном участии в ней. Они целиком подтвердили те обвинения, которые были предварительно предъявлены Бухарину и Рыкову на предыдущем Пленуме и дополнили большим количеством новых фактов.
Эти факты не оставляют сомнения в том, что до последнего времени существовала относительно разветвленная организация правых во главе с Бухариным, Рыковым, Томским и Углановым. Расследование деятельности правых, по нашему мнению, произведено с достаточной тщательностью и объективностью. Объективность этого расследования подтверждается следующими фактами: во-первых, совершенно в различных городах, различными следователями, в разное время опрошены десятки активнейших участников организации правых, которые в разное время и в разных местах подтвердили одни и те же факты. Таким образом, у следствия имелась возможность объективного сопоставления показаний десятков арестованных, которые подтвердили в основном - с отдельными мелкими отклонениями применительно к индивидуальной антисоветской деятельности каждого - все показания.
Во-вторых, товарищи, многие из активнейших участников организации правых, и в частности такие ближайшие друзья Бухарина, его ученики, как Ефим Цетлин, Астров, сами изъявили добровольное согласие рассказать Наркомвнуделу и партийному органу всю правду об антисоветской деятельности правых за все время их существования и рассказать все факты, которые они скрыли во время следствия в 1933 году. В-третьих, для объективности проверки показаний Политбюро Центрального Комитета устроило очную ставку Бухарина с Пятаковым, Радеком, Сосновским, Куликовым, Астровым. На очной ставке присутствовали тт. Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян и другие члены Политбюро. Все присутствовавшие на очной ставке члены Политбюро ЦК неоднократно ставили перед всеми арестованными троцкистами и правыми вопрос, не оговорили ли они Бухарина и Рыкова, не показали ли лишнего на себя. Все из арестованных целиком подтвердили свои показания и настаивали на них.
Вы сами понимаете, товарищи, что у арестованных, которые говорят не только о деятельности других, не в меньшей мере, а в большей о своей собственной антисоветской деятельности, соблазн был большой, когда задавался такой вопрос, ответить отрицательно, отказаться от показаний. Несмотря на это, все подтвердили эти показания.
Рыкову была дана очная ставка с людьми, с которыми он сам пожелал иметь очную ставку. Ближайшие работники в прошлом, лично с ним связанные Нестеров, Рагин, Котов, Шмидт Василий, - все они подтвердили предварительные показания на очной ставке, причем несмотря на строжайшее предупреждение о том, что ежели они будут оговаривать и себя и Рыкова, то будут наказаны, они тем не менее свои предварительные показания подтвердили. Больше того, в этих очных ставках дали целый ряд новых фактов, напоминая Рыкову об отдельных разговорах, об отдельных директивах, которые от него получали, и об отдельных фактах, которые не смог даже отрицать Рыков.
Таким образом, товарищи, мы считаем, что документальный и следственный материал, которым мы располагаем, не оставляет никаких сомнений в том, что до последнего времени существовала и действовала антисоветская организация правых, члены которой, подобно троцкистам и зиновьевцам, ставили своей задачей свержение советского правительства, изменение существующего в СССР советского общественного и государственного устройства. Подобно троцкистам и зиновьевцам, они встали на путь прямой измены родине, на путь террора против руководителей партии и Советского правительства, на путь вредительства и диверсий в народном хозяйстве. Из этих же материалов следствия и документов вытекает, что виновность Бухарина и Рыкова вполне доказана, виновность в тягчайших преступлениях против партии и государства, которые им предъявлялись на предыдущем Пленуме и о котором я собираюсь докладывать сейчас.
Переход к конкретному изложению следственных и документальных материалов, которые имеются в нашем распоряжении, я считаю необходимым оговориться, что я не буду касаться истории вопроса, хотя имеется очень много интересных с точки зрения исторической фактов развития организации правых и ее борьбы против партии. Я буду этих фактов касаться только постольку, поскольку они имеют отношение к обсуждению сегодняшнего вопроса.
Если остановиться на возникновении и развитии антисоветской организации правых, то на основании материалов следствия и документальных материалов ее деятельность можно разбить примерно на три этапа. Первый этап - это 1921-27 гг., когда зародилась организация правых в виде школки Бухарина, с одной стороны, и в виде известных тред-юнионистски настроенных кадров профсоюзников, возглавляемых Троцким, - с другой, которые впоследствии превратились в одну из основных и главных частей организации правых. Второй этап - 1927-30 гг., когда к школке Бухарина, к профсоюзникам потянулись все правооппортунистические группы, возглавляемые Рыковым в советском аппарате, Томским - в профсоюзном, Углановым - в московской партийной организации. Все вместе они к июньскому Пленуму ЦК 1928 года образовали вполне сколоченную фракцию со своей платформой, внутрифракционной дисциплиной и своим централизованным руководством. Наконец, третий этап - 1930-37 гг. (я здесь объединяю), когда организация правых уходит в подполье, отказывается от открытого отстаивания своих взглядов, двурушнически маскируя свое отношение к линии партии, к руководству партии и постепенно скатывается к тактике террора, к организации повстанчества в деревне, к организации забастовок и, наконец, к диверсии и вредительской деятельности в народном хозяйстве.
Разрешите мне на первых двух этапах не останавливаться, взяв здесь только два наиболее важных факта. Первый факт, имеющий отношение к первому этапу развития организации правых, следующий. Из всей своей многолетней борьбы против Ленина Бухарин, к сожалению, вынес один урок: он своей школе прямо говорил, что Ленин бил меня потому, что я не имел организованной группы своих единомышленников. Поэтому, после смерти Ленина он сразу же начинает сколачивать группу своих единомышленников (Микоян. Герой большой он.), которая впоследствии оформляется в известную всем школку Бухарина. Уже тогда эта школка представляла совершенно законченную фракционную группу со своей программой, со своей внутрифракционной дисциплиной. Вся эта школка воспитывалась на противопоставлении Бухарина Ленину. Вся школка считала, что Бухарин в своей борьбе и в своих взглядах по вопросам советской экономики, по вопросам учения о государстве, об империализме был прав, тогда как Ленин ошибался. Об этом говорят все участники бухаринской школки до единого. Причем Бухарин этого и не скрывал. Он прямо воспитывал их в этой школе на таком противопоставлении себя Ленину. Больше того, он себя воспитывал не только на противопоставлении Ленину, но и на противопоставлении Центральному Комитету партии, считая, что Центральный Комитет партии тоже проводит неправильную политику. От этой школки молодых бухаринцев никаких секретов буквально не существовало. Все секреты, все вопросы Политбюро. Которые обсуждались, - а как известно Бухарин был членом Политбюро, - они обязательно обсуждались и в школке.
Второй факт, товарищи, имеющий отношение ко второму этапу. Всем известно, что лидеры правой оппозиции в 1928 году и позже доказывали, что у них никаких фракций не существует, тем более не существует никакой нелегальной организации. Они утверждали, что все дело сводится к тому, что правые по-своему честно, каждый в отдельности, не связанные фракционной дисциплиной, отстаивали и защищали свои неправильные взгляды. Факты говорят обратное. Уже к 1928 году вполне сложилась законченная фракция правых, которая противопоставляла свою линию линии ЦК ВКП(б). Сложилась она, как я уже говорил, с одной стороны, из школки Бухарина, из правооппортунистических тред-юнионистов профсоюзников, из некоторых работников-хозяйственников из хозяйственно-советского аппарата, и наконец, из некоторых руководящих партийных работников Московской партийной организации.
Факт третий, имеющий отношение к этому же периоду, - это тот, что уже в 1928 году правые для руководства всей фракционной деятельностью и борьбой своей против партии создали руководящий центр, в который вошли Рыков, Бухарин, Томский, Шмидт, Угланов и Угаров. Как сейчас установлено материалами следствия и документами, этот центр руководил всей фракционной борьбой правых. Все выступления правых на пленумах ЦК, на активах партийной организации в течение 28-29 гг. предварительно обязательно обсуждались в этом центре. Больше того, известная антипартийная вылазка правых на съезде профсоюзов, где они пробовали свои силы, руководилась целиком этим фракционным центром. Во время заседаний съезда центр почти беспрерывно заседал на квартире у Томского, установив дежурства. Все время дежурили либо Рыков, либо Бухарин, либо Томский, либо другие. Такие выступления, например, как выступления Котова и Розита на апрельском Пленуме Центрального Комитета в 1929 году, тезисы их утверждались, предварительно центром просматривались, и только после этого они выступали.
Вот таковы основные факты, которые я считал необходимым отметить из деятельности правых на первом этапе развития этой организации и на втором. Что касается третьего, основного и главного этапа, то он рисуется примерно в следующем виде. После поражения правых на ноябрьском Пленуме ЦК в 1929 году центр правых приходит к убеждению, что открытая атака против партии безнадежна и обречена на провал. Продолжая стоять на своих правооппортунистических позициях, центр правых, в целях сохранения своих кадров от окончательного разгрома, встал на путь двурушнической капитуляции. В надежде, что удастся в ближайшее время начать новую атаку против партии, центр обсуждает целый план, всю тактику двурушничества. Здесь учитываются ошибки троцкистов, ошибки зиновьевцев и разрабатывается буквально до деталей план двурушнической подачи заявлений. План этот заключается в следующем: первое - всем причастным к организации правых членам партии, которые не известны еще партийным организациям как активно связанные с правыми, дается директива конспирировать свои связи до поры до времени и никуда не вылезать, никаких заявлений не подавать. Особая тактика вырабатывается для москвичей, в особенности для членов Центрального Комитета от московской организации.
Во время ноябрьского Пленума ЦК в 1929 г. заседает центр и в центре предлагают Угланову, Котову и Куликову на ноябрьском Пленуме ЦК выступить с покаянными речами и подать заявление. Какая цель преследуется? Цель следующая: во что бы то ни стало сохранить московскую группу работников, сохранить Угланова, так как на ближайшее время намечалась, когда оправятся, новая драка, новая атака против ЦК партии. Как известно, Угланов, Котов и Куликов, тогдашние члены Центрального Комитета, выступили с таким заявлением и подали покаянное заявление с отказом от своих правооппортунистических взглядов и о разрыве с правой оппозицией. Известно также, товарищи, что Бухарин, Рыков и Томский подали эти заявления значительно позже. Сейчас вот этот факт и Рыков и Бухарин не прочь изобразить следующим образом: "Что же, де, вы нам приписываете существование какой-то фракции со своей дисциплиной и т.д., а я вот узнал относительно подачи заявления с капитуляцией, с отказом от правых взглядов только на самом Пленуме ЦК. Даже больше того, я был настолько возмущен, считая это ударом в спину". На деле этот "удар в спину" был довольно мягким, потому что он обсуждался заранее, да и никакого удара здесь не было. Весь план строился только с расчетом сохранить во что бы то ни стало верхушку московской организации правых, упрочить их положение с тем, чтобы при первой возможности начать новую атаку против ЦК партии.