Я заметил справа группку торчащих пеньков. Молодые деревца были срезаны чуть ли не вровень с землей. За ними виднелся изуродованный ствол эвкалипта. На коре его до сих пор были заметны глубокие белые порезы. Я проехал дальше. Маккиффера я не увидел. Правда, он сказал, что будет стоять не на виду, а позади покореженного дерева. Проехав с милю, я выключил фары, развернулся и поехал обратно. В ста – ста пятидесяти ярдах от места встречи я остановил машину на обочине.
Я не стал открывать дверцу машины, чтобы в салоне не зажегся свет. Достал из бардачка фонарь, вылез в окно, пересек дорогу и, стараясь не производить шума, направился к тому месту, где нашли свою смерть двое молодых влюбленных.
Мысль о смерти меня не покидала. И не только из-за той катастрофы. Смерть таилась в словах Маккиффера, возможно, он специально разыграл страх, чтобы выманить меня сюда, она таилась в воспоминаниях о Ладди и Рыкуне, то есть о Кларенсе Ладлоу и Фрэнсисе Макги. Когда думаешь об этой парочке, невольно думаешь о смерти.
Ярдах в двадцати от искалеченного дерева я свернул с дороги и, аккуратно ступая, пошел вглубь. Где-то неподалеку застрекотал кузнечик, вдали равномерно квакала лягушка. В правой руке я держал наготове кольт, в левой – фонарь.
Через каждые несколько шагов я останавливался. Когда до дерева оставалось футов шесть, под ногой у меня хрустнула сухая ветка. Ее треск среди окружающей тишины прозвучал, как хлопок петарды.
Кузнечик мгновенно замолчал. Но слева от меня послышался другой звук. Совсем рядом. Это был звук, совершенно не соответствующий обстановке, и при других обстоятельствах он мог бы показаться комическим и вызвать лишь улыбку.
Это была отрыжка.
Но не обычная отрыжка. Нечто большее, гораздо большее. Это было рокотание, бурчание воспаленных внутренностей, распираемых гнилостными газами. Они поднимались все выше, урчали все громче и громче и наконец, как приглушенный раскат грома, вырвались наружу... Разве можно назвать такое отрыжкой?
Вернее было бы определить ее как симфонию противоборствующих ветров или героический гимн несварению, даже как заупокойную мессу по газам. Это был настоящий концерт из шипения, визжания, бульканья и рокотания, который сам по себе являлся лишь увертюрой к взрыву такой силы, громкости и продолжительности, что он мог бы стать уникальным во всей истории существования изжоги.
Кто, кроме Рыкуна Макги, мог произвести такую музыку? И почему он оказался здесь, отравляя ночной воздух леса? Для Макги наступил напряженный момент. Он наверняка стоял здесь уже давно, поджидая меня под молодым месяцем, волнуясь, психуя, дергаясь. Все это время газы распирали его, готовясь вырваться наружу.
Я уже говорил, что, когда Рыкун нервничал, он в полной мере оправдывал свою кличку. А я всегда действовал на него возбуждающе. Он возбуждался, даже если я приветствовал его взмахом руки с противоположной стороны улицы. Поэтому понятно, с каким трепетом он ожидал неизбежной встречи со мной и удобного момента прикончить меня. И вот, когда этот счастливый момент настал, с ним... произошло то, что произошло. При данных обстоятельствах это было так же неизбежно, как восход солнца.
Не думайте, что я долго слушал это бульканье. Нет, не более секунды. Едва послышались первые звуки, как я двинулся в его сторону.
Низко пригнувшись и держа включенный фонарь в отставленной влево руке, я направил пистолет в ту сторону, откуда все еще продолжалось бурчание.
Но Рыкун был наготове. И он выстрелил первый.
За мгновение до этого луч фонаря упал на Рыкуна, и я увидел его широко раскрытые глаза, разинутый рот, раздутый выпирающий живот, поблескивающий в руке пистолет. И тут я почувствовал удар по левой кисти. Свет погас, фонарь вылетел у меня из руки и стукнулся о дерево.
Рыкун стрелял на свет и попал то ли в фонарь, то ли в руку, его держащую. Мне некогда было определять, куда попала пуля. Я знал, где стоит Рыкун, и выстрелил в его направлении четыре раза подряд, едва успевая нажимать на спусковой крючок.
Я понял, что все четыре пули попали в цель. Звук был такой, как будто отбивали толстый кусок мяса для бифштекса. Рыкун охнул, застонал и упал. Я выстрелил еще раз в то место, куда, как я предполагал, он свалился.
Подождав немного, я подошел. Рыкун был еще жив. Я слышал его хриплое дыхание. Нащупав в кармане зажигалку, я достал ее и чиркнул. Пистолет с последним патроном в дуле я держал наготове.
Но она не понадобилась.
Рыкун лежал на спине, одна нога была подвернута, другая откинута в сторону и согнута в колене. Одна пуля попала ему в щеку, остальные потонули где-то в туловище. Автоматический пистолет 45-го калибра валялся недалеко от согнутой ноги, незажженный фонарь – возле левой руки.
Я приблизил зажигалку к его лицу. Рыкун скончался почти сразу. Я уловил последний вздох, замерший на его губах. Мускулы его расслабились, голова откинулась набок. Глаза по-прежнему были широко открыты. Я поднял его пистолет и фонарь и пошел обратно к своей машине.
Вначале я шел медленно, потом побежал, потому что услышал рокот мотора приближающейся машины. Слева от меня вспыхнули фары. Машина шла со скоростью не менее пятидесяти миль. В тот момент, как я достиг кромки асфальта, она пронеслась мимо, набирая скорость. Я включил фонарь Рыкуна, но мне удалось лишь смутно различить на переднем сиденье не то одну, не то две фигуры: одну – за рулем, а другую справа от водителя. Человек то ли нагнулся, то ли пытался скрыться из поля моего зрения. Секунд пятнадцать или двадцать спустя я уже был около "кадиллака". Вскочив в машину, я выхватил ключи и запустил мотор. Крутанув было руль, чтобы развернуться, я передумал.
Пока я разогнался бы, та машина опередила бы меня уже на милю. А меньше чем через милю был перекресток. И я не знал, свернет ли водитель на Корал-Драйв или поедет прямо. Я погнал машину к бензозаправке и поднял трубку мобильного телефона. Левая рука немного онемела, но ни раны, ни крови не было видно. Пуля Рыкуна в нее не попала.
Я позвонил в полицейское управление и попросил дежурного принять мою информацию. Сказал, что звонит Шелл Скотт, и коротко описал ситуацию:
– По Сайпресс-роуд в сторону Корал-Драйв сейчас направляется темный седан. За рулем, наверное, сидит Кларенс Ладлоу, известный как Ладди. Возможно, в машине находится также Маккиффер, живой или мертвый. Не кладите трубку, я сейчас продолжу.
Я свернул к бензозаправке и остановился. Та машина, что стояла около телефонной будки, исчезла. Я объехал вокруг станции и позади нее увидел другую машину – позапрошлогоднюю модель "крайслера".
Бросив трубку на сиденье и прихватив фонарь Рыкуна, я выскочил из "кадиллака", побежал к "крайслеру" и заглянул в открытое левое окно.
Протянув руку, я взял регистрационную карточку. Машина была зарегистрирована на имя Фрэнсиса М. Макги. Потом осветил фонариком салон машины – он был пуст.
Бегом вернулся к "кадиллаку" и схватил трубку:
– Это снова я, Шелл Скотт. Седан – это новый "линкольн" темно-синего цвета, зарегистрирован на имя Мак-киффера. – Повторив имя по буквам, я предупредил, что к машине, возможно, прикреплено радиоуправляемое взрывное устройство. Затем извлек из кармана блокнот, открыл его и прочел: – Регистрационный номер "линкольна" FZ-440. У меня все.
Отключив телефон, посидел немного и позвонил в отдел по расследованию убийств. Пришлось подождать, пока трубку взял Сэмсон.
– Сэм, это Шелл Скотт. – Я сказал, что звонил дежурному, и добавил: – Если Маккиффер был участником этой акции, то сейчас он едет с Ладди. Если нет, то Ладди ведет машину Маккиффера, а тот либо избит до полусмерти, либо мертв. Думаю, что мертв.
– Ты так и не встретился с Маккиффером?
– Нет. Меня ждал не он, а Рыкун. Он, между прочим, убит. Но самое главное сейчас – засечь "линкольн", пока Ладди его не бросил. Иначе подтвердить мои слова, что он вообще выезжал за пределы Лос-Анджелеса, будет нечем.
– Откуда ты знаешь, что это машина Маккиффера?
– Маккиффер сказал мне по телефону, что его колымага стоит возле телефонной будки, откуда он звонил. Машина и правда недавно была здесь, а сейчас ее нет. Но стоит другая, зарегистрированная на имя Макги. Рыкун и Ладди, очевидно, ехали в ней за Маккиффером. Так что сейчас Ладлоу мог уехать только на "линкольне".
– Мы вышлем машину "Скорой помощи" за Макги. Где он находится? Давай рассказывай все по порядку.
Пока я говорил, мимо проехала полицейская машина с красной мигалкой и включенной сиреной. У меня не заняло много времени пересказать все, что произошло.
Сэм был согласен со мной, что Ладди и Рыкун настигли Маккиффера в телефонной будке. Последнее восклицание "О господи!" могло вырваться у него при виде Ладди и Рыкуна, которые, улыбаясь, стояли возле будки и смотрели на него поверх нацеленных на него стволов. А я-то принял его за вздох облегчения.
Но до конца я не был в этом уверен, пока Сэмсон, прервавший ненадолго разговор, снова не ответил мне.
– Пока мы говорили, – сказал он, – поступило сообщение из полицейской машины, находящейся на Сайпресс-роуд. "Линкольн" они не обнаружили, но подобрали Маккиффера.
– Подобрали?
– То, что осталось от него. Труп валялся на обочине дороги. Вероятно, его выбросили из машины, которая шла со скоростью семьдесят – восемьдесят миль в час. Он весь изуродован, но опознать его все же удалось. При нем нашли водительское удостоверение, кредитные карточки и другие вещи. Ты приедешь написать рапорт?
– Да, скоро. Пока, Сэм.
Я закурил и сделал несколько затяжек. Потом поехал по Сайпресс-роуд на запад, пока не увидел полицейскую машину с красной мигалкой. Рядом стояла и вторая машина.
Не знаю почему, но мне хотелось взглянуть на тело Маккиффера. Я взглянул и тут же пожалел об этом. Трудно было поверить, что из человека может вытечь столько крови, сколько ее разлилось на асфальте. И все тело было покрыто толстой коркой запекшейся крови. Половина лица была снесена.
Да, это был Маккиффер. Вернее, то, что от него осталось.
Глава 13
Я не стал открывать дверцу машины, чтобы в салоне не зажегся свет. Достал из бардачка фонарь, вылез в окно, пересек дорогу и, стараясь не производить шума, направился к тому месту, где нашли свою смерть двое молодых влюбленных.
Мысль о смерти меня не покидала. И не только из-за той катастрофы. Смерть таилась в словах Маккиффера, возможно, он специально разыграл страх, чтобы выманить меня сюда, она таилась в воспоминаниях о Ладди и Рыкуне, то есть о Кларенсе Ладлоу и Фрэнсисе Макги. Когда думаешь об этой парочке, невольно думаешь о смерти.
Ярдах в двадцати от искалеченного дерева я свернул с дороги и, аккуратно ступая, пошел вглубь. Где-то неподалеку застрекотал кузнечик, вдали равномерно квакала лягушка. В правой руке я держал наготове кольт, в левой – фонарь.
Через каждые несколько шагов я останавливался. Когда до дерева оставалось футов шесть, под ногой у меня хрустнула сухая ветка. Ее треск среди окружающей тишины прозвучал, как хлопок петарды.
Кузнечик мгновенно замолчал. Но слева от меня послышался другой звук. Совсем рядом. Это был звук, совершенно не соответствующий обстановке, и при других обстоятельствах он мог бы показаться комическим и вызвать лишь улыбку.
Это была отрыжка.
Но не обычная отрыжка. Нечто большее, гораздо большее. Это было рокотание, бурчание воспаленных внутренностей, распираемых гнилостными газами. Они поднимались все выше, урчали все громче и громче и наконец, как приглушенный раскат грома, вырвались наружу... Разве можно назвать такое отрыжкой?
Вернее было бы определить ее как симфонию противоборствующих ветров или героический гимн несварению, даже как заупокойную мессу по газам. Это был настоящий концерт из шипения, визжания, бульканья и рокотания, который сам по себе являлся лишь увертюрой к взрыву такой силы, громкости и продолжительности, что он мог бы стать уникальным во всей истории существования изжоги.
Кто, кроме Рыкуна Макги, мог произвести такую музыку? И почему он оказался здесь, отравляя ночной воздух леса? Для Макги наступил напряженный момент. Он наверняка стоял здесь уже давно, поджидая меня под молодым месяцем, волнуясь, психуя, дергаясь. Все это время газы распирали его, готовясь вырваться наружу.
Я уже говорил, что, когда Рыкун нервничал, он в полной мере оправдывал свою кличку. А я всегда действовал на него возбуждающе. Он возбуждался, даже если я приветствовал его взмахом руки с противоположной стороны улицы. Поэтому понятно, с каким трепетом он ожидал неизбежной встречи со мной и удобного момента прикончить меня. И вот, когда этот счастливый момент настал, с ним... произошло то, что произошло. При данных обстоятельствах это было так же неизбежно, как восход солнца.
Не думайте, что я долго слушал это бульканье. Нет, не более секунды. Едва послышались первые звуки, как я двинулся в его сторону.
Низко пригнувшись и держа включенный фонарь в отставленной влево руке, я направил пистолет в ту сторону, откуда все еще продолжалось бурчание.
Но Рыкун был наготове. И он выстрелил первый.
За мгновение до этого луч фонаря упал на Рыкуна, и я увидел его широко раскрытые глаза, разинутый рот, раздутый выпирающий живот, поблескивающий в руке пистолет. И тут я почувствовал удар по левой кисти. Свет погас, фонарь вылетел у меня из руки и стукнулся о дерево.
Рыкун стрелял на свет и попал то ли в фонарь, то ли в руку, его держащую. Мне некогда было определять, куда попала пуля. Я знал, где стоит Рыкун, и выстрелил в его направлении четыре раза подряд, едва успевая нажимать на спусковой крючок.
Я понял, что все четыре пули попали в цель. Звук был такой, как будто отбивали толстый кусок мяса для бифштекса. Рыкун охнул, застонал и упал. Я выстрелил еще раз в то место, куда, как я предполагал, он свалился.
Подождав немного, я подошел. Рыкун был еще жив. Я слышал его хриплое дыхание. Нащупав в кармане зажигалку, я достал ее и чиркнул. Пистолет с последним патроном в дуле я держал наготове.
Но она не понадобилась.
Рыкун лежал на спине, одна нога была подвернута, другая откинута в сторону и согнута в колене. Одна пуля попала ему в щеку, остальные потонули где-то в туловище. Автоматический пистолет 45-го калибра валялся недалеко от согнутой ноги, незажженный фонарь – возле левой руки.
Я приблизил зажигалку к его лицу. Рыкун скончался почти сразу. Я уловил последний вздох, замерший на его губах. Мускулы его расслабились, голова откинулась набок. Глаза по-прежнему были широко открыты. Я поднял его пистолет и фонарь и пошел обратно к своей машине.
Вначале я шел медленно, потом побежал, потому что услышал рокот мотора приближающейся машины. Слева от меня вспыхнули фары. Машина шла со скоростью не менее пятидесяти миль. В тот момент, как я достиг кромки асфальта, она пронеслась мимо, набирая скорость. Я включил фонарь Рыкуна, но мне удалось лишь смутно различить на переднем сиденье не то одну, не то две фигуры: одну – за рулем, а другую справа от водителя. Человек то ли нагнулся, то ли пытался скрыться из поля моего зрения. Секунд пятнадцать или двадцать спустя я уже был около "кадиллака". Вскочив в машину, я выхватил ключи и запустил мотор. Крутанув было руль, чтобы развернуться, я передумал.
Пока я разогнался бы, та машина опередила бы меня уже на милю. А меньше чем через милю был перекресток. И я не знал, свернет ли водитель на Корал-Драйв или поедет прямо. Я погнал машину к бензозаправке и поднял трубку мобильного телефона. Левая рука немного онемела, но ни раны, ни крови не было видно. Пуля Рыкуна в нее не попала.
Я позвонил в полицейское управление и попросил дежурного принять мою информацию. Сказал, что звонит Шелл Скотт, и коротко описал ситуацию:
– По Сайпресс-роуд в сторону Корал-Драйв сейчас направляется темный седан. За рулем, наверное, сидит Кларенс Ладлоу, известный как Ладди. Возможно, в машине находится также Маккиффер, живой или мертвый. Не кладите трубку, я сейчас продолжу.
Я свернул к бензозаправке и остановился. Та машина, что стояла около телефонной будки, исчезла. Я объехал вокруг станции и позади нее увидел другую машину – позапрошлогоднюю модель "крайслера".
Бросив трубку на сиденье и прихватив фонарь Рыкуна, я выскочил из "кадиллака", побежал к "крайслеру" и заглянул в открытое левое окно.
Протянув руку, я взял регистрационную карточку. Машина была зарегистрирована на имя Фрэнсиса М. Макги. Потом осветил фонариком салон машины – он был пуст.
Бегом вернулся к "кадиллаку" и схватил трубку:
– Это снова я, Шелл Скотт. Седан – это новый "линкольн" темно-синего цвета, зарегистрирован на имя Мак-киффера. – Повторив имя по буквам, я предупредил, что к машине, возможно, прикреплено радиоуправляемое взрывное устройство. Затем извлек из кармана блокнот, открыл его и прочел: – Регистрационный номер "линкольна" FZ-440. У меня все.
Отключив телефон, посидел немного и позвонил в отдел по расследованию убийств. Пришлось подождать, пока трубку взял Сэмсон.
– Сэм, это Шелл Скотт. – Я сказал, что звонил дежурному, и добавил: – Если Маккиффер был участником этой акции, то сейчас он едет с Ладди. Если нет, то Ладди ведет машину Маккиффера, а тот либо избит до полусмерти, либо мертв. Думаю, что мертв.
– Ты так и не встретился с Маккиффером?
– Нет. Меня ждал не он, а Рыкун. Он, между прочим, убит. Но самое главное сейчас – засечь "линкольн", пока Ладди его не бросил. Иначе подтвердить мои слова, что он вообще выезжал за пределы Лос-Анджелеса, будет нечем.
– Откуда ты знаешь, что это машина Маккиффера?
– Маккиффер сказал мне по телефону, что его колымага стоит возле телефонной будки, откуда он звонил. Машина и правда недавно была здесь, а сейчас ее нет. Но стоит другая, зарегистрированная на имя Макги. Рыкун и Ладди, очевидно, ехали в ней за Маккиффером. Так что сейчас Ладлоу мог уехать только на "линкольне".
– Мы вышлем машину "Скорой помощи" за Макги. Где он находится? Давай рассказывай все по порядку.
Пока я говорил, мимо проехала полицейская машина с красной мигалкой и включенной сиреной. У меня не заняло много времени пересказать все, что произошло.
Сэм был согласен со мной, что Ладди и Рыкун настигли Маккиффера в телефонной будке. Последнее восклицание "О господи!" могло вырваться у него при виде Ладди и Рыкуна, которые, улыбаясь, стояли возле будки и смотрели на него поверх нацеленных на него стволов. А я-то принял его за вздох облегчения.
Но до конца я не был в этом уверен, пока Сэмсон, прервавший ненадолго разговор, снова не ответил мне.
– Пока мы говорили, – сказал он, – поступило сообщение из полицейской машины, находящейся на Сайпресс-роуд. "Линкольн" они не обнаружили, но подобрали Маккиффера.
– Подобрали?
– То, что осталось от него. Труп валялся на обочине дороги. Вероятно, его выбросили из машины, которая шла со скоростью семьдесят – восемьдесят миль в час. Он весь изуродован, но опознать его все же удалось. При нем нашли водительское удостоверение, кредитные карточки и другие вещи. Ты приедешь написать рапорт?
– Да, скоро. Пока, Сэм.
Я закурил и сделал несколько затяжек. Потом поехал по Сайпресс-роуд на запад, пока не увидел полицейскую машину с красной мигалкой. Рядом стояла и вторая машина.
Не знаю почему, но мне хотелось взглянуть на тело Маккиффера. Я взглянул и тут же пожалел об этом. Трудно было поверить, что из человека может вытечь столько крови, сколько ее разлилось на асфальте. И все тело было покрыто толстой коркой запекшейся крови. Половина лица была снесена.
Да, это был Маккиффер. Вернее, то, что от него осталось.
Глава 13
Я возвращался в Лос-Анджелес по Фривею. Внезапно зазвонил телефон. Я взглянул на часы. Было начало первого. Кто мог звонить мне в такое время?
Оказалось, звонил Гидеон Чейм.
– Какого черта вам нужно? – рявкнул я.
Настроение у меня было скверное. Я только что убил Рыкуна. Насмотрелся на окровавленный труп Маккиффера. Удручало, что он уже не сможет закончить свой рассказ. Естественно, мне было не до любезностей.
– Вы должны приехать ко мне! – закричал Гидеон.
– Перестаньте орать, черт вас возьми! С чего это я должен приезжать?
– По телефону сказать не могу. Но приехать вы должны.
– Должен! Как бы не так! Я еду в полицию писать рапорт, и у меня полно других дел. Мне некогда с вами встречаться.
– Пожалуйста, мистер Скотт. Дело очень важное. Мне нужно поговорить с вами. Кое-что произошло.
– И что же?
– Ну... это касается мистера Джелликоу. Так вы приедете?
Я произнес любимое ругательство Маккиффера. Но розыск Джелликоу как-никак был моей главной задачей в этом осложнившемся деле.
– Вы знаете, где он? – спросил я Чейма.
– Нет... но речь идет о нем.
В тот момент я находился в нескольких кварталах от поворота на Пасадину.
– Буду минут через пятнадцать – двадцать. Но смотрите, если дело не столь важное, как вы утверждаете...
– Важное. Пожалуйста, поторопитесь.
На первый взгляд в палате номер 16 все было так, как и в предыдущие мои визиты. Но я быстро заметил разницу. Чейм, видимо, здорово ворочался в постели, потому что одеяло было скомкано, а в углу палаты валялся вдребезги разбитый стакан. Чейм сидел, выпрямившись, стиснув челюсти. Нахмуренные крылатые брови почти закрывали глаза. Он нервно тер руки.
– Приятно видеть, что вы разрядились, – заметил я. – Так что же такого ужасного произошло?
– Меня шантажируют.
Должен признаться, новость меня заинтересовала.
– Вы не шутите? Кто вас шантажирует?
– Уилфред Джелликоу. Кто ж еще, черт возьми!
– Могут и другие найтись. Почему вы решили, что это Джелликоу?
– Он мне звонил. Потребовал сто тысяч долларов. Сто тысяч!
– И когда вы должны подготовить эти сто тысяч? И как будете их передавать?
– Он дал мне два дня, чтобы подготовить деньги. А как их передать, разговора пока не было. Через два дня Джелликоу позвонит. Подлец! Мерзкий, неблагодарный...
– Успокойтесь. Вы все твердите: Джелликоу да Джелликоу. А звонивший сказал, что он Джелликоу?
– Нет, конечно. Голос был приглушенный, но... кто, кроме него, это мог быть? Он – единственный, у кого есть доступ... – Чейм осекся.
Я улыбнулся:
– Кажется, я понимаю. Доступ к чему?
– Он знал... знает... некоторые факты, которые я... которые нельзя разглашать. И чтобы сохранить их в тайне, мне придется ему платить. – Гидеон выругался. – И, наверное, регулярно. Если только вы не избавите меня от этого сукиного сына.
Я продолжал улыбаться:
– А как он обнаружил эти ужасные факты про вас, мистер Чейм?
– Да из рукописи, конечно, будь она неладна! Поэтому я и уверен, что звонил Уилфред.
– Вы говорите о рукописи "Я"? Об автобиографии Гидеона Чейма?
– Конечно. О чем же еще?
– И фактическом материале, о котором вы упоминали?
– Ну да, черт возьми! Но главное – сама рукопись. Эти сведения он взял из нее.
– Забавно.
– Вы что, не понимаете, кретин? Рукопись должна быть опубликована посмертно. Никто не должен пока ее читать, и уж, конечно, не публика. – Он судорожно глотнул воздух, положив руку на сердце.
– А это может случиться в любой момент, – любезно заметил я, – если вы немного не остынете. Так что... успокойтесь, мистер Чейм, и продолжайте.
– Мне пришлось включить в рукопись факты, эпизоды, касающиеся меня, чтобы читатели поверили, что и все остальное – правда. Но я, разумеется, не хочу, чтобы о них стало известно сейчас.
– Все остальное! То есть нелестные откровения о других людях. О мужчинах, с которыми вы хотели свести счеты. О женщинах, которых вы домогались. О тех, кого вы хотели погубить.
Он ничего не сказал. Но в черных глазах опять полыхнули уже знакомые красноватые отблески. Складки вокруг глаз сбежались, образовав мелкую сетку морщин.
– Воистину вы – сама добродетель. Говорите, близость смерти меняет человека, а? Заставляет осознать свои ошибки? Пробуждает желание исправить все зло, все плохое, что сделано за жизнь. – Я помолчал. – Ладно. Теперь вы – жертва вымогательства. Проблемы с деньгами будут?
– Нет. Дома в сейфе найдется нужная сумма.
– Итак, все, чем мы располагаем, – это голос по телефону. Возможно, это был Уилфред, возможно, нет. Ведь его уже может не быть в живых.
Чейм при этих словах так сильно вздрогнул, что я продолжал чуть ли не веселым тоном:
– Но это всего лишь предположение. Может, он здоров, как никогда. Загвоздка в том, что мы не знаем, кто звонил. Так ведь?
– Да... верно. Голос был тихий и приглушенный.
– Звонивший привел какие-то доказательства, что владеет столь важными для вас материалами, что вы готовы скорее выполнить его требования, чем допустить, чтобы они получили огласку?
– Да, несколько фактов он упомянул.
– В какое время он звонил?
Чейм поднял руку и взглянул на часы:
– Сейчас двенадцать двадцать пять. Я позвонил вам сразу после его звонка. Значит, с полчаса назад.
– Ну, скажем, в двенадцать. Почему в такое странное время? Как вы думаете?
– Не знаю.
– А если это не Джелликоу, кто еще мог вам звонить?
Чейм покачал головой:
– Не представляю. Никто.
– Раньше вас когда-нибудь шантажировали?
– Раньше... Господи! Нет, конечно!
– Каких-нибудь особенностей не заметили? Может, слышалась музыка, голоса? Звонок был местный или междугородный? Не было ли шума, гудков, жужжания, может быть, плохая слышимость?
– Нет, ничего такого. Звонок, как мне кажется, был не междугородный. Обычный звонок, ничем не примечательный.
– Голос мужской?
– Да. В этом я совершенно уверен.
– Ну ладно. Вы меня снова вызвали. На этот раз из-за того, что с вас требуют сотню тысяч долларов. Чего именно вы ожидаете от меня?
– Избавьте меня от этого вымогателя. И конечно, найдите рукопись и фактические материалы.
– Мистер Чейм, со времени моего утреннего визита ничего не изменилось. Вам удивительно трудно это втолковать. Поручение моего клиента – разыскать Джелликоу – по-прежнему моя первоочередная задача.
Чейм запротестовал, лицо его покраснело.
– Тем не менее, – продолжал я, – постараюсь сделать все возможное, чтобы найти вашу злополучную автобиографию. А когда обнаружу Джелликоу, незамедлительно вам сообщу. Если вы не передумали, я буду рассматривать вас как своего клиента и сделаю все, что смогу.
– Этого мне достаточно, – сказал Чейм. Но радости в его голосе не чувствовалось.
– Может быть, обе задачи по сути окажутся одной. Найду Джелликоу – значит, решу и вашу проблему. А может быть, и нет. Но предположим, я удачно выполню ваше поручение. Что я буду от этого иметь?
Честно говоря, меня это не очень интересовало, но хотелось знать, что скажет Чейм.
То, что он сказал, оказалось более важным, чем мне представлялось.
– Все. Все, что у меня есть. Что бы вы ни захотели. Если это, конечно, не превышает моих возможностей. Все-таки я не миллиардер.
– Хорошо. Свои обязательства я выполню. Но берегитесь, если вы что-то от меня утаили!
– Принесите еще кофе. Да смотрите, чтоб был горячий на этот раз!
Я уселся верхом на свой стул.
– Маккиффер в морге, – сообщил мне Сэм. – Вскрытие пока не делали, но голова у него пробита. Может, от падения, а может, и от побоев. Самое же главное – сейчас доставят Ладди.
– Неужели поймали?
Сэм кивнул.
– В машине?
– Не совсем. Келли с напарником заметили Ладди, когда ехали по Корал-Драйв. Он как раз выходил из машины. Ребята его задержали, когда он уже шел пешком. Но ты же знаешь, что значит в наше время задержать гражданина, если рядом не оказывается семерых свидетелей, готовых поклясться, что он совершил массовое убийство.
Я кивнул.
– Машина действительно принадлежит Маккифферу, – сухо продолжал Сэм. – Синий "линкольн" с номером FZ-440. Хочешь знать, что сказал Ладди полицейским?
– Горю нетерпением.
– Что он вышел на прогулку. Прибавил, видишь ли, несколько фунтов весу – у него и правда их предостаточно – и теперь вот совершал моцион.
– Не могу представить, чтобы он мог выговорить такое слово.
– Он и не смог. Назвал его "масон". Так вот, значит, он прогуливался и увидел машину, похожую на машину его старого друга Маккиффера. Он заглянул внутрь просто из любопытства. Так и оказалось. Это была машина Маккиффера. Он забеспокоился. Почему вдруг машина Мака оказалась в таком странном месте да еще без Мака?
– Хороший вопрос. Пока он прибудет сюда, у него, держу пари, наберется еще немало таких же.
– Это произойдет с минуты на минуту. Нам тоже надо заготовить несколько хороших вопросов. А почему ты был так уверен, что в машине сидит Ладди или Ладди и Маккиффер – то ли избитый, то ли уже мертвый?
– Нетрудно было догадаться, Сэм. Когда Маккиффер звонил мне, он сказал, что его преследуют Ладди и Рыкун. Он даже думал, что они приделали к его машине какое-нибудь взрывное устройство.
– Мы проверили. "Линкольн" пригнали сюда. Эксперты исследовали отпечатки пальцев, следы крови. Под кузовом обнаружили небольшой передатчик. Но приемника не нашли. И в машине Макги его тоже не было.
– Ладди, конечно, его выбросил. Как выбросил и Маккиффера. Во всяком случае, когда Рыкун обнаружил себя в лесу...
Телефон Сэма зазвонил. Он ответил. Потом положил трубку, потер пальцами глаза.
– Закончим позже, – сказал он. – Кларенс Ладлоу нас ждет. Сейчас он в комнате для допросов с Роулинзом и Ллойдом. Адвокат его скоро приедет, если уже не приехал. – Прикрыв рот рукой, Сэм широко зевнул и поднял на меня карие глаза. – Ты вычислил машину и Ладлоу. И в отношении Маккиффера оказался прав. Есть какие-нибудь хитрые вопросы к Кларенсу?
– Найдется парочка.
– Отлично. Раз уж ты был свидетелем всего, что произошло, может, я и позволю тебе задать их Ладлоу. Во всяком случае, можешь поприсутствовать на этом спектакле.
Роулинз был одним из лучших следователей в отделе и блестяще проводил допросы. Однако при нашем появлении он бросил на Сэма такой взгляд, что мне стало ясно: ничего, кроме жалоб, он от Ладди не услышал.
Я прислонился к стене. Ладди сидел перед длинным столом, непринужденно развалившись на стуле. Роулинз стоял напротив него, а Ллойд сидел слева. Тут же к допросу подключился Сэмсон:
– Мистер Ладлоу, вы ознакомлены со своими правами, в том числе с правом посоветоваться со своим адвокатом и...
– Да-да, капитан. Мне уже два раза об этом напоминали. Так что я в курсе. Могу не отвечать на вопросы и все такое. Но честный гражданин должен помогать следствию. Так что я к вашим услугам.
Ничего нового для себя я не услышал. Поэтому просто стоял и наблюдал за Ладди. Как я уже говорил, это был тупой и ленивый громила. До гения ему было так же далеко, как обыкновенному булыжнику. Но он был не лишен природной хитрости, особого рода интуиции преступника, которая не давала ему запутаться в лабиринте лжи и противоречивых утверждений.
К тому же при необходимости он пускал в ход присущее ему своеобразное топорное обаяние. Но в душе его клокотала злоба, а в жилах текло столько яду, что, укуси он здоровенного буйвола, тот рухнул бы как подкошенный. Из его зловещего нутра исходило нечто, что внешне проявлялось как грубоватый шарм, придурковатый юмор и вкупе с нарочитой непринужденностью и бьющей через край веселостью делало его почти приятным.
Ладди в эту минуту смеялся, хлопая по столу рукой. Сэмсон еще раз сделал попытку доказать, что Маккиффера из его собственной машины выбросил он. И хотелось бы знать, был ли Маккиффер жив или мертв, когда упал на дорогу. Сэм, конечно, сформулировал это мягче, но и этого было достаточно, чтобы Ладди завелся.
– Черт возьми! – загоготал он. – Жалко, что ты коп, а то мы бы с тобой сдружились. Ты, капитан, конечно, так не считаешь, а я, видит бог, считаю. Ну и знатное у тебя чувство юмора! Поискать еще такое! Дела-то, видно, серьезные, а то я бы сказал, что такой веселой ночи у меня сроду не было.
Не хочется повторяться, но чтобы в полной мере оценить поведение и высказывания Ладди, стоит еще раз напомнить, что все современные профессиональные и даже многие непрофессиональные бандиты уверены, что в девяти случаях из десяти им удастся избежать наказания, заморочив головы судьям. Это и дает им возможность вольно обходиться с законом.
Отсмеявшись, Ладди воскликнул:
– Господи, я так ржал, даже в поясницу вступило. Вы позволите мне встать и размяться?
Никто не возражал.
Ладди выпрямился. Он был высоченного роста, чуть ли не шести с половиной футов. Большую часть его веса составляли кости и мышцы, но и жира на нем было достаточно. Особенно в области живота и зада.
Он потянулся, крякнул, нагнулся вперед, назад, как бы разгружая позвоночник. Подвигал из стороны в сторону своим огромным задом и вдруг совершенно неожиданно хрипло запел: "Скажи, не правда ли, красотка... трам-там-там..."
Зрелище, учитывая всю его нелепость, было смехотворным. Вид этого огромного толстозадого животного, раскачивающего задницей, будто чудовищным маятником, заставил нас всех покатиться со смеху.
Даже Сэмсон позволил себе слегка улыбнуться. Он ткнул пальцем в мою сторону и спросил:
– Не желаешь ли потолковать со своим дружком, Шелл? Ты с ним... на короткой ноге, не то что мы.
Я пожал плечами. Сэму нечего терять. Да и остальным тоже. Он отошел в сторону, я встал на его место и взглянул на Кларенса Ладлоу. У него было открытое, почти комическое лицо. Большие квадратные зубы делали его похожим на лошадь, особенно когда он улыбался.
– Привет, братец! – сказал я, и он в ответ молча расплылся в улыбке, показывая лошадиные зубы. Вид у него был совершенно безобидный. – Поклянись, – продолжал я, – что будешь говорить правду, чистую правду и только правду!
Он начал было повторять за мной, но потом остановился и склонил набок голову.
– Да ладно! Обещаю. – Лицо его приняло выражение притворной торжественности. – Но я знаю свои права. И требую, чтобы ко мне относились как к обманщику.
Я рассмеялся:
– Не сомневаюсь, ничего другого и ждать не стоит. Послушай, Ладди, почему бы тебе во всем не признаться? Что тебе терять? Даже если дело дойдет до суда, разве мало судей, которые не способны обвинить преступника?
Ладди заржал и, стукнув кулаком по столу, затряс огромной башкой:
– Такие слова мне по душе! Ей-богу, Скотт. Ты мне всегда нравился, приятель. Ты просто об этом не знал.
– Ну да. Хочешь сказать, ты с Рыкуном не бросил жребий, кому меня шлепнуть? Ему пришлось взять это на себя, ведь ты не мог поднять руку на парня, который тебе так нравится.
В ответ лишь молчаливая улыбка.
– Ладди, я был там, учти. И знаю, что произошло. Ты сидел в машине с Маком, а Рыкун поджидал меня. А потом ты с Маккиффером уехал в его "линкольне".
Оказалось, звонил Гидеон Чейм.
– Какого черта вам нужно? – рявкнул я.
Настроение у меня было скверное. Я только что убил Рыкуна. Насмотрелся на окровавленный труп Маккиффера. Удручало, что он уже не сможет закончить свой рассказ. Естественно, мне было не до любезностей.
– Вы должны приехать ко мне! – закричал Гидеон.
– Перестаньте орать, черт вас возьми! С чего это я должен приезжать?
– По телефону сказать не могу. Но приехать вы должны.
– Должен! Как бы не так! Я еду в полицию писать рапорт, и у меня полно других дел. Мне некогда с вами встречаться.
– Пожалуйста, мистер Скотт. Дело очень важное. Мне нужно поговорить с вами. Кое-что произошло.
– И что же?
– Ну... это касается мистера Джелликоу. Так вы приедете?
Я произнес любимое ругательство Маккиффера. Но розыск Джелликоу как-никак был моей главной задачей в этом осложнившемся деле.
– Вы знаете, где он? – спросил я Чейма.
– Нет... но речь идет о нем.
В тот момент я находился в нескольких кварталах от поворота на Пасадину.
– Буду минут через пятнадцать – двадцать. Но смотрите, если дело не столь важное, как вы утверждаете...
– Важное. Пожалуйста, поторопитесь.
На первый взгляд в палате номер 16 все было так, как и в предыдущие мои визиты. Но я быстро заметил разницу. Чейм, видимо, здорово ворочался в постели, потому что одеяло было скомкано, а в углу палаты валялся вдребезги разбитый стакан. Чейм сидел, выпрямившись, стиснув челюсти. Нахмуренные крылатые брови почти закрывали глаза. Он нервно тер руки.
– Приятно видеть, что вы разрядились, – заметил я. – Так что же такого ужасного произошло?
– Меня шантажируют.
Должен признаться, новость меня заинтересовала.
– Вы не шутите? Кто вас шантажирует?
– Уилфред Джелликоу. Кто ж еще, черт возьми!
– Могут и другие найтись. Почему вы решили, что это Джелликоу?
– Он мне звонил. Потребовал сто тысяч долларов. Сто тысяч!
– И когда вы должны подготовить эти сто тысяч? И как будете их передавать?
– Он дал мне два дня, чтобы подготовить деньги. А как их передать, разговора пока не было. Через два дня Джелликоу позвонит. Подлец! Мерзкий, неблагодарный...
– Успокойтесь. Вы все твердите: Джелликоу да Джелликоу. А звонивший сказал, что он Джелликоу?
– Нет, конечно. Голос был приглушенный, но... кто, кроме него, это мог быть? Он – единственный, у кого есть доступ... – Чейм осекся.
Я улыбнулся:
– Кажется, я понимаю. Доступ к чему?
– Он знал... знает... некоторые факты, которые я... которые нельзя разглашать. И чтобы сохранить их в тайне, мне придется ему платить. – Гидеон выругался. – И, наверное, регулярно. Если только вы не избавите меня от этого сукиного сына.
Я продолжал улыбаться:
– А как он обнаружил эти ужасные факты про вас, мистер Чейм?
– Да из рукописи, конечно, будь она неладна! Поэтому я и уверен, что звонил Уилфред.
– Вы говорите о рукописи "Я"? Об автобиографии Гидеона Чейма?
– Конечно. О чем же еще?
– И фактическом материале, о котором вы упоминали?
– Ну да, черт возьми! Но главное – сама рукопись. Эти сведения он взял из нее.
– Забавно.
– Вы что, не понимаете, кретин? Рукопись должна быть опубликована посмертно. Никто не должен пока ее читать, и уж, конечно, не публика. – Он судорожно глотнул воздух, положив руку на сердце.
– А это может случиться в любой момент, – любезно заметил я, – если вы немного не остынете. Так что... успокойтесь, мистер Чейм, и продолжайте.
– Мне пришлось включить в рукопись факты, эпизоды, касающиеся меня, чтобы читатели поверили, что и все остальное – правда. Но я, разумеется, не хочу, чтобы о них стало известно сейчас.
– Все остальное! То есть нелестные откровения о других людях. О мужчинах, с которыми вы хотели свести счеты. О женщинах, которых вы домогались. О тех, кого вы хотели погубить.
Он ничего не сказал. Но в черных глазах опять полыхнули уже знакомые красноватые отблески. Складки вокруг глаз сбежались, образовав мелкую сетку морщин.
– Воистину вы – сама добродетель. Говорите, близость смерти меняет человека, а? Заставляет осознать свои ошибки? Пробуждает желание исправить все зло, все плохое, что сделано за жизнь. – Я помолчал. – Ладно. Теперь вы – жертва вымогательства. Проблемы с деньгами будут?
– Нет. Дома в сейфе найдется нужная сумма.
– Итак, все, чем мы располагаем, – это голос по телефону. Возможно, это был Уилфред, возможно, нет. Ведь его уже может не быть в живых.
Чейм при этих словах так сильно вздрогнул, что я продолжал чуть ли не веселым тоном:
– Но это всего лишь предположение. Может, он здоров, как никогда. Загвоздка в том, что мы не знаем, кто звонил. Так ведь?
– Да... верно. Голос был тихий и приглушенный.
– Звонивший привел какие-то доказательства, что владеет столь важными для вас материалами, что вы готовы скорее выполнить его требования, чем допустить, чтобы они получили огласку?
– Да, несколько фактов он упомянул.
– В какое время он звонил?
Чейм поднял руку и взглянул на часы:
– Сейчас двенадцать двадцать пять. Я позвонил вам сразу после его звонка. Значит, с полчаса назад.
– Ну, скажем, в двенадцать. Почему в такое странное время? Как вы думаете?
– Не знаю.
– А если это не Джелликоу, кто еще мог вам звонить?
Чейм покачал головой:
– Не представляю. Никто.
– Раньше вас когда-нибудь шантажировали?
– Раньше... Господи! Нет, конечно!
– Каких-нибудь особенностей не заметили? Может, слышалась музыка, голоса? Звонок был местный или междугородный? Не было ли шума, гудков, жужжания, может быть, плохая слышимость?
– Нет, ничего такого. Звонок, как мне кажется, был не междугородный. Обычный звонок, ничем не примечательный.
– Голос мужской?
– Да. В этом я совершенно уверен.
– Ну ладно. Вы меня снова вызвали. На этот раз из-за того, что с вас требуют сотню тысяч долларов. Чего именно вы ожидаете от меня?
– Избавьте меня от этого вымогателя. И конечно, найдите рукопись и фактические материалы.
– Мистер Чейм, со времени моего утреннего визита ничего не изменилось. Вам удивительно трудно это втолковать. Поручение моего клиента – разыскать Джелликоу – по-прежнему моя первоочередная задача.
Чейм запротестовал, лицо его покраснело.
– Тем не менее, – продолжал я, – постараюсь сделать все возможное, чтобы найти вашу злополучную автобиографию. А когда обнаружу Джелликоу, незамедлительно вам сообщу. Если вы не передумали, я буду рассматривать вас как своего клиента и сделаю все, что смогу.
– Этого мне достаточно, – сказал Чейм. Но радости в его голосе не чувствовалось.
– Может быть, обе задачи по сути окажутся одной. Найду Джелликоу – значит, решу и вашу проблему. А может быть, и нет. Но предположим, я удачно выполню ваше поручение. Что я буду от этого иметь?
Честно говоря, меня это не очень интересовало, но хотелось знать, что скажет Чейм.
То, что он сказал, оказалось более важным, чем мне представлялось.
– Все. Все, что у меня есть. Что бы вы ни захотели. Если это, конечно, не превышает моих возможностей. Все-таки я не миллиардер.
– Хорошо. Свои обязательства я выполню. Но берегитесь, если вы что-то от меня утаили!
* * *
Сэмсон выглядел усталым. Румяное лицо осунулось, под глазами залегли темные тени. Но держался он не менее бодро и энергично, чем обычно. Когда я вошел, он что-то грозно рычал в телефон, а положив трубку, громко крикнул в соседнюю комнату:– Принесите еще кофе. Да смотрите, чтоб был горячий на этот раз!
Я уселся верхом на свой стул.
– Маккиффер в морге, – сообщил мне Сэм. – Вскрытие пока не делали, но голова у него пробита. Может, от падения, а может, и от побоев. Самое же главное – сейчас доставят Ладди.
– Неужели поймали?
Сэм кивнул.
– В машине?
– Не совсем. Келли с напарником заметили Ладди, когда ехали по Корал-Драйв. Он как раз выходил из машины. Ребята его задержали, когда он уже шел пешком. Но ты же знаешь, что значит в наше время задержать гражданина, если рядом не оказывается семерых свидетелей, готовых поклясться, что он совершил массовое убийство.
Я кивнул.
– Машина действительно принадлежит Маккифферу, – сухо продолжал Сэм. – Синий "линкольн" с номером FZ-440. Хочешь знать, что сказал Ладди полицейским?
– Горю нетерпением.
– Что он вышел на прогулку. Прибавил, видишь ли, несколько фунтов весу – у него и правда их предостаточно – и теперь вот совершал моцион.
– Не могу представить, чтобы он мог выговорить такое слово.
– Он и не смог. Назвал его "масон". Так вот, значит, он прогуливался и увидел машину, похожую на машину его старого друга Маккиффера. Он заглянул внутрь просто из любопытства. Так и оказалось. Это была машина Маккиффера. Он забеспокоился. Почему вдруг машина Мака оказалась в таком странном месте да еще без Мака?
– Хороший вопрос. Пока он прибудет сюда, у него, держу пари, наберется еще немало таких же.
– Это произойдет с минуты на минуту. Нам тоже надо заготовить несколько хороших вопросов. А почему ты был так уверен, что в машине сидит Ладди или Ладди и Маккиффер – то ли избитый, то ли уже мертвый?
– Нетрудно было догадаться, Сэм. Когда Маккиффер звонил мне, он сказал, что его преследуют Ладди и Рыкун. Он даже думал, что они приделали к его машине какое-нибудь взрывное устройство.
– Мы проверили. "Линкольн" пригнали сюда. Эксперты исследовали отпечатки пальцев, следы крови. Под кузовом обнаружили небольшой передатчик. Но приемника не нашли. И в машине Макги его тоже не было.
– Ладди, конечно, его выбросил. Как выбросил и Маккиффера. Во всяком случае, когда Рыкун обнаружил себя в лесу...
Телефон Сэма зазвонил. Он ответил. Потом положил трубку, потер пальцами глаза.
– Закончим позже, – сказал он. – Кларенс Ладлоу нас ждет. Сейчас он в комнате для допросов с Роулинзом и Ллойдом. Адвокат его скоро приедет, если уже не приехал. – Прикрыв рот рукой, Сэм широко зевнул и поднял на меня карие глаза. – Ты вычислил машину и Ладлоу. И в отношении Маккиффера оказался прав. Есть какие-нибудь хитрые вопросы к Кларенсу?
– Найдется парочка.
– Отлично. Раз уж ты был свидетелем всего, что произошло, может, я и позволю тебе задать их Ладлоу. Во всяком случае, можешь поприсутствовать на этом спектакле.
Роулинз был одним из лучших следователей в отделе и блестяще проводил допросы. Однако при нашем появлении он бросил на Сэма такой взгляд, что мне стало ясно: ничего, кроме жалоб, он от Ладди не услышал.
Я прислонился к стене. Ладди сидел перед длинным столом, непринужденно развалившись на стуле. Роулинз стоял напротив него, а Ллойд сидел слева. Тут же к допросу подключился Сэмсон:
– Мистер Ладлоу, вы ознакомлены со своими правами, в том числе с правом посоветоваться со своим адвокатом и...
– Да-да, капитан. Мне уже два раза об этом напоминали. Так что я в курсе. Могу не отвечать на вопросы и все такое. Но честный гражданин должен помогать следствию. Так что я к вашим услугам.
Ничего нового для себя я не услышал. Поэтому просто стоял и наблюдал за Ладди. Как я уже говорил, это был тупой и ленивый громила. До гения ему было так же далеко, как обыкновенному булыжнику. Но он был не лишен природной хитрости, особого рода интуиции преступника, которая не давала ему запутаться в лабиринте лжи и противоречивых утверждений.
К тому же при необходимости он пускал в ход присущее ему своеобразное топорное обаяние. Но в душе его клокотала злоба, а в жилах текло столько яду, что, укуси он здоровенного буйвола, тот рухнул бы как подкошенный. Из его зловещего нутра исходило нечто, что внешне проявлялось как грубоватый шарм, придурковатый юмор и вкупе с нарочитой непринужденностью и бьющей через край веселостью делало его почти приятным.
Ладди в эту минуту смеялся, хлопая по столу рукой. Сэмсон еще раз сделал попытку доказать, что Маккиффера из его собственной машины выбросил он. И хотелось бы знать, был ли Маккиффер жив или мертв, когда упал на дорогу. Сэм, конечно, сформулировал это мягче, но и этого было достаточно, чтобы Ладди завелся.
– Черт возьми! – загоготал он. – Жалко, что ты коп, а то мы бы с тобой сдружились. Ты, капитан, конечно, так не считаешь, а я, видит бог, считаю. Ну и знатное у тебя чувство юмора! Поискать еще такое! Дела-то, видно, серьезные, а то я бы сказал, что такой веселой ночи у меня сроду не было.
Не хочется повторяться, но чтобы в полной мере оценить поведение и высказывания Ладди, стоит еще раз напомнить, что все современные профессиональные и даже многие непрофессиональные бандиты уверены, что в девяти случаях из десяти им удастся избежать наказания, заморочив головы судьям. Это и дает им возможность вольно обходиться с законом.
Отсмеявшись, Ладди воскликнул:
– Господи, я так ржал, даже в поясницу вступило. Вы позволите мне встать и размяться?
Никто не возражал.
Ладди выпрямился. Он был высоченного роста, чуть ли не шести с половиной футов. Большую часть его веса составляли кости и мышцы, но и жира на нем было достаточно. Особенно в области живота и зада.
Он потянулся, крякнул, нагнулся вперед, назад, как бы разгружая позвоночник. Подвигал из стороны в сторону своим огромным задом и вдруг совершенно неожиданно хрипло запел: "Скажи, не правда ли, красотка... трам-там-там..."
Зрелище, учитывая всю его нелепость, было смехотворным. Вид этого огромного толстозадого животного, раскачивающего задницей, будто чудовищным маятником, заставил нас всех покатиться со смеху.
Даже Сэмсон позволил себе слегка улыбнуться. Он ткнул пальцем в мою сторону и спросил:
– Не желаешь ли потолковать со своим дружком, Шелл? Ты с ним... на короткой ноге, не то что мы.
Я пожал плечами. Сэму нечего терять. Да и остальным тоже. Он отошел в сторону, я встал на его место и взглянул на Кларенса Ладлоу. У него было открытое, почти комическое лицо. Большие квадратные зубы делали его похожим на лошадь, особенно когда он улыбался.
– Привет, братец! – сказал я, и он в ответ молча расплылся в улыбке, показывая лошадиные зубы. Вид у него был совершенно безобидный. – Поклянись, – продолжал я, – что будешь говорить правду, чистую правду и только правду!
Он начал было повторять за мной, но потом остановился и склонил набок голову.
– Да ладно! Обещаю. – Лицо его приняло выражение притворной торжественности. – Но я знаю свои права. И требую, чтобы ко мне относились как к обманщику.
Я рассмеялся:
– Не сомневаюсь, ничего другого и ждать не стоит. Послушай, Ладди, почему бы тебе во всем не признаться? Что тебе терять? Даже если дело дойдет до суда, разве мало судей, которые не способны обвинить преступника?
Ладди заржал и, стукнув кулаком по столу, затряс огромной башкой:
– Такие слова мне по душе! Ей-богу, Скотт. Ты мне всегда нравился, приятель. Ты просто об этом не знал.
– Ну да. Хочешь сказать, ты с Рыкуном не бросил жребий, кому меня шлепнуть? Ему пришлось взять это на себя, ведь ты не мог поднять руку на парня, который тебе так нравится.
В ответ лишь молчаливая улыбка.
– Ладди, я был там, учти. И знаю, что произошло. Ты сидел в машине с Маком, а Рыкун поджидал меня. А потом ты с Маккиффером уехал в его "линкольне".