-- Просто интересуюсь. Спасибо.
Она повесила трубку, и я последовал ее примеру. Брюс сказал:
-- Пора выезжать. Ты готов?
-- Готов, как никогда,-- пошутил я.-- Вперед.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Мы остановились на противоположной стороне за квартал до гостиницы. В открытом черном "Седане" без опознавательных знаков меня сопровождали Брюс Уилсон и лейтенант Хилл, который сидел за рулем.
Я взглянул на часы. Без одной-двух минут семь. Солнце уже село, и мрак разгоняли уличные фонари. Я посмотрел через улицу, размышляя о том, идти ли мне сейчас или подождать нестерпимого внутреннего побуждения, которое, как нарастающий и громоздкий ком, толкнет меня к действию.
Я откинулся на сидении и закрыл глаза. Мой мир скатился на дно глубокой ямы, вдали от звуков на поверхности. В обоих ушах находились тампоны, сделанные Брюсом, и мне казалось, что их засунули прямо до перепонок. Они почти не мешали, но свое дело делали. Я бы, пожалуй, услышал выстрел, но простую беседу уже не разбирал. Брюс присоединил тонкую, почти невидимую проволоку к тампону в левом ухе, ее проложили под воротником пиджака и спустили до самого низа, чтобы можно было дотянуться рукой. Это немного помогало слышать. Я чувствовал, что звук проходит, но не разбирал его содержания.
Левое ухо болело и пульсировало. В управлении я дважды опробовал приспособление, проверяя, смогу ли, дернув за проволоку, вытащить тампон. Сначала мы использовали нитку, и она порвалась. Второй раз, уже с проволокой, тампон застрял, я думал, что потеряю ухо, но потом затычка выскочила и упала за воротник пиджака.
Брюс похлопал меня по плечу, и я открыл глаза. Он смотрел на меня, держа в руке большой, блестящий и гадкий шприц. По спине побежали мурашки, но я снял пиджак и закатал рукава рубашки. Процедура заняла несколько секунд. Брюс ловко ввел острую иглу в вену на предплечье -- в самом верху, чтобы след укола был меньше виден,-- сначала в одну руку, потом в другую. Тупая боль пробирала до пяток, пока новокаин из шприца впрыскивался под кожу. Я наблюдал за Брюсом с напряженным очарованием. Его большой палец медленно двигайся вниз, выдавливая жидкость. Он уже предупредил меня, что в руке есть целая сеть вен, что это рискованное предприятие и шансы на онемение руки ничтожны. Тем не менее, я почувствовал себя увереннее. Мне хотелось получить любую доступную помощь. Закончив, он кивнул и произнес слова, которые я не разобрал. Он мягко похлопал меня по спине и начал складывать инструменты в черную коробку. Я откинулся назад и закрыл глаза. Мои руки слегка подрагивали. Я ждал. И это пришло. Просто наплыла мысль: пора идти, Логан. Двигайся быстрее в "Феникс". Я решил испытать импульс: немного подождал, и легкий смутный страх неизвестности начал овладевать моим телом. Я подождал минуту для уверенности. Сила принуждения росла. Она уже требовала и бушевала в мозгах, хотя я знал причину и следствия. Страх сжимал меня все сильнее и сильнее. Я просидел еще несколько минут, затем кивнул Брюсу и вышел из машины. Захлопнув дверь, я повернулся и посмотрел, действительно ли закрыл ее. Щелчка не было слышно. Я внимательно осмотрел улицу, следя за машинами, которых не слышал. Рев автомобильных гудков смутно достигал сознания. Я немного постоял, собираясь с мыслями, и только потом перешел улицу.
Им предстояло пойти за мной чуть позже. Я не хотел, чтобы кто-то испортил всю игру. У меня было много времени на раздумья, и, сидя в машине, вдали от мира звуков, я еще раз прошелся по всем вопросам, на которые искал ответ.
В моем отчете этого не упоминалось, но думаю, я знал, кто войдет в номер передо мной. Какая разница, прав я или нет. Все прояснится только после раскрытия карт. Через минуту мы встретимся лицом к лицу. Но каждое дополнение становилось ступенькой лестницы, по которой я добирался до сути.
Внутри большого вестибюля я огляделся и прошел к лифту, двигаясь в вязком омуте тишины. За несколько шагов от меня какой-то толстяк спорил с другим человеком. Его щеки тряслись, мясистые губы яростно корчились, но до меня не доносилось ни звука. Ни звука! Я чувствовал себя почти бестелесным, скользя в этом липком молчании. Я видел, что люди говорили друг с другом: клерк у стойки, молодая смешливая девчонка, широко раскрывавшая рот. Меня захлестнула мысль о том, каким странным и чужим выглядит мир для глухого человека -- лица без одушевления, без возгласов, искаженные черты, рычащие губы, сверкающие глаза. Как тщательно должно быть взвешено каждое слово перед тем, как его выплеснут из уст или на бумагу, или в книгу; и нет здесь шепота ласковых слов в теплом мраке комнаты; ни звуков музыки, ни дуновения ветерка, ни долгой песни дождя. Какой странный и молчаливый мир у людей, лишенных слуха. Я никогда об этом не задумывался. По лицу расплылась кривая усмешка. Нашел о чем думать, кость тебе в бок. Я нажал на кнопку лифта и покачал годовой. Ох, и дурень ты, Логан. Гляди веселей. Недолго осталось. Лучше вспомни, что тебя ждет наверху.
Лифт остановился, дверь бесшумно открылась. Со мной вошел ктото еще, и мы поехали вверх. Молоденькая лифтерша взглянула на меня, ее рот задвигался -- блях, блях, блях. Я почти различал слова по губам, но звуки вызывали лишь слабое давление.
-- Пятый,-- произнес я и вздрогнул, когда слово загрохотало в моей голове.
На нужном этаже я вышел в коридор и подождал, пока лифт не отправится дальше. Я прошел к номеру 524 и остановился. В конце коридора, в шагах сорока от меня, мужчина в темно-синем костюме, задрав ногу на высокий ящик с песком, завязывал шнурок. Я постучал.
Ничего не произошло. Вообще ничего. В груди возникло пьянящее и напряженное чувство. Мое сердце заколотилось, кровь застучала в висках. Когда я барабанил в дверь, рука ощущалась какой-то онемевшей, она двигалась с трудом и неуклюже. Я осмотрел ее. Пальцы были тугими и неумелыми, как деревянные суставы марионетки.
Я постучал еще раз, затем молча выругал себя. Прошлый раз меня пригласили войти. А я ждал, что дверь откроется. Но теперь я не могу слышать голос изнутри. Одна ошибка уже есть. Не стоит допускать других. Я потянулся к дверной ручке, нажал на нее и вошел в номер.
Он был здесь, возвышаясь надо мной, как башня.
-- Здравствуйте, мистер Ганнибал,-- сказал я, стараясь придать своему голосу нотку удивления.
Он приятно улыбнулся, блеснув большими зубами. Я снова подумал о кубиках сахара. Адвокат затянулся сигаретой, и дым медленно полез из его рта, когда он поднял руку. На его лице по-прежнему сияла улыбка, но он вытянул ко мне указательный палец. Вот сейчас! Сейчас, Логан! Это тот момент, вокруг которого строился весь план. Не пропусти его.
На секунду я застыл словно очарованный, но потом заставил себя перевести взгляд на потолок. Мне удалось прочистить горло. В уме я прокручивал слова и мысли. Фразы, названия книг, непристойности -все, все, все. Энн, Эйла, Джей и ты, грязная скотина, я убью тебя и вырежу сердце; у маленькой Мэри жил маленький козлик... Я закрыл глаза, слегка откинул голову назад, заставил себя расслабить черты лица и слегка приоткрыл веки. Мне надо видеть его, видеть все, что он будет делать; мне необходимо знать, что он говорит. Я не слышу его -- это самое слабое место плана; и если я проскочу этот момент, все остальное -- чепуха. А когда я пройду через это? Как мне об этом узнать? Я чувствовал, что все пока идет нормально. Глаза смутно различали Ганнибала -какими-то урывками, словно прокручивался фильм. Я боялся открыть их пошире. Он мог что-нибудь заподозрить -- если только уже не догадался. Я увидел движение его руки. Он подошел ко мне, и его губы что-то зашептали. Адвокат мягко сжал мою руку и подвел к глубокому креслу. Я медленно шел, а его губы двигались, и слова оказывали легкое давление на мои ушные перепонки. Я сел и задержал дыхание.
Ганнибал отвернулся и отошел от меня к двери. Он стоял спиной ко мне. Я дернул проволочку, которая соединялась с тампоном в ухе. Я дергал ее вновь и вновь, но безуспешно. В отчаянии я поднял руки и начал выковыривать затычки, надеясь, что Ганнибал не обернется. Почти раздирая кожу, мои ногти ковыряли тампоны. Внезапная боль ворвалась в голову. Но я слышал. Слышал!
Дверь захлопнулась. Я засунул тампоны под подушку кресла и попытался спрятать проволоку, уголком глаза наблюдая за Ганнибалом, который возился с ключом в замке. Я положил руку на колено и откинул голову на спинку кресла. Ганнибал вернулся и встал передо мной. Мои глаза слезились, но я смутно видел, что он придвинул ко мне стул и, сев на него, скрестил длинные ноги. Он склонился вперед и мягко заговорил густым и низким басом:
-- Ты в глубоком сне... глубоком сне. Ты все глубже и глубже погружаешься в приятный сон... глубокий гипнотический сон. Он говорил очень медленно, и его слова верткими червячками пролезали в мои уши. Я попытался не слушать и говорил себе всякую чушь. Все хорошо, Логан. Ты внутри. А этот тип -ничтожество. С праздничком тебя и полный ход, счастливчик. Я отвлекал свой ум от его речей, пытаясь заполнить мозги другими мыслями, но какая-то часть ума все равно отмечала слова, которые он произносил.
-- Глубокий сон, который становится все глубже и глубже... Аллилуйя, я снова в заднице, ты мой рассвет, ты мой рассвет. Клап, клап, клап, ву ду би ду би...
-- ...все, что я прикажу тебе сделать. Ты понял? Скажи "да", если ты понял.
-- Да. У нас нет твоих баранов и твоих бананов...
-- ...нет боли в твоей правой руке... Нет боли, новокаин, Вивиан Блейн, старина Мак Донадьд завел себе ферму...
В правой руке Ганнибала сверкнула длинная игла. Видимо, не такой уж он и небрежный, как я надеялся.
-- Закатай рукав. Пиджак по-прежнему был на мне. Я закатал рукав и оттянул рубашку до локтя. Ганнибал, схватив мое запястье в огромную ладонь, положил мою руку на подлокотник кресла. Я почувствовал мощную хватку его пальцев.
О, Боже, как мне это не нравится. Я знал, что не вошел в транс и полностью владел своими чувствами -- зрением, слухом, умом и прочим. Но что произойдет, если я вздрогну? Что случится, если он, изумленно взглянув на меня, скажет: "Сон! Быстрый сон"? Теперь, когда я слышал каждое слово...
Я заставил себя расслабиться, сосредоточив внимание на выцветшем пятне ковра. Я вспомнил о том, как вчера игла втыкалась в руку Брюса, и тут же заставил свой ум избавиться от этой картины. Опустошив мозги, я чувствовал иглу, чувствовал, как она входила в руку. Она походила на толстый палец, который давил на кожу. Боль пришла, но я держался. Потом я снова почувствовал укол. Боль стала резкой и сильной.
Ганнибал откинулся назад, и вид у него был очень довольный. Я смотрел на него сквозь узкое пространство под моими веками. Он что-то напевал и был явно удовлетворен. Я тоже был удовлетворен. Если все пойдет по нотам, он будет моим, когда я захочу.
-- Ты должен оставаться в глубоком сне и слушать только мой голос. Ты можешь говорить. Ты можешь говорить нормально. Ты будешь отвечать на все мои вопросы. Тебе понятно?
-- Да. Тебя ждет сюрприз, ублюдок.
-- Опиши свои поступки и действия. Расскажи обо всем, что делал сегодня. Назови мне людей, с которыми ты беседовал, расскажи обо всем, что узнал.
Он повторил все это, сел на стул и уставился на меня. Я заговорил тусклым невыразительным голосом, стараясь обездвижить черты лица. Я рассказал ему, как встал с постели, а затем врал, как кавалерист у стойки бара, и он все это слушал. Ко мне пришла радость. Я почувствовал свою силу над Ганнибалом. Я чувствовал, что полностью контролирую его действия. Меня охватило неудержимое желание рассмеяться.
Я подавил смех. Мой голос по-прежнему ничего не выражал, но на ум пришел конец анекдота о торжестве в деревенской церкви. Продолжая говорить, я подавил и этот импульс.
-- После обеда мне удалось закончить отчет о людях, замешенных в этом деле. Я сопоставил детали с мотивом, кому выгодна смерть Джея. Подумал о двух завещаниях. Последнее все передавало Энн. То есть подозрения падали на нее, но я знал, что у Джея должна была быть хорошая причина для изменения завещания -- возможно, он, наконец, понял, что Глэдис нужны только его деньги; или он узнал, что она неверна ему. Наверное, он подозревал ее в измене, и даже Энн об этом знала. Глэдис намного моложе Джея, и, конечно, она играла свое игру. Возможно, с несколькими мужчинами... включая и тебя.
Ганнибал уже не улыбался. Его длинное лицо окаменело, он медленно облизал губы, прикурил сигарету, а я следил за ним из-под дрожащих век. Я продолжал говорить тусклым и невыразительным голосом.
-- Но Энн открылась в новом свете, когда я понял, что человек, который носит на плече невидимого попугая, скорее всего будет признан сумасшедшим. Одного такого факта достаточно, чтобы объявить его недееспособным. И я начал подозревать Глэдис. Я начал подозревать ее еще больше, когда вспомнил просьбу Джея присматривать за Энн, если с ним что-нибудь случится. Он хотел, чтобы Энн получила магазин -- Энн, а не Глэдис. И тогда мне пришло в голову, что адвокат -- особенно адвокат Джея -- должен был все знать. Вот тогда и начал появляться смысл.
Ганнибал внезапно встал, мышцы моего горла сжались, и я подумал, что где-то промахнулся. Но он отвернулся от меня и открыл небольшой чемоданчик, лежавший на полу. Адвокат не обращал на меня никакого внимания, словно я был ручкой стенного шкафа. Он покопался в чемоданчике, и я заметил блестящий шприц. Таким же шприцем орудовал Брюс, но Ганнибал наполнил его жидкостью из небольшого пузырька с коричневой резиновой пробкой, и там был явно не новокаин.
Я понимал, что инъекция задумывалась заранее. Одна часть меня продолжала говорить, но другая часть пытались догадаться, что же он задумал. До этого момента я казался ему неопасным. Теперь я превратился в угрозу. И все же он по-прежнему чувствовал себя в безопасности, полагая, что я в трансе, и получая от меня сведения. Значит, в пузырьке не амитал и никакой другой наркотик. В ум ворвалась догадка, и она мне вообще не понравилась. Я продолжал говорить:
-- Когда все это оформилось, я понял, что субботняя вечеринка у Джея стала поворотным пунктом, который поменял все его планы. Убийство за жирный кусок наследства -- вполне обычное дело, но именно вечеринка дала Джею повод для перемены завещания. Убийство, вероятно, не планировалось, но вечеринка запустила маятник часов. Здесь важны деньги Джея и его магазин. Лучше всего получить их без убийства. В игру вступает гипнотизер. Ситуация выглядит просто -- Борден проводит сеанс гипноза, затем он остается с Джеем наедине. Приготовление напитков в полночь оказалось результатом постгипногического внушения Бордена. Затем Джею говорится, что гипнотический контроль над ним передается тебе или Глэдис. Через полчаса, когда все готовятся уйти, Борден устраняет внушения, то есть с этой минуты Джей находится под вашим контролем.
Ганнибал вернулся ко мне и сел на стул. Шприц почти терялся в его огромной руке. Длинная игла нацелилась в мои глаза. Его лицо выглядело жестким, рот немного скривился. Он в упор смотрел на меня.
А я продолжал:
-- Ты отправил мисс Стюарт домой и вернулся к Вэзерам. Ты не был уверен. Кто-то мог увидеть твое возвращение, поэтому ты разыграл ловкий ход. Ты даже не скрывал своего возвращения. Всегда можно было сказать, что тебя попросил вернуться Джей. 0н уже находился под твоим контролем. У тебя было много времени для работы с ним. Ты давал ему внушения и установки, когда находил это нужным. Ты посадил ему на плечо попугая, чтобы придать Джею вид сумасшедшего или чтобы реально довести его до безумия. Мне трудно было сохранять бесстрастность, и я, наверное, зашел слишком далеко в своей болтовне, но Ганнибал по-прежнему думал, что я рассказываю о своем расследовании. Он поднял шприц на уровень глаз и нежно надавил на плунжер. Маленькая струйка бесцветной жидкости брызнула из кончика иглы.
-- Потом начались проблемы,-- продолжал я.-- Кроме попугая, ты внушил Джею мысль о продаже магазина. Ты направил к нему пару наемников по имени Люцио и Поттер. Они должны были купить магазин за жалкие гроши. Наверное, им это удалось бы, но Джей продал заведение мне. Может быть, он уже подозревал Глэдис и тебя -- я помню, он консультировался о продаже у Кохена и Фиска, а не у тебя, своего адвоката -- поэтому мне кажется, он подозревал Глэдис и не хотел говорить eй о своих галлюцинациях. А потом мне показалось странным и другое. Джей дал мне чек на очень большую сумму за совершенно маленькую услугу. И очень странно, что два наемника выбрали среди миллиона заведений именно магазин Джея. Я выдержал паузу и добавил:
-- Тем не менее, когда твои крепыши выкрали у меня купчую и отнесли тебе или Глэдис, ты почувствовал, что я могу вцепиться тебе в волосы и распутать дело до самого конца. Я стал опасным для тебя. Я заявился к Глэдис, начал задавать вопросы о Джее и гипнозе. Она не ожидала расследования -- вернее, не так скоро -- и, потеряв выдержку, попыталась спрятаться за лживыми словами, будто ничего не помнит. Но как только я ушел, она позвонила тебе. Пока я беседовал с гостями вечеринки, ты задумал убить Джея и сделать Марка Логана козлом отпущения. План казался превосходным. После смерти Джея второе заявление вступало в силу, и Энн становилась наследницей. Поэтому если в ходе расследования мне удалось бы выкрутиться, подозрения могли пасть только на Энн. А если бы она попала под суд, жена Джея, как вторая наследница, получила бы долю дочери. Но, допустим, Энн оправдана судом. Тогда ты ждешь, когда утихнет шум и вновь вытягиваешь свой вариант гипнотического безумия. Ловко, ничего не скажешь.
Ганнибал не смотрел на меня, он просто слушал, и его глаза застыли на острой игле.
-- Поэтому,-- продолжал я,-- Джей, заподозрив тебя, оторвал от пирога кусок на четверть миллиона. И ты испугался. В ночь на четверг ты пробираешься ко мне в квартиру и, дождавшись моего прихода, вводишь наркотик и гипнотизируешь меня. Ты даешь установку, чтобы я все забыл, а потом моим оружием убиваешь Джея. Ты думал, что одним выстрелом убиваешь двух зайцев. Ты избавился от Джея, запустив завещание в действие, и ты избавился от меня. У меня нет никакого алиби. Мой револьвер стал орудием преступления. Если я попаду за решетку -- прекрасно. В этом случае ты чист, как стеклышко. Если же я вывернусь, тебе надо знать, как это произошло. Ты хотел знать все, что знал я -- особенно то, что накопала полиция. Все просто -- еще одно внушение, и я иду в гостиницу. Ты ковыряешься в моих мозгах. Ты в любой момент можешь избавиться от меня, если я стану опасным, если я близко подойду к разгадке.
Теперь я действительно зашел слишком далеко. В любой момент он мог удивиться, и элемент неожиданности оказался бы потерян. Пора было кончать.
И я сказал тем же тусклым и бесцветным голосом загипнотизированного человека.
-- Вот и все, что я понял, когда шел сюда. Но именно так все и происходило? Правда, Ганнибал?
Он не смотрел на меня. Он по-прежнему разглядывал иглу, и я открыл глаза. Адвокат секунду сидел, ожидая моих слов, а потом вдруг заговорил, бессознательно и медленно, почти не вдумываясь в смысл.
-- Не совсем,-- глухо произнес он.-- Борден думал, что мы хотим подшутить над Вэзером. Он запаниковал после гибели Джея и твоего допроса. Он позвонил мне, распустил нюни, но я... Адвокат взглянул на свои огромные ладони.
-- Я позаботился о нем. Ганнибал тряхнул головой.
-- Господи, я и не думал убирать Вэзера. И уж тем более Бордена. Я бы все бросил, но меня постоянно натравливала Глэдис. И если бы все шло как надо, если бы старый дурак не пошел на встречу... с тобой...
Его голос дрогнул. Он вдруг понял, что произошло. Я не мог задавать вопросы - я не должен был их задавать! Страх исказил его лицо, он вскинул голову и посмотрел на меня. Удивить и потрясти его в большей степени было бы невозможно. Я выглядел для него как мертвец, который медленно поднялся из гроба. Рот адвоката скривился, он громко задышал.
Я усмехнулся.
-- Да, Ганнибал. В обеих смежных комнатах находятся полицейские. Они слышали каждое наше слово. Они в коридоре и вестибюле, так что ты попался.
Он, видимо, не уловил смысла моих слов. Слишком все было внезапно, и это здорово ударило его по нервам. Он еще жил воспоминаниями об убийстве и не хотел, чтобы дело всплыло на поверхность. Он понял, что его тщательно разработанные планы рушатся в бездну.
Взгляд адвоката долгое время оставался пустым. Кулаки медленно сжимались. Он почувствовал упругость шприца в ладони и посмотрел на него. В коридоре послышались шаги. Лицо Ганнибала дрогнуло, он вскочил на ноги, рванулся ко мне, нацелив острие иглы в мою шею, но я схватился за подлокотники кресла, поджал ноги и выбросил их вверх -- прямо в центр его милого лица. Ноги жестко вошли в него. Сотрясение прокатилось по моим костям до позвоночника, но удар остановил Ганнибала, и он отшатнулся назад. Огромное и красивое тело скользнуло на пол, лицо скривилось и окрасилось кровью. Он смял ковер, по-прежнему сжимая в руке шприц, который хотел вогнать в меня. Я так и не понял, то ли он хотел сделать это намеренно, то ли был ошеломлен -- или это вообще несчастный случай при падении -- но адвокат воткнул иглу в бок своего живота и нажал на плунжер. Дверь с грохотом слетела с петель, замок вышибли плечами. Двое офицеров в штатском ввалились в комнату, сжимая в руках оружие. Другой офицер прикрывал их сзади. Они оценили все с первого взгляда, и я закричал:
-- Беритесь за этого ублюдка. Он вколол себе что-то шприцем. А потом началась ужасная спешка.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ганнибал жил еще минут пятнадцать-двадцать. О кончине неохота вспоминать. К тому же, эта странная смерть, как ни говори, предназначалась мне. Не хочется думать, что это могло произойти со мной, учитывая то вещество, которое оказалось в шприце. А если бы я вошел в гипнотический транс в начале нашей встречи? Доктор появился вслед за полицейскими, но он ничем не мог помочь. Ганнибал все время говорил, как сумасшедший. Он раздирал себе грудь руками, на его лице тревога сменилась бесконечным ужасом. Перед самым концом он понял, что умирает -- понял по многим причинам -- и когда доктор догадался о причине гибели, было уже поздно. Зрачки и руки Ганнибала задрожали. Мышцы рук начали сокращаться, пот покрыл лицо.
Они хотели увезти его из гостиницы, но не отважились. Начались конвульсии, упадок сил -- одним словом, смотреть было неприятно. А потом он умер.
Прошло три часа. Я сидел в машине, курил и думал, думал и курил. Я знал, что началом всех бед была моя недавняя любовь -- моя Глэдис, которой теперь остудят пятки в камере. Все варианты убийства отрабатывались Ганнибалом, которому нравилось, как Глэдис смотрит на него, и как она любит. Я тоже подумал о том, как она смотрела и любила, и даже на секунду попереживал за нее. Но потом, вспомнив остальное, я вообще выбросил вон все переживания.
Теперь было известно, что Ганнибал отослал Люцио и Поттера из города, но им недолго осталось гулять на свободе. Еще я знал, что мне повезло, когда в ночь на четверг неопытный Ганнибал чуть не убил меня, перебрав с дозой наркотика. Но мне повезло еще больше, что я не получил второй укол -- он заполнил шприц адреналином.
Адвокат продумал все, даже внушение, которое хотел дать мне под конец встречи. Сначала в мои вены полагалось ввести смертельную дозу из пузырька, а затем я должен был выйти из гостиницы, сесть в машину и гнать по трассе, пока не остановится сердце, и холодный лоб не упадет на руль. Я вообразил заголовки газет: "Детектив умирает от сердечной недостаточности прямо на улицах города". Да, Ганнибалу в сообразительности не откажешь.
Я сидел в машине и думал, но мои мысли переключились на Энн. Теперь ей принадлежало все, но разве это ее утешит? Слишком много комнат в том большом доме на площади Святого Эндрю -особенно для такой маленькой девушки. Потребуется время, чтобы она как-то отошла от горя, а ее и так уже сбили с толку. Остается надеяться, что ситуация не забросит ее на самое дно. Мне нравилась Энн. Не знаю, хорошая это была идея или нет, но я завел мотор и направился в дом Джея. При желании она всегда могла прогнать меня.
Дверь открыла Энн.
-- Привет,-- сказал я.-- Проезжал мимо и решил остановиться. Хотел взглянуть, как ты...
Она улыбнулась.
-- Заходи, Марк.
Мы сели на диван в гостиной. Я заметил, что на первом этаже почти везде горел свет, словно она хотела разогнать черные тени.
-- Я рада, что ты заехал, Марк,-- сказала она.-- Мне не нравилась Глэдис, и все же я до сих пор не могу поверить... Она замолчала и покачала головой.
-- Да. Я знаю. Все ужасно гадко. Ты как? В порядке? Она улыбнулась.
-- Да, в порядке. Я просто как кусок дерева, вот и все. Мы поговорили еще несколько минут. Мы говорили спокойно и почти небрежно. Она расспрашивала меня о событиях дня и говорила все, что у нее было на уме. А я отвечал на вопросы, хотя и пропускал по возможности детали.
-- Тебе не придется сидеть со мной, Марк,-- вдруг сказала она.-- Я в порядке, честное слово. Я думаю, что мне лучше побыть одной и выплакаться как следует. Если уж я решила зареветь, то это все. Сама не знаю, что со мной.
Она замолчала, посмотрела на меня, и на ее лице появилось странное выражение.
-- Я много думала, Марк. Обо всем... и о себе тоже. Все перепуталось, но, кажется, я ненавидела Глэдис слишком сильно. И папу любила слишком сильно. Видишь, все слишком сильно. Она опять замолчала и пожала плечами.
-- Не обращай внимания. Это не то, что я хотела сказать. Спасибо, что зашел этим вечером.
Я встал, чтобы уйти.
-- Энн, все, что могу сделать...
-- Я знаю.
-- Наверное, глупо говорить теперь об этом,-- произнес я,-- но если тебе на днях станет лучше, возможно, я могу заказать тебе еще один напиток у Френки?
Она улыбнулась, и ее глаза немного сморщились.
-- Мне бы это понравилось, Марк. Я действительно хотела бы этого. Спасибо.
Мы расстались у двери, и она помахала мне рукой, когда я выезжал на дорогу.
В кконторе, где все началось, я сел за стол и подумал, а тот ли я парень, каким был раньше. Это же какой-то кошмар. Я знал, что не совершал преступления, но мысли о том, что это могло произойти, по-прежнему преследовали меня.
А потом я подумал, как бы это могло кончиться, если бы на месте любителя, каким был Ганнибал, оказался бы Джозеф Борден или человек, похожий на Брюса Уилсона -- если бы это был гипнотизер, который действительно знал, как контролировать сознание других людей? Что бы случилось, если бы Ганнибалу удалось поработать со мной большее время? Столько времени, чтобы я уже не мог распознавать гипнотического внушения.
Даже теперь, несмотря на допросы Ганнибала и Глэдис, несмотря на мое тщательное расследование трех проклятых дней, в моей памяти оставалось несколько незаполненных пятен, пустые пробелы -пустота. Конечно, я понимаю, что многое добавила запись, которую мне удалось устроить при первой встрече в гостинице. Казалось, что этот час прожил не я, а кто-то другой, и мне о нем почти ничего не известно. Интересно, если такое могло случиться со мной, значит, подобные вещи с какими-то вариациями происходили с другими людьми -- с другими, которым не повезло узнать то, что узнал я; с другими, которые никогда уже не поймут, что позывы в их умах -- это внушения другого человека; с другими, которые просто ничего не помнят. Теперь я знаю, что такое могло происходить со многими людьми, которые будут смеяться до упаду, если им преподнести эту на первый взгляд безумную идею.
Думаю, мне удалось сложить полную картину, но меня еще терзают неуловимые сомнения, похожие на то, что иногда прихватывает вас на грани сна и яви, и я начинаю думать, какие мои воспоминания реальны, а какие -- нет; что происходило со мной, а чего быть просто не могло.
Я стряхнул с себя эту минутную подавленность. Черт с ними, Логан. Ты уже сложил все кубики вместе. Если хочешь, можешь вернуть чек обратно, заняться следующим делом и зарабатывать на жизнь своими расследованиями и болтовней. Ты детектив, так что будь попроще.
Я начинал нравиться себе. Завтра придется немного покрутиться, а через несколько дней все уляжется. Возвращайся к нормальной жизни и забудь об этой ерунде. Конечно, я свалял дурака. Я же знал, черт возьми, что говорил с Глэдис и Энн, потом пошел к Ганнибалу, Артуру, Питеру и Эйле... Кстати, Эйла!
Вот это уже реально. И здесь единственным гипнозом были белые бедра. Не мог же я вообразить это влажное тепло ее губ, изгибы груди и длинные красные ногти. Я бы до этого просто не додумался. Но не вредно убедиться наверняка. Я могу проверить это завтра -так, на всякий случай. А вдруг меня снова разыгрывает память. Очаровательная Эйла. Это мягкое покачивание ногой задумано для эффекта. А гладкое белое бедро? Вот это да! Но завтра надо все проверить.
Я схватил телефонный справочник, взглянул на номер и стал накручивать диск. Черт возьми, я уже вернулся в норму. Так зачем ждать завтрашнего дня?
Она повесила трубку, и я последовал ее примеру. Брюс сказал:
-- Пора выезжать. Ты готов?
-- Готов, как никогда,-- пошутил я.-- Вперед.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Мы остановились на противоположной стороне за квартал до гостиницы. В открытом черном "Седане" без опознавательных знаков меня сопровождали Брюс Уилсон и лейтенант Хилл, который сидел за рулем.
Я взглянул на часы. Без одной-двух минут семь. Солнце уже село, и мрак разгоняли уличные фонари. Я посмотрел через улицу, размышляя о том, идти ли мне сейчас или подождать нестерпимого внутреннего побуждения, которое, как нарастающий и громоздкий ком, толкнет меня к действию.
Я откинулся на сидении и закрыл глаза. Мой мир скатился на дно глубокой ямы, вдали от звуков на поверхности. В обоих ушах находились тампоны, сделанные Брюсом, и мне казалось, что их засунули прямо до перепонок. Они почти не мешали, но свое дело делали. Я бы, пожалуй, услышал выстрел, но простую беседу уже не разбирал. Брюс присоединил тонкую, почти невидимую проволоку к тампону в левом ухе, ее проложили под воротником пиджака и спустили до самого низа, чтобы можно было дотянуться рукой. Это немного помогало слышать. Я чувствовал, что звук проходит, но не разбирал его содержания.
Левое ухо болело и пульсировало. В управлении я дважды опробовал приспособление, проверяя, смогу ли, дернув за проволоку, вытащить тампон. Сначала мы использовали нитку, и она порвалась. Второй раз, уже с проволокой, тампон застрял, я думал, что потеряю ухо, но потом затычка выскочила и упала за воротник пиджака.
Брюс похлопал меня по плечу, и я открыл глаза. Он смотрел на меня, держа в руке большой, блестящий и гадкий шприц. По спине побежали мурашки, но я снял пиджак и закатал рукава рубашки. Процедура заняла несколько секунд. Брюс ловко ввел острую иглу в вену на предплечье -- в самом верху, чтобы след укола был меньше виден,-- сначала в одну руку, потом в другую. Тупая боль пробирала до пяток, пока новокаин из шприца впрыскивался под кожу. Я наблюдал за Брюсом с напряженным очарованием. Его большой палец медленно двигайся вниз, выдавливая жидкость. Он уже предупредил меня, что в руке есть целая сеть вен, что это рискованное предприятие и шансы на онемение руки ничтожны. Тем не менее, я почувствовал себя увереннее. Мне хотелось получить любую доступную помощь. Закончив, он кивнул и произнес слова, которые я не разобрал. Он мягко похлопал меня по спине и начал складывать инструменты в черную коробку. Я откинулся назад и закрыл глаза. Мои руки слегка подрагивали. Я ждал. И это пришло. Просто наплыла мысль: пора идти, Логан. Двигайся быстрее в "Феникс". Я решил испытать импульс: немного подождал, и легкий смутный страх неизвестности начал овладевать моим телом. Я подождал минуту для уверенности. Сила принуждения росла. Она уже требовала и бушевала в мозгах, хотя я знал причину и следствия. Страх сжимал меня все сильнее и сильнее. Я просидел еще несколько минут, затем кивнул Брюсу и вышел из машины. Захлопнув дверь, я повернулся и посмотрел, действительно ли закрыл ее. Щелчка не было слышно. Я внимательно осмотрел улицу, следя за машинами, которых не слышал. Рев автомобильных гудков смутно достигал сознания. Я немного постоял, собираясь с мыслями, и только потом перешел улицу.
Им предстояло пойти за мной чуть позже. Я не хотел, чтобы кто-то испортил всю игру. У меня было много времени на раздумья, и, сидя в машине, вдали от мира звуков, я еще раз прошелся по всем вопросам, на которые искал ответ.
В моем отчете этого не упоминалось, но думаю, я знал, кто войдет в номер передо мной. Какая разница, прав я или нет. Все прояснится только после раскрытия карт. Через минуту мы встретимся лицом к лицу. Но каждое дополнение становилось ступенькой лестницы, по которой я добирался до сути.
Внутри большого вестибюля я огляделся и прошел к лифту, двигаясь в вязком омуте тишины. За несколько шагов от меня какой-то толстяк спорил с другим человеком. Его щеки тряслись, мясистые губы яростно корчились, но до меня не доносилось ни звука. Ни звука! Я чувствовал себя почти бестелесным, скользя в этом липком молчании. Я видел, что люди говорили друг с другом: клерк у стойки, молодая смешливая девчонка, широко раскрывавшая рот. Меня захлестнула мысль о том, каким странным и чужим выглядит мир для глухого человека -- лица без одушевления, без возгласов, искаженные черты, рычащие губы, сверкающие глаза. Как тщательно должно быть взвешено каждое слово перед тем, как его выплеснут из уст или на бумагу, или в книгу; и нет здесь шепота ласковых слов в теплом мраке комнаты; ни звуков музыки, ни дуновения ветерка, ни долгой песни дождя. Какой странный и молчаливый мир у людей, лишенных слуха. Я никогда об этом не задумывался. По лицу расплылась кривая усмешка. Нашел о чем думать, кость тебе в бок. Я нажал на кнопку лифта и покачал годовой. Ох, и дурень ты, Логан. Гляди веселей. Недолго осталось. Лучше вспомни, что тебя ждет наверху.
Лифт остановился, дверь бесшумно открылась. Со мной вошел ктото еще, и мы поехали вверх. Молоденькая лифтерша взглянула на меня, ее рот задвигался -- блях, блях, блях. Я почти различал слова по губам, но звуки вызывали лишь слабое давление.
-- Пятый,-- произнес я и вздрогнул, когда слово загрохотало в моей голове.
На нужном этаже я вышел в коридор и подождал, пока лифт не отправится дальше. Я прошел к номеру 524 и остановился. В конце коридора, в шагах сорока от меня, мужчина в темно-синем костюме, задрав ногу на высокий ящик с песком, завязывал шнурок. Я постучал.
Ничего не произошло. Вообще ничего. В груди возникло пьянящее и напряженное чувство. Мое сердце заколотилось, кровь застучала в висках. Когда я барабанил в дверь, рука ощущалась какой-то онемевшей, она двигалась с трудом и неуклюже. Я осмотрел ее. Пальцы были тугими и неумелыми, как деревянные суставы марионетки.
Я постучал еще раз, затем молча выругал себя. Прошлый раз меня пригласили войти. А я ждал, что дверь откроется. Но теперь я не могу слышать голос изнутри. Одна ошибка уже есть. Не стоит допускать других. Я потянулся к дверной ручке, нажал на нее и вошел в номер.
Он был здесь, возвышаясь надо мной, как башня.
-- Здравствуйте, мистер Ганнибал,-- сказал я, стараясь придать своему голосу нотку удивления.
Он приятно улыбнулся, блеснув большими зубами. Я снова подумал о кубиках сахара. Адвокат затянулся сигаретой, и дым медленно полез из его рта, когда он поднял руку. На его лице по-прежнему сияла улыбка, но он вытянул ко мне указательный палец. Вот сейчас! Сейчас, Логан! Это тот момент, вокруг которого строился весь план. Не пропусти его.
На секунду я застыл словно очарованный, но потом заставил себя перевести взгляд на потолок. Мне удалось прочистить горло. В уме я прокручивал слова и мысли. Фразы, названия книг, непристойности -все, все, все. Энн, Эйла, Джей и ты, грязная скотина, я убью тебя и вырежу сердце; у маленькой Мэри жил маленький козлик... Я закрыл глаза, слегка откинул голову назад, заставил себя расслабить черты лица и слегка приоткрыл веки. Мне надо видеть его, видеть все, что он будет делать; мне необходимо знать, что он говорит. Я не слышу его -- это самое слабое место плана; и если я проскочу этот момент, все остальное -- чепуха. А когда я пройду через это? Как мне об этом узнать? Я чувствовал, что все пока идет нормально. Глаза смутно различали Ганнибала -какими-то урывками, словно прокручивался фильм. Я боялся открыть их пошире. Он мог что-нибудь заподозрить -- если только уже не догадался. Я увидел движение его руки. Он подошел ко мне, и его губы что-то зашептали. Адвокат мягко сжал мою руку и подвел к глубокому креслу. Я медленно шел, а его губы двигались, и слова оказывали легкое давление на мои ушные перепонки. Я сел и задержал дыхание.
Ганнибал отвернулся и отошел от меня к двери. Он стоял спиной ко мне. Я дернул проволочку, которая соединялась с тампоном в ухе. Я дергал ее вновь и вновь, но безуспешно. В отчаянии я поднял руки и начал выковыривать затычки, надеясь, что Ганнибал не обернется. Почти раздирая кожу, мои ногти ковыряли тампоны. Внезапная боль ворвалась в голову. Но я слышал. Слышал!
Дверь захлопнулась. Я засунул тампоны под подушку кресла и попытался спрятать проволоку, уголком глаза наблюдая за Ганнибалом, который возился с ключом в замке. Я положил руку на колено и откинул голову на спинку кресла. Ганнибал вернулся и встал передо мной. Мои глаза слезились, но я смутно видел, что он придвинул ко мне стул и, сев на него, скрестил длинные ноги. Он склонился вперед и мягко заговорил густым и низким басом:
-- Ты в глубоком сне... глубоком сне. Ты все глубже и глубже погружаешься в приятный сон... глубокий гипнотический сон. Он говорил очень медленно, и его слова верткими червячками пролезали в мои уши. Я попытался не слушать и говорил себе всякую чушь. Все хорошо, Логан. Ты внутри. А этот тип -ничтожество. С праздничком тебя и полный ход, счастливчик. Я отвлекал свой ум от его речей, пытаясь заполнить мозги другими мыслями, но какая-то часть ума все равно отмечала слова, которые он произносил.
-- Глубокий сон, который становится все глубже и глубже... Аллилуйя, я снова в заднице, ты мой рассвет, ты мой рассвет. Клап, клап, клап, ву ду би ду би...
-- ...все, что я прикажу тебе сделать. Ты понял? Скажи "да", если ты понял.
-- Да. У нас нет твоих баранов и твоих бананов...
-- ...нет боли в твоей правой руке... Нет боли, новокаин, Вивиан Блейн, старина Мак Донадьд завел себе ферму...
В правой руке Ганнибала сверкнула длинная игла. Видимо, не такой уж он и небрежный, как я надеялся.
-- Закатай рукав. Пиджак по-прежнему был на мне. Я закатал рукав и оттянул рубашку до локтя. Ганнибал, схватив мое запястье в огромную ладонь, положил мою руку на подлокотник кресла. Я почувствовал мощную хватку его пальцев.
О, Боже, как мне это не нравится. Я знал, что не вошел в транс и полностью владел своими чувствами -- зрением, слухом, умом и прочим. Но что произойдет, если я вздрогну? Что случится, если он, изумленно взглянув на меня, скажет: "Сон! Быстрый сон"? Теперь, когда я слышал каждое слово...
Я заставил себя расслабиться, сосредоточив внимание на выцветшем пятне ковра. Я вспомнил о том, как вчера игла втыкалась в руку Брюса, и тут же заставил свой ум избавиться от этой картины. Опустошив мозги, я чувствовал иглу, чувствовал, как она входила в руку. Она походила на толстый палец, который давил на кожу. Боль пришла, но я держался. Потом я снова почувствовал укол. Боль стала резкой и сильной.
Ганнибал откинулся назад, и вид у него был очень довольный. Я смотрел на него сквозь узкое пространство под моими веками. Он что-то напевал и был явно удовлетворен. Я тоже был удовлетворен. Если все пойдет по нотам, он будет моим, когда я захочу.
-- Ты должен оставаться в глубоком сне и слушать только мой голос. Ты можешь говорить. Ты можешь говорить нормально. Ты будешь отвечать на все мои вопросы. Тебе понятно?
-- Да. Тебя ждет сюрприз, ублюдок.
-- Опиши свои поступки и действия. Расскажи обо всем, что делал сегодня. Назови мне людей, с которыми ты беседовал, расскажи обо всем, что узнал.
Он повторил все это, сел на стул и уставился на меня. Я заговорил тусклым невыразительным голосом, стараясь обездвижить черты лица. Я рассказал ему, как встал с постели, а затем врал, как кавалерист у стойки бара, и он все это слушал. Ко мне пришла радость. Я почувствовал свою силу над Ганнибалом. Я чувствовал, что полностью контролирую его действия. Меня охватило неудержимое желание рассмеяться.
Я подавил смех. Мой голос по-прежнему ничего не выражал, но на ум пришел конец анекдота о торжестве в деревенской церкви. Продолжая говорить, я подавил и этот импульс.
-- После обеда мне удалось закончить отчет о людях, замешенных в этом деле. Я сопоставил детали с мотивом, кому выгодна смерть Джея. Подумал о двух завещаниях. Последнее все передавало Энн. То есть подозрения падали на нее, но я знал, что у Джея должна была быть хорошая причина для изменения завещания -- возможно, он, наконец, понял, что Глэдис нужны только его деньги; или он узнал, что она неверна ему. Наверное, он подозревал ее в измене, и даже Энн об этом знала. Глэдис намного моложе Джея, и, конечно, она играла свое игру. Возможно, с несколькими мужчинами... включая и тебя.
Ганнибал уже не улыбался. Его длинное лицо окаменело, он медленно облизал губы, прикурил сигарету, а я следил за ним из-под дрожащих век. Я продолжал говорить тусклым и невыразительным голосом.
-- Но Энн открылась в новом свете, когда я понял, что человек, который носит на плече невидимого попугая, скорее всего будет признан сумасшедшим. Одного такого факта достаточно, чтобы объявить его недееспособным. И я начал подозревать Глэдис. Я начал подозревать ее еще больше, когда вспомнил просьбу Джея присматривать за Энн, если с ним что-нибудь случится. Он хотел, чтобы Энн получила магазин -- Энн, а не Глэдис. И тогда мне пришло в голову, что адвокат -- особенно адвокат Джея -- должен был все знать. Вот тогда и начал появляться смысл.
Ганнибал внезапно встал, мышцы моего горла сжались, и я подумал, что где-то промахнулся. Но он отвернулся от меня и открыл небольшой чемоданчик, лежавший на полу. Адвокат не обращал на меня никакого внимания, словно я был ручкой стенного шкафа. Он покопался в чемоданчике, и я заметил блестящий шприц. Таким же шприцем орудовал Брюс, но Ганнибал наполнил его жидкостью из небольшого пузырька с коричневой резиновой пробкой, и там был явно не новокаин.
Я понимал, что инъекция задумывалась заранее. Одна часть меня продолжала говорить, но другая часть пытались догадаться, что же он задумал. До этого момента я казался ему неопасным. Теперь я превратился в угрозу. И все же он по-прежнему чувствовал себя в безопасности, полагая, что я в трансе, и получая от меня сведения. Значит, в пузырьке не амитал и никакой другой наркотик. В ум ворвалась догадка, и она мне вообще не понравилась. Я продолжал говорить:
-- Когда все это оформилось, я понял, что субботняя вечеринка у Джея стала поворотным пунктом, который поменял все его планы. Убийство за жирный кусок наследства -- вполне обычное дело, но именно вечеринка дала Джею повод для перемены завещания. Убийство, вероятно, не планировалось, но вечеринка запустила маятник часов. Здесь важны деньги Джея и его магазин. Лучше всего получить их без убийства. В игру вступает гипнотизер. Ситуация выглядит просто -- Борден проводит сеанс гипноза, затем он остается с Джеем наедине. Приготовление напитков в полночь оказалось результатом постгипногического внушения Бордена. Затем Джею говорится, что гипнотический контроль над ним передается тебе или Глэдис. Через полчаса, когда все готовятся уйти, Борден устраняет внушения, то есть с этой минуты Джей находится под вашим контролем.
Ганнибал вернулся ко мне и сел на стул. Шприц почти терялся в его огромной руке. Длинная игла нацелилась в мои глаза. Его лицо выглядело жестким, рот немного скривился. Он в упор смотрел на меня.
А я продолжал:
-- Ты отправил мисс Стюарт домой и вернулся к Вэзерам. Ты не был уверен. Кто-то мог увидеть твое возвращение, поэтому ты разыграл ловкий ход. Ты даже не скрывал своего возвращения. Всегда можно было сказать, что тебя попросил вернуться Джей. 0н уже находился под твоим контролем. У тебя было много времени для работы с ним. Ты давал ему внушения и установки, когда находил это нужным. Ты посадил ему на плечо попугая, чтобы придать Джею вид сумасшедшего или чтобы реально довести его до безумия. Мне трудно было сохранять бесстрастность, и я, наверное, зашел слишком далеко в своей болтовне, но Ганнибал по-прежнему думал, что я рассказываю о своем расследовании. Он поднял шприц на уровень глаз и нежно надавил на плунжер. Маленькая струйка бесцветной жидкости брызнула из кончика иглы.
-- Потом начались проблемы,-- продолжал я.-- Кроме попугая, ты внушил Джею мысль о продаже магазина. Ты направил к нему пару наемников по имени Люцио и Поттер. Они должны были купить магазин за жалкие гроши. Наверное, им это удалось бы, но Джей продал заведение мне. Может быть, он уже подозревал Глэдис и тебя -- я помню, он консультировался о продаже у Кохена и Фиска, а не у тебя, своего адвоката -- поэтому мне кажется, он подозревал Глэдис и не хотел говорить eй о своих галлюцинациях. А потом мне показалось странным и другое. Джей дал мне чек на очень большую сумму за совершенно маленькую услугу. И очень странно, что два наемника выбрали среди миллиона заведений именно магазин Джея. Я выдержал паузу и добавил:
-- Тем не менее, когда твои крепыши выкрали у меня купчую и отнесли тебе или Глэдис, ты почувствовал, что я могу вцепиться тебе в волосы и распутать дело до самого конца. Я стал опасным для тебя. Я заявился к Глэдис, начал задавать вопросы о Джее и гипнозе. Она не ожидала расследования -- вернее, не так скоро -- и, потеряв выдержку, попыталась спрятаться за лживыми словами, будто ничего не помнит. Но как только я ушел, она позвонила тебе. Пока я беседовал с гостями вечеринки, ты задумал убить Джея и сделать Марка Логана козлом отпущения. План казался превосходным. После смерти Джея второе заявление вступало в силу, и Энн становилась наследницей. Поэтому если в ходе расследования мне удалось бы выкрутиться, подозрения могли пасть только на Энн. А если бы она попала под суд, жена Джея, как вторая наследница, получила бы долю дочери. Но, допустим, Энн оправдана судом. Тогда ты ждешь, когда утихнет шум и вновь вытягиваешь свой вариант гипнотического безумия. Ловко, ничего не скажешь.
Ганнибал не смотрел на меня, он просто слушал, и его глаза застыли на острой игле.
-- Поэтому,-- продолжал я,-- Джей, заподозрив тебя, оторвал от пирога кусок на четверть миллиона. И ты испугался. В ночь на четверг ты пробираешься ко мне в квартиру и, дождавшись моего прихода, вводишь наркотик и гипнотизируешь меня. Ты даешь установку, чтобы я все забыл, а потом моим оружием убиваешь Джея. Ты думал, что одним выстрелом убиваешь двух зайцев. Ты избавился от Джея, запустив завещание в действие, и ты избавился от меня. У меня нет никакого алиби. Мой револьвер стал орудием преступления. Если я попаду за решетку -- прекрасно. В этом случае ты чист, как стеклышко. Если же я вывернусь, тебе надо знать, как это произошло. Ты хотел знать все, что знал я -- особенно то, что накопала полиция. Все просто -- еще одно внушение, и я иду в гостиницу. Ты ковыряешься в моих мозгах. Ты в любой момент можешь избавиться от меня, если я стану опасным, если я близко подойду к разгадке.
Теперь я действительно зашел слишком далеко. В любой момент он мог удивиться, и элемент неожиданности оказался бы потерян. Пора было кончать.
И я сказал тем же тусклым и бесцветным голосом загипнотизированного человека.
-- Вот и все, что я понял, когда шел сюда. Но именно так все и происходило? Правда, Ганнибал?
Он не смотрел на меня. Он по-прежнему разглядывал иглу, и я открыл глаза. Адвокат секунду сидел, ожидая моих слов, а потом вдруг заговорил, бессознательно и медленно, почти не вдумываясь в смысл.
-- Не совсем,-- глухо произнес он.-- Борден думал, что мы хотим подшутить над Вэзером. Он запаниковал после гибели Джея и твоего допроса. Он позвонил мне, распустил нюни, но я... Адвокат взглянул на свои огромные ладони.
-- Я позаботился о нем. Ганнибал тряхнул головой.
-- Господи, я и не думал убирать Вэзера. И уж тем более Бордена. Я бы все бросил, но меня постоянно натравливала Глэдис. И если бы все шло как надо, если бы старый дурак не пошел на встречу... с тобой...
Его голос дрогнул. Он вдруг понял, что произошло. Я не мог задавать вопросы - я не должен был их задавать! Страх исказил его лицо, он вскинул голову и посмотрел на меня. Удивить и потрясти его в большей степени было бы невозможно. Я выглядел для него как мертвец, который медленно поднялся из гроба. Рот адвоката скривился, он громко задышал.
Я усмехнулся.
-- Да, Ганнибал. В обеих смежных комнатах находятся полицейские. Они слышали каждое наше слово. Они в коридоре и вестибюле, так что ты попался.
Он, видимо, не уловил смысла моих слов. Слишком все было внезапно, и это здорово ударило его по нервам. Он еще жил воспоминаниями об убийстве и не хотел, чтобы дело всплыло на поверхность. Он понял, что его тщательно разработанные планы рушатся в бездну.
Взгляд адвоката долгое время оставался пустым. Кулаки медленно сжимались. Он почувствовал упругость шприца в ладони и посмотрел на него. В коридоре послышались шаги. Лицо Ганнибала дрогнуло, он вскочил на ноги, рванулся ко мне, нацелив острие иглы в мою шею, но я схватился за подлокотники кресла, поджал ноги и выбросил их вверх -- прямо в центр его милого лица. Ноги жестко вошли в него. Сотрясение прокатилось по моим костям до позвоночника, но удар остановил Ганнибала, и он отшатнулся назад. Огромное и красивое тело скользнуло на пол, лицо скривилось и окрасилось кровью. Он смял ковер, по-прежнему сжимая в руке шприц, который хотел вогнать в меня. Я так и не понял, то ли он хотел сделать это намеренно, то ли был ошеломлен -- или это вообще несчастный случай при падении -- но адвокат воткнул иглу в бок своего живота и нажал на плунжер. Дверь с грохотом слетела с петель, замок вышибли плечами. Двое офицеров в штатском ввалились в комнату, сжимая в руках оружие. Другой офицер прикрывал их сзади. Они оценили все с первого взгляда, и я закричал:
-- Беритесь за этого ублюдка. Он вколол себе что-то шприцем. А потом началась ужасная спешка.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ганнибал жил еще минут пятнадцать-двадцать. О кончине неохота вспоминать. К тому же, эта странная смерть, как ни говори, предназначалась мне. Не хочется думать, что это могло произойти со мной, учитывая то вещество, которое оказалось в шприце. А если бы я вошел в гипнотический транс в начале нашей встречи? Доктор появился вслед за полицейскими, но он ничем не мог помочь. Ганнибал все время говорил, как сумасшедший. Он раздирал себе грудь руками, на его лице тревога сменилась бесконечным ужасом. Перед самым концом он понял, что умирает -- понял по многим причинам -- и когда доктор догадался о причине гибели, было уже поздно. Зрачки и руки Ганнибала задрожали. Мышцы рук начали сокращаться, пот покрыл лицо.
Они хотели увезти его из гостиницы, но не отважились. Начались конвульсии, упадок сил -- одним словом, смотреть было неприятно. А потом он умер.
Прошло три часа. Я сидел в машине, курил и думал, думал и курил. Я знал, что началом всех бед была моя недавняя любовь -- моя Глэдис, которой теперь остудят пятки в камере. Все варианты убийства отрабатывались Ганнибалом, которому нравилось, как Глэдис смотрит на него, и как она любит. Я тоже подумал о том, как она смотрела и любила, и даже на секунду попереживал за нее. Но потом, вспомнив остальное, я вообще выбросил вон все переживания.
Теперь было известно, что Ганнибал отослал Люцио и Поттера из города, но им недолго осталось гулять на свободе. Еще я знал, что мне повезло, когда в ночь на четверг неопытный Ганнибал чуть не убил меня, перебрав с дозой наркотика. Но мне повезло еще больше, что я не получил второй укол -- он заполнил шприц адреналином.
Адвокат продумал все, даже внушение, которое хотел дать мне под конец встречи. Сначала в мои вены полагалось ввести смертельную дозу из пузырька, а затем я должен был выйти из гостиницы, сесть в машину и гнать по трассе, пока не остановится сердце, и холодный лоб не упадет на руль. Я вообразил заголовки газет: "Детектив умирает от сердечной недостаточности прямо на улицах города". Да, Ганнибалу в сообразительности не откажешь.
Я сидел в машине и думал, но мои мысли переключились на Энн. Теперь ей принадлежало все, но разве это ее утешит? Слишком много комнат в том большом доме на площади Святого Эндрю -особенно для такой маленькой девушки. Потребуется время, чтобы она как-то отошла от горя, а ее и так уже сбили с толку. Остается надеяться, что ситуация не забросит ее на самое дно. Мне нравилась Энн. Не знаю, хорошая это была идея или нет, но я завел мотор и направился в дом Джея. При желании она всегда могла прогнать меня.
Дверь открыла Энн.
-- Привет,-- сказал я.-- Проезжал мимо и решил остановиться. Хотел взглянуть, как ты...
Она улыбнулась.
-- Заходи, Марк.
Мы сели на диван в гостиной. Я заметил, что на первом этаже почти везде горел свет, словно она хотела разогнать черные тени.
-- Я рада, что ты заехал, Марк,-- сказала она.-- Мне не нравилась Глэдис, и все же я до сих пор не могу поверить... Она замолчала и покачала головой.
-- Да. Я знаю. Все ужасно гадко. Ты как? В порядке? Она улыбнулась.
-- Да, в порядке. Я просто как кусок дерева, вот и все. Мы поговорили еще несколько минут. Мы говорили спокойно и почти небрежно. Она расспрашивала меня о событиях дня и говорила все, что у нее было на уме. А я отвечал на вопросы, хотя и пропускал по возможности детали.
-- Тебе не придется сидеть со мной, Марк,-- вдруг сказала она.-- Я в порядке, честное слово. Я думаю, что мне лучше побыть одной и выплакаться как следует. Если уж я решила зареветь, то это все. Сама не знаю, что со мной.
Она замолчала, посмотрела на меня, и на ее лице появилось странное выражение.
-- Я много думала, Марк. Обо всем... и о себе тоже. Все перепуталось, но, кажется, я ненавидела Глэдис слишком сильно. И папу любила слишком сильно. Видишь, все слишком сильно. Она опять замолчала и пожала плечами.
-- Не обращай внимания. Это не то, что я хотела сказать. Спасибо, что зашел этим вечером.
Я встал, чтобы уйти.
-- Энн, все, что могу сделать...
-- Я знаю.
-- Наверное, глупо говорить теперь об этом,-- произнес я,-- но если тебе на днях станет лучше, возможно, я могу заказать тебе еще один напиток у Френки?
Она улыбнулась, и ее глаза немного сморщились.
-- Мне бы это понравилось, Марк. Я действительно хотела бы этого. Спасибо.
Мы расстались у двери, и она помахала мне рукой, когда я выезжал на дорогу.
В кконторе, где все началось, я сел за стол и подумал, а тот ли я парень, каким был раньше. Это же какой-то кошмар. Я знал, что не совершал преступления, но мысли о том, что это могло произойти, по-прежнему преследовали меня.
А потом я подумал, как бы это могло кончиться, если бы на месте любителя, каким был Ганнибал, оказался бы Джозеф Борден или человек, похожий на Брюса Уилсона -- если бы это был гипнотизер, который действительно знал, как контролировать сознание других людей? Что бы случилось, если бы Ганнибалу удалось поработать со мной большее время? Столько времени, чтобы я уже не мог распознавать гипнотического внушения.
Даже теперь, несмотря на допросы Ганнибала и Глэдис, несмотря на мое тщательное расследование трех проклятых дней, в моей памяти оставалось несколько незаполненных пятен, пустые пробелы -пустота. Конечно, я понимаю, что многое добавила запись, которую мне удалось устроить при первой встрече в гостинице. Казалось, что этот час прожил не я, а кто-то другой, и мне о нем почти ничего не известно. Интересно, если такое могло случиться со мной, значит, подобные вещи с какими-то вариациями происходили с другими людьми -- с другими, которым не повезло узнать то, что узнал я; с другими, которые никогда уже не поймут, что позывы в их умах -- это внушения другого человека; с другими, которые просто ничего не помнят. Теперь я знаю, что такое могло происходить со многими людьми, которые будут смеяться до упаду, если им преподнести эту на первый взгляд безумную идею.
Думаю, мне удалось сложить полную картину, но меня еще терзают неуловимые сомнения, похожие на то, что иногда прихватывает вас на грани сна и яви, и я начинаю думать, какие мои воспоминания реальны, а какие -- нет; что происходило со мной, а чего быть просто не могло.
Я стряхнул с себя эту минутную подавленность. Черт с ними, Логан. Ты уже сложил все кубики вместе. Если хочешь, можешь вернуть чек обратно, заняться следующим делом и зарабатывать на жизнь своими расследованиями и болтовней. Ты детектив, так что будь попроще.
Я начинал нравиться себе. Завтра придется немного покрутиться, а через несколько дней все уляжется. Возвращайся к нормальной жизни и забудь об этой ерунде. Конечно, я свалял дурака. Я же знал, черт возьми, что говорил с Глэдис и Энн, потом пошел к Ганнибалу, Артуру, Питеру и Эйле... Кстати, Эйла!
Вот это уже реально. И здесь единственным гипнозом были белые бедра. Не мог же я вообразить это влажное тепло ее губ, изгибы груди и длинные красные ногти. Я бы до этого просто не додумался. Но не вредно убедиться наверняка. Я могу проверить это завтра -так, на всякий случай. А вдруг меня снова разыгрывает память. Очаровательная Эйла. Это мягкое покачивание ногой задумано для эффекта. А гладкое белое бедро? Вот это да! Но завтра надо все проверить.
Я схватил телефонный справочник, взглянул на номер и стал накручивать диск. Черт возьми, я уже вернулся в норму. Так зачем ждать завтрашнего дня?