Страница:
Характерно, что все шаги ГКЧП, от замысла до воплощения, выстраивались не в пределах закона, Конституции, а в диапазоне партийных догм, которые нутром этих людей и воспринимались как высший устав жизни, ибо на протяжении всей их сознательности, за исключением полутора последних лет, иных принципов не существовало. Некое право, дарованное свыше: спасать народ, вести его, устанавливать пределы его чувств и желаний, навести порядок, вернуть распределительную пайку и держать народ в строгости. Хватит этой демократии, "допрыгались".
С точки зрения привычных внутрипартийных традиций эти люди поступали мужественно. Ну а что касается Генерального секретаря партии, мы не говорим о Президенте, Верховном Совете, то ничего предосудительного здесь нет, все в пределах партийной истории. Одного заставили сослаться на нездоровье и оставить руководство партией (уход Хрущева), другого объявили нездоровым с некоторым опережением - опять же во благо партии, которая, с их точки зрения, два года работала в режиме саморазрушения по вине Горбачева. Я полагаю, что действия ГКЧП раз и навсегда прекратили существование мифа, что автором перестройки якобы была партия... Как всегда, и мы уже об этом говорили, в России реформы, да и не только в России, всегда начинались сверху. В 1985 году верхом считалась партия, другого верха попросту не было, значит, дело не в партии, а в принадлежности к высшей власти узкого числа партийных лидеров. Это никак не снижает их заслуги, а просто все ставит на свои места. Ну а партия, с первых шагов предполагаемых реформ, её преобладающая консервативная масса, её аппарат, противостояли реформам. Меньшинство власти боролось с её реакционным большинством за реформаторский курс. Именно поэтому с 1985 по 1990 год включительно никаких реформ не было, была нескончаемая череда разговоров о реформах и создание образа страха перед их последствиями. Энергия по разрушению старых структур не переливалась в энергию реформаторского созидания. Она оставалась невостребованной, а потому, требуя выхода, стала искать нестандартные, а порой противоположные пути.
Глава XI
СПОТЫКАЯСЬ
О СОБСТВЕННОЕ ПРОЗРЕНИЕ
VI СЪЕЗД НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ
6-21 апреля 1992 г.
Ждали, знали, предполагали, просчитывали. И все равно неожиданность.
Из разговора на улице:
- Неужели они (реакция) так сильны? Отчего мы (демократы) так неуверенны и слабы?
- Пустое, и то, и другое преувеличение. Демократам самовлюбленность мешает, они же впервые на выданье, впервые власть.
- Ах, если бы так!
- Точно так, не сомневайтесь.
- Ну, слава Богу. А то мы обмирали у телевизоров. Злобы-то сколько. Эти не пожалеют. Настроение такое, как утром 19 августа, когда радио сообщило о перевороте.
ПЕРЕТЯГИВАНИЕ КАНАТА
Начало съезда было удручающим. Тактика оппонентов очевидна. Координатор фракции промышленников Гехт открыл заседание фракции словами:
- Либо сегодня, либо никогда.
Ситуация сложилась крайняя, когда шесть из девятнадцати наиболее многочисленных фракций на съезде объединились в блок непримиримой оппозиции: аграрии, промышленники, "Коммунисты России", "Отечество" и др. Демократы, перессорившиеся между собой, продолжали выяснять отношения.
Здесь проявилось одно не просчитанное ранее противоречие. Демократы, оставшиеся в сфере общественной жизни как представители партий, движений, самых немыслимых организаций и демократы, материализовавшие свое "я", вовлеченные в структуры исполнительной и законодательной власти, утратили общий язык.
Та самая демократическая власть, которая и была главной целью нескончаемых противостояний, в первую очередь потеряла сторонников среди своих. Не следует искать каких-то глубинных причин. Кажется, Маркс говорил: "Даже запах власти пьянит". Это несколько циничный вывод, но вывод единственно справедливый - для властей всех рангов, ступеней, кабинетов. Иначе говоря, власти на всех не хватило. На Олимпе оказались не самые достойные. Хотя определение "достойные" здесь подходит меньше всего. Измерить достоинство в одночасье нельзя. Среди власти оказалось много тех, кто страстно этого желал, но властвовать в извечном понимании - управлять не умел, а значит, не мог. Из этого не следует, что те, кто излучал недовольство, способны были на большее. Демократическая среда, в общем пересчете, имела примерно один коэффициент возможностей: оппозиционное мышление, беспощадный и точный анализ действий предшествующей власти, свежие, в силу интеллекта, идеи и полное отсутствие навыка управления обществом. В отечестве случилось как бы мимолетное разделение труда: одни управляли по привычной схеме, играли мускулами, распределяли, но думать не умели, другие умели думать, но к штурвалу управления допущены не были и творили мир в книжно-лабораторных условиях. Страна, где любое направление научной мысли было слепком политики, породила особый вид практика, презирающего науку как чуждое классовое проявление.
Демократы на съезде утратили положенную им долю (пропорции сложились на первом съезде: 30 процентов - упорные консерваторы, ещё 30 - демократы, остальные 40 процентов, в большинстве своем соединившие в себе достаточную неприязнь к партократии с устойчивым недоверием к шумно-митинговым демократам). Кстати, как показала жизнь, это недоверие было хотя и импульсивным, никакого особого анализа возможностей или неэффективности демократического развития, естественно, быть не могло, но здравым и точным. Да и эта серединная среда, а попросту "болото" (термин времен французского Конвента), ничем особенно и не интересовалась. Извечная российская подозрительность, жизневосприятие человека, выросшего в замкнутом, закрытом обществе. И тем не менее недоверие оказалось вещим - демократическая власть не породила ренессанса власти в сфере государственного управления. Так, на VI съезде завоеванная не без труда тридцатипроцентная доля депутатских мест как бы перестала существовать. Демократы раскололись, перессорились, перекрасились, сменили одежду. На съезде уже после первых голосований прозвучал сигнал бедствия. 200-220 голосов, неустойчивая пятая часть - вот и весь капитал демократов. Если раньше демократы могли сказать: "Нам трудно выиграть, но мы в состоянии преградить путь к победе нашим оппонентам, заблокировать любой проект, который требует парламентского большинства в 2/3 голосов". Увы, пятая часть может рассчитывать лишь на "шумовой эффект". Прошлые возможности демократов осознавали их противники, и компромисс был единственным выходом, чтобы двинуться вперед. Так случилось, кстати, и на V съезде, и вдруг... Впрочем, не вдруг.
Созданная накануне съезда коалиция реформ - инициатива радикальных демократов - получила основательную поддержку со стороны правительства. Иного быть и не могло, коалиция стала правительственным лобби в парламенте, хотя сам блок имел свою неправительственную историю.
За месяц до VI съезда Филатов - в отсутствие Хасбулатова он председательствовал на сессии - с трудом удержал руль управления парламентом. И вот тогда, возможно впервые, именно Филатов поставил вопрос: "Что делать?" Ротация парламента, прошедшая на очередном съезде, усилила консервативное крыло. Президент, создавая собственные президентские структуры, опирался прежде всего на демократически настроенных депутатов. Укрепив, как казалось Президенту, свое окружение, он естественно ослабил демократическое крыло парламента. Часть депутатов получила министерские посты в новом правительстве и в новом аппарате Президента. И вот тогда возникла идея создать здоровое большинство, позволяющее двигать курс реформ. Положение крайне осложнялось ещё и тем, что в течение последних месяцев резко ухудшились отношения между Президентом и Русланом Хасбулатовым. Избрав на VI съезде новое руководство парламента, демократы одержали очевидную победу. С. Филатов, В. Шумейко, бесспорно, ярко выраженные демократы, лишенные недуга политического упрямства, умеющие находить компромисс. Яров - фигура на ничейной полосе. И, наконец, Воронин - сторонник консервативных сил. Если к этому прибавить Хасбулатова, исторически связанного с Ельциным и его курсом, можно было сделать вполне оптимистический вывод - парламент обрел устойчивое демократическое руководство. Конечно, эта победа была несколько омрачена усиленной борьбой против избрания Хасбулатова на VI съезде леворадикальных демократических сил. Сам я считал тактику радикальных демократов ошибочной. И дело не в том, будет избран Хасбулатов или не будет. В тот момент единственной кандидатурой, способной составить конкуренцию Бабурину, мог быть только Хасбулатов. Я лучше других видел и знал его недостатки, но я знал и масштабы политического магнетизма, который имела связка Ельцин-Хасбулатов. Здесь все имело значение, и то, что он родом с Кавказа, а почитание старшинства у горцев в крови.
Хасбулатов - чеченец. Еще один репрессированный народ. Именно поэтому он, как человек и политик, будет очень ревниво относиться к факту своей близости к Президенту. Он был его первым заместителем, он остался верен ему в самую трагическую минуту, когда все прежнее руководство парламента отвернулось от Ельцина, предало его. Хасбулатов болезненно реагировал на доминирующую роль Бурбулиса в окружении Ельцина. Он, не без основания, считал Геннадия Бурбулиса главным виновником своих разладившихся отношений с Президентом. Вообще формула "Президент - парламент" требует более детальной расшифровки.
Непродуманные и, скорее, амбициозные выдвижения наряду с Хасбулатовым Шахрая и Лукина на пост Председателя парламента мало того что перессорили демократов, но и явились началом отторжения Хасбулатова от демократического крыла парламента. Кстати, это отторжение всегда инициировалось и поддерживалось Бурбулисом. Случившееся не прошло бесследно для консерваторов, они решили предложенную им карту разыграть на свой манер. Уже на следующих выборах они поддержали Хасбулатова. Это было ясно по итогам голосования.
"Хасбулатов раскрыл свое собственное лицо, он ищет поддержку в лагере, противостоящем Президенту" - так интерпретировал ситуацию Бурбулис и именно в таком виде преподнес её Ельцину.
Замысел Бурбулиса был не лишен изящества. Сначала он поддержал праведный гнев благовоспитанных демократов, взбунтовавшихся против хасбулатовской бестактности, грубости, и всячески поддерживал эти разрывающие демократическое единство действия. Факт, что отношение к Хасбулатову разъединило демократов, не воспринимался как факт значимый. Замечу, что на VI съезде Бурбулис ещё не афишировал своего негативного отношения к Хасбулатову, но появление Лукина среди претендентов являлось тем самым скрытым маневром. Шахрай упрям и непредсказуем. Лукин, конечно же, хитер, но рационален, а значит, более управляем. Вывод напрашивается сам собой. Президент не сможет обвинять Бурбулиса в бездействии. Бурбулис ищет и просчитывает варианты, Лукин - один из них. Именно Бурбулис считал политическую биографию Хасбулатова после его неизбрания на предыдущем съезде конченой. И вот тут концепция Бурбулиса забуксовала, а затем попала в тупик. Кандидатуры, равной Хасбулатову по популярности, у Геннадия Эдуардовича не оказалось. Понимая, что фигуры должной политической достаточности нет и Хасбулатов будет все равно избран, Бурбулис проводит тонкий маневр - подталкивает Хасбулатова вправо. Его союзником в этой интриге является Сергей Шахрай. После утверждения Шахрая на пост ещё одного вице-премьера партия против Хасбулатова играется уже в четыре руки.
Итак, замысел прост. Первый этап - лишить Хасбулатова поддержки демократов, заставить его искать опору у правых или, что одно и то же, подтолкнуть правых под бок Хасбулатова. Объективно обстановка так и складывается - парламент правеет. Все демократы разобраны по должностям либо устроены. Проводить законы, обеспечивающие деятельность правительства в ключе реформ, все труднее - спикер заигрывает с правыми. Бурбулис запускает через лоббистов в парламенте (Глеб Якунин, Старовойтова, Пономарев) идею об упразднении съезда, вынесения вотума недоверия Хасбулатову и, как следующий шаг, роспуска парламента. Случившееся не осталось незамеченным и ожесточило парламент. Идею распространяют демократы из окружения правительства. Таким образом, Бурбулис добивается своего скрытым маневром и отсекает Хасбулатова от демократов. На митинге перед Белым домом толпа скандирует: "Петрова и Хасбулатова - в отставку!" В качестве дирижеров Глеб Якунин и Галина Старовойтова. Это уже были завершающие мазки к портрету "душителя демократии и реформ". Учитывая темперамент Хасбулатова, его неадекватную реакцию, которая порой являлась следствием переутомления, длительного, пребывания в среде отрицательных эмоций. Разговоры о том, что Хасбулатов балуется анашой и курит травку, шли довольно давно. Повседневное поведение спикера, его отношения с подчиненными лишь усиливали подозрения: мгновенно меняющееся настроение, утренняя неврастения, когда изголодавшийся организм не получал необходимого допинга, и, как следствие, вспышки агрессивного озлобления. Здраво рассуждая, следует признать - случаи неадекватного поведения действительно были. Но это довод шаткий - у кого неадекватного поведения нет? Все остальное - из мира намеков, подозрений и все тех же слухов, распространяемых якобы очевидцами, якобы людьми доверенными, соплеменниками. По этому поводу взрывались то одна, то другая газета, обещая скандал, но скандала почему-то не получалось. Этому есть объяснение. У непримиримой оппозиции была наиграна своя карта - о якобы пьющем Президенте. Нежелание обострять ситуацию вокруг якобы наркомании Хасбулатова можно счесть пактом о ненападении, заключенным негласно между противоборствующими сторонами.
Нескончаемы наскоки прессы. Демократические газеты не щадят Хасбулатова, истерия становится мироощущением. Кстати, нацеленность на нервный срыв оппонента - по сути, метод, не без успеха используемый правыми против Президента. Зная о его чрезмерной чувственной ранимости, правые, организуя атаку на Ельцина, избирают не критический, доказательный стиль, а популистский, агрессивный (народ голодает, министры воруют, мафия всевластна), ругательно-оскорбительный, унижающий человеческое достоинство. VII съезд, состоявшийся уже на закате 1992 года, его атмосфера - очевидное тому доказательство. И тогда нервы Президента не выдержали. Но не станем забегать вперед. Наше повествование тем и значимо, что оно сопровождает события, и выводы соответствуют тем обстоятельствам, той атмосфере и настроениям, которые были характерны для самого момента. У нас есть как полная возможность убедиться и в непроходящей логике событий, так и возможность осудить политиков за их поспешную изменчивость, исходящую из выгод личного характера.
Причина уязвимости спикера - в его переоценке собственного волевого начала. Для человека, слишком часто говорящего о собственной решительности и смелости, - это не только сеанс самовнушения, но и страх перед утратой таких качеств. Вселить веру в эти свои качества людям, тебя окружающим, а ещё чаще - тебе подчиненным, значит отбить у них охоту эти черты твоего характера ставить под сомнение и проверять.
Темп политической жизни опережает способность организма к самовосстановлению. Это уже замечено. Шепчутся в кулуарах, ссылаются на конфиденциальную информацию, предчувствуют, предсказывают: конфликт в руководстве Верховного Совета неминуем.
В моменты депрессии спикер вызывающе груб, он унижает своих ближайших помощников. А это не второразрядные люди, каждый из них в ранге заместителя Председателя Верховного Совета. А значит - бунт человеческого достоинства неминуем. И Шумейко, и Филатов, и Яров, да и Воронин высокопрофессиональная команда. Не видеть и не понимать этого Хасбулатов не мог. У него хорошо развито чувство опасности. Не исключено, что это приобретенное качество, скопированное с интуитивного поля Президента, но, в отличие от Ельцина, у Хасбулатова эта черта не интуитивного характера, а, скорее, продукт изворотливого разума. Он очень скоро заметит, что его заместители вечерами собираются вместе, нарабатывая, как они утверждают, чувство "команды". В окружении повсеместного разлада - факт отрадный. Но Хасбулатов прочел ситуацию по-своему. Ему не нужны объединившиеся заместители, ему нужны заместители, выполняющие его волю. Сегодня они объединяются в команду, а завтра эта команда выступает против него. Одна такая команда уже была, но тогда у Ельцина был он, а у него нет такого же преданного Хасбулатова, поэтому... В его голове рождается тонкий замысел разлучения своих заместителей, но об этом чуть позже.
Хасбулатов хорошо понимает смысл политической интриги, которую ведет против него Бурбулис. Хотя, возможно, я несколько преувеличиваю. Он видит конечную цель интриги, но не вникает в детали - как это делается.
Действия Бурбулиса, Шахрая небезупречны прежде всего потому, что каждый из них утратил весомый авторитет в депутатском корпусе, кстати, в определенной степени в силу ошибочного анализа ситуации. Чрезмерно упрощая задачу, плененные чувством личной неприязни к спикеру, и тот, и другой переоценили свое "я" и недооценили "я" Хасбулатова.
Предрасположенность к политическому маневру у Сергея Шахрая была замечена ещё в парламенте. Для юриста, занимающегося политикой, это скорее профессиональное поведение, нежели порок. Но когда успехи двух достаточно преуспевающих в этой роли людей плюсуются, количество неминуемо перешагнет черту дозволенного. В данный момент эти два человека союзники, их объединяет общая нелюбовь к Хасбулатову, который своей грубостью объединил двух не доверяющих друг другу людей. Он не единожды высмеивал и оскорблял и того, и другого. Вирус вождизма уже заразил спикера. Умный, коварный и дальновидный поступил бы иначе. Он непременно бы развел этих людей, попытался если и не сделать одного из них своим союзником, то, по крайней мере, не превращать его в злейшего врага.
Спикер совершил то, что трезвые и профессиональные политики не совершают. Особую остроту случившемуся придал факт, когда спикер высказался принародно, и не где-нибудь, а на пресс-конференции, созванной им наспех, в маниакальном стремлении немедленно ответить на выпад, сделанный в его адрес командой Бурбулиса. Конфликт разрастался на глазах.
Хасбулатов начал действовать, проявив при этом завидную активность. Уязвимость исполнительной власти была очевидной, у "яйцеголовых" отсутствовал практический опыт - выходцы из научных кругов, игроки второй линии. А в итоге плохо скрытая кастовость правительственной команды. Отсюда и возрастная солидарность (к власти пришли 35-летние), они готовы уважать шестидесятников, они все вынырнули из-под крыла Абалкина, Петракова, Богомолова, Аганбегяна - оппозиционного ядра иных возрастных кондиций: вызревшего внутри режима, но вызревшего уже на ступенях привилегированных. Даже Явлинского, практически их сверстника, ставшего началом, но опаленного привязанностью Горбачева, а значит не своего, можно считать предтечей гайдаровской волны. Они готовы уважать мэтров, не уставать их благодарить за преподанные им, молодым и безусым, жизненные и теоретические уроки, но делить с ними власть они не собираются. Они засиделись в ассистентах, хватит! Они осознают, что превысили, непозволительно молодыми дерзнули посягнуть на власть и стали властью. Но это, как говорится, не их каприз так время распорядилось.
Спикер почувствовал ситуацию и стал перетягивать институтскую элиту, вчерашних мэтров в свой лагерь, делал он это осторожно, понимая, что большинство из названных входили в круг консультантов Президента. Но одно дело Президент, демонстрирующий лояльность к научной экономической элите, другое дело Гайдар - прагматик, рискнувший начать дело, прекративший нескончаемую череду разговоров о реформах и не желающий, чтобы его вчерашние учителя усыпили Президента предостережениями, опасениями, сомнениями. Стоит ли ориентироваться на Запад или не стоит? Какой экономической школе отдать предпочтение? Привлечь в качестве консультанта Джефри Сакса или ориентироваться на Оксфорд и не спешить с Гарвардским университетом? Мэтры сделали сомнения своей профессией.
Гайдар (плох он или хорош - это уже второй вопрос), побуждаемый Президентом, вошел в реку. Все остальные предпочитали бурные дискуссии на берегу реки. У общества появился программный синдром.
Просчет Явлинского заключался в том, что он предпочел остаться теоретиком. Претворять идеи труднее, чем их выдумывать. Так полагают практики, потому как в придумывании слабы. У молодых теоретиков своя беда они мыслят отлаженными моделями, опробованными вне пределов России. Они специалисты не по пошиву костюмов. Они специалисты по их закупке.
Хасбулатов заметил разобщенность среди экономистов и решил подбросить им идею согласия. Оставил дверь к Президенту открытой, вместо безоглядного отрицания курса реформ выдвинул тезис о необходимости коррекции курса. Получалась некая полупопулистская смесь. Изменение налоговой политики, отказ от либерализации цен на энергоносители и, наконец, регулирование цен на ряд товаров первой необходимости. Сочувствие к пострадавшим - вот ключ к диалогу. Реформы раздавили образование, науку, культуру - спикер делился состраданием.
Где-то подспудно Хасбулатов высказывает идею создания теневого кабинета, который в критический момент будет предложен Президенту и который он готов возглавить сам.
На личных встречах с Президентом Хасбулатов дважды дает понять, что мог бы занять пост премьер-министра. Следуя здоровой логике, это странный шаг. Но он и делается в расчете на отказ. Совершая его, Хасбулатов как бы самоутверждается. Осмысливает себя в ином государственном качестве, переживает иную, воображаемую жизнь. И за счет этого фокуса, как ему кажется, становится опытнее и ещё более государственно значимым.
И все-таки действительно ли Хасбулатов считает пост премьера реальным для себя? Публично, в своих интервью на российском телевидении, он отверг подобную возможность. Впрочем, для Хасбулатова разнотолкование своих взглядов достаточно характерно. Отрицание чего-либо сегодня не исключает согласия вчера или завтра.
Мы все помним, что Хасбулатов предлагал свою кандидатуру на пост вице-президента. Это не было случайностью. Хасбулатов до конца не верил, что Россия примет чеченца как главу законодательного органа. Крайне трудные выборы подтвердили его опасения. Предлагая себя на пост вице-президента, он рассчитывал быть ближе к Ельцину. И тогда уж наверняка связка Ельцин Хасбулатов в общественном сознании станет реальным фактом. Но это фрагменты высшей материи. Было в этих шагах и чисто человеческое. Хасбулатов устал заниматься нудной законодательной деятельностью, ему надоели изнуряющие взаимоотношения с парламентом.
Ельцин ответил отказом, хотя и мягким, почетным, но все-таки отказом. А как же парламент? В то время Ельцин искренне был убежден, что Хасбулатов наиболее приемлемая фигура на этом посту. Однако новый виток политических событий изменил президентские настроения.
18 апреля Хасбулатов избирается Председателем Верховного Совета. Только теперь это случилось уже не благодаря поддержке Ельцина, а, скорее, вопреки его молчаливому нежеланию видеть на этом посту своего бывшего первого заместителя. К этому времени окружение Ельцина сумело создать плотный заслон вокруг Президента. Встречи Президента с главой парламента перестают быть очевидной нормой отношений.
Вынужденный искать поддержку вне демократических сил, Хасбулатов начинает свой скрытый рейд. Сначала в сторону центристов, затем... Впрочем, об этом говорить ещё рано, что будет затем. Есть два очевидных вектора движения - либо вправо, либо попытка восстановить свои отношения с демократами, к которым предрасположен Президент.
Обстановка на съезде менялась на глазах. К моменту решающего голосования консервативное крыло съезда: аграрии, промышленники, - начало склоняться в сторону Хасбулатова. Своей фигуры, способной не только обеспечить их интересы (поначалу им таким человеком представлялся Бабурин), но и держать в руках парламент, у них не оказалось. Они без сожаления сдали Бабурина. Внушительная часть консервативного крыла отдала свои голоса за будущего главу Верховного Совета.
Главный просчет окружения Ельцина, и прежде всего Геннадия Бурбулиса, - это уверенность, что политическая судьба Руслана Хасбулатова в руках демократов. Они не рискнули даже предположить, как быстро Хасбулатов сторгуется со своими бывшими противниками. Подталкивая демократическое крыло съезда к демаршу против Хасбулатова, Бурбулис в большей степени услаждал свое оскорбленное тщеславие, чем творил большую политику. Скрытое стало явным, и на той злополучной пресс-конференции, созванной внезапно, Хасбулатов обозначил полный разрыв отношений. Сделал это не выбирая выражений, в беспардонной и агрессивной форме.
С точки зрения привычных внутрипартийных традиций эти люди поступали мужественно. Ну а что касается Генерального секретаря партии, мы не говорим о Президенте, Верховном Совете, то ничего предосудительного здесь нет, все в пределах партийной истории. Одного заставили сослаться на нездоровье и оставить руководство партией (уход Хрущева), другого объявили нездоровым с некоторым опережением - опять же во благо партии, которая, с их точки зрения, два года работала в режиме саморазрушения по вине Горбачева. Я полагаю, что действия ГКЧП раз и навсегда прекратили существование мифа, что автором перестройки якобы была партия... Как всегда, и мы уже об этом говорили, в России реформы, да и не только в России, всегда начинались сверху. В 1985 году верхом считалась партия, другого верха попросту не было, значит, дело не в партии, а в принадлежности к высшей власти узкого числа партийных лидеров. Это никак не снижает их заслуги, а просто все ставит на свои места. Ну а партия, с первых шагов предполагаемых реформ, её преобладающая консервативная масса, её аппарат, противостояли реформам. Меньшинство власти боролось с её реакционным большинством за реформаторский курс. Именно поэтому с 1985 по 1990 год включительно никаких реформ не было, была нескончаемая череда разговоров о реформах и создание образа страха перед их последствиями. Энергия по разрушению старых структур не переливалась в энергию реформаторского созидания. Она оставалась невостребованной, а потому, требуя выхода, стала искать нестандартные, а порой противоположные пути.
Глава XI
СПОТЫКАЯСЬ
О СОБСТВЕННОЕ ПРОЗРЕНИЕ
VI СЪЕЗД НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ
6-21 апреля 1992 г.
Ждали, знали, предполагали, просчитывали. И все равно неожиданность.
Из разговора на улице:
- Неужели они (реакция) так сильны? Отчего мы (демократы) так неуверенны и слабы?
- Пустое, и то, и другое преувеличение. Демократам самовлюбленность мешает, они же впервые на выданье, впервые власть.
- Ах, если бы так!
- Точно так, не сомневайтесь.
- Ну, слава Богу. А то мы обмирали у телевизоров. Злобы-то сколько. Эти не пожалеют. Настроение такое, как утром 19 августа, когда радио сообщило о перевороте.
ПЕРЕТЯГИВАНИЕ КАНАТА
Начало съезда было удручающим. Тактика оппонентов очевидна. Координатор фракции промышленников Гехт открыл заседание фракции словами:
- Либо сегодня, либо никогда.
Ситуация сложилась крайняя, когда шесть из девятнадцати наиболее многочисленных фракций на съезде объединились в блок непримиримой оппозиции: аграрии, промышленники, "Коммунисты России", "Отечество" и др. Демократы, перессорившиеся между собой, продолжали выяснять отношения.
Здесь проявилось одно не просчитанное ранее противоречие. Демократы, оставшиеся в сфере общественной жизни как представители партий, движений, самых немыслимых организаций и демократы, материализовавшие свое "я", вовлеченные в структуры исполнительной и законодательной власти, утратили общий язык.
Та самая демократическая власть, которая и была главной целью нескончаемых противостояний, в первую очередь потеряла сторонников среди своих. Не следует искать каких-то глубинных причин. Кажется, Маркс говорил: "Даже запах власти пьянит". Это несколько циничный вывод, но вывод единственно справедливый - для властей всех рангов, ступеней, кабинетов. Иначе говоря, власти на всех не хватило. На Олимпе оказались не самые достойные. Хотя определение "достойные" здесь подходит меньше всего. Измерить достоинство в одночасье нельзя. Среди власти оказалось много тех, кто страстно этого желал, но властвовать в извечном понимании - управлять не умел, а значит, не мог. Из этого не следует, что те, кто излучал недовольство, способны были на большее. Демократическая среда, в общем пересчете, имела примерно один коэффициент возможностей: оппозиционное мышление, беспощадный и точный анализ действий предшествующей власти, свежие, в силу интеллекта, идеи и полное отсутствие навыка управления обществом. В отечестве случилось как бы мимолетное разделение труда: одни управляли по привычной схеме, играли мускулами, распределяли, но думать не умели, другие умели думать, но к штурвалу управления допущены не были и творили мир в книжно-лабораторных условиях. Страна, где любое направление научной мысли было слепком политики, породила особый вид практика, презирающего науку как чуждое классовое проявление.
Демократы на съезде утратили положенную им долю (пропорции сложились на первом съезде: 30 процентов - упорные консерваторы, ещё 30 - демократы, остальные 40 процентов, в большинстве своем соединившие в себе достаточную неприязнь к партократии с устойчивым недоверием к шумно-митинговым демократам). Кстати, как показала жизнь, это недоверие было хотя и импульсивным, никакого особого анализа возможностей или неэффективности демократического развития, естественно, быть не могло, но здравым и точным. Да и эта серединная среда, а попросту "болото" (термин времен французского Конвента), ничем особенно и не интересовалась. Извечная российская подозрительность, жизневосприятие человека, выросшего в замкнутом, закрытом обществе. И тем не менее недоверие оказалось вещим - демократическая власть не породила ренессанса власти в сфере государственного управления. Так, на VI съезде завоеванная не без труда тридцатипроцентная доля депутатских мест как бы перестала существовать. Демократы раскололись, перессорились, перекрасились, сменили одежду. На съезде уже после первых голосований прозвучал сигнал бедствия. 200-220 голосов, неустойчивая пятая часть - вот и весь капитал демократов. Если раньше демократы могли сказать: "Нам трудно выиграть, но мы в состоянии преградить путь к победе нашим оппонентам, заблокировать любой проект, который требует парламентского большинства в 2/3 голосов". Увы, пятая часть может рассчитывать лишь на "шумовой эффект". Прошлые возможности демократов осознавали их противники, и компромисс был единственным выходом, чтобы двинуться вперед. Так случилось, кстати, и на V съезде, и вдруг... Впрочем, не вдруг.
Созданная накануне съезда коалиция реформ - инициатива радикальных демократов - получила основательную поддержку со стороны правительства. Иного быть и не могло, коалиция стала правительственным лобби в парламенте, хотя сам блок имел свою неправительственную историю.
За месяц до VI съезда Филатов - в отсутствие Хасбулатова он председательствовал на сессии - с трудом удержал руль управления парламентом. И вот тогда, возможно впервые, именно Филатов поставил вопрос: "Что делать?" Ротация парламента, прошедшая на очередном съезде, усилила консервативное крыло. Президент, создавая собственные президентские структуры, опирался прежде всего на демократически настроенных депутатов. Укрепив, как казалось Президенту, свое окружение, он естественно ослабил демократическое крыло парламента. Часть депутатов получила министерские посты в новом правительстве и в новом аппарате Президента. И вот тогда возникла идея создать здоровое большинство, позволяющее двигать курс реформ. Положение крайне осложнялось ещё и тем, что в течение последних месяцев резко ухудшились отношения между Президентом и Русланом Хасбулатовым. Избрав на VI съезде новое руководство парламента, демократы одержали очевидную победу. С. Филатов, В. Шумейко, бесспорно, ярко выраженные демократы, лишенные недуга политического упрямства, умеющие находить компромисс. Яров - фигура на ничейной полосе. И, наконец, Воронин - сторонник консервативных сил. Если к этому прибавить Хасбулатова, исторически связанного с Ельциным и его курсом, можно было сделать вполне оптимистический вывод - парламент обрел устойчивое демократическое руководство. Конечно, эта победа была несколько омрачена усиленной борьбой против избрания Хасбулатова на VI съезде леворадикальных демократических сил. Сам я считал тактику радикальных демократов ошибочной. И дело не в том, будет избран Хасбулатов или не будет. В тот момент единственной кандидатурой, способной составить конкуренцию Бабурину, мог быть только Хасбулатов. Я лучше других видел и знал его недостатки, но я знал и масштабы политического магнетизма, который имела связка Ельцин-Хасбулатов. Здесь все имело значение, и то, что он родом с Кавказа, а почитание старшинства у горцев в крови.
Хасбулатов - чеченец. Еще один репрессированный народ. Именно поэтому он, как человек и политик, будет очень ревниво относиться к факту своей близости к Президенту. Он был его первым заместителем, он остался верен ему в самую трагическую минуту, когда все прежнее руководство парламента отвернулось от Ельцина, предало его. Хасбулатов болезненно реагировал на доминирующую роль Бурбулиса в окружении Ельцина. Он, не без основания, считал Геннадия Бурбулиса главным виновником своих разладившихся отношений с Президентом. Вообще формула "Президент - парламент" требует более детальной расшифровки.
Непродуманные и, скорее, амбициозные выдвижения наряду с Хасбулатовым Шахрая и Лукина на пост Председателя парламента мало того что перессорили демократов, но и явились началом отторжения Хасбулатова от демократического крыла парламента. Кстати, это отторжение всегда инициировалось и поддерживалось Бурбулисом. Случившееся не прошло бесследно для консерваторов, они решили предложенную им карту разыграть на свой манер. Уже на следующих выборах они поддержали Хасбулатова. Это было ясно по итогам голосования.
"Хасбулатов раскрыл свое собственное лицо, он ищет поддержку в лагере, противостоящем Президенту" - так интерпретировал ситуацию Бурбулис и именно в таком виде преподнес её Ельцину.
Замысел Бурбулиса был не лишен изящества. Сначала он поддержал праведный гнев благовоспитанных демократов, взбунтовавшихся против хасбулатовской бестактности, грубости, и всячески поддерживал эти разрывающие демократическое единство действия. Факт, что отношение к Хасбулатову разъединило демократов, не воспринимался как факт значимый. Замечу, что на VI съезде Бурбулис ещё не афишировал своего негативного отношения к Хасбулатову, но появление Лукина среди претендентов являлось тем самым скрытым маневром. Шахрай упрям и непредсказуем. Лукин, конечно же, хитер, но рационален, а значит, более управляем. Вывод напрашивается сам собой. Президент не сможет обвинять Бурбулиса в бездействии. Бурбулис ищет и просчитывает варианты, Лукин - один из них. Именно Бурбулис считал политическую биографию Хасбулатова после его неизбрания на предыдущем съезде конченой. И вот тут концепция Бурбулиса забуксовала, а затем попала в тупик. Кандидатуры, равной Хасбулатову по популярности, у Геннадия Эдуардовича не оказалось. Понимая, что фигуры должной политической достаточности нет и Хасбулатов будет все равно избран, Бурбулис проводит тонкий маневр - подталкивает Хасбулатова вправо. Его союзником в этой интриге является Сергей Шахрай. После утверждения Шахрая на пост ещё одного вице-премьера партия против Хасбулатова играется уже в четыре руки.
Итак, замысел прост. Первый этап - лишить Хасбулатова поддержки демократов, заставить его искать опору у правых или, что одно и то же, подтолкнуть правых под бок Хасбулатова. Объективно обстановка так и складывается - парламент правеет. Все демократы разобраны по должностям либо устроены. Проводить законы, обеспечивающие деятельность правительства в ключе реформ, все труднее - спикер заигрывает с правыми. Бурбулис запускает через лоббистов в парламенте (Глеб Якунин, Старовойтова, Пономарев) идею об упразднении съезда, вынесения вотума недоверия Хасбулатову и, как следующий шаг, роспуска парламента. Случившееся не осталось незамеченным и ожесточило парламент. Идею распространяют демократы из окружения правительства. Таким образом, Бурбулис добивается своего скрытым маневром и отсекает Хасбулатова от демократов. На митинге перед Белым домом толпа скандирует: "Петрова и Хасбулатова - в отставку!" В качестве дирижеров Глеб Якунин и Галина Старовойтова. Это уже были завершающие мазки к портрету "душителя демократии и реформ". Учитывая темперамент Хасбулатова, его неадекватную реакцию, которая порой являлась следствием переутомления, длительного, пребывания в среде отрицательных эмоций. Разговоры о том, что Хасбулатов балуется анашой и курит травку, шли довольно давно. Повседневное поведение спикера, его отношения с подчиненными лишь усиливали подозрения: мгновенно меняющееся настроение, утренняя неврастения, когда изголодавшийся организм не получал необходимого допинга, и, как следствие, вспышки агрессивного озлобления. Здраво рассуждая, следует признать - случаи неадекватного поведения действительно были. Но это довод шаткий - у кого неадекватного поведения нет? Все остальное - из мира намеков, подозрений и все тех же слухов, распространяемых якобы очевидцами, якобы людьми доверенными, соплеменниками. По этому поводу взрывались то одна, то другая газета, обещая скандал, но скандала почему-то не получалось. Этому есть объяснение. У непримиримой оппозиции была наиграна своя карта - о якобы пьющем Президенте. Нежелание обострять ситуацию вокруг якобы наркомании Хасбулатова можно счесть пактом о ненападении, заключенным негласно между противоборствующими сторонами.
Нескончаемы наскоки прессы. Демократические газеты не щадят Хасбулатова, истерия становится мироощущением. Кстати, нацеленность на нервный срыв оппонента - по сути, метод, не без успеха используемый правыми против Президента. Зная о его чрезмерной чувственной ранимости, правые, организуя атаку на Ельцина, избирают не критический, доказательный стиль, а популистский, агрессивный (народ голодает, министры воруют, мафия всевластна), ругательно-оскорбительный, унижающий человеческое достоинство. VII съезд, состоявшийся уже на закате 1992 года, его атмосфера - очевидное тому доказательство. И тогда нервы Президента не выдержали. Но не станем забегать вперед. Наше повествование тем и значимо, что оно сопровождает события, и выводы соответствуют тем обстоятельствам, той атмосфере и настроениям, которые были характерны для самого момента. У нас есть как полная возможность убедиться и в непроходящей логике событий, так и возможность осудить политиков за их поспешную изменчивость, исходящую из выгод личного характера.
Причина уязвимости спикера - в его переоценке собственного волевого начала. Для человека, слишком часто говорящего о собственной решительности и смелости, - это не только сеанс самовнушения, но и страх перед утратой таких качеств. Вселить веру в эти свои качества людям, тебя окружающим, а ещё чаще - тебе подчиненным, значит отбить у них охоту эти черты твоего характера ставить под сомнение и проверять.
Темп политической жизни опережает способность организма к самовосстановлению. Это уже замечено. Шепчутся в кулуарах, ссылаются на конфиденциальную информацию, предчувствуют, предсказывают: конфликт в руководстве Верховного Совета неминуем.
В моменты депрессии спикер вызывающе груб, он унижает своих ближайших помощников. А это не второразрядные люди, каждый из них в ранге заместителя Председателя Верховного Совета. А значит - бунт человеческого достоинства неминуем. И Шумейко, и Филатов, и Яров, да и Воронин высокопрофессиональная команда. Не видеть и не понимать этого Хасбулатов не мог. У него хорошо развито чувство опасности. Не исключено, что это приобретенное качество, скопированное с интуитивного поля Президента, но, в отличие от Ельцина, у Хасбулатова эта черта не интуитивного характера, а, скорее, продукт изворотливого разума. Он очень скоро заметит, что его заместители вечерами собираются вместе, нарабатывая, как они утверждают, чувство "команды". В окружении повсеместного разлада - факт отрадный. Но Хасбулатов прочел ситуацию по-своему. Ему не нужны объединившиеся заместители, ему нужны заместители, выполняющие его волю. Сегодня они объединяются в команду, а завтра эта команда выступает против него. Одна такая команда уже была, но тогда у Ельцина был он, а у него нет такого же преданного Хасбулатова, поэтому... В его голове рождается тонкий замысел разлучения своих заместителей, но об этом чуть позже.
Хасбулатов хорошо понимает смысл политической интриги, которую ведет против него Бурбулис. Хотя, возможно, я несколько преувеличиваю. Он видит конечную цель интриги, но не вникает в детали - как это делается.
Действия Бурбулиса, Шахрая небезупречны прежде всего потому, что каждый из них утратил весомый авторитет в депутатском корпусе, кстати, в определенной степени в силу ошибочного анализа ситуации. Чрезмерно упрощая задачу, плененные чувством личной неприязни к спикеру, и тот, и другой переоценили свое "я" и недооценили "я" Хасбулатова.
Предрасположенность к политическому маневру у Сергея Шахрая была замечена ещё в парламенте. Для юриста, занимающегося политикой, это скорее профессиональное поведение, нежели порок. Но когда успехи двух достаточно преуспевающих в этой роли людей плюсуются, количество неминуемо перешагнет черту дозволенного. В данный момент эти два человека союзники, их объединяет общая нелюбовь к Хасбулатову, который своей грубостью объединил двух не доверяющих друг другу людей. Он не единожды высмеивал и оскорблял и того, и другого. Вирус вождизма уже заразил спикера. Умный, коварный и дальновидный поступил бы иначе. Он непременно бы развел этих людей, попытался если и не сделать одного из них своим союзником, то, по крайней мере, не превращать его в злейшего врага.
Спикер совершил то, что трезвые и профессиональные политики не совершают. Особую остроту случившемуся придал факт, когда спикер высказался принародно, и не где-нибудь, а на пресс-конференции, созванной им наспех, в маниакальном стремлении немедленно ответить на выпад, сделанный в его адрес командой Бурбулиса. Конфликт разрастался на глазах.
Хасбулатов начал действовать, проявив при этом завидную активность. Уязвимость исполнительной власти была очевидной, у "яйцеголовых" отсутствовал практический опыт - выходцы из научных кругов, игроки второй линии. А в итоге плохо скрытая кастовость правительственной команды. Отсюда и возрастная солидарность (к власти пришли 35-летние), они готовы уважать шестидесятников, они все вынырнули из-под крыла Абалкина, Петракова, Богомолова, Аганбегяна - оппозиционного ядра иных возрастных кондиций: вызревшего внутри режима, но вызревшего уже на ступенях привилегированных. Даже Явлинского, практически их сверстника, ставшего началом, но опаленного привязанностью Горбачева, а значит не своего, можно считать предтечей гайдаровской волны. Они готовы уважать мэтров, не уставать их благодарить за преподанные им, молодым и безусым, жизненные и теоретические уроки, но делить с ними власть они не собираются. Они засиделись в ассистентах, хватит! Они осознают, что превысили, непозволительно молодыми дерзнули посягнуть на власть и стали властью. Но это, как говорится, не их каприз так время распорядилось.
Спикер почувствовал ситуацию и стал перетягивать институтскую элиту, вчерашних мэтров в свой лагерь, делал он это осторожно, понимая, что большинство из названных входили в круг консультантов Президента. Но одно дело Президент, демонстрирующий лояльность к научной экономической элите, другое дело Гайдар - прагматик, рискнувший начать дело, прекративший нескончаемую череду разговоров о реформах и не желающий, чтобы его вчерашние учителя усыпили Президента предостережениями, опасениями, сомнениями. Стоит ли ориентироваться на Запад или не стоит? Какой экономической школе отдать предпочтение? Привлечь в качестве консультанта Джефри Сакса или ориентироваться на Оксфорд и не спешить с Гарвардским университетом? Мэтры сделали сомнения своей профессией.
Гайдар (плох он или хорош - это уже второй вопрос), побуждаемый Президентом, вошел в реку. Все остальные предпочитали бурные дискуссии на берегу реки. У общества появился программный синдром.
Просчет Явлинского заключался в том, что он предпочел остаться теоретиком. Претворять идеи труднее, чем их выдумывать. Так полагают практики, потому как в придумывании слабы. У молодых теоретиков своя беда они мыслят отлаженными моделями, опробованными вне пределов России. Они специалисты не по пошиву костюмов. Они специалисты по их закупке.
Хасбулатов заметил разобщенность среди экономистов и решил подбросить им идею согласия. Оставил дверь к Президенту открытой, вместо безоглядного отрицания курса реформ выдвинул тезис о необходимости коррекции курса. Получалась некая полупопулистская смесь. Изменение налоговой политики, отказ от либерализации цен на энергоносители и, наконец, регулирование цен на ряд товаров первой необходимости. Сочувствие к пострадавшим - вот ключ к диалогу. Реформы раздавили образование, науку, культуру - спикер делился состраданием.
Где-то подспудно Хасбулатов высказывает идею создания теневого кабинета, который в критический момент будет предложен Президенту и который он готов возглавить сам.
На личных встречах с Президентом Хасбулатов дважды дает понять, что мог бы занять пост премьер-министра. Следуя здоровой логике, это странный шаг. Но он и делается в расчете на отказ. Совершая его, Хасбулатов как бы самоутверждается. Осмысливает себя в ином государственном качестве, переживает иную, воображаемую жизнь. И за счет этого фокуса, как ему кажется, становится опытнее и ещё более государственно значимым.
И все-таки действительно ли Хасбулатов считает пост премьера реальным для себя? Публично, в своих интервью на российском телевидении, он отверг подобную возможность. Впрочем, для Хасбулатова разнотолкование своих взглядов достаточно характерно. Отрицание чего-либо сегодня не исключает согласия вчера или завтра.
Мы все помним, что Хасбулатов предлагал свою кандидатуру на пост вице-президента. Это не было случайностью. Хасбулатов до конца не верил, что Россия примет чеченца как главу законодательного органа. Крайне трудные выборы подтвердили его опасения. Предлагая себя на пост вице-президента, он рассчитывал быть ближе к Ельцину. И тогда уж наверняка связка Ельцин Хасбулатов в общественном сознании станет реальным фактом. Но это фрагменты высшей материи. Было в этих шагах и чисто человеческое. Хасбулатов устал заниматься нудной законодательной деятельностью, ему надоели изнуряющие взаимоотношения с парламентом.
Ельцин ответил отказом, хотя и мягким, почетным, но все-таки отказом. А как же парламент? В то время Ельцин искренне был убежден, что Хасбулатов наиболее приемлемая фигура на этом посту. Однако новый виток политических событий изменил президентские настроения.
18 апреля Хасбулатов избирается Председателем Верховного Совета. Только теперь это случилось уже не благодаря поддержке Ельцина, а, скорее, вопреки его молчаливому нежеланию видеть на этом посту своего бывшего первого заместителя. К этому времени окружение Ельцина сумело создать плотный заслон вокруг Президента. Встречи Президента с главой парламента перестают быть очевидной нормой отношений.
Вынужденный искать поддержку вне демократических сил, Хасбулатов начинает свой скрытый рейд. Сначала в сторону центристов, затем... Впрочем, об этом говорить ещё рано, что будет затем. Есть два очевидных вектора движения - либо вправо, либо попытка восстановить свои отношения с демократами, к которым предрасположен Президент.
Обстановка на съезде менялась на глазах. К моменту решающего голосования консервативное крыло съезда: аграрии, промышленники, - начало склоняться в сторону Хасбулатова. Своей фигуры, способной не только обеспечить их интересы (поначалу им таким человеком представлялся Бабурин), но и держать в руках парламент, у них не оказалось. Они без сожаления сдали Бабурина. Внушительная часть консервативного крыла отдала свои голоса за будущего главу Верховного Совета.
Главный просчет окружения Ельцина, и прежде всего Геннадия Бурбулиса, - это уверенность, что политическая судьба Руслана Хасбулатова в руках демократов. Они не рискнули даже предположить, как быстро Хасбулатов сторгуется со своими бывшими противниками. Подталкивая демократическое крыло съезда к демаршу против Хасбулатова, Бурбулис в большей степени услаждал свое оскорбленное тщеславие, чем творил большую политику. Скрытое стало явным, и на той злополучной пресс-конференции, созванной внезапно, Хасбулатов обозначил полный разрыв отношений. Сделал это не выбирая выражений, в беспардонной и агрессивной форме.