— Я — Лина Руайяль.
   Она вопросительно посмотрела на Джорджию. А это, мол, еще кто такая?
   — Мисс Руайяль — мисс Мартин. Мисс Мартин — мисс Руайяль. — Я выпалил это на одном дыхании, сел и отхлебнул из стакана.
   Обе женщины развели губы в улыбке, а затем быстро их сомкнули. Так, мне кажется, иногда проверяют, хорошо ли ходит нож гильотины.
   Лина опять повернулась ко мне и улыбнулась. Ее рука легла поверх моей, держащей стакан с виски. Она наклонилась и либо забыла, либо просто не обратила внимания, что просторная блуза сползла еще ниже, чем была.
   — Я подошла, чтобы попросить прощения.
   — Прощения? За что?
   — За свой смех. Мне не следовало смеяться, когда ты хотел мне помочь. Я умею ценить отношение людей к себе. Шесть недель уже мы на сцене, каждый вечер по три выхода, но никто до тебя из-за этого и штанов от стула не оторвал. — Лина откинулась назад и негромко рассмеялась. Как будто что-то зажурчало у нее в горле. — Но ты был такой смешной. Я не могла сдержаться и теперь жалею. Спасибо.
   — Да ну, не за что.
   Но, если честно, мне было чертовски приятно.
   — А все-таки, кто ты такой? Как зовут?
   Джорджия встряла как раз вовремя:
   — Это — Шелл Скотт, дорогая. Частный детектив. Вытаскивает из беды женщин. А в данный момент работает на меня. — По тому, с какой интонацией Джорджия произнесла последнее слово, было ясно, что никаких других дополнительных объяснений не последует.
   Лина в ответ еще раз проверила свою гильотину:
   — Так вот почему, оказывается, ты хотел мне помочь? Хм, ты что здесь, на посту?
   Черт, лучше бы она не наклонялась. Деваться мне было некуда.
   — Само собой получилось. Профессиональная привычка. Глупо, конечно.
   — Хорошенькие же у тебя привычки. Ты сыщик, значит? — Лина поджала губы и нахмурилась.
   Не знаю, о чем бы мы говорили дальше, но в этот момент нас прервал Мигель Меркадо — мексиканец, кидавший кинжалы. Он подошел, взял стул и сел безо всякого приглашения.
   — Сыщик? Кто здесь сыщик?
   Тогда я наклонился вперед:
   — Кто тебя звал, приятель?
   Пока он моргал, думая, что ответить, я успел его рассмотреть. Лет тридцати пяти и тощий, как один из его ножей. Черные волосы смазаны какой-то гадостью и пахнут, словно он две недели провалялся на мусорной куче. Нос тонкий и острый. Зубы очень белые и ровные. На нем был черный, весь из складок, похожий на театральный занавес костюм.
   Вмешалась Лина. Она представила Мигеля, он сказал «добрый вечер» Джорджии, а на мое молчание ответил молчанием. Повернувшись к Лине, Мигель затараторил по-испански.
   Лина извинилась передо мной и в свою очередь тоже перешла на испанский. Мигель не унимался и кивал на дверь в глубине зала. Похоже, он хотел, чтобы она ушла, но Лина только поставила руки на бедра и, надменно вскинув голову, говорила едва ли не больше его. В конце концов Мигель уступил. Снова взглянул на меня. У него почти совсем не было акцента.
   — Ну что, Мак, сегодня ты немного облажался, а? Может быть, придешь завтра, Мак?
   Этот вонючий таракан начинал действовать мне на нервы, но я старался держать себя в руках:
   — Послушай, приятель, меня зовут Скотт. Мистер Скотт. И пожалуйста, не называй меня Мак.
   — О'кей, Мак.
   Мне показалось, что стакан в моей руке треснул. Но я промолчал. Дай я себе волю тогда, и на этого сопляка хватило бы одной левой. Уж если на то пошло, Мигеля мог вырубить любой рослый школьник.
   Лина очаровательно улыбнулась:
   — Дай ему. Дай ему по носу. За меня.
   — Заткнись, киска, — огрызнулся я, — спрячь зубки и поди надень лифчик.
   Обычно, конечно, я так не грублю, но Мигель действительно завел меня.
   А Лина вроде как ничего и не заметила. Ухмыльнулась, словно так и надо.
   — Вот и не надену. Бюстгальтеры не люблю. Да ты, наверное, шутишь?
   Мигель снова затараторил. Оглядел меня с ног до головы и, очевидно, выдал Лине по-испански все, что обо мне думает.
   — О чем он треплется?
   — Говорит, что ты трус и тупоголовая свинья. Что все твои предки и их родственники тоже были свиньями. Что...
   Но я уже не слушал. Решил, что достаточно. Я медленно поднялся, втянул носом воздух и, обойдя стол, взял Мигеля за шиворот, причем захватил сразу и костюм и рубашку, выдернул его вверх и повернул к себе лицом.
   — Приятель, слушай внимательно, повторять не буду. Исчезни сейчас же. Сегодня же. Иначе никакого завтра для тебя не будет. И будь паинькой, не заставляй меня...
   Закончить предложение я не успел. Кто-то сзади рявкнул мне в ухо так, что я чуть не оглох:
   — Что здесь происходит?!
   Я отпустил Мигеля, он шлепнулся обратно на стул, вскрикнул: «Madre de Dios!»[2] и смолк. Парень растерялся.
   — Ничего, просто поболтать решили.
   — Поболтать? Какого черта? Я — Мэгги, хозяйка этого заведения, и я тебя спрашиваю, что здесь происходит?
   О Боже, как она рычала, какая женщина! На ней была темно-синяя юбка с ситцевой кофтой, обшитой чем-то, напоминавшим увядшие цветы. Жуть, что за баба!
   Полных шести футов роста и с необъемной талией. Весила килограммов сто двадцать, не меньше, а на лице такое выражение, будто все эти ее килограммы ей до смерти надоели. В шутку мадам Риморс называли месивом, хотя месиво она из себя представляла отнюдь не шуточное. Изо рта у нее воняло. Вот оно — дыхание загробного мира. Помады на губах не было и в помине. Угрожающие контуры неряшливого жирного тела возвышались над полом, как нечто восставшее оттуда, откуда не возвращаются. Призрак Смерти. Она не смотрелась в зеркало лет, наверное, тридцать, а напомнить об этом ей никто не решался. Но хватит о Мэгги, иначе меня стошнит.
   — Вы владелица этого заведения?
   — Да-а-а! Я — м-мыссыс Риморс-с! Какого-о?..
   Мне показалось, что со всего квартала уже сбегаются хряки. Но тут заговорила Джорджия. Обогнув стол, она встала перед Мэгги лицом к лицу:
   — Может быть, я смогу внести ясность. Меня зовут Джорджия Мартин. Моя сестра Трэйси не пришла вчера вечером домой, она пропала. А это — мистер Скотт, частный детектив. Помогает мне ее разыскивать. Я занимаюсь религией, исповедую Учение и предложила ему начать поиски отсюда. Но мистер Скотт и мистер Меркадо что-то не очень ладят.
   Джорджия произнесла это одной длинной фразой, обошла стол в обратном направлении и — шлеп — села на место. Ну а я, вы спросите? А я бы с таким же успехом мог находиться на луне. Совсем ничего не понял. Лина и Мигель стояли поодаль, как посторонние. Мэгги скорчила еще одну жирную гримасу.
   Черта с два, пташка! Клетка захлопнулась! Кактусового сочку насосалась?![3]
   Джорджия молчала. Тогда мадам Риморс повернулась ко мне:
   — Послушай, Мак...
   Я невольно вздрогнул.
   — Послушай, Мак. Мне нравится, когда в моем кафе все занимаются своим делом, то есть отдыхают. Мордобоев я не терплю, ясно? По крайней мере, не здесь. Бизнес страдает. А кроме того, этот мой парень кидает ножи, и я не допущу, чтобы с ним что-то случилось. А не то он, не ровен час, проколет нашей кошечке брюшко. А кошечке этого совсем не хочется, правда? — Мэгги угрожающе наклонилась к Лине.
   — Нет-нет, кошечка этого не хочет.
   — Миссис Риморс, — я осмелился прервать ее, — может быть, я и доставляю вам неудобства, но, ей-богу, этот уголовник сам напросился. Свезите-ка его подальше и сбросьте в канализацию. Избавьтесь от него, и проблем не будет.
   Жирные щеки разошлись в улыбке.
   — Ха-ра-шо, Мак. О'к-кей! Пшел вон! — цыкнули в сторону Мигеля толстые губы.
   Мексиканец пошел вон, а мадам, переваливаясь, потопала к себе, словно беременная слониха.
   Когда она уже почти дошла до двери в глубине помещения, от другой стены ей кивнул невысокий, очень смуглый брюнет. Миссис Риморс сменила курс на девяносто градусов и двинулась к нему. Рядом с ней он казался карликом. Несколько секунд они говорили, после чего дружно посмотрели на наш столик. Непонятно, то ли на меня, то ли на Джорджию, то ли на Лину. А может, у них привычка такая — головой вертеть, не знаю. Только сразу вслед за этим и он и она скрылись за той самой дверью.
   Я наконец сел на место:
   — Итак, знакомство с боссом состоялось. Она тут заправляет, сразу чувствуется.
   — Да ну ее, месиво, — брезгливо обронила Лина, — большая жирная корова. И несет от нее, как...
   — А кто тот парень, с кем она говорила?
   — Дружок какой-то. Знаю только, что зовут Хуан. Хуан Порфирьо, а что?
   — Да ничего, просто любопытно. Он тут работает?
   — Нет, приходит иногда. Впрочем, я его видела всего раз. Приставал, потому и запомнила. По-моему, он из Мексики. — Лина поднялась из-за стола. — Надо идти готовиться к следующему выходу. Ты останешься?
   Я взглянул на Джорджию. Та покачала головой.
   — Пожалуй, нет. Потом как-нибудь.
   Лина улыбнулась:
   — Но ты вернешься, querido. — Это был уже не вопрос.
   Проводив девушку глазами, я повернулся к Джорджии:
   — Что это такое ты сейчас разыгрывала? Я хоть и не лучший в мире сыщик, но уже достаточно понял и вижу, что все это несерьезно.
   Моя спутница покачала головой:
   — Все очень серьезно. И все идет прекрасно. Так, как задумано.
   — Но неужели, милая, ты и впрямь думаешь, что от подобных дешевых трюков кому-то может стать, как ты выразилась, не по себе?
   — Да, Шелл, я действительно думаю, что кто-то здесь меня испугался.
   — Ты спятила. Кто, например? Я лично испуганных физиономий не заметил.
   — Не знаю кто, но испугался. Готова спорить на что угодно.
   — К черту! Ты самая разничегонезнающая женщина из всех, кого я встречал. Ну да ладно, Джорджия, это твоя игра. Здесь, похоже, больше ловить нечего, куда дальше?
   — Да, нам пора. Идем.
   На улице похолодало. К противно моросящему дождю добавился резкий северный ветер. Я помог Джорджии забраться в ее новенький «кадиллак» и сел за руль. Свою старушку я оставил у ее дома. Верх «кадиллака» на сей раз был поднят.
   — Обратно, в сторону Голливуда, — сказала она.
   Я включил стеклоочистители. Мы выехали на Чавез-Равин-роуд и помчались в направлении Элизиан-Парк-авеню и бульвара Сансет. Квартала через четыре, где-то в районе военно-учебного центра резерва ВМФ, в зеркале заднего вида я заметил огни приближающегося автомобиля. Он вылетел из темноты, как летучая мышь. Сбросив газ, я принял вправо, чтобы дать пространство для обгона, и снова сосредоточился на дороге.
   Порывистый ветер подхватывал мелкие дождевые капли и швырял на лобовое стекло быстрее, чем щетки успевали их смахивать. «Какой идиот вздумал гнать в такую ночь?» — подумал я.
   Мысль о самоубийственной гонке под дождем пришла ко мне одновременно с неприятным холодком в спине. Вынырнувший из ночной темноты автомобиль уже должен был нас обогнать. Я опять посмотрел в зеркало и в тот же миг краешком глаза засек, как что-то вырисовалось на дороге слева и шло параллельно «кадиллаку». Хорошо, что я успел повернуть голову, потому что автомобиль слева уже начинал немного уходить вперед. Правое переднее стекло его было опущено. Даже сквозь дождевую завесу я без труда рассмотрел направленный на нас ствол.
   — Падай!
   Я изо всех сил дал по тормозам. Боже, что тут началось!
   Из-за опущенного стекла вырвались яркие вспышки огня. Как раз в тот момент, когда тормоза сработали, лобовое стекло разлетелось вдребезги. «Кадиллак» понесло. Сверкнула еще одна очередь. Колеса, почти не цепляясь, скользили по мокрому бетону. Намертво ухватив руль левой рукой, правой я толкнул вперед Джорджию и пригнул ее к полу. Скольжение «кадиллака» замедлилось. Я вытащил тридцать восьмой, распахнул дверцу и приготовился выскочить.
   Но тот автомобиль уже маячил метрах в пятнадцати. Он огрызнулся последней очередью, наш «кадиллак» к этому моменту уже остановился, я выпрыгнул, вскинул револьвер и выстрелил пять раз с такой быстротой, с какой позволял спусковой механизм. Расстояние между машинами, пока я изготавливался и прицеливался, увеличилось еще, и я не был даже уверен, попал ли хотя бы раз.
   Засунув револьвер обратно под мышку, я обежал капот — и быстрее к правой дверце.
   Она легко открылась.
   — Удрали, сволочи. Эти мерзавцы сбежали, забыв даже извиниться.
   Джорджия лежала на полу машины. Она лежала на боку, ноги подтянуты к груди, голова запрокинута назад. Ее левая рука соскользнула с сиденья и безжизненно вывалилась наружу. Пальцы судорожно сжались.
   — Джорджия! Джорджия!
   Опершись на сиденье, я склонился к ней, просунул руку, чтобы поднять, и сразу почувствовал что-то теплое и липкое.
   — Джорджия, милая, куда тебе попало? Куда ранили?
   Она могла говорить только шепотом:
   — Шелл... я...
   — Успокойся, я отвезу тебя к доктору.
   Она попыталась поднять голову. Пальцы теребили мою штанину.
   — Нарду... я... убила...
   А последнее слово было «его», и дальше только какой-то свистящий шепот. Шепот замер. Изо рта у нее пошла кровь.
   Рука Джорджии стукнулась о мою ногу и повисла, голова упала, длинные светлые волосы всколыхнулись в последний раз. Пульса не было. И после этого никаких движений. Ничего. Вот так все и кончилось.
   Я сидел и смотрел на нее. Сколько — не знаю. Классная девица, хотя немного и себе на уме. Мне она даже начинала нравиться. А кроме всего прочего, я должен был ее охранять. Эх ты, Шелл Скотт. Супердетектив нашелся. Дурень, а не детектив. Может, у нее и были бредовые идеи, но в одном она не ошиблась. Кто-то ее здорово испугался.

Глава 4

   В ста футах в обратном направлении у обочины дороги стоял маленький домик. Оттуда я позвонил о случившемся в дежурное отделение. Старик, который мне открыл, все слышал, он смотрел на меня во все глаза и никак не мог закрыть рот. Наконец я повесил трубку. Тогда старик попытался задать несколько вопросов, но бесполезно. Отвечать я не собирался. Поблагодарив его, я пошел к машине и еще раз осмотрел Джорджию. К сожалению, ничего сделать уже было нельзя.
   Как это все досадно и нелепо получилось! А я остался, по сути дела, ни с чем, разве что ее последние слова про Нарду. «Я убила Нарду». Но кто или что это такое? Еще, правда, тот факт, что в «Эль Кучильо» она хотела кого-то испугать, плюс то, что сама была напугана до смерти. Немного для начала, но больше, пожалуй, я ничего добавить не мог. Одно лишь я знал наверняка — это то, что скоро узнаю еще что-то.
   Менее чем через пять минут оборудованная радиостанцией патрульная машина со включенной сиреной была уже на Чавез-Равин-роуд, а когда она, свернув с Адоуб-стрит, стала приближаться, я посигналил фарами, и она остановилась. Выскочил высокий, приятного вида полицейский. Я быстренько ввел его в курс дела, ответил на необходимые вопросы и поехал в город, в отдел по расследованию убийств. Была суббота, девять тридцать вечера.
   Сэм выдвинул вперед огромную нижнюю челюсть и зажал в зубах незажженную черную сигару. Профессиональный детектив Фил Сэмсон дослужился до капитана и в основном сделал себе карьеру именно в отделе по расследованию убийств. Высокого роста и могучего телосложения, с поседевшими до металлического блеска волосами и внимательными карими глазами, он являл собой образец честности и добросовестности. Порой Сэму приходилось крутиться по двадцать четыре часа в сутки, но даже и в таких крайних случаях я всего лишь дважды, если мне не изменяет память, видел на его розовом лице щетину. Он все время следил за собой. Если и есть на свете хорошие сознательные полицейские, то Фил Сэмсон, безусловно, один из них. Он был моим другом. Я этим гордился и знал, что он ко мне относится так же. Не раз и не два я был чертовски благодарен судьбе за такую дружбу.
   Он говорил, одновременно пожевывая сигару:
   — Что, Шелл, опять неприятности?
   Я вытянул из-за стола стул с прямой спинкой и оседлал его, опершись на спинку локтями.
   — Да, вроде этого. И похоже, что дело не шуточное. Она была неплохой девицей.
   — Все кажутся неплохими. Для кого-то. В каком-то смысле. Выкладывай с самого начала. Просто расскажи, как все произошло.
   Я постарался побыстрее изложить события. А когда кончил, долго ждал, пока массивная нижняя челюсть Сэма ходила туда-сюда, разминая сигару. Наконец он чиркнул спичкой и, чего почти никогда не случалось, зажег свою соску. Сэм выдохнул первый дым:
   — Итак, последнее, что она сказала, — это то, что она убила Нарду, правильно?
   — Точно, Сэм. Это я четко разобрал. Уверен на сто процентов, хотя она и была уже почти мертвая. Это имя что-нибудь говорит тебе?
   — Немного да. Есть на примете один фанатик. Устраивает разные религиозные ритуалы. Прямо здесь, в городе. Имя его я слышал. Нарда... Большая шишка, я полагаю.
   — Был большая шишка, — поправил я, — сейчас, судя по всему, уже нет. Значит, это мужское имя. Странно, что я ничего не слышал. Ну что же, еще одно дельце для от дела убийств. Только на этот раз мы начинаем с признания и даже не знаем, есть труп или нет. Наверное, Джорджия хотела очистить совесть перед смертью.
   Я закурил сигарету, и Сэм послал одного из молодых помощников раскопать что-нибудь о Нарде. И тут вдруг я аж подскочил:
   — Сэм, послушай, я совсем забыл. В «Эль Кучильо», в этом ночном клубе, Джорджия разговаривала с хозяйкой, с Мэгги, а я еще подумал: «Чушь какая-то». В общем, она сказала, что у нее религия или как-то так, а потом добавила, что наняла меня. Помню, что в тот момент мне показалось — у человека не все дома, но сейчас это имеет смысл и как раз стыкуется с его религиозными службами, или чем он там заправляет.
   Я плюхнулся обратно на стул.
   Через несколько минут вернулся помощник:
   — О Нарде ничего. Проверил все, что мог. У нас нигде не проходит. Он возглавляет некую религиозную секцию. Они себя называют Общество Ревнителей Истины Внутреннего Мира — ни больше ни меньше. И похоже, что многие действительно принимают Нарду если уж не за Бога, то за его личного представителя на Земле, как минимум. Все, что удалось разузнать. Если хотите, можно еще поспрашивать.
   — Адрес узнал?
   — Так точно, сэр. — Он передал Сэму клочок бумаги.
   — Отлично. Пока хватит.
   Помощник ушел.
   — Слушай, Сэм, могу я взять этот адрес?
   — А ты что, все еще намерен... — Его мохнатые брови слегка поднялись.
   — Конечно. Какого же черта я здесь торчу тогда?
   — Успокойся, Шелл, не надо. Начнем с того, что есть. Тебе скверно, я понимаю. На, возьми.
   Адрес был: бульвар Сильвер-Лэйк. Я записал его на карточку, сунул себе в бумажник, а листок вернул Сэму.
   — Не беспокойся, Шелл, этого Нарду мы проверим. Интересно, почему до сих пор никто ничего не доложил. — Сэм покачал головой. — Это никогда не кончится.
   Я встал:
   — Ну а Джорджия Мартин? Что ты о ней думаешь?
   — Не знаю, Шелл. Пока не знаю. Посмотрим.
   — Может быть, если она убила Нарду, кому-то это здорово не понравилось. Отомстили. Сподвижники или последователи. Похоже, что она сначала убила его, а потом пришла ко мне, чтобы состряпать фиктивное алиби.
   Но я и сам, если честно, не сильно верил в то, что говорил.
   — Может, и так, — пробормотал Сэм, — не исключено. Но можно предложить и еще с полсотни версий.
   — Ты прав. Сейчас пойду к ее родственникам. Ненавижу подобные объяснения.
   — Это не обязательно.
   — К черту «не обязательно».
   Фил Сэмсон поднялся и перегнулся ко мне через стол. Я смотрел, как дымит его сигара.
   — Забудь, Шелл, плюнь на это. Ты не виноват. Убрать человека с дороги ничего не стоит. Есть тысяча способов, и не мне это тебе объяснять. Так что не казни себя. Ты просто там оказался. Случайно, вот и все.
   — Ты прав, Сэм. Извини. Спасибо.
   Я пожал его большую пятерню и вышел.
   Корнелл Мартин, отец Джорджии, был немного ниже шести футов, но сейчас, после того как я сообщил ему о случившемся, он сразу сжался и усох и выглядел, по крайней мере, лет на десять старше своих шестидесяти. Он безвольно сидел в большом кожаном кресле у себя в кабинете. Его дом, очень большой дом, располагался на Ван-Несс-авеню; это примерно полмили к востоку от вилширского «Кантри-клуба». Мистер Мартин поводил по щеке тонкими пальцами, потом поднял голову и устало посмотрел на меня:
   — Я очень ценю, мистер Скотт, ваш визит сюда и ваше искреннее участие в моем горе. Простите, что хозяин из меня сейчас никудышный, но это страшно. Я никак не приду в себя.
   Вместо ответа я достал из кармана конверт с пятью сотенными бумажками:
   — Мистер Мартин, когда ваша дочь пришла сегодня ко мне, то заплатила вот это. Предварительный гонорар. Я... я не могу принять эти деньги.
   — Нет уж, бросьте. — Он резко осадил меня, и его морщинистое лицо стало на мгновение жестким и суровым. Он был тверд и резок, с мягким характером миллион не заработаешь. Миллион и такое имение. — Об этом и не вспоминайте. Вас наняли для расследования. К сожалению — и вашей вины здесь нет — моя дочь убита. Но вы, я полагаю, собираетесь это расследование продолжить.
   — Вы это полагаете совершенно правильно, мистер Мартин. Я собираюсь во что бы то ни стало...
   — Ваши услуги будут хорошо мной оплачены, мистер Скотт. И я хочу, если в чем только возникнет надобность...
   На этот раз не дал договорить я:
   — Никакой оплаты. Я все сделаю сам. И обещаю, что все, что в моих силах, я сделаю. Кто бы виновен ни был, я найду его...
   Я хотел еще продолжать, но старик рассердился:
   — Замолчите сейчас же! — Он сидел, руки на коленях, и смотрел мне в глаза. — Вы должны меня понять. Я уже сказал, что ценю ваше участие в моем деле, однако я являюсь тем лицом, кто больше всего заинтересован в справедливом возмездии. Я знаю, чего хочу, какие шаги следует предпринять. Я заплачу вам. А вы сделаете все, что возможно. Мне не важно, как вы это сделаете, в одиночку или вместе с властями, но тот — или те, — кто несет ответственность за смерть Джорджии, а также за исчезновение моей другой дочери — Трэйси, должны быть найдены и уничтожены. Полностью уничтожены!
   Его слова несколько отрезвили меня и вернули к действительности. То, из-за чего Джорджия обратилась за помощью и что все еще оставалось не сделанным, а именно пропавшая Трэйси, за последние несколько часов почти вылетело у меня из головы. По-моему, я уже даже начинал сомневаться, существует Трэйси или нет.
   — Да-да, вернемся к младшей сестре. Сколько времени, мистер Мартин, прошло с тех пор, как она исчезла?
   — Это произошло вчера. Не знаю точно, в котором часу она ушла из дома, но не раньше чем после обеда. К ночи она не вернулась. И хотя прежде такого никогда не случалось, я все равно не видел особого повода для беспокойства. Пока вы не пришли... — Ему было трудно говорить, поэтому он сделал небольшую паузу. — Она должна быть найдена, мистер Скотт. Я — вдовец. Джорджия и Трэйси — вся моя семья.
   — Мне очень неприятно, мистер Мартин, беспокоить вас сейчас своими вопросами, но хотя бы что-то, что может помочь делу, понимаете... тогда бы я смог работать быстрее.
   — О-о, как бы я хотел сообщить вам это «что-то». Впрочем, постойте. Есть одна вещь. В последнее время Джорджия заметно нервничала. Стала раздражительной и какой-то неспокойной. Буквально последние несколько недель. И еще кое-что. Обе девочки имели собственные счета в банке. На личные нужды, знаете. И вот когда Джорджия... э-э... изменилась, я занялся и проверил их расходы. Трэйси, конечно, тоже тратила деньги, но у нее это было в разумных пределах. Одежда, косметика и все такое прочее. Но Джорджия снимала суммы куда более значительные. Мне это показалось ненормальным. Вот и все.
   Я кивнул:
   — Спасибо за помощь.
   — Естественно, что я предположил шантаж. Джорджии, правда, ничего не говорил, обе мои дочери приучены самостоятельно принимать решения и не бояться жизненных трудностей. Так ничего и не сказал... А может быть, следовало сказать. — Корнелл Мартин скорее рассуждал про себя, чем беседовал со мной. — Теперь действительно все.
   Я поднялся. Отпуская меня, он спросил:
   — Оружие у вас есть? Мне кажется, у вас должно быть оружие.
   — Конечно, сэр.
   — Взглянуть не позволите?
   Я вытащил из кобуры «кольт-спешл» и протянул старику. Двухдюймовый ствол, специальный спусковой механизм, дающий усилие на палец в один фунт, — пушка что надо, я слежу за ним.
   Старик осмотрел его, щелкнул барабаном:
   — Хороший револьвер. Но неужели у вас обычно только один патрон в барабане?
   — Нет, конечно. Остальные я сегодня использовал. Сегодня вечером. По той машине, которая...
   — Что? По машине?
   — Да, мне кажется, что в машину я попал. В машину или в кого-нибудь, кто в ней сидел. А может, и промазал.
   — Разрешите дать вам совет, мистер Скотт. Зарядите эту штуку.
   — Непременно.
   — Револьвер отличный. Если что, стреляйте не раздумывая. До свидания.
   К мистеру Корнеллу Мартину я приехал на такси, потому что мой «кадиллак» стоял там, где я его оставил, когда забирал Джорджию. «Да-а, — снова подумал я, — не сравнишь с тем, что был у нее. Мой — сорок первого года выпуска, тоже с откидывающимся верхом и „целых“ сто пятьдесят лошадей; по тем временам, когда я его покупал, это еще кое-что значило, а сейчас... И еще цвет. Один остряк недоброжелатель обозвал мою старушку „сморщенной желтой канарейкой“. Да-да, я знаю, для сыщика вещь чересчур заметная. Но мне нравится. Да и, в конце концов, я езжу на нем не только по делам».
   В общем, я забрал «кадиллак», вернулся к бульвару Сансет и остановился у аптеки на Вестерн. Надо было срочно позвонить в отдел по расследованию убийств Сэмсону.
   — Привет, Сэм, это Шелл. Разнюхал что-нибудь?